Текст книги "Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997"
Автор книги: Пирс Брендон
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 69 страниц)
Безжалостная эксплуатация африканцев мучила совесть ряда британцев в метрополии, где Кению изображали, как «Синюю Бороду империи».
Тем временем европейцы пытались поставить на место индусов. Прибыв в большом количестве вместе с железной дорогой, индусы теперь количественно превышали белых в пропорции шесть к одному. Они играли самую важную роль в коммерческой жизни Кении, но им отказывали в политических правах, запрещали приобретать собственность на Белом нагорье, где 0,07 процента населения держали пятую часть лучшей земли в стране.
Индусам отказывали в свободном въезде в Кению, которую некоторые из них хотели превратить в колониальное продолжение британского владычества в Индии. Ею бы правил вице-король из Дели. (А некоторые европейцы хотели включить Кению в Южноафриканскую Федерацию с центром в Кейптауне).
Более того, индусам приходилось терпеть ограничения в допуске в общественные места из-за цвета кожи. Эти ограничения налагались на основании их «нравственной порочности и развращенности и неизлечимого отвращения к санитарии и гигиене». Дипломатические инициативы и попытки примирения Министерства по делам Индии, а также яростные протесты с Индостана дали небольшое улучшение их судьбы. Но лорд Деламер и его друзья осудили это, как капитуляцию Индии. Они планировали собственный переворот. В лоялистском духе Белфаста эти колонизаторы сформулировали лозунг: «За короля и Кению!» [2095]2095
Huxley, «Delamere», II, 67, 113 и 138.
[Закрыть]В воинственном духе восставших в Бостоне они планировали захватить железную дорогу, телеграф и почту, а также выкрасть губернатора и держать его на одиноко стоящей ферме в шестидесяти милях от Найроби, но недалеко от прекрасного места рыбалки на форель.
Министерство по делам колоний хотело избежать насилия и провело конференцию в 1923 г. Ее посетили делегации кенийских азиатов и белых поселенцев. Последними руководил лорд Деламер, который шокировал лондонское общество, показав на своих сомалийских слуг и объявив: «Мои сыновья» [2096]2096
N.Best, «Happy Valley» (1970), 109.
[Закрыть].
Африканцев не пригласили, но они представили новому министру по делам колоний, герцогу Девонширскому, удобный способ нейтрализации двух соперничающих фракций. Он объявил: Кения в первую очередь является африканской территорией, «интересы африканских местных жителей должны учитываться в первую очередь» [2097]2097
J.G.Kamoche, «Imperial Trusteeship and Political Evolution in Kenya, 1923-63» (Washington DC, 1981), 51.
[Закрыть].
Это разозлило индусов, хотя герцог Девонширский положил конец сегрегации в городах и поселках и увеличил их представительство в Законодательном совете. Но они едва ли могли возражать против его высокопарного заявления, повторявшего принцип имперской опеки. Деламер понял, что это относится и к тем, кто поддерживал его самого. Они ведь выступали в качестве поборников африканских интересов против вторжения индусов, и в любом случае получили большую часть того, что хотели. Однако декларация герцога Девонширского не позволила поселенцам Кении организовать самоуправляющуюся колонию в рамках Содружества, как сделали поселенцы Родезии в 1923 г., основываясь на правлении белого меньшинства. В конечном счете, это и оказалось фатальным для их целей.
Поэтому в период между войнами они боролись за изменение точки зрения Лондона и установление контроля в Найроби. Министерство по делам колоний ответило, сформулировав серию хитрых, изворотливых и меняющихся положений политики относительно будущего Кении. Оно рассматривало вопрос формирования Восточноафриканской Федерации, состоящей из Кении, Уганды и Танганьики. Министерство обдумывало идею раздела Кении на черный и белый регионы и склонялось к принятию того факта, что африканцы в конце концов будут представлены в Законодательном совете. Это ведомство сопротивлялось более экстремальным требованиям поселенцев, о которых Гарольд Макмиллан, зять герцога Девонширского, говорил, как о «буйных расистах и потенциальных предателях» [2098]2098
S.Bali, «The Guardsmen» (2004), 96.
[Закрыть].
И в самом деле, белые в Кении создавали столько проблем, что Министерство по делам колоний уже подумывало, не выкупить ли их земли и имущество, и не вернуть ли их домой. Это оказалось бы более дешевым вариантом, как говорил Макмиллан, чем гражданская война.
