Текст книги "Булава скифского царя"

Автор книги: Пётр Волкодав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

– О Табити, – воздел руки старик. – Богиня огня и нашего очага! Папае! – наш отец и защитник, Апи! – богиня земли и воды – после этих слов старика скифы стали на колени. Пред троицей верховных богов нельзя стоять. Боги могут разгневаться и наказать.

– Примите дар и освятите эту дорогу! – Старик замолчал, словно ожидая и, тут в курительнице забрезжил и вспыхнул огонёк: боги приняли дар и он, продолжил: – Будь благословенна дорога. Пусть по тебе ходят и ездят. Пусть на тебе и твоих перекрёстках без нужды не поднимают оружие и, на тебе, да не поднимет меч, брат на брата и свою сестру. – Старик закончил говорить и потушил огонёк, дабы струился дым. Тертей помог ему подняться. Старик потёр больное колено и поблагодарил воина: – Я слышал многое о тебе. Ты научил Зиммелиха искусству воина, участвовал во многих битвах, видел многое, чего не довелось мне. Я – каменотёс. Береги Зиммелиха.

– Старик, – грустно ответил Тертей. – Зиммелих мне, как сын. Я не умею так хорошо, как ты сказать. – Дорога – это жизнь. Мы, все, ходим по дорогам, которые маркируешь ты. Вся моя жизнь – конь, лук, копьё и меч. У тебя хорошие сыновья. Хорсил со временем станет хорошим воином, уж в этом я знаю толк.

– Тертее, – язвительно хохотнули двое скифов – гляди, от таких слов затупится твой меч.

– Ша! – Тертей мрачно обернулся к говорунам: – Следующая шутка станет последней для вас обоих, а ты старик, прощай, пусть Папай даст тебе тучные стада и убережёт от болезней – прощай, может, и свидимся ещё на одном из перекрёстков твоих дорог.

– Погоди, Тертее, – старик остановил бородача и зашептал ему, что-то. С каждым, словом брови у Тертея сдвигались и лицо, темнело.

– Ты не мог ошибиться? – спросил он. Каменотёс покачал головой.

– Нет.

– Спасибо старик, прощай. – Тертей подошёл к своему ученику. – Отойдём в сторону, я не хочу, чтобы нас услышали.

– Что тебе нашептал старик?

– Зиммелихе, вчера в сторону Торжища, как говорит старик, проехало более полусотни вооружённых до зубов и в доспехах, всадников. Их вёл царь Едугей. Ты ведь знаешь, Атонай подозревает его. Подданные Едугея на положении рабов, они уже не раз просили защиты у твоего отца. Сейчас он затеял что-то и мне это не нравится. Перед нашим отъездом исчезли двое охранников шатра царя. Их не нашли. Поиски ничего не дали. Не отправились ли они к твоему братцу – Едугею?

– Я не знал об этом. Может у Едугея иная цель? – спросил побледневший Зиммелих. – Как и у нас – найти Путника.

– Вряд ли. Я не всё сказал. Эти двое, кто хохотали – служили в одной десятке с теми, кто исчез. Я предлагаю тебе, вернутся. Пятьдесят, тяжеловооружённых всадников в мирное Торжище, для чего – войны ведь нет. Им нужен не тот, кого зовут «путник», нет. Для него хватит и пяти-шести наших воинов. Давай вернёмся.

– Нет Тертее, мы отправляемся в Торжище. Проследи на всяк за этими, двоими. По коням.

– Может я сейчас…их. – Тертей взялся за рукоять акинака.

– Нет, а если, ты ошибся и они – невиновны? Не торопи событий. По коням! – зычно вскричал Зиммелих.

Когда осела пыль, а всадники превратились в едва заметные точки, братья окружили Хорсила, не скрывая любопытства к столь дорогому подарку… На отделанных серебром ножнах, красовались змеи, а рукоять шестидесятисантиметрового меча украшала позолоченная голова грифона. Хорсил вынул его из ножен. Тускло блеснула сталь, натёртая тонким, едва заметным слоем жира. Несколько мелких зазубрин на лезвии сказали своё – это не парадное оружие скифской знати, а боевой меч.

– Некогда любоваться, – прервал сыновей старик – у нас много работы. Нужно установить ещё один «столб», а переночуем у реки, а завтра отправимся на север.

