Текст книги "Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997"

Автор книги: Пирс Брендон

После этого Неру пожаловался Маунтбаттену, что «ужас сменяет ужас, пока наши чувства не притупятся» [2359]2359
  M.N.Das, «Endofthe British-Indian Empire», I (Cuttack, 1983), 290.


[Закрыть].

Самый стойкий лидер Конгресса Валлабха Патель говорил: разделение – это ампутация больной конечности [2360]2360
  I.Copland, «India 1885-1947» (2001), 74.


[Закрыть]. Как подразумевает метафора, он сомневался, может ли Пакистан выжить сам по себе. Неру соглашался, хотя его собственное представление было медицинской иллюзией – он хотел отрезать голову, чтобы избавиться от головной боли. Задача Маунтбаттена состояла в спасение как можно большей части тела. Столкнувшись с невероятно взрывной ситуацией, он работал, «осознавая ужасающую срочность дела» [2361]2361
  TOPI, XI, 826 и 39.


[Закрыть].

Вице-король сильно полагался на преданный штаб («птичек Дики»), который возглавлял генерал «Паг» Исмей, ставший известным во время войны и занимавший высокое положение при Черчилле.

Прибыв в Дели, где напряжение было ощутимо и очевидно, Исмей почувствовал себя так, словно сел на «транспорт боеприпасов, на котором начался пожар» [2362]2362
  «United Empire», XXXIX (июль-август 1948 г.), 195.


[Закрыть]. Он одевался в традиционную тропическую военную форму, но испытал еще больший шок, когда его в аэропорту приветствовал генерал Охинлек в берете. «Ты спятил, Клод? – воскликнул он. – Где твой пробковый шлем?» [2363]2363
  «The Memoirs of General the Lord Ismay» (I960), 416.


[Закрыть]

Исмей с удивлением узнал, что этот головной убор теперь устарел. Отказ от него предзнаменовал более важную перемену. Маунтбаттен, не отличавшийся точностью в мыслях и письме, как выяснил Исмей, вначале рекомендовал радикальный, но непрактичный план, который сделал бы Индию подобной Балканам. Однако в мае, после интенсивных переговоров, он согласился на идею, предложенную блестящим индийским чиновником В.П. Меноном – передать власть двум доминионам, которые останутся в Содружестве, Индии и Пакистану. Каждое государство получит не только провинции, которые решили примкнуть к ним, но и области Бенгалии и Пенджаба.

Этот раздел оказался кровопролитным. В частности, сикхи, которые «испытывали к Пенджабу такие же чувства, как евреи к Палестине» [2364]2364
  «The Times» за 27 августа 1947 г.


[Закрыть], как сказал их лидер Тара Сингх, оставались, «будто ничьи дети в ничейной земле» [2365]2365
  L.Mosley, «The Last Days of the Raj» (1961), 57.


[Закрыть].

Никому не нравился раздел. Ганди заявил, что он произойдет только через его труп, и выступал против «вивисекции родины» [2366]2366
  «Times of India» за 30 мая 1947 г.


[Закрыть].

Но родина уже сама рвала себя на части, словно иллюстрируя вердикт Роберта Байрона: у Индии есть «талант к разобщению» [2367]2367
  R.Hudson (ред.), «The Raj: An Eyewitness History of the British in India» (1999), 580.


[Закрыть]. Маунтбаттен сказал, что только раздел поможет избежать полномасштабной гражданской войны. Ганди с улыбкой отдал должное его способности к убеждению: «Вы и ваши магические трюки…» [2368]2368
  TOPI, XI, 131.


[Закрыть]

Так вице-король объявил, что индусы получат независимость 15 августа 1947 г. Время изменили на полночь более благоприятного 14 августа, чтобы удовлетворить астрологов (те боялись дурного соединения Сатурна, Юпитера и Венеры). Это было такое же историческое отступление, как у Гонория, декадентского императора, любящего «кормить домашнюю птицу» [2369]2369
  Gibbon, Decline and Fall, II, 120.


[Закрыть], который санкционировал независимость Британии и Арморики. Событие должным образом приветствовали в стихах того времени:

 
Сними это гордое бремя,
Родных сыновей прими
Со службы тебе подвластным
Народам края земли.
Империя отзывает
Домой легионы свои,
Чтоб подойти к свободе
Теперь индусы смогли.
Четыреста миллионов
Давно дождаться хотят
Рассвета индийской свободы,
Последней из важных дат [2370]2370
  Цитируется из «Statesman», Калькутта, Tuker, While Memory Serves, 588.


