Текст книги "Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997"
Автор книги: Пирс Брендон
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 69 страниц)
Если суммировать все, то европейская Калькутта считалась «не только самым красивым городом в Азии, но одним из самых прекрасных в мире» [320]320
J.P.Losty, «Calcutta: City of Palaces» (1990), 49.
[Закрыть].
Тем не менее, как и другие британские анклавы, Калькутта была городом под осадой. Старуха с косой постоянно несла вахту, особенно – в жаркий сезон, когда на пушке в Форт-Уильяме можно было пожарить мясо, а люди скрывались под зонтиками даже от лучей полной луны.
Природа постоянно вторгалась в жизнь людей. По ночам тигры прогуливались за Чауринги, а днем часто оказывались достаточно смелыми, чтобы прыгать на лодки, курсировавшие недалеко от берега [321]321
M.Archer, «Early Views of India» (1980), 3.
[Закрыть]. Шакалы, гиены, стервятники и бродячие собаки рыскали по улицам, хотя никто из них не мог сравниться по незапуганности с индийскими аистами, которые расхаживали с важным и надменным видом. Это были гигантские птицы, которые пожирали поразительное количество гниющих отходов, падали и мусора [322]322
T.Williamson, «The East-Indian Vade-Mecum», II (1810), 4.
[Закрыть]. Они могли проглотить ногу теленка целиком, с копытом и железной подковой. Очистительная роль аистов была настолько жизненно важной, что кадетов из Форта-Уильям предупреждали: если кто-то нанесет птицам какой-то урон, это будет считаться серьезным правонарушением [323]323
Lord Roberts, «Forty-one Years in India», I (1897), 5.
[Закрыть].
Дом правительства обеспечивал аистам место для ночлега. Впрочем, он приютил обезьян, виверр, летучих собак, летучих мышей, ворон, соколов и стаи ярко-зеленых длиннохвостых попугаев. Некоторые из этих животных и птиц наводняли само здание.
В сезон муссонов к ним присоединялись лягушки, ящерицы, змеи, муравьи, пауки, комары, мотыльки, жуки и множество других летающих, жужжащих (и кусающих) насекомых. Их было столько, что они покрывали стены, будто образцы различных видов, представленные в музее. В Калькутте не было занавесок, в которых бы не спрятались скорпионы или многоножки. Над зеркалами устанавливали небольшие крыши, по форме напоминающие пагоды, свечи часто ставили в суповые тарелки, наполненные водой. И там тонули мириады насекомых.
Гости, чье воображение было заражено гипертрофией тропиков, жаловались на тараканов размером с мышь и на крыс, напоминающих маленьких слонов [324]324
M.Fowler, «Below the Peacock Fan: First Ladies of the Raj» (1987), 120 и 183.
[Закрыть].
Европейские общины были открыты для вторжения из царства животных. Они казалось еще более уязвимыми для налетов людей. Многие считали эти беды близнецами.
Сам Уэлсли говорил о возможных полчищах смуглых людей в белом муслине, наступающих из квартала, где проживали местные жители. Это считалось маловероятной возможностью, но о ней постоянно помнили. Такое напоминание давило психологически.
В отличие от строгого римского планирования города белых людей, которые изображались такими художниками, как Уильям Ходжес и Даниэл, «черный город» был хаотическим лабиринтом узких улиц без мостовых, кривых переулков в ямах и рытвинах, зловонных дворов. Время от времени на них попадались искусно построенные кирпичные дома, принадлежавшие землевладельцам, купцам или предпринимателям. Но по большей части «черный город» состоял из разлагающихся трущоб. Он представлял собой скопление полуразрушенных базаров, покрытых плесенью складов различных товаров, ветхих жилищ и хижин из глины, соломы и бамбука. Они ничем не были лучше ирландского домика или «самого грубого вигвама» [325]325
Roberts, «Hindostan», I, 3.
[Закрыть].
«Черный город» окружали джунгли и болота, он фактически опирался о британскую столицу.
Город аборигенов сталкивался со столицей белых людей и другими путями. Уэлсли особенно беспокоила опасность заражения различными болезнями, а также пожары, которые могли перекинуться на английские дома из кварталов местных жителей. Атмосферу всего города отравляли коровники, бойни, цистерны со стоячей водой и открытые сливные трубы. Воняли костры, для которых использовался сухой навоз, по улицам разносились запахи специй, кокосового масла и перетопленного жидкого масла из молока буйволицы, которое обычно используется индусами при приготовлении пищи.
