Текст книги "Собрание народных песен"

Автор книги: Петр Киреевский

ПЕСНИ, ЗАПИСАННЫЕ В КАЛУЖСКОЙ И РЯЗАНСКОЙ ГУБЕРНИЯХ

 
Ох, вы, рощи, рощи зелены́я! Липушки цветны́я!
Кустарнички молодые, орешнички густые!
Разростились, расплодились по крутым берегам,
По крутым берегам, всё по бы́стрыим рекам,
’Коло Волги, ’коло Камы, ’коло Дона-реки!
Обтекают эти речки славны Руски города;
Протекают река Волга ’коло Муромских лесов.
Как плывут-то восплывают кра́сны лодочки на ней:
Красны лодочки краснеются, на гребцах шляпы чернеются,
На самом-то ясауле чёрна со́боля колпак,
Они едут – воспевают всё про Муромски леса,
Они хвалют – воличают ясаула молодца,
Ясаула молодца, Илью Муромца!
 

 
Как у нас было при старом при царю,
При Ивану-то Васильевичу,
Он задумался женитися,
Он берет из иной земли,
Он и Марью Димиюрьевну.
Он и всех гостей созвал,
Одного гостя не звал, —
Свово шурина Любимова,
Кастрюка-то Димиюрьевича.
Приезжал он опосле всех,
Он садился повыше всех,
Хлеба-соли не кушает,
Бела лебедя не рушает,
Борца попрашивает.
Ино вышли два братца,
Два Андрея два Андреевича,
Уж собою они малёшеньки,
У них ноги коротёшеньки,
У них бороды до по́яса висят,
Усы за́ уши закладывают,
Борца попрашивают.
Ухватилися, водилися
Со вечеру до полуночи,
С полуночи до бела света:
Уж я ли взял его в охапочку.
Ударил об сыру́ землю, —
Мать сыра земля дрогнулося,
Светло платьице раздернулося.
Бело телецо разлопалося.
 

 
Как в старом-то было городе,
Во славном и богатом Нижнием,
Как и жил тут поживал богатый мещанин,
Богатый мещанин Кузьма Сухорукий сын.
Он собрал-то себе войско из уда́лых молодцов,
Из уда́лых молодцов, Нижегородских купцов;
Собравши их, он речь им взго́ворил:
– Ох, вы гой еси, товарищи, Нижегородские купцы!
Оставляйте вы свои домы,
Покидайте ваших жён, детей,
Вы продайте все ваше злато-серебро́,
Накупите себе вострыих копиев,
Вострыих копиёв, булатных ножей,
Выбирайте себе из князей и бояр удало́ва молодца,
Удалова молодца, воеводушку;
Пойдем-ко мы сражатися
За матушку за родну землю,
За родну землю, за славный город Москву:
Уж заполонили-то Москву проклятые народы поля́ки злы!
Разобьем их, много перевешаем,
Самого́-то Сизмунда-короля их в полон возьмём;
Освободим мы матушку Москву от нечестивых жидов,
Нечестивых жидов, поля́ков злых! —
Уж как выбрали себе солдатушки, молодые ратнички,
Молодые ратнички, Нижегородские купцы,
Выбрали себе удало́ва молодца́,
Удало́ва молодца воеводушку,
Из славнаго княжеского роду —
Князя Димитрия по прозванию Пожарскаго.
Уж повел их славный Пожарский
За славный Москву-город сражатися,
С нечестивыми жидами-поляками войной бра́нитися.
Уж привел-то славный князь Пожарский своих храбрых воинов,
Привел ко московскиим стенам;
Становил-то славный князь Пожарский своих добрых воинов
У московских у крепких стен;
Выходил-то славный князь Пожарский перед войско свое,
Как уж взго́ворил он своим храбрыим воинам:
– Ох, вы гой еси, храбрые солдатушки,
Храбрые солдатушки, нижегородские купцы!
Помо́лимся мы на святые на врата на Спасския,
На пречистый образ Спасителя! —
Помолившись, дело начали.
Как разбили-проломили святыя врата,
Уж взошли-то храбрые солдатушки в белокаменный Кремль,
Как и начали солдатушки поля́ков колоть, рубить,
Колоть, рубить, в большия кучи валить;
Самого́-то Сизмунда в поло́н взяли,
В полон взяли, руки-ноги ему вязали,
Руки-ноги вязали, буйну голову рубили.
Собралися все князья, бояре московские,
Собралися думу думати.
Как и взго́ворют старшие бояре, воеводы московские:
– Вы скажите, вы, бояре, кому царём у нас быть? —
Как и взгово́рют бояре, воеводы московские:
– Выбираем мы себе в цари
Из бояр боярина славнаго —
Князя Дмитрия Пожарского сына. —
Как и взго́ворит к боярам Пожарский князь:
– Ой, вы гой еси бояре, воеводы московские!
Не достоин я такой почести от вас,
Не могу принять я от вас царства Московскаго.
Уж скажу же вам, бояре, воеводы московские:
Уж мы выберем себе в православные цари
Из славнаго, из богатаго дому Романова —
Михаила сына Фёдоровича. —
И выбрали себе бояре в цари Михаила сына Федоровича.
 

