Текст книги "Лондонские тайны"

Автор книги: Поль Анри Феваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Глава пятая
ОПАСНОСТЬ

Богослужение, как мы говорили, было вечернее. В продолжение его сделалось на дворе совершенно темно, так темно, как бывает в ноябрьские вечера.

Церковь, в которую завели мы читателя, была старинная, громадных размеров. Ярко освещалась только та ее часть, где проходила служба, между тем как все остальные были погружены в мрак.

Незнакомец, разбуженный от грез и совершенно развлеченный видом прелестной сборщицы подаяний в пользу бедных, оставил место у колонны и медленными шагами направился к выходным дверям.

Не далеко от того места, где он стоял, находился другой человек, одежда которого была крайне дурна, а наружность вообще весьма подозрительна.

Этот человек видел как мечтатель вынимал толстый бумажник, чтобы дать лепту в пользу бедных; от его внимания не укрылось также, какова была лепта. Оборванный человек не спускал с мечтателя глаз.

Когда тот пошел к выходу, тронулся с места и подозрительный человек. Но пошел он не тем путем, каким шел незнакомец, а другой стороной. Они должны были столкнуться в самой отдаленной и самой мрачной части церковного здания.

Стефан все это заметил его мысль, быстрая, как молния, блеснула в голове его. Он довольно долго пожил в Лондоне, чтобы знать, что там самый обыкновенный злодей может совершить святотатство.

Ему представилось, что намерения человека подозрительной наружности, были не совсем чистого свойства, Стефан не был тем доблестным героем, какие выводятся в романах, но он был образованный и благородный человек. А этого совершенно достаточно для того, чтобы отбросить всякое эгоистическое чувство при виде опасности, которая, как ему казалось, угрожала прекрасному незнакомцу. Стефан решился: если будет нужно, оказать незнакомцу помощь. Недолго думая, он последовал за мечтателем.

Мечтатель подвигался вперед медленно. Потом возвращался и опять удалялся, как будто искал такое место, откуда всего лучше можно было наслаждаться звуками нежного отдаленного пения псалмов. Иногда он, подымая голову, смотрел наверх, любуясь верхушками готических колонн, которые были освещены только с одной стороны узкой полосой света. Что ни шаг – ему представлялись новые картины, казавшиеся фантастическими и бесконечно разнообразными.

Стефан долго следовал за мечтателем, но в отдаленных церковных галереях царствовал такой мрак, что за десять шагов нельзя было различить предметов. Поэтому молодой доктор потерял из виду прекрасного незнакомца, и, несмотря на все усилия, нигде не мог его найти.

Тогда Стефан бросился на другую сторону, чтобы задержать человека, намерения которого казались ему преступными, но и тут он не нашел никого.

Положение Стефана было затруднительно. У него оставалось только подозрение и потому нельзя же, основываясь на нем одном, нарушать благочестивую тишину богомольцев. С другой стороны, жизнь человека могла подвергаться серьезной опасности. Что ему делать?

А издали все раздавалось гармоничное пение молящихся, распевавших священные псалмы.

Это пение, доносившееся издали, и тишина, царившая в галереях, яркий свет с одной стороны и мрак с другой, – все это наводило ужас на бедного Стефана.

Между тем мечтатель, не подозревая опасности для себя, которой, впрочем, может быть и не существовало, вошел в часть галереи, где пол покрывался Камышевыми коврами. В коврах и заключалась причина, почему Стефан потерял след мечтателя: они заглушали его шаги.

Здесь церковное пение слышалось уже очень слабо, но зато в высшей степени меланхолической гармонии.

Мечтатель находился в поэтическом настроении. Он сел на скамью. В ту же минуту ему послышался за спиной легкий шум. Он оглянулся, но никого не было. Мало-помалу разнообразные картины опять заняли его восприимчивое воображение.

Мрачная уединенная высокая галерея представилась его воображению в ужасающем виде. Ему подумалось, что в тени громадных колонн могли находиться злоумышленники, и, между тем как там при свете лампад возносились молитвы к Богу, здесь, в тишине и мраке, нечистая сила, может быть, направляла шаги убийц. Звуки религиозной музыки могли, по его мнению, заглушить последние стоны умирающего.

