Текст книги "Лондонские тайны"

Автор книги: Поль Анри Феваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

Глава десятая
ЕЩЕ ТЕТУШКА

В полдень следующего дня Сюзанна отправилась по адресу, который дал ей слепец Тиррель. На Вимпольской улице она скоро нашла дом с цифрой 9 на дверях. Это был большой красивый дом с фронтоном, украшенным множеством арабесков.

Сюзанна ударила в двери медным молотком. Тотчас же дверь отворил лакей в дорогой ливрее. Не говоря ни слова, он провел ее в залу, где сидела служанка в дорогом костюме. Она, по-видимому, кого-то ждала. По костюму и элегантной фигуре ее можно было принять за госпожу.

Как только Сюзанна вошла, служанка встала и, почтительно поклонившись, проговорила по-французски:

– Я сейчас же доложу герцогине о прибытии вашего сиятельства. Не угодно ли вам будет, княгиня, обождать в гостиной?

Горничная провела Сюзанну в богато меблированную комнату и, поклонившись, вышла.

Сюзанна опустилась в мягкие кресла. Ее нисколько не удивил титул княгини. Комната была роскошно отделана, но Сюзанна не обратила на это никакого внимания: она ни о чем не думала и сидела с полузакрытыми глазами.

Сюзанна была одета в красивый, но странный костюм, купленный на деньги Тирреля. Роскошные формы ее тела заманчиво выставлялись из-под черного бархатного платья. Густые кудри были небрежно, но со вкусом закутаны в большую кружевную вуаль. Красота Сюзанны еще резче подчеркивалась ее костюмом и дневным светом.

Внимательный наблюдатель мог бы заключить, что Сюзанна способна возбудить в мужчине не только чувственность. Он бы увидел, что под холодной маской ее лица скрывается энергичная женщина, пламенная, огненная, полная живых кипучих сил, не обиженная природой и умом. Какой-нибудь случай – и вся эта масса сил выйдет наружу и развернется как пышный цветок…

Недолго пришлось ждать Сюзанне. Дверь в гостиную скоро отворилась и вошла старуха. Ее едва можно было разглядеть за множеством лент и кружев, которыми было обшито ее платье. Единственное, что выделялось в ее фигуре, это глаза. Серые, маленькие глаза как бы свидетельствовали об уме, хитрости и проницательности старухи.

Она остановилась на пороге и долго осматривала Сюзанну.

– Прекрасно! – сказала она. – Прекрасно! Только к слепым так милостива судьба, что они могут находить таких красавиц.

Старуха кашлянула и обратилась к Сюзанне.

– Mon cher enfant, – сказала она, – запомните, что я буду говорить вам. Я герцогиня де Жевре, а вы, с этого часа, вдова моего злополучного племянника, князя Филиппа де Лонгвиля, умершего во цвете лет.

– Согласна, если вы этого хотите, – отвечала Сюзанна.

– Надеюсь, вы не забудете имени вашего супруга, потерю которого вы оплакали с полгода тому назад. Итак, помните же, красавица моя, имя своего мужа – Филипп де Лонгвиль. Повторите, пожалуйста!

Сюзанна равнодушно взглянула на свою тетку и отчетливо выговорила:

– Филипп де Лонгвиль.

– Прекрасно, – сказала старуха, – поцелуйте же меня. Мой Бог, мне уже шестьдесят лет, но я никогда не встречала такой красавицы! Слушайте: я ваша тетка, вы моя племянница, значит, нам следует полюбить друг друга.

– Ах да, – продолжала герцогиня, – вот ваш герб, Сюзанн, и вас будут звать не Сюзанной, а Сюзанн.

Герцогиня надела на палец Сюзанны прекрасный массивный бриллиантовый перстень, на котором был вырезан герб.

Теперь давайте говорить о деле. Но прежде потрудитесь прочесть присланное на ваше имя письмо.

Сюзанна сломала печать и начала читать вслух:

«Когда вы распростились с человеком, спасшим вчера вашу жизнь, вы отправились в жидовский квартал. Там вы долго оставались на печальных развалинах одного дома…»

– Это дом моего отца! – сказала с печалью Сюзанна.

