Текст книги "Собрание народных песен"

Автор книги: Петр Киреевский

 
Как за той-то, за той за Дарьёй рекой,
Татары-то полон делят.
Кому злато, кому се́ребро досталося:
Доставалася тещея́ зятюшке.
Он привез ее на дику́ю степь,
На дику́ю степь к молодой жене:
– Еще вот тебе, молода жена,
Вековечная работница,
А вам, детушки, нянька-мамушка.
Ты заставь ее, жена, три дела делать:
Перво дело – дитю качать,
Друго дело – бумагу прясть,
Третье дело – гусей пасти. —
Полоняночка ногами-то дитю качат,
Руками бумагу прядет,
Глазами-то гусей пасет.
Дитю качат да прибаукиват:
– Ты, баю, баю, мое дитятко,
Ты, баю, баю, мое милое!
Ты по батюшке татарчёночек,
А по матушке русёночек,
Моих черёв урывочек:
Твоя-то матушка мне родна доченька,
У нее на правой груди родимо пятношко. —
Услыхали няньки-мамушки,
Доложили они своей барыне:
– Ох барыня, сударыня!
Полоняночка дитю качат,
Дитю качат, прибаюкиват:
«Ты, бау, бау, мило дитятко,
Ты по батюшке татарчёночек,
А по матушке русёночек,
Моих черёв урывочек». —
Стучит-бренчик, по сеням бежит,
По сеням бежит дочь родная,
Упала она ей во резвы ноги:
– Ох матушка, сударыня!
Что ты мне давно не скажешься?
Не заставила бы я тебя три дела делать,
Ни дитю качать, ни гусей пасти,
Ни гусей пасти и ни бумагу прясть.
Вот тебе золоты ключи,
Отмыкай-ко ты дубовы́ ларцы,
Бери себе золотой казны,
Золотой казны сколько надобно,
Ступай-ко ты на конюшною,
Бери себе коня до́браго.
Поезжай на святую Русь,
На святую Русь к малым детушкам.
– Дитя ли мое, дитя милое!
Не надо мне золотой казны,
Не еду я на святую Русь:
С тобой, мой друг, не расстануся!
 

 
Как во городе во Вереюшке,
Во селе было Корочарове,
Все квартирушки порасписаны,
Все солдатушки порасставлены,
Как солдатушки полку Тульскаго,
Роты первыя, гренадерския.
Вдруг песчастьице в полку учинилося:
Как со вечеру приказ отдан был,
Со полу́ночи ружья чистили,
Ко белу свету во строю стоят,
Во строю стоят, по ружью держат.
Капитан стоит перед ротою,
А майор стоит середи́ полку́,
Сам полковничек под знамёнами.
Капитан кричит: «На плечо ружье!»
А майор кричит: «Во поход пошол!»
Сам полковничек: «Во ины земли,
Земли шведския и турецкия!»
Из-за гор было – гор высокиих,
Из-за лесу – лесу темнаго,
Не бела́ зоря занималася,
Не красно́ солнце выката́лося,
Выходила тут наша армия,
Наша армия государева,
Государева царя Белаго,
Царя Белаго Петра Перваго.
 

 
Говорил-то мне мил-сердечный друг,
Говорил-то, крепко приказывал,
Честью-лестью уговаривал:
– Посмирнее живи, моя лебёдушка! —
Я приказу его мало слушалась,
Со иным дружком повадилась;
Повадимши разбранилася,
Разбранимши слезно всплакнула,
Во слезах я слово молвила:
– Ты взойди, взойди на мой на двор,
На мой на двор, на высок терём,
Погляди-тко ты в окошечко:
На моем ли на дворе туман-туман,
На синём море непогодушка. —
Есть у девушки зазнобушка:
Зазнобил сердце детинушка,
Детинушка дворянский сын,
Зазнобимши сам в поход ушол,
В чужи земли – земли шведския.
 