[Закрыть].
 

Британское владычество, для создания которого потребовалось двести лет, должно было оказаться разобранным за семьдесят три дня.

Маунтбаттен сказал, что скорость необходима для спасения Индии от «полного развала» [2371]2371
  TOPI, XII, 444.


[Закрыть]. Но в действительности она помогла ускорить катастрофу. Вице-король пообещал душить проблемы в зародыше [2372]2372
  A.K.Azad, «India Wins Freedom» (1960), 190.


[Закрыть]. Он при необходимости хотел использовать танки и самолеты для обеспечения «полного и безжалостного подавления» [2373]2373
  L.A.Sherwani, «The Partition of India and Mountbatten» (Karachi, 1986), 183.


[Закрыть]любого насилия между группами.

При сложившихся обстоятельствах сама неизбежность независимости Индии дала повод избежать эффективных действий. Хотя Маунтбаттена предупреждали, что сикхи планируют яростную месть за бойни, которые у них устроили мусульмане, он отправил всего 23 000 человек в виде пограничного подразделения в Пенджаб. Естественно, миссия провалилась и не смогла сохранить мир на территории, превышающей Ирландию, и с населением в пятнадцать миллионов человек.

Британские чиновники, готовые к внезапному отъезду, утратили последние остатки власти. Как писал один из них, «гражданская администрация была к этому времени полностью парализована, и я знал, что бессмысленно пытаться ее восстановить от имени умирающего британского владычества» [2374]2374
  CSAS, Patrick Brendon, «Disaster in Gurgaon», 60.


[Закрыть]. Как позднее сказал Исмей, «песок высыпался из куклы час за часом» [2375]2375
  Hodson, «Great Divide», 534.


[Закрыть].

Маунтбаттен потратил много времени на церемониальные аспекты передачи власти, хотя его подчиненные сосредоточились на сложностях раздела активов (грубо говоря, в пропорции четыре к одному) между Индией и Пакистаном. Требовалось разделить все – от подвижных составов на железных дорогах до книг в библиотеках, от оружия в арсеналах до мебели в офисах, от слитков в сейфах до сумасшедших в сумасшедших домах. Армия, военно-морской флот и военно-воздушные силы также разделялись. Княжества приходилось заставлять угрозами или убеждениями согласиться на привилегированные условия в одной или другой стране.

И снова Маунтбаттен продемонстрировал свою силу убеждения, аннулируя с королевской небрежностью обязательства перед феодальным порядком, который являлся британской «последней надеждой в Индии» [2376]2376
  I.Copland, «The Princes of India in the Endgame of Empire 1917-47» (Cambridge, 1997), 269.


[Закрыть]после восстания сипаев. Как сказал один чиновник индийской гражданской службы, наместник короля побуждал князей «подписать то, что оказалось их собственными смертными приговорами, заверяя, будто это даст им лучший шанс на выживание» [2377]2377
  Moon, «Divide and Quit», 107.


[Закрыть]. Он провалился в Хайдарабаде (который Индия захватила в 1948 г.) и Кашмире, чей индуистский правитель вскоре забрал своих (по большей части, мусульманских) подданных в Индию. Это место является ареной ожесточенного конфликта до сегодняшнего дня.

Маунтбаттена очень обидел отказ Джинны позволить ему стать генерал-губернатором Пакистана (чтобы это соответствовало посту, который он станет занимать в свободной Индии). Как кажется, вице-король внес тайный личный вклад в разлад. В ответ на беспокойство Неру, Маунтбаттен, очевидно, надавил на сэра Сирила Радклиффа и его приграничную комиссию, чтобы она передала Индии ключевые регионы с мусульманским большинством в Пенджабе – в частности район, Ферозепура и Гурдаспура, который является коридором в Кашмир.

Опасаясь бойкота празднования независимости, часа его славы, Маунтбаттен откладывал объявление частностей железной хирургии Радклиффа до следующего дня.

Инаугурация Пакистана стала поразительно тихим событием. Вокруг новой столицы, Карачи, шумного и быстро растущего города между пустыней и океаном, разрослась экзема из временных жилищ, хижин с красными крышами, лачуг песочного цвета и белых шатров. В воздухе витало напряжение, поскольку, как сообщалось, сикхи планировали убить Джинну (возможно, во время продвижения процессии). Лидер должен был ехать вместе с вице-королем в открытой машине. Но никакие бомбы не бросали, а церемонии были неудавшимся развлечением, их приняли с «всеобщей апатией» [2378]2378
  «The Times» за 15 августа 1947 г.


