Текст книги ""Слава". Последний броненосец эпохи доцусимского судостроения. (1901-1917)"

Автор книги: Рафаил Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 48 страниц)

32. Эскадра начинает кампанию

Отставной (с 1886 г.) подполковник корпуса флотских штурманов С.Ф. Огородников (1835-1909), оставивший исключительно обширный ряд бесценных трудов по истории флота, свой «Исторический обзор столетия морского министерства (1802-1902 гг.)» заканчивал словами о блестящих результатах его деятельности: «Уже не порты замерзающего Финского залива, но и порты беспредельного Восточного океана служат ныне опорным пунктом для нашего флота, численный и качественный состав которого может, действительно, служить гордостью России.» Война 1904 г. с первого дня поставила под сомнение справедливость этих слов, а бой 28 июля покончил с надеждами на успех первого года войны. Строки официального, не содержащего ни одной критической мысли документа, оказались непригодными для объяснения причин того поразительного постоянства, с которым русская власть и избранные ею флотоводцы отворачивались от тех шансов на успех и удачу, что в продолжение всей войны не переставала предоставлять им судьба.

Еще раз подтвердив свою неспособность выбирать сотрудников, император остатки флота в Порт-Артуре вверил командованию тут же наскоро произведенному в контр-адмиралы Р.Н. Вирену (1856-1917), который к исходу декабря 1904 г. благополучно привел флот к самоуничтожению. Но только 29 марта 1905 г. приказом генерал-адмирала № 63 ведомство сподобилось сформировать Следственную комиссию "для всестороннего выяснения обстоятельств боя 28 июля 1904 г." Дело же об истреблении флота в гавани Порт-Артура осталось и вовсе не расследованным. Император не пожелал дать в обиду своего любимца Р.Н. Вирена и в продолжение всей службы этого "флотоводца" не переставал осыпать милостями. В тайне было оставлено и заключение двух следственных комиссий (обое28июля1904г.и Цусимском сражении 14-15 мая 1905 г.).

Обнародование их состоялось лишь после ликвидации монархии в 1917 г. Только в 1914 г. под грифом "не подлежит оглашению до 1922 года" были опубликованы показания в следственной комиссии высших чинов морского ведомства. Свидетельства же о достройке кораблей в 1904 г. остались и вовсе не опубликованными. Установка не вдаваться "в несвоевременную критику" была строго выдержана в выпускавшемся в ГМШ в 1912-1918 гг. семитомном описании войны на море, и только в книгах шестой и седьмой, выпущенных в 1917 г., оказалась возможной некоторая доля анализа и осмысления совершившегося в 1904-1905 гг. Где уж тут говорить о том, как это делает очередной доморощенный "новый русский историк", что власть в оценке опыта той войны сделала "все, как положено" и что даже будто бы в предельно сжатые сроки были организованы сбор, обработка, усвоение и анализ обширных сведений, а опубликованные материалы сразу стали "уникальной энциклопедией боевых действий". Будь режим так умен и самокритичен, Россия не ввалилась бы в позор 1904,1905-1906 гг. и не обрушилась бы в пропасть в 1917 г.

Следуя логике совершившихся событий, то и дело задаваясь вопросами, на которые ответить некому, остается лишь констатировать, что и летом 1904 г. режим с прежней беззаботностью продолжал терять драгоценное время. Заводы, не получив экстраординарных средств и глубокой программы ускорения работ, продолжали их почти в том же темпе, как они привыкли это делать в предшествовавшее десятилетие. Обычным порядком бесчисленное множество работ разливалось по отсекам и палубам корабля, дробясь на непрестанно являвшиеся новые и новые заботы. На "Орле", как свидетельствовал В.П. Костенко, приходившие к окончанию работы к 18 августа позволили численность рабочих с прежних 1500 человек уменьшить до 600. Это означало, что ранее установленный напряженный темп был утрачен, сроки работ существенно сдвинуты, продиктованный войной особый отсчет времени замедлился. Этот парадокс еще раз напоминал о крайнем легкомыслии исключения "Славы" из списка экстренной достройки.