 
Выходила-выступала сила войская,
Сила войская, гусары царя Белаго,
Царя Белаго гусары, Петра Перваго,
Наперёд идут гусары со знамёнами,
Назади идут гусары – барабаны бьют,
Барабанный бой пробили по печальному,
Славно песенки запели по веселому.
Как у нас ли во ширинге урон сделался:
Урон сделался, гусары, генерал помёр.
Генеральского конёчка в поводу́ ведут,
Генеральского сыночка на руках несут,
Генеральское седельце на возу везут,
Самого генерала шестернёй везут:
– Вы везите ли, гусары, через три́ поля,
Через три поля на четвертое!
 

 
Что не стадичко из черных галочек подымалося,
Подымалася наша армия государева:
И не много, и не мало, – семьдесят семь полков.
Вперед бежит молодой почтарь,
Молодой почтарь, сам не трёхнется,
По плечам бежат русыя кудерьки,
Русы ку́дерьки не воро́хнутся.
Подбегает к матушке каменно́й Москве,
На устречу московские целовальнички;
Целовальнички испугались, все разбе́галися:
– Вы не бойтесь, целовальнички, не пугайтесь ничего!
Отпустите вы сладкой водочки на пять сот рублей,
Зелена́ вина, на всю армию государеву! —
На ограде сидел прусской король – черным во́роном,
По подне́бью летал прусской король – ясным соколом,
Под столом-то сидел прусской король – серым котиком.
Как возго́ворил прусской король:
– Ты укрепа-ль моя, укрепушка,
Славный Берли́н-город!
Ты кому же, моя укрепушка, достанешься?
Доставалась моя укрепа царю белому,
Царю Белому, генералу Краснощокому.
Я строил тебя, укрепушку, ровно тридцать лет:
Разорили тебя, укрепушку, в три́ часа!
 

 
Ты хозяин, ты хозяин,
Свому дому господин!
Нам не дорого, хозяин,
Пиво пьяное твое,
Дорога нам, хозяин,
Пир-беседушка твоя.
Во беседе сидят люди,
Люди добрые сидят,
Они бают-рассуждают,
Речь разумну говорят:
– Отчего это, братцы,
Каменна́ Москва загоралась? —
Загоралась от князей от бояр,
От большаго господина
Шереметьева:
Ходила его верная ключница
Вы новы́ подвалы,
Заронила она, заронила
Воску яраго свечу.
От того каменна́ Москва
Загорелась.
 

 
Расейская наша земля
Разарёна до конца
До Платонова казака.
Как Платов енарал
Йон под армией гулял,
Ко хранцузу заизжал.
Хранцуз иво не узнавал,
На скоры ноги уставал,
За белы руки хватал,
У палату уводил,
За дубовой стол сажал,
Рюмки водки наливал,
На подноси подносил,
Иво милости просил:
– Што выкушай, купчина,
Ты масковский маладчина!
Я и во Москве бувал,
Многа сам людей знавал,
Одново вора не узнал,
Што Платова казака.
Кабы хто мни указал,
Многа дених-казны дал,
– А на што казну тирять?
Иво так можна признать:
Йон лицом, лицом тобой —
Словна братиц родный твой:
Русы кудирьки на нём
Што на братци на твоем, —
Выходил душа Платов
На широкой двор гулять,
Закричал душа Платов
Своим громким голосом:
– Вы ребята, вы ребята,
Вы донскии казаки!
Вы падайте мне каня,
Словна ясна сакала,
А шта падайте чернильницу со пером:
Напишу я письмецо
На хранцузское лицо,
Пошлю я письмецо
Ко хранцузу королю:
Ты – ворона, ты – сорока,
Хранцузский королек!
Не зумела ты ворона,
Ловить сакала в хоромах,
Не зумел ты, сава,
Ловить ясна сокола.
 

