Текст книги "Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997"

Автор книги: Пирс Брендон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 69 страниц)

Глава 19
«Ухуру – свобода»
Кения и «мау-мау»

Африканское сопротивление колониальному владычеству в Кении теплилось со времени прихода европейских поселенцев, но по-настоящему разгорелось после Второй Мировой войны. Самым животрепещущим вопросом всегда была экспроприация земли захватчиками. «Когда кто-то крадет вашего вола, – сказал старейшина племени кикуйю Феннеру Броквею, депутату Парламента от Лейбористской партии, – то его убивают, зажаривают и едят. О нем можно забыть. Когда кто-то крадет вашу землю, особенно, если вы живете рядом, то это нельзя забыть никогда. Она всегда там – деревья, которые были добрыми друзьями, маленькие ручейки. Это горькое присутствие» [3073]3073
  F.Brockway, African Journeys (1955), 87—8.


[Закрыть].

А если процитировать одного менее образованного африканца, «нет ничего лучше почвы, земли. Все хорошее принадлежит земле – молоко, жир, мясо, фрукты, золотые украшения, алмазы, серебряные монеты, бензин, растительное масло, хлеб» [3074]3074
  RH, MSS Afr.s.746, Blundell Papers, ящ. 12, папка 1, письмо И.В.Идакхо Блунделлу от 24 января 1953 г.


[Закрыть].

Земля являлась хлебом для кикуйю, как отмечал Броквей. А ее захват стал классическим примером несправедливости колониализма [3075]3075
  САС, FEBR 22/9, Брокви цитирует «Дейли Кроникл» (Найроби) за 9 сентября 1950 г.


[Закрыть]. Потеря получалась еще более ужасающей из-за огромного несоответствия между владениями белых и чернокожих. Примерно три тысячи европейских фермеров владели 12 000 квадратными милями пригодной для культивации земли. Но свыше миллиона кикуйю выделили только 2 000 квадратных миль. Власти даже уменьшили и эту площадь, строя миссии, дороги, спортивные площадки и другие общественные сооружения.

По мере увеличения африканского населения в период между двумя войнами, голод к земле вызвал настоящий голод. 90 процентов новобранцев из кикуйю были отвергнуты армией, поскольку страдали от плохого питания. Давление на почву усиливалось, ее плодородность уменьшалась, эрозия была такой ужасающей, что краснозем с гор Кикуйю, уносимый рекой Тана, оставил пятна в Индийском океане на расстоянии двадцати пяти миль от берега. Поселенцы обвиняли 200 000 скваттеров на своих фермах за то, что едят «сердце нашей земли» [3076]3076
  T.Kanogo, «Squatters and the Roots of Mau Mau 1905-63» (1987), 59.


[Закрыть]. С молчаливого согласия правительства они все больше усложняли условия жизни скваттеров, добавляя им работ, уничтожая их скот и превращая их из арендаторов в крепостных.

Во имя охраны природы и рационального природопользования администрация Найроби тоже использовала принудительные меры и физическое давление на «местные резервы». Например, в 1938 г. она попыталась снизить выбивание пастбищ скотом в районе Мачакос, к югу от столицы, путем вынужденной продажи 22 500 голов скота камбы. Много скота купили белые поселенцы по сниженным ценам. Это привело к яростным протестам. Поэтому боевые ряды уже выстроились для внутренней борьбы перед началом мирового конфликта. А он сам по себе усилил этнические разногласия в Кении.

Это произошло из-за того, что поселенцы стали гораздо сильнее во время войны. Ранее Великая депрессия ударила по ним. Многие полагались на государственные субсидии, чтобы продолжать заниматься своим бизнесом – выращиванием экспортных культур, кофе, чая и сизаля. В отличие от них у африканских крестьян и скваттеров дела шли хорошо. Они использовали современные плуги и мотыги для обработки большего количества земли, поставляли дешевые товары типа маиса на внутренний рынок.

Война изменила это положение вещей. Поселенцы могли выгодно продать все, что производили. Поэтому они выкупили свои закладные, пытались улучшить и механизировать поместья. Часто это налагало дополнительные расходы на скваттеров. Колонизаторы образовали соединения индивидуалистов, а то и эксцентриков, которые могли завтракать розовым джином или подать гостям обед из яичницы-болтуньи и гадюки обыкновенной. Как писал один чиновник, они составляли «ряд европейских племен» [3077]3077
  CUL RCMC 318/1/3, Мемуары Томаса и Флоренс Эдгар, 24.


