Текст книги "Обрученные с Югом"

Автор книги: Пэт Конрой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц)

Глава 7
Вечеринка

Четвертого июля я устроил вечеринку в честь окончания испытательного срока. Все утро мы с отцом расставляли столы и складные стулья, которые принесли из школы. Мать украсила каждый стол вазой с цветами из своего сада. Вечером отец жарил на углях кабанчика, оглашая темноту проклятиями в адрес енотов и бродячих собак, которые сходили с ума от запаха свежей свинины. Шеба с Тревором пришли утром и весь день помогали нам: чистили столовое серебро, вытирали столы, стелили скатерти, поскольку моя мать твердо заявила, что в ее доме никогда не будут принимать гостей на бумажных скатертях с одноразовой посудой.

В час дня приехал тренер Джефферсон со своей семьей, и они с отцом начали сооружать временный бар. Меня удивил богатый ассортимент этого бара: от самых простых напитков, вроде пива, до изысканных, вроде коньяка. Миссис Джефферсон со своей матерью принесли ящики с лимонадом и холодным чаем. Айка и меня по требованию отца послали купить еще льда, словно нам предстояло запускать ледокол. Мы сели в «шеви» и отправились в Северный Чарлстон.

С погодой нам повезло. Четвертого июля в Чарлстоне может стоять такая жара, что краска на автомобилях покрывается волдырями. Но в тот день было облачно, дул прохладный ветерок. Несмотря на волнение, у меня было легко на душе, как никогда за много лет, и я испытывал эмоциональный подъем. Я пытался взглянуть на себя со стороны, чтобы понять, каким человеком я был в период становления.

– Зачем ты опустил верх у машины, белый осел? – прервал мои размышления Айк.

– Затем, что сейчас лето, черный болван. А летом весело ездить с опущенным верхом.

– Как, по-твоему, отнесется белый коп или реднек [41]41
  Реднек (англ.)( досл.:«красношеие») – жаргонное название жителей глубинки США, вначале преимущественно Юга. (Прим. ред.)


[Закрыть]к тому, что белый парень рассекает по хайвею со своим чернокожим братцем, словно им принадлежит весь мир?

– Хорошо отнесется. Замолчи, Айк, и радуйся жизни.

Айк поправил зеркало бокового вида, чтобы лучше видеть.

– Они подвесят меня на дереве. За черную задницу.

– Все-таки лучше тебя, чем меня.

– Они могут подвесить обоих. Ты не знаешь этих белых придурков, а я знаю.

– В самом деле? И на кого же ты работаешь, господин эксперт по придуркам? На Институт Грэхема? Слушай, Айк, каждый раз, когда мы вместе, ты переводишь разговор на политические рельсы. Мы едем за льдом. У меня такое чувство, будто я посадил в машину социолога или политика.

– Бдительность – залог безопасности.

– Хорошо, я засуну тебя в багажник.

– Мне и здесь неплохо. Я только хочу, чтоб ты не забывал глядеть в оба.

– А для чего я дружу с таким глазастым парнем, как ты?

– Ты вообще обмозговал хоть как-то список приглашенных, беленький мальчик? Ты зовешь и белых, и черных на одну вечеринку, ослиная голова.

– Я очень хочу, чтобы ты познакомился с одной чернокожей девушкой. Она из приюта.

– Я не собираюсь знакомиться с сиротами из приюта.

– Эта тебе понравится. Ужас какая хорошенькая.

– Откуда ты знаешь все на свете?

– На то я и белый придурок. – Я взглянул в зеркало заднего вида и вздрогнул. – Ого! Там, слева, грузовик, битком набитый реднеками. Господи, да у них ружья, они прицеливаются. Ложись! Быстро ложись!

Айк соскользнул вниз, под сиденье.

– Ну как они? Не отстали? – спросил Айк, когда мы проехали секунд тридцать.

– Прости, я обознался. Это были дошкольники с мороженым. Ложная тревога.

– Ты, вонючий врун, Стром Термонд, сукин сын!

Спустившись по Ремаунт-роуд, мы подъехали к недавно открытому морозильному цеху. Его хозяин когда-то учился у моего отца. Я разозлил Айка своим розыгрышем и теперь переживал из-за этого. Он первый нарушил молчание вопросом:

– А ты сказал всем этим белым, что пригласил черных на свою поганую вечеринку?

– С чего ты взял, что моя вечеринка поганая? Я праздную окончание испытательного срока.

