Текст книги "Весь Пол Андерсон в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

– Тсс, – предупредила она. – С папой здороваться не надо. Он в кабинете и очень злой.

Я знал, что мамы ее нет дома, она где-то там участвовала в работе над записью какой-то там современной музыки. А отец ее – дирижер Сан-Францискской Оперы.

Бетти провела меня в гостиную, усадила и заказала машине кофе. За прозрачной стеной комнаты бриллиантовой россыпью мерцали и переливались огни города, в небе – узенький серп Луны с крохотными светлячками селений на темном ее боку, несколько самых ярких звезд.

– Хорошо, что ты пришел. – Тоненькая фигурка четко вырисовывалась на этом драгоценном фоне. – Мне нужна жилетка, куда поплакать.

– Вот и мне тоже, – кивнул я. – Начинай уж ты первая.

– Папу очень жалко. Он совсем не в себе. Этот дурацкий Фестиваль…

– А? – Я пошарил в своем мозгу, но не нашел там ничего, кроме самого очевидного. – Он ведь, кажется, ставит для Фестиваля какую-то там Земную пьесу?

– Должен. Он работает каждый день, до не знаю, какого часа, смотреть жалко. Я помогала ему прослушивать старые пленки – не часы, а сотни лет музыки – и делать из них выборку, чтобы представить ее пред светлые уши управляющих. Кончили только вчера, и мне было необходимо хоть немного поспать. Потому-то я и не разрешила тебе прийти раньше.

– Ну а в чем, собственно, проблема? – удивился я. – Ну ладно, вам пришлось попотеть, перебирая эти записи, но теперь-то, когда выбор сделан, остается только склеить все – и можно проигрывать. В крайнем случае – заменить кое-где древний язык на современный, но ведь у вас есть еще и мама, она сможет все перепрограммировать.

– Если бы так, – вздохнула Бетти. – А то ведь они – совет управляющих Оперы, а заодно и чиновники, заведующие Сан-Францискской частью Фестиваля – все они хотят, чтобы была не запись, а живое исполнение.

Краем уха я уже слышал что-то такое, но теперь Бетти объяснила мне подробнее. Мастер Райфеншталь первым возродил настоящие, живые постановки опер. Да, сказал он, у нас есть голографические записи игры величайших артистов, да, с помощью компьютеров мы можем создавать новые произведения и постановки, создавать их с точностью и совершенством, недоступным живому исполнителю. Только ни то ни другое не рождает новых художников с новыми артистическими концепциями, ни тот ни другой подход не оставляет места для индивидуального творчества – и это в наше время, когда Землю захлестывает поток новых идей, порожденных во всех уголках Галактики. Люди одаренные должны творить – иначе они бунтуют.

– Технические трюки хороши на своем месте, например при создании специальных эффектов, – говорил Райфеншталь. – Но не следует забывать, что придать жизнь музыке может только живой исполнитель.

Не считая себя особым эстетом, я, однако, при каждой возможности слушал его постановки. В них было что-то такое, чего нет ни в записях, ни в запрограммированных, смонтированных шоу.

– Папина страсть похожа на твою, – сказала Бетти в самом начале нашего знакомства. – Можно бы посылать в космос одних роботов, но люди летят сами, невзирая на риск. – А ведь до того разговора я считал ее чуть ли не дурочкой.

Сегодня она была как в воду опущенная.

– Слишком уж хорошо все получалось. Папа ставил современные вещи, а вся архаика шла в записях. Теперь им захотелось, чтобы он поставил что-нибудь историческое, это, значит, будет вклад Оперы в Фестиваль, а иначе, говорят, не будет проявлено достаточно уважения к человеческому этносу; а ведь мы – не сами по себе, а представители всего Сан-Франциско.

– А что, разве он не может? – немного удивился я. – Ясно, времени мало, как и у меня, но с учетом современной подготовки его труппа…

– Конечно, конечно, – раздраженно отмахнулась Бетти. – Только неужели ты не понимаешь, что и рутинный спектакль тоже не годится? Люди теперь привыкли к ярким зрелищам, во всяком случае, так говорят управляющие. Кроме того… понимаешь, Джимми, Фестиваль важен не только сам по себе. Если папин спектакль провалится, под угрозой будет его контракт. А не возобновят контракт – пойдут насмарку все его усилия приучить публику к настоящей живой музыке. И ему… – она опустила голову и договорила совсем уже тихо, – …ему будет очень больно.

Бетти глубоко вздохнула и выпрямилась.