История с "выколачиванием" из московских контрагентов задерживавшихся ими электродвигателей к водоотливным турбинам подчеркивала нелепость выдумки министерских умов, пытавшихся за счет "Славы" ускорить готовность других кораблей. Заводы были не расположены ради сомнительных выгод псевдоускорения ломать налаженный ритм и технологические цепочки осуществления заказа по всей предусмотренной контрактом номенклатуре. А потому во многом продолжались работы и по заказам отодвинутой на вторую очередь "Славы". Уже спустя два месяца после остановки работ они были возобновлены, но продвижение их готовности оставалось на прежнем довоенном уровне.

Так, за время с 1 февраля по 1 июля 1904 г. готовность "Славы" в % (в скобках сведения по "Князю Суворову") составляла: палубной брони с 95 до 97 (100), бортовой 40-45 (80-100), башенной (без движения на уровне 50% с 1 января по 1 мая 1905 г.) 50-52 (80-100), мачт и вооружения 56-65 (73-90), рулевого устройства 31-39 (92-96), водоотливной системы 31-32 (52-95), проводов электроэнергии и динамо-машин 2 (73-92), сетевого заграждения 25-37 (25-85), сигнализации и передачи приказаний 31 (42– 95), котлов 42-48 (75-95), главных машин с холодильниками 41-52 (72-95), башенных и других установок 41-48 (40– 90), подачи и погребов 41-47 (52-95), ПУАО 1-20 (32-90), вентиляции 2-35 (47-97), оборудования жилых помещений 10-72 (72-96). Видно было, что Балтийский завод, всемерно используя принцип серийности, не оставлял "Славу" заброшенной и настойчиво продвигал ее готовность. Но бюрократия продолжала упорно закрывать глаза на существование "Славы". Хуже того, ее пытались даже разукомплектовать, не считаясь, конечно, с мнением завода. Очень удобным казалось выручить сумевший сам себя затопить в Кронштадте "Орел" и взамен основательно подмоченных двигателей четырех динамо-машин установить двигатели, снятые со "Славы". В июле нашли нужным снять со "Славы" грузовую стрелу для замены поврежденной левой кормовой на "Князе Суворове".

Приняла участие "Слава" в другой экстренной работе – переделке с началом войны построенного Новым Адмиралтейством угольно-войскового транспорта "Камчатка" в транспорт-мастерскую для похода со 2-й эскадрой. Ради экономии постройку транспорта вместо Николаевского судостроительного завода (переговоры велись с 1899 г.) поручили в 1901 г. C-Петербургскому Новому Адмиралтейству и тем создали еще одно препятствие для ускоренного сооружения броненосцев – наспех собранный комплект станков, не считаясь с технологическим циклом, втискивали в малоподходящее помещение, вдали от грузовых люков. Эта работа также отвлекала от "Славы". На "Камчатку" и передали изготовленную для "Славы" пародинамомашину в 640 ампер.

В то же время на "Славе" успевали вводить в электрооборудование новшества, которые было поздно применять на предшествовавших кораблях. Так в июне-августе для 5-тонных лебедок вместо ранее предусматривавшихся горизонтальных контроллеров установили более удобные и надежные вертикальные. Заготовленные ранее горизонтальные остались без употребления, и их по предложению Балтийского завода 3 августа 1904 г. Главный инспектор минного дела согласился передать в качестве запасных на "Император Александр III" и "Князь Суворов". Но все эти частности оставляли в неприкосновенности "табу" на экстренные работы для "Славы".

Свои странности происходили и с фактически главным кораблем серии – броненосцем "Император Александр III". Броненосец возглавил список 2-й эскадры, объявленный 10 мая в извещении ГМШ и в приказе по морскому ведомству № 116 от 7 июня 1904 г. Окончательно этот состав определился только 24 апреля, когда по приказанию Управляющего список, составленный 7 февраля (четыре броненосца серии, "Сисой Великий" и крейсер "Олег"), был дополнен броненосцем "Наварин", крейсером "Адмирал Нахимов" (их исключали из состава Учебно-артиллерийского отряда, заменив крейсером "Владимир Мономах" и броненосцем "Адмирал Лазарев") и 8 миноносцами. Свое трудное формирование эскадра начала первым циркуляром штаба от 6 мая 1904 г. и первым приказом Командующего от 12 мая 1904 г. Уже тогда в нем отражались оригинальные взгляды Командующего, который считал нормальным воспитательным приемом терроризировать матросов круговой порукой, запретив увольнять команду корабля на берег, пока не явятся все опоздавшие (циркуляр штаба № 203). Творческий и боевой опыт Порт-Артурской эскадры он считал несущественным. Приказом № 5 от 8 июля была, в частности, объявлена к руководству "Организация артиллерийской службы на судах 2-й эскадры флота Тихого океана", чем фактически перечеркивались соответствующие документы 1-й эскадры.

