Текст книги "Собрание народных песен"

Автор книги: Петр Киреевский

 
Не шум шумит, не гром гремит,
Молодой Турчин поло́н делит:
Да и кто кому достанется?
Достанется сестра брату,
Сестра брату, тёща зятю:
А брат сестру на Русь пустил,
А зять тещу в полон узял,
Заставил ее три дела делать:
Первое дело – кудели прясть,
Второе дело – лебедей стеречь,
А третье дело – дитю качать.
– Я ручками кудели пряду,
Я глазками лебедей стерегу,
А ножками дитю качаю:
«Баю, баю, боярской сын,
По-батюшки злой татарчонок!
Дитёй назвать – мне вера не та,
А бить тебя – мне грех будет:
Твоя ли мать мне дочь была.
По матери ты внук и мне.»
– Ах мать моя родимая!
Ты снимай шубу сыромятную,
Надевай шубу соболиную.
Не хочу я шубу соболиную:
Отпусти меня в свою сторону.
 

 
Соловей кукушку подговаривает,
Подговаривал, всё обманывал:
– Полетим, кукушка, во темны́ леса́,
Мы совьём с тобою тёпло гнёздушко. —
Молодец девицу подговаривал:
– Поедем, девица, во Казань-город:
Казань-город на красе стоит,
На красе стоит, на крутой горе,
Казаночка речка медова́ течёт,
Мелки ключики – зелено́ вино,
По лугам-лугам трава шёлкова,
По горам-горам цветы алые,
Цветы алые, всё лазоревы.
– Не обманывай, добрый мо́лодец:
Я сама давно про то ведаю,
Что Казань-город на костях стоит,
Казаночка речка кровава́ течёт,
Мелки ключики – горючи слезы,
По лугам-лугам всё во́лосы,
По крутым горам всё головы,
Молодецкия, всё стрелецкия.
 

 
После Покрова на первой неделе
Выпала пороша на талу землю;
По той по пороше ехала свадьба:
Семеро саней, по семеро в са́нях,
Семеро верхами, все с бердышами,
Семеро пешками, все с палашами.
Встречу той свадьбы шёл поп Семён —
Крест на ремени, полутора сажени.
– Бог же вам в помощь, духовные дети,
Красть-воровать, на разбое стоять!
 

 
С Дону, с Дону, с Дону, с Дону, с-за Дунаю!
Как ехала свадьба на семерых санях,
На семерых санях, по семеро в санях.
С Дону, с Дону, с Дону, с Дону, с-за Дунаю!
А поп-ат Емеля, крест у него на ремени,
Крест у него на ре́мени, в полторы сажени;
С Дону, с Дону, с Дону, с Дону, с-за Дунаю!
Он по полю едит, им благословляет,
Им благословляет, кнутом погоняет!
С Дону, с Дону, с Дону, с Дону, с-за Дунаю!
– Дети мои, дети, давай свадьбу пети,
Давай свадьбу пети, ступай, тетка, в клети!
С Дону, с Дону, с Дону, с Дону, с-за Дунаю!
Коли бог поможет – меня не забудьте,
Коли чорт порушит – меня не клепите[92]92
  Клепать – наговаривать, возводить напраслину; отсюда – поклеп.


[Закрыть].—
С Дону, с Дону, с Дону, с Дону, с-за Дунаю!
 

 
Шли стрельцов молодцов
Пятьдесят человек,
Сами сговорились, сами смо́лвилися:
– Ежели бы нам, ребятушки,
Кобылушку соловую![93]93
  Желтоватая, со светлым хвостом и гривой.


[Закрыть]
Нам бы только экипаж везла:
Сами бы мы пешком шли! —
Едет крестьянин, дуб своло́к:
Под крестьянином кобылушка соло́вая.
Взглянули они, сами сме́хнулися:
– Что в Христа молили, то господь нам дал!
Ну-ка, сем-ка мы, ребятушки,
Нава́лимся! —
Видит крестьянин неминучее свое,
Распрягает кобылушку соло́вую,
На колено дугу распрямливает:
Всех перебил, будто волк переел,
Спи́ны понабил, как сычуг[94]94
  Свиной, начиненный желудок.


