Собрание народных песен
Текст книги "Собрание народных песен"
Автор книги: Петр Киреевский
Жанры:
Поэзия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)
«Мужик пашенку пахал…»
Мужик пашенку пахал,
Сам на солнышко глядел:
О, ох, о, ох, охахонюшки мои!
– Я еще напашу, я еще погляжу,
О, ох, и проч.
Уж как все добрые жены мужьям есть принесли,
О, ох, и проч.
А моя к…а жена мне обедать не несёт!
О, ох, и проч.
И я выпрягу кобылушку, поеду сам домой,
О, ох, и проч.
Заверну я во лесок и я вырублю лозу, свою к…у жену. —
О, ох, и проч.
Подъезжает ко двору́, жена ходит по двору.
О, ох, и проч.
Уж и я брошу лозу, поцелую я жену:
О, ох, и проч.
– Уж и где, жена, была, где, боярыня, была?
О, ох, и проч.
– Я была, сударь, была во царевом кабаке.
О, ох, и проч.
– Уж и что, жена, пила, что, сударыня, пила?
О, ох, и проч.
– Я пила, сударь, пила, я и пиво и вино,
О, ох, и проч.
Я и пиво и вино, еще сладенький медок.
О, ох, и проч.
– Про ково, жена, пила, про ково, боярыня, пила?
О, ох, и проч.
– Про тебя, сударь, пила, про тебя и про себя,
О, ох, и проч.
Еще про милово про дружка.
О, ох, и проч.
– Уж спасибо те, жена, не забыла ты меня.
О, ох, и проч.
– Уж и как тебя забыть, не могу тебя избыть,
О, ох, и проч.
Уж и ты ли у меня, словно чирей на боку,
О, ох, и проч.
Словно чирей на боку и бельмо-то на глазу. —
О, ох, и проч.
Уж как муж жену любил, больно щепетко водил
О, ох, и проч.
По морозу босиком, по крапиве нагишом.
О, ох, и проч.
А жена мужа любила, в тюрьме местечко купила,
О, ох, и проч.
В тюрьме местечко купила, уголочик наняла:
О, ох, и проч.
– Вот те, муженёк, ненанятой уголок;
О, ох, и проч.
Не толки ты, не мели, только ручку протяни,
О, ох, и проч.
Только ручку протяни и Христа воспомяни. —
О, ох, и проч.
«Мимо садику, мимо винограднаго…»
Мимо садику, мимо винограднаго, аих (2)
Мимо винограднаго.
Пролетал соловей, пролетал молодой, аих (2)
Пролетал молодой.
Позади его канареичка, да молоденька, аих: (2)
Да молоденька,
– Воротись, соловей, воротись, молодой! аих (2)
Воротись молодой.
Без тебя в саду все не весело, аих (2)
Да невесело.
Уж все пташечки приуныв сидят, аих (2)
Приуныв сидят.
Все касаточки призадумавши, аих (2)
Призадумавши. —
Мимо терема, да высокаго, аих (2)
Да высокаго.
Проезжал тута мил, сердечный друг, аих (2)
Мил, сердечный друг.
Позади ево красная девица, аих (2)
Красная девица:
– Воротись, мой миленький, аих (2)
Мой миленький.
Воротись, мил сердечный друг, аих (2)
Мил, сердечный друг!
Без тебя в терему все не весело, аих (2)
Все не весело.
Уж все девушки приуныв сидят, аих (2)
Приуныв сидят.
Молодые тут призадумались, аих (2)
Призадумались. —
«Спится мне, младёшеньке, дремлется…»
Спится мне, младёшеньке, дремлется (2)
Клонит мою головушку на подушку спать. (2)
Лютый свёкор по сенюшкам похаживает, (2)
Лютый-ат по новым погуливает, (2)
Стучит, гремит, снохе спать не даёт: (2)
– Встань, сонливая, дремливая, неурядливая! – (2)
Спится мне, младёшеньке, дремлется, (2)
Клонит мою головушку на подушку спать. (2)
Лютая свекровушка по сенюшкам похаживает, (2)
Лютая по новым погуливает, (2)
Стучит, гремит, снохе спать не дает: (2)
– Встань, сопливая, дремливая, неурядливая! – (2)
Спится мне, младёшеньке, дремлется, (2)
Клонит мою головушку на подушку спать. (2)
Милый друг по сенюшкам похаживает, (2)
Милый друг по новым погуливает, (2)
Тихохонько, легохонько по новым сеням прошол: (2)
– Спи, моя хорошая, спи, моя пригожая! —
Зажу́рена, забра́нена, молода в люди взята,
К чужому к отцу, у чужой матери,
К чужому роду-племени.
