Текст книги "Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997"

Автор книги: Пирс Брендон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 69 страниц)

Когда началась Великая депрессия, Сторсс выступил против урезания зарплаты чиновников и увеличил налоги. Экономическое недовольство предсказуемо вылилось в политическое сопротивление. Налогообложение без должного представительства привело к тому, что киприоты стали проклинать чужеземное правление, как «самое худшее зло». Они хотели национального освобождения через энозис – присоединение к Греции. Считалось, что объединение необходимо даже в том случае, если бы остров купался в золоте». В открытом письме Сторрсу епископ Никодимос из Китиона писал: «Вы гордитесьтем, что Свобода и Справедливость царят в Англии, но вы хотите, чтобы тирания и несправедливость продолжали царствовать на Кипре». Епископ и другие его сторонники подали в отставку из Законодательного совета, что привело к беспорядкам.

Поздно вечером 21 октября 1931 г. несколько тысяч демонстрантов направились к Дому правительства. Вооруженные знаменами, факелами, палками и камнями, они наступали, священники в толпе подобрали свои длинные одежды. Демонстранты кричали «Энозис!» и пели национальный гимн Греции. Толпа заняла круглую террасу у главного входа.

Губернатор отправил послание, заявляя, что примет одного или двух лидеров, если остальные отступят «на приличное расстояние» [3465]3465
  Georghallides, «Cyprus», 700, 612, 614, 689 и 698.


[Закрыть]. Вместо этого демонстранты стали бить окна, подавили полицию и подожгли здание. Языки пламени пронзали тьму, и деревянное строение быстро превратилось в пепел.

Хотя это выступление и другие беспорядки вскоре подавили, колониальное правление на Кипре больше никогда не было прежним. Причина в том, что британцы, как и обычно, отреагировали несоразмерно случившемуся. Они отнеслись к спонтанному выступлению, в котором погибли не более шести человек (все – киприоты), как к заранее подготовленной революции. В самой метрополии министр по делам колоний пришел в бешенство и предвещал чуть ли не конец света. «Киприоты присоединились к международным врагам Британской империи, – сказал он. – А если Британия падет, то конец придет и всему миру» [3466]3466
  «The Times» за 26 октября 1931 г.


[Закрыть]. Поэтому на острове расквартировали войска, появились суда Королевского ВМФ, а «Викерс Викториос» Королевских ВВС патрулировали небо. В Никосии губернатор говорил: британцам следует вести себя диктаторски. Он заявил королю: «Любое колебание на этом этапе будет безнадежным. Необходимо нанести удар, ударить сильно» [3467]3467
  «Pembroke College, Cambridge, Storrs Papers», Reel II, письмо Сторрса Георгу V от 17 ноября 1931 г.


[Закрыть].

Сторрс приостановил действие конституции, распустил Законодательный совет и муниципальные советы, назначил собственных местных старост. Он депортировал епископа Никодимоса, которого называли «кипрским Ганди», а также других известных «агитаторов». Британцы запретили носить оружие и проводить собрания, они ограничили вывешивание греческих флагов и перезвон церковных колоколов. Губернатор наложил коллективный штраф в размере почти 35 000 фунтов стерлингов и лично потребовал примерно в два раза больше истинной стоимости своих сгоревших картин, книг, марок, нефрита, греческих скульптур, вышивок и других предметов искусства. После их потери он вспомнил об уничтожении Александрийской библиотеки, разграблении Византии и Рима и других подобных шагах назад в прогрессе цивилизации [3468]3468
  Там же, Reel 13, письмо Сторрса В.Д.Кейну от 25 октября 1931 г.


[Закрыть].

После беспорядков несколько тысяч человек арестовали. Состоялись суды, люди получили сроки. По словам многих жителей, сам остров превратился в тюрьму. Ко времени отъезда Сторрса в 1932 г. они могли только биться о решетки. Сам он заявил, что его тошнит и от острова, и от населяющего его народа. Режим подавлял всю оппозицию, была запрещена Коммунистическая партия, стеснена церковь.

В любом случае, в период Великой депрессии большинство киприотов были заняты выживанием. Как писал один националист, «вместе с введенными в действие нелиберальными мерами и молчанием, которое длится более восьми лет, на острове свирепствуют засуха и безработица» [3469]3469
  A.Azinas, «50 Years of Silence», т. «A» (Nicosia, 2002), 28.


[Закрыть].