[Закрыть].

Маунтбаттен все еще считал Джинну, который теперь страшно похудел, так как умирал от рака, «случаем психопатии» [2379]2379
  L.Collins, D.Lapierre, «Freedom at Midnight» (изд. 1982), 125.


[Закрыть]. Более того, последний вице-король жаловался, что ему требуется присутствовать на приеме, где будут присутствовать 1 500 ведущих граждан Пакистана, «включая несколько людей очень странного вида, заросших волосами».

В отличие от этого, празднования в Дели стали для него «самым памятным и вдохновляющим днем моей жизни» [2380]2380
  TOPI, XII, 770-71.


[Закрыть]. С импровизированной высокопарностью, которая была для него так естественна, Неру начал читать по радио свое знаменитое заявление: «Много лет назад мы встретили свою судьбу, а теперь наступает время, когда мы выполним обязательства – не полностью и не в полной мере, но в очень существенной степени. Когда пробьет полночь, пока мир спит, Индия проснется к жизни и свободе. Наступает момент, который редко приходит в истории, когда мы уходим от старого к новому, когда заканчивается эпоха, когда душа нации, долго подавлявшаяся, находит выход» [2381]2381
  V.PMenon, «The Transfer of Power in India» (1957), 413.


[Закрыть].

Когда наступил День независимости, «радость Индии была просто безумной» [2382]2382
  Azad, «India Wins Freedom», 209.


[Закрыть].

Множество людей потоком продвигалось в столицу из провинции, деревья и трава позеленели после раннего дождя, принесенного муссонами. Люди шли пешком, ехали на велосипедах, ослах или грузовиках, на готовых развалиться и трещащих легких двуколках и скрипящих повозках, в которые были впряжены волы. Повозки были окрашены в шафрановый, белый и зеленый цвета. Некоторые смеялись, другие плакали, третьи наполняли воздух криками «Джай Хинд!»

Мусульмане, сикхи и индуисты обнимались среди проявлений «сильного энтузиазма общественности» [2383]2383
  «The Times» за 16 августа 1947 г.


[Закрыть]. Приветствовали и самих британцев – как говорили, наконец-то они покорили Индию. В Зале торжеств в резиденции вице-короля Маунтабаттен сидел на троне вместе с женой, на которой было серебристое платье из ламе, длинные белые перчатки и диадема.

Сам Маунтбаттен был в белой адмиральской форме, на которой блестели медали и знаки отличия, она украшалась лентой и шпагой. Он участвовал в церемонии с «максимальной помпой» [2384]2384
  Collins and Lapierre, «Freedom at Midnight», 309.


[Закрыть]. Вице-король сам все спланировал. Он принял клятву как генерал-губернатор, потом принял присягу у Неру, который был в белых бриджах для верховой езды и пилотке по типу той, что носил Ганди. Присягнули и министры Неру. Все это происходило перед пятьюстами лидерами новой Индии.

Затем Маунтбаттен с супругой поехали по Дели в черно-золотой карете, которая изготовлялась для празднования коронации Георга V. В нее были впряжены шесть гнедых коней. Их сопровождали телохранители в синих и золотистых тюрбанах, белой форме, отделанной красным, в высоких черных сапогах. Только такая блестящая кавалькада с горнами, знаменами и копьями могла пробиться сквозь шумную и возбужденную толпу, водоворот шума и цвета. Но все же массы людей едва не раздавили группу генерал-губернатора во время кульминации праздника. Это была церемония поднятия флага у Индийских ворот, которая происходила среди «сцен самого фантастического проявления радости» [2385]2385
  TOPI, XII, 773.


[Закрыть]. Здесь разворачивался триколор нового доминиона с колесом космического порядка императора Ашоки с двадцатью четырьмя спицами в центре (его предпочли прялке Ганди). Одновременно в другом конце Раджпата, среди черных туч, нависших над зданиями секретариата, появилась радуга. Казалось, что она повторяет оттенки индийского флага, подобно какому-то показному спецэффекту, созданному в Голливуде. Но как заметил пресс-атташе Маунтбаттена, «потребовался бы человек, обладающий железным скептицизмом, чтобы на него не произвело впечатление подобное предзнаменование в такой момент» [2386]2386
  A.Campbell-Johnson, «Mission with Mountbatten» (1951), 161.


[Закрыть].