«Там наняли фиакр и вышли из него в гостиницу, которая находится в начале Регентской улицы. Здесь оставались вы ночь. С рассветом вы вышли оттуда и купили платье, которое теперь вам надо будет переменить на более приличное вашему теперешнему положению. Выйдя из магазина, вы на углу Клифордской улицы ждали человека; но он, не пришел…»

– Да, он не пришел, – со слезами проговорила Сюзанна.

«Из Клифордской улицы вы отправились в Вимпольскую и вошли в один дом, где и теперь сидите. Знайте, что вы ничего не скроете от людей, наблюдающих за вами. Ждите! Получите приказание – повинуйтесь. Исполните приказание – молчите».

Подписи под письмом не было.

Сюзанна бросила письмо на стол и строго взглянула на герцогиню.

– За мной шпионят, – сказала она, – к чему это? Глупо и бессмысленно грозить женщине, которая сама искала смерти!

Герцогиня де Жевре не могла выдержать взгляда Сюзанны. Ее поразила стойкость молодой девушки.

– Друг мой, – сказала она с покорностью в тоне, – вы напрасно думаете, что вам угрожают. Этого никто не делает. Вы нужны как необходимое орудие одной огромной организации, которая с вашей помощью осуществляет целый ряд гигантских планов. Взамен вам дадут богатство, окружат роскошью, удовольствиями, вас сделают счастливой.

– Меня сделают счастливой! Мне дадут счастье в жизни! – вскричала Сюзанна. – Разве они могут это сделать, когда он не любит меня!

– Вас не любит? Это невозможно, мое дитя!

– Но он меня не знает.

– Тем лучше для вас. Видите ли в чем дело. Со вчерашнего дня вы член организации, насчитывающей тысячу человек. Эта тысяча составляет одно нераздельное целое. Эта тысяча имеет громадную силу. Вы будете служить организации, а организация, в свою очередь, будет служить вам. Эта таинственная власть сделает для вас все. Со вчерашнего дня вы могущественны. То, что прежде вы считали мечтой, которой никогда не суждено исполниться, теперь может немедленно стать реальностью.

При последних словах герцогини Сюзанна встала. Лицо ее вдруг преобразилось. Бесчувственные, мрачные черты вдруг превратились в черты, полные жизни и энергии. Глаза горели огнем страсти, грудь высоко вздымалась. Это превращение Сюзанны привело старуху в восторг.

Между тем Сюзанна отрывисто вопрошала:

– Все сделается, что я хочу! О радость! Сегодняшняя мечта моя превратится в действительность…

Сюзанна подняла глаза к небу и две жемчужины скатились по ее щекам.

– Все, чего я желаю, – продолжала она, – это быть им любимой. Это моя мечта, мое высшее блаженство! Могут ли они дать мне его любовь?

Герцогиня усадила взволнованную Сюзанну.

– Для них нет ничего невозможного. Они все могут, – сказала она таинственно. Потом продолжала: – успокойтесь, все будет так, как вы хотите. Скажите, вы много плакали?

– Да, очень много!

– Теперь у вас изгладится из памяти, что такое слезы. Ну, а человек, которого вы любите, богат, знатен?

– Я полагаю, что он беден, потому что он часто брал деньги взаймы у моего отца…

– Ну, а как зовут его?

– Его имя Ленчестер, Бриан Ленчестер, – ответила Сюзанна с гордостью.

На губах старухи мелькнула легкая презрительная насмешка:

– Бриан Ленчестер! Этот бедняк, брат богатого графа Вейт-Манорского… Мой Бог, неужели из-за него вы столько плакали?

– Да, я люблю его. Я горжусь этим чувством! – выговорила Сюзанна с необыкновенной гордостью.

– Отлично, – поспешила поправиться герцогиня, – я француженка, следовательно, я люблю иногда шутить и смеяться… Пожалуйста, не сердитесь на меня, дитя мое.

– Впрочем, когда умрет граф Вейт-Манорский, Бриан Ленчестер может сделаться наследником его титулов и имуществ, – продолжала герцогиня. – Главное теперь состоит в том, чтобы вы могли видеться с ним.

– Когда, когда я его увижу? – воскликнула Сюзанна.

После некоторого размышления старуха ответила:

– Сегодня вечером.

– Сегодня вечером! Сегодня вечером! – повторяла Сюзанна, как бы стараясь узнать, верно ли она расслышала. – Вы очень добры. Благодарю, я буду теперь любить вас, – сказала она с выражением искренней радости и благодарности в голосе, и крепко пожала руку герцогине.

