Текст книги "Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997"
Автор книги: Пирс Брендон
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 69 страниц)
Это очень ярко проявлялось в Шанхае, самой богатой британской цитадели на Дальнем Востоке. Грубо говоря, эта коммерческая столица Китая, многонациональные космополитские ворота во внутреннюю часть страны, расположенные в огромной желтой дельте Янцзы. Шанхай не являлся частью империи. Но британцы, хотя их значительно превышали количественно японцы, контролировали международное поселение порта, открытого по договору для внешней торговли. Это делалось через Шанхайский муниципальный совет.
Британцы вели себя с автократическим высокомерием и надменностью. Например, они запрещали собакам и китайцам заходить в парк Хуанпу – городской сад напротив британского консульства в прибрежной части города, по стилю напоминающей Манхэттен [2037]2037
R.A.Bickers, J.N.Wasserton, «Shanghai's «Dogs and Chinese Not Admitted» Sign: Legend, History and Contemporary Symbol», CQ, 142 (июнь 1995 г.), 447. Собак и китайцев не пускали, хотя это никогда не указывалось ни в каком официальном уведомлении.
[Закрыть]. Они называли себя «шанхайлендеры» и наслаждались поразительно привилегированным образом жизни. Англичане ездили на блестящих «Бьюиках» и покупали вещи по последней моде в освещаемых неоновым светом универмагах вроде «Сан-Сан», незаконно играли в азартные игры в «Колесе» на Норт-Хонан-роуд. Имелась и игра «заяц с собаками», во время которой преследовали егерей, одетых в розовое.
Британцы курили сигары и пили коктейли под отдельно стоящей колокольней в венецианском стиле, относящейся к гостинице «Катай» в стиле ар деко. Эта гостиница стала местом встречи и для квази-империалистов – американцев, которые копировали манеры британцев и громко приветствовали и восхваляли друг друга [2038]2038
Clifford, «Children of Empire», 75.
[Закрыть].
Но тайпаны населяли «небо поверх ада» [2039]2039
F.Wakeman, «Policing Shanghai 1927-3*7 (1995), 214.
[Закрыть]. Под серыми небоскребами вытянулись нездоровые трущобы, предприятия, на которых существовала потогонная система, базары, бордели, фабрики, склады товаров и опиумные притоны трех миллионов китайцев, проживавших в городе. У них даже имелась колония прокаженных. В лучшем случае большая часть «шанхайлендеров» считала эту преисподнюю мрачным фоном и декорациями к своему ослепительному существованию. В худшем они считали, что изуродованные нищие, больные проститутки, туберкулезные кули, наркоманы и дети-рабы являлись отбросами [2040]2040
«North-China Herald» за 19 января 1932 г.
[Закрыть], которые следует сметать с улиц.
Власти часто сжигали кишащие паразитами, отвратительные и вредоносные поселения китайцев, состоявшие из лачуг. Они ежедневно контролировали преступный мир при помощи муниципальной полиции Шанхая. Полицейские подразделения были более криминальной организацией, чем обычно: по крайней мере, половина офицеров участвовала в торговле опиумом. Во всем другом муниципальная полиция Шанхая напоминала английские карательные отряды в Ирландии, поскольку представители средних рангов являлись британскими сержантами, окрепшими и огрубевшими в траншеях. Гангстеры, с которыми они сталкивались, собирались не только их убить, но и съесть их восточноевропейских овчарок, используемых на службе в полиции. Поэтому сержанты-полисмены без колебаний применяли пытки и убивали, даже не удосуживаясь зарегистрировать убийство кули. В недавно опубликованной биографии одного такого сержанта, Мориса Тинклера, дается подробный отчет о его фашистских наклонностях и отношению к «этим желтым китайским свиньям». В результате полицейской жестокости в начале 1920-х гг., как он сообщал, «они ненавидели иностранцев гораздо сильнее, чем во время Боксерского восстания».
По иным (хотя и схожим) причинам, японцы разделяли эту ненависть к британскому доминированию. В 1939 г. сам Тинклер, к тому времени служивший надзирателем за рабочей силой на хлопкопрядильной фабрике, был убит во время столкновения с силами японцев. В официальном отчете утверждалось, что он «столкнулся» со штыком [2041]2041
R.Bickers, «Empire Made Me: An Englishman Adrift in Shanghai» (2003), 122, 126 и 291.
[Закрыть].
Японским штыкам предстояло на головокружительной скорости нанести смертельной урон британской власти на Востоке. Это происходило из-за того, что белая власть стала пустой оболочкой. Британия все еще оставалась богатой, она владела более чем половиной иностранных инвестиций в Китае стоимостью в 250 миллионов фунтов стерлингов. Но империя уже не была сильной. Во время Эфиопского кризиса 1935—36 гг. один старый крейсер и четыре эсминца были вынуждены устроить шоу, показав, будто бы они являются флотом китайской базы.
