Текст книги "Булава скифского царя"

Автор книги: Пётр Волкодав

Пётр Волкодав
БУЛАВА СКИФСКОГО ЦАРЯ

Льву Николаевичу Гумилёву и посвящает автор первую книгу романа, книгу о скифах, овеянных славой легенд и былин – степных богатырях – наших предках. Извините, что Степан, присутствует не во всех главах, но я и преследовал цель: Главные герои – Все персонажи!

* * *

 
  Позови меня в даль,
  За кордон, или дальше
  Где меня будет ждать
  Незнакомый рассвет…
 

 
  Патагонская пыль,
  Гималайские травы…
  Будут долго хранить
  Мой
  Затерянный след.
 
 
  Где-то, в далёком краю
  Я,
  Своё счастье найду, и
  Печальную песню о доме,
  Которого нет у меня,
  на Родимой Земле,
  на которой,
  я хозяином не был
  ни дня.
  О потерянном и обретённом,
  О вчерашнем и завтрашнем дне,
  О народе, отставшем от счастья
  На замученном красном коне…
 
 
  Эх – раз, да ещё раз,
  Да ещё много-много раз…
 

С. Ротарь.

Пролог

Тьму ночи рассекал свет фар. Дорога на Тирасполь пустынна и темна как сегодняшняя августовская ночь. Ни одной встречной и попутной машины, ни одного забредшего из невесть откудова путника, – никого, никого – глухая и молчаливая и полная звёзд – ночь. Довольно странно, ведь трасса-то всегда оживлённая и запруженная авто, сейчас – пустынна и безжизненна. Странно…

Изредка дальний свет выхватывает жёлтовато-выгоревшую диском слепящего, разделительную полосу; верстовые столбы трассы Одесса-Тирасполь и редкие предупредительные знаки. Полотно дороги убегает и, – торопится, стремясь в незримую и вечно-бесконечную даль будущего.

Дорога струится, рисуя, – словно на начатом полотне холста штрихи и кривые черновиков будущего творения художника и мастера. Ей – дороге, – нет, и не будет конца – никогда-никогда.

Трещины старого с заметными залысинами и местами вспученного временами покрытия бьют по глазам морщинами старости, а сухой ковыль на обочине стелется волнами, будто на море, – будоражит душу и навевает прошлое, а его – прошлое никак не отринешь, – никак и не выплеснешь из себя. Не получается. Никак!

Мы – в настоящем, уже несмутном времени, на многострадальной земле Приднестровье, а в десятке километров колыхается Днестровская осока.

Тира – так называли Днестр, живущие на её берегах: греки фракийцы, скифы, словены и другие народы. Немало за свой долгий век повидала эта река, немало унесла она вод с тех незапамятных времён. Река, разделявшая земли и народы, тихо струится и по сей день, как в те былинные времена, а – разграбленные неупокоенные захоронения наших отцов – скифов, – курганы Приднестровья молчат.

Молчат и те, которые – нетронуты, слава Папаю и – не найдены пока и, не исследованы археологами и, далеко не раскрыли всех своих загадок и тайн.

Именно здесь, в Приднестровье – один из горячих перекрёстков жизни античной Европы.

На пустынной ночной дороге новенькая «лада». Колёса монотонно проглатывают километры шоссе, а перекрёстка всё нет и нет. Повороты, изгибы, трещины дорожного полотна и, странное напряжённое молчание. В салоне авто двое мужчин: отец и сын. Изредка натянутую ситуацию молчания нарушает визг тормозов.

Костя выжимает из машины всё, на что она способна, не зная, зачем и почему, напряжённо вглядываясь в ночь. Стрелка спидометра редко падает ниже цифры 175. Он искренне удивлён и ошарашен происходящим, но старается не подавать виду. Костя не следит за асфальтовой лентой, а часто и незаметно пощипывает себя за ногу и чувствует, – происходящее не сон – рядом с ним, на соседнем сидении – отец. Он пока не знает что предпринять.

Стоит завести беседу и мираж исчезнет, канув в реальность; снова окажешься в квартире, а молчать и искоса наблюдать за пассажиром, тоже нет мочи. Костя давно не чувствовал такого напряжения и растерянности, не знает, что предпринять. Ситуация – фантастический сон и непредсказуемо развивающийся сюжет. Бывают такие ситуации у всех у нас, когда мы не знаем что предпринять. А время – идёт и идёт, подгоняя ладу.