«Лучина ль, лучинушка березовая!..»
Лучина ль, лучинушка березовая!
Что ж ты, лучинушка, не ясно горишь,
Не ясно горишь, не вспыхиваешь?
Али ты, лучинушка, в печи не была?
– Была я в печи вчерашней ночи́.
Люта́я свекровушка водой залила. —
Подружки, голубушки, гасите огонь,
Гасите огонь, ложитеся спать,
Ложитеся спать: вам не́кого ждать,
А мне, молодёшеньке, всеё ночь не спать,
Кровать убирать, постелюшку стлать,
Постелюшку стлать, мила́ дружка ждать.
Первый сон заснула – петухи поют,
Другой сон заснула – заря занималась,
Третий сон заснула – заря белый день.
По той-ли по зорюшке мой миленький идет;
Соболья на нем шуба пошумливает,
Козловы сапожки поскрипывают,
Он чёрными кудрями потряхивает.
– Что же ты, мой миленький, вечёр долго не бывал?
– Затем-засем, девица, позамешкался,
С худою женою побранка была.
Бранила тебя, друг, и меня,
Тебя красну девицу сукой, бл…ю назвала,
А меня добраго молодца борзым кобелем.
Я бил ее, бестию, чуть живу на свет пустил. —
Уж тут красная девица насмеялася в глаза:
– Не бей, не бей, молодец свою глупую жену:
С худою-то женою тебе век вековать,
Со мной, с красной девицей, один час часова́ть.
«Ивушка, ивушка, ракитовый кусток!..»
Ивушка, ивушка, ракитовый кусток!
Что же ты, ивушка, не зе́лена стоишь?
– Как же мне, ивушке, зеленой быть?
Сверху меня, ивушку, частым дождиком сечёт,
Частым дождиком сечёт, солнышком печёт,
Под корешёк ключева вода течёт.
Ехали бояре из Новагорода,
Срубили ивушку под самый корешёк,
Делали из ивушки два весла, третью лодочку,
Посадили красну девицу душу,
Сели, поехали гулять.
Девица, девица, что невесела сидишь?
– Как же мне, девице, веселой быть?
Батюшка с матушкой неправдой живут:
Меньшую сестру прежде замуж отдают;
Меньшая сестра чем же лучше меня?
Ни ткать, ни прясть, ни початочки мотать,
Только по воду ходить, дубовы́ вёдра катить.
«Во саду девки гуляли…»
Во саду девки гуляли,
Во саду красныя гуляли,
Калина, малина!
И цветики сорывали,
И венки совивали.
Калина, малина!
Они сами загадали,
В быстру реку кидали:
Калина, малина!
Кто веночик поймает,
За того за́муж выду.
Калина, малина!
Где ни взялся молодчик
Из Суро́вскаго ряду:
Калина, малина!
Он в коришневой бекеше
И в пуховой-то шляпе,
Калина, малина!
В полотняной сорочке,
В шитой желетке,
Калина, малина!
Он в козловых сапожках,
В бумажных чулочках;
Калина, малина!
Разувался, раздевался,
В быстру реку кидался;
Калина, малина!
Венок уплывает,
Молодец потопает;
Калина, малина!
Венок-то повернулся,
Молодец захлебнулся.
Калина, малина!
Охти! согрешила,
Молодца потопила,
Калина, малина!
А себе не получила
И людям не вручила.
Калина, малина!
«Не шумите вы, буйные ветры…»
Не шумите вы, буйные ветры,
Не качайте вы грушицу зелену,
Яблоню кудряву.