[Закрыть], столь же отличных друг от друга, как африканские.

Колонизаторы принадлежали к разным клубам, охотились с конкурирующими стаями. Поселенцы преследовали противоречащие друг другу цели. Например, фермеры, занимающиеся земледелием, полагались на скваттеров. А те, кто разводил на ранчо скот, хотели от них избавиться. Однако всех объединяла примитивная нацеленность контролировать «неотесанных дикарей», которые могли превратить Кению во «вторую Либерию» [3078]3078
  Bache, «Young Lion», 66 и 279.


[Закрыть].

Им это удавалось через местные советы (которые получили власть над скваттерами в 1937 г.) Административные посты, которые освободились из-за недостатка мужчин в военное время, заполнялось колонистами. Поэтому правительство в Найроби, которое ранее представлялось внешне бесстрастным, в гораздо большей степени стало отождествляться с интересами поселенцев. Оно назначало «местных вождей», которые с готовностью сотрудничали с ним. Африканцы отделялись от своих номинальных лидеров, причем так резко, что это подстрекало к гражданской войне.

Администрация обеспечивала систему налогообложения и регулирования торговли, отдававшую предпочтение белым. Она сильно давило на чернокожих фермеров, указывая, что сажать, как выращивать и где продавать. По словам главного комиссара по делам местного населения, организация продажи маиса в Кении была «самой явной, бесстыдной и основательной попыткой эксплуатации народа Африки из известных с тех самых пор, как Иосиф собрал всю пшеницу в Египте» [3079]3079
  J.Lliffe, «Africans: The History of a Continent» (Cambridge, 1995), 217.


[Закрыть].

Правительство поддерживало выселения. Во время войны применялись различные схемы – например, перемещение 11 000 скваттеров, которых изгнали из долины реки Рифт в суровую и унылую местность с вертикальными обнажениями породы, прилегавшей к бамбуковому лесу. Эти места известны под названием Оленгуруоне. Скваттеры тут же заявили о собственности на это место. Они отказались от указов бюрократов и начали долгую, ожесточенную и обреченную на провал борьбу с целью утвердиться там и заставить принять их претензии на землю. В 1944 году африканцы дали первые кровные клятвы в солидарности.

Примерно в то же самое время Джордж Найтингейл из Министерства сельского хозяйства (но не сидевший в самом Министерстве, а работавший на местах) возглавлял менее известную, но столь же неудачную программу в Килифи, к северу от Момбасы. Предлагалось выделить бывшим скваттерам участки земли в размере двенадцати акров для выращивания кокосов, орехов кешью, масличных пальм, бананов, апельсинов, лимонов, грейпфрутов и маниоки. Судя по отпечатанным на машинке мемуарам Найтингейла, губернатор лично заверял африканцев: «Через три года они получат сертификат о праве собственности на их участки, если выполнят указания Министерства и во всем другом докажут свою пригодность. Поскольку я был единственным чиновником, с которым они имели дело, от меня и ожидали выполнения правительственной части сделки. Это никогда не было выполнено. И то, что администрация перевела все поселение на производство хлопка после войны, стало причиной моего ухода в отставку из Министерства сельского хозяйства. Конечно, можно говорить о долгой истории обещаний африканцам, которые нарушались правительством» [3080]3080
  CUL RCMS 113/44, глава XIII, 1.


[Закрыть].

Указания государства могли бы быть более терпимыми, если бы не имели такого непостоянного характера. Они не только менялись, но и ставили в тупик. Во время войны на африканцев давили, чтобы они использовали каждый клочок земли, причем так интенсивно, как только возможно. Их заставляли отказаться от оставления земли под паром, игнорировали опасности эрозии или истощения почвы. В конце войны толстый маленький губернатор сэр Филипп Митчелл предупредил: «Местные ресурсы, если честно, просто уходят ко всем чертям» [3081]3081
  Berman, «Control & Crisis», 274.


[Закрыть].

Поэтому он одобрил программу повышения плодородности почвы и предупреждения «на самом деле шокирующей трагедии» [3082]3082
  Throup, «Origins of Mau Mau», 68.