«Куда мы едем?» – опять таки непонятно Косте. – «И, зачем?» – Вопрос зависает и пока остаётся без ответа.

Человек, находящийся рядом, молчалив и спокоен. Он – всматривается в дорогу и не реагирует ни на что. Зовут его – Степан, он – Костин отец как вы уже догадались. Степан – человек, которого вот уже более пяти лет причислили к погибшим и считают легендой. О нём говорят и пишут, слагают и придумывают небылицы, считают героем, но для Кости он самый обыкновенный человек.

А всё то началось, после того, как во время начала апокалипсиса, Степан вошёл в пирамиду Исиды-Хуфу в Гизе… Это было пять лет назад.

Толком объяснить произошедшее явление, учёные так и не сумели, а Степан, – Степан с тех пор исчез. Поиски внутри пирамиды не принесли результатов. И вот он рядом – необыкновенный для всех, но не для Кости. Таковым, во всяком случае, обыкновенным он считал отца до тех событий. Но сейчас главное иное, – они рядом как раньше – рядом!

Костя опустил боковое стекло и, дрожащими пальцами вынул из пачки сигарету. Зажигалка дрогнула, выдав напряжение. Авто вильнуло по трассе, противно взвизгнув тормозами. Костя выровнял машину и бросил короткий взгляд на отца.

Молчание тяготило всё больше и больше. Заструился дымок сигареты и принёс некоторое успокоение. Костя никак не может решиться, боясь – стоит заговорить и, «мираж исчезнет» – он снова окажется в своей квартире, а отец пропадёт и, теперь уже – навсегда.

Колёса нескончаемо вращаются, проглатывая километры дороги, а перекрёстка всё нет. Нет и слов в кабине авто. А дороге всё равно. У неё нет ни начала, ни конца и ничего тут не поделаешь. Дорога! Она – бесконечна, как и наша жизнь. Она, то и дело петляет по сторонам жизни, замысловатыми кривыми, иногда выходя на «прямую», но, не находя своей опоры – путника, теряется в надеждах и томится в ожидании, в ожидании хотя бы одного путника. Такова её доля и предназначение – ждать. Она, не вращая веретено бытия, накладывает свою сеть нитей на мироздание и, оплетая своей паутиной вселенную и галактики, в том числе нашу звезду по имени Солнце, Твою и Мою планету читатель, и нас всех, самых обыкновенных и тех, кто считает себя необыкновенными людьми.

Из порогов горных хижин и крытых соломой и камышом крыш она идёт серпантинами троп, незаметно для нас, переходя в сухопутные, водные и воздушные пути. Шоссе переходит в переулки и улицы, проспекты и майданы, не застревая и, не останавливая свой путь у взлётных полос аэропортов и космодромов и, тонкими мириадами нитей-струн уходит к далёким звёздам, чтобы снова вернуться, чтобы снова вернуться домой. И, всегда, всегда на ее перекрёстках кипит и волнуется непридуманная в своей реальности – жизнь. Так было и будет и, не дано нам изменить и, ничего не зависит от нас, ничего… Кто это сказал? Неужели ты – Дорога?

Спутник водителя неожиданно положил свою руку на плечо Кости: – Останови здесь сын, мы приехали.

– Аа? – Слова застряли. Костя, встрепенулся и резко вдавил педаль тормоза. Двигатель чихнул – машину потащило в кювет, но Костя справился с ситуацией. Ладу отбросило вправо – шины протёрли чёрный след и, лада застыла у обочины.

Степан снова нарушил молчание и спокойно повторил: – Мы приехали, сын.

– Ты… – у опешившего Кости перехватило дыхание.

– Батя… Ты?! Я. – Он, не веря себе, прислонился к отцу и почувствовал тепло, как в детстве.

Степан обнял сына, улыбнулся и в шутку, как раньше, ударил ладонью в плёчо: – Я, я сынок, а ты думал, что призрак? Привет, как ты, как мама, жена?

– Я? – Костя от неожиданности резко подскочил и ударился головой о боковую верхнюю ручку. Мираж не исчез и не испарился. Реальность стала ощутимой; почесав шишку на темени, он открыл дверь и вышел вслед за отцом. К шуму в голове добавился оглушающий запах полевых трав, – лёгкий с прохладцей ветерок и одинокая песнь сверчка.

