Собрание народных песен
Текст книги "Собрание народных песен"
Автор книги: Петр Киреевский
Жанры:
Поэзия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)
«Как во городе во Вереюшке…»
Как во городе во Вереюшке,
Во селе-то было Покровскием,
Как стояли тут солдатушки,
Что того ль полку – тарутинцы,
Перва ротушка гарнадерская.
Как охочи эти солдатушки
По ночам гулять с красными девками,
С красными девками со верейскими,
Со молодками деревенскими.
С половина-дня указ прислан был.
Чтоб со вечера ружья чистили,
Со полу́ночи шпаги све́тлили,
Ко белу свету во строю стоять.
Капитан кричит: «От ноги ружье!»
А майор кричит: «По ремням спущай!»
А полковничек: «Во поход ступай!»
Все солдатушки в ружья брякнули,
Красны девушки слезно вспла́кнули:
– Ох вы, свет-то, наши солдатушки,
Распобе́дные[18]18
Бедовые и вместе бедные, бездольные. – Прим. изд.
[Закрыть] ваши головушки!
Что́ вы рано очень в поход пошли?
Вы б дождалися поры-времечка,
Поры-времечка, тепла леточка!
«Разбесчастненький, бестала́нненький…»
Разбесчастненький, бестала́нненький
Наш-т король Прусский!
Он на во́роне на ко́ничке
Король разъезжает,
Ничего-то король про свою арме́юшку —
Ничего не знает,
Только знает король про свою арме́юшку,
Что ушла под француза.
– Что прислал-то француз газе́тушки
Ко мне не весёлы:
Не весёлы-то газетушки, —
За чёрной печатью! —
Распечатал король эти газетушки,
Он начал читати;
Читал король газе́тушки,
Сам слезно заплакал;
Во слезах-то король слове́чушко,
Словечко промолвил:
– Ох вы, слуги мои, вы лаке́юшки,
Слуги мои верны!
Вы подите-тка, слуги-лакеюшки
Во нову конюшню,
Оседлайте вы, слуги-лакеюшки,
Коней вороны́их.
Мы поедемте, слуги-лакеюшки,
Поедем гуляти:
Не гуляти-то мы, слуги-лакеюшки, —
На вой воевати,
На свою-то мы, слуги-лакеюшки,
Арме́ю смотрети.
Уж и как-то наша арме́юшка
Там она воюет?
Не воюет-то наша арме́юшка,
Го́речко горюет:
Что горюет-то наша арме́юшка,
Сама слезно плачет!
«Что не белая берёзынька к земле клонится…»
Что не белая берёзынька к земле клонится.
Не шелко́вая в поле травушка расстилается:
Расстилалась в поле травушка – полынь горькая.
Что горче́й того нам, солдатушкам, служба царская!
Пристоялись наши но́женьки ко сыро́й земле,
Пригляделись наши гла́зыньки на укре́пушку.
Ты укрепа моя, укре́пушка, Берлин-город!
Ты кому, моя укрепушка, достанешься?
Доставалась моя укрепушка царю Белому,
Что тому ли генералу Краснощокову.
Ходил-гулял Краснощоков купцом по́ ряду,
Закупает Краснощоков свинцу-пороху,
Заряжает Краснощоков сорок пу́шечек,
Заката́ет Краснощоков сорок пу́лечек:
Убивает Краснощоков у прусско́го матушку,
Молодую королевну во поло́н берёт.
Он не бьёт её – не вешает, только спрашивает:
– Ты скажи-скажи, королевна, куды прус-король бежал?
– Я голосом вам кричала, вы не слы́шали,
Шелковы́м платком махала, вы не ви́дели:
– Он на ’ко́шечко садился – сизым го́лубем,
Под столом сидел прусско́й король – серым котиком,
Он из те́рему вылётывал – вольной пташечкой,
На черну́ю грязь садился – чорным во́роном,
Во синё море бросался – белой рыбицей,
На ’строво́чек выплывает – серой утицей,
На кораблик он садился – добрым мо́лодцем,
По кораблику рассыпался – белым же́мчугом.
«Приворачивай, ребята, ко царёву кабаку…»
Приворачивай, ребята, ко царёву кабаку,
Ко царёву кабаку, зелено́го вина пить!