– Бедное мое дитя, – сказала та с сожалением, – вы его любите очень сильно. Такая любовь опасна. Можете ли вы скрыть от него что-нибудь?

– Нет, я все буду рассказывать ему.

– Вы убьете себя!

– Какая же цена мне в моей жизни?

– Поймите, вы можете таким образом погубить его!

Сюзанна помрачнела.

– Не думайте, пожалуйста, что грожу вам, моя дорогая, – объясняла старуха. – Я говорю вам только то, что есть на самом деле. Всему городу известен характер Бриана Ленчестера. Он весьма эксцентричен и отважен до самозабвения. Если вы сделаете ему только намек на организацию, остальное произойдет само собою. Он непременно будет бороться с таинственной властью, но она его сломит, как прутик.

– Я ничего не скажу ему об этом, – сказала Сюзанна.

– Если вы сделаете так, то поступите таким образом, как поступил бы каждый здравомыслящий человек на вашем месте. Можете наслаждаться благами жизни, но не вступайте в безумную борьбу, из которой вы никогда не выйдете целы. Да и что за надобность ему знать ваши тайны. Любовь вдовы князя де Лонгвиль, красавицы, двадцатилетней женщины, и вдобавок еще богатой как царица, может опьянить счастьем бедного дворянина Бриана Ленчестера.

– Я буду нема с ним как рыба, – повторила Сюзанна. – Но вы сказали, что я увижусь с ним сегодня вечером?

– Я не изменю своему обещанию, – сказала француженка и в ту же минуту позвонила горничной и спросила письменный прибор.

Она написала две записки и отдала горничной, сказав:

– Марриет, вот две записки: эту передай Джеймсу и скажи ему, чтобы он сейчас же отнес к доктору, другую отошли с Диком майору, чтоб через полчаса она была на месте! Передай Меду, чтоб в половине седьмого была подана карета княгини. Ну, а теперь можешь идти.

– Ма chere niece, – продолжала герцогиня после ухода горничной, – сегодня в Ковент-Гарденском театре немецкая опера. Вся аристократия соберется там. Переоденьтесь – мы едем в театр.

– Но вы обещали?

– Сэр Бриан Ленчестер тоже приедет в театр.

– Однако, откуда вы это знаете?

– Будьте уверены, моя милая племянница, что вы там его увидите.

Глава одиннадцатая
КАССА

В Лондоне, от угла Финчленской улицы и Корнгильской площади, в то время, когда происходили описываемые события, пролегал тесный грязный немощеный переулок. В него, Финчленскую улицу и Корнгильскую площадь выходил тремя своими сторонами громадный дом. Сторона, выходившая в переулок, была мрачного вида; в части, выступавшей на улицу, кипела промышленность; наконец, фасад на площади, великолепный снаружи, занят был в нижнем этаже двумя роскошными магазинами.

На одном из них красовалось имя Фалькстона. Это был магазин ювелирных изделий. В другом продавались всевозможные туалетные вещи: тут были и лакированные ботинки, шелковые чулки, манжеты, готовые сюртуки, фраки, пледы и т. д. Второй магазин, как видно по вывеске, принадлежал мистрисс Бертрам.

Оба магазина пользовались большой известностью и привлекали к себе многих покупателей.

Финчленская улица, довольно узкая и достаточно грязная, была как бы переходной ступенью от широкой, светлой и чистой площади к мрачному переулку. В части вышеозначенного громадного дома, выходившей на эту улицу, находилась, между прочим, меняльная лавка. В окнах ее были вделаны крепкие решетки и висели шторы, что придавало ей таинственный вид. Хозяина звали Вальтером. В соседней лавке помещался продавец и скупщик старых вещей и редкостей Практейс.

В мрачный переулок смотрели девять-десять окон большого дома. Окна были укреплены массивными железными решетками, а стекла замазаны мелом, так что любопытному глазу нельзя было высмотреть, что находилось внутри дома. Здесь помещалась контора торгового дома Эдуарда и K°.

