Текст книги "Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997"

Автор книги: Пирс Брендон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 69 страниц)

Пирс Брендон
УПАДОК И РАЗРУШЕНИЕ БРИТАНСКОЙ ИМПЕРИИ
1781 – 1997

От автора

В этой книге говорится о пяти континентах и событиях, происходивших на протяжении более двухсот лет. На ее написание у меня ушло шесть лет. Соответственно, за это время я набрал много долгов.

Во-первых, я должен поблагодарить друзей и коллег из Черчилль-Колледжа Кембриджского университета, которые мне всячески помогали. Особенно я благодарен Аллену Пэквуду, директору Центрального архива Черчилля, а также бывшим и нынешним участникам его выдающейся команды – Натали Адаме, Луизе Кинг, Эндрю Рили и Катарине Томпсон. Доктор Дик Уайттакер обеспечивал меня необходимыми сведениями о Римской империи. Хайвел Джордж представил уникальный взгляд на послевоенную Британскую империю. Доктор Алан и Джуди Финдли организовали познавательную экскурсию по Министерству иностранных дел и по делам Содружества, в чем любезно помог их сын Мэттью. Леди Джулия Бойд поделилась воспоминаниями о кончине Британской империи, который наблюдала лично. После передачи власти в Гонконге 30 июня 1997 г. она стала свидетельницей того, как королевская яхта «Британия» с последним губернатором, принцем Уэльским и другими высокопоставленными лицами на борту скрылась во тьме, отправившись в последнее плавание.

Большую часть работы я проводил в университетской библиотеке Кембриджа, ни с чем не сравнимом источнике для любого историка. Хочу особо поблагодарить Рейчел Роу, Годфри Уоллера и Питера Медоуза, библиотекаря Библейского общества. И другие библиотекари и архивариусы прилагали массу усилий, чтобы облегчить мою работу. Я чувствую себя особо обязанным доктору Гарету Гриффиту, директору Музея Британской империи и стран Содружества, который предоставил в мое распоряжение комнату в Бристоле. Там же я смог проконсультироваться у Джо Даффи. Родерик Саддэби помогал мне в Имперском военном музее. Мне также оказал помощь Кевин Гринбанкт в Центре по изучению Южной Азии в Кембридже.

Содействовали мне и в других странах. Доктор Сароджа Веттасингх, директор Национального архива Шри-Ланки, облегчила мне доступ к своим собраниям. Сьюзен Маллон приложила немало усилий, чтобы ознакомить меня с рукописными материалами в библиотеке Митчелла (Сидней).

В процессе исследований я посетил ряд бывших колониальных клубов – «Толлигунгу» в Калькутте, «Бангалор» и «Гонконг», а также ряд других, где меня очень хорошо приняли. Я особо благодарен Алану Окли, секретарю «Хай-Рейндж-Клаб» в Муннаре (штат Керала), и Стэнли Гунератне, секретарю «Хилл-Клаб» в Нувара Элиа. Он же любезно предоставил мне свои записи.

Меня консультировали многие люди, среди них Дэн Бёрт, профессор Мартин Донтон, доктор Ричард Дункан-Джонс, Билл Киркман, Гамини Мендис, профессор Джеймс Мюллер, Манус Нинан, Энтони Пембертон, Гарольд Розенбаум и доктор Калдер Уолтон. Сэр Кристофер Гам щедро поделился своими воспоминаниями о дипломатической службе и китайско-британских переговорах по поводу Гонконга. Сидни Болт с характерным для него юмором вспомнил о британском правлении в Индии в военное время, а также выступил с замечаниями по частям моей рукописи. Майкл Мёрфи сделал то же самое относительно разделов, посвященных Ирландии. Он украсил текст веселыми заметками и сносками на полях. Рекс Блумштейн изучил главу, посвященную Палестине, хотя едва ли мог себе позволить потратить на это время. Ричард Инграмс не только откопал захватывающий рассказ о колониальном Кипре, написанный Полом Футом вскоре после окончания школы, в которой обучались мы трое, но также отправил мне книги по данной теме. Это же сделал и Джереми Льюис, обладающий безошибочным литературным чутьем (он еще и взглянул на текст).

