Текст книги "Весь Пол Андерсон в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

– Но?

– Но такая ваша жизнь – разве она не страшно одинока? Каждый – твоя собственная копия, даже твоя жена, твои собственные дети – как вы это выдерживаете? Ведь вы же не тупицы! Уж если бы я должна была оставаться всегда наедине с собой, я бы выбрала пустую планету, где не было бы никого – никакой второй и третьей меня с моими же мыслями, чувствами и вообще…

– Вы напрасно боялись, – спокойно отреагировал он. – Этого вопроса я ждал, и обиды у меня нет совсем. Полный ответ невозможен. Чтобы понять, нужно быть захарийцем. Но попробуйте использовать ваш острый ум и построить небольшое логическое рассуждение. Мы не идентичны. Похожи, да, но не одинаковы. Помимо вариантов генотипа, нас отличает каждого его прожитая жизнь, его окружение. Так бывает и у близнецов обыкновенных людей. Они никогда не идут одним путем. Очень часто их пути расходятся весьма далеко. Вспомните, что сейчас Пеле отрабатывает свою очередь работником фактории, хотя ее основная специальность – промышленный администратор. Изида – планетолог-археолог. Хеймдаль – купец, Вишну – ксенолог, Кван Ин – специалистка по семантике – и так это и получается, бесконечно разнообразно, как разнообразен сам космос.

И у нас все время есть что-то новое, постоянно меняющаяся информация из внешней Вселенной. Приходят новости, книги, пьесы, музыка, живопись, наука – да, и моды, и развлечения. У каждой личности – свое восприятие, оценки, опыт – свои и только свои, и потом мы их сравниваем, спорим, пытаемся синтезировать – нет, Диана, мы не стоим на месте, нет!

Краем сознания она заметила эту фамильярность – обращение по имени, но не поняла, как реагировать: то ли быть польщенной, то ли насторожиться. Но главная мысль была – сформулировать ответ.

– Кстати – при том, что вы раньше говорили, и всем вашем отношении к нам, вы привозите сюда трех парий-бродяг, когда в течение целых столетий ступить сюда для чужака было редкой привилегией – поверьте мне, мы ценим вашу помощь и доброту, но я не могу не подумать, что – когда эта война перекрыла весь поток информации со звезд – что у вас отчаянная нужда хоть в чем-то свежем.

– Вы мудры не по годам, – медленно ответил он. – «Отчаянная» – слишком сильное слово. Отец Аксор очень нам интересен, а его спутники идут с ним в одном наборе. Есть и более глубокие мотивы – но их понял бы только захариец. Вы лично, Диана, здесь более чем желательны.

Но она продолжала видеть то же одиночество, подобное одиночеству Люцифера, и гадала, как же оно отражается на обществе, поколение за поколением. Вдруг Таргови показался ей куда менее чуждым, чем этот человек рядом с ней.

Но тут они дошли до края и остановились. Кукулькан широким жестом показал на раскинувшийся вид. У Дианы перехватило дыхание.

Утесы обрывались в шхеры, где ревели валы, разбиваясь белой пеной на синем, фиолетовом, зеленом. Дальше без конца и края лежал океан, скрываясь вдали в дымке, и штормовые облака отсюда казались не громоздящимися чудовищами, а скульптурной миниатюрой. Опалесцировали воды бухты, переливаясь цветом земных роз в нескончаемой игре золотистого света и иссиня-черной тени на глубоком изумрудном фоне. На западе начинал распускать крылья Патриций. На юге взгляд преграждала снежная вершина Эллады, зажженная пламенем.

Когда Кукулькан взял ее за руку, было естественно ее крепко сжать. Он снова улыбнулся и вернулся к прежней мысли:

– Человечеству нужны твои гены. Они драгоценны. И твой долг передать их дальше.

Адмирал и самопровозглашенный император сэр Олаф Магнуссон предоставил право безопасного прохода кораблю с Терры при условии, что его экипаж сдаст оружие и передаст управление людям адмирала. Не потому, что сам по себе одинокий корабль – легкий крейсер с уменьшенным для скорости вооружением – представлял хоть сколько-нибудь серьезную угрозу. А потому, быть может, что главой делегации, бывшей на борту корабля, был адмирал Флота сэр Доминик Флэндри.

