Текст книги "Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997"

Автор книги: Пирс Брендон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 69 страниц)

Еще хуже была эрозия все более сокращавшихся земель чернокожих. Земли не только уменьшались количественно, но и ухудшались качественно. Европейцы завладели «богатыми красноземными почвами», отправив их жителей в негостеприимные регионы со множеством бабуинов, комаров и мух цеце. Поселенцы хотели проводить «сельскохозяйственную политику белых», которая, сохраняя труд черных мигрантов, полностью исключит из их областей то, что они называли «кафрским фермерством» [3242]3242
  R.Palmer, «Land and Racial Domination in Rhodesia» (1977), 97, 118, 71 и 89.


[Закрыть].

Африканцы были так подавлены, что некоторые утратили веру в собственную силу и духов, приняв веру завоевателей. Ранние миссионеры не производили особого впечатления, и их попыткам едва ли помогал первый епископ Машоналенда, который обычно отсутствовал и рассматривал африканцев, как «вызывающую отвращение деградацию рода человеческого» [3243]3243
  T.Burke, «Lifebuoy Men, Lux Women» (1996), 19.


[Закрыть]. Воины Лобенгулы использовали страницы евангелия, которое недавно перевели, для украшения своих головных уборов с перьями страуса. Но после 1896 г. зерно упало на менее каменистую почву. Священники часто находили, что им легче обратить в веру черных язычников, чем белых христиан. Последние, когда не занимались спортом (катанием на велосипеде, стрельбой, скачками, охотой на шакалов, игрой на бильярде, в крикет, регби и т.д.), имели склонность к поклонению Бахусу. Удачливые старатели купались в шампанском. После одних скачек, когда все горожане перепились, Умтали напоминал морг. Однако к 1920-м гг. почти десятая часть миллионного населения африканцев Родезии была обращена в христианство. Некоторые ходили в миссионерские школы, что стало единственной формой образования, доступной для них до 1920 г.

Как и обычно, увеличение количества «миссионерских мальчиков» усугубило и обострило этническое напряжение. Типичный поселенец жаловался, что миссионеры «уделают слишком много внимания теории «люди – братья» и упускают необходимость начинать снизу и постепенно внушать идеи дисциплины, гигиены и бережливости. В результате чернокожему дали понять, что он может рассматривать себя, как равного белому, стать высокомерным, дерзким и причиняющим беспокойство» [3244]3244
  Hole, «Rhodesian Days», 98.


[Закрыть].

Такие поселенцы особенно возражали против обучения языку. Сами они обращались к африканцам на кухонном кафири или фанаголо – вульгарной смеси языка африкаанс, зулусского и английского. При этом они выражались в повелительном тоне, считая «знаком неуважения, если кафры разговаривали с ними на английском языке» [3245]3245
  Kennedy, «Islands of White», 158-9.


[Закрыть]. Правители Родезии испытывали тревогу от появления «образованных местных жителей» [3246]3246
  Summers, «Civilization to Segregation», 139.


[Закрыть], которые знали о собственной цивилизации и жаловались на то, что живут при «прикрытой форме рабства» [3247]3247
  Palmer, «Land and Racial Domination», 152.


[Закрыть]. Поэтому колонизаторы искали способы закрепить белое превосходство через расовую сегрегацию.

В теории, после введения внутреннего самоуправления в 1923 г., имперское правительство оставалось опекуном черного большинства Родезии. Оно только на словах признавало и поддерживало особую ответственность Британии за африканские интересы, и это прямо проводилось на находящихся под протекторатом территориях – Басутоленд, Бечуаналенд и Свазиленд. На самом деле Министерство по делам колоний вероятно согласилось бы с последним главным администратором британской «Южноафриканской компании», который говорил: «Местные белые не больше подходят для управления местными жителями, чем большевики подходили для управления русскими» [3248]3248
  Gann, «Southern Rhodesia», 229.


[Закрыть].

Поэтому Лондон ограничивал власть нового Законодательного собрания в Солсбери, чтобы защитить права африканцев. Однако на практике британское правительство никогда не вмешивалось позитивно и редко пользовалось своим правом наложения вето. Министерство взяло на себя ответственность за Родезию и относилось к ней, как к доминиону. Лишь немногие африканцы имели право на голосование. Поселенцы управляли страной в собственных интересах. В дальнейшем они выкупили оставшиеся доли британской «Южноафриканской компании» в месторождениях минералов и железных дорогах.