Солнце неумолимо шло к горизонту. Диск слепящего становился больше и багровел; лучи перестали испепелять и обжигать степь и путников. Наступал долгожданный вечер. Волы с удовольствием поедали сочную зелень. Не отставали от них и, уставшие за день, лошади. Старик развёл костёр и распорядился: – Хинис, сходи и настреляй рыбы, не забудь снять оперение со стрел и привяжи к ним верёвки потоньше. Ты – Сорок, съезди и забери курильницы, а ты, Хорсил нарежь тростника на стрелы и посмотри – есть ли змеи. Яд для наконечников не будет помехой. Шевелитесь, скоро будет темно. Я займусь костром и едой.

Первым вернулся торжествующий Хинис. Одна из пойманных щук, злобно щёлкала зубами.

– Поздно, дурёха. – развеселился старик. Он поочерёдно, каждую из шести рыбин опустил и вынул из кипящего казана. Сын быстро очистил рыб от чешуи.

– Хинис, двух, что поменьше, выпотроши и кинь с головами в котёл, остальных я обмажу глиной и запечём.

– А мне что делать? – раздался голос Хорсила. – Материал для стрел я заготовил, а гадюка здоровенная, яда хватит на десяток наконечников.

– Хорошо. Змею отпустил?

– Да, отец.

– Тогда проверь лошадей, привяжи их ближе к нам и принеси войлок. Спать будем у костра.

Из казана вкусно пахло. Хинис и Хорсил сняли с огня и наложили в блюдо куски мяса и поставили рядом с отцом. Он, словно не замечая, молчал, прислушиваясь к спору сверчков.

– Тревожно мне, Сорока долго нет. – сказал старик. Словно в ответ мыслям, раздался стук копыт.

– Отец, это его лошадь. – Старик успокоился. – Хуг. – выдохнул он и принялся делить мясо.

– Сорок, курильницы, забрал? – спросил он у подошедшего сына.

– Да… Отец, я хотел сказать…

– Потом, мясо стынет. Хинис налей всем вина. Сегодня был тяжёлый день.

Сыновья осушили «роги» и с нетерпением принялись за еду.

– Это вино с виноградников Ольвии. – торжественно объявил старик. – Почему ты не кушаешь, Сорок, ты не заболел?

– Нет – он поднялся. – Отец…

– Да говори, ты.

– На западе горел сигнальный костёр. За ним вспыхнули ещё два – на севере, а потом на юге. – Сорок не успел закончить, как все были на ногах…

– Почему ты сразу не сказал! – рассердился старик. – Костёр горел долго?

– Да, отец, долго – потому я и задержался. Что будем делать?

– Сейчас мы хорошо покушаем, а потом я скажу. Трапезничайте не спеша.

Ужинали молча, каждый думал о своём. Спор сверчков и серенады лягушек не воспринимались ни слухом, ни душой. Наступившая ночь и прохлада не принесла желанного отдыха и успокоения. Не может быть отдыха, когда в мире что-то изменилось и, изменилось не к лучшему. Сигнальный костёр выбил из колеи спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Еда не лезла в рот; сыновья то и дело переглядывались, а старик спокойно и неторопливо пережёвывал мясо и запивал горячей «сюрпой». Казалось, его ничего не интересует кроме еды. Но это было не так. Без всяких компьютеров и математических выкладок он решал сложнейшую многоуровневую задачу. Через тысячелетия он усмехается поэтам и учителям нобелевских лауреатов. Из множества решений теории «относительности» и «приемлемости» не проявляется суть. Никак! Она в другом – в выборе пути. И пусть это пробуют оспорить научные светила.

Наконец старик закряхтел и поднялся. Из угольев вынул запеченных рыбин.

– Нам, пора – торжественно объявил он. – Хинис и Сорок – вы возвращаетесь домой. Ты – Хинис, теперь глава Рода. От нас ты выставишь царю Ассею десять воинов. Восемь конных, двое пеших и двух волов с возом. Запас еды на десять дней. Старшим у вас будет сын моего младшего брата – Азик. Не перебивайте меня. Сорок, ты тоже пойдёшь с ними. Твои доспехи уже готовы… Хинис?

– Я? Отец, а ты?

– Помолчи пока. Когда прискачете с Сороком, сворачивай место нашего стойбища и веди род на север, к соляным шахтам, я прибуду позже.