Перелет был коротким – от звезды рандеву до солнца Сфинкса, планеты, на которой Магнуссон расположил свою ставку. Это был дальновидный выбор. Помимо положения, имевшего в сложившихся условиях стратегическое значение, планета была пригодна для жизни людей и была мощным промышленным центром, охватывающим всю систему. Не то чтобы людей там не было – имя планете было дано, когда люди отчаялись хоть как-то понять ее коренных жителей. Те просто платили свою дань Империи и продолжали заниматься своими загадочными делами. На прибытие Магнуссона они отреагировали так же равнодушно, не оказав никакого сопротивления, дав ему все, чего он требовал, приняв его обещание компенсировать затраты после победы, но сами ничего не предлагали. Это его вполне устраивало. Ему не было ни нужно, ни желательно еще одно общество под его управлением в дополнение к имеющимся – и так уже сильно растянутым и с трудом организованным.

Управление – понятие относительное. В контролируемом им пространстве – в настоящее время клин, занимающий десять процентов от того, что объявляла принадлежащим ей Империя, – жизнь большинства миров шла без заметных изменений, если не считать ограничений межзвездной торговли. Те же чиновники занимались примерно теми же делами, что и прежде. Разница была в том, что докладывали они – если докладывали – комиссарам Флота Магнуссона, а не наместникам Герхарта. Они следили за выполнением всех реквизиций. Они не пытались бунтовать – иначе их сбросили бы их собственные подчиненные под громкое одобрение населения, не желавшего подвергнуться ядерной бомбардировке.

Но пока что мало кто в открытую поддержал дело олафистов. Основное требование было – не оказывать ему сопротивления. Победит Герхарт – можно объяснить, что выбора не было. Победит Магнуссон – еще будет достаточно времени проявить лояльность.

Так, упрощенно говоря, обстояло дело с гражданскими. Некоторые офицеры Флота отнеслись к своей присяге с античной серьезностью и увели тех, кто пошел за ними, в космос или в горы – вести партизанскую войну во имя династии Моллитора. Их число было более чем уравновешено теми, кто принес присягу на верность самозванцу. Среди них были не только оппортунисты. У многих долго копилось недовольство режимом, который пожирал их жизни и службу без всякого толка. Другие видели в революции путь к восстановлению в обществе правды, чести, твердости и даже – что бы ни имел в виду избранный ими вождь – остановку жерновов бессмысленной полувойны с Мерсейей.

И потому Магнуссон достаточно прочно удерживал завоеванное, по крайней мере до серьезных поражений. Если он ослабнет, все это рассыплется под его пальцами. Более тесно сплоченная внутренняя Империя под властью сторонников Герхарта была менее уязвима. Но однажды пронзенная, она может вскоре разорваться на части: независимые нации и миры поспешат отделиться, пока гражданская война не обрушит их священное процветание.

И потому Магнуссон не рисковал слишком растягивать свои владения. Вместо этого он дал приказ авангардным силам захватывать быстро, что получится, и не искать больше боя. Тем временем он консолидировал защиту тыловых районов. При этом высвобождались одна за другой эскадры, необходимые для следующего большого броска.

И адмиралы Герхарта тоже не рвались в бой слишком скоро. Им задали хорошую трепку. Нужны были ремонт и замены, и не в меньшей степени – восстановление боевого духа. Общее их превосходство в силах оставалось подавляющим, но для противостояния Магнуссону можно было использовать лишь малую их долю – поскольку вся остальная Империя тоже нуждалась в защите, особенно от неожиданной атаки с фланга. Сбор данных, принятие решений, издание приказов, поиск средств, реорганизация флотов и сил поддержки – все это требовало времени.

Так что конфликт почти погас, остались лишь случайные вспышки. Магнуссон сделал предложение о переговорах. К его удивлению, ответ пришел положительный. Император Герхарт посылает делегацию из лиц высокого ранга и их помощников для ведения предварительных переговоров. И почти сразу за этим известием прибыл Флэндри.