Остальные друзья помогали самыми различными способами. Это профессор Кристофер Эндрю, мой покойный литературный агент Эндрю Бест, о потере которого я очень сожалею, профессор Вик и Пэм Гатрелл, Тим Джил, Шарон Морис, профессор Ричард Овери и Джон Тайлер. Профессор Джеймс Мейолл позволял мне задавать ему вопросы во время долгих обедов.

Я наслаждался совместными обедами и с доктором Рональдом Ямом, ведущим британским специалистом по распаду империи. Ему я обязан гораздо большим, чем могу сказать. Он был моим руководителем во время учебы на последнем курсе в колледже Магдалины Кембриджского университета, в дальнейшем давал мне советы. Хотя в то время издавалась его собственная книга, он внимательно изучал каждое слово в моей. Его критика, исправления и предложения имеют огромную ценность. Стоит ли говорить, что, несмотря на всю его помощь, только я сам несу ответственность за все ошибки, которые остались в тексте.

Я получил разрешение на цитирование материалов из рукописных источников, которые перечислены в конце книги. Я хочу особо поблагодарить представителей библиотеки Кембриджского университета, «Матесон энд Ко., Лтд»., «Кёртис Браун, Лтд.» (Лондон), действующих от имени наследников сэра Уинстона Черчилля (по защите авторских прав Уинстона С.Черчилля), а также мастера и участников совета Черчилль-Колледж Кембриджского университета. В последующие издания будут внесены исправления, если произошло непреднамеренное нарушение каких-либо авторских прав.

Как и всегда, я благодарен своему издателю Дэну Франклину, который заказал эту книгу, ждал ее с образцовым терпением и принял с большим энтузиазмом. От этого на душе становится тепло. Он обеспечил команду, которая сделала процесс издания легким и приятным. В группу входили Элла Оллфри, ведущий редактор, Ричард Коллинз, очень дотошный помощник редактора, Лили Ричарде, обладающая прекрасным воображением, которая без устали искала снимки, и Анна Кроун, которая прекрасно сделала обложку.

При подготовке книги ключевую роль сыграли еще два человека. Это мой друг, бывший издатель и литературный гуру Том Розенталь, который постоянно меня подбадривал и оказывал моральную поддержку. Хотя моя жена Вивьен была занята собственной книгой, «Дети Раджа», она бесконечно уделяла время моей, участвуя в большей мере в качестве равного сотрудника, а не помощницы. Она сыграла огромную роль в появлении этой работы. Я посвящаю книгу ей с любовью и благодарностью.

Введение

Название этой книги, которое эхом повторяет «Историю упадка и разрушения Римской империи», требует пояснения, а то и извинений. Оно было выбрано не ради моего желания посоперничать с Эдуардом Гиббоном. Но его работа очень глубоко связана с моей темой.

Эта глубина пока не исследована. Ни один историк в здравом уме не станет предлагать сравнить себя с Гиббоном. У его шедевра, написанного с изумительным умом и несравненным стилем, нет конкурентов. «История упадка» уже два века будоражит воображение читателей. Она выполнила уникальную функцию, это высокая башня литературной архитектуры. Как отмечал Карлайл, книга служит неким мостом между древним и современным мирами. Она «великолепно перекрывает мрачную и переполненную пропасть варварских веков» [1]1
  J. Morris, «The Spectacle of Empire» (1982), 95. Если место публикации не указано, то это Лондон.


[Закрыть].

Как сказал автор в автобиографии, эта работа удовлетворила желание увеличить масштаб человеческого понимания. У нас короткая жизнь. Поэтому мы «тянемся вперед, за черту смерти, с теми надеждами, которые предлагают религия и философия. Мы заполняем молчащую пустоту, которая предшествует нашему рождению, связывая себя с авторами нашего существования. Кажется, что мы жили в наших предках» [2]2
  G.A. Bonnard (ред.), «Edward Gibbon: Memoirs of My Life» (1960), 3.