– А, я? – растерялся Хорсил.

– А ты, Хорсил, отправишься в Торжище к Зиммелиху. Возьми кобылицу Хиниса. Она, самая быстрая из наших лошадей. С этого момента ты посланник царя Атоная. У тебя нет «бляшки» посла, но есть стрела и акинак Зиммелиха. Этого достаточно. Держи путь на крайнюю звезду «Ковша». Звёзды будут идти своим кругом, а тебе следует держаться левее и левее первой звезды. Если встретишь в дороге наших, сообщи весть. Посланник Атоная будет здесь не раньше послезавтра. Сигнальных костров за Миусом – нет. Таков приказ Атоная. Сарматы не должны знать об этом.

– Отец, а ты?

– Я доберусь на волах. Мне не привыкать. Стар я, устаю сидеть в седле. А теперь запомните сыновья: с этой минуты каждый из вас – воин. Не покройте позором наш Род.

– Отец, но ведь старейшина нашего рода – ты. Почему ты выбрал меня?

– Хватит болтать. – Старик снял с шеи «змейку» – символ старшинства и передал Хинису.

– Я решил, так тому и быть. Седлайте коней.

.. В ушах кобылицы свистел ветер. Она несла всадника в неведомое, где в тумане времён доносилось ржание боевых коней; свистели стрелы и сверкали мечи. Посланник царя торопился. Он не имеет права на отдых в пути. Вся его жизнь – дорога. Хорсил, не оборачивался. Вспомнились последние слова напутствия отца.

ПОСЛАННИК ЦАРЯ НЕ КЛАНЯЕТСЯ НИКОМУ. ТОЛЬКО ТОМУ, К КОМУ ОН ПОСЛАН!

Волы не хотели трогаться. Кому охота идти в ночь, даже если вверху нарисованы крупные звёзды, а луна в своём ущербе серебрит ковыль.

– Го, Го – пошли заразы. Го! – Старик хлестнул их. Идти неохота, но хозяин не спрашивает согласия. Нужно идти. Воз стронулся и пошёл.

У каменотёса ныли колени и болела спина. Старик решил нелёгкую задачу, без всяких нобелевских премий. Самый обыкновенный старик… Пройдут столетия, и потомок скифов разругается с отцом: – из Холмогор в зимнюю стужу выйдет упрямый и темноглазый парнишка – Михайла Ломоносов и направится в столицу, чтобы основать первую российскую Академию…

Дмитрий Иванович Менделеев расчертит и нанесёт в таблицу химические элементы…

Глава вторая Пир Ассея

Приазовье. Крёмны. (ориентировочно р-н с. Кременёвка.)

Всё пространство у реки заполонили кибитки. Тысячи, тысячи повозок возов и телег жались к выступающим островкам скал у речушки, (ныне р. Коротыш), где находился большой шатёр царя. Гости прибывали, их становилось больше и больше, а сюда привело всех большое событие. Впервые, за много лет, сколоты севера Меотиды – подданные царя Ассея собрались вместе по приглашению их царя. Каждый из родов занимал место, огораживая кибитками свой мини-лагерь.

У одного из таких лагерей, состоящего из пары возов и стольких же телег, были привязаны четыре лошади, а рядом – жеребёнок. Глава семейства, скиф преклонных лет у которого отсутствовало левое ухо, хлопотал около жеребёнка, осматривая сбитую ногу. Он всё время хрипло ругался и без радости озирался по сторонам. Стороннему наблюдателю бы показалось – этот скиф напряжён и опасается чего-то.

В кибитке открылся полог, и появилась такая же, как и он – хмурая и худосочная с виду баба лет сорока двух. Она озиралась, как и одноухий, тщетно пряча испуг и, наконец, направилась к нему.

– Мы зря приехали сюда, муж. Наших сыновей никто и ничто не спасёт. Дурни! Ведь знали, что последует за осквернением могилы знатного скифа. Знали! Вещун сказал – нашим детям не жить. Мой муже, царю Ассею не до нас. У него родился сын. А когда у царя праздник, глупо и наивно считать, что он снизойдёт к нашему горю.. – У женщины блеснули слёзы горя. Она запричитала: – О Папае, помоги нашим детям и нам. Не дай им умереть, а нам лишиться сыновей. Какое горе то у нас. Одноухий не стал отвечать жене. Он сжал сухие и потрескавшиеся губы. На широком и скуластом лице заходили желваки. Он обнял жену и тихо зашептал: – Я приму участие в состязаниях лучников и стану одним из семи лучших… И тогда, предстану пред нашим царём и попрошу его о милости к моему роду. – Жена с сомнением покачала головой. – Ты уже не тот, как раньше, сколе, – не тот. Мой муж, неужели ты думаешь, что царь выслушает тебя? Да и кто мы такие, кто ты для него. Ты уже не молод для таких соревнований, посмотри, сколько молодых лучников. Ты оставил свои силы в сраженьях. Мы не нужны царям.