Правители и те, кем они правили, временно примирились на период Второй Мировой войны, когда подобный Дон Кихоту Черчилль пришел на помощь Греции. Но местная вражда возобновилась после того воцарения мира. По мере ослабления позиций Британии в Палестине и Египте, Кипр снова стал стратегически жизненно важным. Поэтому хотя правительство Эплп инициировало реформы, оно отказало в требовании «энозиса и только энозиса». Этот призыв послужил предупреждением о том, что грекам и киприотам следует остерегаться британцев. Тех, кто сотрудничал с ними, называли «сэры предатели» [3470]3470
  Reddaway, «Burdened with Cyprus», 40 и 41.


[Закрыть].

Для утверждения имперской власти в 1949 г. губернатором назначили сэра Эндрю Райта. Когда-то он был помощником у Сторрса. О нем говорили, как о «прекрасном человеке викторианского типа, которых теперь почти не встретишь на британской колониальной службе». Райт «смотрел на киприотов, как на детей, которым требуется твердая рука, а иногда и порка» [3471]3471
  R.Holland, «Britain and the Revolt in Cyprus 1954-1959» (Oxford, 1998), 16.


[Закрыть].

Казалось, что почти сразу же они заслужили наказание и эту самую порку. В 1950 г. церковь провела плебисцит, на котором 215 108 киприотов греческого происхождения, то есть 96 процентов взрослых греков-киприотов, проголосовали за энозис. Многие из них преклоняли колена перед документом, словно это была икона. Объявив, что вопрос суверенитета закрыт, Райт попросил дополнительной власти, чтобы отправить в тюрьму подрывные элементы. В Уайт-холле и за его пределами высказывались сомнения, люди задумывались, имеет ли Британия какое-то право только для собственного удобства удерживать колониальное правление над «цивилизованным и образованным населением» [3472]3472
  Stefanides, «Isle of Discord», 116.


[Закрыть]. Но Министерство по делам колоний четко заявило, что у губернатора и так достаточно власти. Ему нельзя позволить «начинать политику репрессий в надежде, что никто не заметит» [3473]3473
  R.Holland, «Never, Never Land: British Colonial Policy and the Roots of Violence in Cyprus, 1950-54», JICH, XXI (сентябрь 1993 г.), 151.


[Закрыть].

Поэтому Райт мог только ударить по мятежу там, где он начинался. Он попытался стереть самые очевидные проявления – граффити, которые появились на каждой доступной поверхности. Типичный лозунг гласил: «Греки, свободу добывают кровью! Энозис!» [3474]3474
  Holland, «Revolt in Cyprus», 27.


[Закрыть]Менее видимым, но более зловещим оказался альянс, заключенный между этнархией и террористами.

В 1950 г. Макариос III был избран архиепископом Кипрским. Этот сын козопаса горячо верил в энозис со времен послушания в монастыре Киккос. На стене монастырской кухни он даже нацарапал призыв «Да здравствует союз», а в дальнейшем говорил об этом, как о своем первом политическом заявлении [3475]3475
  S.Mayes, «Makarios» (1981), 18.


[Закрыть]. Макариос учился в Греции и Америке, быстро поднимался в церковной иерархии. Теперь, в возрасте тридцати семи лет, он намеревался использовать свое положение этнарха, чтобы избавить Кипр от чужеземного ярма. «Я не позволю своим глазам закрываться во сне, – объявил он, занимая трон святого Варнавы, – пока золотые крылья солнца не поднимутся, чтобы объявить о долгожданном дне национального освобождения» [3476]3476
  Azinas, «50 Years», т. «А», 146.


[Закрыть].

Макариос представлял собой впечатляющую фигуру – черная борода, клобук, длинные одежды. Он проповедовал энозис с пылкостью и фанатичностью. Его проповеди, политические и религиозные, являлись смесью музыки и поэзии, а мягкий и приятный голос звучал ритмично и мерно, словно епископ читал стихи. Макариос, окруженный сигаретным дымом в своей обветшалой резиденции, преднамеренно пытался напоминать дельфийского оракула. Он был откровенным и искренним, но двусмысленным, динамичным, но загадочным, вдохновляющим, но хитрым. Ему удавалось передавать благожелательность сквозь слегка прикрытые глаза, улыбаться, но, тем не менее, оставаться бесстрастным. Видевший его американский обозреватель назвал Макариоса «благочестиво выглядевшей копией Иисуса Христа», а заодно – «самым хитрым из греков» [3477]3477
  A.James, «Keeping the Peace in the Cyprus Crisis of 1963-64» (Basingstoke, 2002), 8. Американским обозревателем был Джордж Болл.