На самом-то деле показную, но хрупкую позицию Британии в Азии символизировал Шанхайский клуб. Это великолепное здание имело гранитный фасад с колоннадой, с куполами в итальянском стиле, холл из черного и белого мрамора, обитую дубовыми панелями комнату в яковетинском стиле и, конечно, самый длинный в мире бар. Ноэль Ковард говорил, что если улечься на пол, можно увидеть земной изгиб.
Однако из этого клуба британцы могли только наблюдать (с ликованием в 1932 г., но с опаской в 1937 г.), как Япония бомбила и обстреливала «местный город». Страна Восходящего Солнца, казалось, готовилась затмить империю, в которой никогда не заходит солнце. Без американской поддержки, как сказал один ведущий английский дипломат, «нам придется проглотить любое унижение на Дальнем Востоке» [2042]2042
I. Nish (ред.), «Anglo-Japanese Alienation 1919-52» (Cambridge, 1982), 39-40.
[Закрыть].
Бессилие лишало уверенности в себе, а эта уверенность жизненно важна для престижа. Это усиливало дискомфорт из-за сомнительной обоснованности, справедливости и техники правления белых людей. Некоторые британцы даже отстранились от жизни клуба, который был со своей всеохватывающей системой тотемов и табу воплощением и олицетворением имперского существования. Джордж Оруэлл ни в коей мере не был единственным, кто выступал против «кодекса настоящего сагиба» [2043]2043
Orwell, «Burmese Days», 69.
[Закрыть].
В годы между двумя мировыми войнами поразительное количество чиновников империи стали презирать ее, считая формой организованного обмана и притворства. Она душила мысль и подрывала ее целостность, навязывала канон молчания. Оказывалось большое давление, чтобы чиновник соответствовал имперскому образу, поэтому белые часто скрывали свои чувства. Оруэлл говорил о памятном путешествии по железной дороге в Бирме с еще одним антиимпериалистом, который был ему незнаком: «Полчаса осторожных вопросов дали каждому из нас понять, что другой «безопасен». А затем, на протяжении долгих часов, пока поезд, покачиваясь, медленно шел по совершенно черной ночи, мы сидели на наших полках с бутылками пива под рукой и проклинали Британскую империю – проклинали ее изнутри, умно и со знанием дела. Это пошло нам на пользу. Но мы говорили запрещенные вещи, и в тусклом утреннем свете, когда поезд медленно вполз в Мандалей, мы расстались столь же виновато, как могла бы разойтись пара, совершившая прелюбодеяние» [2044]2044
G. Orwell, «The Road to Wigan Pier» (Harmondsworth, изд. 1962), 127.
[Закрыть].
Несомненно, под влиянием американской и русской риторики некоторые функционеры пришли к выводу: колониальная империя представляла собой «мошенническое предприятие» [2045]2045
Taylor, «Orwell», 76.
[Закрыть]. Это был благосклонный «деспотизм, конечной целью которого являлось воровство» [2046]2046
Orwell, «Burmese Days», 68.
[Закрыть]. Чиновник держал местного жителя, как сказал Оруэлл, а бизнесмен обшаривал ему карманы. Но либеральные чиновники оказывались в капкане авторитарной системы, служили населению своих районов, однако властвовали над ними. Это порождало вызывающую беспокойство двойственность.
Роджер Пирс, районный комиссар в Синде, должен был действовать от имени британской администрации, хотя считал, что Индия должна быть независимой [2047]2047
R.Pearce, «Once A Happy Valley: Memoirs of an ICS Officer in Sindh, 1938-48» (Oxford, 2001), 17.
[Закрыть].
Лишь немногие современники Пирса посочувствовали бы Леонарду Вулфу, ставшему «политическим шизофреником, антиимпериалистом, который наслаждался злачными местами империи, любил покоренные народы и их способ жизни, зная изнутри, насколько порочна система» [2048]2048
Woolf, «Growing», 158-59.
[Закрыть]. Путешествуя по Юго-Восточной Азии в 1920-е гг., Сомерсет Моэм встречал «судей, солдат, специальных уполномоченных, которые не верили в себя и поэтому не вдохновляли уважения в тех, над кем они стояли». Их воля к власти была ослаблена. А господин, которого мучает совесть, который постоянно пребывает в беспокойстве, едва ли может быть хозяином долгое время.