– Заткнись, старая дура – беззлобно ответил Одноухий и отстранился. Он, было, направился к своему коню, когда вслед обиженно ругнулась жена и, послышался топот всадников.

– Сам заткнись дурень. А это кто такой? – Она смахнула слёзы, чтобы не показать гостям непочтения к царю. Мимо них, вздымая пыль, неслись полтора десятка всадников. Гориты у них находились справа, а не слева, как у сколотов; одежда заметно отличалась от скифской. Возглавляющий процессию, молодой голубоглазый вождь «будинов» – Дрон на мгновенье переключил внимание на Одноухого и его жену. Довольный вниманием к своей персоне и почтительным поклонам семейной пары, он пришпорил коня, зычно гикнул и поскакал к мосту.

Лишь в этом году он стал одним их вождей народа Будинов, живущих севернее Миуса, и претендентом на звание царя. Приглашение Ассея обрадовало его. Это был хороший повод укрепить отношения со скифами и показать себя. Лёгкая накидка пурпурного цвета, взмыла воздух и затрепетала.

Одноухий провёл процессию и снял с седла боевой пояс. Как в молодости, он привычным одним движением опоясался, поправил горит и зычно цокнул языком, подбадривая себя, как в молодости.

– Жена, я пошёл, – сдерживая охватившее волнение и дрожь, сказал он. – Иди к кибитке, успокой невестку и внука. Скоро появится наш царь. Участники собрались.

– Ты подошёл бы к Ассею, может и простит наших детей; чай ты не последний воин был.

– Подойду, потом, даже если не получиться войти в семёрку.

– Иди муж, пусть тебе поможет Папай – жена тяжело вздохнула и направилась к повозке. Их нехитрое имущество: пара волов, три лошади и повозка, с нехитрым скарбом. Остальное, – забрала засуха и пожар в степи. Невестка вопросительно выглянула, тоже с опухшими от горя глазами. Старая женщина не стала отвечать на немой вопрос, а раздула курильницу.

– Подойдите ко мне, дети – позвала она. – Будем молиться Табити и Папаю.

.

Желающих участвовать в состязаниях оказалось немало. Распорядители разбили участников на три группы – детей, юношей и мужчин. Главный вещун царя громко объявил: – Из каждой группы будут выбраны двое лучших. Седьмого победителя изберут зрители, а затем пять, среди взрослых участников, – главный распорядитель сделал паузу. Раздались восхищённые крики: на лужайку вывели жеребёнка. – Будут соревноваться за этого красавца из конюшни царя Ассея. Это главная награда победителю. Всем семерым царь Ассей лично вручит призы. Соревнования проводятся только в одном виде – стрельба на точность.

– А Зиммелих приехал? – загалдели в толпе. Вещун ответил коротко: – Нет.

Одноухий приуныл, и было от чего – правила соревнований изменили, и шансы войти в победители заметно поубавились. Взрослых участников было около пятидесяти. Большинство из них – бывалые воины.

– А жеребёнок – то, хорош – услышал он знакомый голос.

– Крей? – удивился неожиданной встрече Одноухий, – и ты здесь. Давно я тебя не видел. Почитай, одиннадцать лет.

– Да – вздохнул тот. – Время быстро идёт, а ты как? Седеешь сколе, а дети выросли, небось?

– Выросли, – выругался одноухий и умолк. Крей подозрительно покосился: – Выкладывай, что у тебя?

– Меня застал пожар в степи… Мало что удалось спасти… Дети решили помочь и «помогли»… Застукали их у кургана с добром. Вот и вся история.

Крей покачал головой и почесал бороду: – Не завидую тебе брат. Сходи с просьбой к Ассею, чай ещё помнит тебя и твой выстрел под Ольвией. По окончанию соревнований вместе подойдём к нему. О нашем царе всяк своё говорит, но Ассей справедлив.