[Закрыть].

Однако работа Гиббона особо очаровала и впечатлила его соотечественников. Если каждый оглядывается назад, чтобы найти путь вперед, то британцы особо оглядывались на Рим. Их правители изучали древние языки и античную литературу. Многие представители элиты посещали достопримечательности, связанные с античностью. Они жили в свете Возрождения. Они погружались в потрясающую драму Гиббона (но игнорировали его предупреждение об опасности сравнения удаленных друг от друга эпох), осознавали поразительные аналогии между двумя державами, которые доминировали в своих мирах. «История упадка и разрушения» стала важным путеводителем для британцев, которые хотели планировать собственную имперскую траекторию. Они нашли ключ к пониманию Британской империи в руинах Рима.

Отчасти цель моей книги – оценка последствий такого колоссального разрушения. Оно объяснялось бесчисленными способами. Британские империалисты выкопали огромное количество разнообразных признаков и предзнаменований из многочисленных пластов археологических раскопок. Вечный город был вселенским, колоссальным, непонятным и двусмысленным в своем выражении. Он объединял галактику миров, некоторые из них были противоречивыми, другие – совместимыми друг с другом.

Имелся республиканский Рим – чистый, добродетельный, героический, город Горация, воспетый Маколеем, город Регулуса, героя Киплинга. С ним связан стоический Рим благородного Брута, добродетельного и справедливого Марка Аврелия, чьи «Размышления» сопровождали Сесила Родса во время путешествий по вельду. Был и имперский Рим – вооруженная деспотия, направленная на покорение и завоевания, использованная для оправдания «авторитарной политики» [3]3
  F.M.Turner, «Contrasting Cultural History» (1993), 248.


[Закрыть]имперской Британии (Томас де Куинси хвалил мужественного Цезаря за подавление римской свободы). Есть Рим Антония, который господствовал над золотым веком цивилизации. Его «Pax Romana», «Римский мир», явно предшествовал «Pax Britannica». Вспоминается языческий Рим, чьи бессмертные музы способствовали расцвету культуры Запада. Но имелся и католический Рим, который Гиббон выставил на посмешище и осудил за соединение предрассудков, фанатизма и коррупции. Он подтвердил часть предвзятых мнений Британский протестантской империи, заметив: «Насильник папа Иоанн XII удерживал женщин-паломниц от посещения гробницы святого Петра, чтобы во время поклонения их не изнасиловал его преемник» [4]4
  E.Gibbon, «The History of the Decline and Fall of the Roman Empire», III, ред. D.Womersley (Harmondsworth, 1994), 139. Я цитирую эту работу во всей книге, это отличное и доступное издание.


[Закрыть]. Был монументальный Рим, который имитировался всегда, когда британские империалисты хотели воплотить власть в камне. Наконец, хотя этим ни в коем случае не заканчивается перечень, известно о декадентском Риме. Если такие эстеты, как Свинберн и Уайльд, могли прославлять его романтическое вырождение, суровые хранители более великой Британии, чьей целью была физически крепкая и выносливая нация [5]5
  L.S.Amery, «The Forward View» (1935), 434.


[Закрыть], рассматривали его, как предзнаменование расового вырождения и упадка империи.

Эти отдельные, но наложенные одно на другое лица Рима произвели впечатление и на Зигмунда Фрейда. Он представлял Рим моделью разума. Это город, в котором все сохранено, как мысли в подсознании. Новые структуры сосуществуют там со старыми. «В том месте, где стоит палаццо Каффарелли, снова будет стоять храм Юпитера Капитолийского – без сноса палаццо. Но не только в последней версии, как видели его римляне империи, но и в самой ранней, в которой все еще оставались архитектурные формы этрусков, а здание украшалось терракотовыми антефиксами. Там, где сейчас стоит Колизей, мы в то же самое время можем наслаждаться исчезнувшим золотым дворцом Нерона. На площади перед Пантеоном мы найдем не только сегодняшний Пантеон, который завещал нам Адриан. На том же месте окажется и изначальное здание, воздвигнутое Агриппой. На самом-то деле на том же участке земли находится церковь Санта-Мария-сопра-Минерва и древний храм, на фундаменте которого ее построили» [6]6
  S.Freud, «Civilization and its Discontents» в J. Strachey (ред.), «The Complete Psychological Works of Sigmund Freud», XXI (1981), 70.