[Закрыть]. Эта программа включала огромное количество трудной, неоплачиваемой работы, которая навязывалась белыми людьми и по большей части выполнялась чернокожими женщинами. Землю террасировали, мульчировали и пытались сохранить другими способами. Ограничили подготовку почвы к посевам и запретили культивацию таких прибыльных культур, как кофе, чай, сизаль и пиретрум в африканских заповедниках, а также сократили поголовье скота. Обязательное требование было завуалировано, как забота о благополучии. Тем временем европейцы, количество которых значительно выросло после еще одного, послевоенного притока солдат-поселенцев, увеличили скорость выселения с собственных ферм. Между 1946 и 1952 гг. сто тысяч скваттеров лишились скота без компенсации (в виде оправдания говорилось, что его перемещение будет способствовать распространению болезней). Они были насильственно «репатриированы» [3083]3083
  D.Anderson, «Histories of the Hanged» (2005), 26.


[Закрыть]на так называемые «родные земли», которые лишь немногие из них когда-либо видели. Здесь эти люди оказались дополнительным грузом на земле.

Такая противоречивая и репрессивная политика посеяла зерна революции, в особенности среди наиболее бедных кикуйю. Требования «земли и свободы» сопровождались более яростными церемониями, на которых давались клятвы. Целью было объединенное сопротивление тому, что виделось как белая тирания. Одна женщина сказала: «Я дала клятву, чтобы моих детей не поработали так, как меня» [3084]3084
  Kanogo, «Squatters», 127.


[Закрыть].

Покорение и подчинение африканцев было столь же очевидно и в городских джунглях – например, в Найроби. Это особенно ощутили 97 000 африканских военнослужащих, которые вернулись с войны. За морем они сражались за свободу рядом с белыми солдатами, а дома столкнулись с репрессиями из-за черного цвета кожи. Расовые предрассудки были включены в законы. Например, если белый мужчина совершал половой акт с чернокожей женщиной, его не ждало наказание. Если же чернокожий мужчина занимался сексом с белой женщиной, его следовало вешать.

В отличие от Танганьики, подмандатной территории, где различные расы свободно общались, Кения наложила запреты по цвету кожи. Были разделены почты, больницы, школы, церкви, кинотеатры, железные дороги и туалеты. Африканцев и азиатов не пускали в гостиницы, бары, рестораны и ряд других мест, включая кабинки для голосования. Конечно, клубы «были строго для европейцев, причем не для всех европейцев» [3085]3085
  CUL RCMS 113/44, гл. XI, 1. Однако многонациональный Клуб объединенной Кении был основан в 1946 г.


[Закрыть]. Жокейский клуб даже отказал в просьбе одному губернатору сделать Ага-хана временным членом.

Найроби к 1950 г. стал процветающим городом с населением почти в 150 000 человек, но он являлся памятником развития «по расовым линиям» [3086]3086
  A.Hake, «African Metropolis» (1977), 57.


[Закрыть]. Дом правительства сэра Герберга Бейкера на вершине горы представлял собой огромный особняк с дендрарием и большими винными погребами. Он выходил на роскошные западные пригороды с теннисными кортами и бассейнами на каждом углу. В квартале, где располагались различные учреждения, стояли бунгало с колонами и портиками среди георгинов и гладиолусов. Коммерческий центр, построенный примерно тогда же, был сделан из бетона и стекла.

Азиатские кварталы выглядели убогими в сравнении с европейскими. Восточный базар состоял из ветхих и засиженных мухами лавок. Там пахло потом, дымом, навозом, дешевой рыбой и всякими отбросами. Более того, места проживания африканцев оказались самыми шумными из тех, которые Марджери Перхам назвала «тропическими Ист-Эндами» [3087]3087
  J.Lewis, «Empire State-Building: War & Welfare in Kenya 1925– 52» (Oxford, 2000), 99.


[Закрыть].

Во время визита в Найроби в 1950 г. Феннер Брокви вызвал негодование поселенцев, разместившись у африканцев. Он сообщил министру по делам колоний о четком разделении участков между тремя расами. «Меня везли по жилому району Мутайга – долине, по обеим сторонам которой растут деревья. Среди них можно увидеть вызывающие очарование глубокие спуски к петляющей реке. Там стоят красивые дома, в окружении больших садов, где ярко цветут цветы… Ни одному африканцу не позволено иметь дом среди красот Мутайги. На следующий день я отправился в жилые кварталы Найроби, которые отданы африканцам… Деревьев там нет, земля голая и плоская, покрыта грубой коричневой травой. Посещая эту унылую местность, я смог понять горечь африканцев, которые сопровождали меня. И, показывая на покрытые лесом возвышенности, где живут европейцы, они спрашивали, почему их обрекли на жизнь среди этой пустоши…» [3088]3088
  CAC, FEBR 3/48k, Brockway's «Report to the Secretary of State for Colonial Affairs».