– Но как? К нему не так просто попасть, всюду охрана, а горбоносый вещун предупредил: «Сунешься к царю и тебе не видать тихой старости». Потому я и решил участвовать. Я боюсь этих колдунов, а в открытую, после состязаний, вещун не посмеет тронуть меня. – Крей нахмурился спросил: – Это, тебе вещун так сказал? Ты не ошибаешься, это был горбоносый?

– Да, сколе. Детей моих хотят сжечь. Неужели нет другого наказания. Я бы отдал всё имущество, хотя, честно говоря, после того пожара мало что уцелело.

– То, что совершили твои дети, подлежит наказанию, но решает такие вопросы не вещун. Мы с тобой давно не соревновались в стрельбе из лука, а ведь под Ольвией ты был моим сотником и славным воином. Что с тобой случилось сколе, успокойся. Ведь ты, как и я – воин. Я думаю, что наш царь не забыл еще тебя. Всё будет в порядке, твоих детей мы отстоим. А теперь – за дело. Первые лучники пошли на пробу. Пойдём и мы, сколе, – покажем молодёжи наше искусство. – Крей тепло усмехнулся и, обняв старого друга, Одноухого, повёл к собирающимся лучникам. Тот тяжело вздохнул, обернулся в сторону своего рода и понуро поплёлся за товарищем.

По приказу царя установлены три столба для лучников. Начальное расстояние: для детей – 20 локтей, юношей – 120 локтей, мужчин и гостей царя – 200. Каждый участник имеет право на пробный выстрел. Следующий – зачётный. Все стрелы индивидуально маркированы.

Справка:…длина локтя – расстояние от локтевого сустава до края среднего пальца царя, т. е. 45–55 см. Боевые сигмаобразные неравнобокие луки скифов были индивидуальны; изготавливались, когда у детей скифов не увеличивался рост – т. е. 16–20 лет. Разные по длине дуги лука позволяли вести прицельную стрельбу в различных рельефах местности (на спуске, подъёме, равнине) и в любых погодных условиях (нисходящий и восходящий, встречный, попутный и боковой ветер). Длина лука не превышала длины от боевого пояса к коленному суставу 60–80 см.

Лук считался священным оружием сколота. Ни одного лука не найдено до сих пор в захоронениях, даже – распавшегося.

Одноухий и Крей сели на траву и вынули из горитов луки Каждый из них, усилием ног пригнул рога лука и натянул, смазанную жиром, тетиву из ножного сухожилия молодой лошади. Холостой выстрел, без стрелы успокоил обоих. Луки туго звенели. Воины переглянулись и улыбнулись друг другу… можно начинать. Пробные выстрелы первого круга соревнований получились у всех. Одноухий на какое-то время забыл обо всех своих жизненных неурядицах. Он снова, как раньше был на войне. Распаляясь, Одноухий крикнул Крею: – Мой боевой лук ещё не высох, мы покажем им!

– Ха, вот это другой разговор. Не опускай нос. Наконец, я вижу в тебе воина, сколе – подмигнул товарищу Крей.

* * *

Безмолвные ивы ниспадали до земли застывшим ливнем зелёных ветвей. Изредка с ними играл ветер. От редких порывов, ветви вздрагивали и колыхались. У кроны одной из них, невидимые многим гостям и собравшимся на праздник, в тени прохлады, радовались жизни – мать и её малыш. Дитя сопело и сосало материнскую грудь. Безмолвные охранники сидели у границы верб и скучали. И было от чего. Сегодня им не удастся посоревноваться с лучниками и показать своё искусство, а жаль. Из всей своей охраны, царь позволил метать стрелы только свободным от службы воинам.

Диск слепящего катился вверх к зениту; становилось жарче и жарче, а гости всё прибывали. Казалось: – потоку кибиток и конников не будет конца. Соревнования лучников севера Меотиды приближались к апогею; о том сообщали восторженные крики зрителей и болельщиков. – Крее, Крее, Крее! Победи всех! Молодец сколе!

Охранники мамы и младенца зашевелились и приподнялись в надежде увидеть хоть что-нибудь из происходящего, но как они не вытягивали шеи, потуги не принесли результатов.