 
Что же вы, ребя́тушки, призаду́малися,
Призаду́малися, прикручи́нилися?
Или вы, ребятушки, каку́ слышали печа́ль?
Как и взго́ворит дети́на до́брый мо́лодец:
– Иль не зна́ешь ты, дети́на, горя нашего?
Переста́вился во полуночи Василий царь,
И не зна́ем топе́рь и не ве́даем – кому́ царем у нас быть! —
Как взго́ворит дети́на до́брый мо́лодец:
– Позабу́дьте, бра́тцы, горе о́бщее!
Не возврати́ть нам царя бе́лаго,
Не оплакать его ду́шу до́брую!
Но скажу́ вам, бра́тцы, весточку но́вую:
Уж боя́ры воево́ды нам вы́брали царя
Из сла́внаго, бога́таго роду Рома́нова —
Михаила сына Фёдоровича.
 

 
Ах ты, батюшка, светёл месяц!
Что́ ты светишь не по старому,
Не по старому и не по прежнему,
Закрываешься тучей тёмною?
Что у нас было на святой Руси,
В Петербурге в славном городе,
Во соборе Петропавловском,
Что у правого у крылоса,
У гробницы государевой,
Молодой солдат на часах стоял.
Стоючи он призадумался,
Призадумавшись он плакать стал,
И он плачет – что река льется,
Возрыдает – что ручьи текут,
Возрыдаючи, он вымолвил:
– Ах ты, матушка, сыра земля,
Расступись ты на все стороны,
Ты раскройся, гробова доска,
Развернися ты, золота парча,
И ты встань-проснись, православный царь,
Посмотри, сударь, на свою гвардию,
Посмотри на всю армию:
Что все полки во строю стоят,
И все полковнички при своих полках,
Подполковнички на своих местах,
Все маиорушки на добрыих конях,
Капитаны перед ротами,
Офицеры перед взводами,
А прапорщики под знаменами, —
Дожидают они полковничка,
Что полковничка преображенскаго,
Капитана бомбардирскаго.
 

 
Как куды же наш православный царь собирается?
Собирается православный царь во ины земли,
Во ины земли, во Шведския,
Из-за Шведских-то в Турецкия.
Как меня, добраго молодца, за собой берет:
Уж и мне-то, доброму молодцу, не хотелося,
Уж хотелось мне, доброму молодцу, при Москвы пожить,
В славной улице в Воскресенской.
 

 
Как во славном-то во городе в Колывани,
Что по но́нешнему названьицу славный город Ревель,
Тут стояли палатушки белы-ка́менныя,
Что во тех-то ли во палатушках шведская королевна;
Перед нею-то, нашей матушкой, стоят генералы,
Позади-то генералушков да все офицеры.
Что стоямши туто, все начальники сами слезно плачут:
– Ох ты гой еси, наша матушка, шведская королевна!
Но и что́ же ты своему братцу писем ты не пишешь?
Что прислал бы, прислал вам братец-то войска сорок тысяч! —
Не успела-то наша матушка словечка промолвить,
Не ясён-то соко́л по подне́бесью, соколик, летает,
Как российский-то царь по своей армеюшке вот он разъезжает,
Своих-то солдатушков в наш город впущает,
Наши строгие-то караульщики он все посменяет.
 