Религиозные процессии по Читпор-роуд привлекали такое количество индусов, что джентльмены-христиане, которые ехали среди них на повозках, лупили людей кнутами без разбора. В результате некоторые падали в канавы, а других давили ногами [326]326
J.D.Collet, «The Life and Letters of Raja Rammohun Roy» (Calcutta, изд. 1962), 170-71.
[Закрыть].
Жители красивых вилл на Гарден-рич были вынуждены нанимать слугу, который постоянно дежурил, чтобы отталкивать плывущие трупы от берега и направлять их в основное русло Гугли. Там они перемещались вверх и вниз с приливом. Каждый день мимо одного места проплывало до ста тел, становившихся добычей для стервятников, которые садились на них, а также для бродячих собак, вытягивавших покойников на берег [327]327
OIOC, MSS Eur C97, 3.
[Закрыть].
Другие «неприятности» (таков английский эвфемизм для фекалий) были неизбежны [328]328
Martin (ред.), «Despatches», IV, 672.
[Закрыть].
Но если британская община не могла изолироваться топографически, она во все большей степени добивалась расовой сегрегации.
Расовый барьер присутствовал всегда, даже среди почитателей Востока. Например, сэр Уильям Джонс сравнил опыт «вынужденного прикосновения к чернокожему» с прикосновением к змее или южно-американскому угрю [329]329
C.A.Bayly, «Imperial Meridian: The British Empire and the World 1780-1830» (1989), 148.
[Закрыть]. Уильям Хики был вынужден преодолевать отвращение и ужас перед тем, как вступить в половую связь с чернокожей женщиной [330]330
Spencer (ред.), «Hickey», III, 213—14.
[Закрыть].
Но ко времени Уэлсли дискриминация на основании расовой принадлежности все в большей мере наделялась законным статусом. Небольшое количество знатных индусов продолжали «свободно вращаться в модных кругах Калькутты» [331]331
Roberts, «Hindostan», III, 82.
[Закрыть]. Несколько британцев считали, что индийская цивилизация не ниже и не уступает европейской, у них было много друзей среди местных жителей [332]332
OIOCMSSEurDl 160,WilliamPrincep,«Memoir», 11(1870), 16.
[Закрыть]. Но большинство индусов, даже те, кто имитировал английские манеры и выступал соперником англичан в литературных достижениях, не попадали в общество белых. Их туда не пускали. Часто в виде оправдания называлась несовместимость их привычек и обычаев с европейскими. В частности, индийские «идеи и обычаи в отношении женщин должны навсегда исключить их тесную связь с правящей расой в доме и личной жизни» [333]333
OIOC, MSS Eur C97, 263.
[Закрыть].
Однако по сути британцы пытались выделиться в качестве доминирующей расы, правящей касты. Это означало и отвержение полукровок, «этих одиноких человеческих существ» [334]334
CUL, SPCK Papers. Письмо от секретаря миссии в Тинни-валли от 18 сентября 1818 г.
[Закрыть], как их назвал один миссионер. В то время их называли индо-британцами или евразийцами (а в дальнейшем название сменилось на «англо-индусов»). Выдающиеся исключения допускались – например, командующий кавалерией Джеймс Скиннер. Но не было и мысли об ассимиляции по образцу Рима. Не стоял вопрос о том, что Ганг станет впадать в Темзу, как, судя по всему, сирийский Оронт затек в Тибр. В этом плане, как признает историк Р.Г. Коллингвуд, «британское владычество полностью отличалось от Римской империи» [335]335
R.G. Collingwood, «Roman Britain» (1932), 8.
[Закрыть].
Как говорил лорд Валиант, межнациональное скрещивание может быть первым шагом в колонизации, создав союз между англичанами и местными жителями [336]336
Valentia, «Voyages», 241.
[Закрыть]. Однако оно будет гибельным, если продолжится и дальше. В период регентства все больше людей соглашалось: результаты смешения рас следует изгонять из общества и подвергать остракизму. Но, как писал Джон Малькольм, они останутся полезными союзниками, поскольку «их гордость от причисления себя к европейцам окажется больше унижения в каждом случае презрительного отталкивания» [337]337
J.Malcolm, «The Political History of India», II (New Delhi, изд. 1970), 143.
[Закрыть].