[Закрыть] снарядил.
– Ну-ка, ребята, челобитную писать,
Челобитную писать, к Москве посылать,
К Москве посылать, ко царю подавать!
К Москве нам итить, —
Нам и правыми быть,
Правыми быть, виноватыми слыть.
Ну-ка, ребята, по своим домам!
Заставим мы жон банюшки топить,
Банюшки топить, свои спинушки лечить.
Раны на нас не ко ейчатыя:
Раны на нас – всё дубиный шлях!
 

 
Што за речкой было за Невою,
За Невою было с переправою,
Нн ковыль-трава во по́ле шаталаси:
Што шатал-качал удал-добрый молодец.
Он ни сам зашол, ни своей охотою:
Завела его, мо́лодца, неволюшка,
Его нужда крайняя,
Жизнь наша боярская,
Ещо служба царская,
Жизнь наша солдатская,
Ещо царя белаго,
Ещо Петра Перваго.
 

 
Ты дорожка ли моя, дорожка торна-широка́я!
Долиною ты, дорожка, конца-краю нету;
Што нихто ли, вить, по этой дорожке не ездить,
Только ездить-проезжаить один король Шведский.
Закричал ли король Шведский громким голоском:
– Поглядите, вы, ребята, на свою сторонку, —
Вот на нашей на сторонке всё темно́ и чо́рно:
У нас только, братцы, чо́рно: жить младцам невольно.
Поглядите ж вы, ребята, в Русскую сторонку, —
У как там ли, во России,
Ясно всё и кра́сно:
Ясно все и красно, жить младца́м прекрасно.
 

 
Не кули́чушки в поле куликали:
Не Голицын князь по роще гуляет;
Про все думает и гадает, про все размышляет:
Где же князю ехать, где ему проехать?
Чистым полем князю ехать, – ему будет пыльно;
Темным лесом князю ехать, – ему будет темно;
Улицею ехать, – ему будет стыдно;
Уж и лугом князю ехать, – трава спавелика,
Уж и ехать ему, не ехать, – глухим переулком,
Что глухим переулком, улицей Москвою,
Улицей Москвою, славною Тверскою.
Подъезжает князь Голицын, к церкви ко Собору,
На коленях становился, сам богу молился:
– Уж ты батюшко, государь, вся наша надёжа!
Уж ты жаловал всех господ всеми городами:
А меня пожалуй одним городочком.
– Я пожалую тебя, вор собака, во поле хоромы,
Что в чистом поле хоромы, ни крыты, ни мшёны,
Ни крыты, ни мшёны, столбы не твержёны.
 

 
Бежит речка по песку
Из Казани во Москву,
Как по этой по речонке
Выплывало полтораста кораблей,
Как на всяком на кораблике
По пяти́-ста человек,
Они едут и гребут, —
Весело песни поют,
Други́ речь говорят,
Всё Гагарина бранят:
– Ох Гагарин, ты, Гагарин,
Расканалья господин!
Заедаешь-пропиваешь
Наше жалованье.
Он на эти же на денежки,
Граф, палаты себе склал,
Из чистого стеко́лушка —
Из хрусталя потолки́.
По самому по конёчку
Быстра реченька бежит,
Не сама она взошла, —
Фонтанами взведена;
У этой же у реченьки
Кровать но́ва смощена́;
Как на этой на кровати
Перинушка пухова́;
Как на этой на перинушке
Подушечки парчевы;
На этих подушечках
Одеяльцо новинькое лежит;
Как под этим одеялом
Князь Гагарин тут лежит,
Белу рыбицу глядит.
 