 
Как во городе во Вереюшке,
Во большом селе во Купелюшке,
Порасписаны все квартерушки,
Пораставлены все солдатушки,
Все солдатушки полку Тульскаго,
Гренадерскаго, мушкатерскаго.
Вот охо́чи были солдатушки
По ночам гулять с красными девушками,
Со молодками с деревенскими.
Как со вечера приказ о́тдан был,
Ко полу́ночи ружья чистили,
Ко белу свету во строю стоят,
По ружью держа́т, ружью чистому.
Капитаны стоят перед ротами,
Офицерики перед взво́дами,
Млад полковничек перед всем полком.
Капитан скричал: «На плечо ружьё!»
А майор скричал: «По ремням спущай!»
Млад полковничек: «Во поход», – сказал.
Все солдатушки ружья брякнули,
Ружья брякнули, песни взга́ркнули,
А верейския девушки запла́кали:
– Хорошо нам было свыкатися,
Теперь трудно нам расставатися! —
Из-за гор-то было, гор высо́киих,
Выходила тут сила-армия,
Сила-армия царя Белаго,
Царя Белаго, Петра Перваго:
Наперёд идут барабаньщики,
Позади идут – знамена несут.
Под зна́мечком молодой солдат,
Молодой солдат, полковой сержант.
Он идёт-идёт, сам шатается,
На все стороны поклоняется,
С отцом с матерью он прощается,
С молодой женой не прощается;
От того он не прощается:
Молода жена – змея лютая,
От жены и пошол во солдатушки.
Во солдатушки, в службу царскую,
В службу царскую-королевскую[49]49
  Как «лучший подлинник» в Песнях, собранных П. В. Киреевским (часть 3, вып. 8, М., 1870, с. 220–221) приведен вариант этой песни с пометой: «Записано А. X. Востоковым, неизвестно где, доставлено нам кн. Н. А. Церетелевым».
Во селе-селе Верейском,Тут росписанныя квартирушки,Разоставленные солдатушки,Что солдатушки полку Преображенскаго.Полку Преображенскаго, роты первыя.Что любили-то солдатушкиВо селе гулять с красными девками,С красными девками с Верейскими,С молодками деревенскими.Им со вечера приказ отдан был.Со полу́ночи ружья чистили,Ко белу́ свету во строю стоять,Во строю стоять, во поход идти.Капитан стоит перед ротою,Майор стоит посреди полку,Млад полковничек на коне ездит,На коне ездит по всей армии.Капитан скричал: «На плечо ружья!»Маиор скричал: «На ремни ружья!»Млад полковничек: «Во поход пошли!»Во поход пошли, ружья сбрякали,Ружья сбрякали, девки сплакали:«Вы прощайте, наши любезные!»Из-за гор-то гор из-за высокиех,Из-за лесу-то лесу тёмнаго,Не бела заря знаменуется,Не красно́ солнце выкаталося,Выходила тут сила-армия,Сила-армия царя белаго,Царя белаго Петра Перваго.Наперед несут знамя царское,А под знамечком молодой сержант,Молодой сержант, генеральский сын.Он не пьян идет – шатается,На все стороны поклоняется,С отцом с матерью он прощается.С молодой женой не прощается, —От нее спознал чужу сто́рону:– На чужой-то мне сторонушкеПоложить будет головушку,Не видать-то мне отца и мать,Не видать-то весь и род-племя!

[Закрыть].
 

