Текст книги "Собрание народных песен"

Автор книги: Петр Киреевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Все это важно учитывать при разговоре о славянофильстве, поскольку оно никогда не было явлением узким, локальным, вызванным только местными условиями и особенностями. Литература не только Европы и Америки, но и Индии прошла через такую же непримиримую борьбу своих архаистов и своих новаторов, так что Россия – не исключение, а правило.

Братьям Киреевским суждено было оказаться в эпицентре этой борьбы, ставшей наиболее значимым явлением в литературной и общественной жизни середины XIX века. К собирательской деятельности Петра Киреевского эта борьба имела самое непосредственное отношение. «Киреевский, – отмечал известный историк литературы М. Н. Сперанский, – сразу занял центральное место среди собирателей и исследователей: он первый ясно указал цель, ясно наметил путь к ней, сам являясь своего рода синтезом мыслей, бродящих в обществе. Мысли эти зародились и развивались на почве западного влияния – романтизма, уже развитого в русском обществе, а Киреевский, кроме того, что впитал в себя все, что в отношении народности могло дать отзвуки этого романтизма в народной среде, в русской обстановке, работает непосредственно у самого источника: он – ученик Шеллинга, Окена, Герреса – этих столпов изучения народности; отсюда, надо полагать, у него та ясность и определенность во взглядах на народность, какую тотчас и увидали современники: западные учителя, его собственное настроение, развитие, влияние брата помогли ему сразу выступить с цельной, продуманной системой, с готовыми научными приемами: он, явившись в среде мечущихся из стороны в сторону единомышленников, оказался сразу готовым работником, уверенным, несущим результаты глубокой, упорной, внутренней работы, в виде готового плана, готовых научных приемов. Такой человек, естественно, и не мог стать ничем иным, как фокусом, в котором сосредоточивалась мысль известного направления».

Вернувшись из Европы, Иван Киреевский приступает к изданию журнала «Европеец», в первом же номере которого появились его программные статьи «Девятнадцатый век», «Обозрение русской литературы за 1831 год». Дальнейшие события достаточно хорошо известны: журнал «Европеец» был запрещен, и только заступничество Жуковского спасло самого издателя от еще более суровой кары. Так николаевский режим расправился не просто с новым журналом, а с новым направлением в литературе и общественной мысли России.

Среди авторов первого и второго номера «Европейца» (на третьем номере последовало запрещение) мы встретим имена Жуковского, опубликовавшего в журнале две сказки, Баратынского, Николая Языкова. На его страницах, «не запачканных именем Булгарина», выступил и Петр Киреевский. Причем, со статьей «Современное состояние Испании», посвященной проблемам национально-освободительной борьбы испанского народа.

Нет сомнения, что в ближайших номерах «Европейца» предстояло появиться и первым публикациям Киреевского-собирателя. Именно к этому времени относятся строки письма Петра Киреевского к Николаю Языкову: «Что до меня касается, то я теперь совершенно углубился в народные песни и сказания». Так писал он 9 сентября 1832 года из подмосковного села Ильинское. Самое же первое упоминание о записях народных песен относится к 8 июня 1831 года, когда Петр Киреевский сообщал из того же Ильинского: «…Пишу русские песни, сказываемые мне одной из здешних сельских юных дев».

Летом 1832 года в Ильинское приезжает Николай Языков. Вскоре он отправляет брату Александру письмо, ставшее своеобразным фольклорным манифестом. «Главное и единственное занятие и удовольствие, – писал он 12 июля 1831 года, – составляют мне теперь русские песни. П. Киреевский и я, мы возымели почтенное желание собрать их и пашли довольно много еще не напечатанных и прекрасных. Замечу мимоходом, что тот, кто соберет сколько можно больше народных наших песен, сличит их между собою, приведет в порядок и проч., тот совершит подвиг великий и издаст книгу, какой нет и не может быть ни у одного народа; положит в казну русской литературы сокровище неоценимое и представит просвещенному миру чистое, верное, золотое зеркало всего русского. Не хочешь ли и ты участвовать в сем деле богоугодном и патриотическом?»