Сверчок вёл, такт за тактом, свою августовскую рапсодию, а чистый небосвод, трепеща мерцанием спелых и местами недозрелых звёзд, казалось, согнулся и стал ближе к Земле. Казалось – ночное небо с краюхой луны, хочет припасть к седому, ещё нестарому человеку, сидящему у обочины и заговорщически улыбающемуся своему сыну. Костя снова почесал затылок, постоял и направился к отцу. Ни слова не говоря, прикурил и протянул сигарету. Степан жадно затянулся и тут же зашёлся кашлем, а потом – смехом. Он притушил сигарету, растерев её сапожком, и поднялся. Только сейчас Костя обратил внимание на одежду отца. Она не соответствовала ни современной моде, ни – времени… – Где мы? Что происходит, во шо ты одет, батя? – Костя, осмелев, пощупал рубаху отца. Рубаха без ворота, с разрезом на груди и шнуровкой, а внизу с треугольным удлинением впереди. Штаны и вовсе удивили: из тонкой, хорошо выделанной кожи; штанины заправлены в изящные кожаные сапожки и выше щиколоток перевязаны тесьмой.

– Вот, наконец-то у меня получилось, – несколько напряжённо сказал Степан и обнял Костю. На этот раз сын не растерялся: – А ты похудел батя.

– Да и ты сын спустил жирок, – Степан хохотнул. – Нет, я не то говорю. – Он заглянул в глаза сыну… Костя замигал и отвёл взгляд.

– Батя, а тебе идёт короткая борода. У, у тебя все волосы белые, как у старика. Я, – Степан перебил сына: – Потом. Поздравляю с днём рождения, сынок! Это тебе. – Костя оторопел – Что это, отец? – Степан вынул из-за пазухи небольшой мешочек. – Это подарок тебе, дома рассмотришь, а сейчас поехали. У меня очень мало времени, извини сын. Завтра тяжёлый день. Фат, сынок.

– Какаой фат, батя?

– Потом узнаешь… река – Фат. Сейчас – разволновался Степан – Фат это река – Большая Лаба – приток р. Кубани, где родился мой прадед – казак. Как ты, Кость?

– Я… Отец? Я ничего не понимаю. Объясни пап?

Степан неуклюже обнял сына и прошептал: – Потом поговорим сынок. Как долго я ждал, о господи, но… – К удивлению сына он обошёл машину и молча сел за руль.

Лада послушно завелась, съехала с трассы в кювет и, вминая сухую тысчелетнюю траву, уверенно пошла к выделяющемуся в ночном августовском небе, кургану. Ее швыряло вправо-влево; в какое-то мгновенье Косте показалось – вот-вот оторвётся переднее колесо, но ничего подобного не происходило. Травы, расступались и обдавали пьянящим дурманом остывающей от дневного зноя степи. По левой стороне осталось несколько деревьев – малый оазис. Водитель остановил машину и осмотрелся, а затем сдал назад – к «оазису».

– Мы приехали, это – здесь. – Костя с удивлением, смешанным с восхищением, глядел на отца.

– Ты, бать…я думал мы перевернёмся. Во – фигня. Одни ямы и кочки, мля…

Степан, недоумевая, обернулся: – Какие кочки мля, о чём ты? – а затем громко захохотал. – Кочки говоришь сын, ха-ха-ха… – Не удержался и Костя, и брызнул казачьим – гы-гы, а сверчок ненадолго умолк.

Пламя костра плясало, причудливо отбрасывая тени, казалось – в мире ничего больше нет, кроме трещащих в огне веток и сучьев, но так не бывает. В мире всегда кто-нибудь да есть. Всегда. Костя, не переставая удивляться происходящему, открыл багажник, – достал пару раскладных стульев и, пошёл к костру. Когда закипела вода, он снял с таганка котелок и всыпал краснодарского чаю, не позабыв подкинуть листы чёрной смородины. Пока заваривался чай, подбросил пару толстых веток. Костёр весело затрещал и разгорелся с новой силой, выбрасывая вверх тающие угольки и искры. Они поднимались в высь, кружась в замысловатом танце и, растворялись в ночи. Отца всё ещё не было… Десять минут прошло как отец – легенда мира – ушёл в сторону кургана и пообещал скоро вернуться. Костя беспокойно осмотрелся, напряжённо вглядываясь в темень…

– Тир-тир-тр-тр-тир-тр-тр, – начали спорить сверчки.