 
Во саду было, во вишенью,
Что под белою березою,
Там стояла но́ва све́тлица,
Нова светлица королевская.
Что во той во новой светлице,
Новой светлице королевския,
Засажон сидит росейской граф,
Чернышов Захар Григорьевич,
Со росейскими солдатами,
Со росейскими офицерами.
Он по све́тлице похаживает
Белым ручками помахивает,
Головкою покачивает:
– Ой талан ли мой, талан плохой,
Иль несчастье мое горькое!
На роду́ ли мне написано,
Или же́ребьем мне выпало,
Что сидеть молодцу в неволюшке,
Со росейскими солдатами,
Со росейскими офицерами?! —
Лучило́сь ли туто ехати
Мимо той ли новой све́тлицы
Самому королю прусскому:
– И ну что́ тут часовой стоит,
Или кто тут посажон сидит? —
И как взго́ворит росейской граф:
– Ты-но о еси, пруской король!
Прикажи графа поить-кормить,
Иль на волю графа выпустить!
– Ты-но о еси, росейский граф,
Чернышов Захар Григорьевич!
Послужи-ка ты с верой с правдою,
Как служил ты царю Белому,
Катерине Алексеевне!
– Ты-но о еси, пруской король!
Отпишу я своей матушке,
Катерине Алексеевне:
Наша матушка рассердится,
Вся Росеюшка подымется,
Все коза́ки возвоюются,
Твой Кистри́н-Берли́н наскрозь пройдём,
Самого пруса в полон возьмём!
 

 
Как у нас было на святой Руси,
На святой Руси, в каменной Москве,
В каменной Москве, в Кримле, в славном городи,
У собора было у Успенского,
У Ивана было у Великово,
Молодой солдат на часах стоить,
На часах стоить, богу молится,
Богу молится, низко кланитца;
Он и плачить, што рика льетца,
С возрыданьеца – што волна бьетца;
Выходил ли сам Голицын князь,
Закричал своим громким голосом:
– Уж ты ой еси, молодой солдат,
Молодой солдат, полковой стержант,
Ты йя чем плачишь, йя чем слезы льешь?
– Ну и как жа мне ни плакати,
Ну и как жа мне горьких слез ни лить?
Што померк, померк наш свител месяц,
Потускнело солнцо красноя,
Почижелила служба царская,
Што ни стало в нас царя белава,
Царя белаво, Петра Первава!
Подымайтися вы, буйны ветры,
Разниситись жа вы, жолты писки,
Ты аткрой-кася, гробова даска,
Развирникася, золота парча,
Ты йюстань, проснись ты, наш батюшка,
Ты, наш батюшка, православный царь,
Пагляди-ка ты на всю армию,
На всю армию – сваю гвардию,
Как и все палки ва страю стаять!
 

 
В том городе в Вереюшки,
В селе было во Купелюшки,
Там фатерушки порасписаны,
Солдаты порасставлены,
Солдатушки полка Тульскаго,
Полка Тульскаго мушкатерскаго.
Как сы вечера во полк приказ пришол,
Сы полу́ночи ружья чистили,
Со бело́й зарёй во строю стоять,
Во строю стоять, по ружью держать.
Перед ротою стоял молодой капитан,
Середь роты стоял молодой маиор;
Капитан вскричал: «На плечо ружьё!»
Маиор все вскричал: «По ремням спущай,
По ремням спущай, во поход ступай!»
Все солдаты призадумались,
Призадумавши они слово молвили:
– Уж вы братцы товарищи!
Хорошо было нам свыкатися,
Теперь как же нам расстатися?! —
Из того, города из Вереюшки,
Из села-т из Купелюшки,
Ни бела заря занималася,
Ни красно́ солнце выката́лося:
Выкаталася там русска армия,
Русска армия императорска,
Нашего царя белаго.
В том полку молодой солдат,
Молодой солдат, молодой сержант,
У руках несет знамя царское,
Знамя царское, государское.
Он не пьян идёт – шатаетца,
С своим с отцом с матерью прощаетца,
С молодой женою с шельмой, не прощаетца:
Через нее он пошол в службу царскую,
У заботушку великую.
 