Все соседние кумушки ломали головы над вопросом: какую торговлю вел торговый дом? И ни одна не могла добиться толку. Видели, что часто приносили туда тюки; замечали, что нередко даже повозки останавливались у дверей, тюки и пакеты исчезали в доме; но никто никогда не видал, чтобы что-нибудь из него выносили. Никто также не знал в лицо ни хозяина торгового дома, ни его компаньонов. Регулярно, раз в месяц, человек тридцать, а иногда и более, матросов входили в контору торгового дома. Единственное живое существо, которого видали, был лакей, появлявшийся иногда на пороге дома и неизменно одетый в ливрею огненного цвета.

На другой день после бала в Тревор-Гоузе матросы несколькими группами вошли в дом. Лакей, насчитав их три дюжины, запер дверь на замок и удалился.

Матросы почти все были здоровые ребята, с отчаянной наружностью. Взглянув на их физиономии, сразу можно было заметить, что большая часть их погрязла в разврате.

В числе их находились два мальчика, едва вышедшие из детского возраста.

Читатель уже знает некоторых из этих молодцов.

Тут был и здоровенный Том, толстая бочка Чарли, Патрик, лающая собака Сони, мяукающая кошка Снэль и другие сотоварищи капитана Педди, которых нет нужды здесь называть по именам. Но, странное дело, самого добрейшего капитана, в его синем застегнутом фраке и лосиных панталонах, видно не было.

Контора помещалась в громадной комнате, разделенной надвое решеткой, плотно занавешенной изнутри толстою зеленою занавесью. В решетке находились маленькие окошечки. Под одним из них виднелась надпись: «Касса». Вдоль стен в комнате стояли скамьи, на которые теперь, храня глубокое молчание, усаживались матросы.

Один из них, пришедший самым последним, не находя себе места, встал в углублении окна и приложил лицо к стеклу, густо замазанному мелом. С первого взгляда могло показаться, что он намеревался соскоблить мел, а между тем указательным пальцем правой руки он с удивительной быстротой перебирал пальцы на левой, видимо, что-то высчитывая. На нем было надето, поверх синей рубашки, пальто, сшитое из грубого сукна. Грязные с заплатами и толстыми подошвами сапоги прямо бросались в глаза, потому что короткие панталоны из полосатой шерстяной материи и с разрезами внизу, по сторонам, почти не доходили до них. На голове его едва держалась старая шляпа с крошечными полями.

Он был весьма низкого роста и с широченными плечами, заключавшими в себе, по-видимому, громадную силу. Под низким, едва заметным лбом, прямо, безо всякого углубления, начинался длинный узкий орлиный или, вернее сказать, совиный нос. Бороды, в строгом смысле, у него не было, но нет подбородке и щеках висели длинные рыжеватые клочки волос. Узенький рот с тонкими, почти незаметными губами, имел по сторонам две морщинки, так что, казалось, будто человек постоянно улыбается. Во взгляде его не было определенного выражения: он был то проницателен, то лукав, то дерзок.

Прежде чем назвать этого человека, мы укажем на одну примечательную черту его костюма: в пальто, в панталонах, в жилете и даже в брюках – везде были карманы. Одно пальто имело их ровно полдюжины. Звали человека Боб Лантерн.

Матросы ждали несколько минут.

Наконец из-за зеленой занавески раздался голос:

– Все налицо?

– Все, мистер Смит, – отвечал Том Тернбулль, – который, по-видимому, стоял во главе своих товарищей.

– Все – мяу! – пропищал с гримасой маленький Снэль.

Послышался резкий и сухой звук. Отпирался тяжелый замок.

– Экой ведь я рассеянный! – донесся голос невидимого мистера Смит. – Я забыл разменять ассигнации. Николас!

Явился Николас, лакей, в ливрее огненного цвета. Он был тоже за решеткой. Конторщик подал ему пук ассигнаций:

– Ступай, разменяй сейчас же!

Николас удалился.

– Слышали вы? – тихо спросил Том тихим голосом.

– Он послал разменять.

– Слышали, как не слышать, Том. Сейчас нам принесут деньжонок.

– Чарли говорит прозорливо, – заметил Снэль. Молчи ты, проклятая крыса! – сказал грубо Чарли. – Я не нуждаюсь в твоих подтверждениях.

Том Тернбулль поднялся с места, потом, не говоря ни слова, встал на скамью и посмотрел за решетку.