Не мешайте мне, младеньке, в саду погуляти,
Мне лазоревых цветочков посрывати,
Поколь батюшка-сударь замуж не выдал
За того ль за детину, за невежу.
Во кобак идет невежа, скачет, пляшет,
С кобака идет невежа, свищет, гаркает:
– Еще дома ли жена, жена молодая,
Отпирала бы широкия ворота! —
Уж и я ли, молоденька, была тороплива,
Я скорёхонько с постелюшки вставала,
На босу ножку башмачки надевала,
Я к широким воротам бежала,
Я покрепче вороты запирала:
Вот тебе, невежа, мягкая перина.
Мягкая перина – беленький снежечек,
Вот тебе высокое взголовье – подворотня,
Вот тебе одеяло соболье – частыя звезды!
Каково тебе, невежа, спать за воротами,
Таково то мне, младешеньке, жить за тобою.
«Продай, муж, кобылку с коровушкою…»
Продай, муж, кобылку с коровушкою,
Ой-ли, ой-ли, лёли[33]33
Припев повторяется после каждого стиха.
[Закрыть].
Купи, муж, кокошник косой, золотой,
Купи, муж, ожерелье жемчужнинькое,
Купи, муж, душегрейку парчевенькую,
Купи, муж, шубку штафнинькую,
Купи, муж, сорочку кисейнинькую,
Купи, муж, серёжки стразовыя,
Купи, муж, башмачки матеревыя,
Купи, муж, чулочки ты шелковыя.
– Поедем-ка, жена, да в лес по дрова,
Да в лес по дрова берёзовыя. —
Наклал воз велик, поехал в целик,
И сам-то сидит, прихлыстывает,
Прихлыстывает, присвистывает,
К воротам подъезжает, ребятам кричит:
– Посмотрите-ка, ребята! – Жена впряжена́.
– Продай, муж, кокошник косой, золотой,
Продай, муж, ожерелье жемчужнинькое,
Продай, муж, душегрейку парчевинькую,
Продай, муж, шубку штафнинькую,
Продай, муж, сорочку кисейнинькую.
Продай, муж, серёжки ты стразовыя,
Продай, муж, башмачки матеревыя,
Продай, муж, чулочки ты шелковыя.
Купи, муж, кобылку с коровушкою:
На кобылке будешь ездить в лес по дрова,
В лес по дрова по березовыя.
А я буду коровушку доить, да кашку варить,
Кашку варить молошненькую, тебя, мой друг, кормить
«Вечёр девки пиво варили…»
Вечёр девки пиво варили
Пришел к девкам незваный гость;
Стали девки перешептываться:
– Ах! чем-то нам гостя потчивати? —
Одна в щёку, другая за волосы,
Через скамью за седую бороду,
По гореньке словно веничком метут,
А по сеням-то метелочкой,
А по двору словно сани волокут,
Под воротенку борзыим кобелем,
А по улице словно шариком катят,
А по полю большим зайцем,
А по лесу-то серым волком.
Пришел домой, не ухвалится:
– Не дай, боже, во девичий пир ходить! —
Девичий пир пересмешлив был.
«Проторил Ваня дорожку…»
Проторил Ваня дорожку
Через реченьку на горку,
Ко Ульяшиному подворью.
И он стук, да стук в окошко:
– Дома-ли, Улинька, Уляша?
Дома-ли, милая подружка?
Отвори, Уля, окошко!
– Ох, ты, Ванюшка, Ванюша!
Мне нельзя тебе открыть окошко:
Как у батюшки мово гости,
А у матушки – старушки,
А у меня младой все подружки.
У ворот стоят ребята,
Хотят тебя, Ванюшку, поймати,
Ручки, ноженьки сковати,
И в солдатушки отдати.
– Не плачь, Улинька, Уляша,
Не плачь, милая подружка!
Я живой в руки не дамся,
Я хозяина повыжду,
А дом его весь повыжгу,
А сам пойду вдоль по Волге
И тебя возьму, Улю, с собою,
Да Паранюшку другую.