Однако грубая непреклонность поселенцев оказалась более эффективной в Кении, где они держали в страхе почти всех губернаторов и наложили свою печать на колонию. В конечном счете, это принесло больше зла, чем добра. Благодаря необузданному поведению поселенцев, Белое нагорье заработало в мире репутацию упадничества. Рассказывались мрачные и сенсационные истории о сообществе, которое начинало пить на закате и пило до рассвета, использовало кокаин в качестве нюхательного табака, и так часто менялось женами, что никто не помнил последних фамилий дам. Говорили, что река Ванджохи кишит крокодилами.
Предполагалось, что клуб «Мутайга», низкое здание из розового камня, украшенное изображениями сцен охоты, выполненных сэром Альфредом Маннингсом, – это обитель порока, нечто вроде африканского «Мулен-Руж».
До короля Георг V доходили зловещие слухи о вечеринках, на которых гостям предлагали надевать «тиары или пижамы, что вам больше нравится» [2099]2099
A.Buxton, «Kenya Days» (1927), 15.
[Закрыть]. Он говорил, что этим людям следует знать, как себя вести, и дал указания покончить с позором сэру Эдварду Григгсу, губернатору в период между 1925 и 1930 гг.
Несомненно, сообщения преувеличивали реально происходившее. Кения рекламировалась, как игровая площадка для богатых мужчин, рай для спортсменов, «офицерская столовая» в противоположность «сержантской столовой» – Родезии. Но многих белых ни в коем случае нельзя было назвать богатыми, не то что аристократами. Некоторые едва сводили концы с концами. После демонстрации пренебрежительного отношения полковником Монтгомери Арнольд Пайс подумал: «Я боюсь, что моя благословенная дочь встретится с диким человеком из леса, который может прийти на ужин в местной одежде» [2100]2100
CUL, RCMS 178 178, Box 1, от 9 октября 1907 г.
[Закрыть].
Казалось, что некоторые солдаты-поселенцы, появившиеся после войны, обречены на провал предприятия. Один планировал «организовать молочную ферму и поселить там пятьдесят быков и пятьдесят коров, которые предположительно разобьются на пары, как куропатки» [2101]2101
E.Bache, «The Youngest Lion» (1934), 14.
[Закрыть]. В 1929 г. Марджори Перхам была шокирована, обнаружив, что Найроби полон безденежных и нуждающихся молодых белых мужчин с револьверами за поясом, в шортах или брюках гольф из рубчатого вельвета, «зеленых, оранжевых, голубых и пурпурных рубашках и ковбойских шляпах» [2102]2102
M.Perham, «East African Journey» (1976), 25.
[Закрыть].
Однако есть много доказательств, демонстрирующих, что истории о распутстве и расточительности поселенцев далеки от необоснованности. Лорд Деламер давал ужин, на котором 250 человек употребили шестьсот бутылок шампанского. Леди Норти, супруга губернатора, танцевала на столах в клубе «Мутайга». Фрэнк Греволд-Уильямс предлагал наркотики принцу Уэльскому, а в дальнейшем его брат принц Георг получил кокаин от Кики Престон, которая «ловко управлялась с иглой» [2103]2103
M.S.Lovell, «Straight on Till Morning» (1987), 129.
[Закрыть]. Каждый раз, когда Берилл Маркхем (под этим именем она стала известна) заводила нового любовника, одним из которых оказался еще один брат будущего короля, принц Генри, ее первый муж забивал еще один шестидюймовый гвоздь в столб у их входной двери. Вскоре там оказался весьма длинный ряд гвоздей.
Миссионеры католической церкви, судя по всему, поддались всеобщему разложению. Мейнерцхаген сомневался, что некоторые из белых отцов были белыми, но они явно были отцами.
Мать Элспет Хаксли выучила суахили по учебнику, выпущенному Обществом по распространению Евангелия. В нем содержались такие фразы: «Ленивые рабы чешутся»; «шесть пьяных европейцев убили повара» [2104]2104
E.Huxley, «The Flame Trees of Thika» (1959), 14.
[Закрыть].
Некоторые винили экваториальное солнце, которое действовало на нервы поселенцев, вызывая расстройства в головах. Ллевелин Повис говорил, что все сердца превратились в камень из-за горящей «головы африканской Горгоны» [2105]2105
L.Powys, «Ebony and Ivory» (New York, 1923), 19.