– Ну что ж, мы изложили свои предложения, теперь подождем, что скажет совет управляющих. Но ждать еще много дней, так что у тебя есть время поведать мне свои печали, – вымученно улыбнулась она, садясь напротив. – Валяй.

Что я и сделал.

– Смешно, правда? – криво ухмыльнулся я под конец своего повествования. – С одной стороны, твой отец должен поставить какой-нибудь ультраэтнический спектакль – зуб даю, они плясать будут от радости, если спектакль окажется германским, под стать вашей фамилии – но ему почти нельзя пользоваться техникой, разве что по мелочам. А с другой стороны – я, мне тоже нужно состряпать нечто этакое, китайское, и чем аляповатее, тем лучше, только у меня просто нет времени на техническое оформление фейерверков и всего прочего. Может, нам объединить усилия?

– Как?

– Не знаю. – Я нетерпеливо поерзал на стуле. – Пошли-ка мы куда-нибудь, где можно развеяться, забыть про всю эту муть.

Я-то, собственно, думал полетать над океаном либо двинуть к мексиканской Калифорнии, где вода потеплее и можно купаться, а потом, может, зайти в какой-нибудь ресторан с инопланетной кухней, но не тут-то было.

– Да, – охотно согласилась Бетти, – мне тоже хочется побыть в спокойной, серьезной обстановке. Как ты думаешь, Адзель дома?

Стипендия, которую он всеми правдами и неправдами выбил на своей планете, на Земле оказалась более чем скромной – надо учесть, что на стипендию эту приходилось кормить теплокровное тело весом в добрую тонну. Он не мог позволить себе ни специального, для таких, как он, предназначенного помещения, ни вообще какой-либо квартиры в районе Клементского планетологического института. Вместо этого Адзель платил совершенно несуразные деньги за развалюху на окраине района Сан-Хосе. Единственным видом общественного транспорта, в который он мог втиснуться, был старый, дребезжащий монорельсовый поезд, ходивший один раз рано утром и один раз поздно вечером, в результате чего Адзель тратил уйму времени на проезд и еще больше – на пустое ожидание до и после занятий. Кроме того, я сильно подозревал, что он недоедает. Познакомились мы с ним на лекции по микрометрике, и я сразу начал о нем беспокоиться.

Адзель только отмахивался, он не разделял моих страхов.

– Шныряющего по степи охотника, каким я был когда-то, все это, Джимми, пожалуй, и разозлило бы. Но теперь, получив хотя бы самое малое просветление, я вижу, что все плотские невзгоды значат ровно столько, сколько мы сами им позволяем. Можно даже использовать их себе во благо. Лишения очень ценны. А что касается долгих ожиданий, так ведь это – удобнейший случай для углубления знаний или – что еще лучше – для медитации. Я научился даже не обращать внимания на зевак и очень рад, что укрепил в процессе свою внутреннюю дисциплину.

В наши дни пора бы и привыкнуть к инопланетянам, но Адзель был единственным воданитом на всей Земле. Так вот, возьмите такое вот существо: четыре ноги с копытами поддерживают хвостатую тушу, сверху туша эта покрыта зеленой чешуей и увенчана колючим гребнем, а снизу, со стороны брюха, она мягкая и золотистая; двухметровый торс с соответствующего размера руками поднимается к типично крокодильской физиономии, огромные клыки, толстые губы, костистые уши, печальные карие глаза… Возьмите такое существо, усадите его в некое подобие позы лотоса, заставьте сотни раз повторять «Ом-мани-падме-хум» густым, раскатистым басом профундо, и тогда посмотрим, сбежится на этакое зрелище толпа или нет.

При всей серьезности Адзеля в нем не было ни капли ханжества. Он любил хорошо поесть и выпить – когда было что, – особо предпочитая ржаное виски, каковой напиток он употреблял пивными кружками. В шахматы и покер с ним было лучше не садиться. Он очень хорошо пел – все, от родных своих напевов до человеческих народных баллад и самых последних популярных песенок. Адзель наотрез отказывался исполнять кое-что из своего репертуара, например «Эскимоску Нелл», в присутствии Бетти. Усердное изучение истории человечества привило ему до смешного анахроничную скромность. Шутки у него такие тонкие, что я не все их понимаю, а скорее всего не все и замечаю.

За все про все я очень любил Адзеля, страдал от его бедности и так и не сумел придумать никакого способа ему помочь.