Уже в походе адмирал в одном из приказов не постеснялся обвинить 1-ю эскадру в том, что она "проспала" лучшие свои корабли, хотя в неготовности ее к японскому нападению в огромной степени повинен был он сам. Полным забвением на эскадре З.П. Рожественского накопленного в Порт-Артуре опыта минной безопасности и траления в море был несказанно изумлен В.И. Семенов. Не видел командующий эскадрой и необходимости применить принятую в Тихом океане еще до войны маскировочную окраску. Забыт был и весьма показательный приказ С.О. Макарова № 3 от 29 февраля 1904 г., разъясняющий, что "для военных целей хорошая окраска наружного борта вредна", что чем хуже окрашено судно, тем для военных целей лучше". Этот принцип был выдержан при окраске соединенных эскадр 1895 г. в Чифу, где С.О. Макаров командовал эскадрой Средиземного моря, а З.П. Рожественский – еще в январе входившим в состав эскадры крейсером "Владимир Мономах".

Но З.П. Рожественский особой пользы в маскировочном окрашивании кораблей не признавал, а однажды на очередной запрос о цвете окраски, сделанный в 1903 г. С.О. Макаровым, отозвался раздраженной резолюцией: "но можно красить в шаровый, и в белый, и не стоит вопрос переписки". А потому и необходимости окрасить свои корабли в цвет, принятый в Тихом океане, адмирал не видел. Поэтому, надо понимать, и вошедший в состав 2-й эскадры "Император Александр III" он приказал окрасить из белого (довоенного, по заведенному положению) цвета в традиционный черный цвет внутреннего Балтийского плавания.

Как явствовало из обращения С.К. Ратника в ГУКиС от 18 июня 1904 г., Балтийский завод "уже много раз" производил окраску броненосца в счет сметной стоимости работ. Теперь пришлось окрашивать корабль из белого цвета в черный. Но командир броненосца эту окраску признавал только предварительной и требовал повторить ее еще два раза. "Медяшка", надраиваемая до сияния "бычьего глаза", "драма", вызываемая всякой даже чуть-чуть недотянутой снастью, безукоризненно щегольская окраска, подновляемая при малейших заметном пятне, неровности или царапине – всю эту марсофлотскую культуру, воспитанную десятилетиями плаваний на кораблях гвардейского экипажа (от яхты "Стрела" в 1894 г. до крейсера "Адмирал Нахимов" в 1902-1903 гг.), Н.М. Бухвостов без колебаний начал внедрять и на вверенном ему броненосце.

Бесполезен оказался и опыт маскировочного окрашивания (вместе со всей эскадрой 1895 г. в Чифу) крейсера "Рывда", на котором Н.М. Бухвостов в 1894-1897гг. был старшим офицером. Не мог же он не помнить собственного участия в предоставленном тогда каждому кораблю выборе наиболее эффективного цвета окраски. Тогда, в частности, как после войны писал граф А.П. Капнист (1871-1918), едва ли не лучшим и самым дешевым цветом оказался цвет, получившийся на канонерской лодке "Отважный". На ней прежний черный борт покрыли легким слоем жидких белил. "Даже с расстояния 2-3 каб., – писал А.П. Капнист, – корабль этот скрывался во мраке ночи, сверх того, борт его не блестел под лучами прожекторов, что, насколько я помню, было с "Владимиром Мономахом"". Сам же "Мономах" под командованием З.П. Рожественского был окрашен также в удачный "серо-зеленый цвет под мокрую парусину". Не увлекла их и идея камуфляжной окраски, высказанная в приказе С.О. Макарова (о полезности "плохой окраски") и уже в явном виде сформулированная свидетелем сборов 2-й эскадры вице-адмиралом К.П. Кузьмичем. Только в 1903 г. вернувшийся из Порта-Артура младший флагман 1-й эскадры, он в послевоенных ответах на вопросы ГМШ в 1906 г. замечал, что "нет необходимости заботиться о безукоризненном однообразном цвете, так как присутствие пятен затрудняет неприятелем нахождение ватерлинии".