 
Собирался князь Михайло
Он во царскую во службу,
Он приказывал свою молоду княгиню
Своей матушке родимой:
– Не покинь мою молоду княгиню
Да при нужном при време! —
Как съехал князь Михайло
Со широкаго подворья,
Велела она банюшку топити,
Горюч камень разжигати:
Молодой княгине
На белые груди клала;
Она первый раз закричала,
А в другой-то застонала,
А в третий замолчала.
Воротился князь Михайло
Со пути ли со дорожки
Ко широкому подворью;
Его матушка встречала,
Во сахарныя уста целовала:
– Ох ты, мать ты мне родная!
Да где ж моя молода княгиня?
– Твоя молода княгиня
С няньками-мамками играет, —
Как кинулся князь Михайло
Свою молоду княгиню искати:
– Ох ты, матушка мне родная!
Ты скажи, не утой,
Где же моя молода княгиня? —
Как взговорят князю
Красны девушки:
– Мы б сказали тебе,
Где твоя молода княгиня,
Да мы боимся
Твоей матушки родимой?
– Ох вы девушки-голубушки!
Вы скажите, не утайте,
Где ж моя молода княгиня?
– Твоя молода княгиня
В грановитой[86]86
  Гранной, угольчатой, т. е. в гробнице; вместе с тем сопоставление и с граненою палатою, кякая бывала у князей и осталась поныне в Москве. – Прим. изд.


[Закрыть] во палате:
Там твоя молода княгиня! —
Как кинулся князь Михайло:
– Уж не мать ты мне, злодейка!
Три души ты загубила:
И ты сына со невесткой,
И младенца во утробе!
 

 
Как князь Роман – он жену терял,
Он жену терял, он тело терзал,
Во Смородину бросал, во калинник.
Как встревожится и всплачется
Любезная дочка Аннушка:
– Родимый мой батюшка!
Куда девал мою матушку?
– Твоя матушка во чистом поле,
Во чистом поле цветочки рвет,
Цветочки рвет, веночки вьет, —
Вскидалася-взбросалася любезная дочка Аннушка
– Родимый же мой батюшка!
Куда девал мою матушку?
– Твоя матушка во чистом поле,
Во чистом поле цветочки рвет,
Цветочки рвет, веночки вьет. —
Вскидалася-взбросалася любезная дочка Аннушка
– Родимой же мой батюшка!
Куда девал мою матушку?
Цветочки растут нерватые,
Веночки лежат невитые!
– Твоя матушка во высоком тереме,
Белится-румянится, в цветно платье одевается. —
Вскидается-взбросается любезная Аннушка:
– Родимый же мой батюшка!
Куда девал мою матушку?
Белилы стоят небеленые.
Румяны стоят нерумянные! —
Как летит тут орел-птица,
Он несет в когтях праву руку,
Он кричит звонким голосом:
– Как князь Роман – он жену терял,
Он жену терял, он тело терзал,
Во Смородину бросал, во калинник. —
Как вскидается любезная дочка Аннушка:
– Родимый же мой батюшка!
Куда девал мою матушку?
– Не плачь, не тужи, дочка Аннушка:
Сострою тебе высокий терем,
Складу тебе хрущатую печь,
Солью тебе золотую цепь,
Приведу тебе молодую мать. —
– Сгори, сгори, мой высокой терем,
Упади, упади, хрущата́я печь,
Растопись, растопись, золотая цепь,
Ты умри, умри, молодая мать,
А ты встань-проснись, моя матушка!
 

 
Из-под бережку из-под кру́това,
Из-под камушка из-под белого
Течет речка быстрая.
Во той речке девка мылася,
Во цветно платье одевалася,
Она белилася и румянилася,
Набелёмши она, нарумянивши, на гору взошла,
Диво видела-дивовалася:
Как донской козак коня поил,
Он коня поил, с девкой речи говорил,
С девкой речи говорил, как жену погубить:
– Не губи жену рано с вечера,
Погуби жену ко полуночи:
Малы детушки спать поляжутся. —
Малы детушки расплачутся:
– Государь батюшка, где наша матушка?
– Ваша матушка на Дунай пошла – утопилася.
 