Тогда же в «Северной пчеле» (1831, № 212) появилось следующее сообщение: «В нынешнее время никто, кажется, уже не сомневается в важности памятников народной поэзии; посему читателям нашим, конечно, приятно будет узнать, что двое молодых литераторов занимаются собиранием в разных губерниях народных песен, и, как мы слышали, труды их уже увенчались успехом; им удалось собрать значительное число песен, доселе непечатанных. Критическое издание подобного собрания будет важным пособием не только истории русской литературы, но нравов, обычаев и поверий русского народа и самой истории нашего отечества».

«Двое молодых литераторов» – это Петр Киреевский и Николай Языков.

Крупнейшему поэту пушкинской поры Николаю Языкову суждено было сыграть чрезвычайно значительную роль в создании Собрания народных песен П. В. Киреевского. К собирательской деятельности он привлек всю семью – сестер, братьев Александра и Петра, их жен[108]108
  Более подробно о собирательской деятельности семьи Языковых см.: Собрание народных песен П. В. Киреевского. Записи Языковых в Симбирской и Оренбургской губерниях. Том I, Л., 1977.


[Закрыть]. Но центральной фигурой все-таки остался Петр Киреевский. Сам Николай Языков скажет об этом весьма красноречиво: «Трудно и слава богу, что трудно, найти на Святой Руси человека, могущего столь добросовестно заниматься этим трудом, как Петр Киреевский. Он есть Петр и на сем камне должна соорудиться церковь нами приготовляемая!» (письмо к братьям от 14 апреля 1833 года).

1831 год – дата рождения Собрания народных песен П. В. Киреевского. Тот же самый год и, буквально, те же самые месяцы, когда не под Москвой, а под Петербургом, в Царском Селе, Пушкин будет работать над созданием «Сказки о царе Салтане» и «Сказки о попе и о работнике его Балде», Жуковский – создавать «Сказку о спящей царевне», «Войну мышей и лягушек» (они появятся в «Европейце» Ивана Киреевского), а молодой Гоголь – первую часть «Вечеров на хуторе близ Диканьки».

Совпадение более чем значительное, если вспомнить строки из письма Гоголя к Жуковскому от 10 сентября 1831 года: «…Пушкин окончил свою сказку! Боже мой, что-то будет далее? Мне кажется, что теперь воздвигается огромное здание чисто русской поэзии, страшные граниты положены в фундамент, и те же самые зодчие выведут и стены, и купол, на славу векам, да поклоняются потомки и да имут место, где возносить умиленные молитвы свои. Как прекрасен удел ваш, великие зодчие!»

Среди зодчих, возводивших это здание «чисто русской поэзии», рядом с именами Пушкина, Жуковского, Гоголя, Петра Киреевского нужно назвать еще имена Ореста Сомова, чьи «Были и небылицы» конца 20-х годов предвосхитили гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки», Александра Вельтмана, чьи фольклорно-исторические романы «Кащей бессмертный», «Светославич, вражий питомец» вышли в 1831–1835 годах, Владимира Даля, «пяток первых» сказок которого вышел в 1832 году, да и «Конек-Горбунок» Павла Ершова вышел тогда же, в 1834 году.

Возникновение первого национального фольклорного свода неотделимо от этого общелитературного процесса, от философских и эстетических концепций своего времени, идейно-философской борьбы. С 1831 года собирательская деятельность Петра Киреевского стала фактом национальной культуры. Отныне он – центр, глава целого направления, у него появляются корреспонденты и помощники почти во всех губерниях России. В предисловии к изданию «Русских народных стихов» (1848) он приведет полный список своих «вкладчиков». Вот он:

«Богатые материалы, положившие основу моему собранию, получил я из Синбирской и Оренбургской губерний от Н. М. Языкова, П. М. Языкова, А. М. Языкова, Н. А. Языковой, Е. П. Языковой, П. М. Бестужевой, Ек. М. Хомяковой и Д. А. Волуева. А. С. Пушкин еще в самом почти начале моего предприятия, доставил мне замечательную тетрадь песен, собранных им в Псковской губернии; А. X. Востоков сообщил мне список с любопытного рукописного собрания народных стихов, хранящееся в Румянцевском Музее; Н. В. Гоголь сообщил мне тетрадь песен, собранную им в различных местах России; М. П. Погодин, кроме многих песен, собранных им из различных сторон России, доставил мне значительные собрания г.г. Тихомирова и Перевлесского, составленные в губерниях Рязанской и Тверской; И. М. Снегирев прекрасное собрание песен Тверской и Костромской губ.; С. П. Шевырев собрание песен, записанных им в Саратовской губернии; В. М. Рожалин значительное собрание песен Орловской губернии; А. Н. Попов собрание песен Рязанской губ.; К. Д. Кавелин собрание песен Тульских и Нижегородских; В. А. Трубников прекрасное собрание песен Танбовских; Д. П. Ознобишин собрание свадебных песен Псковской губернии; А. Ф. Вельтман весьма замечательное собрание песен из Калужской губернии; В. И. Даль собрание песен Уральских; И. И. Клементьев собрание песен Владимирской губернии; А. Н. Кольцов собрание песен Воронежской губернии; Ю. П. Гудвилович весьма замечательное собрание песен Минской губернии; С. А. Соболевский, неоднократно содействовавший моему предприятию, доставил мне любопытное собрание Сопикова, который было приготовил к изданию большое собрание Песен и Романсов, где, между прочим, соединены все почти песни народные, разбросанные по старинным песенникам; и, наконец, П. И. Якушкин, – который с неутомимой, благородной ревностью к этому делу, исходил пешком многии губернии, единственно с целью собирать песни, и в своей любви к русской народности находя силы бороться со всеми трудами и препятствиями, – весьма значительно обогатил мое собрание песнями Костромскими, Тверскими, Рязанскими, Тульскими, Калужскими и Орловскими.

Кроме названных мною здесь почтенных участников и участниц моего труда, содействовавших мне значительными вкладами, очень многие доставляли мне народные песни, хотя в небольшом количестве, записанные ими с голоса в различных концах России; и эти песни, в своей сложности, много увеличили мое собрание. С благодарностью должен я упомянуть имена: П. А. Улыбышевой, Н. П. Киреевской, М. А. Воейковой, Е. И. Поповой, Д. А. Путилова, М. А. Стаховича, И. С. Савинича и М. А. Максимовича, участвовавших в моем собрании».

Имя Пушкина Петр Киреевский назвал сразу же вслед за Николаем Языковым и семьей Языковых, особо подчеркивая, что Пушкин стоял «еще в самом почти начале… предприятия».

Сохранившиеся документы, воспоминания современников значительно дополняют это свидетельство. Участие Пушкина не ограничивалось только «вкладом» песен, записанных поэтом в Псковской губернии. Пушкину принадлежит сама идея Собрания Русских Песен как единого песенного свода. И собирательская деятельность самого Петра Киреевского начиналась с записей песен для Пушкина, для издания, задуманного поэтом совместно с Соболевским. Это были песни, записанные Петром Киреевским в 1830 году и пропавшие за границей «по непредвиденному случаю». Один из первых биографов поэта, П. В. Анненков, не случайно отмечал: «Если не ошибаемся, начало предприятия П. В. Киреевского должно отнести к 1830 году. Пушкин в это время уже владел значительным количеством памятников народного языка, добытых собственным трудом».

А начало собирательской деятельности Пушкина относится к периоду михайловской ссылки 1824–1820 годов, когда он писал брату Льву: «Знаешь мои занятия? до вечера пишу записки, обедаю поздно; после обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки – и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! каждая есть поэма!» Но Пушкин не просто слушал, уже тогда он записывал сказки Арины Родионовны (эти записи сохранились). В Михайловском он записал свадебный обряд, редчайшие варианты песен о Степане Разине, народные баллады, лирические, сатирические песни. Так что к 1830 году Пушкин действительно обладал одним из самых значительных собраний, «добытых собственным трудом».

Его приоритет подчеркивала и сложившаяся романтическая традиция. Достаточно сказать, что самое знаменитое собрание шотландских народных песен издал Вальтер Скотт, у истоков немецкой фольклористики стоят имена поэтов-романтиков Арними и Брентано (их учениками и последователями были братья Гримм), а французские и итальянские песни собрал один из популярнейших романистов того времени Фердинанд Вольф.