Не успели вина пить, в барабаны стали бить,
В барабаны выбивали, нас мо́лодцев высылали,
Нас мо́лодцев высылали, легки шляпы надевали,
Лёгки шляпы со пера́ми, с генералами гуляли.
Генерал с нами гулял, сорок пушек заряжал,
Сорок пушек заряжал, в Костроман-город стрелял.
Костроман-город – приволье, питья-кушанья довольно.
Ой, во́ лужках-лужка́х ходят девушки в кружках,
Две девушки танцовали, нас мо́лодцев забавляли…
«Как под славным под городом под Очаковым…»
Как под славным под городом под Очаковым
Собиралася силушка-армия царя Белаго.
Они лагери занимали в чисто́е поле,
А палатки разбирались по лиманту[19]19
По лиману.
[Закрыть],
Они пушечки-манерочки становили,
Они шанцы-батареи спокопа́ли,
Предводителя графа Потемкина обжидали,
Предводитель граф Потемкин приказ о́тдал,
Во втором часу ночи приказ отдал:
– Уж вы, мла́ды е́гори, надевайте бело́ вы платье,
Уж у нас зау́тра на праздник на Миколу
С турками штурм будет! —
Становились мы при мхах – при болотах,
Много голоду и холоду принимали,
Под Очаков-городочик подходили,
Белокаменные стены пробивали,
Барабанщики на белокаменну стену влезали,
Влезали и отбой отбивали.
Что Очаков-город взяли, взяли,
Закричали: «ура! ура!»
Ключи нам на золотом блюде выносили,
Нам от всех врат ключи выносили:
Слава, слава! Весь турецкий город взяли,
Что все турки под нашею властью стали,
Что Очаков-город взяли!
«Вы, солдатушки военны, командоры ваши верны…»
Вы, солдатушки военны, командоры ваши верны,
Полковнички-адъютанты, где вы были побывали?
Мы во Пруссии стояли, много горя принимали,
Много горя принимали: во руках ружья держали,
Крепко к сердцу прижимали и патроны вынимали,
Мы заряды заряжали, шомпола́ми прибивали,
В чисто поле выступали, в неприятеля стреляли.
И мы начали стрелять, а француз от нас бежать,
Кои в поле, кои в лес, побрасались в реку вниз.
И мы билися-рубились ровно суточки,
На вторые-то на сутки стали тела разбирать,
Стали тела разбирать, свою армию смекать:
Мы смекнули свою силу, – что побито сметы нет.
Что нашли же мы убитых – генераликов до трёх,
Полковничков до пяти, офицеров девяти.
Во Росе́ю с маршем шли, – все весёлости нашли.
Во Москву-город вступили – по фатерам становили,
По фатерам-слободам, по купеческим домам.
Как московские купцы, сказать право, что глупцы:
Дочерей своих скрывали, во чуланы запирали.
Девки плакали-рыдали, что солдат мало видали,
Под окошечком сидели, во стеколушко глядели,
Во стеколушко глядели, да отцов своих бранили:
– Дураки наши отцы, солдатушки молодцы,
Лице бе́ло, глаза серы, на поступку идут смело. —
Мы кивнём девке бровями: «Пойдем в лагери за нами,
Поглядишь наши палаты, там премилые солдаты!»
СЕСТРЫ ИЩУТ УБИТОГО БРАТА
Мать сына поро́дила,
Отец сына не во́злюбил,
Ссылат сына с двора долой:
– Ты мне, сын, не надобен.
Больша сестра коня вывела,
Сере́дняя коня се́длала.
Меньша́ сестра плеть подала,
Подамши плеть, слово молвила:
– Когда, братец, домой будешь?
– Я тогда, сестры́, домой буду,
Как синё море всколыхается,
Бел-горюч камень наверх всплывет,
На камешке кустик вы́растет,
На кустике соловей вспоет.
Синё море всколыхнулося,
Бел-горюч камень наверх выплыл,
На камешке кустик вы́растал,
На кустике соловей воспел.
Пошли сестры брата искать.
Больша́ сестра – щукой в море.
Середняя – звездой в небо,
Меньша сестра – цветом в поле.