Я посадил машину перед его домом. Рассыпающаяся халупа смутно чернела в густом тумане, освещенном лихорадочными отблесками каких-то далеких огней. От неумолчного, ничем не приглушенного шума грузового транспорта закладывало уши. Прежде чем выйти с Бетти из кабины, я прихватил парализующий пистолет.

Звонок у Адзеля давно сломался, но он быстро открыл на наш стук.

– Заходите, пожалуйста, заходите.

В лучах флюоресцентных ламп зеленые чешуйки сверкали, как изумруды. На нас пахнуло благовониями.

– А почему ты с оружием, Джимми? – Он недоуменно уставился на мой пистолет.

– Так ведь ночь, темно, – объяснил я. – В таком хулиганском районе…

– Да? – удивился мой тысячекилограммовый друг. – А меня вот никто еще ни разу не тронул.

Мы вошли. Взмахом руки он указал нам на циновки. Вся мебель комнаты состояла из этих циновок, пары дешевых столов и полок, лично сколоченных им из подобранных в мусоре досок и забитых книгами и кассетами. Старинная японская ширма – копия, конечно же, – закрывала дальний конец комнаты, где находились небольшая плита и хитрое, специально для него предназначенное канализационное устройство. На стенах – два свитка, горный пейзаж и сострадательный Будда.

Адзель засуетился, заваривая для нас чай. Он до сих пор не сумел привыкнуть к тесноте своей комнаты, дважды мне пришлось проявить чудеса ловкости, уворачиваясь от его хвоста (я ничего не сказал, иначе Адзель убил бы добрые полчаса на извинения).

– Я очень рад вас видеть, – прогудел он. – Однако из беседы по телефону я понял, что вы находитесь сейчас не в самых хороших обстоятельствах.

– Мы надеялись, что ты поможешь нам успокоиться, – сказала Бетти. Я лично чувствовал некоторое недовольство. Спору нет, Адзель – прекрасный товарищ, но неужели нам с Бетти не хватило бы для успокоения компании друг друга? Последние недели я и так почти ее не видел.

Адзель подал чай. Чайник у него был пятилитровый, но – благодаря, возможно, этим занятиям микрометрикой – мой далеко не миниатюрный друг прекрасно обращается с самыми крошечными и нежными чашками и способен провести чайную церемонию по полной программе. Чем он и занялся в приличествующей такому случаю тишине. Я внутренне кипел, как тот чайник. Прелестный, возможно, обычай, но разговор со Снайдером как-то не прибавил мне любви ко всем восточным традициям, вместе взятым.

В конце концов Адзель поставил флейтовую музыку, присел перед нами – то есть опустил на циновку заднюю часть туловища и привстал на передние колени – и торжественно произнес:

–= Прошу вас, друзья, поделитесь со мной своими бедами.

– Да мы их столько раз уже пережевывали, – сказала Бетти. – Я пришла сюда, чтобы мирно посидеть.

– Конечно, – с той же торжественностью ответил Адзель. – С величайшей охотой вас поддерживаю. Не хотели бы вы вместе со мной провести краткую трансцендентальную медитацию?

Вот тут уже я не выдержал.

– Нет!

Адзель и Бетти удивленно обернулись на этот истошный вопль, и я тут же начал оправдываться:

– Простите, пожалуйста… но… путаница все какая-то, и все идет наперекосяк и…

Огромная четырехпалая лапа опустилась на мое плечо и сжала его – мягко, чуть-чуть, совсем как мамина рука.

– Расскажи мне все, Джимми.

И тогда меня словно прорвало, я начал торопливо, взахлеб описывать свое нелепое, дурацкое положение.

– Снайдер просто не понимает, – закончил я. – Ему кажется, что все эти уравнения, факты можно освоить за несколько дней.

– А разве нельзя? Например, гипнопедия…

– Ну что ты говоришь, разве сам не понимаешь? Ну да, могу вызубрить все, как попка, но только знания эти не проникнут в меня до мозга костей – где им и следует быть. А потом на экзамене мне подкинут задачку, требующую оригинального мышления. И ведь обязательно подкинут – иначе как определить, сумею ли я справиться, если в космосе возникнет чрезвычайная ситуация.

– Или на незнакомой планете. – Длинная голова понимающе кивнула. – Да-а.

– Это не про меня – купцы, их приключения, – с горечью сказал я. – Но ведь и на регулярных транспортниках всякое бывает.