[Закрыть].
Другие считали, что высота способствует прелюбодеянию. Еще некоторые верили, что скандалы у белых способствуют недовольству и неприязни черных.
Но европейцы должны были вызвать антагонизм у африканцев использованием кулака, сапога и кнута. В период между войнами нападения и даже убийства были совсем не редкостью [2106]2106
N.Leys, «Kenya» (изд. 1973), 182.
[Закрыть]. Поселенцы часто считали: «Если белый убьет черного, значит, достигнута достойная похвалы цель» [2107]2107
R.L.Tignor, «The Colonial Transformation of Kenya» (Princeton, NJ,976), 156.
[Закрыть].
Их поведение в Законодательном совете тоже было агрессивным. Здесь европейцев часто подстрекал на дальнейшие крайности лорд Деламер. Они яростно осуждали врагов белого сообщества. Марджори Перхам, которая стала свидетельницей одного всплеска эмоций, решила, что Кения – патологический случай.
Это происходило отчасти потому, что европейское население было таким малочисленным– 21 000 человек к 1939 г., или 1 к 175 африканцам. В Южной Родезии было 63 000 белых жителей (в пропорции один к двадцати пяти). Кенийские европейцы постоянно жили в неуверенности, они оборонялись. Их мир представлял собой мыльный пузырь, а разреженный воздух, которым они дышали внутри, окрасился паранойей. Например, в 1920-е гг. местная пресса провела истерическую кампанию о сексуальной «черной угрозе» белым женщинам. Однако журналисты едва ли могли привести в качестве примера хотя бы один случай изнасилования, хотя белые дамы часто были склонны рассматривать своих чернокожих слуг, как «кусок дерева, и звать их в свою неубранную спальню, когда сама дама оставалась практически нагой» [2108]2108
«The «Black Peril» in British East Africa» в «Empire Review» №35 (июнь 1921 г.), 199 и 197.
[Закрыть].
В следующее десятилетие белое сообщество получило невроз еще и от еврейской угрозы – наблюдался приток беженцев от преследований в Европе. Ранее отправлять их туда предложил, по иронии судьбы, Джозеф Чемберлен. Лорд Эрролл так не любил «грязного иностранца», что выступал за британский фашизм для Кении, находя для него благоприятный климат. Сэр Эдвард Григ настолько восхищался Муссолини, что публично появлялся в черной форме, сделанной по собственному образцу.
Фашизм Эрролла включал «сверхпреданность короне и изолированной империи» [2109]2109
J.Fox, «White Mischief» (1982), 46.
[Закрыть]. В конце концов, Комитет по переселению согласился пустить нескольких «евреев нордического типа» [2110]2110
Kennedy, «Islands of White», 87.
[Закрыть]. Но белые кенийцы смеялись над лордом Пасфилдом, министром по делам колоний, который поддерживал Центральную ассоциацию кикуйю (переименованное движение Туку), называя его лордом Пассовером (немного изменив фамилию и намекая на еврейскую пасху).
Новый лидер Ассоциации, Джомо Кениата, который учился в Советском Союзе, сравнивал отношение к африканцам со стороны британских колониальных фашистов с отношением нацистов к евреям.
Это было обвинение умам, собранным в Министерстве по делам колоний, где старая уверенность в британской мощи и богатстве все больше снижалась в 1930-е гг. На протяжении лет некоторые самые проницательные британские чиновники предупреждали о подъеме национализма в Африке. Иногда они искали аналоги в истории Римской империи, которая тоже ставила целью контролировать и цивилизовать множество конкурирующих племен. Например, Чарльз Хоббли писал: римляне сильно повлияли на своих британских подданных за четыреста лет. Хотя Британия оккупировала Кению только десятую часть этого времени, африканец явно «способен сыграть большую роль в своем собственном правлении» [2111]2111
Mungeam, «British Rule in Kenya», 279.
[Закрыть].
Норман Лейс, упоминая восстание членов секты, ожидающей наступления тысячелетнего царства Христа (1915 г., Ньясаленд), которое было вызвано несправедливостью и яростно подавлено, говорил: Великобритания в Африке сталкивается с христианством и исламом, двумя воинствующими вероисповеданиями, которые одержали победу над Римской империей. Какое-то время Рим поддерживал преданность своих подданных, разделяя с ними «такие политические права, которые представлялись важными для эпохи» [2112]2112
Cell (ред.), «Kenya Possessed», 114.