Правление белых включало контроль над вооруженными силами, а также над гражданской службой. Так поселенцы Родезии оказывались в «совсем отличном положении» [3249]3249
  K.Good, «Settler Colonialism in Rhodesia», AA (1974), 11.


[Закрыть]в сравнении с положением поселенцев в Кении. Но, хотя они и стали сильнее, они были беднее: как утверждалось, настоящим родезийцем делался только тот, кто не мог себе позволить уехать.

Предпринимались попытки привлечь богатых иммигрантов, долго находившийся на посту премьер-министр Годфри Хаггинс сказал, что стране требуются молодые люди, которые «в школе гоняли младших учеников по поручениям, которых в школе пороли» [3250]3250
  L.H.Gann, M.Gelfand, «Huggins of Rhodesia» (1964), 70.


[Закрыть].

Но страна по большей части получала поселенцев, у которых все было заложено. Их сопровождало внушительное и вызывающее беспокойство количество «любителей посидеть в баре и просто лодырей и бездельников» [3251]3251
  «Southern Rhodesia: Information for Settlers» (1905), 35.


[Закрыть]. В 1920-е гг. большинство белых фермеров жили в ужасающей нужде. Как писала Дорис Лессинг, они «использовали накидки из звериных шкур вместо оделял, ящики и канистры из-под бензина в виде мебели, мешки из-под муки в виде занавесок» [3252]3252
  D.Lessing, «Under My Skin» (1994), 160.


[Закрыть]. Многие верили в табак, только потом обнаружив, что перепроизводство девальвирует «золотой лист».

Великая депрессия еще больше погрузила их в долги, одновременно побуждая обладающих определенными навыками и опытных африканских рабочих подорвать положение европейских ремесленников. Когда белые оказались в неблагоприятных условиях и понесли убытки, то проследили, чтобы главный удар и основная тяжесть экономических бурь и кризиса упала на чернокожих. Как писал главный комиссар по делам аборигенов, «местный житель всегда являлся амортизатором в государственной машине» [3253]3253
  Phimister, «Zimbabwe», 183.


[Закрыть].

Самой печально известной мерой, которую долго обдумывали и ввели в действие в 1930 г., был Закон о пропорциональном распределении земли, который стал «Великой хартией вольностей» белых [3254]3254
  Palmer, «Land and Racial Domination», 178.


[Закрыть]. В соответствии с ним страна разделялась на кантоны в зависимости от цвета кожи. Проживание миллиона африканцев ограничили двадцатью восьмью миллионами акров (включая резервации), а сорок восемь миллионов акров (включая муниципалитеты) отдали пятидесяти тысячам европейцев.

Закон представлялся в виде защиты прав местных жителей на землю, которая могла быть куплена более богатыми иммигрантами, то есть средство защиты через сегрегацию. В таком виде он получил широкое одобрение в Великобритании и Родезии. Однако его явно разработали ради усиления белого превосходства на основе южноафриканской модели отдельного, но неравного развития.

Закон приводил к невыносимому давлению на землю в сельских областях чернокожих, куда в итоге переселили примерно 425 000 человек. Африканцы лишались постоянного места жительства, а большие и малые города окружала полоса из убогих жилищ. Крестьяне превращались в пролетариев. Территориальный раздел и обман стали прелюдией к дальнейшим репрессиям. В 1931 г. Закон о контроле за маисом навязал сложную рыночную систему, которая отдавала предпочтение пытающимся преуспеть белым фермерам за счет чернокожих. В том же самом году Закон о государственной службе исключил африканцев со всех должностей на государственной службе, кроме самых незначительных. «Клерк из местных» обозначало «посыльный» [3255]3255
  R.Gray, «The Two Nations» (1960), 103.


[Закрыть]. В 1934 г. Закон о промышленном примирении положил конец их соперничеству с европейцами при получении рабочих мест, требующих навыков, а заодно и в других сферах. Через два года Закон о регистрации местных жителей ужесточил законы о передвижениях, наложив особые ограничения на передвижение африканских женщин [3256]3256
  E.Schmidt, «Negotiated Spaces and Contest Terrain: Men, Women and the Law in Colonial Zimbabwe», 1890-1939», JSAS, 16, 4(1990), 646.


[Закрыть].

Некоторые воспользовались новыми возможностями, но у многих оказалось мало альтернатив проституции. Так называемые «чаепития» Солсбери стали печально известны: выстраивались длинные очереди к проституткам, и «половой акт, судя по всему, совершался на глазах следующего в очереди».