[Закрыть].

Фрейд остановился, сказав, что не может должным образом представить жизнь духа в художественных образах. Однако его видение Рима как духовной сущности великолепно, что наводит на размышления. Оно указывает на то, как римское прошлое влияет на настоящее и вливается в него, а также показывает: эта огромная метрополия может быть всем для людей. Рим являлся огромным палимпсестом человеческого существования – едва ли разборчивым, трудным для расшифровки, давно уже считающимся пророческим. Двойственность его посланий – определенное преимущество для тех, кто больше всего был заинтересован в уроках, которые можно получить из его истории.

Нет необходимости говорить, что британцы – не единственная нация, которая подтверждала свою национальную мифологию ссылками на Рим. Царь (это русская форма имени Цезаря) Иван Великий заявлял, что Москва – «третий Рим». Наполеон короновал себя в императоры золотым венком, сделанным по типу лаврового, а церемония была основана на описании коронации Карла Великого (она включала присутствие двенадцати девственниц, которых оказалось трудно найти в постреволюционном Париже). И Гитлер, и Муссолини использовали римскую модель, а нацисты заявляли, что Англия – это «современный Карфаген» [7]7
  C.Edwards, «Roman Pretences: Receptions of Rome in European Cultures, 1789-1945» (Cambridge, 1999), 224.


[Закрыть]. Но кажется, что именно британцы, хозяева империи, гораздо большей, чем империя Траяна, имеют право претендовать на то, чтобы называться «духовными наследниками Рима» [8]8
  A.Quiller-Couch, «On the Art of Writing» (Fowey, 1995), 25. Q. был назначен преподавателем английского языка в Кембриджском университете в 1912 г. и сделал это заявление во время вступительной лекции.


[Закрыть].

Они постоянно отождествляли себя с имперскими предшественниками. Дж. А. Фроуд начал биографию Юлия Цезаря с заявления о том, что «англичане и римляне по сути похожи друг на друга» [9]9
  J.A.Froude, «Caesar» (1879), I.


[Закрыть]. Лорд Брис сказал, что люди, завоевавшие Римскую империю, и британский «радж» одержали победу благодаря силе характера [10]10
  J.Bryce, «The Ancient Roman Empire and the British Empire in India» (1914), 54.


[Закрыть].

В сравнительном исследовании Рима и Британии сэр Чарльз Лукас подтвердил: оба народа обладали «врожденной способностью править» [11]11
  C.Lucas, «Greater Rome and Greater Britain» (1912), 154.


[Закрыть].

Подобные открытые признания обычно делались для усиления уверенности британских империалистов. В действительности современная империя чаще всего изображалась, как шаг вперед по сравнению с древней, особенно – в вопросах свободы, неподкупности и науки. Гиббон высмеивал попытку императора Гелиогабала выяснить количество жителей Рима, сплетя «огромную паутину» [12]12
  Gibbon, «Decline and Fall», II, 186.


[Закрыть].

Но, как будет показано ниже, не все контрасты оказывались в пользу Британии. Лорд Кромер признавал: Рим, правители которого часто оказывались из провинций за пределами Италии, был гораздо более прогрессивным, чем любая нынешняя держава, ассимилирующая подчиненные народы. Несмотря на одобрение того вида расовой дискриминации, который сильно разрушал Британскую империю, Кромер признает, что его соотечественники оказались излишне привилегированными [13]13
  Lord Cromer, «Ancient and Modern Imperialism» (1910), 74.


[Закрыть].