[Закрыть].

Зато полковник Джордж Гривас был неприкрашенным, открытым и откровенным фанатиком – прямым, жестоким и безжалостным. Он по старинке свято верил в дисциплину, имел жесткие, торчащие во все стороны усы. Со времени обучения в школе в Никосии этот человек верил в «крестовый поход ради более великой Греции» [3478]3478
  C.Foley (ред.), «The Memoirs of General Grivas» (1964), 3.


[Закрыть]. Во время войны он основал роялистское движение сопротивления в материковой части Греции, хотя оно уделяло больше времени убийству коммунистов, чем борьбе с немцами. В дальнейшем он решил, в духе Ирландской республиканской армии, что британцев можно удалить только силой. Полковник встретился с этнархом, они договорились о цели энозиса, и дали священную клятву ее добиться. Но освободители не соглашались в методах. Макариос надеялся сопротивляться насилию саботажем, а Гривас с помощью греческого правительства готовился к яростной партизанской войне. Но какой бы ни была тактика, киприоты к 1954 г. знали: восстание неизбежно, оно скоро начнется. Этнарх так и не определился насчет кровопролития. Но он объявил: «Мы примем помощь даже из нечистых рук» [3479]3479
  Azinas, «50 Years», т. «А», 257.


[Закрыть].

Несмотря на зловещие знаки, лишь немногие британцы понимали, что Кипр находится на грани восстания. Это частично происходило потому, что они отделялись от местного сообщества. Губернатор жил на удалении от всего. В жаркий период он перебирался в горы Тродос, в серое каменное здание, построенное в 1880 г. под руководством Артура Римбуда и напоминавшее «шотландский охотничий домик» [3480]3480
  C.Thubron, «Journey into Cyprus» (1975), 110.


[Закрыть]. В остальное время он уединялся в новом Доме правительства – внушительном здании, спроектированном так, чтобы напоминать местную французско-готическую и греческую православную архитектуру. Там имелся купол, башня и винтовая лестница, а также горгульи из песчаника и камины из известняка. В здании были кованые железные балюстрады, деревянные галереи, материалы для которых привозились со всей империи – например, бирманский тик, канадский клен и колумбийская сосна добавлялись к местному эвкалипту, можжевельнику, рожковому дереву, казуарине и кипарису. Занавески украшала вышивка ручной работы с геральдическими знаками, также бросался в глаза вытесанный из камня герб.

Губернаторы жили довольно скромно, если говорить о частной жизни. Их тяжелая мебель «была расставлена, словно на складе для хранения», а в спальне стояли «две уродливые простые кровати и ужасные маленькие прикроватные тумбочки, очень высокие. В них имелось место для горшка» [3481]3481
  S.Foot, «Emergency Exit» (1960), 20.


[Закрыть]. Вскоре высшие представители Британии станут пленниками в собственном доме, окруженные стражниками, фонарями и колючей проволокой.

Британские чиновники были почти такими же недоступными. Они стали лучше по сравнению со временем, о котором вспоминает один путешественник: «Я никогда не забуду ужас английского клуба, бугорки колен гражданских служащих средних лет в шортах, их омерзительные разговоры о местных жителях». Но администраторы оставались отдельной кастой. Лишь немногие из них могли говорить на современном греческом языке. Еще меньшее количество встречалось с киприотами, «кроме как в процессе выполнения обязанностей» [3482]3482
  P.Balfour, «The Orphaned Realm» (1951), 198-99.


[Закрыть].

Британские гражданские экспатрианты тоже держались сами по себе. Многие из них приехали с аванпостов империи, добившихся независимости. Их существование представляло собой «безупречную монотонность, в атмосфере душащей инертности». Они жили в ужасающих виллах, которые напоминали дома в Уимблдоне, а на старости лет– в отеле «Доум». «Создавалось впечатление, будто все забытые пенсионеры между Фолклендскими островами и Скарборо отправили по представителю на всемирную конференцию по долгожительству». Они выходили к морю, играли в различные игры. Они ездили в церковь в Моррис-Майнорс. Они пили в яхт-клубе. Во второй половине дня по воскресеньям они слушали военный оркестр, который играл выборочные куски из «Оклахомы» в английском клубе, где на самом почетном месте висел портрет королевы работы Аннигони. Они «страдали в агонии, опасаясь мысли, что их не пригласят в Дом правительства на день рождения монарха».