 
Молодой ли Алешинька он по табору ходит, (2)
Молодых солдатушек он пробуживает: (2)
– Уставайте, солдатушки молодешенькие,
Оседлайте вы конёчков воронешенькиих,
Мы поедем, солдатушки, во чисто поле гулять,
Во чисто поле гулять и с турком воевать. —
Узошел ли Алешинька на крутую на гору,
Посмотрел ли Алешинька во подзорную трубу,
Ударился Алешинька об сырую мать-землю:
– Земля наша турецкая, да ты мать наша!
Много войска приняла, – прими меня молодца,
Прими меня молодца, что один сын у отца, —
Закопаем Алешиньку глубоким-глубоко́,
Укопаем клён-дерево высоким высоко́.
Расло, расло клён-дерево, да стал лист опадать:
Видно, нам ли солдатушкам тут всем пропадать.
Не дай, боже, заболеть, когда некому присмотреть!
Не дай, боже, умереть, когда некому поховать!
 

 
Да не пыль в поле пылит,
Меж дубравушек шумит, —
Француз армию валит,
Француз к мосту подъезжает,
Генералам он грозит:
– Уж вы братцы, генерали,
Мы войдем в вашу Москву,
Во ногах вас потопчу,
Золоты кресты сорву. —
Не достанется собаке
Во ногах нас потоптать,
Золотых крестов сорвать!
Не ясен сокол летает, —
Граф Паскевич разъезжает
На своем борзом коне,
Он приказывает:
– Уж вы бейтесь, братцы, не робейте,
Кровь до капли проливайте.
 

 
Разбесчастненькой, бесталанненькой
Француз зародился!
Он сы вечера рано спать ложился,
Долго почивать;
Ничего ж ли то я, французик ли,
Ничего не знаю:
Што побили его, его армию
Донские коза́ки.
– Што мне жаль-то, мне жаль свою армию, —
Есть еще жалчея:
Что вот сняли мому, мому родному,
Да родному братцу,
Что вот сняли ему, сняли ему головку,
Да головку!
Што мене ль то, мене, всё французика,
В полон мене взяли;
Посадили мене, всё французика,
Во темнаю темницу:
Што вот тошно ли мне, всё французику,
В темнице сидети.
Если б знал-то бы, знал, французик ли,
Я б того не делал!
 

 
Князь Данило ходит,
По дорожиньке он бродит,
На красных поглядывает,
На них он посматривает,
Сладки речи говорит,
Фаты шелковы сулит:
– Ой вы, красныя девицы,
– Ой вы, молодицы!
Спойте вы мне песенку
Про голову горемышненку,
Про удалаго молодца
Про Илью Муромца,
Да про Егора царевича,
Молодца молодцевича,
Как он с турком воевал,
Как султана в полон взял,
Как его он засмолил,
Всю Турещину изрубил.
– Нет не станем
Мы петь песенку
Про голову горемышненку,
Про удалаго молодца
Про Илью Муромца,
Ни про Егора царевича,
Молодца молодцевича,
А споем мы тебе песенку
Про Данилу про каналью,
Про разбойника-бусурмана,
Про мерзавца-нехристиана. —
Тут Данило взбеленился
И велел их всех казнить,
Белы головы рубить.
Тут народ весь подымался
И стражей гонять пускался:
Разогнали всех стражей,
До Данилы добралися
И его колоть пустилися.
 