В России к подготовке такого издания приступил Пушкин. Первые сведения об этом относятся к 1830 году («Пушкин говорит, что он сличил все доныне напечатанные русские песни и привел их в порядок и сообразность, зане ведь они издавались без всякого толку», – сообщал Николай Языков), а 12 октября 1832 года Петр Киреевский в письме к Николаю Языкову говорит еще более определенно: «Пушкин намерен как можно скорее издавать Русские песни, которых у него собрано довольно много; я думаю ему послать копию с моего собрания, но для этого нужно наперед твое соизволение. Полевой также скоро издаст 400 собранных им песен. Это все дела великолепные!»

О пушкинском замысле есть и другие свидетельства, но тем большее значение приобретает сам факт передачи Пушкиным своих записей молодому Петру Киреевскому. Произошло это 20 августа 1833 года, когда Пушкин, Соболевский и Шевырев, встретившись в Москве, в доме Елагиных-Киреевских у Красных ворот, приняли решение передать все свои записи и само дело издания «большого собрания» Петру Киреевскому. Речь шла именно о большом собрании, о соединении всех имевшихся «малых» в единый фольклорный свод. Вскоре после этой встречи Соболевский сообщил поэту Востокову, что Киреевский уже «получил от Языкова, Шевырева и А. Пушкина более тысячи повестей (имеются в виду исторические песни и былины. – В. К.), песней и так называемых стихов».

Петр Киреевский сразу же приступил к осуществлению этого замысла. 14 октября 1833 года (то есть через три недели после встречи с Пушкиным, Соболевским и Шевыревым) он писал Николаю Языкову: «Знаешь ли ты, что готовящееся собрание русских песен будет не только лучшая книга нашей Литературы, не только из замечательнейших явлений Литературы вообще, но что оно, если дойдет до сведения иностранцев в должной степени, и будет ими понято, то должно ошеломить их так, как они ошеломлены быть не желают! Это будет явление беспримерное».

У Петра Киреевского были все основания для такой оценки. «У меня теперь под рукою большая часть знаменитейших собраний иностранных народных песен», – сообщал он в том же письме, сравнивая эти знаменитейшие собрания с готовящимся, русским, и приходя к выводу, что большинство из иностранных сборников составлены «не по изустному сказанию, а из различных рукописей» и что песни в них «обезображенные и причесанные по последней картинке моды».

Принципиальное отличие «готовящегося собрания русских песен» от всех других отечественных и зарубежных сборников заключалось в том, что песни в нем записаны «прямо с голоса». А это уже само по себе являлось новым словом в мировой фольклористике.

По предварительным подсчетам, это издание 1833 года должно было состоять из четырех томов, что в количественном отношении тоже превышало все знаменитейшие зарубежные сборники. «Известнейшее собрание шотландских песен Вальтера Скотта, – писал Петр Киреевский по этому поводу, – содержит в себе 77 нумеров, собрание шведских песен, которого количественному богатству немцы дивятся, заключает в себе 100 нумеров». У самого же Петра Киреевского к этому времени было уже более двух тысяч песен «могущих поступить в печать», подготовленных к изданию.

Но этому изданию 1833 года, как, впрочем, и изданию 1837 года, не суждено было увидеть свет. Причины разные, в том числе и тяжелое заболевание печени, которым Петр Киреевский страдал всю жизнь. Так, например, 14 ноября 1833 года, то есть как раз во время подготовки издания, Авдотья Петровна сообщала Жуковскому: «Петр уже три месяца не встает с постели. Мучительную и опасную болезнь переносит он с какой-то ненынешней твердостью. Когда ему лучше, он роется в преданиях, составляет, выправляет легенды, нынешним летом собранные у нищих, песни русские и пр.».

Но не менее веской причиной являлся сам объем издания. Уже тогда, в самом начале «предприятия», имея на руках две тысячи текстов, Петр Киреевский говорил о своем намерении ограничиться примечаниями «только самыми необходимыми и короткими», а иначе – это его собственные слова – «если поступать совестливо и отчетливо, это задержало бы издание на несколько лет».