Рим как предупреждал, так и учил. Индийские чиновники, которых беспокоили границы на северо-западе, обсуждали уроки римской политики в отношении провинций с У.Д. Арнольдом, преподавателем из Оксфорда: «Они опасались, что трагедия Римской империи, окраины которой разрастались за счет центра, снова повторится» [14]14
  R.Symonds, «Oxford and Empire» (1986), 33.


[Закрыть]. В статье о римских руинах автор викторианской эпохи из «Эдинбург Ревью» попытался представить, «сколько топографических названий Лондона будет восстановлено по фрагментам нашей собственной литературы, которая может существовать и через тысячу лет после появления некоторых строений» [15]15
  «Edinburgh Review», № 135 (1872), 307.


[Закрыть].

Чтобы избежать упадка и разрушения собственной империи, некоторые британцы обдумывали вопрос завлечения Соединенных Штатов Америки в англо-саксонскую федерацию. Джон Уэст, язвительный историк из Тасмании, даже припомнил европейский призрак Рима. «Американская и Британская империя стоят на всех морях, – написал он в 1852 г. – Земли, покоренные Цезарем, открытые Колумбом и исследованные Куком, в настоящее время соединились. Они получили одну судьбу» [16]16
  J.West, «History of Tasmania», II (1852), 347.


[Закрыть].

Они вместе могли бы доминировать в мире. Но Гиббон, хотя его и можно интерпретировать оптимистически, предпочел менее подозрительный прогноз. Когда вышел первый том его работы (в 1776 г.), американские колонии уже восстали, а Британская империя страдала от некоторых пороков, которые разрушили Рим – от роскоши, коррупции и чрезмерного расширения.

Несмотря на возрождение и расширение в следующие 150 лет, британцы продолжали находить у Гиббона (работа которого, завершающаяся Византией, охватывает тысячу лет) намеки на обреченность и закат своей империи. После того, как это случилось, иногда все равно продолжало долетать классическое эхо. Когда Гарольд Макмиллан посетил Индию в 1958 г., другой ученик Гиббона, премьер-министр Неру, сказал ему: «Интересно, а римляне когда-то возвращались назад, в Британию?» [17]17
  A.Sampson, «Macmillan: A Study in Ambiguity» (1967), 137.


[Закрыть]

Такие размышления появляются в разнообразных формах на протяжении этой книги. Они обеспечивают многоплановость центральной темы – упадка и разрушения Британской империи между 1781 и 1997 гг.

Несмотря на долгое прощание Гиббона с Римской империей, может показаться парадоксальным и даже неправильным прослеживать крах Британской империи от восстания тринадцати колоний. Но победа Вашингтона при Йорктауне действительно стала сигналом катастрофы для метрополии, она послужила предзнаменованием будущих неудач и отступлений, а также подъема могущественной Американской империи.

Но восстановление Британии было драматичным, а продолжавшиеся победы на Востоке компенсировали разгром на Западе. Нельзя отрицать поразительный рост империи, которая, так или иначе, расширялась на протяжении викторианской эпохи и достигла своего территориального апогея между двумя мировыми войнами. Однако, как говорит Фернанд Бродель, подъем и крах великих держав можно понять только по прошествии времени. Требуется изучить огромный период. Не опускаясь до теологических заблуждений и ошибок, рассматривая свой предмет в обратном направлении, историки обнаружили смертельно опасное напряжение в Британской империи уже в 1820-е гг. Но, судя по всему, она была физически слабой с самого начала. И американские повстанцы это доказали.

Более того, империя с самого рождения несла в себе идеологическую бациллу, которая оказалась фатальной. Это «отеческая доктрина» Эдмунда Бёрка, который утверждал: колониальное правительство является опекуном. Именно так его и надо подавать подчиненным народам, чтобы они, в конце концов, получили свободу, положенную им по праву рождения.