Мысли эти кружились в голове его, когда другой шум, более явственный, дошел до его слуха. Казалось, что-то ползло по камышовым коврам.

Незнакомец сидел неподвижно, но его грезы улетели и умом, возвратившимся к действительности, он начал хладнокровно обдумывать опасность своего положения.

Едва повернув голову по направлению шума, он заметил темную фигуру человека, которая приближалась к нему ползком.

«Этот негодяй как будто узнал мои мысли», – подумал незнакомец, – и хочет убить меня.

Но он не тронулся с места и ждал спокойно; прошло несколько мгновений и человек подозрительной наружности одним прыжком, подобно тигру, бросился вперед… Его нож, верно направленный ударился о спинку скамьи – незнакомец отпрянул с быстротой молнии.

Когда убийца пришел в себя, рука его была сжата, как в железных тисках.

– А-а! – застонал он от боли. – Я думал, что на свете лишь один человек имеет такую ручку!

Он взглянул пристально на незнакомца.

По-видимому, глаза того и другого были привычны к темноте; ибо они узнали друг друга.

– Боб Лантерн! – воскликнул мечтатель.

– Пощадите, ваша честь! – проговорил жалобным голосом убийца, бросаясь на колени. – Я не узнал вас.

Его честь выпустил руку Боба Лантерна, который жалобным голосом начал умолять:

– Добрый господин мой, добрый сэр Эдуард, у вас в этом костюме талия, как у молоденькой барышни. Я не узнал вас.

– Молчать! – сказал повелительно тот, кого назвали сэром Эдуардом. – Что делают твои товарищи?

– Мало хорошего, в Лондоне жить дорого.

– Явитесь завтра, вам заплатят; но смотри, мистер Боб, вперед не пускайся на такие дела!

Сэр Эдуард спокойно последовал дальше. Боб пошел за ним, заложив руки в карман и с видом собаки, наказанной хозяином.

Стефан, не находя незнакомца, решил, наконец, вернуться в церковь, где благочестивые богомольцы уже готовились расходиться. Он пришел в крайнее изумление при виде незнакомца, который спокойно возвращался в сопровождении неизвестного. Увидев, что опасности для мечтателя нет, Стефан опять почувствовал к нему ненависть и почти сожалел, что беспокоился о нем.

Между тем, название мечтателя к сэру Эдуарду теперь не шло. Он возвращался, гордо подняв голову и бросив перчатки, в которых прикоснулся к Бобу Лантерну.

Боб поднял брошенные перчатки и сунул их в свой карман. Пожива была очень бедна, но ведь есть люди, которые поднимут булавку, а Боб Лантерн принадлежал к разряду тех людей, которые предпочитают взять хоть что-нибудь из чужого кармана, чем вовсе ничего не брать.

Надевая новые перчатки, сэр Эдуард бросил взгляд на прелестную сборщицу, прервавшую его грезы, но не обратил никакого внимания на ее сестру, которая не спускала с него глаз.

Стефан наблюдал исключительно за Кларой и сильно волновался от ревности.

Сэр Эдуард приставил к глазу лорнет. «Она прелестна», – сказал он про себя. Он сделал знак Бобу, чтобы тот подошел.

Ты видишь эту хорошенькую девушку около кафедры? – спросил он его на ухо.

– Там их несколько, сэр.

– Самую хорошенькую.

– Это зависит от вкуса, сэр.

– Ту, которая закрывает молитвенник.

– А! Вижу, сэр.

– Ты пойдешь за ней и завтра придешь сказать мне, кто она и где живет.

Боб Лантерн утвердительно кивнул головой и Эдуард удалился. Он прошел мимо Стефана, но не обратил внимания на взгляд его, исполненный ненависти.

Как скоро он удалился, Стефан подошел к Бобу Лантерну.

– Как зовут этого человека? – спросил он.