– Зачем вы здесь? – спросил Магнуссон. Флэндри улыбнулся:

– Ну, потому, что его величество лелеет достойную государственного деятеля мечту о мире, восстановлении спокойствия и возвращении заблудших детей своих на пути правды и верноподданности.

– Вы надо мной смеетесь? – вспыхнул Магнуссон.

Они сидели вдвоем в комнате бывшего дома резидента императора. Она была маленькой, с минимумом мебели и вполне подходила для человека, которому мало что приходится делать. Полностью прозрачная в одну сторону стена открывала вид на окружающие постройки туземцев. Они напоминали гигантскую трехмерную паутину. Оранжевое солнце клонилось к закату, и его лучи играли в паутине, меняя цвет с каждым мигом. Магнуссон притушил внутреннее освещение, и его гость мог насладиться зрелищем. Нефильтрованный воздух был холодноват и нес странный запах железа. Время от времени по небу пролетала группа искр – атмосферный патруль или соединение космических кораблей на высокой орбите – знак власти над чужим миром.

Флэндри полез в карман туники за портсигаром.

– Нет, цитирую комментарии из новостей, которые я слышал, готовясь к отлету. Если правительство не смогло перекрыть все сообщения о вашем предложении – а это было бы трудно – ему нужно объяснить свою реакцию, положительную или отрицательную. Осмелюсь сказать, что ваши болтуны пользуются той же лексикой.

Большое тело Магнуссона снова откинулось в кресле.

– Ах да. Я все забываю, как вы любите сардонически выставлять свое превосходство. Мы встречались много лет назад, а такие вещи забываются.

Флэндри вытащил из серебряной коробочки сигарету, постучал по ней ногтем, закурил и выпустил струйку дыма, затуманившую тонкие черты его лица.

– Вы спросили, зачем я здесь. Я мог бы спросить вас о том же.

– Не надо этих ваших игр, – отрезал Магнуссон, – а то я вас завтра же отправлю обратно. Я пригласил вас для частного разговора, поскольку это может быть важным.

– Вы не ожидаете результата от официальных переговоров между моей группой и назначенными вами членами делегации?

– Нет, конечно. Это с самого начала пустая игра. Флэндри взял со стола бокал с виски и отпил глоток.

– Вы же ее начали, – мягко сказал он.

– Да. Как жест доброй воли. Можете называть это пропагандой. Но вы должны знать, что я снова и снова буду объявлять одну и ту же правду – что у меня нет другой цели, кроме процветания Империи, которую некомпетентность и коррумпированность ее правителей подрывали недопустимо долго, – Магнуссон, который не налил себе ничего, усмехнулся. – Вы думаете, что я начал верить собственным речам. Да, я им верю. И всегда верил. Но допускаю: я их столько произнес, что ораторство вошло в привычку.

Он наклонился вперед:

– На этом этапе я ожидал, что мое предложение будет с негодованием отвергнуто. Очевидно, Герхарт решил попытаться меня выслушать. Точнее, так решил его главный советник, у самого ума бы не хватило. Вряд ли секрет, что сейчас он – или, в любом случае, его Политический Совет – внимательно прислушивается к тому, что имеет сказать Доминик Флэндри. Подозреваю, что эта миссия – ваша идея. И вы лично ее возглавили, – он уставил палец в человека напротив. – И потому мой вопрос следовало бы поставить так: «Почему здесь вы?» Ответьте на него!

– То есть, – протянул Флэндри, – на основании моего присутствия вы полагаете, что у меня на уме что-то кроме пустых дебатов?

– Такая лиса, как вы, не станет тратить на них время.

– Ладно, вы меня приперли к стенке. Да, это я уговаривал принять ваше предложение, и поверьте мне, было не просто получить согласие на эти упражнения в пустословии. Не то чтобы все мои соратники их так оценивали. Кроме пары задубелых боевых командиров и одного старого задубелого ученого – чтобы не давать остальным совсем уж витать в облаках, в делегацию входят карьерные дипломаты и официальные лица с прекрасным академическим образованием. Они верят в силу ласковых уговоров и моральных резонов. Я полагаю, что на переговоры с ними вы назначили офицеров, которым надо позабавиться.