Я сострою вам высок терем,
И я буду к вам в гости ходити,
Я подарочки носити:
Я Паранюшке пукету,
А тебе, Уля, грезету.
«Как по сеням было сенюшкам…»
Как по сеням было сенюшкам,
По новы́м се́ням реше́тчатым
Что ходила-погу́ливала красная девица,
И будила-побуживала
Уда́лаго до́бра молодца:
– Встань, просни́ся, молоде́ц:
Отвязался твой добрый конь
От того столба дубо́ваго,
От колечушка серебрянаго
И друга́го позоло́ченаго,
Что ворва́лся твой добрый конь
Во той-ли во зеле́ный сад;
Всеё травушку примял, притоптал
И лазо́ревы цветочки посорва́л.
– Ты не плачь, не плачь, красна де́вица!
Когда бог нас помилует,
Государь царь пожалует,
Наживём с тобой зеле́ный сад
Со калиною, со малиною,
С черной ягодой смородиной.
«Вы, охотнички, вставайте…»
Вы, охотнички, вставайте,
Лошадей, братцы, седлайте:
Всё готово; но ступай
В те отъемные местечки,
Где есть о́зимы, лужечки —
Тут бывали русачки,
Снимай с гончих тут смычки́![34]34
В псовой охоте – дружка ошейников, связанных цепочкой.
[Закрыть]
Ах, уах, уах!
А-ату́ ево, ату!
Уж как, Пальма, раскатись,
А Троян, его перьхвати́,
А Дивьял, его возьми́,
По други́м его начни́!
Ах, ату́ ево, ату!
«Не шумите вы, ветры буйные…»
Не шумите вы, ветры буйные,
Не шатайте моей кроватушки,
Не будите вы друга милаго.
Я сама пойду, друга разбужу:
– Ты вставай, вставай, мил сердечный друг!
Все охотнички на конях сидят,
Уж как гончиих на смычка́х держат,
Тебе, сударь, голос подают.
«Уж далеко, далеко-то во чистом поле…»
Уж далеко, далеко-то во чистом поле,
Во раздольице было во широкиим,
Тут разложен был огонёчик малёхонек,
Возле о́гничку разослан ковричек;
Как на коврички лежал мо́лодец,
Во правой своей руке держал ту́гой лук,
Во левой своей руке – калена стрела;
Во резвых его ногах стоял добрый конь;
Он и бьет, не бьет об землю копытичком,
Он и знак дает доброму молодцу:
– Ты вставай-ка, добрый молодец, пойдем домой!
Отвезу тебя к отцу, к матери,
К отцу, к матери, к молодой жене,
К малым детушкам. —
Как ответ-то держал добрый молодец:
– Поезжай ты, конь, конь, один домой,
Отвези поклон отцу, матери,
Челобитьице молодой жене,
Благословеньице малым детушкам.
Как женился я, добрый молодец,
Взял за себя поле чистое,
А приданое зеленые луга.
«Ох! ты, степь ли моя Моздоцкая!..»
Ох! ты, степь ли моя Моздоцкая!
Далеко ты, широко, степь, протянулася,
До того-ли города Саратова,
До села Царицына.
Никто-то по ней не прохаживал и не проезживал.
Только ехали молодые извощики Коломенские.
Что несчастьице у них в обозе случилося:
Захворал-то, занемог молодой извощичик да
Коломенской,
Всё Коломенской.
Как взговорит он-та своим товарищам:
– Ох! вы, братцы мои, товарищи!
Не поминайте же моей прежней грубости,
Представьте же ко тому хозяину вы моих добрых коней,
А еще напишите письмо к мому батюшке,
И напишите поклон моей матушке,
Челобитьице молодой жене,
Благословеньице малым детушкам.
«На степи-то, степи Саратовской…»
На степи-то, степи Саратовской
Протекала тут мать Сура́-река,
На Суре-реке лёгка лодочка.
Ты взойди, взойди, солнце красное,
Обогрей, солнце, добрых мо́лодцев,
Добрых молодцев, воров-разбойников!