 
Из-за гор-то, гор высокиих,
Ни красно́ солнце выкаталося:
Наша армия поднималася.
Как во городе во Вереюшке,
Во село было во Купелюшке,
Все квартирушки порасписаны.
Все солдатушки расстановлены.
Как охочи наши солдатушки
Вечеру́ гулять с красными девками,
С красными девками со вереевскими,
А с молодками с деревенскими.
Как и с ве́черу указ на́слан был.
Со полу́ночи приказ о́тдан был,
Ружьи чистили,
Ко белу́ свету во строю стоять,
Во строю стоять, по ружью держать.
Воперед идет молодой сержант,
Он несет-несет знамя царское.
Он не пьян идет – сам шатается,
На все стороны поклоняется,
С отцом, с матерью он прощается:
– Прости, батюшка, прости, матушка,
Прощай, милые мои детушки!
С молодой женой не прощается:
Молода жена – моя пагуба,
От неё пошел во солдатушки!
 

Из Собрания П. В. Киреевского
Записи К. Д. Кавелина, М. П. Погодина, П. И. Якушкина

ПЕСНИ, ЗАПИСАННЫЕ К. Д. КАВЕЛИНЫМ В ТУЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ

 
У колодиза у холоднаго,
Как у ключика у гремучаго,
Красная девушка воду черпала.
Как наехали злы татаревы,
Полонили они красную девушку,
Полоня её, замуж выдали,
За младого за татарченка.
Как прошло тому ровно три́ года,
Полонили они старую женщину.
Полоня ее, стали делить,
Кому она достанется:
Как досталась тёща да зятю.
Он заставил ее три дела делать:
Белыми руками тонкой кужель прясть,
Ясными очами лебедей стеречь,
Резвыми ногами дитя качать.
Качаить дитя – прибаюкаваить:
– Ты, баю, баю, моё дитетко,
Ты, баю, баю, мое милое!
Ты по-батюшки млад татарченок,
А по-матушки – родной внучек мне. —
Как услышал зять тещины слова,
Он бежит к молодой жене:
– Ты послушай-ка, молода жена,
Как работница дитя качаить,
Качаить дитя – прибаюкиваить:
«Ты, баю, баю, моё дитетко,
Ты, баю, баю, моё милое!
Ты по-батюшки – млад татарченок,
А по-матушки – родной внук мне» —
Бежит, бежит молода жена,
В одной сорочке без пояса:
– Государыня моя матушка!
Для чего же ты мне давно не сказалася?
Ты б пила-ела с одного стола,
Носила б платье с одного плеча!
 

 
Под Конотоповым было городом,
За рекою было Переправою,
Не черные вороны слетались, —
Татары поганые засвистали и захатхали,
И захватили, заполонили боярина Семена Романовича,
По прозванию Пожарскаго,
Воеводу Московского;
Сковали скорыя ноги в железы немецкия,
Связали белыя руки петлями шелковыми,
Очи ясныя завязали камкою хрущатою,
Повезли боярина ко тому царю Крымскому
Ко ево шатру белому.
Как взговорит Крымской царь, деревенской шишимора:
– Вор, ой еси ты, боярин князь Семен Романович!
Послужи ты мне верою-правдою,
Как царю к белому. —
Взговорит князь Семен Романович:
– Как у меня были скоро ноги не связаны
И белыя руки не скованыя,
Как была у молодца в руках сабля вострая,
Послужил я тебе верою и правдою —
Над твоею шеею толстою! —
Как возговорит Крымский царь,
Деревенский шишимора-вор:
– Повезите боярина в чистыя поля,
Изрубите боярина на мелкия части, на куски пирожные,
Размечите морешма по чистому полю!
 

 
Ох ты, батюшка, светел месяц,
Что ты светишь не по-старому,
Как во матушке в каменно́й Москве,
Во соборе во Успенском,
Молодой солдат на часах стоит,
На часах стоит, богу молится,
К сырой земле преклоняючи,
Тебя, царь, вспоминаючи.
И ты встань-проспись, православный царь,
Православный царь, Петр Федорович!
Как твоя сила собрана стоит,
Собрана стоит, дожидается,
Млад полковничек надругается…
 

 
Поссорились-побранились два боярина,
Поссорился Голицын со Прозоровым:
– Уж ты с… сын, каналья, ты Прозоров генерал!
То не ваше-то пропало – государево:
Золотой казны затратил, – да и сметы нет! —
Да с вечера нам, солдатушки, приказ отда́н,
Чтобы ружьи были чисты, тесаки были востры́,
Протупеи с перевя́зом были вы́белены,
Как и пушечки-бунтареи были пу́качены[50]50
  Заряжены для стрельбы.