– Жаль, я не участвую – задорно и кичась своей доблестью, не удержался один из дозорных. Его сосед, высокий скиф с выступающим наружу животом, высокомерно зашёлся презрительным смехом. В такт хриплому хохоту, затрясся и его живот: – Можно подумать, что ты прошёл бы первый круг – ха? Радуйся, что в карауле юнец. Тоже мне стрелок. Таких как ты, я сбиваю с коня и вместе с конём одним ударом своего живота. Ха-ха-ха.

– Может, и не победил бы – возразил, не обидевшись на старшего товарища, молодой воин с едва пробившейся бородкой. – Там сейчас самое интересное. Жаль.

– Эх, не говори, сколе – согласился с ним толстяк и выплюнул изо рта травинку. Третий дозорный, развалившийся на траве, побеждая дремоту, осклабился: – Ты, – обратился он к толстяку, – вышибаешь врагов из седла не своим животом, а вонью из твоей задницы.

– Тупой вол. – Толстяк состроив обиженную мину, показал кулак и хотел ответить смачнее, но вдруг, лежащий насторожился и запоздало вскочил, заправляя боевой пояс и приводя себя в порядок. Дозорные незамедлительно приняли боевую стойку, и приосанились. Послышался тихий говор и этот говор приближался.

В сопровождении вещуна к ивам торопливо шёл несколько худощавый скиф. По пружинистой и уверенной походке его узнали бы многие. В простой, без украшений, белой конопляной рубахе с короткими рукавами и тонких кожаных штанах к воинам приближался их царь – Ассей. В боевом поясе наискось – булава и, непременный атрибут – лук в горите. Накладки горита, из серебра. На них отчеканен лось с семью ветвистыми рогами. Охранники выпрямились и застыли. Старший наряда бойко отрапортовал:

– Мой царе, всё тихо, твой сын не плакал и не кричал.

– Правда? – усмехнулся Ассей. – Ах вы, кобыльи дети. Так то вы блюдёте службу и охраняете покой моего сына.

– М-мы, – толстяк стушевался и заметно убавил в росте и животе. Примятая трава и приставшие к одежде воинов стебельки и листья говорила сами за себя:

– Устроили лежбище доблестные стражи, а? – Царь снова усмехнулся и неожиданно хлопнул ладонью в выступающее пузо толстяка. Тот от неожиданности громко икнул и с трелями пустил газы.

– Хи-хи – хи, – кх-хе, гы-гы – зашёлся высоким смехом вещун, а вслед, не выдержав, захохотали воины. Пузан поправил боевой пояс. – А шо я, я не виноват, само вышло.

– И всегда у тебя само выходит, сколе, или бывает и по-другому?

– Бывает, царе. Вот когда я в седле. Тогда…

– Хе-хе, в седле? – разразился смехом вещун. – У кого в седле, у жены? Ха-ха-ха-ха. – воины заливались без удержу, и говорили наперебой.

– Сколе, а ты впереди войска не пробовал, в седле. Ха-ха-ха.

– Сколе, тебя в кибитку жинка пускает… ха-ха-ах-ха.

– В седле, хе-хе-хе-хи-хи – За хахаканьем и хихиканьем скифы не заметили, вышедшую навстречу супругу царя – молодую маму. Сын лежал в её руках и заинтересованно поглядывал на толстяка.

– Муже, твоему сыну понравилось «про седло» – заговорила Тана.

– Вот и хорошо жена, пойдём, мой народ ожидает. Я открою последний круг лучников. А вы, – Ассей обратился к воинам и показавшимся рабыням, – ступайте за мной и моим сыном.

Жена Одноухого и невестка стояли на коленях около кибитки и истово молились: – Папае, помоги и спаси наш род от позора. Зачем, зачем мои сыновья вы пошли на такое. Неужели я увижу как моих детей. – Причитанья бабушки и матери прервал прибежавший внук. Он так запыхался, что не мог говорить. Невестка в напряжении ожидала приговора. – Мама, бабушка, – закричал мальчик – мой дед в последнем круге. – У жены одноухого округлились глаза, а мальчик тем временем показал две растопыренные ладони. Два пальчика были согнуты. – Мама, пойдём!

– Ты врёшь, внучок. Этого не может быть.

– Нет, баба, наши близкие Роды; они все кричат – Крей и Одноухий. Пошли туды!