[Закрыть]. Британии следовало применять принципы опеки и демократии, уничтожать расовую дискриминацию и дать африканцам право представительства. Оставались вопросы о том, как скоро это можно сделать, когда появится многоцветное партнерство или черное главенство. Но в период между войнами стало ясно (по крайней мере, в Министерстве по делам колоний), что белые Кении не смогут вечно удерживать свою монополию. А если африканцы получают образование, оно позволит им разумно использовать право голоса.
К 1944 г. редактором «Кения уинли ньюс» стал первый известный поселенец, который публично признал: «Правление должно осуществляться всеми расами, сотрудничающими друг с другом» [2113]2113
Harlow, Chiver (ред.), «East Africa», 331.
[Закрыть]. В тот же год первый африканец, Элиуд Мату, стал членом Законодательного совета колонии. Он был сыном «колдуна» кикуйю и окончил университет – Бейлиол-колледж в Оксфорде.
* * *
Если англичане с «голубой кровью» вели за собой белых в Кении, то Судан славился тем, что был «землей "черных", которыми правят "синие"» [2114]2114
A.H.M.Kirk-Greene, «The Sudan Political Service: A Profile in the Sociology of Imperialism», IJAHS, 15 (1982), 22.
[Закрыть]. [Под «синими» в данном случае имеются в виду выпускники английских университетов. – Прим. перев.]
Не менее четверти из четырехсот чиновников, которые составляли Суданскую политическую службу на протяжении пятидесяти лет, завоевывали награды на спортивных соревнованиях в Оксфорде и Кембридже. Более того, десятая часть получила красные дипломы, и мозги англо-египетского кондоминиума ценились столь же высоко, как мускулы. Однако спорт стал жизненно важным элементом при формирование кастового духа Суданской политической службы. Считалось, что тяжелые тренировки в дикую жару дают здоровый дух в здоровом теле, способствуют развитию индивидуализма и командного духа, а также тренируют характер для трудностей жизни вне избитого пути. Научившись играть во что-либо в средней школе и университете, чиновники продолжали играть и в дикой местности. Как сказал один из них, мастерство в гольфе, сквоше, теннисе, регби, гребле или крикете «давало нам уверенность в себе, чтобы справиться с одиночеством и пониманием того, что мы одни отвечаем за большие области и их население» [2115]2115
J.A.Mangan, «The Games Ethic and Imperialism» (1986), 87.
[Закрыть].
Суданская политическая служба, которая превратилась из военной в гражданскую организацию, явно стала соперничать с «рожденной на небе» элитой Индии. Даже Одетт Коун, журналистка левого крыла, которая ненавидела жестокость «устаревшей империи» Британии, говорила о Суданской политической службе, как об «ордене самураев». По ее словам, чиновники (треть из которых составляли сыновья священников) придерживались высоких стандартов чести. Они несли на себе бремя белого человека вместо того, чтобы прилепляться к спине местных жителей и становиться их бременем.
Колонии поселенцев, первым примером которых являлась Кения, рвали ради тех богатств, которые там имелось. Одетт Коун говорила, что они были «счастливыми охотничьими угодьями авантюристов, искателей золота, промышленных и коммерческих разбойников, десять тысяч раз обвиненных концессионеров». Судан, который Китченер спас от хаоса, разграбления, голода и несчастий халифата во время сражения при Омдурмане, к 1930 г. стал образцом хорошего порядка. Суданская политическая служба, которая никогда не превышала 125 человек, управляла областью, в четыре раза превышающей размером Техас. Служба покончила с рабством, способствовала процветанию, улучшила здравоохранение, продвигала образование и сохраняла мир. На самом деле, сделала вывод Одетт Коун, Судан был поразительно успешным экспериментом колонизации, поскольку центральной являлась «уникальная и невероятная цель – благополучие покоренных» [2116]2116
O.Keun, «A Foreigner Looks at the Sudan» (1930), 5, 52—3 и 13.
[Закрыть].
Естественно, британцы утверждали, что цель всех их колоний – это благополучие местных жителей. Но они были вознаграждены панегириками [2117]2117
«Sudan Notes & Records XIV (1931), ч. I, 99.