[Закрыть]

Брокви стал предшественником Франца Фанона, который отмечал в своем классическом обвинении колониализма, «Несчастные на этой Земле» (1961): «Взгляд, который местный житель обращает на город поселенцев, полон вожделения и зависти. Он выражает мечту о владении всем этим» [3089]3089
  F.Fanon, The «Wretched of the Earth» (Harmondsworth, изд. 1967), 30.


[Закрыть].

Такие мечты отражали кошмар африканских поселков из бараков и лачуг.

В темных городских массивах Найроби из камня, бамбука, дерева, олова, картона, пропитанной смолой мешковины и рифленого железа, люди могли спать по четырнадцать человек в комнате. Веранды, ящики и прочие пустые упаковки, брошенные, сломанные автобусы тоже использовались для сна. Они были переполнены. Вода поставлялась в недостаточных количествах, длинные очереди выстраивались перед закатом у водонапорных труб. Санитарное состояние оказалось ужасающим, на тысячу человек имелся, возможно, один общественный туалет. Процветали болезни.

Лишь немногим удавалось вырваться из нищеты, хотя большинство горожан были кикуйю – трудолюбивыми и предприимчивыми людьми, которых белые называли «кенийскими евреями». (Такое описание не считалось лестью этой национальности). Безработица была очень сильной, заработная плата – самой низкой в империи. Африканцы за равную работу с европейцами получали лишь одну пятую часть европейского заработка. Детский труд был распространен повсеместно, поскольку ходить в школу для африканцев считалось необязательным, а детям требовалась еда.

Стоимость жизни все время увеличивалась. Между 1939 и 1953 гг. цена на маисовую муку поднялась на 700 процентов, а к 1948 г. лишь немногие африканцы в Найроби ели больше одного раза в день [3090]3090
  H.H.Werlin, «Governing an African City: A Study of Nairobi» (New York, 1974), 61.


[Закрыть]. Только меньшинство могло себе позволить приличную одежду, большинство оборачивалось одеялами или носило рваную и ношеную одежду европейцев.

Африканцев часто терроризировали преступники, которые орудовали на улицах вооруженными бандами. Им не давали покоя и силы охраны закона. Полицейские проверяли пропуска, квитанции об уплате налогов, осуществляли выселение, обеспечивали соблюдение различных указов – например, по продаже спиртного, которое было запрещено для африканцев. Часто вымогались взятки, которые заменяли штраф или порку. К женщинам относились как к проституткам, а к мужчинам – как к бродягам. Тех, кого подозревали в наличии венерических болезней, публично осматривали на Бахати-роуд. Белые редко заходили в «черный зоопарк» [3091]3091
  M.Gicaru, «Land of Sunshine» (1958), 133.


[Закрыть], что они иногда объясняли, замечая: «Рим строился не один день» [3092]3092
  R.M.Gatheru, «Child of Two Worlds» (1964), 75.


[Закрыть].

На самом деле африканцы оставались в целом невидимыми для европейцев. На них обращали внимание, чтобы унизить, чтобы заставить прекратить смеяться, сбить с головы головные уборы и заставить склонить головы. Иногда, как писал глава профсоюза луо Том Мбойя, белые миссионеры даже настаивали, чтобы чернокожие, отправляющиеся в церковь, ерошили волосы и приходили босыми. Африканцы отвечали на расовую дискриминацию в таких масштабах, повторяя одно слово: «ухуру» – «свобода» [3093]3093
  B.A.Ogor, W.R.Ochiang, «Decolonization & Independence in Kenya 1940-93» (1995), 33.


[Закрыть].

Вскоре стало очевидно, что Национальный союз африканцев Кении, основанный в качестве партии умеренных националистов в 1944 г., чтобы занять место запрещенной Центральной ассоциации кикуйю Гарри Тхуку, не может завоевать «ухуру». Этой цели противились сверху.

Сэр Филипп Митчелл, губернатор с 1944 по 1952 гг., верил: Британии не следует давать незрелому африканцу «излишнюю степень свободы от контроля, пока он не будет готов к этой свободе» [3094]3094
  R.Frost, «Enigmatic Proconsul: Sir Philip Mitchell and the Twilight of Empire» (1992), 181.


[Закрыть]. Митчелл был консерватором с репутацией либерала, приобретенной, когда он выступал за создание многорасового общества в Восточной Африке. Но даже это было реакционной концепцией в том виде, в котором он его представлял. Ведь губернатор считал, что у различных этнических групп должна быть «доля и жизненно важный интерес в соответствии с их нуждами и способностями» [3095]3095
  P.Mitchell, «African Afterthoughts» (1954), 273.