Место соревнований окружили зрители и болельщики. Непрекращающиеся крики и разговоры со спорами слились в непрестанный галдёж и гомон, в котором ничего нельзя было разобрать; – кто, о чём кричит и спорит.

«Кому достанется жеребёнок»? – именно эта тема обсуждалось горячо.

Дети и юноши закончили свои круги и ожидали своих наград от самого царя северной Меотиды. У взрослых участников остались восемь стрелков. Пятеро скифиянок – лучниц, не смогли выйти в четвёртый круг. Двух лучших из женщин, тоже ожидала награда, а в пятый – последний круг вошли восьмеро. Распорядители сдвинули метку, а оставшиеся лучники начали присматривать удобное место и положение, и прикидывать поправки на расстояние и ветер.

Одноухий потирал правую руку и непрестанно ругался про себя. Крей коснулся его плеча. – Вот видишь сколе, всё идёт хорошо.

– Нет Крее, не совсем хорошо. Я перенапрягся, когда целился и растянул мышцу.

– Заткнись Однолухий, ты смог выбить из состязаний этого выскочку – царя будинов.

– Да сколе, но у меня боль в плече. У нас, с Дроном был дополнительный выстрел. Я слишком долго примеривался… Не тот я, что раньше.

– Что с тобой брате? Я не понял. Воин боится боли?

– Нет Крее, я не боюсь. С этого расстояния я не смогу попасть, и вдобавок у меня слезятся глаза. Вдруг слова Одноухолго перебил многотысячный рёв. Крей и одноухий обернулись.

– Ассее! – загудело поле тысячами голосов. – Ассее, покажи сына! – Царь поднял руку, поприветствовав гостей, остановился ненадолго у царей и знатных гостей и, ни слова не говоря, направился к лучникам.

Скифы и гости затихли. Мальчик, сын одного из скифских владык, заворожено глядя на по-простому одетого Ассея, тихонько спросил: – Пап, а царь Ассей, он – тоже будет стрелять.

– Я не знаю сынок, помолчи.

– А ты почему не участвовал, отец? – не унялся сын. Отец похлопал сына по затылку. – Потому что нет Зиммелиха, – с заметным хвастовством заявил он, – а царь Асей тоже не участвует…

Одноухий смотрел в колышущуюся толпу не мог из тысяч глаз найти своего внука, но увидел он другое, – к нему, именно к нему не торопясь, идёт царь Меотиды.

Ассей окинул всю восьмёрку стрелков и с удовлетвореньем заметил: двое из восьми – воины охраны. Одноухий опустил голову, избегая встретиться с глазами царя. Каким-то шестым чувством он понял, что Ассей пришёл из-за него. Он начал перебирать все возможные варианты разговора с царём. На ум, однако, ничего не приходило, усиливая растерянность и сомнения в своей просьбе.

Ассей заговорил. На поле мгновенно настала тишь. – Каждый из вас достоин награды. – Он неумолимо шёл к одноухому. Стрелки застыли, ловя каждое слово. Ассей остановился как раз напротив: – Я рад тебя видеть, сколе – старый воин.

Крей улыбался, отвернувшись. Покуда соревновались лучники и проходили второй круг состязаний, он передал царю Меотиды неприятную новость и попросил помочь своему командиру – старому Одноухому. Ассей откликнулся на просьбу своего тысяченачальника – Крея.

– Мам, гляди. Бабушка! – закричал внук Одноухого. Внук с вытаращенными глазами смотрел на поле. Скифы и гости недоумевали. Происходило что-то из ряда вон выходящее.

Что же происходит? Ассей обнял одноухого и ничего не произносит. Кто он – этот одноухий?

К Ассею побежали двое вещунов. Царь разгневанно кричал на них, а гости вовсе перестали понимать, что происходит. Вещуны, кланяясь, торопливо ушли, а двое из восьми вышедших в последний круг, побежали к знатным гостям. Царь отвёл в сторону Одноухого.

– Почему, почему ты за одиннадцать лет не пришел? Мне сказали – ты ушёл в мир отцов. Ты был моим сотником! Почему, сколе, почему ты не пришёл? Твои дети понесут наказание, но их не сожгут. Старший из них на год станет рабом у родственников, чью могилу было разграблено. Младшего, я наказывать не стану; тебе в хозяйстве нужен помощник. Теперь приведите, пусть их увидят все. Я – царь Меотиды, прощаю твоих сыновей.