В некоторых отношениях правители стали напоминать тех, кем правили. Например, это касалось вопроса отращивания усов и добавления карри в кушанья. Но к викторианской эпохе все, что могло стереть черты между расами, определенно считалось проклятием: «Самым большим ужасом для европейских дам было показаться похожими на местных, выглядеть, как профессиональные танцовщицы». Так писала одна англичанка, приехавшая в гости, объясняя, что именно это заставило их убрать наряды с золотым и серебряным шитьем [338]338
Roberts, «Hindostan», III, 75.
[Закрыть].
Один французский обозреватель писал, что если француз среди индусов говорит «я – первый», то «англичанин, в тысячу раз более богатый и обладающий большей властью, говорит "я – единственный"» [339]339
V.Jacquemont, «Voyage dans l'lnde…» (Paris, 1841), 459.
[Закрыть]. Британцев нельзя обвинить в несправедливости или волевом подавлении. Но можно – «в глупой, угрюмой национальной гордости», как говорил епископ Гебер. «Мы исключаем местных жителей из нашего общества, и при разговоре с ними постоянно ведем себя грубо и надменно» [340]340
M.A.Laird (ред.), «Bishop Heber in Northern India: Selections from Heber's Journal» (Cambridge, 1971), 45.
[Закрыть].
Британское общество брало пример с Уэлсли, который даже к посланникам князей относился с оскорбительной надменностью и сдержанностью [341]341
BL, Add 29178, письмо Дж.Палмера Гастингсу от Юоктября 1802 г.
[Закрыть]. Некоторых индусов пугало такое властное поведение. Гораздо большее количество людей оно отталкивало и восстанавливало против англичан. По словам одного английского путешественника, который считал жизненно необходимым примиряться с местным населением, «наши гордые, надменные и презрительные островитяне обычно прилагают усилия, чтобы их начали ненавидеть везде, куда они придут» [342]342
Roberts, «Hindostan», I, 187.
[Закрыть].
Уэлсли вызывал враждебность уже почти у всех к тому времени, как его отозвали в 1805 г. Даже пожилой дружелюбный Корнуоллис, которого отправили спасать субконтинент ему на смену, обиделся на всю помпу, пышность и условности. Уильям Хики записал его знаменитую реакцию на ослепительную кавалькаду, которая приветствовала его в Калькутте при высадке.
«Корнуоллис (доверенному секретарю): Что это? Что? Что все это значит, Робинсон?
Робинсон: Сэр, маркиз Уэлсли прислал свои экипажи и помощников в виде дани уважения, чтобы они сопроводили вас в Дом правительства.
Корнуоллис: Это слишком! Это выходит за рамки приличия! Слишком много людей. Мне они не нужны, ни один из них не нужен. Я еще не лишился способности шевелить ногами, не так ли, Робинсон? Слава Богу, я все еще могу идти, и хожу очень хорошо, верно?! Мне не нужны два десятка экипажей, чтобы провезти меня четверть мили. Я просто не стану ими пользоваться» [343]343
Spencer (ред.), «Hickey», IV, 318.
[Закрыть].
Губернатор отправился пешком и пришел в ужас от византийской пышности и великолепия дворца Уэлсли. За пару месяцев до смерти Корнуоллис попытался изменить жизнь властных кругов, сделав ее менее хвастливой и нарочитой. Еще важнее то, что он настоял на изменении экспансионистской политики своего предшественника.
Корнуоллис сожалел о безумном желании покорять и побеждать, приказав отступить с почти всех территорий к западу от Джамны и осудив точку зрения, представляемую прежде всего генералом Лейком, что «система власти предпочтительнее системы примирения» [344]344
Ross (ред.), «Cornwallis», III, 542, 548 и 546.
[Закрыть].
Но на практике казалось, что военные власти склоняются к системе обострений…
В 1806 г. главнокомандующий армии Мадраса сэр Джон Крэддок навязал своим сипаям новые правила. К этим солдатам и в любом случае плохо относились и мало платили. Во имя элегантности и нарядности он приказал им стричь усы по военному образцу и обрезать бороды [345]345
OIOC, H/MISC/507, «Vellore Mutiny Correspondence», 235.
[Закрыть]. Ведь в Англии пока что носили парики, а растительность на лице служила предметом насмешек. Кроме того, в метрополии считалось трагически уместным, что Георг III в своем безумии оставался небритым. Вдобавок сипаям приказали носить новые тюрбаны с кожаной кокардой, убрать все символы кастовости и серьги, пока они носят форму.