– Чего ты там смотришь? – спросили товарищи. Том сошел со скамьи и, приложив к губам палец, дал знак говорить тише. Потом знаком же подозвал поближе товарищей и сказал им топотом:

– Там, за решеткой, в двух шагах от нас, стоит открытый железный ящик.

– Так что же?

– В нем нет ни серебра…

– Тем хуже!

– Ни золота…

– Еще того хуже!

– Молчать! Положу на месте первого, кто скажет еще слово! – грозно проговорил Том. Снэль тихонько встал сзади его. – Ни золота! – повторил Тернбулль. – Но знаете почему?

– Почему?

– Потому что нет места! Потому что он полон ассигнаций…

У всех заблестели глаза. Послышался смешанный ропот.

– На каждого из нас там хватит по миллиону, – продолжал Тернбулль.

Ропот усилился. В глазах у всех, обращенных за решетку, выразилась жадность.

– Терпение, друзья, терпение! – сказал мистер Смит, принявший ропот за нежелание ждать.

Конторщик продолжал сидеть за конторкой и читать «Таймс». Выражения лица его нельзя было видеть, так как оно закрывалось синими очками и зеленым зонтиком.

– По миллиону! – воскликнуло разом несколько голосов.

– Товарищи! – обратился Боб Лантерн. – Нужно действовать осторожнее, не надо дурачиться. Могут произойти скверные последствия.

– Довольно тебе корчить из себя бессребреника! – прервал его Том. – Сказано тебе, что там груды ассигнаций!

– Э, о дьявольски соблазнительно! – признался Лантер облизываясь. – Если бы можно было обделать дело потихоньку, а то ведь… Капитан не придет?

– Нет, – отвечал Чарли.

– Дьявольски соблазнительно! – повторил Боб и, подойдя к решетке, слегка потряс ее.

– Потерпите немножко, друзья, потерпите еще немножко! – сказал конторщик, продолжая читать газету.

– Крепко сидит, – проворчал Боб поморщась, дьявольски крепко!

– Крепко? – повторил Том, пожав плечами. – Мы дети, что ли?

– Какие дети! – храбро воскликнул Снэль.

– Что же мы станем делать, ребята? – спросили другие.

Том не отвечал, но ринулся к решетке и с размаху хватил в нее каблуком. Решетка заколебалась, но устояла.

– Что это значит? – вскричал сердито Смит.

Том хотел повторить удар, но Боб Лантерн удержал его.

– Ты слишком много шумишь, мой милый, – сказал он.

И, по-видимому, без особых усилий он своим каблуком хватил с такой силой по замку, что тот отскочил. Потом Боб пропустил своих товарищей вперед, а сам остался несколько сзади.

Мистер Смит стоял в оборонительной позе, когда осаждавшие ворвались за решетку. Конторка его стояла на колесах. Он быстро подкатил ее к двери, намереваясь припереть ее, но было поздно.

– Не беспокойтесь, мистер Смит, – вскричал Тернбулль. – Дело уже сделано и, поэтому, если вы будете смирно вести себя, то мы поделимся с вами.

– Негодяи! – вскричал конторщик, и голос его задрожал. – Вы доберетесь до кассы только по моему трупу.

– И такая дорожка не дурна! – равнодушно отвечал Том.

Громкий смех раздался ему в одобрение.

За решеткой находилась дверь, которая вела в обширные кладовые торговой фирмы. Витая дубовая лестница открывала путь на второй этаж.

В то время, как Том, Чарли и другие отталкивали конторку, один из матросов, более смелый или более ловкий, чем другие, взобрался на конторку и крикнул:

– Мне первая доля!

– Браво, Сони! – закричала толпа.

– Да, тебе первая доля! – повторил мистер Смит, быстро выхватив из кармана пару маленьких пистолетов. Не было слышно ни шума, ни выстрела, только что-то как бы свистнуло в воздухе, и мистер Сони упал с раздробленною головою…

– О-о! Скверно! – проворчал Боб, пятясь к выходу.

Но другие не увлеклись его примером. Они стремительно бросились на конторщика и повалили его. Тернбулль вытаскивал уже из-за пазухи длинный нож…

Но вдруг случилось что-то необычное. Матросы задрожали, отпрянули за решетку и замерли там, затаив дыхание.

По витой лестнице медленно спускался человек с черной маской на лице. На последней ступени он остановился и спокойно спросил:

– Что тут за шум, мистер Смит? Мне нужен покой… Скажите, чтобы они не шумели.