Назади сидит атаман с ружьем,
На корме сидит ясаул с багром,
Середи лодочки красна девица:
Она плачет, что река льётся,
Горючи́ слёзы, что волны бьются.
Атаман девку уговаривал:
– Ты не плачь, не плачь, кра́сна девица!
Ты бери себе золотой казны,
Сколько тебе надобно,
Надевай на себя платья цве́тнаго!
– Ты, голубчик мой, атаман большой!
Мне не надобно твоего платья цве́тнаго,
Не хочу твоей золотой казны!
Ты зачем увёз из моей стороны́,
Разлучил меня с отцом с матерью,
С отцом с матерью, с родом-племенем!
«Ты, кручина ль моя, кручинушка…»
Ты, кручина ль моя, кручинушка,
Эка грусть велика!
Никому-то моя кручинушка неизвестна,
Только известна моя кручинушка ретивому сердцу,
Подзакрыта моя кручинушка под бело́ю грудью,
Запечатана моя кручинушка моей думой крепкою.
Как вечер-та, вечор доброго молодца в солдаты ловили,
Как пымали-та доброва молодца у красной девицы,
Во новой светлице у ней на коленях.
Как связали-та доброму молодчику назад белые руки,
Посадили-та доброго молодчика во новые саночки,
В самые задочки, а по краям сидят мироеды.
Повезли-та его, доброго молодчика, во Тулу-губерню,
Привезли-та его, доброго молодчика, ко белым палатам.
Как выводили-та его, доброго молодца, во приёмку,
Как раздели-та его, доброго молодчика, до нагого тела,
Осмотрели-то у доброго молодчика его бело тело,
Как забрили-та доброму молодчику на мыло бел-лобочек.
Залился-та я, добрый молодец, горькими слезами.
Занапрасно же, красна девица, на молодца просишь,
Занапрасно же, красна девица, кровь ты проливаешь:
Без зари-то, без зари красно солнышко не восходит, —
Без прилуки-то[35]35
Прилука – привада, приманка.
[Закрыть] парень к девушке не ходит, девушку не любит.
«Ты, кукушка, кукушечка…»
Ты, кукушка, кукушечка,
Уж полно тебе, кукушечка, куковати!
– Уж как же мне, кукушечке, не куковати?
Один-то был зелён садик,
И тот засыхает;
Как одна-то была в саду яблонька,
И с той листья облетают;
Как один-то был у меня кукушёночек,
И того я потеряла;
Как один-то был у меня соловушек,
И тот от меня прочь отлетает! —
Ты, девушка молодая,
Уж полно тебе, молодушка, слезно плакать!
– Уж как же мне, молодешке, не плакать?
Как одна-то была у меня родима сторонушка,
И от той я отъезжаю;
Как одна-то была у меня родимая матушка,
И с той я расстаюся;
Как одно-то было у меня дитятко,
И того я в полк снаряжаю;
Как один-то был у меня милый друг,
И тот прочь отъезжает!
ПЕСНИ, ЗАПИСАННЫЕ В ТУЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ
ЭПИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯСМЕРТЬ ИВАНА ГРОЗНОГО
Ох вы, горы, горы крутыя!
Ох вы, го́ловы златыя православных церквей!
Ох, косящеты окошки царских теремо́в!
Как во тереме живёт православный царь,
Православный царь Иван Васильевич:
Он грозён, батюшка, и милостив,
Он за правду милует, за неправду вешает.
Уж настали годы злые на московский народ,
Как и стал православный царь грозней прежняго:
Он за правду – за неправду делал ко́зни лютыя.
Как восплачется народ Русский на Грознаго царя:
Переставился Грозный царь на восьмидесятом году,
А сын его Фёдор стал Русью управлять.
ЦАРЬ ФЕДОР
Ох, было у нас, братцы, в ста́рые го́ды, в да́вние ве́ки,
В давние веки, при ста́рыих при царях,
Было время злое, пагубное.
Уж настало то время злое при старом при царе Фёдор Ивановиче;
Как преставился-то наш православный царь Фёдор Иванович,
Так досталась-та Россе́юшка злодейским рукам,
Злодейским рукам, боярам-господам.