Больша сестра брата не нашла,
Середняя мельком видела,
Меньша сестра брата нашла
Под кустиком под ракитовым:
Убит лежит добрый молодец,
Белая грудь возрезана,
В черных кудрях мышь гнездо свила.
ДЕВИЦА ОТРАВИЛА МОЛОДЦА
Вянет-вянет в поле травка,
Засыхает корешок,
Что завяла и заблёкла,
Да не может отдохнуть;
Когда дождиком помочит,
Вся травушка отдохнёт.
Было время совыканья,
Когда мил меня ласкал,
А ноноча перменилося:
Он не мыслит обо мне.
Сколько вздохов я вздыхала,
Мой миленький не слыхал!
Сколько слез я проливала,
Мой миленький не видал!
Пойду с горя в лес дремучий,
Разгуляюсь, молода.
Ничего в лесу не видно,
Ничего и не слыхать,
Только видно было, слышно
Одно стадо лебедей;
Все лебедушки попарно,
А мне, младой, пары нет!
Я по садику гуляла,
Злы коренья копала,
Накопавши злых кореньев,
На Дунай-реку пошла;
И я мыла злы коренья
Бело-набело я их,
Я сушила злы коренья,
Сухо-насухо я их,
Я молола злы коренья
Мелко-намелко я их,
Я варила злы коренья
В меду, в патоке я их.
Наварёмши злых кореньев,
За милым дружком пошла;
Я сажала да милова
За дубовый стол его,
Подносила я милому
Стакан патоки ему;
Поднесёмши я милому,
Стала спрашивать его:
– Ты скажи, скажи, любезный,
Что на сердце на твоем?
– На моем ли на сердечке
Словно камышек лежит!
Ты умела, размилая,
К себе в гости залучить,
Ты умела, размилая,
Сладким медом напоить,
Ты умей, моя милая,
Тело бело схоронить!
Схорони, моя милая,
Промеж трёх больших дорог:
Промеж Киевской, Московской,
Промеж Питерской большой. —
Как по Питерской дорожке
Мово милого несут.
БРАТ ЖЕНИЛСЯ НА СЕСТРЕ
Что на горке на горе, на высокой, на крутой,
На высокой, на крутой, стоял новый кабачок.
Уж во етом кабачке удалые вино пьют,
Удалые вино пьют, богатые дивуют.
– Не дивуйте, богачи, за всё деньги заплачу.
Во кармане гро́ша с два, разменяю да отдам.
Поверь, поверь, шинкарочка, поверь пивца и винца.
– Верю, верю, младой пан, на тебе есть синь кафтан,
На тебе есть синь кафтан, за тебя дочку отдам.
Я не дочку панночку, прелестную кралечку. —
В субботушку молвили, в воскресенье ко венцу,
В воскресенье ко венцу, не сказалися отцу.
Приехали от венца, не сказали ни словца,
Не сказали ни словца, давай пивца и винца,
Давай пить и гулять, по имени называть:
– Скажи, скажи, младой пан, как по имени назвать?
– По имени дворянин, по прозванью Карпов сын.
– Скажи, скажи, панночка, как по имени зовут?
– Мое имя Катерина, по отечеству Карповна. —
И брат сестру не узнал, за себя он замуж взял.
– Пойди, Катя, в монастырь, а я пойду в темный лес,
А пойду в темный лес, авось меня съест бес.
МУЖ-СОЛДАТ В ГОСТЯХ У ЖЕНЫ
Уж как шли-прошли солдаты[20]20
В конце этого стиха выпущено слово молодые, потому что оно, не подходя под размер всей песни, впрочем, совершенно выдержанный, очевидно, взято было из другой песни, которая начинается так:
Уж как шли – прошли солдаты молодые,
А за ними идут матушки родные… и проч.
Прим. П. В. Киреевского.
[Закрыть],
Они шли-прошли слободкой;
В слободке становились,
У вдовушки попросились:
– Ты, вдова, вдова Наталья!
Пусти, вдова, почевати,
Ночевати, постояти!
Нас немножечко, маленько:
Полтораста нас на конях,
Полтретьяста пешеходов. —
А вдова им отвечала,
Ночевать их не пущала:
– У меня дворик маленек,
А горенка не величка!