 
Как поехал князь Михайло
Во царскую во службу,
Во царскую во службу,
На великую нужду.
Покидал свою княгиню,
Молоду Катерину;
Он приказывал княгине,
Своей матушке родной:
– Ох ты матушка родна!
Береги молодую княгиню
Береги ты мою княгиню,
Молодую Катерину:
Ты корми мою княгиню
Крупичатыми калачами,
Ты пой мою княгиню
Сытою медовою. —
Не успел князь со двора съехать,
Его добрый конь споткнулся,
С него бархатная шапочка
Свалилась,
Уж как тут-то князь Михайло
Он вспомнил,
Как вспомнил ли,
Горько князь восплакнул:
– Ахти, дома у меня не здорово,
Моей матушки родной не стало,
Либо моей молодой княгини,
Молодой княгини Катерины! —
Его матушка родная
Жарко банюшку топила,
Горючь камень разжигала,
Молодую княгиню погубила:
Белы груди ей разрезала,
Молоденца вынимала,
На горючий камень клала.
Как приехал князь Михайло,
Его матушка встречает,
За белы руки примает,
За дубовый стол сажает:
– Ах ты матушка моя родима,
Где моя молодая княгиня?
– Молодая твоя княгиня
Пошла богу молиться.
 

 
В городе было в Киеве, жила-была молодая вдова;
У вдовушки было девять сынов, десятая дочь возлюбленная;
Её братья вазлилеяли, возлилеямши замуж отдали;
Они думали: за боярина, на места таво – за мирянина;
Они год жили, другой жили, на третий гадок расставалися:
– Ты мирянин, мирянин, ты поедим в гости,
Ты к тешши своей, а я к матери.
Ты к шуринам сваим, а к братцам радным! —
Они день едуть, и другой едуть, на третий денек становилися.
Агонь клали, кашу варили.
Наехали злые разбойники, мирянина зарезали,
Мирянинька в реку бросили, а миряночку в полон взяли;
Приехали домой, стали ужинать,
Поужинали спать лажилися;
Бальшой-то брат всию ночь не спал, —
Свеча горит, богу молитца;
Памолёмши богу, стал он спрашивать:
– Ты скажи, скажи, мирянычка, ты каково роду-племени? —
– Ох, я роду-племени ни царскава, ни боярскава,
Я роду-племени халопоскава:
В гароде было в Киеви, жила-была молодая вдова,
У вдовушки было девять сынов, десятая дочь вазлюбленная:
Её братья вазлелеяли, вазлилеямши замуж отдали,
Ани думали: за боярина, на места таво – за мирянина! —
Как вскричал брат громким голасом:
– Ох вы, братцы мои, братцы радимаи!
Уж какую жа мы беду сделали,
Мы зятя сваво зарезали,
Племянничка в реку бросили,
А радную сестру в палон взяли!
 

 
Как у нас-то было, было в зеленом саду,
Под грушею, под зеленою,
Под яблоней было, под кудрявою:
Стругал стружки добрый молодец,
Сбирала стружки красная девица;
Бравши стружки, она в костер клала,
В костер клавши, она змею пекла,
Змею пекла, пепел веяла,
Пепел веяла, зелье делала,
Состав составляла в зеленом вине.
Ждала к себе друга милого,
Своего она братца родимого.
Едет братец, что сокол летит,
Сестра к братцу, что змея сипит.
Встретила братца посреди двора,
Чару зелена вина наливаючи,
Свое горе, горе проклинаючи.
Уж как капнула каплю коню на гриву,
У коня грива загоралася,
Уста у брата кровью запекалися;
Успел братец он сестре сказать:
– Схорони ты меня между трех дорог,
Обсей же меня ты цветочками,
В головах поставь поклонный крест,
А в ногах привяжи ворона коня:
Стар пойдет – он богу помолится,
А млад пойдет – на коне поездится,
А девушки пойдут – нагуляются,
А сестра-то пойдет, слезно наплачется. —
Как вечор ко мне мой милой пришел:
– Ходи, мил друг, теперь смелей,
Извела я твоего недруга,
Своего братца родимого.
– Коль умела ты братца известь,
Изведешь и меня молодца.
Оставайся ж ты теперь одна! —
При том девушка слезно заплакала:
– Извела я брата родимого,
И лишилася друга милого.
 