 
Растопись, банюшка,
Разгорися, каминка;
Ты рассыпься, крупён жемчуг,
По атласу он, по бархату,
По серебряну блюдечку.
Ты расплачься, свет Домнушка,
Перед своим родным батюшкой:
– Государь ты мой, батюшка!
Ты на что пиво варишь,
Ты на что зелено вино куришь?
Государыня-матушка!
Ты на что холсты режешь,
Ты на что дары кроишь?
– Ты дитё-ли, мое дитятко!
Ты не знаешь, не ведаешь:
Я хочу тебя замуж отдать
За большого за барина,
За Якова Васильевича.
 

Когда коровай сажают, у жениха

 
На поле, на поляне,
На высоком на кургане
Цвели цветы лазоревые.
Ходил-гулял доброй молодец,
Сорвал цветок, завил венок,
Завил венок, сам заплакал:
– Кому венок носить будет?
У меня матушка старёшенька,
А сестрица малёшенька,
А сам молодец холост хожу,
Холост хожу, не женатой.
Мне матушка говорила:
«Женись, женись, мое дитятко,
Женись, мое милое!»
– На что, матушка, жениться?
Меня так девушки любят,
Молодушки выхваляют.
 

 
Солнушко котом, котом!
Ехали князи рядом, рядом;
Всех наперёд Яков сударь,
Крутаго коня заворачивал,
На тестя двор чаще взглядовал:
– Тесть ты мой, тесть ласковой!
Отдай-ка мою сужену,
Отдай-ка мою ряжену.
Вынесли ему золоту казну:
– Это моя не сужена,
Это моя не ряжена, —
Вывели ему ворона́ коня:
– Это моя не сужена,
Это моя не ряжена. —
Вывели ему красну девицу,
Свет Домну Миколовну.
 

В семик завьют венки и величают

 
Кто у нас холост?
Кто не женатый?
– Яков свет, холост,
Васильич не жанатый.
Люшиньки, люли, не женатый!
По городу ходит,
Плавны выступает,
Люшиньки, люли, выступает!
Сапог не ломает,
Чулок не марает;
Люшиньки, люли, не марает!
На добра коня садится,
Под ним конь веселится.
Люшиньки, люли, веселится!
К саду подъезжает,
Соловьи распевают.
Люшиньки, люли, распевают!
К крыльцу подъезжает,
Девушки встречают,
Люшиньки, люли, встречают.
За белы руки примают,
В горницу вводят,
Люшиньки, люли, вводят!
За дубовой стол сажают,
За скатерти бранны,
За кушаньи сахарны.
Рюмку вина наливают,
Якову подавают:
– Я не пью простого
Вина зеленого, —
Выпью не простого
Заморского дорогого. —
Люшиньки, люли, дорогого!
 

Для сирот

 
Яблонка кудрявая,
Все ли у тебя веточки?
Все ли у тебя сроднички,
Свет Дарьюшка?
– Все у меня сроднички,
А нет ни батюшки, ни матушки
Подымитесь, ветры буйные,
Со восточной со сторонушки.
Разнесите мать-сыру землю!
Ты востань-ка, родной батюшка,
Ты востань-ка, сударыня-матушка,
Благослови-ка меня горькую,
Благослови-ка меня несчастную,
Ко суду божью ехать,
Золот венец принять!
 

 
Чирик, чирик воробей,
Чирик молодой!
Залетел мой воробей
На чужу-то сторонушку.
В Чернечкую.
И кто у нас холост,
Ище кто не женат?
Кузька холост ходит,
Кузька не женатый;
Он далече отъезжал,
От Калуги до Москвы,
До тестева до двора.
До тёщева терема,
До девичьей светёлки:
– Девушка, отворись.
Красавица, отопрись!
– Я бы рада отперлась, —
Я голову чесала,
Косу русую плела,
Приговаривала:
Кузьма-сударь, воротись! —
– Я бы рад воротился, —
Мой добрый конь не стоит,
Буён ветер шляпу рвет,
Красное солнце лицо жжет.
 