У меня детей семейка! —
Они силой ворвалися,
Во горенку вобралися.
Они сели по порядкам:
Пешеходы все по лавкам,
А конница по скамейкам;
А большой гость впереди сел,
Впереди сел под окошком,
А вдова стоит у печки,
Поджав свои белы ручки;
Стоит она, слезно плачет.
А большой гость унимает:
– Не плачь, вдова молодая!
Ты давно ль, вдова, овдовела?
– И я в горе позабыла.
– Уж и много ль, вдова, деток?
– У меня деток четвёро.
– Уж и много ль, вдова, хлеба?
– У меня хлеба осьмина[21]21
Осьмина – две четверти (48 пудов) хлеба.
[Закрыть].
– Уж и много ль, вдова, денег?
– У меня денег полтина.
– Подойди, вдова, поближе,
Поклонися мне пониже!
Ты скинь, вдова, с меня кивер,
В кивере – полотенце:
Не твого́ ли рукодельца?
На правой руке колечко:
Не твого́ ли обрученья? —
А вдова-то испугалась,
Во новы́ сени бросалась,
Малых детушек будила:
– Вы вставайте, мои дети!
Вы вставайте, мои малы!
Не светел-то месяц светит,
Не красное солнце греет, —
Пришел батюшка родимый! —
А большой гость отвечает:
– Не буди ты малых деток!
Я пришел к вам не надо́лго:
На один я на денёчек,
Что на е́дный на часочек!
«Где был, где был, да сизой селезень…»
Поется, когда приедут от венца, и жених с невестой сидят за столом на пире
Где был, где был,
Да сизой селезень?
Где была, где была,
Сера утица?
– Были они, были они
В разны́х озера́х;
Ноньче они, ноньче они
На одном озере,
Зоблят песок
С одного берега.
Где был, где был,
Да Василий господин,
Где был, где был,
Да Григорьевич?
Где была, где была,
Да Ульянушка,
Где была, где была.
Да Филатьевна?
– Были они, были они
В разны́х городах;
Ноньче они, ноньче они
За одним столом:
Пьют и едят
С одного блюда,
Кушают
С одной ложечки!
«Чёрные кудри, чёрные кудри за стол пришли…»
Поется перед венцом, когда жених приедет за невестою и поведет ее за стол
Чёрные кудри,
Чёрные кудри
За стол пришли,
Русую косу
Русую косу,
За собой повели;
Чёрные кудри,
Чёрные кудри
Косу спрашивали:
– Русая коса!
Русая коса!
Али ты не моя?
– Я не твоя:
Еще батюшкина,
Еще батюшкина,
Еще матушкина!
«Чёрные кудри, чёрные кудри за стол пришли…»
А когда приедут от венца, тогда поется
Чёрные кудри,
Чёрные кудри
За стол пришли,
Русую косу,
Русую косу
За собой повели;
Чёрные кудри,
Чёрные кудри
Косу спрашивали:
– Русая коса!
Русая коса!
Али ты не моя?
– Чёрные кудри,
Чёрные кудри!
Я топерь твоя,
Я топерь твоя!
Я не батюшкина,
Я не батюшкина,
Я не матушкина!
«По сеням сеничкам…»
По сеням сеничкам,
По новым решетчатым
Ходил, гулял молодец,
Добрый молодец Борис Осипыч.
Он чёл и перечёл
Все звезды на небе;
Одной не до́челся
Звезды восточные:
Знать, эта звездочка
Да за облако зашла,
За тучу грозную.
По сеням сеничкам,
По новым решетчатым
Ходил, гулял молодец,
Добрый молодец Борис Осипыч.
Он чёл и перечёл
Всех красных девушек;
Одной не до́челся
Красной девушки,
Акулины Ивановны:
Знать, эта девица
Да ко завтрени пошла
Богу молитися:
– Создай мне, господи,
Жениха хорошего,
Свекра, что батюшку,
Свекровь, что матушку!
«Не тёсан терём, не тёсан…»
Не тёсан терём, не тёсан,
Только хорошо терём изукрашен,
Алыми цветами расцвечён.
Не учён Евдоким, не учён,
Только хорошо снаряжён.