Некоторое время он смотрел на меня в упор, а затем пророкотал:

– Один знакомый говорит пару слов другому – так действует ваша техническая цивилизация, или я ошибаюсь? Зоту. Есть у тебя хоть какая возможность быстро справиться с этой задачей и вернуться к своей настоящей работе?

– Нет. Мастер Снайдер говорил о демонстрационном стенде или передвижной платформе для шествия. Для этого придется изучить культурную атмосферу, разработать общую схему, согласовать ее с местным комитетом, сконструировать эту штуковину – и упаси Бог, если она окажется малозрелищной либо малоэтнической, – затем построить ее, испытать, найти промахи конфигурации, исправить их и… А к тому же – какой из меня художник? Какую бы хитрую механизму я ни сделал, вряд ли ойа окажется шибко впечатляющей.

– Адзель! – неожиданно вмешалась Бетти. – Ты же знаешь о Древнем Востоке гораздо больше нас. Может, у тебя есть какие предложения?

– Возможно, возможно. – Раздался звук, вроде как при работе рашпилем. Воданит задумчиво потер свой подбородок. – Мотивы… дайте-ка я посмотрю.

Он снял с полки какую-то книгу и начал ее перелистывать.

– В буддийском искусстве они имеют по преимуществу языческое происхождение – так же, кстати, как и в христианском… Гр-рр’м... Бетти, дорогая, пока я тут копаюсь, не хотела бы и ты облегчить свою душу?

Бетти сидела, стиснув пальцы и молча уставившись в пол. Решив, что лучше ей не мешать, я осторожно поднялся с циновки, подошел к Адзелю и заглянул ему через плечо – нет, конечно, через локоть.

– Вообще-то это не моя проблема, а папина, – нерешительно начала она. – Может быть, ее и нет вовсе, если один из выбранных нами вариантов будет принят. Но если нет… сколько еще можем мы исследовать материал и выдавливать из себя мысли? Времени не осталось, а ему нужно много времени, чтобы подобрать состав, провести репетиции, позаботиться об оформлении… Извините, – вымученно улыбнулась она, заметив непонимание Адзеля. – Я забегаю вперед. Мы…

– Стойте! – прервал ее я, хлопнув ладонью по странице книги. – Что это такое?.. Прости, Бетти.

Она мгновенно вскочила на ноги.

– Ты что-нибудь нашел?

– Н-не знаю. – От волнения я начал заикаться. – Н-но… Адзель, ведь это почти что ты. Что это?

– Лун. – Он прищурился, чтобы прочитать (умеет же!) мелкие иероглифы.

– Дракон?

– Так – и неправильно – назвали его европейцы. – Адзелю явно нравилось читать нам лекцию. – Настоящий дракон, порождение мифологий Ближнего Востока и Европы, он злое чудовище, символ разрушительных сил. В китайской и родственных ей традициях эти рептилиеобразные существа – представители сил добрых, благожелательных. Лун обитает в небе, ли в океане, а цяо – в горах и болотах. Но это – только основные, есть и другие, имеющие иные названия. Главный из них – лун, именно его изображали при различных церемониях….

Затрещал телефон.

– Подойди, пожалуйста, Бетти, – попросил Адзель, не желая прерывать свое повествование. – Наверное, хотят сообщить мне об изменении расписания занятий. Так вот, Джимми, обрати внимание на когти передних и задних лап. Их количество – важная классификационная характеристика…

– Папа! – вскрикнула Бетти. Скосив глаза, я увидел на экране Джона Райфеншталя, такого же печального, как и его дочь.

– Я очень надеялся тебя найти, – устало сказал он. Бетти говорила мне, что последние дни, уходя из дома, обязательно оставляет список телефонов, по которым ее искать. – Я только что окончил трехчасовую беседу с председателем совета, – продолжал Райфеншталь. – Они отклонили все наши предложения.

– Уже? – прошептала она. – Но почему, почему?

– По разным причинам. «Кармен» кажется им слишком местной, слишком привязанной к своему пространству и эпохе. В наше время почти никто не поймет, что движет ее персонажами. «Альфа Центавра» посвящена космическим путешествиям, а именно это и нежелательно. «Травиата» лишена зрелищности. Да, соглашаются они, «Гибель богов» заряжена мистическим смыслом, как им того и хочется, но вот она уже слишком картинна. Современная аудитория ее не примет, если только мы не придадим театральным эффектам правдоподобие, но тогда эти эффекты уведут внимание зрителей от живых исполни-тел ей, которые должны быть в центре внимания, ведь мы прославляем человека. И так далее, и так далее.

– Да у них в головах сплошная каша!