Понятно, что романисту Лоуренсу Дюрреллу, автору вышеприведенных насмешек, не нравилось, что его соотечественники называют жителей острова «сворой кипов». Выбранное ими сокращение очень напоминало по звучанию слово «chimp» – шимпанзе. По словам автора, отношение не менялось с 1878 г., когда один британский обозреватель говорил о киприотах, как о праздных, ленивых, беззаботных людях, любящих кому-то подражать, но не обладающих даже искрой турецкого огня, без капли греческого вкуса… «Они живут будто бы в первобытном состоянии, как существа более низких типов, держатся за жизнь ради самой жизни. Это сластолюбцы, обожающие солнце и море. Благодаря простой животной цепкости они выжили во время бурь, которые сотрясали более благородные человеческие расы».

Сам Дюррелл был сластолюбцем и поздним добавлением к группе романтических ссыльных, которых вдохновили средиземноморские страсти. С периода Байрона до времени Нормана Дугласа многие из них были писателями. Их тянула на юг классическая культура, дешевая или простая жизнь, возможности чувственных удовольствий. Говорили, что некоторые британцы покинули дом под облаком, не превышающим детскую ладошку. Лишь немногие из этих литературных эмигрантов оказывались более претенциозными, чем Лоуренс Дюррелл. Тем не менее, презирая своих соотечественников-мещан, Дюррелл частично разделял их взгляды. Он покровительственно относился к кипрским «туземцам», ценил неиспорченных крестьян и купался в иллюзии, что они все любят Англию. Автор думал, что ничто не может заставить их сражаться. По вопросу энозиса Министерство иностранных дел «установит срок после недолгих споров, и мы все будем спокойно жить, купаясь в лучах солнца» [3483]3483
  L.Durrell, «Bitter Lemons» (1957), 35, 136, 36, 168 и 118.


[Закрыть].

Такой была и официальная точка зрения. Существовало клише, будто из киприотов получаются очень хорошие официанты. Их «племенной темперамент», по словам представителя отдела информации Министерства по делам колоний, состоял из «добродушия, апатичности и простого отсутствия ума» [3484]3484
  Stefanides, «Isle of Discord», 156.


[Закрыть].

Поэтому британцы были абсолютно уверены, что смогут сохранить Кипр, как опорный пункт на Ближнем Востоке. Энтони Идеи резко заявил греческому премьер-министру фельдмаршалу Папагосу, что вопрос суверенитета над островом закрыт.

Папагос был таким же тщеславным и вспыльчивым, как и сам Идеен. Греческий премьер в дальнейшем сетовал: «Он заявил мне "никогда", даже не сказав "мы посмотрим"!» [3485]3485
  C.Hitchens, «Hostage to History» (изд. 1997), 37.


[Закрыть]28 июля 1954 г. министр по делам колоний Генри Хопкинсон подтвердил: правительство думает об энозисе в смысле «до греческих календ». Он сообщил Палате общин, что некоторые колониальные территории никогда не смогут ожидать полной независимости. Среди них, намекнул он, числится Кипр, который может надеяться на самоуправление под эгидой Великобритании, но не на самоопределение, ведущее к слиянию с Грецией.

Слово «никогда» привело в ярость лейбористскую оппозицию. Эневрин Беван убеждал «тори» принять, что народами можно управлять только с их согласия. «Британия зародила проблемы на Кипре в тот же самый день, когда поспешно сбежала из Египта, – сказал Ричард Кроссман. – Люди узнали, что британский империализм не дает им ничего, пока они не окажутся в состоянии взять права силой».

Другие предсказывали, что заявление Хопкинсона «зажжет дух национализма на Кипре» [3486]3486
  «The Times» за 29 июля 1954 г.


[Закрыть]. Протесты на самом деле имели место, а нерешительный новый губернатор сэр Роберт Армитедж подавил их в духе своего предшественника.

Его хозяева из Уайт-холла меньше беспокоились из-за неспокойного положения в Никосии, чем из-за ООН, где Греция подала апелляцию относительно того, что Кипру следует позволить самому решать свою судьбу. Эйзенхауэр не сочувствовал Британии, потому что Идеи неблагосклонно отнесся к контрреволюционному перевороту, организованному американцами в Гватемале. О перевороте говорилось, как об «одной из самых омерзительных, грязных и безумных операций по обеспечению безопасности в американской истории» [3487]3487
  S.Schlesinger, «How Dulles Worked the Coup d'Etat» в «Nation» (28 октября 1978 г.), 439.