Вся ситуация предзнаменовала «упадок и разрушение Британской империи». Моэм даже решил дать совет ее будущему историку (предположительно – мужчине) насчет стиля, который следует выбрать для этой великой работы: «Я предложил бы ему писать ясно и понятно, но с достоинством; я хотел бы, чтобы его время шагало твердым шагом. Хотелось бы, чтобы его фразы звенели, как наковальня, когда по ней ударяет молот» [2049]2049
S.Maugham, «The Gentleman in the Parlour»[1930] в «The Travel Books of W.Somerset Maugham» (1955), 10-11.
[Закрыть].
Глава 12
«Белые объединяются с черными лишь в редких случаях»
Кения и Судан
Голоса британских официальных лиц смело звучали в дальних землях и на Черном континенте. Они могли сильно беспокоиться, но их публичные заявления неизменно звучали самоуверенно. Казалось, нет никаких сомнений в том, что Европа должна управлять Африкой, а Кения – стать «страной белого человека» [2050]2050
W.M.Ross, «Kenya from Within» (1927), 47; C.Eliot, «The East Africa Protectorate» (1905), 302.
[Закрыть]. Так говорили сэр Гарри Джонстон и сэр Чарльз Элиот, второй комиссар того, что было (с 1895 г., после провала компании, организованной на основании правительственной концессии, до 1920 г., когда страна стала колоний британской короны) Восточноафриканским протекторатом Британии.
Объявление стало мантрой для европейских поселенцев, для которых так много сделал Элиот, знакомя их с возвышенностями, граничащими с долиной реки Рифт к востоку от озера Виктория. Это была прохладная и свободная от комаров зона. Ее опаляло экваториальное солнце, там протекали ручьи со сверкающей на солнце водой, тень создавали можжевельник, мимоза и акация. Элиот думал, что эта здоровая, плодородная страна может стать еще одной Новой Зеландией. Более того, он придерживался мнения: «Колонизация не будет уничтожать какую-то старую или интересную систему, а просто привнесет порядок в тупое, неинтересное, жестокое варварство».
Этой точки зрения наверняка придерживалось сообщество иммигрантов, которому он подчинялся и служил. По словам Элспет Хаксли, которая провела большую часть своего детства среди ярко цветущих деревьев под Найроби, идея о том, что интересы «необразованных представителей племен, обмазанных овечьим жиром, касторовым маслом или тухлым маслом, мужчин, которые обращались к ведьмам, пили теплую кровь из горла еще живого скота и считали, что дождь зависит от того, как разложить внутренности козла, следует ставить выше интересов образованных европейцев, казалась им фантастической» [2051]2051
Huxley, «Delamere», 81.
[Закрыть].
Элиот сам был специалистом по морским личинкам и слизнякам. О нем говорили, как о «безвольном и слабохарактерном человеке с ледяной душой» [2052]2052
R.Meinertzhagen, «Kenya Diary 1902-06» (1957), 59.
[Закрыть]. Он прямо объявлял: «Европейские интересы стоят первыми» [2053]2053
Eliot, «East Africa», 310.
[Закрыть]. Этот комиссар придумал метафору и девиз на основании игры в шахматы: «Белые ставят мат черным за очень малое количество ходов» [2054]2054
G.Bennett, «Kenya: A Political History» (1963), 14.
[Закрыть].
Так получилось, что к началу XX века от природных катаклизмов пострадало ужасающее количество жителей Кении, которых в 1890 г. насчитывалось три миллиона. Оспа, чума рогатого скота, саранча, песчаные блохи, засуха и голод уменьшили население на треть. Они ослабили страну для сопротивления вторжениям. Особенно пострадали чернокожие жители региона, который стал известен под названием Белое нагорье.
Большая часть этого региона представляла собой огромное пастбище для скота кочевников-масаев, которые жили на молоке и мясе. По словам одного путешественника, «там были женщины, худые, словно скелеты. В их глазах горело голодное безумие» [2055]2055
J.Iliffe, «The African Poor» (Cambridge, 1987), 156.
[Закрыть].
Но высокие воины с копьями, блестящими телами и длинными волосами, заплетенными в косички, оставались впечатляющей силой. Британцы смотрели на масаев, как на спартанцев Восточной Африки, делали все возможное, чтобы умиротворить и нанять их, даже когда они крали телеграфный провод для украшений своим женщинам. Набор африканских рекрутов позволял белым захватчикам покорить страну путем подавления сопротивления по частям у таких народностей, как кикуйю, кипсиги, кисии, нанди и др. Европейцы вели спорадическую войну на истощение, убивали местных жителей, жгли деревни и захватывали скот.
«Охота на ниггеров» [2056]2056
Lord Hindlip, «British East Africa» (1905), 48.