[Закрыть]. Поэтому только европейские поселенцы могли улучшить землю и направлять местное население Кении на путь истинный «из состояния первобытной необразованности и дерзости» [3096]3096
  Lewis, «Empire State-Building», 272.


[Закрыть]. Митчелл считал, что в этой задаче им должны помогать назначенные британцами вожди в резервациях, а не городские политики, которых он считал агитаторами, создающими различные проблемы.

Губернатор был умен, ясно и четко формулировал свои мысли, был резким человеком и обладал яростным боевым духом соперничества. Он хотел закончил свою карьеру пэром, женившись на той, которая стала первой женщиной, победившей его в игре в гольф. Митчелл утверждал, что прогресс идет благодаря сельскохозяйственным мерам и другим мерам, улучшающим быт. Поэтому он часто применял в Кении старомодную колониальную политику.

Губернатор наложил ограничения на собрания Национального союза африканцев Кении. Он препятствовал сбору партийных фондов. Митчелл ограничил свободу прессы и деятельность профсоюзов, подавлял спорадические беспорядки, отвечал на протесты, забастовки, бунты, порчу скота и поджоги более сильными репрессиями, которые проводили белые.

Но он не увеличивал представительство чернокожих. Губернатор исключил африканцев из своего Исполнительного Совета (до 1952 г.) и отказывался назначать нового лидера Национального союза в свой Законодательный совет. Лидером был Джомо Кениата, которого Митчелл считал опасным подстрекателем.

На самом деле Кениата был сторонником умеренности. Это понял и сам Митчелл, когда они впервые встретились в 1931 г. К тому времени Кениата, который родился в крестьянской семье и получил образование у шотландских миссионеров, стал секретарем Центральной ассоциации кикуйю и издателем ее журнала «Муигвитания», что означает «примиренец». Его вклад был по большей части смягчающим: он хвалил Британскую империю за сохранение свободы и справедливости. Кениата был в меньшей мере радикалом, чем повесой и распутником. Он любил носить брюки гольф, пил крепкий нубийский джин и так активно удовлетворял свой сексуальный аппетит, что его исключили из состава прихожан. Он столь же богемно жил в Англии, которая стала его базой после 1931 г. Этот человек находился там якобы для представления дел африканцев при британском правительстве. Но его миссия стала более туманной на протяжении лет, хотя отсутствие помогло репутации на родине, раздувая популярность. Кениата много путешествовал, вел переговоры и предпринимал различные меры, чтобы выжить. Он искал сочувствующих и выжимал их, словно губку, обманывал хозяйку дома, уклоняясь от уплаты, брал деньги у Москвы во время заигрывания с коммунизмом. Национальный лидер время от времени брался за разные работы, даже сыграл в массовке в фильме Александра Корды (с Полом Робинсоном в главной роли) на основе романа Эдгара Уоллеса «Сандерс с реки», прославляющем строительство империи. (В дальнейшем он предпочел забыть про эту роль).

Кениата помогал в научных исследованиях фонетики языка кикуйю, хотя не позволял записывать свой голос из-за опасения неприятных последствий [3097]3097
  J.Murray-Brown, «Kenyatta» (1972), 190.


[Закрыть]. Он сделал вклад в авангардную работу Нэнси Кунард «Негр» (1943), объявив, что конфискация родовых земель в Кении ударила по африканской душе, похоронив ее. Теперь лидер африканцев поносил британскую «империалистическую систему рабства, сбора налогов, выдачи удостоверений личности и принудительного труда» [3098]3098
  N.Cunard (ред.), «Negro» (изд. 1970), 454.


[Закрыть].

Еще хуже были издевательства Муссолини над Эфиопией. Кениата не только осудил итальянцев в печати, но и отрастил копию знаменитой бороды императора Хайле Селассие. Элспет Хаксли считала, что именно из-за этого «он стал похожим на Мефистофеля» [3099]3099
  E.Huxley, «The Sorcerer's Apprentice» (1948), 60.


[Закрыть].