– Уах-ах-ух, – отозвался филин.

И ветер не смог удержаться:

– Вфи-фи-и-и-й.

– Т-ш-шш-ш-ссссс, – ответили травы, а акации «оазиса» вздохнули кроной: их листва дрогнула и качнулась. Любопытная ночная пичужка вытянула шею в сторону костра и затихла.

– Ба-тя! – позвал Костя. – Батя, я заварил чай. Где ты!? – Костя повысил голос до крика и, не дождавшись ответа, включил фонарь… Ящерица, блеснув фосфоресцирующими глазами, скрылась в траве. Он снова позвал отца, ответа не последовало. Не получив ответа, пошёл по следам…

Небо, подсказывая дорогу, слепило чистотой и пригоршнями тихих, нарисованных звёзд. Одна из них улыбнулась: – Иди, отец ждёт тебя, – прошептала она Косте. Ковыль показывал направление, а Костя, как в машине начал сходить с ума. Чуть заметные следы в примятой траве вели в направлении кургана. Напряжённость спала, – он почувствовал себя уверенней, чем за рулём. В голове – рой вопросов к отцу. Костя запомнил их и повторял про себя, чтобы не забыть. Но, самый главный из них не давал покоя.

Что же происходит, что?

В кармане лёгкой ветровки Костя ощупывал подарок отца, теряясь в догадках. Внезапно он остановился и непроизвольно посмотрел вверх, не успев удивиться: – взрезая небосвод, начали тихо падать «леониды». Метеоры, оставляя за собой длинные световые линии, расчерчивали ночное небо и гасли. Сейчас, в этот год, их было особенно много. В прошлые года, Костя специально выходил ночью на двор, но почему-то за эти пять лет такого звездопада как сегодня, не случалось.

«Звёзды всегда падают в августе» – вспомнил он слова отца и в этот момент отчётливо увидел треугольник кургана и одинокую фигуру. Над рукотворным холмом склонилась в поклоне луна и, Костя с удивлением заметил – небо притихло и стало ярче, освещая его отца. Степан, недвижный как сфинкс, сидел на коленях, опустив голову.

– Отец, батя, – еле слышно позвал его сын. Плечи Степана вздрогнули; звёзды стали ещё ярче, и, казалось, – улыбнулась луна.

– Сынок, ты заварил чай?

– Да – всё готово. Чо с тобой происходит?

– Всё нормально сынок, идём к костру.

– Отец.

– Слушаю тебя.

– Я. Мы ждём тебя. Мама вся извелась. Где ты был всё это время? У меня расспрашивают о тебе; хотели в доме открыть музей. Я не разрешил. Твои фото во всех школах и… – Степан перебил сына: – Я ведь просил, чтобы из меня не делали сверхсущество. Люди не изменились.

– Нет, батя, изменились. Мы все изменились. С того дня… Когда ты вернёшься? Дочь пытается нарисовать твоё лицо; ей снятся странные сны и… ещё… Бать, я взломал код доступа на твоём компе! – выпалил скороговоркой Костя и зажал рот. Степан резко вскочил, расплескав чай.

– ЧТО!? Что ты увидел там?

– Совсем малость бать, начался пожар. Информация утеряна, за исключением…. Совсем малость. Извини, батя, Атлантида… Больше ничего. Извини… – Степан сжал губы и вздрогнул, а потом вытер холодную испарину.

– Странно, как ты мог догадаться. Странно, ведь код знал только я…

– Просто. – Костя облегчённо вздохнул и улыбнулся. – Мы покопались с Димкой, моим товарищем и пришли к интересному выводу. Разгадка находится в твоём офисе на улице Живописной, – да!. Аналитики из Центра Информации помогали нам. Две картинки над твоим столом, помнишь? На одной – лунная дорожка моря в том месте, где находится лавочка, где ночью купались мы… ну, помнишь пап, у кафе «Ивы», где лестница бежит каскадами к морю… да, да! А на второй репродукции – «Степь» Куинджи. Мы здорово удивились, когда открылась программа и пошла информация, а потом, а потом начались сбои: экран погас и, всё загорелось. Мы передали данные в институт гидрографии и геологии морского дна. Нам не поверили, но находившееся в том районе исследовательское судно «Хэнкок», отсканировало дно. Под донными наслоениями и выходами вулканического туфа обнаружили развалины каменных строений, по своим размерам превышающие храмовые комплексы Гизы, Карнака, Мексики и Венесуелы… Ты ошибся всего на два градуса по долготе. Но не компьютер о том сказал, а твои архивы, – Костя возбуждённо продолжил, – ты, использовал «Птиц Наска». Ты пошёл не так как другие.