[Закрыть], как ее обычно называли, была очень похожа на налеты масаев. Участники, как заметил один лондонский чиновник, «в полной мере наслаждались собой и получали трофеи» [2057]2057
G.H.Mingeam, «British Rule in Kenya 1895-1912» (Oxford, 1966), 177.
[Закрыть]. Возмездие было неизбежным: деревенские жители из числа кикуйю убили одного поселенца, прибив колышками к земле, все помочились ему в рот.
В виде мести лейтенант Ричард Мейнерцхаген, которому тогда было двадцать четыре года, приказал своим людям не брать в плен взрослых во время атаки на деревню. Они не оставили ни одной живой души, а их командир, как казалось, наслаждался операцией – «кровавым видом спорта» [2058]2058
Cocker, «Meinertzhagen», 48.
[Закрыть].
Местные власти поощряли такие методы. По словам предшественника Элиота в должности комиссара, сэра Артура Хардинджа, «эти люди должны научиться подчинению при помощи пуль – такова единственная школа» [2059]2059
B.Berman, J.Lonsdale, «Unhappy Valley» (1992), 19.
[Закрыть]. Он говорил, что более современная и гуманная форма образования может быть опробована позднее.
Тем временем люди на месте минимизировали потери в своих отчетах и представляли насилие в качестве «наказания» за «бунт».
Лондон не обманулся. В 1904 г. Министерство иностранных дел (незадолго до того, как оно передало контроль Министерству по делам колоний) отправило комиссару суровое предупреждение: «Правительство его величества может оправдать свое присутствие в Восточной Африке только путем самого тщательного настаивания на защите прав местных жителей» [2060]2060
V.Harlow, E.M.Chilver (ред.), «History of East Africa» (Oxford, 1965), 32 и 55.
[Закрыть].
Это были прекрасные слова, которые с большей или меньшей степенью искренности повторялись до тех пор, пока Кения не стала независимой в 1963 г. Но они противоречили другой заботе правительства – заставить колонию платить. «Безумная ветка», дорогая железная дорога между Момбасой и Кисуму на озере Виктория, открылась в 1901 г. Хотя Томас Кук вскоре продавал билеты из Лондона к истокам Нила, Транскенийская служба железных дорог казалась чуть более чем локомотивным белым слоном. Главная станция, расположенная в месте под названием Найроби, что означало «Холодный Ручей» на языке масаев, служила примером бедности трассы. Первопроходцы не собирались швырять деньги в болото, где рос папирус.
Деревня Найроби просто представляла собой последнее ровное место для сортировочной станции перед эскарпом, который поднимался вверх от петляющей долины Рифт. Они построили деревянную платформу с крышей из рифленого железа и окружили ее стоящими близко друг к другу палатками, лачугами и жестяными сараями. Из этого жалкого ядра разрослось убогое поселение на почве ржавого цвета. Оно сразу же разделилось на районы. К западу располагались бунгало, склады, офисы, магазины, гостиницы и европейский клуб. Они появились вдоль основной магистрали, неизбежно названной «дорога Виктории». К востоку находился индийский базар, полный гниющего мусора, с открытыми сточными канавами и всяческими паразитами. Эта часть выглядела и пахла, как Калькутта. Один миссионер писал: «Это место беспокойное и столь же яркое, как коробка с красками. Здесь ходят арабы в длинных одеждах, величественно передвигаются сикхи в тюрбанах, занзибарцы и китайцы, креолы, солдаты и служащие железной дороги – все они снуют под светом фонарей и в тени, среди множества шелков, поясов, латунных пуговиц и браслетов, пробковых шлемов и рванья».
Одурманенные мужчины, употребляющие бандж или гашиш, ходили, покачиваясь, по «полным порока переулкам, где духи отключают все чувства, глаза блестят от сурьмы и бросают взгляды, приглашающие в объятия проституток».
Британцы предпринимали решительные меры, чтобы подавить всплески бубонной чумы, и однажды сожгли индийский квартал. Первый пожар устроил полковник Дж.Х. Паттерсон, внушительного вида охотник на львов, который отличался «кайзеровскими усами, напомаженными и загнутыми. Эти два завитка усов придавали ему высокомерный вид» [2061]2061
R.Hardy, «The Iron Snake» (1965), 242-43 и 247.
[Закрыть].
В 1902 г. старший офицер медицинской службы снова поднес факел к базару – отчасти, как кажется, оттого, что ему не нравилось, как тот выглядит. Восстановление было быстрым. Столь же быстро шла замена краалей масаев «жилищами местных жителей», пригородными скоплениями (по большей части) хижин кикуйю, сделанных из упаковочных ящиков и сплющенных канистр.