– Какого человека? – спросил Боб вместо ответа.

– С которым ты разговаривал?

– Это не человек, – гордо сказал Боб, – а джентльмен.

– Как же его зовут?

– Не знаю.

Стефан, опустив руку в карман, вынул два шиллинга и всунул их в руку Боба Лантерна.

– Теперь другое дело, – сказал Боб, положив деньги в карман, – вам угодно знать его имя?

– Ну да, скорее!

– Не знаю.

Потом насмешливо и вместе с тем униженно поклонившись, прибавил:

– Пошли Бог вам здоровья, добрый господин! – и его как не бывало.

Глава шестая
МИСС МЕРИ

В тот же самый вечер в Тревор-Гоузе давался бал в доме лорда Джемса Тревора.

Лорд Тревор по происхождению был человек знатный и богатый. Несколько лет тому назад он занимал высокий пост в одном министерстве, но когда там усилилась партия вигов, вышел в отставку и стал жить частным лицом, принимая в своем доме исключительно влиятельнейших лиц партии тори.

Он был вдов и имел единственную дочь, мисс Мери Тревор, заботу о воспитании которой взяла на себя сестра лорда Тревора, леди Кемпбел.

Леди Кемпбел считалась красавицей в 1820 году. В 183* году, то есть в то время, когда происходили описываемые события, она уже утеряла значительную часть своих прелестей, но не утратила желания нравиться.

Это желание не обнаруживалось в ней в тех комичных и не совсем приличных формах, которые романисты, считающие себя тонкими наблюдателями, навязывают кокеткам аристократического круга.

Она не играла своим веером более того, сколько было нужно, чтобы освежать себя; она не бросала томных взглядов; не вальсировала с молодыми людьми.

Ее кокетство было утонченнее.

Как умная женщина, она отказалась от всех наружных претензий на красоту и молодость. В своем женском кругу леди Кемпбел сумела создать для себя исключительное положение; она господствовала в нем как царица и оракул; никто не заботился узнать, сколько ей лет; быть ее кавалерами считали за честь самые модные молодые люди. Она была всеми любима, но никем уважаема. Этого-то ей и хотелось достичь. Когда женщину перестают любить и начинают уважать – то верный признак, что она состарилась. Впрочем, около себя она имела магнит, притягательной силе которого была многим обязана.

Мисс Мери Тревор была восемнадцатилетняя девушка. Она обладала нежной, но бледной и слабой красотой, какова вообще красота у английской аристократии. В прозрачной, перламутровой белизне ее лица был мягкий розовый оттенок, но в нем никогда не играл свежий румянец.

Прозрачность ее кожи замечалась особенно около глаз, где она принимала светло-лазуревый цвет, также посреди лба и на висках, где сквозь тонкую оболочку кожи виднелись тоненькие, голубые жилки.

Светло-русые волосы, отличавшиеся удивительною мягкостью, падали чудными локонами по обеим сторонам лица.

Нежно-голубые глаза часто полузакрывались и принимали тогда томное выражение.

Улыбка напоминала улыбку ребенка, но когда лицо ее делалось серьезным, подвижные, едва уловимые морщинки, появлявшиеся около рта, придавали всему лицу презрительное выражение.

В нравственном отношении мисс Мери была творением своей тетушки, леди Кемпбел. Слабая нравственно, как и физически, она, как мягкий воск, принимала все образы, какие хотелось придать ей ее хитрой тетушке. Леди Кемпбел имела основание гордиться своим созданием и тем неограниченным влиянием, которое имела над племянницей.

У лорда Тревора было тридцать тысяч фунтов годового дохода. Поэтому нет ничего удивительного в том, что множество молодых людей искали руки его дочери. Выбор Мери или, вернее, выбор ее тетки пал на молодого человека, не особенно богатого, но отличавшегося несомненною знатностью происхождения. Этот молодой человек был младшим сыном брата Фейера, по имени Франк Персеваль.