Но никто не нашел нужным поинтересоваться во время войны мнением вчерашнего тихоокеанца. Все были "сами с усами". И оба прежние командира победной экспедиции 1895 г. свой удачный боевой опыт и своего наставника С.О. Макарова вспоминать не захотели. Оба оказались в плену того неподдающегося объяснению "затмения", которое, по словам Н.О. Эссена, владело в Порт– Артуре новоиспеченным адмиралом Р.Н. Виреном. История многих стран отмечена подобными затмениями, при которых люди, наделенные властью, оказывались неспособными выполнить возложенные на них обязанности. Но только в самодержавной России этих затмений происходило несравненно больше.

Причины этих "затмений" не удается объяснить ни "тайной русской души", ни властью рутины, ни даже, как это думается одному из "новых русских историков", – "кризисом управления". Кризис – явление временное, "затмения" же преследовали российскую власть постоянно. А потому, видимо, и причины всех этих "затмений" надо искать в тех постоянно действовавших факторах, сопровождавших всю историю России от Петра Великого до наших дней. И состояли они, как подсказывает общая история, в стойких традициях рабского общественного устройства, которое перетекало в режим открытой политической реакции. Мало кто мог избежать той печати нравственной ущербности, которую накладывал на людей этот режим. Преобладали и продвигались по службе откровенные конформисты – от капитана 2 ранга А.Н. Скаловского (1852-?)-опровергателя предложения И.Ф. Лихачева об учреждении МГШ-до обозначенных здесь их превосходительств и генерал-адъютантов.

Сделавшиеся по выбору судьбы и прихоти императора главными героями войны 1904-1905 гг., они, к несчастью России, оказались фатально непригодными для этой роли. Казалось бы, каждый, кому дороги были честь и слава России, не мог не соразмерить ход работ в Петербурге и Кронштадте с событиями столь же стремительно утекавших дней осады Порт-Артура. Здесь в скандальной ситуации оказался третий главный герой войны – "Его превосходительство, генерал-адъютант, наместник Его Императорского величества на Дальнем Востоке и Главнокомандующий" адмирал Е.И. Алексеев.

Избранный им на должность начальника эскадры, верный начальник штаба контр-адмирал В.К. Витгефт обнаружил оказавшийся совершенно непреодолимым синдром нежелания воевать, о котором, как о факте очевидном, писал участник обороны крепости лейтенант А.П. Штер. Исключительно по вине адмирала был утрачен небывалый подъем энергии, достигнутый в пору командования флотом С.О. Макарова. Остался неиспользованным шанс разгромить блокирующий отряд японского флота 2 мая 1904 г., когда гибельные повреждения от мин заградителя "Амура" получили два японских броненосца "Хатсусе" и "Яшима". Не помешав японской высадке в Бицзиво и позволив японцам захватить Цзинчьжоуский перешеек, флот оказался перед неизбежно ожидавшим его истреблением огнем японских осадных батарей. Но "флотоводец" В.К. Витгефт отказался использовать шанс на прорыв во Владивосток 10 июня и упустил возможность этого прорыва в бою 28 июля 1904 г.