Некоторые из этих женщин стали «королевами притонов». Они получали большую прибыль от запрета на потребление чернокожими спиртного, предназначенного для белых, продавая незаконный напиток под названием «скокиаан». Он состоял из дрожжей, сахара и маиса. Крепость усиливалась такими ингредиентами, как табак, метиловый спирт и крем для обуви.

Наконец, Закон о мятежах и подстрекательстве к бунту (1936) пытался предотвратить распространение подрывной литературы, большая часть которой выступала против расовой дискриминации. Разделение по цвету кожи действовало в школах, больницах, кабаках и т.д. Но выходили и другие неприятные и унизительные постановления. Например, африканцам долго запрещали ходить по городским мостовым. Тем временем черные городские гетто, построенные из травы, канистр, банок, мешков и дагги (глины и коровьего навоза, смешанных с бычьей кровью) являлись инкубаторами болезней. Количество случаев туберкулеза, пневмонии, бильгарции, анкилостомы и недоедания увеличивалось особенно быстро в вонючем, почерневшим от дыма поселке из бараков и времянок перед промышленной зоной Булавайо. Территорию терроризировали банды в коротких куртках и широких штанах. Поселок мог претендовать на звание «худшей трущобы в мире» [3257]3257
  Gray, «Two Nations», 261 и 255.


[Закрыть]. Однако белые утверждали, что они держат африканцев на расстоянии ради сохранения здоровья и поддержания гигиены.

Премьер-министр выражал общую точку зрения: «Нельзя ожидать, что европейцы выстроятся в общую очередь с грязными людьми, возможно со старой умфази (африканской женщиной) с младенцем на спине, который хнычет и блюет» [3258]3258
  A.DeRoche, «Black, White and Chrome: the United States and Zimbabwe 1953-98» (Trenton, NJ, 2001), 16.


[Закрыть].

Хаггинс был убежденным сторонником сегрегации. Он однажды выступал за отправку всех «продвинутых местных жителей» [3259]3259
  Phimister, «Zimbabwe», 196.


[Закрыть]на другую сторону Замбези. Это предложение отклонили в Лондоне. Африканцы в дальнейшем опишут своего премьер-министра, как «родезийского доктора Малана» [3260]3260
  Gann, Gelfand, «Huggins», 266.


[Закрыть]. Диссидент Том Драйберг, депутат Парламента от лейбористской партии, заявлял: говорить с Хаггинсом о чернокожих – это все равно, что говорить со Штрейхером о евреях.

Это было оскорбительное клеветническое обвинение. Хаггинс был эдвардианским врачом, рецепты которого устарели. Он выступал за партнерство между черными и белыми, но за вид партнерства, который существует между конем и наездником.

Хотя фактически Хаггинс оставался глухим к африканскому голосу, он являлся старомодным патерналистом. Этот политик даже основал бесплатные клиники для чернокожих (оправданные, как профилактика для белых), в то время как один британский губернатор отвергал предложения об африканском госпитале на основании того, что «в стране и так уже слишком много местных жителей» [3261]3261
  L.Vambe, «From Rhodesia to Zimbabwe» (1976), 73.


[Закрыть].

Однако Хаггинс попытался прекратить рождение нации, задушить то, что один ведущий миссионер назвал «рассветом расового сознания банту». Эта глубокая психологическая революция [3262]3262
  Т.О. Ranger, «The African Voice in Southern Rhodesia 1898-1930» (1970), 224.


[Закрыть], вдохновленная воспоминаниями о восстании 1896 г., являлась реакцией на правление белых.

Политика Хаггинса вызвала новую враждебность африканцев к колониальному государству. Иногда она принимала странные формы– с пророчествами о том, как американские самолеты с неграми за штурвалами уничтожат «европейский контроль», как Армагеддон взорвет «работы Цезаря» [3263]3263
  Phimister, «Zimbabwe», 156 и 198.


[Закрыть]. Часто сопротивление чернокожих было местным и индивидуальным – от насилия до отказа сотрудничать. Как заметила одна женщина-законодатель, местные придумывали способы бойкотирования плохого работодателя, «который вскоре обнаруживает, что привилегия сильных ударов по собственным неграм обходится слишком дорого» [3264]3264
  Tawse Jollie, «Real Rhodesia», 243.


[Закрыть].

Часто случались и всеобщие протесты. Несколько сот человек в одной резервации бросили вызов сельскохозяйственным указам Хаггинса: «Даже собаки белых фермеров могут ездить в автомобилях, и к ним правительство относится лучше, чем к нам» [3265]3265
  Phimister, «Zimbabwe», 187.