Казалось, счастье его было вне всякого сомнения, но вдруг появился новый поклонник и победа стала клониться в другую сторону. Неожиданного тут было мало, если сказать, что поклонника звали Рио-Санто!

Глава седьмая
МАРКИЗ

Маркиз Рио-Санто приехал в Лондон в 183* году.

Не прошло и трех дней по его приезде, как во всем Лондоне только и слышно было о нем. Говорили о красоте маркиза, о его богатстве, несмотря на то, что маркиза не видал ни один человек, так как в первые дни он нигде не показывался. Где источник такой молвы – неизвестно.

На свете есть много вещей, объяснить которые невозможно.

Каждый представлял себе этого человека соответственно своим обычным понятиям.

Мужья, которых пугает его репутация, представляли его в красном плаще Фра-Диаволо или, по меньшей мере, Дон-Жуаном.

Женщины находили в его лице непреодолимое фаталистическое выражение, на что они рады сваливать свою вину.

Молодые девушки видели его во сне с томным взором, орлиным носом и адской, но тем не менее пленительной улыбкой.

Наконец старым служанкам он представлялся с пальцами, унизанными бриллиантовыми перстнями, с тростью из кости носорога и часами, с подвешенными к ним печатками, ценою не менее, как в три тысячи фунтов стерлингов.

Можно себе представить, до какой степени эта таинственная личность возбуждала всеобщее любопытство. А к этому вскоре примешалась и политика.

В клубах стала носиться молва, будто бы Рио-Санто – тайный агент одной могущественной державы. В данном ему поручении, как уверяли, заключалась особенная политическая важность. Никому не было известно, откуда исходят эти вести, тем не менее, все хором распространяли их.

И виги и тори пришли в смятение. Кому маркиз отдаст предпочтение? Какую партию он удостоит своим первым визитом?

В один из вечеров маркиз Рио-Санто явился в салон леди Офелии Бернвуд, прелестной, богатой, двадцатилетней вдовы графа Дерби.

При входе Рио-Санто легкая дрожь пробежала по телу женщин.

Глаза каждого с любопытством, выразить которое нет возможности, устремились на него. Единодушно было решено, что он – красавец.

Скоро убедились, что он обладал умом редким, гибким и сильным, способным быстро понимать. Его красноречие было неиссякаемо, и вместе с тем он обладал редкой способностью молчать.

Прошло несколько недель и Рио-Санто был владыкою мод и душою всех аристократических кружков Лондона.

Одновременно с ним в гостиных высшего круга появилось несколько людей, отличавшихся или знатным происхождением, или богатством. Мы приведем имена самых замечательных из них: майор Боруэм, сэр Джеймс Ватерфильд, доктор Мюллер и кавалер Анджело Бембо. Каждый из них был более или менее знаком с маркизом, но ни один не состоял с ним в близких отношениях. Первым предметом любви маркиза в Лондоне была, как говорили, графиня Дерби. До того времени репутация леди Офелии была безукоризненна. Мужчины любили и боялись ее, женщины питали к ней чувства зависти.

Появился Рио-Санто – и на все поступки прекрасной графини легло таинственное покрывало, чем и воспользовались злые языки. Графине легко было заставить умолкнуть слухи: стоило ей, как и прежде, начать принимать каждый день, но она не желала этого. Она любила Рио-Санто пламенной безумной любовью.

Маркиз вначале тоже любил сильно, но любовь его скоро прошла. Страсть его была слишком горяча, а потому не могла продолжаться долго. Он поверг к ногам Офелии сердце, жизнь, свою будущность. Он дал ей клятву в вечной любви, но увы… если Рио-Санто и не желал обманывать, так он сам часто обманывался.

В продолжение целой недели во всем аристократическом Лондоне говорили о скором браке маркиза Рио-Санто с леди Офелией Бернвуд, графиней Дерби. Несмотря на эти слухи, брак не состоялся. Рио-Санто сам говорил везде, что ему отказали. Некоторые поверили, а другие, напротив, Говорили, что ему не было отказано даже в том, в чем нужно бы отказать.