Белый Найроби тоже быстро разрастался. Но он долго оставался приграничной деревней, известной, как «Ущелье Мертвой Лошади» [2062]2062
C.Chenevix Trench, «Men Who Ruled Kenya» (1993), 17.
[Закрыть]до 1914 г. Один послевоенный губернатор говорил о ней, как о «бизоньей» железнодорожной станции, сильно пахнущей «неряшливостью бедных белых» [2063]2063
Lord Altrincham, «Kenya's Opportunity» (1955), 224.
[Закрыть].
Это место представляло собой уродливые скопления дерева и металла, которые выступали над решеткой из пыльных улиц, засаженных эвкалиптовыми деревьями. По ночам там ходили гиены, шакалы и леопарды. Имелось несколько хороших каменных зданий, и к 1920-м гг. лучшие из них уже принадлежали железной дороге. Ее процветание, согласно белой догме, было обязано всем колониализму.
С самого начала казалось аксиомой, что только европейские поселенцы могут произвести товары, которые дадут прибыль с железной дороги. Более того, их самих и их капитал могли привлечь только щедрые земельные гранты. Поэтому к 1903 г. Элиот раздавал большие куски территории вокруг озера Найваша в долине Рифта, не учитывая претензии местных жителей или одобрение своих хозяев в Уайт-холле. Установленная цена на дополнительные владения составляла две рупии (2 шиллинга 8 пенсов или 75 американских центов) за акр. Но иногда она опускалась до полпенни или вообще отдавалась бесплатно.
Прибыли сотни желающих. Среди них были английские джентри из центральных районов Англии, а также буры из вельда, скваттеры из чахлого поселения за пределами Найроби, известного, как «Тентфонтейн». Среди вновь прибывших оказался лорд Деламер, который вскоре стал неофициальным главной европейского сообщества Кении. Это был аристократический хулиган, который носил шорты, пистолет, фланелевую рубашку и длинные рыжие волосы под пробковым шлемом, причем шлем оказался таким широким, что почти скрывал его похожий на клюв нос. Он, не раздумывая, ввязывался в уличные драки, стрелял по фонарям и мог запереть менеджера гостиницы «Норфолк» в его собственном мясном погребе.
Деламер жил экстравагантно. Переписку вел по телеграфу, три оператора, знающие азбуку Морзе, работали день и ночь. Он мог «назвать их бабуинами и идиотами», а в следующую минуту дать им щедрые «чаевые наличными» [2064]2064
CUL, RCMS 113/44. Мемуары Джорджа Найтингейла, гл. 5,5.
[Закрыть].
Экстравагантный лорд приобрел 100 000 акров на западных склонах долины Рифт и сказал Мейнерцхагену, что собирается доказать: «Это – страна белого человека». Мейнерцхаген ответил: «Но это страна черного человека, как вы собираетесь ставить белого над черным?» Деламер заявил: «Черный выиграет и станет сотрудничать».
Несмотря на свою склонность к авторитаризму, Мейнерцхаген не был убежден. Он считал, что захват земли в итоге приведет к расовому конфликту, поскольку не мог представить, как образованные африканцы во фланелевых костюмах «покорно подчиняются власти белых» [2065]2065
Meinertzhagen, «Kenya Diary», 78 и 60.
[Закрыть].
Тем временем чернокожих вынудили сотрудничать. Они в самом деле выиграли от «Британского Мира», хотя это просто заменило африканскую анархию (вызванную постоянными набегами) европейской тиранией. Как сообщал заместитель Элиота, Кения была страной «стрелков по ниггерам и дичи» [2066]2066
Harlow, Chilver, «East Africa», 268.
[Закрыть]. На самом деле, по словам одного высокопоставленного чиновника из Министерства иностранных дел, «в Конго почти не было никаких зверств, за исключением нанесения увечий. Это нельзя сравнивать с нашим протекторатом» [2067]2067
Mungeam, «British Rule in Kenya», 195.
[Закрыть].
Новые поселенцы постоянно угрожали прихватить больше земли силой и одновременно требовали правительственной защиты против восстания местных жителей, которое ожидали спровоцировать. Выражая с аристократической надменностью предубеждения против темнокожих рас, они были особенно агрессивны по отношению к властям. Капитан Эварт («Гроге») Гроган, авантюрист, который считал, что Кении требуется хорошая порция рабства, бросил властям вызов, выпоров трех предположительно дерзких кикуйю перед зданием суда в Найроби. Его признали виновным… в проведении незаконного собрания, приговорив к месячному заключению в частном доме.