Британская империя имела маленькую человеческую и географическую базу, удаленную от своих заморских владений. В конце XVIII века она по счастливой случайности приобрела промышленные, коммерческие и военно-морские преимущества, которые соперники в дальнейшем подорвали. Обладая такой ограниченной способностью к удержанию завоеванного, империя стремилась к заключению соглашений и находила местных коллаборационистов. Но господство империи по природе своей ослабляло их верность и преданность. Гиббон говорит об этом в самой первой из опубликованных фраз в «Эссе об изучении литературы» (благодаря ему, как говорил автор, он утратил «литературную девственность») [18]18
  ODNB.


[Закрыть]. «История империй – это история человеческих страданий», – писал он.

Это так, ведь изначальное подчинение всегда происходит варварскими способами, а дальнейшая оккупация, как правило, подавляет. Имперским державам не достает законности. Правят они безответственно, полагаясь на оружие, дипломатию и пропаганду. Но никакие оправдания не могут избавить от инстинктивной враждебности к контролю со стороны иноземцев. Сам Гиббон выступал за свободу. в данном вопросе он добрался до сути: «Нельзя придумать более несправедливой и абсурдной конституции, чем та, которая обрекает коренное население страны на постоянную зависимость и рабство при деспотичном доминировании чужестранцев» [19]19
  Gibbon, «Decline and Fall», III, 652.


[Закрыть].

Сопротивление такому господству вызывало жестокие репрессии – например, те, на которые пошли британцы после восстания сипаев в Индии. Так укоренился антагонизм, от которого невозможно избавиться. Однако Британская империя была гораздо лучше других, что признавал даже Джордж Оруэлл. Это либеральная империя. Ее функционеры заявляли: преданность свободе является фундаментальной в их миссии несения цивилизации. Касательно этого Ллойд-Джордж заявил во время Всебританской имперской конференции в 1921 г., что эта империя уникальна: «Свобода является ее связующим принципом» [20]20
  N. Mansergh, «The Commonwealth Experience» (1969), 158.


[Закрыть].

Людям, находившимся под имперским ярмом, подобные подтверждения, судя по всему, казались примерами наглого британского лицемерия. Но это стало данью, которую порок платит добродетели. В XX веке британцы столкнулись с неблагоприятной обстановкой почти везде, они с неохотой применяли свои принципы на практике, выполняя роль государства-опекуна. После чего и пришлось предоставить своим «черным» и «коричневым» колониям независимость (чаще всего – в рамках Содружества), которую давно получили белые доминионы. Так Британская империя реализовала давно лелеемый идеал и стала тем, что «Тайме» в 1942 г. назвала «самоликвидирующимся концерном» [21]21
  «The Times» за 21 ноября 1942 г.


[Закрыть].

Задолго до того викторианцы начали надеяться, что «какой-то будущий Гиббон напишет историю Британской империи» [22]22
  S. Walpole, «A History of England», V (1886), 146.


[Закрыть]. Во всяком случае, даже не сделав этого, современные историки могут черпать вдохновение из его достижений, обучаясь на его методах.

Гиббон в первую очередь учит, что хронология – это логика истории. (Но он не чувствовал ничего, кроме презрения, к простым хроникерам, хотя благосклонно относился к рассказу, который полагается на «временной порядок, этот надежный пробный камень истины») [23]23
  P. Craddock (ред.), «Gibbon's English Essays» (Oxford, 1972), 507.


[Закрыть]. Автор «Истории упадка» является образцом иронии и скептицизма. Гиббон остерегался и избегал универсальных систем. Он относился к философской истории, как и к рациональной теологии, считая ее «странным кентавром» [24]24
  R. Porter, «Gibbon Making History» (1995), 124. Джейкоб Бёркхардт тоже говорил о философии истории, сравнивая ее с кентавром.


[Закрыть].

Гиббон предлагал высокомерные нравственные и политические объяснения распада Римской империи. Не все они были состоятельными. Но его абстракции, включая абстрактность прозы, отражали возвышенное понимание конкретного, Великий гобелен Гиббона отличается своими нитями. Это театральное представление прошлого, полное характера и действия, и трагичного, и комичного. Оно проходит в богато украшенных декорациях. Именно в деталях собака зарыта. Если Вольтер проклинал детали (паразитов, которые убивают шедевры), то Гиббон видел вселенную в песчинке, схватывал макрокосм в микрокосме. Его история – это созвездие блестящих частиц. Они часто осложняли рассказ, но он критиковал бесхитростных и туповатых историков, «которые, избегая деталей, избегали трудностей» [25]25
  R. McKitterick, R.Quinault (ред.), «Edward Gibbon and Empire» (Cambridge, 1997), 296.