– Плевать мне на это. Вы признали, что это все было поводом для вас вступить в игру – как я уже и говорил. Чего вы хотели?

– Именно того, что сейчас происходит.

Тяжелая фигура Магнуссона застыла. Он ударил кулаком по подлокотнику. У него за спиной мигнули, сменились, еще раз мигнули и сменились огоньки в паутине домов.

Флэндри откинулся в кресле, забросил ногу на ногу, затянулся и отпил глоток.

– Спокойнее, адмирал, – сказал он. – Вам нечего бояться одного человека, пожилого и безоружного, когда за дверью стоит взвод охраны. Вы говорили, что мы пытаемся вас выслушать. За столом переговоров – чушь. Что будут делать там люди – что они могут делать – как не перекидывать друг другу избитые фразы? Но у меня есть мнение, что я, быть может, смогу вас выслушать, как человек – человека, – он сделал умиротворяющий жест рукой. – В ответ я мог бы рассказать вам кое-что, дать представление о ситуации на Терре и в Империи, что было бы неразумно делать открыто.

– А с чего мне вам верить? – хрипло спросил Магнуссон. Флэндри снова усмехнулся:

– Доверие к моим словам не подразумевается. Но мои соображения – некоторая информация для вас, если захотите слушать, и я думаю, вы найдете, что они согласуются с известными вам фактами. Что может вам помешать мне лгать? Ничего. И я, разумеется, считаю за данность, что вы так и поступите или откажетесь отвечать, если разговор примет неудобное направление. Хотя в основном у вас вряд ли есть причины не быть откровенным.

Его серые глаза поймали взгляд Магнуссона и удержали.

– Ведь одиноко там, где вы сейчас, сэр Олаф? – тихо спросил он. – Так не хотите ли ненадолго ослабить поводья и поговорить, как говорят обыкновенные люди? Видите ли, это именно то, что мне нужно: узнать вас как человека.

– Что за фантазия!

– Нет, чистая логика, если использовать хоть каплю воображения. Вы понимаете, что я не способен составить ваш психосоматический портрет, что помогло бы нам предсказывать ваши дальнейшие поступки, на основе болтовни одного вечера. Я же не Айхарайх!

– Кто? – напрягся Магнуссон.

– А, – небрежно отозвался Флэндри, – вы же слыхали о покойном Айхарайхе, может быть, даже имели с ним дело, поскольку большую часть жизни провели на мерсейской границе. Интереснейший персонаж, правда? Обменяемся о нем воспоминаниями?

– Вернитесь к теме, пока я вас не вышвырнул, – отрезал Магнуссон.

– Хорошо. Видите ли, сэр Олаф, для нас на Терре вы – довольно таинственная фигура. Трепотню ваших пропагандистов отбросим. Мы нашли все достоверные данные про вас, какие только есть, это вы понимаете, и прогнали их через все оценочные программы, существующие в каталогах, но почти ничего не всплыло, кроме вашего послужного списка и кое-каких побочных эпизодов. Это понятно. Как бы вы ни отличились, это было на Флоте, где служат десятки миллионов офицеров, действующих среди десятков тысяч миров. Вся дополнительная информация из статей журналистов и прочих подобных источников – она вся на тех планетах, куда вы не даете нам доступа. Ваша личность, ваша внутренняя сущность – для нас темный лес. Магнуссон вскинул голову:

– А зачем мне открывать душу перед вами?

– Я вас об этом не прошу, – ответил Флэндри. – Говорите так много или так мало, столько правды или лжи, сколько вам захочется. Я вас прошу лишь о разговоре – то есть чтобы вы и я отложили вражду на один вечер и поговорили свободно, как пара старых служак, травящих байки. Зачем? Чтобы мы на Терре лучше понимали, к чему нам себя готовить. Не в военном смысле, а в психологическом. Вы перестанете быть в наших глазах безликим чудищем и станете человеческой личностью, как бы искаженно мы вас ни видели даже после этого. Страх мешает пониманию, и еще хуже, если это страх неизвестного.