[Закрыть]. Кроме проведения массовых собраний, африканцы организовывали подачу петиций, отправляли делегации, выпускали пропагандистские материалы и распевали лозунги, как например «Африка для африканцев» [3266]3266
  Gann, «Southern Rhodesia», 314.


[Закрыть].

Они создавали профсоюзы, самыми известным из которых стал воинственный Промышленный и коммерческий союз, где к 1932 г. состояло почти пять тысяч человек. Закон о мятежах и подстрекательстве к бунту запретил его, но Промышленный и коммерческий союз снова возродился, когда профсоюзы стали быстро размножаться после войны. К тому времени большие надежды, появившиеся после провозглашения Атлантической Хартии, разрушились ужасающими последствиями конфликта. Среди них были принудительный труд, проживание в стесненных условиях, истощенная, ставшая неплодородной земля в резервациях, более крепкие связи с Южной Африкой (Хаггинс и Смэтц являлись тесными имперскими союзниками). В октябре 1945 г. чернокожие железнодорожники устроили забастовку в Родезии, которая началась из-за серии трудовых конфликтов. Железнодорожники добились частичной победы, что привело к тому, что один журналист провозгласил окончание эксплуатации белыми представителей чернокожих племен: «Забастовка железнодорожников доказала рождение африканцев» [3267]3267
  Gray, «Two Nations», 319.


[Закрыть].

* * *

Заявление оказалось преждевременным. Африканские лидеры, подавленные и уничтоженные после «чимуренги» 1896 г., оставались разрозненными. На самом деле им приходилось следовать за более воинственными обыкновенными, рядовыми людьми. Простые африканцы испытывали горькое разочарование от того, что не получили никакой награды за жертвы военного времени, кроме как грубых замечаний о «кафрах» в форме. Они приходили в ярость и распалялись от более строгого контроля за населением готовых лопнуть гетто в городах. А оно достигло 100 000 человек в 1946 г. и удвоилось в следующем десятилетии.

Африканцы негодовали из-за послевоенного притока белых иммигрантов, особенно – неквалифицированных рабочих из метрополии. Последние приняли родезийскую доктрину главенствующей расы, и «просто купались в ее опьяняющей славе, практически доходя до открытой ненависти к африканцам» [3268]3268
  Vambe, «Rhodesia to Zimbabwe», 159.


[Закрыть].

Они страдали из-за резкого повышения стоимости жизни. Заработная плата оставалась ужасающе низкой, но между июлем и декабрем 1947 г. цены поднялись более чем на 20 процентов. Кроме того, африканцев вдохновляли шаги колоний к независимости от Индии до Золотого Берега.

Так что давление снизу вынудило колеблющихся профсоюзных боссов одобрить всеобщую забастовку в 1946 г. Это был пик недовольства рабочих масс. Но судная труба выдавала лишь неуверенные звуки: африканцы разделились из-за соперничества племен, личных амбиций и взаимной ревности. Они остро осознавали ограниченность власти чернокожих, искали способы работать «в рамках существующей системы» [3269]3269
  J.Parker, «Rhodesia: Little White Island» (1972), 62.


[Закрыть]. Джошуа Нкомо, секретарь профсоюза железнодорожников, стремящийся к тому, чтобы стать национальным лидером, оказался типичным сторонником компромисса. Он был полным, добродушным и всегда потакающим своим желаниям, пытаясь быть всем для всех людей. Более того, он старался умилостивить Господа, как и мамону, успешно принимая то конгрегационализм, то методизм, то становясь католиком, но одновременно почитая божества своих предков под священными деревьями святилища в Дуле. «Нкомо» означает «бык», но он-то являлся улиткой с рогами.

Поэтому, хотя единственную всеобщую забастовку в Родезии поддержали даже чернокожие слуги, работающие в домах, которые смеялись над своими нанимателями, опорожняющими помойные ведра, она быстро закончилась, словно затухающая влажная петарда. Войска белых подавляли проявления насилия, а Хаггинс говорил о мире. Наконец он бросил кусок деморализованным противникам, изменив ради расположения местных жителей ненавистное название Солсбери, на «африканский город Хараре».

Северная Родезия предложила Хаггинсу более существенные способы поддержания и укрепления белого превосходства в Южной Родезии. Этот протекторат протянулся от Замбези и озера Танганьика и имел форму бабочки.

Предполагалось, что Министерство по делам колоний обеспечивает в Северной Родезии главенство африканских интересов. Там проживало мало европейцев, но имелись богатые месторождения меди. Хаггинс, который нацелился на использование природных богатств и подавление черного национализма, давно выступал за слияние двух Родезии. (Южная Родезия ныне называется Зимбабве, Северная – Замбией. Однако иногда говорится просто «Родезия», при этом подразумевается Южная).