Это привело к мятежу в Веллоре, самой мощной крепости в Карнатаке. Восстание началось в том самом караульном помещении, построенном из гранита, где когда-то содержались сыновья Типу. Глубокой ночью хорошо организованные отряды сипаев атаковали спящий британский гарнизон, перебив сто солдат и офицеров. Британцы пришли в ужас: инструмент, который они создали для удержания власти на Индостане, теперь стал уничтожать их. В восьмидесяти милях оттуда, в Мадрасе, жители белой общины, как говорил губернатор лорд Уильям Бентинк, «на протяжении многих ночей ложились спать без уверенности, что завтра встанут живыми» [346]346
M.Gupta, «Lord William Bentinck in Madras and the Vellore Mutiny, 1803-07» (New Delhi, 1986), 192.
[Закрыть].
Полковник Джон Малькольм писал домой Уэсли: «Вы знаете, что я не паникер. Но на этот раз я впервые задрожал из-за Индии» [347]347
Kaye, «Lives of Indian Officers», I, 240.
[Закрыть].
События в Веллоре стали самым серьезным вызовом британской власти в Индии между падением Калькутты в 1756 г. и восстанием сипаев в 1857 г. Мятеж быстро подавили. Но правительство долго и напряженно мучилось над тем, что вызвало, раздумывая, кого в том винить. Гражданские лица обвиняли военных. А тем пришлось признать: усы всегда считались священными в Индии [348]348
OIOC, H/MISC/507, 238.
[Закрыть].
Крэддок признал, что «реформа» обмундирования могла привести к опасению: следующей попыткой станет превращение сипаев в христиан [349]349
Там же, 149, письмо Крэдцока Бентинку от 4 июля 1806 г.
[Закрыть]. Наверняка самой большой ошибкой было оскорбление чувств индуистов и мусульман. Яростные и непримиримые миссионеры прилагали к этому все усилия [350]350
BL, Add 29181, письмо С.Туне Гастингсу от 20 января 1808 г.
[Закрыть]. Как выразился один индус, «вы, англичане, забрали всю страну, а теперь хотите, чтобы народ принял вашу религию» [351]351
E.D.Potts, «British Baptist Missionaries in India, 1793-1837» (Cambridge, 1967), 220.
[Закрыть].
В любом случае, правительственная политика часто состояла в том, чтобы принять «систему универсальной толерантности, уступив местным обычаям и религиозным предрассудкам нескольких сект, которые составляют нашу местную армию» [352]352
OIOC, H/MISC/507, 532.
[Закрыть].
Это не помешало созданию епархии англиканской церкви в Калькутте в 1813 г. Она простиралась от острова Святой Елены до Сиднея, ее первый епископ, Томас Миддлтон, серьезным образом атаковал «идолопоклонничество» [353]353
DNB.
[Закрыть]. Это не дало ему новообращенных. Но он получил живописную картину на мраморе в соборе Святого Петра, где был изображен благословляющим двух молодых индусов, которые стояли на коленях.
Восстание в Веллоре не предотвратило насмешек и пренебрежения к кастовым табу в 1857 г., а тогда результат оказался куда более ужасающим. Но в 1806 г. военные могли правдоподобно заявлять о том, что у восстания имелись гораздо более глубокие корни. На самом деле имелись доказательства заговора, в который были вовлечены сыновья Типу. И эти доказательства выставлялись напоказ над парапетными стенками с бойницами в Веллоре, когда восставшие подняли флаг Майсура. Красно-зеленое знамя с солнцем в центре и тигриными полосами не было эмблемой восстания. Оно сделалось иконой сторонников независимости, представляя собою то, что один из старших офицеров Крэддока назвал «этим непримиримым враждебным духом ненависти к европейскому владычеству» [354]354
OIOC, H/MISC/507, 406.
[Закрыть].
После официального расследования Бентинка и Крэддока отправили домой. Приказы последнего отменили, как посоветовал резидент в Хайдарабаде: «Следует путем примирения избежать ужасающего всеобщего восстания» [355]355
Там же, 532.
[Закрыть].
Избитое выражение гласит, что Британия держала Индию за нить, которая может оборваться при любых неправильных расчетах. Колониальный порядок, в соответствии с которым индусам отказывали в экономических преимуществах и политическом продвижении, был очень непопулярен. Деревенские жители Бенгалии на самом деле приветствовали фанатичных и нетерпимых баптистских миссионеров (например, Уильяма Кэрри), поскольку они не походили на других европейцев. А те «были хуже тигров» [356]356
R.Spear, «The Nabobs» (1932), 59.
[Закрыть].