[Закрыть].
Уж мы первую бомбу бросили – не добросили,
Мы другую бомбу бросили – перебросили,
Уж мы третью бомбу бросили, – Кистри́н-город зажгли:
Как кистри́нские буватели заплакали – пошли!
 

 
Во двенадцатом году
Объявил француз войну.
Объявил француз войну
В славном городе Данскаем.
Мы под Данскаем стояли,
Много нужды и горя приняли,
Всё приказа мы ждали.
Мы дождалися приказу
Во семом часу ночи,
Во семом часу темной ночи.
Закричали: всем во фрунт!
Повелитель с нами был —
Сам царевич Константин.
Господа-ли вы, наши бояры,
Всё полковнички мои…[51]51
  Несколько стихов не достает, но очень мало. – Прим. собир.


[Закрыть]
 

 
Разорена путь-дороженька
От Можая до Москвы.
Разорил-то путь-дороженьку
Неприятель вор-француз;
Разоривши путь-дороженьку,
Во свою землю пошел,
Во свою землю пошел,
Ко Парижу подошел.
Ты, Париж мой, Парижечек,
Париж – славный городок!
Пославнее Парижочку распрекрасная жизнь Москва,
Всей России красота,
Государю честь, хвала.
 

 
Как у нас было в зеленом саду,
Под грушею, под зеленою,
Под яблоней, под кудрявою,
Стругал стружки добрый молодец,
Подбирала стружки красная девушка,
Брамши стружки, она костер клала и змею пекла,
Пепел сбила, зелье делала,
Настойку делала в зеленом вине:
Ждала в гости себе друга милого, братца родимаво.
Едит брат, что сокол летит,
А к нему сестра, что змея сипит,
Встретила брата среди двора,
Чару зелена вина наливала она:
– Выпей, братец, чару моего зелена вина!
– Выпей, сестрица, поперед сама.
– Пила, братец, тебя дожидаючи,
Свою участь проклинаючи. —
Капнула каплю коню на гриву,
У коня грива загоралася,
Уста брата кровью запекалися,
Успел брат только сестре сказать:
– Умела, сестра, ты извести меня,
Умей схоронить брата!
Схорони меня между трех дорог,
В головах поставь поклонный крест,
В ногах привяжи ворона коня,
Обсей меня цветочками.
Стар пойдет – богу помолится,
Млад пойдет – на коне наездится,
А девушки пойдут – нагуляются.
Вечор ко мне милый пришел:
– Ты ходи, мой друг, теперь смелей:
Извела я твоего недруга, своего брата родимого.
– Когда ж ты извела брата своего,
Немудрено ж тебе и меня известь,
Оставайся ты, друг, теперь одна.
При том девушка слезна плакала:
– Извела я брата своего родного
И лишилася своего друга милого.
 

 
Я ходила, я гуляла по сыром бору,
Уж я рыла, я копала злые корешки,
Я, парымши, накопамши, на Дунай пошла,
Уж я мыла злые коренья бело на бело,
Я крошила злые коренья дробно на дробно,
Я варила злые коренья в меду, в патоке,
Напоила, накормила своево друга милова,
Напоемши, накормемши, стала спрашивати:
– Каково же ти, друг сердечный, на ретивом сердцу?
– Уразумела, раскрасавка, напоить, накормить,
Уразумей же ты, разбестия, схоронить мине!
Схороните мине, братцы, между трех дорог,
Между Тульской, между Курской, на щот Киевской;
В головах мини поставьте ворона коня,
У ногах мини поставьте ворона коня[52]52
  Ошибка: вместо «ворона коня» (в первом случае) «мой золотой крест» – «У ногах мини поставьте ворона коня». – Прим. собир.


[Закрыть],
У руках то мене дайте: во правую ручку,
Во правую ручку – мой булатной нож,
У левую руку дайте звончаты гусли;
Кто не идет, не едит – богу молится,
На булатный нож взглянет – приужашнется,
Звончаты гусли возмут – наиграются,
На ворона то коня сядут – накатаются!
 