Одноухий припал к руке Ассея. Красный от гнева царь снова закричал: – Встань, мой воин, сколе, и не позорь себя. Твой выстрел спас мою жизнь, под Ольвией.

(в настоящее время развалины Ольвии находятся поблизости города-героя Одессы.)

Избитые дети Одноухого стояли пред Ассеем на коленях. Царь презрительно взглянул на них и сплюнул. К нему подошёл горбоносый вещун и злобно зашептал: – Царе, не прощай их. Они совершили одно из тяжких преступлений.

– Знаю, не тебе меня учить. – Ассей махнул рукой, не желая продолжать, прекрасно понимая, на что намекает вещун.

….Тогда, десять лет назад он вернулся из Сарматии, заключив обоюдовыгодный мир с «длинноголовыми» и застал пятилетнего сына больным. Ничего не помогало его единственному наследнику, и тогда были приглашены много вещунов-целителей. Многие качали головой и уезжали. Лишь, двое согласились и потребовали большую плату, зная, что грозит в случае неудачи. По обычаям Скифии, вещуну в таком случае грозила суровая кара, но они поклялись богиней Апи, что исцелят сына. Всю ночь они танцевали странные танцы, окуривали травами, заставляли сына пить какие-то настойки, растирали тело вонючим жиром. Мальчик не дожил до рассвета. Не перенесла горя и в тот-же день ушла в мир духов жена Ассея. Сбежавших от наказания вещунов нагнали в степи. Один покончил с собой. Другого с женой привязали к телеге сухим хворостом, зажгли и погнали волов в степь. Пожалел Ассей лишь детей вещуна. Перед своей и мужа казнью, упросила жена вещуна. Имущество было забрано, а дети, проданы в рабство соседним племенам. Таковы законы степи. Одна ошибка вещуна влекла за собой – казнь.

Несколько лун к Ассею боялись подходить верные воины, а женщины обходили стороной и закрывали лицо, дабы не попасть под горячую руку и гнев царя. Прошло много лет. Гнев угас, а боль осталась, время от времени, напоминая прошлое. В жены Ассей взял одну из сестёр скифского царя из Тавриды (Крым), Агасара. Прошло много лет. Богиня очага Табити подарила сына Ассею.

Именно это и имел в виду горбоносый вещун. Асей сразу понял, куда тот клонит. Ассей не долюбливал, но терпел пока горбоносого. По словам скифов, грешков за ним не было. Это и было странным. Царь своим нутром чувствовал, в горбоносом присутствует что-то гадкое и нехорошее. О том говорила и Тана – жена. Сейчас Ассею не хотелось омрачать праздник смертью. Выручил его главный вещун, тем самым, разрядив обстановку.

– Говори Строк, с чем пришёл. – Главный вещун поклонился.

– Мой царе, жертвы богам отправлены, можно начинать торжество. Я проследил за приготовлением мяса и другой еды, по твоему повелению.

– Хорошо Строк, благодарю тебя, а теперь ответь на следующий вопрос. Кто из вещунов приказал сжечь грабителей могил? Я доверил тебе судить моих подданных. Я знаю – это большое преступленье, но ведь сейчас большая засуха. У родов упало много скота. Некоторые покинули мои земли. Я не оправдываю преступлений, но, я предупреждал: такие дела, без меня не решать.

– Мой царе… – главный вещун растерялся. Взгляд Ассея не сулил доброго.

– Мой Ассее, я впервые слышу об этом. Мне ничего не известно. Я разберусь, виновный будет найден и наказан. – Строк снова поклонился.

– Ладно, – смилостивился царь, – а теперь, я обращаюсь к вам стрелки. – С этими словами, Ассей отошёл подальше от столба и сдвинул расстояние выстрела до семисот локтей. Он воздел руку и закричал.

– Победителем станет тот, чья стрела попадет в столб! – Зрители и приглашённые затихли.

Одноухий отказался, сославшись на боль в руке. Семеро лучников выстроились в шеренгу. Первый выстрел и определил победителей. Остальные выстрелы не поразили цель. Стрелы троих воинов достигли столба, но не удержались в дереве и упали. Две – оцарапали кору и, лишь, Крей и молодой Азик, старейшина своего рода, попали в столб. Ассей был удовлетворён результатом. Он обвёл орлиным взором присутствующих и закричал.