[Закрыть]. Чтобы завоевать поддержку президента и его госсекретаря, требовалась редкостная дипломатическая хитрость. Идеи показал, что готов пойти на компромисс в вопросе Гватемалы, и ему удалось превратить Кипр из колониальной в международную проблему. Он утверждал, что поражение британцев на острове будет победой коммунизма в холодной войне. Премьер очень просто представлял дело: энозис приведет к конфликту между Грецией и Турцией, двумя старыми врагами, которые странным образом являлись членами НАТО. Турция занимала важную стратегическую позицию на фланге Советской России, а ее роль западного союзника будет подорвана, если она ввяжется в борьбу по защите мусульман Кипра.

Но Стамбул без энтузиазма подошел к делу, а вероломному Альбиону ради своих локальных целей пришлось побуждать его к более выраженной реакции. Министры вроде Гарольда Макмиллана убеждали агентов на Кипре «заводить контакты с турками, чтобы нейтрализовать греческую агитацию» [3488]3488
  C.M.Woodhouse, «Something Ventured» (1982), 134.


[Закрыть]. Британцы стали в еще большей мере надеяться на бедную пятую часть населения. Они набирали больше полицейских из этого источника, фактически создали турецко-кипрского лидера Рауфа Денкташа, воспитывали верность турок создавшемуся положению.

Все это поляризовало два сообщества. Конечно, имелась глубоко укоренившаяся враждебность между ними, их отношения подчеркивались вспышками насилия. Но после 1878 г. оба народа жили в мире. Поэтому здесь, если говорить вкратце, имел место классический пример британской политики «разделяй и властвуй». Это сравнимо с тем, что в большем масштабе было сделано в Индии. Существовал тот же риск гражданской войны и раскола.

В конце 1954 г. ООН отложила дискуссию о Кипре. В Афинах и Никосии начались беспорядки. Еще до Макмиллана, прославившегося своей метафорой, Макариос объявил: «Ветер свободы дует везде, снося колониальный режимы» [3489]3489
  Holland, «Revolt in Cyprus», 52.


[Закрыть]. Гривас собрал оружие и людей. Захват одной партии оружия не остановил его, хотя и стал предупреждением Армитеджу, по мнению которого вся проблему энозиса напоминала «густую черноту кошмара» [3490]3490
  C.Baker, «Retreat from Empire: Sir Robert Armitage in Africa and Cyprus» (1998), 109.


[Закрыть].

1 апреля 1955 г. началось восстание. Бомбы взрывались в правительственных зданиях, которые не охранялись, в Никосии, Лимасоле и Ларнаке. И в этих местах, и в других был нанесен малый урон, хотя Кипрская радиовещательная служба прекратила работу из-за повреждения передатчиков. Но Гривас, который взял себе псевдоним Дигениса, византийского героя, создал ЭОКА – Национальную организацию кипрских борцов. Через некоторое время она стала побудительным мотивом для формирования Турецких оборонительных сил. Британцы совсем не были нейтральными арбитрами, они сознательно позволяли Турецким оборонительным силам противодействовать Национальной организации кипрских борцов [3491]3491
  D.M.Anderson, «Policing and Communal Conflict: The Cyprus Emergency, 1954-60», JICH XXI (сентябрь 1993 г.), 192.


[Закрыть].

Началась кампания Гриваса. Его бойцы были плохо вооружены, дисциплина оставляла желать лучшего, поэтому он сконцентрировался на захвате оружия в полицейских участках. Изначально Национальная организация кипрских борцов носила дилетантский характер, но и полиция была такой же. Она почти не изменилась с начала британского правления. Полицейским мало платили, их плохо готовили, у них имелось лишь минимальное оснащение – не было раций, фонарей, почти никакого транспорта. Полицейские были завалены делами о набегах с последующим быстрым отходом, протестах с бросанием камней, в которых школьники играли роль молодых спартанцев.