Между тем Рио-Санто вполне оправдал мнение, которое заранее составили о нем лондонцы. Он вел роскошную жизнь, отличался щедростью, был великодушен и мужествен.

После графини Дерби он любил еще многих других женщин и случайно встретился с мисс Мери Тревор. С первого взгляда этот бледный ребенок показался ему весьма незначительной девочкой. Мери была приведена в смущение присутствием человека, странная известность которого не согласовывалась с ее робостью и слабостью. При вторичной встрече Мери пришлось петь. Нежный и слабый ее голосок почти не достиг слуха маркиза. Когда он стал разговаривать с нею звучный и полный голос его неприятным образом подействовал на слух молодой девушки.

В третий раз, наконец, они встретились на концерте в гостиной леди Офелии. В тот вечер Рио-Санто был бледен, молчалив и бросал вокруг себя рассеянные взгляды. Мисс Мери тихим голосом разговаривала со своей лучшей подругой, мисс Дианой Стюарт, которая была кузиной Франка Персеваля, в то время путешествовавшего по Европе. Речь между ними шла о нем.

Девушки говорили громко, не подозревая, что разговор их может достигнуть посторонних ушей. Голоса их неясным журчанием касались слуха Рио-Санто, но он, погруженный в грезы, не обращал на них внимания.

Рио-Санто был мечтатель в полном смысле слова. Не удовлетворяясь теми бесчисленными удовольствиями, которые давала ему действительность, он часто извлекал на поверхность глубоко скрытые силы своей поэтической натуры, и, увлекаемый призраками воображения, весь отдавался мечтаниям.

Рио-Санто забывался иногда в сладостных грезах.

Конечно он мечтал не на балах и праздниках, но теперь он невольно был перенесен музыкой в мир фантазии. Ему вдруг стало невыразимо сладко… В воображении явился образ девушки. Ее молодой, гибкий стан, чудный, мелодичный голос, божественный взгляд – все это заставляло сильно биться его сердце. Оркестр, как будто в унисон его мечтам, аккомпанировал один из простых, но сильно действующих на душу мотивов, которые создаются вдохновенными бардами дикой Ирландии. Выражение восторга и меланхолической грусти беспрестанно сменялись на лице Рио-Санто. Воспоминания нахлынули на его душу.

Но вот замерли последние звуки оркестра, смолкло пение, а вместе с этим и потухло воображение Рио-Санто.

Несколько слезинок покатилось по его лицу…

– Мери! – вырвалось у него со вздохом. – Милая Мери!

В это же самое мгновение мисс Диана Стюарт, разговаривавшая с мисс Тревор, вскричала:

– Бедная Мери!

Лишь только Рио-Санто услышал имя Мери, как по всему телу его пробежал невольный трепет, вся кровь его закипела ключом. Странное совпадение его мечты с только что произнесенными словами мисс Стюарт еще более подействовало на маркиза. Он поднял глаза и встретил прелестный профиль мисс Тревор.

Рио-Санто встречал Мери уже несколько раз, но теперь ему казалось, что он видит ее впервые.

– Так ты очень любишь его? – спросила мисс Стюарт после небольшой паузы.

Мери молчала. Ей не хотелось лгать, но также не хотелось сказать и правды. На лице ее видна была нерешительность.

– Да, мне скучно после его отъезда. Ах, как хотелось бы мне скорее увидать его! Мое терпение истощается! – проговорила, наконец, Мери.

Шорох, произведенный тихим движением маркиза, заставил мисс Тревор оглянуться. Она угадала, что конец ее разговора с подругой слышал Рио-Санто. Щеки ее в одно мгновение покрылись яркой краской, и в то, же время на нее напал безотчетный страх. Она задрожала при виде маркиза и тотчас вскочила с места, порывисто схватила подругу за руку и потащила ее в концертный зал.

– Пойдем, пойдем! – лепетала Мери, задыхаясь от волнения.

– Что с тобой? Точно кто тебя испугал, – шутливо заметила мисс Стюарт.

– Здесь был мужчина! – сказала Мери.