Но в том-то и дело, что несовестливо и неотчетливо Петр Киреевский поступать не мог. Положение осложнялось еще и тем, что с годами «обильные песенные потоки» не иссякали, а увеличивались. Две тысячи песен намечавшегося издания 1833 года – это записи самого Петра Киреевского, семьи Языковых, а также «вклады» Пушкина, Соболевского, Востокова. Но уже вскоре в его руках окажутся не две тысячи песен, а вдвое, втрое, в десять раз больше… Общий же объем Собрания народных песен П. В. Киреевского таков, что не только дореволюционная, но и современная наука до сих пор не в состоянии осуществить его полное издание[109]109
  Этой теме посвящено специальное исследование: «Судьба песен, собранных П. В. Киреевским» («Песни, собранные писателями. Новые материалы из архива П. В. Киреевского». «Литературное наследство», том 79. М., 1968).


[Закрыть]. А Петр Киреевский был один…

Имя замечательного поэта и выдающегося ученого-слависта Александра Христофоровича Востокова названо в списке третьим. Судя по всему, Петр Киреевский придерживался определенной хронологической последовательности поступления к нему «вкладов». «Востоков, – сообщал он 14 октября 1833 года, – узнавши о готовящемся собрании, прислал мне 12 стихов, которые он сам переписал с рукописи 1790 года, хранящейся в Румянцевском Музее». В количественном отношении этот «вклад», конечно же, уступал многим другим, но он, как и пушкинский, был одним из самых первых, положил начало собранию. Кроме того, для Петра Киреевского, вне всякого сомнения, было важно само участие Востокова в его «предприятии». Известно, что еще в начало XIX века Востоков выступил с проектом издания своеобразного фольклорного свода «Цвет русской поэзии», он одним из первых пытался «русифицировать» стихотворные размеры, использовать народную поэтику. Но главная его заслуга заключается в создании «Опыта о русском стихосложении» (1812, 1817), в котором поэтика былин и народных песен впервые рассматривается как особая система русского тонического стихосложения. Это труд Востокова не имеет себе равных в теории стиха.

Вслед за Востоковым следует имя Гоголя, внесшего свой «вклад» тогда же, в 30-е годы, когда появились «Вечера на хуторе близ Диканьки», а вслед за ними – статья «О малороссийских песнях», и когда прозвучал вдохновенный гоголевский гимн народной песне: «Какую оперу можно составить из наших национальных мотивов! Покажите мне народ, у которого бы больше было песен. Наша Украина звенит песнями. По Волге, от верховья до моря, на всей веренице влекущихся барок заливаются бурлацкие песни. Под песни рубятся из сосновых бревен избы по всей Руси. Под песни мечутся из рук в руки кирпичи и как грибы вырастают города. Под песни баб пеленается, женится и хоронится русский человек. Все дорожное: дворянство и недворянство, летит под песни ямщиков. У Черного моря безбородый, смуглый, с смолистыми усами казак, заряжая пищаль свою, поет старинную песню: а там, на другом конце, верхом на плывущей льдине, русский промышленник бьет острогой кита, затягивая песню. У нас ли не из чего составить своей оперы?»

Первые фольклорные записи самого писателя тоже относятся к 30-м годам. «Главным делом Гоголя в эту пору, – отмечает его первый биограф, – было собирание украинских народных песен, в которое он в одно время вдался было усиленно, относясь к этому занятию с горячим увлечением внезапно возгоревшейся страсти». Эта «страсть» Гоголя скажется не только в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» – едва ли не самом фольклорном произведении русской литературы, но и в «Мертвых душах», в «Тарасе Бульбе», а в Собрании народных песен П. В. Киреевского гоголевскими записями представлены песенные сокровища Украины.

Далее Петр Киреевский называет имя Михаила Петровича Погодина – прозаика, историка, издателя «Московского Вестника» и «Москвитянина» и крупнейшего собирателя своего времени, прославившегося созданием ценнейшего Древлехранилища. Его роль в возникновении общенационального фольклорного свода весьма значительна. Погодин записывал сам и привлекал к собирательству других, в первую очередь, студентов Московского университета, в котором он многие годы был профессором всеобщей и русской истории. Так стали собирателями Кавелин, князь Костров, Якушкин. Через Погодина, его обширнейшие связи собирателя древнерусских рукописей Петр Киреевский получил «значительные собрания» из Рязанской и Тверской губерний (Тихомирова и Перевлесского), а позже – одни из самых первых записей былин из Архангельской губернии от адмирала Кузмищева и учителя из Шенкурска Харитонова.