Появилась-то из бояр одна бу́йна голова,
Одна буйна голова, Борис Годунов-сын;
Уж и этот Годун всех бояр-народ надул.
Уж и вздумал полоумный Россеюшкой управлять;
Завладел всею Русью, стал царствовать в Москве.
Уж достал он и царство смертию царя,
Смертию царя славнаго, святого Димитрия-царевича.
Как собра́л-то себе разбойник Годунов-сын,
Собра́л проклятых людей, злых разбойников;
Собравши их, прокляту речь им взго́ворил:
– Вы, разбойнички, удалы́е молодцы́!
Вы подите, вы убейте Дмитрия царя!
Вы придите и скажите: убили ли царя?
Сослужите вы мне эту службу, сослужу я вам златом-се́ребром. —
Уж пошли прокляты люди, злы разбойники,
Пошли во святое место в Углич славный град,
Уж убили там мла́даго царевича Дмитрия свято́го;
Уж пришли-то и сказали Борису Годуну́.
Как услышал-то Борис, злу возрадовался.
Уж и царствовал Борис ровно пять годов;
Умертвил себя Борис с горя ядом зме́йным,
Ядом зме́йным, кинжалом вострыим.
ГРИШКА ОТРЕПЬЕВ
Что у нас было на святой Руси́,
На святой Руси, в каменно́й Москве,
В каменно́й Москве, в старом Симоновом монастыре;
Уж и в этом монастыре много братии жило́,
Много братии, всё монахи, богу верные.
Что не знали все монахи, чтоб случи́лось с ними то:
Оказался между ними один неверный монах.
Уж и этот-то монах царю, богу изменил,
Царю, богу изменил, свою душу в ад пустил;
Как и вздумалось монаху злое дело сотворити,
Злое дело сотворити, свою душу погубити.
Как и выгнали монаха из свято́го монастыря:
– Ты поди, поди от нас, недостоин жить у нас!
Поди вон из монастыря, и поди хочешь куды! —
Как и вышел-то Трепу́шкин из свято́го-то жилья,
Как выходил-то Григорий по большому городу́.
Как и сказывал всему народу: Димитрий царь-ат жив,
Что Димитрий царь-ат жив, что он сам-то он и был.
Обманувши весь народ, боясь ко́зни он от них,
Удалился от Москвы во польския стороны́,
Во польския стороны́, ко вельможе к сатаны́.
Уж и взго́ворит ему вельможа:
– Ты скажи, скажи, детина, от коей страны пришёл,
От коей страны пришёл, чьего роду-племени?
– Я пришёл от славной страны, от святой Руси́,
От святой Руси́, у тебя по́мочи просить;
А род мой и племя, российский славный двор,
А отец мой был славный грозный царь Иван Васильевич,
А матушка-то моя царица Настасья Романовна,
А я сын их Димитрий, российский князь. —
Как поверил-то вельможа его ложныим словам,
И призна́л его вельможа российским царём,
И хотел отдать дочь свою Маринку замуж за него,
И дал ему вельможа в помощь войска своего́.
Получивши-то Трепу́шкин в помощь войска от поляк,
Он вступил-то с польским войском во святую Русь,
А народ-то безумный, устрашась войска его,
Устрашась войска его, призна́л его своим царём.
Уж немного-то Трепу́шкин поцарствовал в Москве:
Образу́мился народ московский,
Стал искать себе настоящего царя;
Сыскали настоящаго царя Василия Ивановича,
А разбойника Гришку стали мучить и казнить;
Мучили, казнили, буйну го́лову с плеч срубили.
ПРОКОП ЛЯПУНОВ
Как бы́ло-то у нас на святой Руси́,
На свято́й Руси́, в каменно́й Москве,
Бы́ло вре́мя вое́нное, вре́мячко мяте́жное,
Заполони́ла-то Москву́ пога́на Литва́,
Пога́на Литва́, прокля́та по́льска сторона́,
Как уж жил тут пожива́л нечестивый Гужмунд;
Жил он во святы́их места́х,
Во святы́их места́х, в ца́рских ру́сских теремах.