– Ладно, будет о том. – Степан вздрогнул от слов. Костя, однако, не унялся. Он с торжеством произнёс. – Отец, ты додумался до простой вещи. Наложил сеть рисунков пустыни «Наска» на меридианы и параллели планеты. Но как ты нашёл базовую отправную точку? Я, ведь и консультировался с Андреем Скляровым.

– Ерунда. – Степан резко поднялся. Скинув рубаху, подошёл ближе к костру. – Какой же я дурак, о господи, – возбуждённо заговорил он, – зачем нужно было оставлять следы и автографы там, в той долбанной Атлантиде. – Он, вдруг оборвал самого себя и замолчал. Огонь осветил медно-бронзовый торс. Костя вздрогнул, – по его спине пробежала холодная волна мурашек.

– Господи, да на тебе нет живого места, где ты так? Одни шрамы, а что за борозды на груди?

– А, – Степан спохватился, но было поздно. Сын, как не хотелось, всё увидел.

– Ерунда, сынок… Мишка поцарапал, – отшутился Степан и протянул к костру ладони.

– Отец, мы ведь были ТАМ, с мамой, в той пирамиде. Первыми, после тебя туда проникли учёные, ах – сколько там промучились, чтобы открыть вход… Мы прошли по тому пути, что и ты, а потом, – через месяц, из коридора пирамиды был врезан проход в тоннель. Учёные обалдели от увиденного. А мама – плакала… Все девять ярусов и пустоты исследованы. Кто бы мог подумать, что под пирамидой, столько пресной воды. Обследованы аквалангистами и все лабиринты и тоннели между пирамидами. Учёные рассчитывали найти информацию о працивилизации, но так ничего и не обнаружили. А на девятом ярусе! Мы были там с мамой и Леной. – Костя чуть не задохнулся от волнения. – Нашли всё твоё снаряжение: – оборванный скальный шлямбурный крюк с верёвкой, ласты, титановый лук, даже следы твоей крови, а наверху – на девятом ярусе! – оплавленные камни той комнаты. Оплавились даже металлические дверцы вентиляционных отверстий шахт, ведущих в «комнату царицы». Там не смогло бы выжить ни одно живое существо. Да, да, да! Мы, все, слышишь, ВСЕ видели, как Землю опоясала радуга и, как.

– Не о том мы говорим. – Степан подошёл и обнял дрожащего сына. – Скажи мне вот что сын, – сменил он тему. – Как вы назвали внучку?

– Настя.

– Хорошее имя, мне нравится. Костя, ответь мне ещё на один вопрос… Володя-архитектор – жив?

Сын вздрогнул.

– Отец, тот о котором говоришь ты – Владимир Иванович – погиб. Я ведь принимал участие в его проекте. Завтра открытие «Глобуса», а в том сражении, о котором ты предупреждал, он положил больше полутысячи «их», а потом у него сломался меч. Он.. – Костя сдавленно замолчал, а Степан с горечью сплюнул: – Продолжай сынок.

– Володя нарушил всю тактику и стратегию ведения боевых действий, может быть, поэтому мы и победили. Странно то, что назвал себя царём Меотиды.

– Чтттооо!? – вскричал Степан.

– Да, пап… он поправил пояс и закричал… Мы так и не узнали, почему и зачем он так сказал… а потом он проорал. За… Мы не расслышали всех слов., но потом: «Я – царь Меотиды – Ассей»! А потом, если бы ты видел пап… Теперь, там, у «каменных могил» – Мемориал. Почти 150000 – «ИХ» и НАС. В живых осталось восемьсот шестьдесят два. Остальные – там…. За четыре с половиной часа боя… там был настоящий ад. Каждый из участников той битвы отдавал всего себя, чтобы подарить товарищам одно движение меча или один вздох. За Владимиром Ивановичем тогда пошла вся наша армия, хотя он не был командующим; им был Джон из Сенегала. Странно, Володя назвал его «Зиме»! и вот что – из всех наших воинов, в одинаковых доспехах, их было двое – он и сенегалец. А самое, странное; – они, словно знали друг-друга. У них было что-то общее. Джон теперь пишет музыку, а я… Я не прошёл отбора, ты ведь знаешь отец, мне приходилось бывать в «горячих точках», но ТУДА попали далеко не все чемпионы планеты по единоборствам и офицеры спецподразделений. В такой каше знание единоборств далеко не решает все вопросы. Володя один проломил все линии обороны. Он шёл, словно не человек, – Костя осёкся и посмотрел на отца, – а робот, а за ним шла дорога, устланная телами врагов. Это потом мы поняли, кто ОН… Некоторые из историков говорят, что так вели свои армии скифские цари.