Диана быстро оглянулась и заметила жгучий взгляд маркиза, устремленный на Мери. Лицо ее вдруг стало серьезно.

– Каким странным взглядом он окинул тебя! Огонь страсти виден в его глазах, проговорила она, и в голосе ее послышались нотки зависти.

Еще сильнее дрожь охватила Мери.

Рио-Санто оставил колонну и сел в кресла, те самые кресла, с которых только что встала мисс Тревор. Так просидел он до самого конца концерта.

– Бедная Мери! – проговорил он, вставая. – Давно уж мое сердце не билось так сильно, давно я не желал так пламенно обладать женщиной!

Через несколько дней, Рио-Санто был представлен леди Кемпбел и лорду Тревору. Блестящие качества маркиза имели громадную цену в глазах леди Кемпбел; она знала хорошо, что это знакомство придает ей более веса в мнении общества; кроме того, внимание, оказанное маркизом ее дому, приятно льстило ее самолюбию.

Вскоре после того, как маркиз познакомился с леди Кемпбел и лордом Тревором, дом их сделался весьма известным. Все хотели познакомиться с хозяевами, и счастье в этом случае выпало прежде всего на долю молодых людей, приехавших в Лондон в одно время с маркизом. Лишь только они были представлены, как сейчас же записались в поклонники леди Кемпбел.

Те четыре джентльмена, о которых мы сказали несколько слов выше, как будто сговорились действовать для пользы Рио-Санто, несмотря на то, что, по-видимому, они не были между собою особенно дружны. Как объяснить это? Быть может, это только случай. Ум Рио-Санто был настолько обаятелен, что чем умнее была женщина, тем скорее она подчинялась чарам его речи, поэтому-то маркиз и не нуждался ни в чьей помощи.

Леди Кемпбел была женщина тонкого ума, а потому она скоро подчинилась влиянию маркиза. Прошло несколько дней, и Рио-Санто сделался для нее давнишним знакомым, семейным другом. Через месяц леди жила и дышала только им.

Теперь мы видим, что маркиз был так умен, что действовал на мисс Тревор непосредственно. Его орудием сделалась леди Кемпбел, но маркиз был так ловок, что леди этого не замечала.

Она была так заинтересована им, что имя маркиза почти не сходило с ее уст. Она выставляла его племяннице как образец светского человека, вполне заслуживающего внимания.

– Смотри, как он добр, – говорила ей леди Кемпбел, – а между тем он со своими средствами и при блестящем положении мог бы делать зло почти безнаказанно! Он каждый месяц дает огромные суммы пастору, который раздает их бедным, и сколько бедняков приобретают, благодаря этому, кров и насущный кусок хлеба.

Иногда тетушка говорила племяннице, что, по слухам, маркиз не способен питать серьезные чувства, что он легкомыслен, непостоянен в любви, но можно ли верить этим толкам? Если это говорят мужчины, то в них говорит зависть. Женщины же могут так злословить только с досады. Эти отзывы леди Кемпбел о маркизе не могли не повлиять на Мери.

Мери стыдилась и раскаивалась за то неприязненное чувство, которое у ней проявилось с первого раза к маркизу. Она считала эту загадочную антипатию ребяческой, не основанной ни на каких фактах. Под влиянием угрызений совести у Мери стало появляться в душе новое чувство к маркизу, какое, она еще и сама не могла определить.

Одна из особенностей характера женщины состоит в том, что женщины легко могут менять любовь на равнодушие; но никогда не могут перейти от антипатии к равнодушию. В силу этой-то странности женской натуры, быть может, и начала происходить перемена в отношениях Мери к маркизу.

В то время, когда весь Лондон говорил о браке маркиза с Офелией, Рио-Санто вдруг сделал предложение мисс Мери Тревор.

На этот раз он против ожиданий ошибся в расчете и получил отказ. Леди Кемпбел сказала ему, что рука племянницы была обещана Франку Персевалю, что она главная виновница этого брака, а потому отказать Франку нет никакой возможности; что это было бы слишком неблагородно, и что Мери любит его, да сверх того и лорд Джеймс Тревор слишком дорожит честью своей фамилии, а потому ни за что не согласится взять назад слово, которое он дал Франку.