За слияние же выступал и Рой Веленски, хотя лидер поселенцев в Лусаке, в этом «необработанном алмазе Кохинур» [3270]3270
  Dunn, «Central African Witness», 177.


[Закрыть], кардинально отличался от лощеного премьер-министра в Солсбери. Едва ли можно было найти двух более резко отличающихся людей.

Веленски был сыном женщины из африканеров и пьющего польского еврея, содержателя ночлежки. Он ходил в начальную школу босым, до шестнадцати лет ни разу на спал на постельном белье и, как губернатор позднее с гордостью говорил, «купался с голым задом в Макабуси с многочисленными негритятами». (Эта фраза стала знаменитой). В дальнейшем он добился успехов, как боксер-тяжеловес, потом машинист паровоза и выдающийся профсоюзный деятель. Он называл себя «социалистом-консерватором» [3271]3271
  ODNB.


[Закрыть]и хотел создать широкий британский доминион в центре Африки, где на протяжении следующего столетия чернокожий будет играть свою роль младшего партнера.

Таким планам давно сопротивлялись в Лондоне. Министерство по делам колоний считало, что политика сегрегации из Южной Родезии распространится на север, где даже прогрессивные белые отдавали предпочтение определенному количеству «используемых рабов». [3272]3272
  Rotberg, «Black Heart», 260 и 188.


[Закрыть]Но после победы доктора Малана в 1948 г. правительство Эттли опасалось, что Хаггинс может сформировать союз с режимом апартеида Южной Африки. Пока Британия пыталась справиться с другими колониальными проблемами, это сделало бы лживыми ее либеральные заявления, которые передавались по региону местной радиослужбой в Лусаке (их ловили дешевые радиоприемники, известные, как «специальные сковородки»). Союз Хаггинса и Малана обрек бы миллионы африканцев на угнетение и притеснение, как отмечалось в одном из документов кабинета: «Могут даже начаться ужасающие войны между управляемой белыми Восточной Африкой и управляемой черными Западной Африкой» [3273]3273
  R.Hyam, «Africa and the Labour Government, 1945—51», JICH, 16 (май 1988 г.), 168.


[Закрыть].

Поэтому в 1953 г., после растянувшихся переговоров и пяти важных развернутых конференций, две Родезии и (по настоянию Великобритании) Ньясаленд сформировали Центральноафриканскую Федерацию (более известную под названием Федерация Родезии и Ньясаленда). Это было фатальной ошибкой с самого начала.

Предназначением Федерации Родезии и Ньясаленда было сохранение привилегий белого меньшинства и интересов черного большинства. С самого начала в администрации царил хаос и путаница. Власть разделилась между пятью правительствами —двумя в Солсбери (федеральным и территориальным), в также в Лусаке, Зомбе и Вестминстере. Сам Хаггинс, как писал один британский чиновник, «никогда, ни в коей мере не собирался делать федерацию успешной» [3274]3274
  P.Murphy (ред.), BDEEP, серия «В», т. 9, «Central Africa», Pt I (2005), 331.


[Закрыть]. Он рассматривал ее просто, как способ поглощения Северной Родезии.

Еще хуже то, что с африканцами едва ли проконсультировались. Веленски предупредил, что чернокожих, которые отказываются от сотрудничества, «ждет судьба краснокожих индейцев США», сказав, что они не понимают остроту проблем. На самом-то деле все они прекрасно понимали, и этому помог один европейский гражданский служащий, который выписался из гостиницы «Водопад Виктория», когда прибыли чернокожие делегаты, заявив, что для него «не подходит проживание с африканцами. Это противоречит его идеям» [3275]3275
  A.Cousins, «State Ideology and Power in Rhodesia, 1958—72», IJAHS, 24, 1 (1991), 39.


[Закрыть].

Африканцы объявили, что Федерация Родезии и Ньясаленда «будет садом, полным цветов для европейских поселенцев, и глубокой могилой – для местных жителей» [3276]3276
  H.Franklin, «Unholy Wedlock» (1963), 49 и 87.


[Закрыть]. Они осудили Джошуа Нкомо за то, что тот радикально не противостоял этому плану, а заодно обвинили Великобританию в «трезвом, просчитанном, жестоком и циничном предательстве» [3277]3277
  Rotberg, «Nationalism in Central Africa», 248. Фраза принадлежит Банде.


[Закрыть].