Однако полицию быстро усилили турецкими наемниками и британскими солдатами. Гривас знал, что не может свергнуть колониальный режим, но нацеливался связать руки армии, разжечь патриотические чувства и выиграть в пропагандистской войне. Идеи, который только что сменил Черчилля на посту премьер-министра, невольно помогал с последней частью этой стратегии, отказываясь от любого решения, от которого пахло политикой умиротворения. Когда министр по делам колоний посетил Кипр, где его приветствовали бомбами, то не смог обсуждать вопрос самоопределения. Точно также ни к чему не привела конференция с участием Великобритании, Греции и Турции в августе 1955 г. Ее целью было дать всем трем странам долю в Кипре через партнерство, известное, как «тридоминиум» – «тройная власть». Они чиновник назвал это «пандемониумом» [3492]3492
  Holland, «Revolt in Cyprus», 64.


[Закрыть].

Греция предсказуемо отвергла схему, а турецкое правительство попустительствовало разрушительным антигреческим восстаниям в Стамбуле. Британцы их не осудили, потому что они были выгодны для их положения в Греции.

Затем взорвалась Никосия. Яростные демонстрации прошли на площади Метаксаса, которая обычно служила местом вечерних прогулок под неоновыми фонарями. Там греко-кипрская толпа сожгла Британский институт. Спорадически насилие происходило по всему острову, подтверждая решение Идена сменить Армитеджа на сурового, лишенного воображения фельдмаршала сэра Джона Хардинга. Как сказал Гривас, его прибытие означало, что «на Кипре будет править железный кулак» [3493]3493
  Foley (ред.), «Memoirs of Grivas», 46.


[Закрыть].

У Гриваса определенно имелись все основания считать, что новый губернатор обеспечит силу для подавления беспорядков, которые планировала Национальная организация кипрских борцов. Но Хардинг вначале попытался провести переговоры с Макариосом. У фельдмаршала было мало места для маневров, и архиепископ изменил свою позицию с блаженной улыбкой, самообладанием и хладнокровием. Макариос объявил, что является священнослужителем, далеким от мирских дел. Он привел в ярость Хардинга, который заявлял, что является простым солдатом. Когда их переговоры провалились, Национальная организация кипрских борцов усилила бомбометания и стрельбу. Столкновения произошли во многих местах, проводилась подготовка к всеобщей забастовке.

Хардинг нацелился не допустить того, чтобы Кипр пошел по пути Ирландии и Палестины. 25 ноября 1955 г. он объявил чрезвычайное положение. Это дало губернатору дополнительный арсенал для использования против террористов: аресты без ордера, содержание под стражей без суда, пожизненное заключение за саботаж, смертная казнь за ношение оружия. Другие меры включали цензуру, депортацию, порку, комендантский час, коллективные штрафы, запрет собраний и забастовок.

Хардинг реорганизовал и увеличил свои силы. К 1956 г. он имел в своем распоряжении 12 000 солдат и 2 000 полицейских, чтобы разбираться с тысячей человек из Национальной организации кипрских борцов. Губернатор требовал энергичных действий.

Его подчиненные занимались патрулированием, устраивали засады на дорогах, дежурили на дорожных контрольно-пропускных пунктах, вторгались в монастыри, собирали разведывательный данные и стирали граффити, иногда заменяя их собственными: «Греки – трусы», «Платон – сорт картошки». Они запирали непослушных учеников, застигнутых за пределами школы, где были запрещены голубые ручки, а также бело-голубые флаги. Войска грубо и часто с жестокостью проводили обыски. Солдаты обычно окружали деревню и при помощи штыков и прикладов загоняли мужчин в поспешно сооруженные клетки из колючей проволоки. Пока дома людей обыскивали, грабили или просто крушили, «проклятые местные» (как их называли английские солдаты) были вынуждены часами стоять на жарком солнце, подняв руки вверх. После допросов их внимательнейшим образом рассматривали информаторы, которых службы безопасности называли «цепными жабами» [3494]3494
  Foley, «Island in Revolt», 158 and 186.


[Закрыть]. Тех, кого опознавали в качестве членов Национальной организации кипрских борцов, увозили на грузовиках.

Но, пытаясь разгромить Гриваса, Хардинг одновременно продолжал обхаживать Макариоса. Он делал уступки, признавая, что «никогда» Хопкинсона означало «когда-нибудь». В конце февраля 1956 г. министр по делам колоний снова посетил Никосию, чтобы встретиться с архиепископом, которого нашел утонченным и дружелюбным. Леннокс-Бойда особенно очаровали его руки, которые были «очень красивы и безупречно чисты» [3495]3495
  Murphy, «Lennox-Boyd», 117.