[Закрыть].

Уолтер Бейджкот шутил, что Гиббон никогда не смог бы написать о Малой Азии, потому что всегда писал в мажорной (или, как говорят в Англии, в «большой») тональности. Это не так. Ведь автор получал удовольствие от мелочей и деталей, выступал за сохранение тривиальных вещей. «История упадка и разрушения» включает малоизвестную информацию обо всем – от шелка до мрамора, от каналов до мельниц, от русского осетра до болонской копченой колбасы, «которую, как говорят, делают из задницы» [26]26
  Gibbon, «Decline and Fall», П, 666.


[Закрыть]. Кроме всего прочего, автор уловил дух различных мест, в первую очередь, Рима в состоянии красноречивого разрушения. Гиббон представил резкие и обстоятельные описания. Автор живо передает цвет, тон и текстуру человеческой жизни на протяжении долгих лет, которые охватывает.

У меня такая же цель, но на более короткий период. Я попытался представить большую картину при помощи множества деталей, рассказав историю империи, изображая людей и их короткие жизни, места и события, упоминая важные перспективы и ключевые эпизоды. Моя сцена наполнена британскими имперскими действующими лицами – от Железного Герцога до Железной Леди. На этих страницах вы встретите политиков, губернаторов колоний и доминионов, чиновников, солдат, торговцев, исследователей, авантюристов, предпринимателей, старателей, миссионеров, героев и негодяев. Но список действующих лиц не ограничивается лицами вроде Палмерстона, Солсбери, Джозефа Чемберлена, Черчилля, Керзона, Китченера, Т.Э. Лоуренса, Ливингстона и Родса. Империя рассматривается и с точки зрения колоний, и с точки зрения колонизаторов. Поэтому должное внимание уделяется государственным деятелям из доминионов (таким, как Лорье и Хьюз), ирландским лидерам (Парнелл, де Валера), премьер-министрам белого меньшинства (Веленски и Ян Смит), многочисленным националистам из местного населения. Среди последних следует упомянуть Крюгера, Заглула, Насера, Ганди, Неру, Джинну, Бандеранаике, Ба May, Аун Сана, туанку Абдуллу Рахмана, Макариоса, Нкруму, Азикиве, Кениату и Мугабе. Эти герои появляются на фоне тех обстоятельств, в которых оказались, они могут быть как малозначительными, так и великими.

Я прослеживаю отклонения и переплетения жизни в империи. Некоторые из них рассматриваются с особой тщательностью и вниманием. Я говорю о том, что ели и пили строители империи, о том, какую одежду носили, какие дома строили, в какие клубы вступали, какую борьбу вели, какие трофеи получали, какие юбилеи, торжественные приемы и выставки посещали. Я отмечаю их подстриженные усы и обрезанную крайнюю плоть, пристрастие к играм и работе, идеи, не свидетельствующие о высоком интеллектуальном уровне, благородство, присущее им странное смешение честности и лицемерия, озабоченность соблюдением протокола и престижем, расовые предрассудки и размах, с которым они жили в симбиозе со своими подопечными.