Не согласитесь ли вы прояснить себя для нас? И тогда второй раунд переговоров может иметь какой-то смысл. Допустим, вы проиграете, и тогда Империя вполне может не настаивать на уничтожении вас и ваших последователей. Вы победите – и, быть может, мы согласимся дать вам то, что вы хотите, без дальнейшей борьбы, – Флэндри понизил голос. – В конце концов, сэр Олаф, вы можете оказаться нашим следующим императором. Неплохо было бы знать наперед, что вы будете хорошим императором.

Магнуссон поднял брови:

– Вы серьезно считаете, что такое различение можно будет сделать на основании вечернего трепа?

– О нет, – ответил Флэндри. – Особенно если он будет без записи. Если я приду к определенным заключениям, это будут мои заключения, и я не буду ожидать, что у меня дома многим хватит только моего слова. Но я не лишен влияния. И часто малые изменения приводят к великим различиям. А главное: какой вред от этого любому из нас?

Магнуссон задумался и после паузы ответил:

– И в самом деле, какой?

Обед был спартанским, согласно вкусам хозяина. За обедом он выпил единственный бокал вина и рюмку коньяка после кофе. Флэндри выпил два плюс бокал местного ликера, что было достаточно для услаждения вкуса и ни для чего другого. Тем не менее в столовой речи велись оживленнее, чем видали раньше ее стены. Споров почти не было – были воспоминания, излагаемые дружеским тоном. Оба они много всякого повидали в жизни.

Флэндри приучился скрывать настороженность за маской доброжелательности. У Магнуссона такой привычки не было – когда нужно было, он натягивал непроницаемую маску игрока в покер. Это случилось к концу, когда прислуга убрала стол, оставив только кофейник и чашки. Час был поздний. Паутина домов в окне становилась тоньше, свет звезд угасал. Сквозь решетку радиатора шелестел поток теплого воздуха, поскольку ночь была холодной. Он подхватывал дым от сигарет Флэндри, растягивая их вымпелами. Запах этого сорта табака напоминал о сжигаемых поздней осенью на Терре листьях.

Флэндри заканчивал рассказ о своей схватке с секретным агентом мерсейцев на нейтральной планете:

– До ваших возражений хочу сказать: согласен, что отравить его было не слишком благородно. Но я думаю, что ясно дал понять: я не имел права отпустить Гвантхира домой живым, если был способ этому помешать. Слишком он был умелым.

Магнуссон нахмурился, потом лицо его прояснилось, и он сказал без всякой интонации:

– У вас неправильное отношение. Вы считаете мерсейцев бездушными.

– В общем, да. Как и всякого другого, в том числе и себя. Магнуссон не мог сдержать раздражения:

– Оставьте вы этот ваш инфернальный юмор! Вы меня понимаете. Вы их рассматриваете как неизбежных врагов, как… как штамм болезнетворных бактерий! – Он остановился. – Если бы не ваше предубеждение, я бы мог всерьез предложить вам примкнуть ко мне. Вашу жену мы могли бы вызвать под каким-нибудь предлогом до вашего открытого выступления на моей стороне. Вы всегда говорили, что ваша цель – остановить Долгую Ночь…

– Как необходимое средство продолжать радоваться жизни. Варварство – мрачная перспектива. Правление надменных чужаков – хуже.

– Не знаю, это ваша очередная шуточка или очередная ложь. Неважно. Почему вы не хотите видеть, что я положил бы конец упадку, вернул бы Империи надежду и силу? Я думаю, что ваши шоры – это болезненная ненависть к мерсейцам.

– В этом вы не правы, – серьезным голосом ответил Флэндри. – У меня нет ненависти к ним как таковым. Мое нерасположение заслужили куда больше человеческих существ, а тот, чье уничтожение стало для меня и моим концом, не принадлежал ни к одной из этих рас, – Флэндри, как ни владел собой, не смог не вздрогнуть. И быстро добавил: – На самом деле многие мерсейцы вызывали у меня почти восхищение – в основном те, с кем я встречался в нормальных ситуациях, но есть и такие, с которыми мы скрещивали клинки. Они очень достойные личности по их стандартам, которые во многих отношениях куда более достойны уважения, чем принятые у большинства современных людей. Мне искренне было жаль, что пришлось так обойтись с Гвантхиром.