Груз, который нес на себе человек с коричневой кожей, давил на него, а его негодование было суммировано в песне носильщиков паланкина Джона Малькольма. Значение незатейливой песенки, когда он его выяснил, очень позабавило англичанина:
Многие британцы относились к власти сорока тысяч европейцев над сорока миллионами индусов не просто как к сомнительной и рискованной, а как к немыслимой [358]358
Embree, «Grant», 246.
[Закрыть]. Некоторые даже обнаруживали в этом элемент сверхъестественного.
Лорд Брис обычно иллюстрировал сверхъестественную власть британцев историей о тигре, который, сбежав из клетки в зоопарке Лахора, сопротивлялся всем попыткам заманить его назад, но вернулся, когда сторож самым серьезным образом предупредил его от имени британского правительства о необходимости соблюдения присяги [359]359
Bryce, «Ancient Roman Empire», 57.
[Закрыть].
Но всем, кроме самых доверчивых британцев, должно было прийти на ум другое окончание этой самодовольной сказки, гораздо менее счастливое. Все следовало закончить в красном цвете, в который окрасились бы зубы и когти. Например, Чарльз Меткалф считал, что внезапное восстание может быстро развеять впечатление британской неуязвимости, объединить всю Индию и положить конец превосходству белых. «Империи стареют, разлагаются и погибают, – писал он. – Британская индийская империя преждевременно достигла старости, для продления ее жизни следует действовать осторожно» [360]360
Kaye, «Lives of Indian Officers», I, 623—24.
[Закрыть].
Поэтому на протяжении свыше двух десятилетий после восстания в Веллоре британскими владениями по большей части управляли по формуле Уэлсли – с деспотизмом, разбавленным отеческой заботой. Правители совмещали старую безжалостность Уоррена Гастингса и новое чувство ответственности, введенное Корнуоллисом. Они попытались постепенно привить формулу Уэлсли, который говорил: «Индией нужно управлять не как империей, где нельзя сказать, что ею владеешь или даже смог изначально покорить и расширить. Управление ею следует рассматривать в качестве священного долга, а владение окажется постоянным» [361]361
Butler, «Eldest Brother», 237.
[Закрыть].
Это включало применяемые время от времени дикие репрессии (например, расстрел людей из орудий) и разнообразные ограничительные меры – например, контроль за индийской прессой, ограничение свободы передвижения и подчинение законов удобству администрации. Управление включало и территориальное расширение – по большей части, за счет маратхов на севере и западе.
И снова официальный грабеж в форме налоговых поступлений оплатил покорение. Налогообложение, которое в то время давало 18 миллионов фунтов стерлингов в год (третью часть поступлений в самой Британии в мирное время), было гораздо важнее, чем торговля. Перед тем, как «Джон-компани» утратила свою торговую монополию в 1813 г., говорилось: Индия столь же ценна в виде торгового партнера Британии, как и Джерси.
Но «Ост-Индийская компания» уже находилась на пути создания того, что назвали первой в мире «нарко-военной империей» [362]362
OHBE, 111,404.
[Закрыть]. Она добилась этого через новую тройственную торговлю: индийский опиум, продаваемый в Китай, покрывал стоимость импорта чая в Британию. А последняя находила в Индии рынок сбыта для текстиля и других продуктов промышленной революции. Но треть затрат власти в Индии направлялась на военные нужды. И это давало Британии во владение свободный иностранный легион.
Индия в действительности сделалась «английской казармой в Восточных морях» [363]363
R.Robinson, J. Gallagher, «Africa and the Victorians» (1965), 12.
[Закрыть]. После победы Нельсона при Трафальгаре в 1805 г. на море полностью правил Королевский ВМФ. Правда, американские каперы обеспечили несколько неожиданностей.
А во время утверждения «Pax Britannica», столетия существования «Британского мира» после Ватерлоо, бизнес в Индии, о котором говорилось, как о «первой настоящей многонациональной производственной корпорации» [364]364
Bayly, «Imperial Meridian», 126.
[Закрыть], был справедливо оценено, как главное оружие войны Джона Булля. Но сила британского кита не должна скрывать силу принадлежавшего ему слона. В Индии имелась постоянная армия, которая была финансово независима от Парламента в Вестминстере. Она состояла из 200 000 человек – столько же составляли двадцать пять легионов, с которыми Марк Аврелий защищал всю Римскую империю.
Эта армия соответствовала большинству европейских регулярных армий того времени, в тридцать раз превышая силы, которые США собрали для борьбы с Британией в 1812 г. Правда, индийские войска составляли только одну треть от армии Наполеона, вторгшейся в том же году в Россию.