Поселенцы отмечали, насколько они цивилизованы в сравнении с американскими южанами, которые бы линчевали негров. В таком маленьком белом сообществе многие местные чиновники (хотя ни в коем случае не все) опасались критики, как сторонники черные или даже красных. Они подвергались оскорблениям. Один плантатор, выращивавший кофе, определил своего бульдога Сквика на работу в правительстве.
Чиновников подвергали остракизму в клубе «Мутайга». Они были уязвимы для поселенцев, которые могли «дернуть за веревочки в Лондоне и заставить марионеток в Восточной Африке прыгать и бегать» [2068]2068
«The Case ofthe Masai», «Empire Review»№35 (октябрь 1921 г.), 389.
[Закрыть].
Часто марионетки автоматически принимали сторону поселенцев, считая своих африканских подопечных «проклятыми неграми» [2069]2069
Meinertzhagen, «Kenya Diary», 153.
[Закрыть]. Чиновники в Кении имели плохую репутацию, были печально известны в плане сексуальных излишеств, а то и преступлений. Как говорили, один районный комиссар совмещал «сбор налогов с изнасилованием». Помощник районного комиссара по имени Хьюберт Силберрад попал в центр скандала из-за своих наложниц, в результате чего лорд Крюэ выпустил свой знаменитый циркуляр (1909 г.) Он предупреждал администраторов колониальной службы, что их ждет крах карьеры за «безнравственные отношения с местными женщинами» [2070]2070
Hyam, «Empire and Sexuality», 160 и 168.
[Закрыть].
Поселенцы высмеивали положение чиновников в стихах, которые стали исполняться на музыку одного церковного гимна:
Жалко нам несчастного чиновника,
Бывшего отличного любовника.
Власти вертикаль стоит при нем,
Только дело, видите ли, в том,
Что любовь теперь уж под запретом,
Он не может рассуждать об этом.
Должен он с мучительной тоской
Власти вертикаль ласкать рукой [2071]2071
C.S.Nichols, «Red Strangers» (2005), 72.
[Закрыть].
Мастурбация приносила гораздо меньше вреда, чем другие занятия чиновников. Полковник Монтгомери, комиссар по земельным вопросам, жаловался, что «местные жители наносят невосполнимый ущерб лесам, и если самих местных жителей всегда можно заменить, то деревья – другое дело. Ведь требуется гораздо больше денег, чтобы посадить лес» [2072]2072
OHBE, IV, 267.
[Закрыть]. У таких людей не было никаких угрызений совести при перемещении масаев с самых лучших пастбищ, чтобы освободить место европейским первопроходцам, несущим цивилизацию. Сам Элиот думал, что они и «многие другие племена должны погибнуть» [2073]2073
E.Bradlow, «The Evolution of «Trusteeship» in Kenya», SAHJ, IV (1972), 60.
[Закрыть]. Он сравнивал масаев со львами, сильными и красивыми: «Но от них никогда не бывает никакой пользы, а очень часто исходит серьезная опасность» [2074]2074
Eliot, «East Africa», 143.
[Закрыть].
Ко времени Первой Мировой войны масаи стали, по словам баронессы Бликсен, которая владела кофейной плантацией в горах Нгонг, «умирающим львом с обрезанными когтями» [2075]2075
K.Blixen, «Out of Africa» (Harmondsworth, изд. 1954), 124.
[Закрыть]. Ожидания его смерти оказались преждевременными. Не оправдались надежды и на то, что поселенцы смогут закрепиться в качестве главенствующей расы. Их жестокая экспроприация привела к медленно разгорающейся ярости, которая вскоре вспыхнула ярким пламенем.
Другие трудности тоже множились. В основном, они касались рабочей силы. Сами англичане не могли пахать или копать на возвышенностях, не теряя престижа или «не становясь жертвой нервного срыва». К их счастью, им не приходилось пачкать руки. Кения была не просто страной белого человека, она стала, по словам первопроходца лорда Кранворта, «по сути, страной надсмотрщика» [2076]2076
Lord Cranworth, «A Colony in the Making or Sport and Profit in East Africa» (1912), 11.
[Закрыть].
Большинство новых поселенцев (в особенности – из Великобритании) предпочитали роль надсмотрщиков и наблюдателей. Как отмечали африканеры, они были «фермерами на веранде» [2077]2077
D.Kennedy, «Islands of White» (Durham, NC, 1987), 48.
[Закрыть]. Эти люди всем сердцем приняли немецкую максиму, которую осудил Лугард: «Колонизация Африки – это принуждение негра к работе» [2078]2078
Ross, «Kenya», 103. Личное мнение Лугарда заключалось в том, что «требования поселенцев, если выразиться прямо, несовместимы с интересами и прогрессом сельскохозяйственных племен. И они могут только выражать нетерпение из-за развития местных жителей, как конкурентов в выращивании кофе, льна и сизаля… Британских иммигрантов следует в полной мере предупреждать о нехватке местной рабочей силы и отговаривать приезжать в страну, если только они не готовы без нее обходиться». (Dual Mandate, 397).