Для индусов небесная арка символизировала благословение свободы, для британцев, которые хотели, чтобы смерть господства поглотилась победой, она означала выполнение соглашения. Судя по мифу, который создавался уже в то время, уход Британии из Индии не был признаком национальной слабости, а в еще меньшей степени он стал предзнаменованием краха империи. Это был триумф искусного управления государственными делами, логическое завершение процесса опеки и обучения и, как предсказывал Маколей в 1833 г., день самой большой гордости для английской истории.

В этой фабрикации имелся элемент правды. Конец империи был в своем начале, и британцы часто говорили, что их цель -колониальное самоуправление. Но миф разработали для сокрытия фатального ущерба, который нанесла война Британии, ее положению великой державы. Целью было скрыть подавляющую силу индийского национализма, перспективу административного провала на Индостане, уменьшающиеся доходы и сломленное желание Великобритании занимать место великих моголов.

Поэтому Лондон преуменьшал отречение от престола последнего императора Индии и одновременно превозносил предоставление свободы пятой части человечества. Метрополия делала меньший упор на урезании имперских обязательств во время экономического кризиса, а не на преимуществах, которые получит Содружество от присоединения двух добровольных участников. «Индийская империя исчезает с политической карты,– вещала «Тайме», – и круг доминионов увеличивается» [2387]2387
  «The Times» за 15 августа 1947 г.


[Закрыть].

Индийская независимость отмечала конец эры, которая началась благодаря Васко да Гаме, она вдохнула жизнь в националистические движения, которые казались «способными сделать небелого человека Азии хозяином в собственном доме впервые за несколько столетий» [2388]2388
  «New York Times» за 24 августа 1947 г.


[Закрыть]. Некоторые люди приходили в ужас от этого великого события. Молодой претендент в вице-короли Энох Пауэлл считал, что «британцы соединены с Индией, как Венеция соединена с морем, они как будто женаты» [2389]2389
  S.Heffer, «Like the Roman» (1998), 98.


[Закрыть]. При разводе он почувствовал, что его мир «распадается на части», всю ночь гулял по улицам и наконец «сел в дверном проеме, держа голову руками» [2390]2390
  P.Hennessy, «Never Again: Britain 1945-51» (1992), 235.


[Закрыть].

Но в целом британцы купались в отсветах своего самого прекрасного часа, им нравилось думать, что изменилось очень мало. Почти пустая Палата общин клевала носом, пока обсуждались законы, связанные с независимостью Индии. «Дейли мейл» просто сменила на первой странице, где указываются сведения о газете и редакторах, надпись «Для короля и империи» на «Для короля и Содружества». Политики в Вестминстере подчеркивали непрерывность и дружественность отношений с Индией и Пакистаном. Они заявляли: все шло по плану, и ничто лучше не подходит британским властителям, чем уход из Индии.

Тем не менее, даже когда Лондон доставлял себе удовольствие поздравлениями, а Дели наслаждался празднованиями, Пенджаб затопляли «реки крови» [2391]2391
  Azad, «India Wins Freedom», 190. Азад предупреждал об этом Маунтбаттена и говорил, что «британцы понесут ответственность за бойню».


[Закрыть]. Сам Маунтбаттен видел свидетельства бойни, когда летел назад из Карачи. Клубы дыма поднимались вверх с земли, открывалась широкая панорама горящих деревень. Даже когда Неру участвовал в церемонии, которую некоторые рассматривали как его коронацию, нового премьера осаждали сообщениями о том, что в Лахоре идет «самая кровавая оргия насилия и огня за пять месяцев столкновений на религиозной почве».

Новости о распределении провинций, проведенном приграничной комиссией Радклиффа, достигли Пенджаба, где мусульмане осудили это «территориальное убийство». Спорадические атаки превратились в «систематическую войну на уничтожение» [2392]2392
  «New York Times» за 15, 20 и 21 августа 1947 г.


[Закрыть]. Везде сообщества большинства атаковали и изгоняли меньшинства. Это был дикий круг репрессий и контррепрессий, который продолжался на протяжении многих недель. Лучшая дисциплина была у сикхов – значительного религиозного меньшинства. Их банды, вооруженные мечами и другим оружием, вели себя со «средневековой яростью» [2393]2393
  S.S.Hamid, «Disastrous Twilight, (изд. 1986), 225.