Несмотря на обеспокоенность из-за потери принадлежности к касте в случае путешествия за океан, сипаев впервые послали за границу (на Суматру) в 1789 г. В дальнейшем их отправляли на Молуккские острова (1795 г.), Египет (1800 г.), Макао (1808 г.), на Маврикий (1809 г.) и Яву (1811 г.) Они продолжали усиливать британскую военную мощь и во время двух мировых войн, пока Индия не добилась независимости.
Британцы были заняты титанической борьбой против французской империи. Естественно, они думали в терминах бронированного кулака – военной мощи и военного бюджета.
В любом случае, военная мощь казалась подходящей для страны, которая оказалась проклята от одного края до другого азиатским варварством, совершенно не подходя для самоопределения. Так выразился Джеймс Милл во влиятельной «Истории Индии» (1818 г.) Однако некоторые генерал-губернаторы предпочитали примирение принуждению, жалуя Индии то, что Гарриет Мартино называл «благословением нашего правления» [365]365
H.Martineau, «British Rule in India» (1857), 161.
[Закрыть].
Если эта лицемерная фраза не скрывает жестокости, эгоизма и неумения править, она не должна скрывать и справедливости, эффективности и благотворительности. Во многих смыслах британские «раджи» оказывались предпочтительнее индийских раджей. С этим соглашался как минимум один из индийских раджей – либерально настроенный богослов Рам Мохун Рой. Он даже надеялся, что «Индия на протяжении неограниченного периода времени будет наслаждаться союзом с Англией и преимуществами ее просвещенного правления» [366]366
Collet, «Roy», 336.
[Закрыть]. Но и он не давал британскому владычеству более полувека. Тот же самый период отводил и Томас Мунро, который, вроде бы, говорил и о постоянном поддержании власти в империи [367]367
T.H.Beaglehole, «Thomas Munro and the Development of Administrative Policy in Madras 1792-1818» (Cambridge, 1966), 121-22.
[Закрыть].
Рой сходился во мнении с многими ведущими британцами, которые открыто говорили: британское владычество не может быть вечным, долгом перед человечеством является подготовка Индии к самоуправлению [368]368
Jacquemont, «Letters from India 1829-32» (1936), xxv.
[Закрыть].
Цивилизующая миссия Британии должна была оказаться конечной целью и дать позитивный результат. Поэтому Рой предпочитал сотрудничество с теми «дальновидными англичанами» (многие из которых на самом деле были шотландцами или ирландцами), которые развивали образование и различные институты в Индии, чтобы подготовить местных жителей к взятию управления собственной страной в свои руки [369]369
Collet, «Roy», 387-88.
[Закрыть].
Движение к самоуправлению в Индии нельзя будет остановить, как и самоуправление в Британии. Сам Рой с таким энтузиазмом поддерживал расширение особых прав Соединенного Королевства, что угрожал отказаться от своей клятвы верности империи, если Закон о реформе 1832 г. не примут. Даже когда британские владения разрастались как вооруженная автократия, микроскопический росток демократии и борьбы за свободу личности уже пробивался в рамках империи. Как пишет один современный ученый, империя «родилась с генетическими недостатками, которые ее похоронят» [370]370
Bayly, «Imperial Meridian», 163.
[Закрыть].
Каким бы ни оказалось будущее Индии, ее чрезвычайная важность в качестве азиатского довеска к Британии установилась к концу наполеоновских войн. Довольно странно то, что Индостан при этом захватил британское воображение. Завсегдатаи лондонских клубов зевали во время рассказов об охоте на тигров и на кабанов с копьем. Индийская скука стала предметом шуток в английской жизни и литературе. Англичане не знали «о специальных уполномоченных и цистернах для воды, о стоящих с опахалами слугах, индийских полковниках и бренди, разбавленном водой». (Или их все это не волновало) [371]371
An Indian Officer, «How I Spent My Two Years' Leave» (1875), 97-98.
[Закрыть]. Говорили, что даже в Вестминстере результат дополнительных выборов в Фалмауте вызвал больше интереса, чем судьба «британского раджи». «Парламент презирает Индию, – писал Маунтстьюрт Элфинстон, – он никогда не станет ссориться с министерством из-за нескольких миллионов черных мошенников, у которых нет права на голосование» [372]372
Kaye, «Lives of Indian Officers», I, 366.
[Закрыть].
С другой стороны, ценность принадлежащего империи гарнизона-государства оказалась несомненной. Индия являлась самым имперским элементом в случайном наборе разнообразных владений Джона Булля за океаном. Она стала империей внутри империи.