Кениата также изучал антропологию под руководством Малиновского, что привело к появлению очень важной книги под названием «Глядя на гору Кению» (1938). Это была месть органических традиций кикуйю, которые подрывал колониализм. Но в результате получилось, что национальный лидер стал смотреть в обе стороны одновременно. Если социальный консерватор Кениата оглядывался назад, на племенной золотой век, то политически прогрессивный Кениата смотрел вперед – на современное демократическое государство. Однако он верил: «Полное самоуправление должно достигаться скорее через реформы, а не революцию». Выступая против сути решения пятого Пан-Африканского Конгресса, он объявил, что будет невозможно заставить британцев уйти с его родины, и отрекся от «кровавого восстания» [3100]3100
  B.Berman, J.M.Longsdale, «The Labours of Muigwithania: Jomo Kenyatta as Author, 1928-45», «Research in African Literatures», 29 (весна 1998), 38 и 37.


[Закрыть].

К этому времени Кениата вырос из блудного сына до отправленного в ссылку отца своего народа. Он проявил благодатное сочетание качеств государственного деятеля и шоумена, обладающего чувством собственного достоинства и красноречивым, но веселого и яркого. Когда он вернулся в Кению в 1946 г., оставив английскую жену с ребенком, то только этот лидер мог претендовать на преодоление племенных различий и стать национальным патриархом. Один британский журналист говорил о нем в следующем году: «Крупный мужчина с животиком, с бородой, с немного налитыми кровью глазами. Театрально носит чудовищную эбонитовую трость с головой слона наверху, перстень-печатку из сердолика, обрамленного золотом размером с кольцо для салфеток, золотые наручные часы слишком большого размера, которые держатся на толстой руке при помощи золотого ремешка. Одет в европейский твидовый пиджак и фланелевые свободные брюки. Имеет приятные и располагающие к себе манеры, но осторожничает больше, чем кто-либо, кого вы когда-нибудь встречали».

В дальнейшем, после ареста, трость и перстень Кениаты были конфискованы. Заключенный сардонически задумывался, не считают ли британцы, что забрали его амулеты. В то время чернокожий лидер проявлял большую осторожность, ничего не давая никаким белым незнакомцам, и разговаривал лишь серией восклицаний и кряканий [3101]3101
  N.Farson, «Last Chance in Africa» (1953), 113.


[Закрыть].

В следующие несколько лет Кениата был вынужден освоить несколько видов двойственности. Кикуйю называли его Спасителем, а ему приходилось обращаться через их головы к другим двумя третям «цветного» населения Кении. Ему приходилось собирать безразличных масаи и луо, примирять удаленных сомалийцев и робких индусов. При попытках продвигать Национальный союз африканцев Кении в качестве средства национального освобождения, требовалось избегать подстрекательств к бунту.

Он вел крестовый поход против очевидных недостатков, как например, ограничения для «цветных» граждан, принудительный труд женщин по террасированию земли и тирания кипанде. Как Зик в Нигерии, Кениата говорил, что дерево свободы должно быть полито кровью. Он даже обещал удерживать открытой львиную пасть, если его народ «сможет выдержать его лапы» [3102]3102
  D.L.Barnett, K.Njama, «Mau Mau from Within» (1966), 75.


[Закрыть]. Однако лидер осознавал присутствие специальной службы, поэтому обычно говорил на дельфийском языке.

Кениата проповедовал патриотизм и нравственный подъем. Он рекомендовал образование и помощь самим себе. Он повторял пословицу кикуйю: «То, что вас кусает, находится в вашей одеже» [3103]3103
  H.Muoria,«I,TheGikuyu and the White Fury» (Nairobi, 1994), 17.


[Закрыть]. Однако его слова были окрашены силой «огненной личности» [3104]3104
  J.M.Kariuki, «"Mau Mau" Detainee» (1963), 12.


[Закрыть].

Именно эта пламенность, горячность и яркость делала Кениату, несмотря на его жадность, амбициозность и тщеславие, естественным лидером. Казалось, что его сила передается через глаза, горящие, словно раскаленные красные угольки.

Европейцам он представлялся Сатаной, африканцам – мессией. И это заставляло всех изучать его высказывания, словно их произнес оракул. Услышав довольно банальное объяснение Кениатой значения флага Национального союза африканцев Кении, один сторонник написал: «Сказанное им должно означать, что наши плодородные земли (зеленый) можно только вернуть назад кровью (красный) африканцев (черный). Вот это было объяснение!» [3105]3105
  Barnett, Njama, «Mau Mau», 75.


[Закрыть]

Когда Кениата согласился в 1952 г. осудить воинствующих африканцев, известных под названием «мау-мау», британцы интерпретировали его брань, как завуалированное благословение. На самом-то деле подъем этих лишенных собственности экстремистов в рядах буржуазии Национального союза африканцев Кении застал лидера врасплох. Пока он медленно строил национальную коалицию, они тайно брали клятвы у масс, собирали оружие и готовились сражаться за землю и свободу.