Маркиз был не такой человек, чтобы при первой неудаче бросить дело, тем более, когда страсть давала ему новые силы. Он был упорен, горд, самоуверен, а потому надеялся и теперь, что он останется победителем. Чтобы вернее обеспечить за собой успех, он надел на себя маску отчаяния после ответа на его предложение, торжественно поцеловал руку леди Кемпбел и быстро удалился в глубоком молчании, как человек, который желает скрыть снедающую его грусть.

Насколько маркиз был самоуверен, показывает то обстоятельство, что, возвращаясь, он думал о том, как бы устроить будущую свою свадьбу со всевозможной пышностью.

Франк Персеваль в глазах леди Кемпбел был прекрасным молодым человеком; но теперь леди горько жалела о слове, данном ему, так как Рио-Санто, в ее глазах, во всех отношениях превосходил его…

Но не долго продолжалась эта мука, леди скоро утешилась. Она, как и все женщины ее ума, обладала редкою способностью обманывать самое себя. Леди была в отчаянии, вот она и вообразила, что и мисс Тревор тоже грустит. Грусть Мери можно было объяснить разным образом, и леди, в силу врожденного человеку эгоизма, объяснила ее в свою пользу. Она думала; Мери грустит от того, что отказали маркизу. Отсюда она вывела заключение; Мери любит маркиза.

Эта мысль была так странна, что тетушка сначала и сама не поверила. Но ей хотелось этого, и идея мало-помалу укоренилась в ее голове, из возможной она стала считать ее истинной.

Она решилась поговорить об этом с племянницей. Мисс Тревор сперва была поражена словами тетки, а потом… потом она сама убедилась в том, в чем хотела убедить ее леди.

Мисс Тревор была личностью слишком несамостоятельной; сила характера ее была так слаба, что она не умела управлять не только своими словами, но даже чувствами и желаниями; она всегда повиновалась тетке, – вот причины, по которым леди добилась от нее так скоро желаемого.

Леди Кемпбел постоянно заботилась о счастье Мери, а счастье племянницы, как она думала, состояло в любви к ней маркиза, а потому она очень обрадовалась. Чтобы снять со своей совести измену Персевалю, она слегка пожурила племянницу за непостоянство.

Рио-Санто, как мы уже сказали, произвел на Мери неопределенное впечатление. Леди Кемпбел приискала имя впечатлению, она назвала это любовью. Что же, быть может это и любовь? Мери не могла сама проанализировать чувство. Она воспринимала только готовые результаты, не проверяя даже их, а потому поверила и теперь…

Но Мери все-таки страдала. Хоть она и была убеждена теткой в своей любви к маркизу, но сердце ее не хотело примириться с этим. Как только ей приходила на мысль ее любовь к маркизу, бедное ее сердце болезненно сжималось, и в воображении Мери появлялся образ Франка. Защищаясь от вынужденного внутреннего разлада, мисс Тревор невольно погрузилась в апатию.

Леди Кемпбел оставалось довольно трудное дело: надо было убедить лорда Тревора в возможности изменить своему слову. Лорд Тревор, как потомок древних британских баронов, был тверд в нем как сталь; но он не был искусным дипломатом, большую часть своей жизни проведя на поле битвы. Леди Кемпбел, как можно заключить из предыдущего, была, напротив, очень сильна в искусстве убеждать других. Она очень хорошо понимала, что если действовать на лорда Тревора прямо, то она потерпит полнейшее фиаско, а потому она повела дело так ловко, что лорд и не заметил сначала ее цели – и кончилось дело тем, что гордый лорд в первый раз в своей жизни нарушил слово: он дал позволение Рио-Санто высказать свои чувства Мери.

Почти в то же самое время франк Персеваль возвращался в Англию и отдавался самым сладостным мечтам. Он мечтал о Мери.

Несчастный не знал, какой удар готовит ему судьба!