– Но в их руках – сила. Ладно. Ну как, выдержишь ты еще несколько сот километров пленки?

– А куда же деться?

– Извините, пожалуйста, за непрошеное вмешательство, мастер Райфеншталь. – Все головы повернулись к Адзелю. – Мы незнакомы, но я давно восхищаюсь вашими работами. Скажите, пожалуйста, а вы не думали о китайской опере?

– Этим займутся сами китайцы, мастер… э-э… – дирижер смущенно замялся.

– Адзель. – Мой чешуйчатый друг вошел в поле зрения камеры, его клыки, обнажившиеся в дружелюбной улыбке, поблескивали – должен признать – весьма зловеще. – Считаю большой для себя честью познакомиться, сэр… э-э… сэр?

От ужаса Джон Райфеншталь задохнулся и побелел как полотно.

– П-п-прост-ти-т-те, п-пожалуйста, – прозаикался он, обретя наконец дар речи и стирая со лба обильный пот. – Мне и в голову не приходило, что вы… Понимаете, я тут все время думаю о Вагнере, а потом вдруг вижу перед собой Фафнира собственной персоной…

Я не знал ни Вагнера, ни всех этих имен, однако сразу все понял. Быстро переглянувшись, мы с Бетти издали торжествующий вопль.

Предвидя реакцию Саймона Снайдера, я настоял на личной встрече. Куратор восседал за письменным столом в окружении компьютеров, коммуникаторов и информационных систем.

– В чем дело, Джим? – на узких, плотно сжатых губах появилось некое подобие улыбки. – Вдохновение посетило? Тебе не кажется, что один день – это очень мало, когда стоит такой серьезный вопрос?

– Хватило, – нагло ответил я. – Мы уже говорили с председателем китайско-американского комитета, сам он в восторге, но хотел бы заручиться вашим одобрением – ведь все будет происходить от имени учебных заведений.

– Мы? – нахмурился куратор. – У тебя что, появился напарник?

– Более того, сэр, он и есть основа проекта, даже – весь проект. Какое может быть китайское шествие без дракона? А какой бутафорский дракон может сравниться с настоящим? Мы возьмем этого воданита, наденем ему парик и фальшивые усы, на ноги – когти, чешую покроем лаком…

– Инопланетянин? – теперь Снайдер уже не хмурился, он презрительно усмехался. – Ты огорчаешь меня, Джим. Очень огорчаешь. Я ожидал от тебя совсем иного – что ты почувствуешь важность поручения, сумеешь приложить свои способности. Весь смысл Фестиваля в прославлении рода человеческого, а ты хочешь использовать чуждое нам существо. Нет. Боюсь, я никак не смогу…

– Подождите, пожалуйста, сэр, вы ведь не успели даже познакомиться с Адзелем. – Я вскочил со стула, распахнул дверь в прихожую и позвал: – Заходи.

Адзель начал заходить, он заходил метр за метром, пока в кабинете не стало тесно от чешуйчатого хвостатого тела, от шипов и клыков.

– Вы не представляете, сэр, как я рад этой возможности, – прогремел он, сжимая руку Снайдера своей огромной лапой и приветливо улыбаясь ему прямо в лицо. – Какой прекрасный случай выразить мое восхищение земной культурой и тем самым помочь прославлению вашей замечательной расы:

– М-мм, ну да, конечно, – обессиленно промямлил Снайдер.

Я заранее предупредил Адзеля, что ему нет нужды особо афишировать свой пацифизм и благоприобретенное на Земле вегетарианство.

– Я ни на мгновение не сомневался, сэр, – продолжил дракон, – что вы одобрите блестящую идею Джимми. Не хотелось бы скрывать от вас, что лично я имею еще один побудительный мотив – местная ассоциация владельцев ресторанов обещала кормить всех участников репетиций. Имея крайне скудную стипендию, – язык, которым он облизнулся, промелькнул в двух сантиметрах от хрящеватого носа Снайдера, – я сильно недоедаю.

И ведь чистейшая правда, хотя, может быть, и не вся. Иначе Адзель просто не мог. Не сдерживаемый подобными условностями и предрассудками, я наклонился к уху куратора.

– Не бойтесь, сэр, он, конечно, легко возбудим, но вполне безопасен, если никто его не расстраивает.