– Его честь! – произнес со страхом Том. Попались! – проворчал Боб Лантерн, спрятавшись в оконном углублении.

Его честь медленно поднялся.

Мистер Смит встал и подкатил конторку на прежнее место.

– Возьмите это! – сказал он холодно, показывая на обезображенный труп Сони.

– Слушаю, мистер Смит! – почтительно ответил Тернбулль.

И как будто ровно ничего не случилось: мистер Смит снова начал читать свой «Таймс» в ожидании Николаса.

– Бедняжка Сони! – сказал кто-то в толпе.

– Он так чудно лаял! – пропищал Снэль жалобным голоском.

Глава двенадцатая
ЭДУАРД

В одной из комнат, выходившей на Корнгильскую площадь и убранной с азиатской роскошью, у окна с закрытой шторой находился знакомый читателю мечтатель, которого он видел в Темпльской церкви и который возбудил тогда ревность в бедном Стефане Мак-Набе, молодом лондонском докторе.

Мечтатель лежал на бархатной кушетке и курил из длинной трубки с янтарем. У него было бледное лицо, на котором отражалось утомление вследствие ночи, проведенной без сна. Перед ним в роли пюпитра стоял маленький негр, держа в руках раскрытую книгу, на страницах которой время от времени сэр Эдуард останавливал свои рассеянно смотревшие глаза. На креслах подле него лежала черпая маска и маленький четырехствольный пистолет.

Лакей вошел в комнату и доложил, что какой-то Боб Лантерн желает сказать что-то важное его чести. Сэр Эдуард отдал приказание впустить его и сделал знак негру, чтобы тот вышел.

Вошел Боб Лантерн, согнувшись в три погибели и едва касаясь ногами роскошного ковра.

Не доходя несколько шагов до сэра Эдуарда, он смиренно остановился.

– Что тебе нужно? – спросил хозяин.

– Я пришел поклониться вашей чести, – с унижением отвечал Боб, и доложить, как вы изволили приказать, об известном вам деле.

– О каком деле? Говори коротко и ясно.

– Постараюсь, ваша честь. Разве вы изволили забыть Темпльскую церковь и хорошенькую барышню? Славная штучка!

В Темпльской церкви сэр Эдуард испытал такие сладостные ощущения, что после первых же слов Боба ему припомнилось все.

Немного помолчав, он сказал:

– Да… да! Она прелестна! Какое благочестие в глазах, какая невинность во взгляде! Сколько скромности в ее голосе! И сколько любви во всем этом!.. Да, штучка славная. – Эдуард взглянул на Лантерна: – Я тебе поручил…

– Так точно. Поэтому-то я и последовал за барышнями… Их две сестры.

– Где же она живет?

– Какие вы счастливые, ваша честь, близехонько отсюда! Вам не нужно будет и извозчика.

– Но где? – прервал с нетерпением Эдуард.

– Напротив вас, на другой стороне площади, ваша честь, – быстро отвечал Боб. – Вот там.

Боб Лантерн указал пальцем на второй этаж противоположного дома. Эдуард посмотрел в ту сторону и потом так стремительно подошел к незавершенному окну, что молодая девушка, стоящая у окна противоположного дома, не успела отойти.

– Она, это она! – сказал Эдуард, когда очаровательное видение исчезло. – Я уверен, что это она! Прекрасно, – сказал он, обратившись к Лантерну. – Ступай и скажи мистеру Смиту, чтобы он заплатил тебе.

– Для меня было бы несравненно приятнее и почетнее, – отвечал Боб с видимым смущением, получить награду из собственных рук вашей чести.

Эдуард подал ему два соверена и сделал знак удалиться.

– Да пошлет вам Господь, чего вы желаете! – проговорил Боб, низко отвешивая поклоны.

Уходя, он бормотал: «Сорок-то жалких шиллингов за то, что открыл ему жемчужину. Это дьявольски несправедливо. Ну я ему отплачу…».

Эдуард же снова прилег на кушетку. Отдернув немножко шторы, он посмотрел на окна противоположного дома. Но он ошибся: очаровательное видение, замеченное в окне противоположного дома, было не прекрасной сборщицей из Темпльской церкви, а ее сестрой.