Места действия в различных частях империи крайне важны для этой книге. Они показывают, какое огромное количество материала в ней охвачено. В ней представлен растительный рай Вест-Индии, ужасно изуродованный рабовладением. Здесь же исследуются нетронутый, хаотичный и беспорядочный мир Австралии и идиллическая дикая природа Новой Зеландии, прошлой и будущей Британии в южном полушарии. Вы посетите джунгли Азии и Африки, которые стали играть такую большую роль в жизни и литературе империи. В книге оценивается влияние природы на человека. Особо рассматривается столкновение между топографией и технологиями – проход паровых железных левиафанов с гребными винтами по Суэцкому каналу, железная дорога, которая тянется по саваннам, горам, лесам и долинам, связывая участки земли размером с Канаду и Индию; станковый пулемет «Максима», при помощи которого «цивилизация» подчиняла «варварство». В книге исследуются города империи – Лондон, Дублин, Иерусалим, Оттава, Кингстон, Лагос, Найроби, Каир, Дели, Рангун, Сингапур и Гонконг. Противопоставляются дворцы, в которых живут белые, и трущобы для «цветного» населения.

Мною расшифровываются послания, переданные архитекторами империи. Они часто смешивались. Дом правительства в Мельбурне проектировался в Осборне, итальянский особняк королевы Виктории – на острове Уайт, а Дом правительства в Пуне, судя по всему, является смешением стиля эпохи Возрождения, романской и индуистской архитектуры [27]27
  J. Morris, «The Spectacle of Empire» (1982), 95.


[Закрыть]. Однако Нью-Дели напоминал Рим, будучи бесспорным символом могущества. И его строительство было закончено как раз в то время, когда Британская империя в Индии вступала в последнюю стадию упадка. Такова ирония судьбы. Здесь я рассуждаю о статуях, мемориалах и зданиях всех видов, реликвиях и памятниках прошлого, а также руинах будущего.

На этом фоне разворачивается повествование, которое оказывается мостом между основанием республики в Америке и превращением ее в единственную супердержаву. (А в этом многие видят теперь ее собственный упадок). Присутствие США вездесуще и повсеместно, хотя иногда и не выражается словами. На самом деле, мне не хватит места, не говоря уж о знаниях, чтобы рассмотреть все аспекты истории Британской империи. Как и Гиббон, я был вынужден представить некоторые события вместе с другими. Например, развитие доминионов дается только набросками, и совсем не потому, что они так рано и так легко добились фактической независимости.

Текст несколько нагружен экономикой. Герои, к сожалению, по большей части, мужчины. Очень мало говорится о народных массах в колониях (они появляются в том, что странным образом именуется «частными исследованиями»). Недостаточно сказано об официальной точке зрения империи и функционировании Уайт-холла. Клерки беспрерывно и часто противоречиво говорили что-то другим клеркам. В любом случае, их рассуждения в более поздние времена умело вплетены в многочисленные тома незаменимых «Документов Британии, относящихся к концу империи». Я в основном полагаюсь на опубликованные источники, хотя во многие главы добавлен материал из рукописей. Однако оказалось возможным воспользоваться далеко не всеми архивными материалами, а лишь теми, которые оказались доступными. Несложно определить, что еще пропущено…

Естественно, я надеюсь, что об этой книге будут судить по тому, что в ней рассказывается. Здесь содержится много интересных эпизодов, хотя меньший упор делается на победах, а больший – на трагедиях и провалах, которые подорвали империю. Среди охватываемых тем – работорговля, опиумные войны, восстание сипаев в Индии, голод в Ирландии, англо-бурская война, полуостров Галлиполи и горная гряда Вимиридж, поражение на Дальнем Востоке, борьба Ирландии и Индии за независимость, тяжелое положение на Ближнем Востоке, запутанная ситуация в Палестине, отступление из Суэца, восстание «мау-мау», бегство из Африки, имперский эпилог на Фолклендских островах и в Гонконге. Дела, которые сделали империю, и даже те, что поспособствовали ее потере, иногда представляются героическими и доблестными. Но я не уклоняюсь и от рассмотрения оборотной стороны, изнанки предприятия, тем более, что в нездоровом неоимпериалистическом климате наших дней ее преуменьшают. Крах Рима имеет вечное значение. Точно такое же значение получают и упадок и разрушение (если использовать клише, от которого не уйти) величайшей империи, которую когда-либо видел мир. Кроме всего прочего, я попытался передать в этой книге огромное очарование саги об империи, имеющей исключительную важность.

Пирс Брендон, Кембридж