 
Возле Дону, Дону тихого,
Там жила-была молодая вдова.
Она породила себе девицыну,
Десятую дочь любимую;
Как два брата домами живут,
Как два брата хорошо служут,
Да пять братов на разбой пошли,
Сестру свою замуж выдали
За такова ли за торгашика,
За торгашика за молодинкова,
Молодинкова, хорошинкова.
Она породила сибе детище;
Уж я год жила, другой жила,
Как на третий год стошнилося,
Ко родной матушке захотелося:
– Ты, торгашик мой, молодинькой.
Запрягай-ка вороных коней,
Ты поедим ко родной матушки. —
Уж мы день едим, другой едим,
Как на третий день – пять разбойничков,
Они торгашика зарезали,
Милую детищу истратили,
Самыё ли сестру в полон взяли,
Заполонемши – стали спрашивать:
– Ты какова-ж роду-племени?
Ты какова отца матери?
 

Потом песня начинается снова и поется опять до конца. Вероятно, она от этого и называется круглою. После того поются следующие слова, вероятно приставленные после, ибо они переменяют эту песню из «круглой» в обыкновенную:

 
Ты, сестрица наша родная,
Что же ты нам не сказалася?
Мы б торгашика твово не резали,
Милова б детища не тратили,
И тибе в полон, сестрица, не брали!
 

 
Уж как шло горе
По дороженьке,
Оно лыками
Горе связано,
Мочалами
Перпоясано;
Привязалось горе
К красной девушке;
Уж я от горя —
Во чисто поле,
Горе за мной с косой бежит:
– Выкошу, выкошу все чисты поля
Сыщу, найду красну девицу![53]53
  В другом списке той же песни далее вставлено:
Уж я от горя в зелены луга,Горе за мной с серпом бежит:– Выжму, выжму зелены луга,Сыщу, найду красну девицу.  Прим. изд.


[Закрыть] —
Уж я от горя – во темны леса,
Горе за мной с топором бежит:
– Вырублю, вырублю я темны леса,
Сыщу, найду красну девицу! —
Уж я от горя – в монастырь пойду,
Горе за мной несет ножницы:
– И здесь найду красну девицу! —
Уж я от горя – во сыру землю,
Горе за мной с лопатою;
Стоит горе улыбается:
– Доканал, доканал красну девицу,
Вогнал, загнал во сыру землю!
 

 
Много, много в’сыра дуба,
Много ветвев наветвев:
Только нет в’сыра дуба
Золотой верхушечки.
Уж теперь было надобно,
Ко етому временю,
К лету, кы теплому.
Много, много в’Настасьюшки,
Много друзьев и приятелей,
Много роду-племени;
Только нетути в Настасьюшки
Родимова батюшки[54]54
  Или «Родимой матушки», если нет у невесты матери, если невеста круглая сирота, то поется тот и другой стих. – Прим. собир.


[Закрыть].
И теперь было надобно
Кы етому случаю,
Благословенью великому:
Благословить ее некому.
Благословит её чужая матушка,
Благословит её чужой батюшка[55]55
  Тоже поется, как сказано выше. Прим. соб.


[Закрыть].
 

 
Летел сокол по поднебесью,
Под межою черною галушку хватаит.
Просилась черная галушка на волю:
– Пусти меня, ясмень сокол, на волю. —
– Я тогда тебя пущу, когда крылья ощиплю,
А сизые перушки в чистое поле пущу. —
Просилася Настасья у Данилы на улицу:
– Ты пусти меня, Данила, на улицу.
– Я тогда тебя пущу, когда косу расплету,
И на двое заплету.
 

 
За Доном, Доном
Белая рыба играла.
По бережку перья слала
И сама себе дивовалась.
Что хорошо слала.
Настасьин батюшка
Ко обедне выходил
И становился он на приходе,
И глянет по народу:
И все девушки у винцах,
На мою Настасью белая илма[56]56
  Илма (ильма) – покрывало.