У Степана хрустнули суставы пальцев. Он через силу улыбнулся.

– Не будем об этом, не надо.

– Что с тобой, отец, снова – сердце? – разволновался Костя.

– Нет. С ним всё в порядке. Кстати, ты знаешь, что этот курган – скифский, я расскажу тебе о них. Скифы стоят того, хотя и оболганы историками. Когда их царь говорил: «Мой народ», – то и было так. Он отвечал за свой народ и во времена невзгод поднимал меч и вёл своё войско, и, всегда, всегда – впереди. Скифов считали лучшими воинами Евразии. Первыми они выковали железные мечи и изготовили луки, которым нет аналогов, построили свои стоунхенджи; производили нейрохирургические операции. Их не смогли обойти молчанием библейские пророки и все античные историки и мыслители.

Степан умолк, а Косте показалось, что у звёзд выросли уши, а сверчки, умолкнув, завершили свой спор вничью. Он слабо возразил: – Но, батя, ведь скифы исчезли с исторической сцены.

– Нет, сын. Они не исчезали – никогда. Не слушай побасенок потерявшихся историков и… Об одном из последних царей того времени я расскажу тебе сын. Звали его…

* * *

У кухонного стола стояли встревоженная мать и жена: – Да проснись же, наконец, сынок. Что с тобой происходит Костя? Телефон разрывается, звонят из «Глобуса».

– Шо, – Костя насилу открыл глаза и с трудом поднял голову. Она раскалывалась после вчерашнего.

– Што случилось мам?

– Сынок, ты напугал нас всех: кричал во сне и всю ночь с кем-то разговаривал.

Костя потёр затылок и нижние веки. На столе пустая бутылка «Арарата», недопитый стакан и огрызок яблока. Но не они привлекли его внимание, а небольшой кожаный мешочек, перевязанный вверху тесьмой. Размером он был не более кисета для табака. Костя всё вспомнил и вскочил.

– Где отец!? – закричал он на всю квартиру. На его крик прибежала босая и испуганная Настя.

– Папка, со с тобой, сиво ты клисял? – Костя обнял дочь и посадил на колени. Она успокоилась, но повторила: – Со слу-силось, пап?

Слова прозвучали как гром в ясную погоду. – Отец вернётся, мам, – скоро вернётся! – У Веры Ивановны – его матери тотчас выступили слёзы, а испуганная Лена тихо попросила: – Костечка не надо, пожалуйста. Разве нам мало Настиных снов. – Муж, не отвечая на вопрос, развязал узел на «кисете». На стол выпал обработанный, сферической формы, чёрный, как смоль, камень. В диаметре камень не превышал пяти сантиметров. По оси просверлено отверстие, а по линии «экватора», равномерно, находились четыре сферические выступа.

– Что это, сынок? – удивилась Вера, но камень взяла.

– Мам, этот камень подарил мне отец ко дню рождения.

Настя заинтересовалась блестящим камушком, а Лена не заставила долго ждать: – Я видела такой в нашем музее. Это булава, символ власти. Такие штуки носили цари и владыки племен. Костя ты что, обокрал музей?

Вере едва не стало плохо: – Сынок, что всё это значит?

– Мама, я ничего и никого не обворовывал. Это подарок отца. Эту булаву носил правнук знаменитого скифского царя Атея, царь всех сколотов, а звали его – Зиммелих. Отец мне рассказывал о нём. Я видел батю! – с жаром вскричал Костя, встав.

– Но, – слабо возразила Вера, – твой отец погиб, пять лет прошло. Сыночек ты всю ночь был здесь. Скажи мне правду.