Вслед за Погодиным следуют имена еще двух профессоров Московского университета – Ивана Михайловича Снегирева и Степана Петровича Шевырева. Сообщение Петра Киреевского о том, что от Снегирева он получил «прекрасное собрание песен Тверской и Костромской губ.» дополняют дневниковые записи самого Снегирева. Первые упоминания довольно беглые, речь идет в основном об уроках: «Зашел к Киреевским, дал им урок» (1823, 22 мая), «Урок у Киреевских» (26 мая), «Заехал к Киреевским, видел только Петрушу» (11 ноября). Самое непосредственное отношение к Собранию П. В. Киреевского, датированное ноябрем 1834 года: «Утром у меня был П. В. Киреевский, которому я сообщил разные песни… потому что он издает Русские песни, им собранные. Я ему казал свои материалы, коими он занимался; сообщил ему свои замечания о песнях». В 1831–1834 годах вышел четырехтомный труд Снегирева «Русские в своих пословицах», в который вошло немало записей Петра Киреевского. Подобный обмен записями – тоже характерная черта времени. Снегирев передал Петру Киреевскому песни, а получил от него собрание пословиц; Владимир Даль точно так же передал ему «собрание песен уральских», обогатив свои «запасы для русского словаря», а записи сказок и Петра Киреевского и Владимира Даля, в свою очередь, окажутся в издании народных сказок А. Н. Афанасьева.

Собирательский «вклад» Шевырева довольно скромен – всего пять песен. Тем не менее, Петр Киреевский называет его среди основных «вкладчиков». Ведь Шевырев, как и Пушкин, стоял у истоков собрания, он присутствовал на встрече в салоне Елагиных-Киреевских у Красных ворот 23 августа 1833 года, когда решалась судьба национального свода фольклора. Интересен и такой факт. Ф. И. Буслаев, вспоминая о лекциях Шевырева в Московском университете, открывавшие для него «все новые сокровища родной земли», между прочим, упоминает: «В этих лекциях Степан Петрович уже пользовался знаменитым собранием русских песен, которое принадлежало Петру Васильевичу Киреевскому». Буслаев учился в Московском университете в 1834–1838 годах, а это значит, что уже в то время, задолго до первых публикаций, студенты узнавали о собрании народных песен из лекций Шевырева. Из лекций, которые Иван Киреевский называл «открытием нового мира», а Николай Языков – «подвигом важным и бессмертным».

Петр Киреевский назвал имена тридцати четырех создателей национальной библиотеки фольклора, каждый из которых, безусловно, заслуживает внимания. Но, если история «вкладов» Алексея Кольцова и Павла Якушкина уже достаточно хорошо изучена, то «вклады» Рожалина, Кавелина, Александра Вельтмана, Владимира Даля, Стаховича, Максимовича еще ждут своего исследования. Не говоря уже о том, что этот список далеко не полный, он датирован 1848-м годом, а собрание Петра Киреевского до 1856 года продолжало пополняться «вкладами» Афанасия Марковича, Жадовской, Писемского, Мельникова-Печерского…

Этот список Петра Киреевского уже сам по себе является документом эпохи, свидетельством объединенных усилий крупнейших писателей и ученых пушкинского времени. Подобного коллективного труда не знала ни отечественная, ни зарубежная фольклористика. Собрание народных песен П. В. Киреевского и в этом отношении – уникальнейший памятник мировой культуры.

В этом списке нет только одного имени – самого Петра Васильевича Киреевского, он не дает представления о его собственном «вкладе» и собирательской деятельности. Создается даже впечатление, что он, подобно Афанасьеву, был только исследователем и издателем. А это далеко не так.

Петр Киреевский – выдающийся собиратель своего времени. Он первым разработал и осуществил в практической деятельности подлинно научные принципы собирания и записи фольклорных текстов. Петр Киреевский – первооткрыватель народных стихов, особого жанра народной поэзии, возникшего на стыке, на взаимопроникновении и взаимовлиянии двух великих культур – устного народного творчества и древнерусской письменной литературы.

Ко всему этому необходимо еще добавить, что Петр Киреевскиц – тоже первым в истории отечественной фольклористики – осуществил специальную фольклорную экспедицию.