[Закрыть].
Гроган говорил о кикуйю: «Мы украли его землю. Теперь мы должны украсть его конечности» [2079]2079
W.Rodney, «How Europe Underdeveloped Africa (Washington DC, 1982), 165.
[Закрыть].
Для этой цели налагались налоги на жилье и подушные налоги, чтобы африканцы (которые изначально предлагали слоновую кость, коз и даже крокодиловые яйца вместо наличных) были вынуждены работать за зарплату. Она требовалась, чтобы эти налоги платить.
Сбор налогов давал дополнительное преимущество, помогая финансировать администрацию, потому что налогообложение белых оставалось непропорционально низким. Однако чернокожие испытывали понятное отвращение к превращению в рабочих-мигрантов в поместьях белых. Там их плохо кормили, селили в дурных условиях, мало платили и вообще скверно относились. В неопубликованных письмах типичного поселенца, Арнольда Пайса, указываются наказания, которым он подвергал своих «боев», которые варьировались от «хорошего избиения» до заковывания в кандалы, прикрепляя те к увеличенным мочкам ушей. В одном случае он прикрепил ухо спящего пастуха к своему седлу. «Затем я стукнул каблуками по бокам пони, и тот побежал кентером. Конечно, негру тоже пришлось бежать кентером, потому что оторвать ухо было бы больно».
Отношения между расами не были всегда враждебными и могли оказаться мирными. Сам Пайс признавал: «Здесь нельзя действительно подружиться с чернокожим, но некоторые из них вполне приличные» [2080]2080
CUL, RCMS 178, письма Арнольда Пейсаэ, Box 1, от 3 июля 1907 г., 29 мая 1910 г. и 15 декабря 1907 г.
[Закрыть].
Однако эксплуатация была типичной для данной местности, а работающие женщины весьма часто подвергались и сексуальному насилию. Африканские мужчины, лишенные семейной жизни, стояли перед выбором – «целибат или сифилис». Часто они сбегали, нарушая закон и оставляя многих нанимателей «в таком возбужденном состоянии, что оно граничило с желанием убить любого с черной кожей, кто только появится в поле зрения» [2081]2081
Ross, «Kenya», 95 и 94.
[Закрыть]. Возбужденный побегом «мерзких ниггеров», которых он подверг наказанию, Пайс воскликнул: «Это все чушь насчет рабства! Эти местные жители должны быть рабами. Конечно, относиться к ним следует гуманно, но не портить недостатком палки» [2082]2082
CUL, RCMS 178, Box 1, 26 августа 1911 г.
[Закрыть].
Хотя поселенцы превозносили пользу трудовой повинности и кибоко (кнута из кожи гиппопотама), они предлагали африканцам и службу, имеющую преимущества. В ответ на работу на белого человека в течение 180 дней в год за номинальную зарплату, им позволяли стать «скваттерами» на его земле и культивировать собственные шамбы (фермы). Это освобождало их от власти вождей в их собственных резервациях и давало возможность использовать свои существенные сельскохозяйственные навыки. На самом деле скваттеры, которыми по большей части были кикуйю (их число в итоге составило более двухсот тысяч человек), стали жертвами собственного успеха. Поселенцы опасались, что «фермерство кафров» может стать «крестьянским троянским конем, угрожающим производству в поместьях» [2083]2083
B.Berman, «Control & Crisis in Colonial Kenya» (1990), 62.
[Закрыть]. Что еще хуже, скваттеры могли получить право на землю. В дальнейшем Верховный суд подавил эту угрозу, определив их в качестве арендаторов, которых можно выселить с занимаемого места. Но всегда наблюдалось острое напряжение из-за земельного вопроса.
Скваттеры страдали с родственниками в резервациях. Они же столкнулись с рядом препятствий, включая отказ в праве на свои владения. Дополнительные пошлины (например, необходимость покупать ежегодную лицензию на выращивание кофе) имели целью не позволить им конкурировать с белыми. Происходили частые столкновения, особенно – из-за скота, пасущегося на открытой местности. После исчезновения восемнадцати овец Пайс выразил чувства людей, подобных ему. Он заявил матери, что застрелит первого вора, которого встретит. «Ты можешь считать это кровожадностью и чушью. Но это не так. Я должен радоваться, Стреляя в леопарда (чей природный инстинкт учит его красть). Поэтому я испытаю гораздо большую радость, убивая кикуйю, который знает, что воровать нехорошо» [2084]2084
CUL, RCMS 178, Box 1, 9 сентября 1907 r.