– Но вы не понимаете, вы органически не способны понять, даже вообразить, что между ними и нами возможен настоящий и долгий мир.

Флэндри покачал головой:

– Он невозможен до тех пор, пока господствующая там цивилизация не рухнет или полностью не изменит свою суть. Пусть сам ройдхун появится, распевая «Иисус возлюбил меня», и я все же скажу, что нам надо держать боеголовки наготове. У вас не было тех возможностей изучить их, взаимодействовать с ними и узнать их, какие были у меня.

Магнуссон взметнул кулак:

– Я дрался с ними – и побеждал, и их были десятки тысяч, а не ваши жалкие несколько десятков, и так с тех пор, как вступил в Космическую пехоту тридцать лет назад! И у вас хватает нахальства заявлять, что я их не знаю?

– Есть разница, сэр Олаф, – умиротворяюще ответил Флэндри. – Вы встречали храброго противника – или своего коллегу офицера, когда шли переговоры о перемирии и наступал так называемый мир. Вы были как игроки двух команд метеорбола. А я был знаком с владельцами клубов.

– Я не отрицаю враждебности и агрессивности с их стороны. Это все знают. Я только говорю, что их нападения не были неспровоцированными – со времен первого контакта столетия назад, когда терранская спасательная экспедиция сломала весь их порядок и нашла способ нажиться на их трагедии – и еще я говорю, что у них тоже есть и добрая воля, и здравый смысл, которых Терранской Империи в наше время остро недостает. Дело не будет ни быстрым, ни легким, нет! Но две такие силы могут выковать терпимость, мир и, наконец – союз и вместе идти через Галактику.

Флэндри прикрыл рукой рот, подавляя зевок.

– Извините меня, я уже много часов без сна и должен сознаться, что эту речь я уже слышал. Мы ведь прокручиваем те записи, что вы нам присылаете.

Магнуссон скупо улыбнулся:

– Простите. Меня занесло, но только потому, что это вопрос первостепенной важности, – он расправил квадратные плечи. – Не считайте меня наивным. Я тоже знаю Мерсейю изнутри. Я там был.

Флэндри потянулся, откинувшись на спинку кресла.

– В юности? По нашим данным, вы могли оказаться там раз или два довольно давно.

Магнуссон кивнул:

– В этом не было ничего нелояльного. В то время не было конфликтов. Мой родной мир, Кракен, всегда вел свободную торговлю, и вне терранской сферы не меньше, чем внутри.

– Да, ваш народ – независимое племя, верно? Но вы продолжайте. Это как раз тот личный разговор, которого я добивался.

Магнуссон продолжал лишенным выражения голосом:

– Мой отец был капитаном и часто возил груз в Ройдхунат и оттуда, бывало, и на саму Мерсейю. Это было до того, как старкадский инцидент вдребезги разбил все связи. Но даже и потом у него было несколько рейсов, и в парочку их он брал меня с собой. Мне тогда было лет около пятнадцати – впечатлительный возраст, как вы понимаете, и вы правы – я действительно был открыт всему, что мне хотели показать. Даже подружился с некоторыми своими мерсейскими сверстниками. Нет, они не убедили меня в том, что они – раса ангелов. Я ведь пошел в военные, помните? И вы знаете, что свой долг я выполнял. Но когда долг требовал личного общения с мерсейцами, разум, глаза и уши у меня был открыты.

– Довольно хрупкое основание для политических суждений.

– Я изучал, исследовал, собирал мнения, обдумывал и еще раз обдумывал.

– Ройдхунат так же сложен, как и Империя, и так же полон противоречий и парадоксов, если не больше, – заметил Флэндри ровным голосом. – Там мерсейцы – не единственная раса, и другие время от времени становятся влиятельными.

– Верно. И у нас так же. Что из этого?

– Об их ксенософонтах мы знаем еще меньше, чем о наших. В прошлом это подносило нам очень неприятные сюрпризы. Например, мой давний и долгий антагонист Айхарайх. У меня такое впечатление, что вы его тоже знали.