 
Хмель, ты мой хмелюшка,
Веселая головушка!
Родись, родись, хмелюшка,
На моей на сторонушке:
На моей на сторонушке
Приволье хорошее.
Раздолье большое.
По тому по раздольецу
Ходил-гулял добрый молодец,
Нефедушка,
Связал буйную голову
Тафтою зелёною.
Увидала матушка
С высокого терема:
– Не мое ли это дитятко?
– Твое, твое, матушка!
Сударыня-матушка,
Друзья-братья женятся,
А мне, молодцу, хочется. —
– Женись, женись, дитятко,
Возми, возми, дитятко,
Боярскую дочь.
– Она мне не работница,
Она мне не пособница.
– Возми, возми, дитятко,
Крестьянскую дочь.
– Она-то мне помощница,
Она мне пособница.
 

 
Я лугами шла, я болотом шла,
Я цветы рвала я лазоревые;
Я сорву цветок, я совью венок
На головушку на буеного
На Александрину.
На головушке золот венок,
Шляпа черная с лентой алой,
С лентами алыми, с позументами.
 

 
Летала гусыня, летала,
Серая летала, летала,
Крылья примахала,
Мозоли потирала,
Столбы сколыхала.
Бояр пробужала,
Бояре вставали,
Варенуху[87]87
  Варенуха – пьяный напиток из навара водки и меду на ягодах и пряностях.


[Закрыть] согревали,
В чарки наливали,
Марье подносили:
– Выпей, матушка,
Скушай, Харитоновна!
– Не пью, не кушаю,
Бояр не слушаю;
Кабы был Симион,
Я бы спила, скушала,
Бояр послушала.
 

Для почету гостя

 
Не чарочки по столикам гремят,
Не ендовки походя говорят:
– Уж ты умная-разумная моя,
Афимья Миколовна! —
Она ходит, убирает,
В цветны платья наряжается,
Убрамши, она в гости просится
У своего-ли друга милого,
У Никиты Лексеевича:
– Уж ты миленькой, миленькой мой!
Ты пусти меня в гости побывать;
Я давно, сударь, в гостях не была,
От весны, сударь, до осени.
От осени до масленицы.
– Уж ты умная-разумная!
Уж и ты у меня пивушка не пьёшь,
Зелена́ вина в рот не берёшь,
Только пьёшь один сладкой мёд,
Калачом в душу закусываешь.
 

 
Ты река ли, моя реченька,
Ты река ли моя быстрая!
Ты течешь, не колыхнешься,
С берегов вон не выльешься,
С желтым песком не смешаешься.
Уж ты умная девушка!
Сидишь, не усмехнешься,
Говоришь ты, не улы́бнешься,
– Уж вы девушки-голубушки,
Вы сестрицы подруженьки!
Чего же мне смеяться,
На что глядя радоваться?
У нас полон двор повозок стоит,
Полны горницы гостей сидят;
Одного гостя нет, гостя милого,
Батюшки родимого.
Государь ты, мой братец!
Ты поди ко божьей церкви,
Ты ударь в большой колокол,
Пробуди моего батюшку:
Снарядить-то меня есть кому
А благословить некому.
 

 
Ой, на полях, на курганах,
Люли, люли, люли, люли, люли, люли!
Растет былка – чернобылка.
На той былки твяли тветы,
Твяли твяты лазоревыи.
Никто к твятам не падайте,
Ни падайте, ни падъеде;
Озвался тут удалой молодец,
Удалой молодец Афанасьюшка,
Афанасьюшка Васильевич,
Скачил с коня, сарвал твяток,
Сорвал твяток, завязал в платок,
Завязал в платок, во шолковой:
– Кому мой твет достанетца?
Маладой жаны в мине нету-ти,
Была сестра – замуж пошла,
Достался твет меньшой сестры,
Меньшой сестры Пелагеи,
Пелагеи Васильевны:
– Носи, сестра, не жалей твета,
Не жалей твета лазоревава.
 