Страна великанов в рабстве у Лилипута и, Индостан подтверждал положение Британии в качестве мировой державы. Это давало уникальный престиж правящей нации. Индия обеспечивала рабочие места подготовленным должным образом молодым людям. В 1809 г. основали Хейлибери для их подготовки, хотя студенты считали колледж скорее фарсом в том, что касалось образования [373]373
D. Gilmour, «The Ruling Caste: Imperial lives in the Victorian Raj» (2005), 42.
[Закрыть].
Поговорка, появившаяся в середине XVIII века и повторявшаяся на протяжении двухсот лет, гласит: потеря Индии фатально запятнает славу Англии. Это понизит ее статус до второсортной страны, до уровня Бельгии, как иногда говорилось. Такая потеря сделает Соединенное Королевство незначительным в глазах Европы и мира [374]374
Harlow, «Second British Empire», II (1964), 140.
[Закрыть].
Опасения из-за потери Индии при внутреннем восстании или вторжении извне, либо в результате трусливого отказа от имперских обязанностей, все больше становились навязчивой идеей для британцев. В результате так называемая «оборона» британских владений стала вопросом строительства новых опорных пунктов и фортов, занятия удаленных бастионов и барбаканов. Критики вроде Джеймса Милла говорили: расширяя свою территорию, Британия просто приобретала новых врагов. Но желание охранять Индию сделалось огромной движущей силой. Казалось, оно может зайти очень далеко. Дизраэли скажет: те, кто постоянно твердил об угрозах Индии, смотрели только маломасштабные карты (что было неизбежно, поскольку пока не существовало карт Центральной Азии, выполненных в большом масштабе). Лорд Солсбери жаловался на военных, которые хотели «расквартироваться на Луне, чтобы защитить нас от Марса» [375]375
A.Roberts, «Salisbury: Victorian Titan» (1999), 532.
[Закрыть].
Поэтому целью огромных шагов вперед, сделанных империей, когда борьба с Францией достигла высшей точки после потери американских колоний, была именно защита Индии – жизненно важного источника силы Британии. В ответ на часто повторяемую аксиому «Джон-компани» о том, что мыс Доброй Надежды – это «Гибралтар для Индии» [376]376
A.Frost, «Convicts and Empire» (Melbourne, 1980), 65.
[Закрыть], Британия наконец-то аннексировала его у голландцев в 1806 г.
Средиземноморье стало еще одним ключевым путем, который следовало охранять, путем усиления и расширения за счет островов [377]377
Leckie, «Foreign Affairs of Great Britain», 121.
[Закрыть]. Мальта, которую Нельсон считал самым важным внешним форпостом Индии [378]378
Pocock, «Nelson», 293.
[Закрыть], была захвачена в 1800 г. К ней добавились Корфу, Ионические острова и Сицилия, которую ее временный диктатор, бывший губернатор Мадраса лорд Уильям Бентинк, мечтал сделать «королевой наших колоний» [379]379
J.Rosselli, «Lord William Bentinck» (1974), 147.
[Закрыть].
Влияние Королевского Флота распространялось на берега от Оттоманской империи до Триполи, где генеральный консул Британии считался силой, стоящей за спиной паши. Торговля шла под прикрытием военных знамен, а Средиземное море фактически сделалось «mare nostrum» – «нашим морем» для Британии.
Соединенное Королевство правило и в Индийском океане, захватив французскую базу военно-морского флота на Маврикии (1810 г.) и голландский торговый пост на Цейлоне. Остров был окончательно подавлен к 1818 г. после ужасающе жестокой войны. Правитель Канди отправил одну группу пленных британцев назад в Коломбо с отрезанными ушами, носами, а также привязанными к шеям руками. На это зверство в полной мере ответили зверствами.
Основной ценностью на Цейлоне стала великолепная гавань Тринкомали, которая выглядела, как тропическое озеро Виндермере, обладая уникальным положением огромного центра восточной торговли, еще одного Гибралтара Индии и арсенала Востока» [380]380
J.E.Tennent, «Ceylon», II (изд. 1860), 486.
[Закрыть].
Другой гаванью, которая могла с ней сравниться и находилась в пределах досягаемости от Коромандельного берега, мог стать только Сингапур. Сэр Стэмфорд Раффлз, который сделал карьеру, поднявшись с должности мелкого служащего «Ост-Индийской компании» до хозяина Явы в 1811 г., быстро заметил уникальный потенциал Сингапура. Раффлз говорил о том, что он «кроток, словно девственница, но ненасытен в амбициях» [381]381
R.Coupland, «Raffles» (1934), 7.