[Закрыть].
Ряд местных чиновников могли бы посочувствовать поселенцам, но Министерство по делам колоний, сторожевая собака «имперского патернализма», пыталось защитить права местных жителей [2085]2085
Berman, «Control & Crisis», 184.
[Закрыть].
Уинстон Черчилль проявлял особую бдительность. Он осудил бойню беззащитных кисии [2086]2086
Hyam, «Elgin and Churchill», 215.
[Закрыть]. Он же объявил: управление Великобританией подчиненными народами должно руководствоваться одним принципом, и это – принцип справедливости. Хотя Черчилль считал местных жителей Восточной Африки «неотесанными детьми», которым следует уважать белого человека, он говорил, что для них было бы плохо, если бы их освободили от «бесстрастного и внушающего благоговейный страх правления короны и отдали на растерзание эгоистичному маленькому белому населению» [2087]2087
W.S.Churchill, «My African Journey» (изд. 1968), 25.
[Закрыть].
Белое население составляло менее 5 500 человек к 1914 г. становилось еще более яростным; Перед Первой Мировой войной, как писала Элспет Хаксли, европейцы оказали заметное влияние на фауну и флору, а также на людей в долине реки Рифт. Они прибыли со своими повозками, в которые были впряжены волы, с палатками, ружьями, коробками с продуктами питания, оловянными ваннами и стальными плугами, поставили заборы, изгнали стада зебр, сделали землю темной из-за своих шамба и загонов для скота, которые выделялись, «словно татуировки на щеке воина» [2088]2088
E.Huxley, «Red Strangers» (изд. 1999), 268.
[Закрыть].
Но война в Восточной Африке остановила это развитие и лишила многие поместья мужчин. Среди убитых оказалась пятая часть из десятков тысяч чернокожих рабочих, которых загнали в корпус связи, «словно вернулись дни арабов-работорговцев, которые нападали на племена во внутренней части страны» [2089]2089
E.Paice, «Tip & Run: The Untold Tragedy of the Great War in Africa» (2007), 288.
[Закрыть]. Губернатор сэр Генри Белфилд осуждал то, как колония была втянута в войну, не ею начатую. Однако вскоре послевоенный кризис привел в еще более тяжелое состояние финансы белого сообщества. Ситуация значительно ухудшилась во время Великой депрессии, когда некоторые поселенцы были вынуждены перейти на «питание маисовой кашей и снятым молоком» [2090]2090
Kennedy, «Islands of White», 78.
[Закрыть]. Их автоматическим ответом стало закручивание гаек африканцам.
Между 1919 и 1922 гг. белые провели серию суровых мер, чтобы усилить свой контроль над чернокожими. От них требовали больше трудиться в условиях, которые, по словам одного едкого, но хорошо информированного критика колонии, доктора Нормана Лейса, копировали «часть зла рабства» [2091]2091
J.W.Cell, «By Kenya Possessed» (Chicago, 1976), 92.
[Закрыть]. Их заработную плата снизили, налоги увеличили, передвижения ограничили. Туземцев заставляли носить при себе удостоверения личности с отпечатками пальцев, причем эти удостоверения помещались в металлическую коробочку, которая именовалась кипанде. Ее носили на шее на веревочке, словно козий колокольчик (мбуги).
Черные основали несколько организаций для согласования сопротивления. Самой эффективной оказалась Ассоциация молодых кикуйю, которую возглавлял Гарри Туку, так называемый «миссионерский бой» – тип, который вызывал такую же злобу у белых, как и англизированные индусы, получившие образование в английской школе. Его арест в 1922 г. привел к демонстрации в Найроби, в ходе которой полиция, как сообщалось, застрелила двадцать пять невооруженных протестующих (хотя истинные цифры на самом деле могли быть гораздо выше). «Шли разговоры о сотнях людей, убитых полицией, а также о застреленных на дорогах европейскими гражданскими лицами с автомобилей и лошадей». Так писал один современник. Он же добавлял: «Несколько моих знакомых белых хвастались этим» [2092]2092
CUL, RCMS 113/44, глава о Килтаноне, 2.
[Закрыть].
В дальнейшем Туку заявлял, что возражал против несправедливого отношения, а не утверждал, что «нам нужно самоуправление» [2093]2093
«Harry Thuku: An Autobiography» (Nairobi, 1970), 18.
[Закрыть]. Но, как написал один бывший чиновник, его движение стало «генезисом революции». Оно провозгласило появление «нации-полиглота» [2094]2094
Ross, «Kenya», 226 и 228.
[Закрыть].