 
Жил-был курилка[88]88
  Курила, курилка – пьяница, гуляка, кутила.


[Закрыть],
Жил-был голубчик.
Не умри, голубчик!
Шейка тоненька,
Не умри курилка,
Душа коротенька.
У голубя золотая голова,
У голубки позолоченая.
У Якова хороша была жена,
Свет Домнушка душа.
Съезжались Якова друзья,
Дивовались Якова жене:
– Кабы, братцы, да моя была жена,
Я бы летом во колясочке возил,
А зимою студяною во писаных санях,
На ямских кучерах, на донских лошадях.
 

 
Леса мои, леса темныи,
Ой да как во тех лесах грибы-ягоды,
Ой да грибы-ягоды.
Ой да брали девушки,
Ой да понабрали,
Понабрали чаны, при-аукнули:
– То яву, яву, мил сердечный друг!
– Ой да мне нильзя,
Ой нильзя при-аукнуться:
Ах да нада мной младом три сторожа:
Ай да первай сторож – родной батюшка,
Ай да другой сторож – то родна матушка,
Ай да третий сторож – то молода жена,
Ай да молода жена, змия лютая.
Ай да ты зайди, зайди туча грозная,
Ай да расшиби, убей жену молоду,
Эй да жену змею только лютую-подколодную!
 

 
Ой верная, манерная сударушка моя!
Ой-люли – ой юли, ой ляли-лели!
Ой не ты меня, сударушка, повысушила,
Без морозу, без лютова сердце вызнобила,
Напустила сухоту по моём животу.
Как рассыпалась печаль по моим ясным очам,
Как чужие-то жены – лебедушки белые,
А моя ли жена – полынь, горькая трава,
Во сыром бору росла.
 

 
Как поехали холо́пи за охотою гулять,
Ой да! и чечётка моя!
Белая лебёдка моя! и т. д.
Поймали холо́пи чечётку[89]89
  Чечётка – пташка.


[Закрыть],
Посадили чечётку в клетку.
Как и вывела чечетка семь дочерей:
Арину, Марину, Дарью, Марью,
Акулину, Солмониду, а седьмую Катерину,
Что поехала чечётка во торг торговать,
Во торг торговать, зятьёв выбирать;
Как и выбрала чечётка семь зятьев:
Андрея, Бабрея, Дементея, Клементея,
А седьмого Матвея.
 

 
Дорога ли моя дороженька,
Торная дорожка, раскатистая.
Никто по тебе не хаживал,
Никто за собой не важивал.
Только шел – прошел табун коней,
Табун коней государевых.
Наперед-то идет чубарый[90]90
  Чубарый – пестрый, пятнистый, крапчатый.


[Закрыть] конь,
На коню-то сидит добрый молодец,
Он коню-то говорит чубарому:
– Что ты конь, не весел идешь,
По лугам ты идешь – травы не рвешь,
По озерам идешь – воды не пьешь.
Тяжела ли во мне кручинушка,
Что чует ли сердечушко,
Что не тужит ли по мне батюшка,
Что не плачет ли по мне матушка,
Что не быть ли коню убитому,
Что не быть ли молодцу зарезану?
 

 
Из-за лесу, лесу темного,
Из-за садику зеленого
Выходила туча грозная,
Туча грозная – непроносная,
Со снегами, со морозами,
Со дождями непогожими.
Дочь у матери в гостях была,
Поехамши не простилася,
Серёдь лесу становилася,
С соловьями думу думала,
С молодыми думу крепкую:
– Полети ж, мой соловьюшко,
На родимую сторонушку,
Поклонись мому батюшке,
А матушке – челобитьице. —
Мне-то ночесь доброму молодцу
Спалось-то спалось, много виделось,
Нехорош-то мне сон привиделся,
Привиделась-то мне мать крута-гора,
Будто я хожу по крутой горе,
Будто я гляжу на свою сторону.
Сторона ли ты моя сторонушка,
Незнамая, незнакомая!
Я не сам-то я на тебя зашел,
Занесли-то меня неволюшка,
Власть господска, воля царска.
 