[Закрыть]. Министр по делам колоний хотел немного приукрасить действительность для архиепископа [3496]3496
  Holland, «Revolt in Cyprus», 112—13.


[Закрыть]. Но его сдержал Идеи, который все еще рассматривал Кипр в качестве проверки своей политической силы и зрелости. Не было достигнуто никакого соглашения. Когда он покинул помещение, Леннокс-Бойд мог сказать Макарию: «Пусть Бог спасет ваш народ» [3497]3497
  D.W.Markides, «Britain's «New Look» Policy for Cyprus and the Makarios-Harding Talks, January 1955 – March 1956», JICH, XXIII (сентябрь 1995 г.), 497.


[Закрыть].

Это оказалось своевременной молитвой. Через несколько дней Хардинг отправил Макариоса в ссылку на Сейшелы. Британцы проклинали архиепископа, как Распутина нового времени, а греки называли его современным Севастьяном, который имел одно неоценимое преимущество – он не был мертв.

Через несколько месяцев неприятный маленький колониальный конфликт достиг пика. В 1956 г. произошло 2 500 насильственных действий, которые привели к 250 смертям. Борьба обострилась после повешения первых осужденных террористов, за этим последовала казнь Гривасом двух захваченных британских сержантов. Но убийства происходили повсеместно – они были даже «почетными» [3498]3498
  S.L.Carruthers, «Winning Hearts and Minds» (1995), 196.


[Закрыть], по словам Гарольда Макмиллана, который сказал: пока британцы внесли изменения в десять заповедей, чтобы санкционировать прелюбодеяние, киприоты сделали то же самое, чтобы позволить убийство.

Гривас безжалостно уничтожал греков-предателей. Борьба захватила всех. Когда Национальная организация кипрских борцов убила полицейского-мусульманина в мае 1956 г., Гривас записал: «Турецкие орды врывались в греческий квартал Никосии, совершали набеги, жгли, грабили, убивали и вели себя скорее какдикие звери, а не люди». К этому времени у Хардинга насчитывалось уже двадцать тысяч солдат, которые проводили зачистки в горах Тродос и Кирении. Им помогали вертолеты и собаки-ищейки, они добились многих побед над партизанами, которых бомбардировали посланиями из громкоговорителя, установленного на самолете: «Игра закончена» [3499]3499
  Foley (ред.), «Memoirs of Grivas», 73 и 82.


[Закрыть].

Хардинг выигрывал благодаря лучше поставленной разведке, часть данных добывалось под пытками. Это было стандартной практикой допросов подозреваемых, которых били в живот плоскими досками, ударяли в яички, частично душили мокрыми тряпками, издевались другими способами. По крайней мере шесть человек умерли во время допросов, других застрелили «при попытке к бегству» [3500]3500
  Foley, «Island in Revolt», 119.


[Закрыть]. Однако некоторые офицеры оправдывали пытки, считая их «способом нанесения поражения терроризму и спасения человеческих жизней». Более того, это терпело и покрывало высшее руководство.

Жестокости и зверства творились в тюрьмах и лагерях, в которых содержались многие сотни киприотов. Несмотря на многочисленные официальные отрицания, имелось достаточно доказательств, чтобы поддержать серьезные обвинения против британских империалистов. К счастью для них, греки просто организовали «клеветническую кампанию». Например, они говорили, что замок в Кирении – это «второй Дахау», в котором работает «новое гестапо с мясником Хардингом во главе». Британцы легко отбивались от таких утверждений, которые были такими же абсурдными, как их собственные пропагандистские заявления о том, будто известная своим пуританством Национальная организация кипрских борцов заставляет заниматься проституцией двенадцатилетних девочек.

На самом-то деле Хардинг вполне мог поражаться собственной умеренности. «Но его меры были слишком суровыми для слабых, и слишком слабыми для сильных» [3501]3501
  F.Crouzet, «Le Conflit de Chypre», II (Brussels, 1973), 620, 602, 561 and 626.


[Закрыть]. Другими словами, они на– страивали против него греческое население, не уничтожая Национальной организации кипрских борцов. Контртерроризм оказался контрпродуктивным. Он кристаллизовал народную поддержку Гриваса. Как объявил мэр Никосии, «теперь мы все – Национальная организация кипрских борцов!» [3502]3502
  J.B.Bell, «On Revolt» (Cambridge, MA, 1976), 124.