Хотя террористы чтили Кениату, но эти молодые люди, готовые на насилие и уже убивавшие вождей кикуйю, верных правительству, угрожали убить и его, если лидер продолжит выступать против «мау-мау». Если говорить мягче, то он сравнивал себя с «языком между верхними и нижними зубами» [3106]3106
  Lapping, «End of Empire», 411.


[Закрыть].

* * *

Название «мау-мау» столь же туманно по своему происхождению, как структура и стратегия того движения. Очевидно, то была произвольная смесь изгнанных и переселенных скваттеров, лишенных земли фермеров и городской бедноты. Казалось, что участники движения отчасти являлись заговорщиками-кикуйю, частично – восставшими крестьянами, но во многом – криминальной бандой. По словам одного африканца, «"мау-мау" – это ничто, кроме голода на земле Кении» [3107]3107
  RH, MSS Afr.s.746, Blundell Papers, ящ. 12, папка 1, письмо И.В.Идакхо Блунделлу от 24 января 1953 г.


[Закрыть].

Белый чиновник говорил о них, как о «форме движения Спартака из безработных и безземельных кикуйю» [3108]3108
  Т. Askwith, From Mau Mau to Harambee (Cambridge, 1995), 112.


[Закрыть]. В любом случае, они были связаны друг с другом ритуалами черной магии, кроме того, поддерживали революционный террор.

В таком виде движение было запрещено в 1950 г. Но сэр Филипп Митчелл, который хотел завершить свое губернаторство в ауре многорасовой гармонии, отказался почтить «мау-мау» более серьезными действиями. Он заверил своего преемника, сэра Ивлина Баринга, что хотя в Найроби живет много подонков общества, а крестьян в сельской местности легко сбить с пути, «африканцы в своей массе аполитичны».

Казалось, Митчелла более интересовали проблемы ведения домашнего хозяйства. Он дал Барингу много советов о том, как управлять «местными слугами» и разведенными белыми. Последних следовало не допускать на обеды и ужины в Доме правительства, но их оказалось можно приглашать на вечеринки в саду и коктейль с большим количеством приглашенных – «конечно, если только не было открытого скандала» [3109]3109
  DUL, Baring Papers, GRE/1/18/1 и 29, письмо Митчелла Ба-рингу от 25 марта и 16 июня 1952 г.


[Закрыть]. Однако по мере усиления атак «мау-мау» на фермы белых и увеличение числа черных коллаборационистов в 1952 г., несколько активистов, например, Варагуи Итоте («Генерал Китай»), присоединились к бывшим солдатам в лесу. И новый губернатор ощутил сильное давление европейцев, которые требовали подавления африканцев.

Баринг был сыном лорда Кромера, держал потрет отца у себя в кабинете, заставлял министров остановиться перед ним и спрашивал, что, по их мнению, он сделал бы при сложившихся обстоятельствах. Это показывает, что новый губернатор был слаб в вопросах, которые волновали его соотечественников. На самом-то деле «высокий, худой, седеющий, безупречный» [3110]3110
  «East African Standard» за 10 апреля 1952 г.


[Закрыть]и чисто выбритый высший чиновник казался поселенцам изнеженным и неспособным к решительным действиям. Многие из колонистов все еще носили «большие усы в гвардейской манере, волосинки завивались вверх, попадая в ноздри» [3111]3111
  R.Ruark, «Something of Value» (1955), 177.


[Закрыть].

Баринг увлекался теологией и классической литературой, любил играть в шарады и фанты в Доме правительства, увлекался экзотическими птицами и дикими цветами. Он поклялся уничтожать буржуазную герань там, где ее увидит (вместе с тесным кругом лиц, таких же утонченных современников из Оксфорда, включая будущего премьер-министра лорда Хоума). Губернатор позволил себя убедить: Кениата является главным лицом, стоящим за дьявольским заговором. Эту точку зрения подтвердил внешний вид председателя Национального союза африканцев Кении. Баринг видел его с другой стороны могилы убитого вождя и почувствовал «демоническую силу личности Кениаты».