[Закрыть]своему руководству в Судане из весьма неожиданного источника. Одетт Коун была упрямой и неуступчивой журналисткой. (Взяв интервью у Г.Г. Уэллса, она, очевидно, легла с ним в постель, «чтобы расширить свои впечатления») [2118]2118
D.C.Smith, H.G.Wells, «Desperately Mortal» (1986), 408.
[Закрыть].
Другие свидетели, в частности Марджори Перхам, подтвердили ее точку зрения. Но были ли они правы? По крайней мере, Хартум, казалось, отомстил за их суждения. Китченер сразу же взялся за его восстановление, предположительно планируя строить город по образцу «Юнион Джека». Доказательств этому нет, нет и заявлений о том, что он планировал расположение улиц, чтобы было легче стрелять из пулеметов «Максим». Но вскоре город уже пересекали широкие бульвары, затеняемые баньянами и дикими финиковыми деревьями. Они освещались электричеством, по ним ходили трамваи, а назывались они, например, проспект Виктории и т.д.
Китченер собрал деньги на Мемориальный колледж Гордона, и так хотел поскорее отстроить дворец, где Гордон стал мучеником, что отказался направить верблюдов, носивших кирпичи, возить зерно для облегчения голода.
В 1899 г. генерал сэр Реджинальд Уингейт сменил Китченера на посту генерал-губернатора, и в течение своего долгого периода службы возглавлял существенную модернизацию столицы. Нил оградили насыпью, построили каменную набережную, на границе – просторную эспланаду. Красивые бунгало выросли среди лужаек и пальм, они выходили к воде. Появились новые площади, а с ними правительственные учреждения и деловые офисы. Также возникли теннисные корты, поля для игры в сквош и «пятерки». Построили зоопарк, железнодорожный вокзал, верфь, медицинское училище, тир, поля для игры в гольф и поло. Правда там было много песка, а зелень оказалась коричневой.
У англиканского собора появилась статуя генерала Гордона на верблюде. Каждый субботний вечер она освещалась прожекторами и казалась серебристо-белой, излучая какое-то сияние, будто призрак мученика, который умер, чтобы спасти город.
В Суданском клубе, прохладном заведении с верандой, «этой Мекке социальной жизни среди британского высшего класса», в окружении садов, спускающихся к реке, с бассейном, официанты в белых одеждах и зеленых камербандах (широких поясах) подавали высшим чиновникам чай или содовую с лимоном и Уингейт жил с королевским размахом во дворце. Дворец походил на карамель цвета сахара, он известен, как «рождественский пирог» [2119]2119
BECM 2001/299, Brian Kendall, «Memories of Sudan Service».
[Закрыть], украшенный фонтанами и цветами.
Когда Уингейт передвигался по городу, его сопровождали подчиненные в роскошной форме, а также блестящая кавалькада чернокожих копьеносцев. Это зрелище напомнило одному свидетелю «мелодраму из театра "Друри-Лейн"» [2120]2120
Daly, «Empire on the Nile», 95.
[Закрыть].
Хартум даже стал современным туристическим центром с магазинами и гостиницами, которыми управляли представители Леванта и Италии. Это была некая африканская Ривьера. Вскоре дошло и до собственного «рыболовного флота». Уингейт жаловался на то, что ему приходится развлекать столько высокопоставленных лиц, и он часто уединялся в Эрковите, на базе в горах у Красного моря, которая претендовала на то, чтобы быть «Суданской Симлой» [2121]2121
«United Empire», I (1910), 191.
[Закрыть].
Однако губернатор был закоренелым снобом и действительно ценил влиятельных европейских гостей, приезжавших в то, что рекламировалось, как «солнечный Судан». Благодаря им (а в еще большей степени – египетским субсидиям и дотациям) Хартум начал выглядеть, как столица процветающей страны. Однако один влиятельный посетитель, Редьярд Киплинг, заметил обреченность империи в развитии города. Жители получили образование и легкую жизнь. Вскоре они потребуют Судана для суданцев, как объявил Киплинг. «Это жестокий закон, но старый Рим умер. Познавая его, может умереть и наша западная цивилизация. Он заключается в том, что если вы даете какому-то человеку нечто, что он не выстрадал для себя с болью, вы неизбежно делаете его или его потомков своими преданными врагами» [2122]2122
Kipling, «Letters of Travel», 284.
[Закрыть].
Это был характерно резкий взгляд сварливого писателя, который, часто отождествляя британский и римский имперский упадок, однажды признал: «Гиббон был толстой коровой, на которой я пахал» [2123]2123
Lycett, «Kipling», 381.