[Закрыть]

В дальнейшем Гривас говорил, что грекам следует поставить памятник Хардингу, поскольку он сделал больше чем кто-либо другой для поддержки духа эллинистического сопротивления на Кипре. Но правда состоит в том, что фельдмаршал близко подошел к нанесению поражения полковнику. Гривасу пришлось объявить о прекращении военных действий в августе 1956 г. Хотя он с презрением отверг глупое требование Хардинга о капитуляции, Гривасу удалось вернуть себе инициативу только в результате Суэцкого кризиса. Но после «черного ноября», во время которого произошло самое жуткое кровопролитие за время конфликта, британские силы опять одержали верх.

В марте 1957 г. Гривас объявил перемирие. Это привело к окончанию его длительной кампании, хотя вспышки насилия продолжались еще двадцать один месяц. На самом деле полковник стал еще более драчливым и неуживчивым, когда это было возможным. Он обдумывал погром всего турецкого сообщества, но его сдержал Макариос. Священнослужитель считал: «Нам следует бросить гранату или парочку с какой-нибудь крыши, чтобы преподать урок, и чтобы они в будущем не смели собираться толпами» [3503]3503
  Mayes, «Makarios», 114.


[Закрыть]. Гривас хотел запустить мышьяк в определенные акведуки, пытался заполучить тифозные палочки для использования против британцев. Его армия отказалась подчиняться ему в этом, потому что такая тактика уничтожит освободительную борьбу [3504]3504
  Azinas, «Fifty Years», т. «В», 658.


[Закрыть]. С другой стороны, в это время в ежегодном отчете по кипрским тюрьмам отмечалось: «Виселицу, которая довольно сильно устарела, следует модернизировать» [3505]3505
  Foley, «Island in Revolt», 85.


[Закрыть].

Трагедия Хардинга состояла в том, что он не мог перевоплотить военные репрессии в политическое примирение. После унизительного отступления из Суэца правительство «тори» должно было крепко удерживаться на Кипре. Ведь казалось, что силы безопасности вот-вот добьются победы. Лорд Радклифф, которому поручили составить проект кипрской конституции, должен был отразить в ней масштаб власти Британии. С другой стороны, Макмиллан горел желанием сбежать из кипрского лабиринта, и не в меньшей степени оттого, что произошло множество выступлений против британского империализма и в ООН, и в США.

Еще более смущали шаги Греции по предъявлению обвинений Великобритании в Европейском суде в Страсбурге в связи с нарушением прав человека. Министерство иностранных дел было шокировано тоталитарными зверствами и стало продвигать Европейскую конвенцию, которая вступила в силу в 1953 г. Но Министерство неправильно предполагало, что «права человека предназначены для иностранцев». Вместо этого конвенция бумерангом ударила по тем, кто ее продвигал, вызвав ярость в Доме правительства в Никосии и беспокойство в Уайт-холле.

Министр иностранных дел Селвин Ллойд был особенно обеспокоен. Когда европейских комиссаров собрались отправить для расследования ситуации на Кипре, он выразил «тревогу и неверие из-за того, что благодаря конвенции мы оказались в этом затруднительном положении, а еще большее неверие – из-за того, что ее можно применить к такому большому количеству колоний» [3506]3506
  Simpson, «Human Rights and the End of Empire», 347 и 982.


[Закрыть].

Тем временем в апреле 1957 г. Макмиллан сделал миролюбивый жест. Он приказал выпустить Макариоса с Сейшельских островов, где тот жил в летней резиденции губернатора Сан-Суси. (Его перевезли туда, когда Леннокс-Бойд выяснил, что архиепископа собираются размещать в доме, именуемом Бастилия). Министерство по делам колоний продолжало нервничать из-за названий. Оно не позволило Макариосу сесть на корабль под названием «Мировая Гармония» (хотя заменивший его «Олимпийский Громовержец» оказался немногим лучше). Министерство также беспокоило, что интервьюер Би-би-си может обратиться к архиепископу «Ваше блаженство» [3507]3507
  Carruthers, «Winning Hearts», 227.


[Закрыть]. Макариосу запретили возвращаться на Кипр, ему пришлось высадиться в Афинах, где он разместился в гостинице «Гранд-Бретань». Хардинг не доверял ему больше, чем когда-либо. Причиной тому стали откровения Гриваса, обнаруженные в его захваченных дневниках. Там говорилось о связях Макариоса с Национальной организации кипрских борцов.