– Нет, – качнул головой Магнуссон. – Никогда.

– В самом деле? Но имя его вы узнали.

– Да, слухи до меня доходили. Мне интересно будет все, что вы сможете рассказать.

Флэндри закусил губу.

– Мне больно об этом вспоминать, – он бросил сигарету в пепельницу и выпрямился в кресле. – Сэр Олаф, это была увлекательнейшая беседа, и я вам благодарен, но я и в самом деле устал. Позвольте пожелать вам доброй ночи? Мы можем вернуться к этой теме, когда вам будет удобно.

– Минуту. Погодите, – отозвался Магнуссон и коснулся переговорного устройства на поясе. Дверь скользнула в сторону, и вошли четверо космопехов. Это были ирумклойцы – высокие, гладкие, твердокожие, с бесстрастными насекомоподобными лицами.

– Вы арестованы, – резко бросил Магнуссон.

– Простите? – Флэндри едва ли пошевелился, и слова его звучали очень спокойно. – А неприкосновенность парламентера?

– Она предполагалась, – ответил Магнуссон, – но вы нарушили ее условия попыткой шпионажа. Боюсь, вы и ваша делегация должны быть интернированы.

– Не потрудитесь ли вы объясниться?

Магнуссон что-то резко приказал негуманоидам. Было ясно, что они знают на англике только несколько слов. Трое встали по бокам и позади кресла Флэндри. Четвертый остался в дверях с вытащенным из кобуры бластером.

Магнуссон встал и навис над пленником, расставив ноги и уперев кулаки в бока. И проворчал, глядя вниз, хриплым от ярости голосом:

– Вы все отлично знаете. Я более чем наполовину этого ждал, но дал вам действовать в надежде, что вы будете честны. Этого не случилось.

К вашему сведению, я три дня назад узнал, что были обнаружены и захвачены специально посланные на Мерсейю терранские шпионы. Подозреваю, что они были направлены по вашему наущению, но это и неважно – вы наверняка знаете, что им было нужно. Основные вопросы, которые вы мне задавали, были частью и завершением той же операции. И неудивительно, что вы прибыли лично. Таким дьявольским искусством не обладает больше никто. Не предупредили бы меня – я бы так ни о чем и не догадался, пока вы и ваши шпионы не вернулись бы домой и не сопоставили сведения. Но теперь я еще раз убедился, что Господь заботится о воинах Его.

Флэндри встретил голубой огонь его глаз холодным взглядом:

– А наш арест вас не выдаст?

– Нет, не думаю, – произнес Магнуссон, успокаиваясь. – Никто не ожидает от этих ваших агентов быстрого доклада. К тому же мерсейцы организуют утечку на Терру дезинформации, будто бы исходящей от этих агентов. Детали вы представите себе лучше меня. А что до вашей мини-дипломатической группы, разве не обрадуется Империя тому, что она не возвращается немедленно? Когда курьерские торпеды вдруг начнут приносить обнадеживающую информацию?

– Флот не станет из-за этого сидеть сложа руки, – предостерег Флэндри.

– Конечно. Будут продолжаться приготовления к следующему этапу войны. Все, что сделала моя сторона, – это предотвратила попытку вашей стороны, которая была бы катастрофой, если бы удалась. Да, я понимаю, что там остались люди, с которыми вы поделились своими подозрениями, но чего они стоят без доказательств? Когда битва начнется всерьез, кто о них вспомнит? – Магнуссон вздохнул: – В некотором смысле мне даже жаль, Флэндри. Вы – гений, на свой извращенный манер. И этот провал – не ваша вина. Каким бы ценным человеком были вы в борьбе за правое дело! Я не питаю к вам зла и не хочу подвергать вас плохому обращению. Но не могу дать вам действовать. Вы и ваше окружение будете размещены с комфортом. Когда трон будет моим, я… я решу, будет ли безопасным вас отпустить.

Он отдал приказ. Флэндри без сопротивления поднялся, чтобы его увели.

– Мои поздравления, сэр Олаф, – сказал он вполголоса. – Вы оказались умнее, чем я думал. Доброй ночи.

– Доброй ночи, сэр Доминик, – ответил тот.