[Закрыть]. Но мусульмане и индуисты также совершали все возможные зверства, которые были суммированы в гротескном современном эвфемизме «этническая чистка». Они жарили младенцев на вертелах, насаживали маленьких детей на копья, варили детей постарше в котлах с маслом. Они насиловали, увечили, воровали и убивали женщин, иногда отрезали пенисы их мертвых мужей и засовывали женам в рот, подвергали мужчин безумной жестокости, сжигали их заживо в домах, закалывали ножами на улицах, резали в больницах, душили в лагерях беженцев, пытали и насильственно обращали в веру в оскверненных храмах, мечетях и гурдварасах (где молятся сикхи). Они травили своих врагов, поливали кислотой, ослепляли, бросая в глаза молотый красный перец.

Зверства полностью затмили то, что происходило во время восстания сипаев. Возможно, они отражали жестокую окончательность раздела. Но многие свидетели находили насилие объяснимым лишь мистическим злом и безумием. Один чиновник видел, как человека распиливали на несколько кусков в дьявольской манере, которая не поддается пониманию [2394]2394
  Khosla, «Stern Reckoning», 123.


[Закрыть]. Соседи, которые дружно жили на протяжении многих лет, внезапно обезумели и убивали друг друга.

Самые жуткие бойни проходили на железных дорогах, ранее – средстве британского военного контроля, о которых говорилось, как об одной из надежд на индийскую всеобщую гармонию. Воспользовавшись преимуществами системы, которая была уже сильно нарушена, банды гундас задерживали поезда, наполненные людьми, которые пытались сбежать от террора. Часто они не оставляли после себя ничего, кроме вагонов, набитых трупами, которые прибывали к месту назначения. (Машинистами работали европейцы). Из каждого отверстия таких вагонов сочилась кровь. Британские офицеры говорили, что зрелище было «в тысячу раз более ужасным, чем что-либо, виденное нами во время войны» [2395]2395
  «The Times» за 25 августа 1947 г.


[Закрыть]. На некоторых передвижных покойницких мелом было написано «Подарок из Индии» или «Подарок из Пакистана» [2396]2396
  Read, Fisher, «Proudest Day», 498.


[Закрыть].

Железнодорожный вокзал в Лахоре и другие, подобные ему, когда-то представлявшие собой белые крепости, стали смертельными ловушками. Толпы беженцев путешествовали по обычным дорогам, некоторые колонны растягивались до пятидесяти миль и становились еще лучшей мишенью для грабежа и убийства.

Сам Дели был заражен насилием. Горожане видели, как «весь социальный порядок истекает кровью перед нашими глазами» [2397]2397
  P.Singh, «Of Dreams and Demons» (1994), 26.


[Закрыть]. Нирад Чоудри нашел происходящее неописуемым: «Я взвесил почти все слова и фразы, которые убийственная жестокость и дикость человека, столь отличная от его военной жестокости, внесла в словарь европейских народов: бойня, погром, линчевание, обстрел, казнь через утопление, Варфоломеевская ночь, Сицилийская вечерня, Стокгольмская кровавая баня, Болгарские зверства, убийство армян, Бельзен, геноцид и т.д. Но я нахожу их неподходящими» [2398]2398
  Chaudhuri, «Thy Hand», 837.


[Закрыть].

Но проблемы в столице едва ли можно сравнить с разрушениями и паникой в приграничном регионе. Там города вроде Амритсара выглядели так, словно их разбомбили. Более мелкие поселения жгли и грабили. Сельская местность представляла собой крематорий, тысячи деревень превратились в пепел. Пограничное подразделение Пенджаба само разрывалось ненавистью на религиозной и национальной почве, и вскоре его пришлось распустить. К тому времени, как волнения и беспорядки прекратились, умер миллион человек, а одиннадцать миллионов покинули свои дома. Это была одна из самых крупных миграций в истории. Один судья из Пенджаба сухо заметил: «Вы, британцы, верите в честную и справедливую игру. Вы оставили Индию в том же состоянии хаоса, в котором ее нашли» [2399]2399
  R.Symonds,«IntheMarginsofIndependence»(Oxford, 2001), 3.


[Закрыть].

В Бенгалии беспорядков было меньше, по большей части – благодаря Ганди. Он проигнорировал празднования в Дели и уехал туда, где пользовался поразительным влиянием. Хотя граница Восточного Пакистана была такой же случайной, как и у Западного (экспортирующую джут Калькутту отрезали от внутренних районов, выращивающих джут), там наблюдалось передвижение всего 1,25 миллиона беженцев. А когда столкновения на национальной почве все-таки произошли в городе, махатма начал голодовку ради мира. Большая часть полиции тоже начала сочувственную голодовку. Через несколько дней тысячи мусульман и индуистов уже дружески общались друг с другом на майдане.