Отпущала его мать к тестю в дом;
Чтобы его тесть полюбил,
Большими дарами подарил,
Большими дарами, конями:
– Мне эти дары – не в дары!
Мне эти дары не милы!
Эта мне любовь – не в любовь! —
Не тёсан терём, не тёсан;
Не учён Никита, не учён,
Только хорошо снаряжён.
Снаряжала его матушка,
Отпущала его к тёще в дом,
Чтобы его тещенька полюбила,
Большими дарами дарила:
Большими дарами – Верою,
Большими дарами – Кондратьевною
– Эти мне дары – всё в дары!
Эти мне дары – всё милы!
Это мне любовь – всё в любовь!
«Матушка! Да что в поле пыльно?»
Поется, когда жених едет за невестою, и ее подружки завидят его в окно
Матушка!
Да что в поле пыльно?
Сударыня моя!
Да что в поле пыльно?
– Дитятко мое!
Добры кони взыгрались!
Милое мое!
Добры кони взыгрались!
– Матушка моя!
Да что в поле пыльно?
Сударыня моя!
Да что в поле пыльно?
– Дитятко мое!
Да бояры едут!
Милое мое!
Да бояры едут!
– Матушка моя!
На широку улицу едут!
Сударыня моя!
На широку улицу едут!
– Дитятко мое!
Не бось, не пугайся!
Милое мое!
Не бось, не выдам!
– Матушка!
На широкий двор взошли!
Сударыня моя!
На широкий двор взошли! '
– Дитятко мое!
Не бось, не пугайся!
Милое мое!
Не бось, не выдам!
– Матушка!
В нову горницу взошли!
Сударыня моя!
В нову горницу взошли!
– Дитятко мое!
Не бось, не пугайся!
Милое мое!
Не бось, не выдам!
– Матушка!
За праву руку берут!
Сударыня!
За праву руку берут!
– Дитятко!
Да бог с тобою!
Милое мое!
Да бог с тобою!
«Уж и у́ броду, бро́ду…»
Уж и у́ броду, бро́ду,
У мелка́ перевозу
Стоит нова коляска,
Шестерней запряжена.
Уж как все кони́ убра́ны,
Все убра́ны, под ковра́ми,
Под коврами, подкова́ны;
Как один конь не у́бран,
Не у́бран, не снаря́жен,
Не под ко́вром, не подкован.
Все коня не любят
Все его ненавидят.
Как Никита коня любит,
По бедра́м коня гладит:
– Ох ты, конь, добра лошадь!
Сослужи ты мне службу:
Ты съезди по гордёну!
По гордёну по Веру! —
Уж гордёна гордлива,
Уж гордёна ломлива:
Во коляске сесть, не сядет;
В пологу лечь, не ляжет:
На коляске ехать – тряско!
В пологу лечь – му́шно!
В терему-то ей – душно!
– А на мух-то – махальце!
На гордёну-то – плетку!
«Вы, подруженьки, голубушки мои…»
– Вы, подруженьки, голубушки мои,
Заплетите мне ру́сую косу́
Во корню-то мне мелко-на́мелко;
Посередь моей русо́й косы
Вплетите гайтан[22]22
Гайтан – шнурок.
[Закрыть] шелковый;
По конец-то моей русой косы
Вы ввяжите ленту алую;
Вы заприте золотым замком;
И вы бросьте мои золоты ключи
Во матушку во быстру́ реку́.
Никита был рыболо́вщичком,
Ефимыч был рыболовщичком:
Он закинул невод шёлковый,
Он от краю да до́ краю;
Он пымал эти зо́лоты ключи.
Признавал он эти зо́лоты ключи:
– Не от Вериной ли русо́й косы
– Отопрёт мою русу́ косу́,
А меня за себя возьмёт!
«Вы, подруженьки, голубушки!»
– Вы, подруженьки, голубушки!
Вы чешите буйну голову,
Заплетите косы русые,
Вплетайте гайта́ны шелковые,
Ввязывайте ленты алые!
Выходите гулять на улицу,
И вы взройте круту́ гору,
Чтобы мо́ему разлучничку
Не взойтить бы, не взъехати,
Ни коня бы за собой взвести,
Ни меня бы за себя взяти!
– Не печалься, Верушка,
Не печалься, Кондратьевна!