[Закрыть].
Однако Хартум в некотором смысле символизировал хрупкость британского правления, поскольку о здание имперского порядка бились волны местного недовольства и разлада. С другой стороны реки, на берегу которой стояли орудия, была навалена ядровая древесина и шкуры, возвышались серо-коричневые джунгли Омдурмана. То был угрожающий лабиринт узких и пыльных улиц с открытыми сточными канавами. По их сторонам стояли тесные и убогие лавки, где роилось множество мух, и глинобитные хижины, укрепленные кизяком.
За европейским фасадом в самом Хартуме суданцы жили в пыльных рядах домов-коробок, лишенных таких коммунальных удобств, как водопровод. Они значительно уступали самым скромным жилищам чиновников Суданской политической службы, которые в дальнейшем прозвали «бельзены» (по названию концлагеря). Про переправу через реку говорили, что это путешествие назад во времени.
Архитектурный раздел означал социальную пропасть. Кроме случаев решения деловых вопросов, правители редко встречались с теми, кем правили, и считали их не людьми, а скорее, слишком яркими, безвкусными и неприятными на вид компонентами чужеродного пейзажа. Молодой чиновник Гарольд Макмайкл находил женщин Хартума «самыми отвратительными образцами уродства и мерзости, которые я когда-либо видел: они держатся очень прямо, потому что все время носят на головах кувшины или кирпичи, но их лица напоминают горгулий, и они отвратительно пахнут какими-то притираниями» [2124]2124
DUL, 578/4/1—76, MacMichael Papers. Письмо Макмайкла своим родителям от 14 октября 1905 г.
[Закрыть].
Иногда чиновники Суданской политической службы подшучивали над суданцами, один остряк высмеивал их (разумную) привычку ездить на заду ослов:
Трудно ехать на осляти,
Коли зад все время сзади.
Я ответа не нашел:
Где же зад и где осел…
[И «осел», и «зад» по-английски «ass», посему понятны затруднения автора. – Прим. ред.]
Поэтому в лучшем случае расовые взаимоотношения были «дружескими, но не очень близкими» [2125]2125
ВЕСМ, 2001/299, 1943.
[Закрыть]. Британцы, как и всегда, держались сами по себе. Дуглас Ньюболд, губернатор Кордофана большую часть 1930-х гг., саркастически заметил: британцы, как казалось, думали, что их имперская миссия включала сбор стадами, будто жирные коровы, на лужайках или верандах друг у друга, распитие убийственных коктейлей и разговоры о полной ерунде с незнакомыми людьми [2126]2126
K.D.D.Henderson, «The Making of the Modern Sudan» (1953), 109.
[Закрыть].
Участники Суданской политической службы в целом были такими же чопорными, церемонными и традиционными, как их вечерние наряды. Правда, они могли и расслабиться, иногда напиваясь все сильнее и сильнее за ужином, пока вечер не заканчивался пьяной дракой [2127]2127
DUL, MacMichael Papers 585/4/1-383, Дневник, 30 ноября 1906 г.
[Закрыть]. Эти люди с презрением относились к классу суданских эфенди, как к полуобразованным и очень сильно загорелым, чуть ли не высушенным на солнце людям, которые подражали им в ношении брюк и ботинок, но оставались странными и необычными в еде и питье. Эти экзотические пролетарии определенно были слишком самоуверенными и вероятно вели подрывную деятельность, их постоянно следовало держать в повиновении, а иногда просто бить.
Крошечная арабская интеллигенция негодовала из-за того, что приходится жить в состоянии подчиненности, а некоторые просвещенные белые предсказывали, что нежелание британцев иметь дело с местными жителями разрушит их правление. Предзнаменованием этой судьбы стала националистическая Лига белого флага, сформированная в 1923 г. Она проводила демонстрации и агитировала за свободу. Это движение распространилось и на военных, черпало силу из номинально независимого Египта. Когда преемник Уингейта на посту генерал-губернатора Судана, сэр Ли Стак, был убит во время посещения Каира в 1924 г., британцы воспользовались возможностью, чтобы отправить домой египетскую армию вместе со многими египетскими гражданскими служащими, учителями и другими египтянами.