 
Летела пава через три двора,
Уронила перо на подворьецо.
Мне не жаль пера, а жаль молодца,
Мне и жаль молодца, – один сын в отца,
Один сын в отца, и тот в службу идет.
Он и год служит и другой служит,
На третий год сын домой пришел.
Сустрела его мать середи поля,
Сестра встретила середи двора.
Жена встрела, сенцы о́тперла.
Повела его мать к себе в горницу,
Ну и стала ему мать все рассказывать:
– Твоя жена распутная,
Твоя жена шельма-пьяница,
Меды-вины все распропила,
Коней твоих всех распродала,
Соловей твоих всех распустила. —
Взял-то сын саблю вострую,
Срубил жене, жене голову,
Голова ль моя с плечь свалилася,
К коню в ноги покатилася.
Пошел-то сын у холодный погреб:
Меды-вины все целы стоят.
Пошел-то сын в конюшенку:
Кони стоят, сено-овес едят.
Пошел-то сын во зеленый сад:
Соловья сидят – вычищаются,
Женой его выхваляются.
Пошел-то сын к сыну в горницу:
– Молчи, баю, мое дитятко!
Теперь у тебя матери нетути,
У меня, молодца, молодой жены;
Только есть у тебе одна бабушка,
Да и та змия, змия лютая.
 

 
Как у нас было в воскресенье-день,
Как свекровь пошла ко заутрене,
Сноху послала во чисто поле:
– Ты стань, сноха, там рябиною,
Там рябиною да кудрявою,
Отростками малы детушки. —
На ту пору муж от службы шел,
Пришел домой, стал он сказывать:
– Уж и сколько я ни хаживал,
Такой девушки не нахаживал:
Уж и что это за рябинушка,
За рябинушка за кудрявая,
Что без ветру она да качается,
Ко сырой земле приклоняется!
– Ах ты, сын ты мой, сын возлюбленный!
Ты возьми свою саблю острую.
Сруби эту ты рябинушку. —
Он раз секнул – она вздрогнула,
Он другой тюкнул, – кровь ли брызнула.
От третий тюкнул, – слово молвила:
– Не рябину сечешь ты, – молоду жену,
Не кудрявую, – с малыми детками, —
Пришел домой, стал он спрашивать:
– А где моя молода жена?
– Твоя жена, она гулять пошла. —
– А где мои малы детушки?
– Малых детушек с собой взяла.
– Не мать ты мне, не ро́дная,
Змея ты мне, змея лютая,
Ты мышь ли, мышь подкопённая!
 

 
Крапива, крапивушка, крапива стрекучая,
Одолела крапивушка поле чистое!
Охочь был молодец по полям ездить,
Он охочь был стрелять гусей, лебедей;
Опоздал же молодец домой ехати.
В чистом в поле было три дорожуньки:
Первая дорога к отцу, к матери,
Вторая дорога к роду, к племени,
Третья – к своему городу.
В городе вороты были заперты,
У ворот караульщики крепко спять, да не проснутца.
Выходила королевна на ново́ крыльцо,
Отпирала королевна вороточки,
Она впускала удалова, доброва молодца:
– Ты иди со мной полегоничку,
Говори со мной потихоничку. —
Королева на утри стала спрашивати:
– Уж ты дочь моя, дочь любимая,
Уж с кем же ты нонча ночью разговаривала?
– Уж ты милая моя, мать родимая,
Мне спалось малось, во сне много виделось:
Бутто ты, моя мать, во гробу лежишь,
Пред тобой стоят попы, дьяконы,
Они поют память вечную. —
У стола, стола государева
Служил доброй молодец.
Доброй молодец хмелён напиваитца,
Во хмелю королевской дочерью похваляитца:
– Уж я спал, ночевал с королевской дочерью
На одной краватушки. —
Были люди-донощики,
Доносили самому королю.
Как вскричал король громким голосом:
– Уж вы слуги мои, слуги верныи,
Вы подите, приведите доброва молодца. —
Стал король у него спрашивати:
– Сколько же ты с моей дочерью?
– Я ни мало, ни много, ровно три года. —
Как вскричал король громким голосом:
– Уж вы слуги мои, слуги верные,
Вы подите в чисто поле,
Копайте вы ямы глубокие,
Становите два столба еловые,
Кладите перекладины дубовые,
Вешайте петелку шелковую;
Вы возьмите, подведите доброва молодца;
Не водите молодца переди дворца,
Вы ведите молодца позади дворца, —
Молодец в петолки качаитца,
Королевская дочь в терему кончаитца.
 