По словам Хаггинса, «6 000 000 первобытных людей были переданы Парламенту, в котором доминировали местные европейцы» [3278]3278
  L.W.Bowman, «Politics in Rhodesia» (Cambridge, MA, 1973), 19-20.


[Закрыть]. Перед большой толпой в Лусаке президент нового Национального конгресса Северной Родезии торжественно сжег «Белую книгу» Британии по вопросу Федерации (Сборник официальных документов правительства). Антибританская борьба в то время, когда Нкрума вел Золотой Берег к независимости, вдохновила массовый национализм на всех трех территориях. Вскоре африканцы, которые отмечали, что первый федеральный бюджет берет полукрону с бутылки виски и налагает пять шиллингов на мешок маиса, снова пели патриотические песни «чимуренги».

Однако первые перспективы Федерации Родезии и Ньясаленда казались светлыми, словно она будет существовать, соответствуя девизу на своем гербе: «Magnum Esse Mereamur» («Заслужим быть великими»). Активно развивалась добыча меди, а табак из родезийской Вирджинии мог конкурировать с американским. Потоком шли инвестиции, финансировалось строительство дорог и амбициозные проекты вроде дамбы у Карибы, которая обеспечила не только дешевое электричество, но и, как выразился Веленски, бетонное обручальное кольцо, соединившее две Родезии. (В действительности «самое крупное созданное человеком озеро в мире» вынудило переселиться тридцать тысяч африканцев на северный берег Замбези, а электростанцию строили на южном берегу, «символизируя главенство интересов Южной Родезии») [3279]3279
  Roberts, «History of Zambia», 213.


[Закрыть].

Наблюдался поток белых поселенцев, среди них – экспатрианты из независимой Индии, те, кто приехал из Бенгалии искать своего счастья. Это были «авантюристы и искатели приключений», которые предположительно превратили Умтали в Пунафон-тейн. Пригороды с садами возникли вокруг деловых кварталов Солсбери – федеральной столицы, которую африканцы с севера прозвали «Бамба Зонки» («Забираю Все»). Небоскребы выросли вдоль бульваров Булавайо, отличавшихся спусками и подъемами, которые делали улицы достаточно широкими, чтобы на них мог развернуться фургон с впряженными волами.

Африканцы получили скромную долю растущего богатства, хотя все еще менее одной десятой дохода белых. В надежде создать ручной черный средний класс, Гарфилд Тодд, харизматичный миссионер, который сменил Хаггинса в роли премьер-министра Южной Родезии, даже начал ослаблять разделение по цвету кожи и запреты. После протестов африканцы получили доступ в некоторые гостиницы Солсбери. После пикетирования они получили равное отношение с белыми в магазинах Лусаки – например, у мясников, где белые покупатели бесстыдно отказывались от мяса для своих собак, потому что «оно подходит только для кафров» [3280]3280
  Rotberg, «Nationalism in Central Africa», 265.


[Закрыть]. Им разрешили пить европейское пиво и вино (но не крепкие спиртные напитки). Местных жителей официально стали называть «мистер» вместо обычного «этот самый…» [3281]3281
  N.M.Shamuyarira, «Crisis in Rhodesia» (New York, 1966), 33.


[Закрыть]Казалось, появилась реальная надежда на то, что Веленски называл «партнерством между африканцем и его европейским хозяином» [3282]3282
  Franklin, «Unholy Wedlock», 82.


[Закрыть]. Первые несколько лет существования Федерация Родезии и Ньясаленда действительно стали «золотым веком участия» [3283]3283
  Т.О.Ranger (ред.), «Aspects of Central African History» (1968), 238.


[Закрыть].

Золото превратилось в пыль после 1956 г., когда обвалился рынок меди. Многие африканцы потеряли работу, а вместе с ней -и свои дома. По мере того, как упали реальные заработки и поднялась стоимость жизни, увеличилось количество забастовок, беспорядков и волнений. Власти предпринимали срочные меры, проводили массовые аресты. Пока африканские рабочие тратили треть доходов на транспорт, высокая стоимость проезда в автобусах в Солсбери привела к бойкоту и насилию. Молодых женщин, которые проигнорировали бойкот, изнасиловали.

Недовольство было сильнее в сельской местности, где сохранялся ряд обязательных мер – например, выбраковка скота. Это привело к тому, что «значительное количество более богатых крестьян примкнуло к националистической политике» [3284]3284
  L.Phimister, «Rethinking the Reserves: Southern Rhodesia's Land Husbandry Act Reviewed», JSAS, 19 (июнь 1993 г.), 239.


[Закрыть].