– Ну что ж, – Снайдер откашлялся, отодвинулся назад, тут же уперся в компьютер и снова откашлялся. – Ну что ж, э-э-э… да. Да, Джим, твоей идее нельзя отказать в оригинальности. В ней есть нечто такое, – он болезненно сморщился, но сумел наконец выдавить из себя, – …нечто, показывающее мне, что ты… – он опять на мгновение смолк и закончил, глядя на меня с нескрываемой уже ненавистью: – Что далеко ты пойдешь.

– Очевидно, вы зафиксируете свое мнение? – невинно поинтересовался Адзель. – Вы прямо сейчас и занесете его в личное дело Джимми?

Я с трудом дождался конца этой – крайне, конечно, необходимой – процедуры. У Бетти, ее отца и моего приятеля была назначена сегодня беседа с председателем совета управляющих Сан-Францискской Оперы.

Шествие прошло «на ура». Вне себя от восторга, местные торговцы решили возобновить древнюю традицию встречи лунного Нового года. Адзель будет непременным участником этих праздников – до своего, конечно, отъезда. В вознаграждение мой товарищ получил неограниченную возможность кормиться в китайском ресторане «Серебряный дракон» – на туристах торговцы заработают гораздо больше.

Постановка вагнеровского «Зигфрида» имела гораздо большее значение – во всяком случае, губернатор Сан-Франциско сказал, что она имеет очень большое значение.

– Не говоря уж о возвращении к жизни музыкального шедевра, столетиями пребывавшего в забвении, – провозгласил он в своей речи перед последним представлением оперы, – гений Джона Райфеншталя проявился и в подборе исполнителей, чем придал Фестивалю Человека новую, неожиданную глубину. Райфеншталь напоминает нам, что поиски корней и гордость своим прошлым несовместимы с шовинизмом. Мы должны всегда протягивать руку дружбы всем нашим братьям по разуму изо всех уголков великого Божьего мира.

А то, договорил я за него, они еще потеряют охоту прилетать на Землю и тратить здесь свои деньги.

Шутки шутками, но что-то в его словах было. Кроме того, опера и сама по себе стала сенсацией; думаю, в ближайшие годы последуют постановки всего Кольца Нибелунгов и у нас, и по всему Содружеству, причем мастеру Райфеншталю в любой момент обеспечено место режиссера-постановщика, а Адзелю – исполнителя роли Фафнира. С оплатой, конечно же, по высшему разряду.

Но я всего этого не увижу. Не будет меня здесь. После благополучного завершения всех хлопот мы с Бетти и Адзелем устроили грандиозную гульбу в его новой квартире. Приняв пятый магнум шампанского, он посмотрел на меня слегка разъезжающимися глазами и изрек:

– Джимми, при всех моих стараниях я никак не мог найти подходящий способ выразить свою к тебе любовь, хотя бы частично отблагодарить твою участливость и доброту.

– Ну о чем ты там, – смущенно пробормотал я, воспользовавшись паузой – если можно так назвать время, пока он громоподобно икал.

– Дело в том, – Адзель поучающе покачал огромным своим пальцем, – что только плохой друг может преподнести опасный подарок. – Он выстрелил очередной пробкой, а затем наполнил наши бокалы и свою пивную кружку. – Я хочу сказать, Джимми, что знал, конечно же, о твоем желании отправиться в глубокий космос, и не в роли извозчика по наезженным маршрутам, но открывателем, пионером. Однако все время оставался вопрос – справишься ли ты с неожиданными обстоятельствами?

Я разинул рот, но не смог произнести ни слова, только глядел на Адзеля и пытался справиться с бешеным сердцебиением. Бетти крепко сжала мою руку.

– Но ты убедил меня, что справишься, – продолжил не совсем трезвый дракон. – Вряд ли мастер Снайдер даст тебе наилучшую характеристику для Академии, но это неважно. Изобретательность и, я вполне могу сказать, твердость, проявленные тобой при разрешении этой проблемы, убедили меня, что ты, Джимми, из тех, кто умеет выжить в любых условиях. – Он опрокинул еще пол-литра пузырящейся жидкости и только тоща завязал на своем подарке бантик. – Я здесь по стипендии, предоставленной Лигой, и, конечно же, имею в Лиге знакомства. Переписываюсь кое с кем. Некий Мастер-Купец, с которым у меня прекраснейшие отношения, будет в самое ближайшее время подыскивать себе подмастерье. Моей рекомендации ему вполне достаточно. Тебя интересует такая возможность?

Я буквально рухнул на руки Бетти. Она говорит, что обязательно полетит вместе со мной, – как-нибудь уж исхитримся.

Перевод с английского А. Пчелинцева