Вовсе не безнадежно поврежденный "Цесаревич" оказался в Циндао, где получил повеление императора разоружиться. Словно бы располагая неисчислимым множеством крейсеров и броненосцев, самодержец, не моргнув, вместе с "Цесаревичем" вычеркнул из войны еще два крейсера: "Диана" (в Сайгоне) и "Аскольд" (в Шанхае). Если о "Цесаревиче" надо было вести неприятные переговоры с кузеном Вилли, то двум крейсерам разоружение вовсе не грозило, и особенно значительного ремонта, мешавшего вступить в бой, корабли не требовали. Приходится предполагать, что корабли, как и операции крейсеров в океанах, были бездумно принесены в жертву примитивным политическим расчетам: стремлением угодить Европе и избежать нареканий в отступлении от международного права. Эта наивная демонстрация приобщенности царизма к европейской "нравственности" должна была, по замыслу петербургских политиков, помочь дипломатическому и правовому обеспечению похода 2-й эскадры. За это русским, как выразился один общественный деятель, было временно позволено числиться в Европе европейцами. Хитрость, шитая белыми нитками, оказалась бесплодной: весь поход эскадры, особенно после "гулльского инцидента", проходил под гнетом жесткого дипломатического давления со стороны Англии – тогдашней союзницы Японии.

После боя 28 июля 1904 г. еще недавно грозная Порт-Артурская эскадра превратилась в "отряд броненосцев и крейсеров" под командованием бездарного новоиспеченного контр-адмирала Р.Н. Вирена. Сделавшись ярым "оборонцем" Порт-Артура, он ни в какую не хотел спасать флот прорывом во Владивосток. Судьба кораблей по существу была решена. И в Петербурге власти почему-то не решались категорически потребовать непременного прорыва кораблей для их спасения во Владивосток или южные нейтральные порты, лишь делали вид, что эскадра З.П. Рожественского успеет соединиться с остатками флота ранее, чем они будут расстреляны в гавани огнем осадных 280-мм мортир.

Миновал и без того уже безнадежно запоздалый срок подготовки кораблей – 1 июля. Прошло 15 июля, наступал август, а власть в Петербурге продолжала проявлять удивительную заторможенность мысли и действия.

Представляя все с большей ясностью причины этой заторможенности – от "искалеченных броненосцев" в 1898 г. до фактического провала ускоренной достройки кораблей в 1904 г. (это по существу подтвердил в своих показаниях Ф.К. Авелан), остается лишь указать на приводящие в изумление бескрайние пределы той расточительности, до которой рассчитывала дойти бюрократия. Блистательно провалив всю предвоенную подготовку (и особенно 1903-й год), она с полной безмятежностью по весне 1905 г. рассчитывала, "списав" все ранее имевшиеся силы, начать войну сначала. Для этого сухопутное командование, не уступая в бездарности морскому, планировало сформировать Вторую армию, для взаимодействия с которой и посылалась теперь уже не спешившая Вторая эскадра. Кроме того, под шпицем, войдя во вкус авантюр, уже лелеяли замыслы формирования Третьей эскадры. Фактором заторможенности могли стать и охватившие семью императора ожидания, а затем и счастье состоявшегося 30 июля 1904 г. рождения наследника престола.

По случаю его рождения несказанной милостью был отмечен и флот. Приказом по морскому ведомству № 159 от 11 августа за подписью генерал-адмирала Алексея объявлялось, что в честь рождения наследника и "по всемилостивейшему вниманию к постоянному ближайшему участию инженер-механиков флота в строевой суровой службе и боевым их заслугам" государь император "высочайше повелеть соизволил" вернуть механикам общеустановленные офицерские чины (фактическое переименование механиков состоялось только в 1905 г., а корабельных инженеров в 1907 г. – Авт.). В этот же день (после осмотра на Кронштадтском рейде броненосца "Князь Суворов") государь император "провел в Петергофе" весьма секретное совещание, на котором фактически была решена судьба обеих Тихоокеанских эскадр: уже рассеивавшейся Первой и только еще готовившейся к походу Второй. Как видно из показаний Ф.К. Авелана в следственной комиссии, "делопроизводителя на этом совещании не было, и журнала или его протокола составлено не было". Демонстрируя крайнюю забывчивость, адмирал мог лишь сообщить об отказе З.П. Рожественского от включения в состав эскадры броненосцев типа "Адмирал Ушаков", но не мог вспомнить, какое мнение он сам и военный министр В.В. Сахаров высказывали относительно обоснованности выхода 2-й эскадры и ее шансов дойти до Порт-Артура ранее его возможного захвата японцами.