Произошло это летом 1834 года, когда он направился в Господин Великий Новгород, надеясь обнаружить там следы древнего эпоса. Петра Киреевского, как известно, постигла неудача: он не обнаружил на новгородской земле эпической поэзии. «Предания здесь только одни могилы и камни, а все живое забито Военными поселениями, с которыми даже и тень поэзии не совместима», – с грустью отметит он. Единственные оставшиеся следы древности – это «каменная поэзия» – памятники древнерусского зодчества. «София – самое прекрасное здание, которое я видел в России», – скажет Петр Киреевский о Новгородской Софии, одним из первых обратив внимание на древнерусскую архитектуру.

И все-таки, как это ни странно, Петр Киреевский был на верном пути, он мог бы оказаться первооткрывателем живого бытования народного эпоса. «Можно предположить, отмечает по этому поводу современный исследователь, – что если бы Киреевский поехал не в Новгород, а в Олонецкую губернию, на территорию бывшей Обонежской пятины Великого Новгорода, то он нашел бы там произведения народной поэзии об историческом прошлом: былины о Василии Буслаеве, о Садко и многие другие. Выдвинутая им идея собирания песен в новгородских землях продолжала волновать многих исследователей, пока, наконец, П. Н. Рыбникову, сосланному в Петрозаводск, удалось открыть подлинную сокровищницу русского народного эпоса в районах, принадлежавших когда-то Великому Новгороду. Киреевский первый предвидел возможность такого открытия, но не смог осуществить его». Небезынтересно отметить, что первая встреча финского собирателя и издателя «Калевалы» Элиаса Лённрота с выдающимся народным рунопевцем Архиппой Пертуненом произошла тоже на территории бывшей Обонежской пятины, причем – в те же 30-е годы.

Только собрав воедино все записи Петра Киреевского можно представить себе значение и масштабы его собирательской деятельности, что отчасти и осуществлено в настоящем издании, но далеко не в полном объеме. В сборник вошли лишь его московские, тульские, орловские, калужские записи (тоже далеко не все), а за пределами остались – новгородские и симбирские. В сборнике лишь несколько образцов народных стихов, а их только в издании 1848 года – более пятидесяти. Тем не менее, даже в таких ограниченных пределах, перед нами предстает необычная коллекция.

«Песни, которые поются в народе, должны быть записываемы слово в слово, все без изъятия и разбора», – эти принципы, впервые изложенные в «Песенной прокламации» Петра Киреевского, легли в основу русской и советской фольклористики. В записях самого Петра Киреевского они воплощены в полной мере, как в точности передачи звучания народной речи, диалектизмов, так и в широте охвата песенной культуры народа. В его собрании есть песни всех традиционных видов народной поэзии, а также редчайшие образцы песен бытовых, сатирических, разбойничьих, тюремных, солдатских и даже фабрично-заводских.

Только такой охват всех видов и жанров народной поэзии мог передать все богатство и разнообразие песенной культуры народа, о которой Петр Киреевский писал: «Едва ли есть в мире народ певучее русского. Во всех почти минутах жизни русского крестьянина, и одиноких и общественных, участвует песня; почти все свои труды и земледельческие и ремесленные он сопровождает песнию. Он поет, когда ему весело; когда ему грустно. Когда общее дело или общая забава соединяют многих, – песня раздается звучным хором; за одиноким трудом или раздумьем ее мелодия, полная души, переливается одиноко. Поют все: и мужчины и женщины, и старики и дети. Ни один день не пройдет для русского крестьянина без песни; все замечательные времена его жизни, выходящие из ежедневной колеи, также сопровождены особенными песнями. На все времена года, на все главные праздники, на все главные события семейной жизни, есть особые песни, носящие на себе печать глубокой древности; и особенно там, где меньше чувствительно городское влияние, русский крестьянин, – верная отрасль своих предков, не отступивший от них даже и мелких подробностях своего домашнего быта, – до сих пор поет эти древние песни; потому что они вполне сливаются с его чувством и с его обычаем, также, как выражали чувство и обычай его прапращура. Он дорожит своими песнями: можно сказать, что они составляют любимую и лучшую утеху его простой жизни.

Поэтому неудивительно, что русских народных песен существует необъятное множество, очень разнообразное и по содержанию и по напевам».

Петр Васильевич Киреевский сохранил эти песенные богатства России на все грядущие века, совершив один из самых великих подвигов в истории русской культуры.

Виктор КАЛУГИН