Поддерживая фиктивный «англо-египетский кондоминиум», они превратили Судан фактически в подмандатную территорию. Это привело к восстанию среди суданских войск, которое быстро подавили. Новый генерал-губернатор сэр Джон Маффи пытался изолировать страну от опасных современных влияний. Он нацелился стерилизовать любые политические бактерии, которые плывут вверх по Нилу в Хартум, сделав Судан «безопасным для автократии» [2128]2128
Daly, «Empire on the Nile», 366.
[Закрыть].
Британцы стремились не дать преимущественно арабскому мусульманскому северу заразить желанием свободы по большей части африканский языческий юг. Обширный бассейн Верхнего Нила был провинцией так называемых «баронов болот» – белых чиновников, которые стремились стать местными патриархами, даже самыми главными вождями. Часто они являлись своеобразными и уникальными типами. Один ходил в походы с носовым платком, свисавшим из уголка рта. Другой уходил прочь, если видел белого мужчину, и сбегал при виде белой женщины. Еще один одевал команду своего частного судна, ходившего по Нилу, в форменные свитера с девизом «Ana muzlum» («Меня угнетают»). Следующий держал две папки для сообщений из Хартума, одна была помечена «Вполне разумное», вторая – «Галиматья» [2129]2129
M.W. Day, «Imperial Sudan» (Cambridge, 1991), 67 и 152.
[Закрыть].
Еще одна группа была очарована «самыми привлекательными, дружелюбными черными обнаженными язычниками, о которых можно только мечтать», хотя один из них, «Тигр» Уилд, говорил: обнародовать такие связи означало подвести своих [2130]2130
BECM, 2001-299, 1946 и 1947.
[Закрыть]. Как правило, «бароны болот» был крепкими и привыкшими к трудностям бывшими солдатами. Иногда их доставляли в столицу для получения инструкций от старших важничающих чиновников Суданской политической службы, как писал один остроумный наблюдатель, в «более высокой культуре, усовершенствованной чистоте и полутрезвости» [2131]2131
Rameses [C.S.Jarvis], «Oriental Spotlight» (1937), 120.
[Закрыть].
Но «бароны» сталкивались с почти непреодолимыми трудностями в первобытном Судане. Там был мир, который сэр Гарольд Макмайкл, гражданский секретарь (то есть главный чиновник) Хартума, считал «полуобезьяньей дикостью». Это было «болото, в которое втянуты или сброшены все самые низшие расовые элементы, выжившие к северу от экватора, а также огромное количество столь же гниющей растительности» [2132]2132
Daly, «Empire on the Nile», 399-400.
[Закрыть].
Однако это был дом множества народов – шиллуков, нуэров, ануаков, бари, динка и занде. Они не знали плуга, колеса и пера, часто страдали от голода, насилия и болезней. Большинство ходили голыми. Ритуально покрытые шрамами нуэры мазали тела пеплом и «создавали впечатление живых скелетов» [2133]2133
H.C.Jackson, «Sudan Days and Ways» (1954), 161.
[Закрыть]. Они считали одежду ливреей крепостничества. Многие занимались колдовством, поклонялись фетишам и обладали тем, что христиане называли «менталитетом заклинаний» [2134]2134
C.Allen, «Tales from the Dark Continent» (изд. 1986), 107.
[Закрыть]. Некоторые практиковали каннибализм. Племена жили раздробленными группами, часто не имели старост. Они говорили на восьмистах наречиях.
Их было трудно контролировать. На протяжении тридцати лет «бароны болот» концентрировались скорее на подавлении, а не на управлении. Британские карательные экспедиции в Судане были даже более жестокими, чем в Кении, временами доходя почти до геноцида. Наверняка, как признавал один районный комиссар, они дали урожай регулярных зверств в Конго [2135]2135
Daly, «Empire on the Nile», 400 и 142.
[Закрыть].
Макмайкл добавил к наземным силам самолеты, поскольку Королевские ВВС хотели протестировать «моральное воздействие» [2136]2136
R.O.Collins, «Shadows in the Grass» (New Haven, CT, 1983), 138.
[Закрыть]бомбардировки и обстрела с бреющего полета на идеальной для экспериментов местности. Гражданский секретарь явно был готов применять методы Тамерлана или Чингисхана [2137]2137
Daly, «Empire on the Nile», 415.
[Закрыть]. Он считал, что только те, кто говорит на арабском, восприимчивы к должному управлению. Лучшее, что можно сделать для народов-полиглотов юга – это присмотреть за ними, «заботясь, опекая и поддерживая» [2138]2138
R.O.Collins, F.M.Deng (ред.), «The British in the Sudan, 1898-1956» (1984), 52.