Одновременно проживающие в городах африканцы озлобились, когда изменения в условиях владения землей лишили их общих прав на ресурсы. Гарфилд Тодд никогда не уходил от принуждения и использования силы для подавления. Он не только устранял проблемы с рабочими при помощи силы, но и в годы, когда проповедовал и учил, рекомендовал христианство чернокожим и ради самого христианства, и «потому что оно делает людей более послушными и сговорчивыми при управлении ими» [3285]3285
  Nkomo, «The Story of My Life» (1984), 53.


[Закрыть]. (Он также бил палкой по ягодицам непокорных учениц). Однако теперь премьер пытался немного умерить негодование африканцев небольшим расширением права голоса. Великобритания это одобрила, как и другие либеральные инициативы вроде улучшения образования чернокожих. Но им не доверяли белые жители Родезии, которые выгнали Тодда в 1958 г., предпочтя сэра Эдгара Уайтхеда – одинокого, любящего выпить эксцентрика, умного, но почти слепого и глухого, который по слухам (не соответствующим действительности) приглашал быка в свою гостиную.

Однако Веленски, федеральный премьер-министр, пытался убедить правительство «тори» в Лондоне дать Федерации Родезии и Ньясаленда статус доминиона на основании увеличившегося черного представительства. При этом лейбористская оппозиция теперь поддерживала лозунг «Никакой независимости до правления большинства» [3286]3286
  J.R.TWood, «The Welensky Papers» (Durban, 1983), 535.


[Закрыть].

К северу и югу от Замбези националистическая оппозиция выкристаллизовалась вокруг демократического принципа. В Солсбери ее возглавлял Джошуа Нкомо, в Лусаке – Кеннет Каунда, а в Ньясаленде – Гастингс Банда. Последний вернулся домой в 1958 г. после работы врачом в Англии на протяжении такого долгого времени, что почти забыл родной язык. Но его приветствовали, как «нашего махатму, нашего мессию, нашего Спасителя» [3287]3287
  R.Welensky, «Welensky's 4 000 Days» (1964), 98.


[Закрыть]. Его переведенные речи, экстравагантное ораторство, предназначенное для толпы и направленное против «глупой и дьявольской Федерации» [3288]3288
  P.Short, «Banda» (1974), 104.


[Закрыть], вызывало дикий энтузиазм. Банда произносил речи, надев фетровую шляпу и костюм-тройку.

Беспорядки распространялись, как пожар по вельду. Сопротивление Федерации Родезии и Ньясаленда всегда было более яростным на двух северных территориях. Теперь же Ньясаленд, как казалось, находится на грани восстания. Более того, ходили слухи, что Банда планирует отравить восемь тысяч белых, проживающих в стране, при помощи сорока тонн мышьяка.

Про организацию Каунды говорили, что она напоминает банду из Чикаго, известную, как «Убийство Инкорпорейтед». В начале 1959 г. на всех трех территориях было объявлено чрезвычайное положение. Лидеров чернокожих арестовали, включая Каунду и Банду (которого отправили в Южную Родезию в пижаме). Нкомо (а он, как обычно, находился за границей) не арестовали, в отличие от сотен поддерживающих этих лидеров людей.

Националистические партии были запрещены. Войска помогали подавить последовавшие беспорядки. Пятьдесят участников демонстрации убили после задержания Банды и его помощников. Операция имела кодовое название «Восход солнца» – словно ответный укол обещанному лидером восходу свободы (квача). Белые на юге угрожали «все сделать сами» [3289]3289
  Wood, «Welensky Papers», 663.


[Закрыть], и Уайтхед принял ряд мер, дав своему правительству диктаторскую власть и ужасающе урезав свободу слова и собраний. В конце концов, сэр Роберт Тредголд, главный федеральный судья, подал в отставку, выразив протест и утверждая: несмотря на прекрасный ум, Уайтхед страдает от «умственной близорукости». Его законодательство перечеркнуло положения Декларации прав человека одно за другим, создавалось «полицейское государство» [3290]3290
  R.C.Tredgold, «The Rhodesia That Was My Life» (1968), 227, 229 и 230.


[Закрыть]. По крайней мере, одна газета белых согласилась с этим, заявляя: новые законы означают тоталитарную Родезию [3291]3291
  «Rhodesia Herald» за 27 октября 1960 г.


[Закрыть]. Англиканский архиепископ нашел в них эхо гитлеровского режима.