Письменно обращаясь к министру по делам колоний Оливеру Литтлтону, Баринг отрицал, что «поддался панике возбужденных европейцев». Но он рекомендовал арест Кениаты и его приверженцев, а также объявление чрезвычайного положения. Все это было сделано 20 октября 1952 г. Операция и ее последствия показали, что губернатору была свойственна отеческая безжалостность при столкновении с «низшими расами». По словам симпатизировавшему ему биографа, он не был особенно разборчив в применении сил империи [3112]3112
  Douglas-Home, «Baring», 231, 229 и 230.


[Закрыть]. По мнению более позднего критика, высший администратор закладывал основы одного из самых жестоких и ограничительных полицейских государств в имперской истории [3113]3113
  C.Elkins, «Britain's Gulag: The Brutal End of Empire in Kenya» (2005), 61.


[Закрыть].

По иронии судьбы чрезвычайное положение создало чрезвычайную ситуацию. Именно оно превратило «мау-мау» из разрозненных крестьянских отрядов в партизанскую армию. Баринг с самого начала действовал резко и жестко, надеясь одним ударом уничтожить «гидру» [3114]3114
  DUL, Baring Papers, GRE 1/19/150, «Баринг Литтелтону» от 9 октября 1952 г.


[Закрыть]. Кроме обезглавливания Национального союза африканцев Кении и проведения облав на множество наиболее образованных националистов, он устроил парад Ланкаширского Фузилерного полка по трущобам Найроби. Там солдат приветствовали угрюмыми и враждебными взглядами. (Королевский ВМФ устроил более павлинью, но менее уместную демонстрацию силы, отправив крейсер в Момбасу).

По стомильной дуге к северу от столицы, протянувшейся от поросших кедрами флангов горной цепи Абердаре к покрытой снегом вершине горы Кения, власти задерживали и допрашивали десятки тысяч кикуйю. Они собрали тысячи скваттеров с Белого нагорья и отправили назад в резервации, многих – через ужасающие транзитные лагеря. Людей лишили домов, имущества и скота.

Эта крупная операция социальной инженерии, то есть попытки перестроить общество, привела к значительному увеличению рядов «мау-мау». В течение года примерно 15 000 человек отправились в леса. В основном, это были кикуйо, но за ними последовали многие меру и эмбу, а также некоторое количество камба и масаев. Там они начали организовываться и устраивать ответные акции.

Первого белого поселенца убили в октябре 1952 г. Последовали сотни ужасающих убийств – как правило, «иуд» из числа кикуйю [3115]3115
  Gicaru, «Land of Sunshine», 17.


[Закрыть]. Простым африканцам приходилось платить за эти атаки (совершив акт возмездия, партизаны быстро сбегали) удвоенным налогообложением, коллективными наказаниями – конфискацией скота и закрытием школ. Устраивались и спорадические репрессии, официальные и неофициальные. Европейские поселенцы и раньше часто брали правосудие в свои руки. А теперь они действовали в качестве «свободных художников» из Комитета бдительности, солдат Кенийского полка или полицейского резерва, который очень удачно сравнивали с английскими карательными отрядами в Ирландии. Колонисты восприняли чрезвычайное положение в виде выдачи лицензии на убийство. Они охотились на «нарушителей спокойствия из кикуйю» [3116]3116
  CUL RCMS 175, T.H.R.Cashmore, «Kenya Days», 35.


[Закрыть], как на диких животных. Они пытали их по желанию, иногда кастрировали мужчин и насиловали женщин. Африканцев безжалостно их уничтожали. По словам одного фермера, «мы просто достаем наши пулеметы «Стэн» и – та-та-та, та-та-та, эти чертовы паразиты получают по заслугам!» [3117]3117
  R.B.Edgerton, «Mau Mau» (1990), 152.


[Закрыть]

Поселенцы в силах безопасности действовали более систематически. Они формировали «ударные отряды» [3118]3118
  Anderson, «Histories of the Hanged», 85.


[Закрыть]для проведения заказных убийств, хладнокровно убивали гражданских лиц и уничтожали невиновных вместе с виновными. Их называли «маленькими Гитлерами с возвышенностей», «кенийскими ковбоями» или даже «белыми "мау-мау"» [3119]3119
  Gicaru, «Land of Sunshine», 115. Грэм Грин тоже считал поселенцев «в некотором роде белыми мау-мау». [N.Sherry, «The Life of Graham Greene», II (1994), 462].


[Закрыть]. Эти «ковбои» часто хвалились своими подвигами. Самым избитым их девизом был: «Единственный хороший кикуйю – это мертвый кикуйю» [3120]3120
  Barnett, Njama, «Mau Mau», 208.


[Закрыть].