 
Девушки призадумавшись стоят,
А молодки про гулянья говорят:
– Ты гуляньица моя,
Довела до горя до конца. —
Хвалюсь, хвалюсь, и что во солдатах хорошо:
Салдатское невольное житьё. —
По три денежки во сутки дають,
По сту лозанов[91]91
  Лозан – удар лозою, прутом.


[Закрыть] у спинушку кладут.
 

ПЕСНИ, ЗАПИСАННЫЕ В ОРЛОВСКОЙ ГУБЕРНИИ

 
У попа была беседушка, у дьякона другая,
У дьякона другая – хвалились два брата,
Хвалились два брата: «Што есть у нас сестрица,
Што есть у нас сестрица, из терема не ходит,
Из терема не ходит, белил с лица не ронит,
Белил с лица не ронит, бела лица не кажит,
Бела лица не кажит». Как выискался сын Попович,
Как выискался сын Попович: «Не хвалитесь вы, два брата,
Не хвалитесь вы, два брата, я вашу сестру знаю:
Я в вашей сестрицы два ужина ужинал,
Два ужина ужинал, третий завтрак завтракал».
Как брат брату взговорил: «Пойдем, братец, ко двору,
Пойдем, братец, ко двору, свернем снегу по кому,
Свернем снегу по кому, бросим ко сестре в окошко,
Бросим к сестре в окошко, што́ нам сестра сговорит?»
Сговорила им сестрица: «Не дури, сударь, Попович!
Не дури, сударь, Попович, пойди ко мне во терем
Во терем во высок, моих братьев дома нет,
Моих братьев дома нет: поехали на базар,
Поехали на базар, тветно платье покупать,
Тветно платье покупать, меня сестру снаряжать».
Как брат брату взговорил: «Пойдем, братец, во кузенку
Мы и сделаем по ножу, ссекем сестре голову,
Ссекем сестре голову: обесчестила бороду!»
 

 
Уж давно-то христианска вера
Во Россеюшку взошла,
Как и весь-то народ Русский
Покрестился во нее;
Покрестился, возмолился
Богу Вышнему:
– Ты создай нам, боже,
Житье мирное, любовное;
Отжени ты от нас
Врагов пагубных;
Ты посей на нашу Русь
Счастье многое! —
И слышал бог молитвы
Своих новых христиан:
Наделял он их
Счастьем многиим своим.
Но забылся народ Русский
В счастии живя;
Он стал бога забывать,
А себе-то гибель заготовлять.
И наслал бог на них
Казни лютые,
Казни лютые, смертоносные:
Он наслал-то на святую Русь
Нечестивых людей,
Нечестивых людей,
Татар Крымскиих.
Как и двинулось погано племя
От севера на юг,
Как сжигали-разбивали
Грады многие,
Пустошили-полонили
Земли Русские.
Добрались-то они до святого места,
До славного Великого Новагорода.
Но в этом-то граде
Жил христианский народ:
Он молил и просил
О защите бога вышнего.
И вышел на врагов
Славный Новгородский князь,
Новгородский князь Александр Невский.
Он разбил и прогнал
Нечестивых Татар:
Возвратившись со войны,
Во иноки он пошел;
Он за святость своёй жизни
Угодником бога стал.
И мы, грешнии народы,
Притекаем к нему:
– Ты, угодник божий,
Благоверный Александр!
Умоляй за нас
Бога вышнего,
Отгоняй от нас
Врагов пагубных!
И мы тебя прославляем:
Слава тебе,
Благоверный Александре,
Отныне и до века!