Хотя Уайтхед мог таким образом сдерживать чернокожих националистов на юге, сопротивление белому правлению усилилось на северных территориях. Когда губернатор Ньясаленда сэр Роберт Армитедж надеялся, что заключение Банды в Гвело обеспечит политическое затишье на два года, «Гардиан» ответила: «В таком случае вполне можно просить Замбези прекратить течь на два года» [3292]3292
  C.Sanger, «Central African Emergency» (1960), 262 и 286.


[Закрыть].

Наблюдалось смятение и в Лондоне, где Леннокс-Бойд считал: крутые меры в Ньясаленде привели к заговору с целью устроить бойню белых. В тщетной попытке навести порядок и успокоить людей британское правительство назначило комиссию для расследования чрезвычайного положения. Ее возглавил лорд Девлин. В дальнейшем Макмиллан оспаривал выбор этого судьи высокого суда и спрашивал: «Разве он не является ирландцем, отошедшим от церкви, некогда исповедовавшим католичество, а также калекой?» [3293]3293
  Lapping, «End of Empire», 482.


[Закрыть]Конечно, Девлин представил отчет, который премьер-министру было неприятно читать, хотя там и одобрялись действия вместо сложения полномочий в Ньясаленде. В нем отвергался «заговор с целью убийства», как удобная «обложка» для рассказа, придуманного в оправдание репрессий. Отчет подтверждал: службы безопасности обычно запугивали, били и другими способами демонстрировали плохое отношение к африканцам. Сожжение домов и другие коллективные наказания, налагавшиеся по веским административным причинам, по словам колониального правительства, считались прямым нарушением закона. В отчете делался ужасающий вывод о том, что «Ньясаленд – это полицейское государство (несомненно, временное), где для любого человека небезопасно выражать одобрение политики партии Конгресса» [3294]3294
  «The Times» за 24 июля 1959 г.


[Закрыть].

Летом 1959 г. британские министры провели срочное обсуждение вопроса о том, как «события в Ньясаленде можно сравнить с восстанием «мау-мау» или, что поразительно, с восстанием сипаев в Индии» [3295]3295
  J.Darwin, «The Central African Emergency, 1959», JICH, 21 (сентябрь 1993 г.), 230.


[Закрыть]. В итоге они отвергли отчет Девлина.

Макмиллан поздравил свой «мужественный кабинет» [3296]3296
  Home, «Macmillan», II, 182.


[Закрыть], а Аневрин Беван осудил «отвратительный и подлый Парламент». Веленски тоже отверг Девлина, обвинив его в сильной враждебности к Федерации Родезии и Ньясаленда. Один журналист сравнил Веленски с римским губернатором Светонием, отказавшимся принять вердикт комиссии Нерона, которая нашла, что Британия понесла достаточно наказаний после восстания Боадикки.

Несомненно, Девлин мобилизовал боевой дух Веленски, но, что еще важнее, он склонил Макмиллана к политике умиротворения в Африке. Макмиллан оценил вес враждебности чернокожих к Федерации Родезии и Ньясаленда. Он опасался, что северные территории могут стать кровавым британским Алжиром. Премьер признавал, что южные поселенцы обдумывают «чаепитие в Солсбери», включающее скорее отделение, чем объединение.

Трудности Макмиллана еще больше осложнялись тем, что он был обязан и поддерживать Федерацию Родезии и Ньясаленда в качестве многорасового партнерства, и двигаться к самоуправлению в Северной Родезии и Ньясаленде как можно быстрее [3297]3297
  «The Times» за 29 и 22 июля 1959 г.


[Закрыть].

Имелись и внешние осложнения – например, скандал с Маргарет Редклифф Холл. Чтобы сбежать из этого лабиринта, премьер-министр придумал еще одну комиссию. Ее возглавил учтивый и подчеркнуто вежливый придворный, лорд Монктон, известный по прозвищу «Банка с маслом». Задачей комиссии было дать совет относительно будущего Федерации.

У Веленски возникли серьезные подозрения, он всеми силами боролся с комиссией. Это же делали и поселенцы, которые окрестили ее «Обезьяньей комиссией», посоветовав ей отправляться ко всем чертям [3298]3298
  Franklin, «Unholy Wedlock», 155.


[Закрыть]. Их беспокоила речь Макмиллана о «ветре перемен», злило решительное намерение Айана Маклауда добиться «конституционных шагов вперед» в Ньясаленде. А это намерение усилилось, когда он открывал Выставку Содружества в Лидсе, где демонстранты размахивали плакатами: «Смело выступайте против Веленски», «Нет тюрьме без суда!» и «Держите слово, данное Африке» [3299]3299
  «The Times» за 8 января 1960 г.


[Закрыть].