[Закрыть] пала,
Белая сниговая
И виковая.
 

 
Не разливайся, мой тихой Дунай,
Не пущай ручья в чистое поле.
Случилось мимо Даниле ехать,
Стягнул ланюшку плеточкою;
Как взговорит ему белая лань:
– Не стегай миня, Данила, плеточкою,
Е в’кое время я гожусь тебе:
Станешь жениться, на свадьбу приду,
И всех твоих гостей развеселю;
Лучше всех Настасьюшка.
 

 
Не мечись, рыба-щука, не мечися,
Хотят тебя, рыба-щука, изловити,
На двенадцать штук разрубити,
На двенадцать блюд становити,
На двенадцать столов становити.
Догадайся, Данила, догадайся,
Не пущай свою Настасью за ворота.
Зеновские ребята воровати:
Хотят твою Настасью поймати,
И хотят они её целовати
Через три платья парчевые,
Через три ченцы золотые,
Через низаное ожерелье.
– Догадался, ребятушки, догадался,
Догадался, товарищи, догадался!
 

Плясальная-самодерга

 
По сеням, по сенюшкам,
По новым да по новеньким,
Там ходила, выгуливала
Молодая боярыня
Настасья Семеновна.
’На будила, выбуживала
Своево друга милого,
Данилу Микитьевича:
– Ты устань, проснись, милой друг,
Пробудись, отеческой сын!
Оторвался твой ворон конь
От тово столба точенова,
От колечка серебрянаво;
Поломал он все вишенье,
И калинушку с малинушкою,
Черную ягоду со смородиною.
– Не печалься, мой милой друг,
Данила Микитьевич[57]57
  Настасья Семеновна (?)


[Закрыть],
Поживем, поживем мы с тобой,
Наживем, наживем мы с тобой
Мы зеленый сад,
И калинушку с малинушкою,
Черну ягоду смородиною.
 

 
На дубчику
Два голубчика
И целуются,
Милуются,
Сизыми крыльями обнимаются,
Сизым перушком утираются.
На ева тереме,
На ева высоком
Сидит Данила
С Настасьею;
Целуются, милуются,
Белыми ручками обнимаются,
Шелковым платком
Утираются:
– Ана друг ты мой, Настасьюшка,
Я не смею тебе,
Друг, слово, промолвить.
Я хочу ехать
Во иной город
Торги торговать,
Деушек закупать.
Я куплю тебе
На трех деушек:
Первую деушку —
Постелюшку слать,
Другую деушку —
За дитей ходить,
А третью деушку —
Возголовье класть.
 

 
Травушка, муравушка,
Лазоревой цветок!
Ах, ни топтаная,
Ни толоченая!
Ана хто траву ломал,
Кто шелковую топтал?
Топтали казаки,
Удалые молодцы.
А кто ж у нас вичор
Пьян пьянешенек пришел?
На ногах-то не стоит.
Он шатается, валяется
По горенке своей,
У Настасьи у ногах:
– Ты, Настасьюшка, разуй,
Семеновна, раздень.
– Я б рада тебя разула,
Да забыла, как зоуть;
Пойтить было к соседу,
Спросить, как зоуть.
Соседи-то сказали: Данилой зоуть.
А другие сказали: Микитичем зоуть.
Уж я ногу-то разула,
Данилой назвала,
А другую-то разула,
Микитичем назвала.
 

 
Улица ль моя, улица,
Улица широкая,
Озеро ль мое, озеро,
Озеро глубокое!
По том по озеру плавал
Лебедь с лебедкой.
По чему знать лебедя?
По чему лебедушку?
У лебедя золотая голова,
У лебедки позолоченая.
Просилась Настасьюшка
У Данилы на улицу,
На улицу у Данилы:
– Ты пусти меня, Данила, на улицу,
Поиграть на широкую.
– Настасья Семеновна,
Я тогда тебя пущу,
Когда девять сынов родим,
Десятую дочь милую. —
Она скажет ему:
– Тогда я стара буду,
Я тогда сына женю,
Тогда сноху пущу,
А за снохой дочь милую,
А за дочерью сама пойду, погляжу.