[Закрыть].
В этом подходе почти не было места социальному обеспечению. Так, глава медицинской службы отказался отправить военного медика в район Фунг, пока комиссар «не сделает это место достаточно здоровым для него» [2139]2139
ВЕСМ, 2001/299, 1946.
[Закрыть]. Большинство «баронов болот» считали, что они являются смотрителями «антропологического зоопарка» [2140]2140
D.H.Johnson (ред.), «The Upper Nile Province Handbook 1931» (1995), 28.
[Закрыть]. Но менее консервативные чиновники отвергали идею организации «человеческого Уипснейда» [2141]2141
D.Cameron, «My Tanganyika Service and Some Nigeria» (1939),103.
[Закрыть]– «зоологических садов, где чернокожие люди осторожно отделяются забором, чтобы они развивались своим путем» [2142]2142
P.Mitchell, «African Afterthoughts» (1954), 129.
[Закрыть]. Они пытались поднять африканцев «до более высокого стандарта жизни и культуры» на основании того, что «нации, колонизованные Римом, все еще проявляют преимущества и прогрессивность по сравнению с теми, которым так не повезло».
Колонизаторы делали отдельные попытки усилить племенные союзы и лидеров. Так, католические и протестантские миссионеры получили разрешение обучать и проповедовать язычникам, используя английский в качестве официального языка. Однако пока господствовал порядок, британцам было легко (и дешево) не обращать внимания на Верхний Нил. На самом-то деле их интерес был в стагнации юга.
Не отвергали они и отсталость севера. Конечно, правительство в Хартуме искало способы развивать страну. Чтобы выращивать хлопок между Белым и Голубым Нилом оно, например, построило дамбу у Сеннара и проводило ирригацию полуострова Гезира. Это были предприятия фараонского размаха, после чего у Судана оказался большой долг. Сельскохозяйственные эксперты следили за прогрессом, как говорится в виршах того времени авторства Джона Мейсфилда:
Британцы улучшили коммуникации, прорезали страну шоссейными дорогами, железными дорогами и телеграфными проводами. Они перестроили Омдурман, создали Порт-Судан на Красном море, развивали ветеринарию и медицинские службы. Для получения клерков и технических кадров колонизаторы даже одобрили профессиональное обучение в скромных масштабах. Но, хотя они и говорили об обучении, на самом деле это были пустые слова, так как считалось, что темным людям оно вообще ни к чему. Британцы ставили знак равенства между либеральным образованием и политической подрывной деятельностью, какой-то медик даже считал это причиной африканского безумия.
Колонизаторы предпочитали старомодную культуру страны, не зараженную восточными идеями. Уилфрид Тесиджер, выступавший за университетскую команду Оксфорда по боксу и районный комиссар в Дарфуре в период между двумя войнами, был типичен в этом плане. Он не одобрял образование представителей племен и «оспаривал правильность попытки навязывания суданцам условностей и ценностей нашей совершенно отличной цивилизации» [2144]2144
Thesiger, Life of My Choice, 202.
[Закрыть]. В частности, суданцы приняли рабство, его терпело правительство и даже одобряло (через налогообложение) до конца 1920-х гг. Даже тогда оно пыталось, как писал один районный комиссар, постепенно расселить рабов «среди племен их хозяев» [2145]2145
С.A.E. Lea, «On Trek in Kordofan» ред. M.W.Daly (Oxford, 1994), 43.
[Закрыть], а не освободить их, чтобы те стали ворами и проститутками.
Как в Индии и на других имперских территориях, британцы отождествлялись с самыми консервативными элементами местного общества. Но, как и Бертон, Доути, Лоуренс, Филби, Гертруда Белл, многие участники Суданской политической службы чувствовали сильное родство и привязанность к пасторальным арабам и диким местам, в которых они жили. Дуглас Ньюболд был типичен в квазимистическом преклонении перед пустыней – «местом жительства джиннов, базилика и василиска».
Он говорил, что человеческая душа очищается среди поющих песков и дрожащих миражей. Огромной, молчаливой и чистой пустыни достаточно, чтобы «заставить путника-пигмея ступать столь же мягко, как в пустом соборе» [2146]2146
Henderson, «Modern Sudan», 11—12.
[Закрыть].