И я сам взойду на гору,
И коня за собой взведу,
И тебя за себя возьму!
– Вы, подружки, голубушки!
Запирайте воротечки
Вы запорами железными!
Моему-то разлучничку
Не отпереть, не подумати,
Ни меня за себя взяти!
– Не печалься, Верушка,
Не печалься, Кондратьевна!
Привезу я с собой слесаря,
Отопру твои воротечки,
И тебя за себя возьму.
«Не долго веночку на стопочке висеть…»
Не долго веночку на стопочке висеть,
– Не долго Олёнушке во девушках сидеть,
Не долго Егоровне во красных сидеть,
Не долго Егоровне русу́ю косу плесть:
– Коса-ль моя, косынька, руса́я коса,
Руса́я коса, девичья краса!
Не год уж я косыньку чесывала,
Не два года русую плётывала.
Вставанье мое было раннее,
Чесанье мое было гладкое,
Плетенье мое было мелкое.
Вечёр тебя, косыньку, девушки плели,
Вечер тебя, косыньку, красные плели,
Плели, плели косыньку, пе́реплели,
И золотом русую пе́ревели,
Же́мчугом косыньку у́низали.
Бог суди Бориса Осипыча:
Прислал ко мне свашеньку немилосливу,
Немилосливу, нежалосливу.
Взяла мою косыньку рвать, порывать,
Золото из косыньки повыдергала,
И же́мчуг из ко́сыньки повысыпала.
«Что и Вера Никиту со крыльца провожала…»
Что и Вера Никиту,
Ой, ряди, ряди!
Со крыльца провожала,
Ой, ряди, ряди!
Да ему наказала:
Ой, ряди, ряди!
– Поезжай, сударь, в субботу,
Ой, ряди, ряди!
Привези мне шкатунку,
Он. ряди, ряди!
Во шкатулке белильцев.
Ой, ряди, ряди!
Ты белильцев, румянцев,
Ой, ряди, ряди!
Мне белил порошковых,
Ой, ряди, ряди!
А румян-то горшковых,
Ой, ряди, ряди!
Пятьдесят аршин лентов
Ой, ряди, ряди! —
Ты мне алых, тафтяных,
Ой, ряди, ряди!
Голубых разноцветных,
Ой, ряди, ряди!
Мне девушек дарити,
Ой, ряди, ряди!
А молодушек белити.
Ой, ряди, ряди.
«Ох, ты, ларчик мой, ларчик!..»
Ох, ты, ларчик мой, ларчик!
Ой, ряди, ряди!
Окова́ный ларь, прида́ный!
Ой, ряди, ряди!
Я не в год тебя накопила,
Я не два сподобляла.
Как пришла воля божья,
И я в час раздарила:
И я свекру порточки,
А свекрови сорочку,
Деверьям по платочку,
А золовке голубке
Из русо́й косы ленту.
Ты красуйся, золовка,
Ты красуйся, голубка,
В моей в алой во ленте.
Тебе не год годовати,
Тебе не два красоватись,
Одну недельку гостити.
«Растопися, мыленка!..»
Поется в девичнике, накануне свадьбы, когда моют невесту в бане
Растопися, мыленка!
Разгорися, ка́менка!
Ты расплачься, Олёнушка,
Ты распла́чься, Ива́новна,
Перед родным своим дедушкой[23]23
В отрывке, доставленном мне от А. С. Пушкина, вместо первых четырех стихов поется следующее:
Затопися, баненка,Раскалися, каменка!Расплачься, княгиня душа,По своей сторонушке,По родимой матушке,По родимому батюшке. Затем окончания недостает. – Прим. П. В. Киреевского.
[Закрыть]:
– Ты, дедушка родимый мой,
Ты на что пиво вари́шь?
Ты на что зелено вино куришь?
– Я твоих гостей поить
Я твоих полюбовныих! —
Растопися, мыленка,
Разгорися, каменка,
Ты рассыпься, крупён жемчуг,
Ты по плису, по бархату,
По столу по дубовому.
Ты расплачься, Олёнушка,
Ты расплачься, Ивановна,
Перед родной своей матушкой:
– Ты, родимая моя матушка,
Ты на что пироги творишь?