[Закрыть]. Его главной амбицией стало уничтожение империи голландцев на юго-восточном фланге Индии.
Раффлз утверждал (и не без оснований), что голландцы жестоки и коррумпированы, а расширение британского влияния служит гуманным целям. Получилось, что сам основатель колонии оказался поразительно снисходителен и относился терпимо к племенным обычаям малайских племен, которые ни в коей мере не были гуманными. «Они неплохие люди, – писал он, – несмотря на то, что едят друг друга».
С очевидным наслаждением Раффлз сообщал, что аборигены иногда зажаривают человеческое мясо, а иногда едят сырым, и считают деликатесами эпикурейцев ладони и подошвы. Мозги жертв они помещали в бутылки в колдовских целях, а сам автор собирал коллекцию черепов людей, которых ели при нем [382]382
S. Raffles, «Memoir of the Life and Public Services of Sir Thomas Stamford Raffles» (Singapore, изд. 1991), 399 и 422-28.
[Закрыть].
Однако Раффлз рассматривал себя в качестве агента цивилизации. Он относился к своим подданным, как к членам семьи, главой которой являлся. Иногда он представлял себя феодалом-сюзереном: «Вожди – это мои бароны, а люди – их вассалы».
Однако после 1815 г. Британия договорилась с Голландией и вернула Яву. Одновременно, по финансовым соображениям, отступила и «Ост-Индийская компания». Раффлз пришел к выводу, что единственный способ не позволить голландцам вернуть свое прошлое превосходство – это приобрести Сингапур. Так он и поступил (при поддержке генерал-губернатора Индии лорда Минто) в 1819 г.
Раффлз считал, что маленькая рыбацкая деревня может стать перекрестком дорог в Азии и управлять морскими путями между Европой и Дальним Востоком. При этом откроется торговля в беспрецедентных масштабах. «Я не вижу причин, почему бы не одевать Китай из Англии», – объявил Раффлз [383]383
Там же, 462 и 460.
[Закрыть].
Сингапур мог быть и огромным торговым складом, и портом, через который пойдет транзитная торговля, и политической опорой – «как Мальта на Западе» [384]384
D.C.Bougler, «Life of Sir Stamford Raffles» (изд. 1973), 162.
[Закрыть]. Город стал ключевым звеном, соединенным с другими портами, например, с Пинангом и Малаккой. Он же сделался звеном цепи, защищающей Индию. Более того, дипломатические и торговые соглашения от Персидского залива до Южно-Китайского моря обеспечивали Индостан опорой, поддержкой и защитой в океанском масштабе.
Еще шире сделались установленные границы. Исследовательские путешествия капитана Джеймса Кука (1768-79 гг.) тоже являлись эксплуатацией и развитием успеха. Конечно, его географические и медицинские открытия (имеется в виду борьба с цингой) были великолепными достижениями. За это его изображали, как святого, вооруженного навигационными приборами. Кука приняли в члены Королевского научного общества – это была награда, эквивалентная римскому «гражданскому венку», как сказал президент Общества на презентации [385]385
J.C.Beaglehole, «The Exploration of the Pacific» (1947), 343.
[Закрыть].
Но самой главной целью одиссей Кука стало опережение европейских и американских соперников Британии на Тихом океане в стратегическом и торговом плане. Одним из результатов открытий стала гибель трех четвертей населения из-за европейских болезней. Более того, Австралия сделалась колонией для отправки преступников в 1788 г. Просто Америка тогда оказалась недоступной в качестве свалки для осужденных. По словам министра лорда Сиднея, отправка осужденных «будет средством предотвращения эмиграции наших европейских соседей в эту часть света. К ней станут относиться с огромным предубеждением из-за дел "Ост-Индийской компании"». А значит, осужденные послужат империи, удерживая французов, обходя по флангам голландцев, обеспечивая военно-морской флот провизией и усиливая «стратегические изолированные части вокруг Индии» [386]386
G.Martin (ред.), «The Founding of Australia» (Sydney, 1978), 230 and 263.
[Закрыть].
Иными словами, Британия была «больше заинтересована в контролировании австралийских морей, чем австралийской земли» [387]387
G.Blainey, «The Tyranny of Distance» (Melbourne, 1966), 72.
[Закрыть]. Правда, порт Сидней, названный в честь министра, ответственного за поселения, мог стать промежуточным пунктом на пути в Китай.