 
Ты запой, запой, сиротина, с горя песенку!
– Хорошо песни петь, кто паужинал;
Я встал маладец, не завтракал;
Харош был абед,
Што хлеба-соли нет,
Нет ни соли, ни хлеба,
Нету кислых щей, —
Я лег-то, маладец, не ужинал!
Я пайду с горя в сырой бор,
Я вазму себе ножичек,
Вырежу себе иголачку[95]95
  Разумеется, большая толстая дубина, с которой он намерен на разбой идти. – Прим. собир.


[Закрыть],
Я пайду шить, краить
На чужой старане!
И я раз стебнул, —
У мене сто рублей;
Я в другой стебнул, —
У мене тысяча;
И я в третий стебнул, —
Казны-денег сметы нет!
Пристигала маладца
Темна ночь асенняя;
Где же маладцу начевать будить?
Начевать будить в сыром бару,
В сыром бару, пад сасною;
Сырой-то бор шумить, шумить,
Зеленая сасна шатаитца,
Маладец слезьми заливаитца:
Уж мне ли, доброму маладцу,
Завтра в дапроси быть;
Уж станет мене
Царь-гасударь дапрашивать:
– Ты скажи, скажи, детинушка,
Детинушка, крестьянский сын,
Ты с кем варавал?
Ты с кем разбой держал?
– Первай са мной товарищ —
Конь – добрая лошадь,
А другой-то таварищ —
Сабля вострая,
А третий-то таварищ —
Я сам маладец!
– Спалать, спалать, детинушка,
Крестьянскай сынок!
Ты умел варавать, детинушка,
Умел ответ держать;
Я за то детинушку пажалую
В чистом поли харомами —
Не мшонами, ни свершонами![96]96
  Под «хоромами не мшоными и не свершоными» разумеется виселица. – Прим. собир.


[Закрыть]
 

 
Поехал королевич
На разгуляньице,
Оставил он королевну
На гореваньице.
Пускал своего добра коня
В зеленые луга,
А сам пошел королевич
На круту гору;
На крутенькой на горушке
Раскинул бел шатер,
Ложился спать королевич
Под белым шатром.
Пригрезился королевичу
Дивнехонек сон:
Из-под правой из-под ручки
Соколик вылетел,
Из-под левой из-под белой
Серая утушка.
– Пойду, пойду, королевич,
Ко старушеньке:
– Скажи, скажи, старушенька,
Про мой дивной сон?
– Твоя жена королевна
Сына родила,
На утренней на зорюшке
Сама померла. —
Ворочался королевич
К своему двору;
Не дошедши до своего двора,
Тяжело вздохнул;
Широкие воро́течки
Растворены стоят,
Щекольчаты окошечки
Повыставлены;
Все солдаты, офицеры
В черном платьице.
– Королевна, моя жена,
В белом убрана.
Пойду, пойду, королевич,
В нову горенку,
Вдарюсь, вдарюсь, королевич,
Об дубовый стол:
Бывало ты, дубовый стол,
Приубранный стоишь,
А ныне ты, дубовый стол,
Разубранный стоишь!