Ганди заплатил за свою святость жизнью – фанатик-индуист не смог вынести того, что посчитал его любовью к мусульманам, и застрелил Махатму в январе 1948 г. Тем временем генерал-губернатор расхваливал и превозносил Ганди до небес, назвав «пограничным подразделением из одного человека» [2400]2400
  Menon, «Transfer of Power», 434.


[Закрыть].

Маунтбаттен хотел свести к минимуму ущерб, нанесенный поспешным и опрометчивым разделом. Он сказал, что большая часть Индии оставалась спокойной, и «только» 100 000 человек умерли на севере. Исмей пришел в ужас от этой речи, поскольку она скрывала важный факт: «Здесь творятся человеческие страдания в колоссальном масштабе» [2401]2401
  Ziegler, «Mountbatten», 437.


[Закрыть].

Но сами индусы не хотели рассуждать о болезненных родовых схватках самостоятельного государства. Многие говорили, что расставание с бывшими правителями стало печальным.

Чувства были взаимными. Оно демонстрировалось на многих прощальных церемониях, особенно – во время ухода последних полков: «Блэк Уотч» из Карачи 26 февраля 1948 г., шотландцев, которые «плакали, как дети», а также Сомерсетской легкой пехоты из Бомбея двумя днями позже. Тот парад был очень эмоциональным. Выставлялся почетный караул. Солдаты медленно маршировали, отдавали честь, поднимали и опускали флаги, делались официальные представления и произносились речи о «мужской дружбе между солдатами двух стран».

Наконец разноцветная группа и эскорт сомерсетцев, одетых в зеленые береты, рубашки и шорты для строевой подготовки, белые ремни и гетры, пронесла замена сквозь Индийские ворота. Свидетели «могли видеть слезы на глазах у всех» [2402]2402
  T.Royle, «The Last Days of the Raj» (изд. 1997), 218, 213 и 214.


[Закрыть]. Военный оркестр играл «Доброе старое время», а шотландский рефрен подхватили тысячи индийских голосов, когда англичане поднялись на борт «Импресс оф Острейлиа» и навсегда поплыли домой.

Но такие ностальгические прощания стали знакомым делом в течение следующих нескольких лет. Их показывали в кинотеатрах в тысячах новостных роликов. Они не могли скрыть, что британское господство закончилось в крови и слезах.

В этом плане предсказания Черчилля и других подобных ему людей исполнились. На самом деле стало обычным делом предупреждать, как сделал Норман Энджелл: «Когда пала Римская империя, полная недостатков, за ней последовало не нечто лучшее, а нечто худшее – Средневековье. Нечто столь же несчастливое может легко последовать за полным распадом Британской империи» [2403]2403
  «Angell in United Empire», XLII1 (сентябрь-октябрь 1952 г.), 255.


[Закрыть].

Однако трудно отрицать, что конец правления провозгласил рассвет свободы на Индостане. Нелегко избежать вывода и о том, что на самих британцах лежит значительная доля ответственности за ужасы раздела. Если говорить в краткосрочном плане, во многом виноват Маунтбаттен, несмотря на попытки оправдаться, которые он предпринимал на протяжении всей жизни. Если бы вице-король придерживался графика Эттли и предпринял должные меры предосторожности, то перестроенная армия смогла бы сохранить относительный мир в Пенджабе.

Наверняка такой точки зрения придерживался и Охинлек, который находился в лучшем положении, чтобы судить о происходящем. Однако если говорить в долгосрочном плане, то вина заключается в самом характере британского империализма. Британцы так влияли на Индию, что с викторианской эпохи и индуисты, и мусульмане были вынуждены «воздвигать ментальную и моральную защиту вокруг себя» [2404]2404
  Khosla, «Stern Reckoning», 296.


[Закрыть]. Экономические и образовательные различия помогли кристаллизовать различные отличительные черты, особенности и самобытность групп. Британцы, разделяя, чтобы править, отдавая предпочтение мусульманским воинственным народностям, обостряли растущий религиозный антагонизм. Это привело к кульминации в виде массовых убийств и гибели множества людей в Пенджабе.

Вместо того чтобы уйти из Индии с честью и достоинством, британцы ушли среди убийств и запаха смерти. Личный секретарь Охинлека полковник Шахиб Хамид считал: «Британская империя, которая на протяжении веков пыталась строить Индию, никогда не сможет позабыть эту великую трагедию» [2405]2405
  Hamid, «Disastrous Twilight», 238.


[Закрыть].