Настя заёрзала на коленях у отца: – Нет бабуска, мой дедуска сказал сто плилитит на звёздоцке, сколо. Исё он лассказывал сказку пло Ивана Салевися и селова волька.

Вера вопросительно посмотрела на невестку. Лена развела руками и отрицательно помотала головой.

– А ну марш умываться, а не то будет тебе и звёздочка, и серый волк. – Настя ловко спрыгнула с папиных колен и быстро ретировалась, показав язык.

– Какое-то сумасшествие у нас. – Вере не дали продолжить. В квартиру настойчиво позвонили.

– Мам, я открою – заторопилась Лена. Звонок не унимался. Лена поцеловала Костю, подмигнула Вере и пошла к входной двери.

В квартиру ворвался крайне возбуждённый Димка, Костин зам по строительству. Он прямо с порога закричал. – Константин Степаныч, Костя нам пора, через полчаса открытие Глобуса! Ё-моё, Кость, я звоню второй час. Почему не отвечаешь? Тёть Вер, шо с ним? – Костя выслушал излияния товарища и отрицательно покачал головой: – Нет, Дмитрий Андреевич, не могу. Дим, откроете «глобус» без меня.

– Как, – без тебя? – Дима растерялся. – Мы больше года работали. Телевизионщики уже ждут. Поехали.

– Не могу я, срочно нужно уехать. Вон, бери Настю, и открывайте напару.

– Куда ты и, именно сейчас? – растерялся Дима и подозрительно посмотрел на Костю.

– Дим, я в Приднестровье, к ночи вернусь.

Дима переглянулся с Верой Ивановной и Леной. Те пожали плечами, а Настя ему показала язык. – Костя, но ведь там будет куча народу, потом поедешь. У нас что, очередное срочное строительство в Приднестровье? Откуда такая срочность? Снова строительство?

Костя загадочно улыбнулся: – Нет, Димка, гораздо больше. Потом расскажу. Мне нужно убедиться… Я запомнил то место. – Дима растерянно пожал плечами.

….Когда все разошлись и разъехались, Вера взяла «камень» и поднесла ближе к глазам, чтобы лучше рассмотреть. Её словно ударило током, – она почувствовала, что сходит с ума. От камня и мешочка исходил запах, который она никогда и ни с чем бы не спутала. Так пахли руки Степана. Её ударил озноб. Вера, в волнении, допила чай, а затем, дрожащими пальцами набрала номер. На той стороне подняли трубку. – Старший научный сотрудник музея Горенко Лидия Ивановна. Я вас слушаю. – Вера назвала себя и в волнении спросила: – Лидия Ивановна, я могу с вами проконсультироваться?

– Я к вашим услугам Вера Михайловна. Что именно вас интересует? – Вера несколько успокоилась.

– Извините за столь странный вопрос. Скажите, пожалуйста, Лидия Ивановна, у вас из музея ничего не пропадало? Сын откуда-то притащил обработанный чёрный камень сферической формы и утверждает, что это булава внука скифского царя Атея, а звали его, дай бог памяти, Зиммелих.

– Гм, у нас всё на месте. О царе Атее я могу вам рассказать, но об том, как вы говорите – Зимелихе, мне ничего не известно. Вера Ивановна, а что ваш сын и историей заинтересовался? Если вы не шутите, приезжайте, необходимая аппаратура у нас имеется – время изготовления булавы можно установить с точностью до двадцати-сорока лет.

Лидии Ивановны долго не было. Вера тем временем просматривала, данную ей литературу о скифах.

«…это произошло в 339 г. до н. э. Армия македонского царя одноглазого Филлипа 2, отца Александра, встретилась где-то вблизи Дуная с армией скифов, которую возглавлял царь Атей. Произошла жестокая рубка, в которой скифы потерпели поражение; их девяностолетний царь – погиб…. Македонцы праздновали победу… Филлип 2… скифы не догадывались и, не могли знать, что скрывают щиты «фаланги» – изобретение Филлипа 2, но уже спустя….»

Вера увлеклась чтением и не заметила прихода Лидии Ивановны. Та внимательно смотрела на неё. Вера вздрогнула. – Ох, извините, я никогда не предполагала, что это… – всполошилась Вера.