Между тем в официальной истории с определенностью говорится, что настояния З.П. Рожественского о немедленном выходе эскадры были поддержаны Управляющим, который указал "на успешность переговоров о покупке чилийских и аргентинских судов и на убыточность для казны роспуска всех зафрахтованных угольщиков. В итоге выход был назначен на осень 1904 г. в том расчете, что на Мадагаскаре к эскадре присоединяется семь будто бы покупаемых крейсеров. С учетом же ледовой обстановки у Владивостока и с расчетом времени на эскадренную подготовку выход был отложен на полтора месяца, чтобы эскадра могла появиться у Владивостока в марте 1905 г. Получалось, совещанием 10 (или 11) августа эскадру в Порт-Артуре уже "списали". Но Ф.К. Авелан такого признания сделать не может и в своих показаниях пишет, что "при уходе 2-й эскадры из России у меня лично не было уверенности, что Порт-Артур продержится до прихода в Тихий океан 2-й эскадры и что первая эскадра к этому времени будет еще существовать, но все же я считал это возможным".

Из еще более уклончивых и иезуитски изворотливых показаний З.П. Рожественского (их давно бы следовало как бесценный исторический документ опубликовать полностью) с непреложностью явствовало, что в проигрыше Цусимского сражения целиком виноваты команды, офицеры и командиры его кораблей вместе с флагманами, а в изначальном планировании всей операции в августе 1904 г. и в недоставке на эскадру в пути практических боеприпасов – "высшее начальство". Вопреки признанию Ф.К. Авелана о полновластной и исключительно секретной разработке всех планов З.П. Рожесгвенским, он в своих показаниях пишет, что "предначертания для пользования второй эскадрой на театре военных действий имели исходить не от меня". Так адмирал искусно подводил комиссию к разработанному им в плену принципу разделения ответственности, согласно которому его задача состояла только в том, чтобы привести эскадру на театр военных действий. За боевое же ее использование отвечать должны были более высокопоставленные чины, сидевшие в С.-Петербурге.

Из его ответов на вопросы комиссии следовало, что совещание отказалось даже от обсуждения будто бы составленных им планов соединения Второй эскадры с остатками Первой или самостоятельных действий в случае ее полной гибели. Ожидалось, что это будет возможно благодаря тому урону, который в случае своей гибели русская Порт-Артурская эскадра должна была нанести японскому флоту. Но, поскольку планы эти не осуществились, адмирал в показаниях написал, что по этой причине не считает "позволительным излагать их в настоящее время". Подробностей же достройки кораблей и снаряжения эскадры, которыми следственная комиссия почему-то не интересовалось, оба "превосходительства" и вовсе не касались. Превыше их сил было признание своей вины за крах энергично, казалось бы, развернутой достройки кораблей в начале войны, за провал всей Цусимской операции и за многое другое, о чем автор уже говорил в своих книгах и о чем заставляют задумываться новые факты, приведенные в настоящей работе.

Но все это станет понятным много позднее. Пока же грозный адмирал, не забывая о сервизах, личных удобствах (устройство дамы сердца в роли сестры милосердия на госпитальном "Орле") и престиже своей власти подстегивал эскадру. Рапортом от 1 августа № 1359, адресованным командующему флотом в Тихом океане (получен в штабе 30 августа 1904 г.), З.П. Рожественский доносил о том, что "согласно приказа (вечный нестареющий оборот речи бюрократии – Авт.) Главного командира флота и портов Балтийского моря от 28 июля с. г. за № 415, он в командование вверенной ему эскадрой вступил и "сего числа свой флаг на эскадренном броненосце "Князь Суворов" поднял". Числилось в ней 7 броненосцев, 5 крейсеров 1 ранга ("Адмирал Нахимов", "Аврора", "Дмитрий Донской", "Олег", "Светлана"), два крейсера 2 ранга ("Алмаз" и "Жемчуг"), 7 миноносцев и 3 транспорта ("Камчатка", "Иртыш", "Анадырь"). Вместе с собственными штатными чинами – 77 человек и штабами двух младших флагманов – 56 человек, всего в эскадре насчитывалось 10 113 человек.