– Ты, дитя-ль, моё дитятко!
Для гостей – твоих подруженек,
Для подруженек голубушек!
«Пустая хоромина, все углы развалилися…»
Пустая хоромина,
Все углы развалилися,
По бревну раскатилися!
На печище котище лежит,
А по полу гусыня,
А по лавочкам ласточки,
По окошечкам голуби.
Как пустая хоро́мина,
Все углы развалилися,
По бревну раскатилися!
На печище котище лежит,
То – люто́й свёкор-батюшко,
А по полу гусыня,
То – люта́я свекровь-матушка;
А по лавочкам ласточки,
То – золовки голубушки;
По окошечкам голуби —
Деверья ясны соколы.
«Ты река ль, моя реченька…»
Ты река ль, моя реченька,
Ты река ль, моя быстрая!
Течешь, речка, не колыхнешься,
Из берегов вон не выльешься.
Сидит наша умная девица
Да Устинья Филипьевна,
Сидит она – не улыбнется,
Говорит речь – не усмехнется:
– Вы, подруженьки голубушки!
Да чему же мне смеятися,
Чему же мне радоватися?
Вона едет разоритель мой,
Вона едет погубитель мой,
Вона едет расплети-косу,
Вона едет потеряй-кро́су. —
Как возго́ворит Васильюшка,
Как возговорит Григорьевич:
– Что не я-то разоритель твой,
Что не я-то погубитель твой:
Разоритель-ать – твой батюшка,
Погубительница – матушка,
Расплети-косу – свашенька,
Потеряй-кросу – друженько.
«Много, много у сыра дуба́ ветвей…»
Много, много у сыра дуба́ ветвей,
Много ветвей, по́ветвей,
Много листу зелёного,
Только нет у сыра дуба́,
Нет золотой макушечки,
Позолоченной верхушечки.
Много, много у Полагеи родни,
Много роду и племени,
Только нет у Полагеюшки,
Нет родимаго батюшки
И сударыни матушки.
Ты, родимый мой братец, батюшка!
Ты ложись ввечеру поздно,
Ты вставай поутру рано,
Ты пойти к ранней завтрени,
Ты ударь трожды в колокол,
Ты пусти звон по сырой земле,
Разбуди мово батюшку
И сударыню матушку.
Мне топеря их надобно,
Мне ко этому случаю,
Бласловленью великому.
«Уж наши-то девки, уж наши-то кра́сны…»
Уж наши-то девки,
Уж наши-то кра́сны
Догадливы были,
Совет совивали.
Колодезь копали.
Тут грушу сажали,
Зеле́ну поливали.
Андреян Андреяныч
Выспрашивает:
– Уж что жо́ ты у нас, груша,
Уж что зелена?
– Марьюшка-груша,
Платоновна зелена́;
В сени-то вступила,
Сени обломила;
В терём-то вступила,
Терём пошатила,
Терём пошатила,
Бояр разбудила.
Бояры вставали,
Шляпы надевали,
Вон из те́рему бежали.
«На море утушка купалася…»
На море утушка купалася,
На синем серая полоскалась,
Вышедши на крутой бережек, встрепенулася,
Встрепенумшись, утушка сама вскрикнула:
– Как-то мне с моречком расстатись будет?
Как-то мне со крутых бережков приподнятися?
Придут-то, придут морозы студёные,
Выпадут порошицы, снеги́ белые;
В те́ поры я с моречком расстануся,
В те́ поры с крутых бережков приподымуся. —
В тереме Верушка умывалася,
В высоким Кондратьевна умывалася,
Белыми белилами набелилася,
Алыми румянами нарумянилася,
Чёрными сурмилами брови су́рмила.
Белые белила из Бела́ города,
Алые румяны из каменно́й Москвы,
Чёрные сурмилы из Черна́ города.
Снаряжёмши, Верушка сама всплакнулася:
– Как-то мне с батюшкой расстатися?
Как-то мне из высока́ терема приподнятися?
Приедет Микита господни со всем поездом.
Приедет Ефимыч со всем поездом,
Привезёт он свашеньку ломливую,
Привезёт он друженьку чадли́вого;
В те поры я с батюшкой расстануся,
В те поры я из высока́ терема́ приподымуся.