– Ничего, не волнуйтесь, пожалуйста. Скажите мне Вера Ивановна вот что, – откуда у вашего сына такая информация? Я проверяла трижды. Булава изготовлена в 330–300 г. до р. Хр. Это самое интересное и загадочное время скифских царств. Подобных находок, – увы, у нас нет. Булава подлинная. Ошибка составляет не более 6-10 %. И ещё, кто этот самый – Зиммелих? Мне, как историку и археологу интересно. Извините, но Вы можете пригласить вашего сына? – Ответа она не дождалась. Вера медленно сползла со стула и потеряла сознание…

Водитель как мог, выдавливал из новенькой «лады» всё, на что она была способна. Дорога струилась и струилась, иногда петляя, казалось, ей не будет конца. Стрелка спидометра недвижно застыла на 200. Трещины дорожного полотна били по глазам, а сухой ковыль колыхался, словно волны феерии моря. Наконец, машина замедлила ход, взвизгнула тормозами и остановилась у обочины. Костя, не веря себе, открыл дверцу и вышел.

Метров за двести, вправо от дороги, «суховей» раскачивал ветви акаций и орехов, а правее – впереди – старый, поросший бурьяном курган. Костя вернулся в машину и взял видеокамеру. Почему-то дрожали пальцы.

У кургана находились люди, и стоял вертолёт. Костя, дрожа от нетерпения и волнения, направился туда. Сердце билось учащённо: – он находился на том самом месте, где был с отцом ночью. Костя растерянно шёл по нетронутой траве, непрестанно оглядываясь и ища следы машины. Их не было.

Археологи собрались и бурно обсуждали находку: – Откуда этот нож. Это слишком невероятно. Это подкинул какой-нибудь шутник.

– Добрый день.

– Привет, – без энтузиазма ответил пожилой учёный в кепке, нехотя обернувшись. – Костя – удивился руководитель раскопок.

– Да. – Костя заинтересованно посмотрел на найденный археологами нож и заметно побледнел. Обычный войсковой штык-нож, изготовленный из нержавеющей стали, с обломанным краем лезвия.

– Откуда? – спросил он, не церемонясь.

– Оттуда – хмыкнула девушка, а археологи продолжили обсуждать находку: – Ну не могли они Сергей Петрович в то время изготавливать ножи из нержавеющей стали, ещё и с пилой на верху лезвия. Его кто-то подбросил. – Старый археолог с сомнением покачал головой. – Вряд ли ребята. Нож находился под полуистлевшими золочёными доспехами.

– Можно посмотреть? – попросил Костя. Археолог, молча протянул ему остатки ножа. Костя стал белее мела. Он неестественно спокойным голосом произнёс: – Вы ведь не нашли в кургане костей, не правда ли, извините, как вас величать?

– Меня зовут Сергей Петрович, но откуда ты знаешь парень, о костях?

– Этот нож принадлежал моему отцу. Это мой нож – невозмутимо ответил Костя. Археологи переглянулись, пожимая плечами. Руководитель, тоже пожал плечами и подозрительно посмотрел на Костю: – Молодой человек, простите, но вы в своём уме?

– В своём – Сергей Петрович – нервно ответил Костя. А в моей правоте легко убедиться. На пиле ножа пятый зубчик сломан. Пожалуйста, поднимите съемку в Гизе, и вы убедитесь в моей правоте.

…В знойном мареве пустыни к сфинксу, в белом кимоно и рюкзачком шёл Степан… Археологи прильнули к расстеленному на земле, плёночному экрану монитора. Внезапно Степан остановился и, выругавшись, нагнулся. Из рюкзачка каким-то непостижимым образом выпал предмет. Степан ругнулся снова и поднял зачехлённый нож, а затем вынул из чехла и осмотрел. Археологи по губам догадались о лексике и хохотнули.

– Я помню слова твоего отца. И я и я – загомонили наперебой студенты.

– Погодите – попросил Костя. – Остановите кадр и дайте крупный план. – Археологи онемели, не веря увиденному. Костя положил найденный нож на изображение. Форма и линии совпали. На пиле ножа не хватало пятого зубчика. Косой излом соответствовал находке.

– Невероятно. – зашептал старый археолог, – но это ведь невозможно. Как твой отец мог оказаться там? – Костя задумчиво ответил: – Батя рассказывал, что этот курган насыпал последний царь всех скифов – Зиммелих, в 310 г до Христа, человеку, которого сочли погибшим. Звали его – голос Кости дрогнул. – Отец сказал, что этот человек называл себя «Скифом», а я теперь могу добавить от себя, и – «путником»…