Недолго продолжа́лась его́ моско́вска весёлая жизнь,
Недо́лго продолжа́лась, то́лько мно́го го́ря нам накача́лось.
Мно́ги ру́сские боя́ре нечести́вцу отдали́сь,
Нечести́вцу отдали́сь, от Христо́вой ве́ры отрекли́сь;
Уж оди́н-то боя́рин, ду́мный воево́душко, кре́пко ве́ру защищал,
Кре́пко ве́ру защища́л, изме́нников отгоня́л:
Уж как ду́мный воево́да был Прокофий Ляпунов.
Как Проко́фий-то Петро́вич разосла́л свои́х гонцо́в,
Как Проко́фий Ляпуно́в ро́здал пи́сьмы гонца́м,
Ро́здал пи́сьмы гонца́м и прика́з им приказа́л:
– Поезжа́йте вы, гонцы́, на все ру́сские концы́,
На все ру́сские концы́, во большие города́!
Вы проси́те воево́д идти́ с во́йском сюда́,
Свободи́ть го́род Москву́, защища́ть ве́ру Христа́. —
Как узна́л-то Гужмунд от своих изме́нников боя́р,
Что разосла́л-то Ляпуно́в гонцов в города́,
Гонцов в города́, проси́ть воево́д с во́йском сюда́,
Рассерди́лся, распали́лся нечестивый Гужму́нд;
Распали́вшись, веле́л воево́душку уби́ть,
Того́ ли воево́ду Проко́фья Ляпуно́ва.
И уби́ли злы изме́нники воево́душку.
Как и дви́нулись ду́мны воево́ды со больши́х городо́в:
Все большие города́ – Каза́нь, Ни́жний – пришли с войском сюда,
Как и на́чали русаки́ пога́ну Литву́ коло́ть-руби́ть,
Пога́ну Литву́ руби́ть, нечести́ваго Гужму́нда верёвкой душить;
Удуши́ли, все нечести́вое пле́мя из Москвы́ повы́гнали.
«Как у нас было на святой Руси…»
Как у нас было на святой Руси,
На святой Руси, в каменно́й Москве,
В Петропавловской славной крепости,
Засажоны были добры мо́лодцы,
Всё солдатушки, всё гвардейщички.
За единое они думу думали:
– Что не стало-то нашего батюшки,
Нашего батюшки, царя Белаго,
Царя Белаго, Петра Перваго!
Без него все царство помутилося. —
У Ивана было у Великаго,
У собора было у Успенскаго,
Как ударили в большой ко́локол,
Чтобы слышно было по всей Москве,
По всей Москве, по всей армии.
По всей армии, по всей гвардии;
Как и взгля́нули на большой дворец:
Государыня ходит в чорном платьице.
«Во лужках-то князь Голицын гуляет…»
Во лужках-то князь Голицын гуляет.
Он со теми, ведь, со полками, всё с егорями
Он и думает, князь Голицын:
Где пройтить лучше, проехать?
Доро́гою ехать пыльно, а лесом ехать тёмно.
Ехал князь Голицын улицей Тверскою,
Улицей Тверскою, славною Ямскою,
Славною Ямскою, глухим переулком.
Подъезжает князь Голицын прямо ко Собору,
Скидавает князь Голицын шапочку соболью;
Вот и стал, князь Голицын, богу он молиться.
На все стороны князь Голицын поклонился:
– Вот и здравствуй, государь-царь, с своею царевной!
Вот и жалуешь, государь-царь, князьёв и бояров,
Вот и жалуешь, государь-царь, ма́лыми чинами:
А ты пожалуй-ко меня, государь-царь, меня городочком,
Вот и тем ли же городочком, – Малым-Ярославцем?
– Вот и чем же тебе, князь Голицын, город показался?
Хорошо Ярославль-город построен, на речке поставлен,
Вот во том ли городочке много зеленых садочков.
Что во тех ли во садочках гуляют дево́чки,
Гуляют дево́чки, генеральские дочки.