– У тебя, я смотрю, интересная жизнь. Ты и псих, и торговец наркотиками. Когда ты все успеваешь?

– А я пользуюсь любым случаем, чтобы сделать жизнь интереснее. С тобой вот общаюсь, например. А если кому-то не понравится, что на вечеринке черные, того я не держу.

– У тебя с головой не в порядке, беленький мальчик.

– Зато я верю в силу молитвы. О Господи Всемогущий, сделай так, чтобы завтра утром я проснулся с головой великого и безупречного Айка Джефферсона, чертовски предусмотрительного юноши.

– Крупно повезет, если меня не укокошат из-за тебя в этом году, – пробормотал он, скорчив рожу, пока я тормозил возле отгрузочного пункта морозильного цеха.

Мы загрузили льдом свободные сиденья и багажник. А когда вернулись, к дому подъехал приютский автобусик, за рулем сидел мистер Лафайет. Сестра Поликарп обрядила своих подопечных в оранжевые спортивные костюмы с надписью «Приют Святого Иуды» на спине и на груди.

– Привет, маркиз Лафайет! Почему Полигарпия так вырядила детей? Ты разве не объяснил ей, что у нас будет вечеринка?

– Сестра Полигарпия не выносит, когда ей что-либо объясняют, Лео, – фыркнул Лафайет.

Я всех познакомил. По лицам трех сирот ясно было, что они чувствуют себя униженными.

– Бетти Робертс! – обратился я к новенькой, с которой недавно познакомился в приюте. – Здесь тот парень, о котором я тебе рассказывал, Айк Джефферсон. Я познакомился с ним в психиатрической лечебнице.

– Не совсем там, – проговорил Айк, пожимая руку Бетти. – Хотя, по-моему, они допустили большую ошибку, что выпустили этого типа так быстро.

Все смущенно рассмеялись. Я обернулся к Шебе По.

– Шеба, у тебя есть какая-нибудь одежда для Старлы и Бетти?

– Идемте за мной, девчонки. Сейчас мы приведем вас в божеский вид, – ответила Шеба, сразу поняв меня. Она подхватила Старлу и Бетти под локти и повела к себе домой. – Еще я знаю несколько приемчиков макияжа, вам точно понравится.

– А тебе, Найлз, придется выбрать что-нибудь из гардероба настоящего модника. Я имею в виду себя.

Я нарядил Найлза в бермуды и футболку с надписью «Цитадель», которых у меня было штук двадцать, потому что мой отец, во-первых, страстно любил свою альма-матер, а во-вторых, хотел, чтобы я пошел по его стопам.

– По-моему, отлично, Найлз! – Я свернул приютскую униформу и положил в комод.

– Почему у тебя в спальне две кровати? – спросил Айк, совершавший беглую экскурсию по второму этажу.

– У меня был брат. Он умер.

– Отчего?

– Покончил с собой.

– Почему?

– Не было случая спросить у него. Пошли к гостям.

– А он был похож на тебя? – спросил Найлз.

– Нет, Стив был необыкновенный. Ничего общего со мной.

Из гостиной доносились звуки фортепиано: к моему удивлению, мать и Тревор По репетировали дуэт. Я сразу отметил, что Тревор превосходит мою мать в мастерстве пианиста. У него были кисти прекрасной формы, с длинными пальцами и длинными ногтями с маникюром. Моя мать скоро подняла руки, показывая, что сдается.

– Я пас, Тревор. Ты не предупредил меня, что ты вундеркинд.

– Это у меня от Бога. Дар. Вы еще не слышали, как Шеба поет под мой аккомпанемент.

– Она певица?

– Доктор Кинг, скоро вы убедитесь, а пока поверьте мне на слово: Шеба По – звезда.

Когда мать покинула дуэт, Тревор перешел на репертуар «Битлз».

– А классику ты играешь? – спросила мать.

Вместо ответа он заиграл Девятую симфонию Бетховена в фортепианном переложении. Его руки с необычайным изяществом летали по клавишам.

– Стоит мне один раз услышать мелодию – только один раз, – и я запоминаю ее навсегда и могу сыграть, сколько бы времени ни прошло, – сказал Тревор.

– А в футбол ты играешь? – поинтересовался Айк.

– Что за нелепость! А ты сам как думаешь?

Из дома По на другой стороне улицы вернулись девочки. Шеба преобразила их с помощью деликатного, но искусного макияжа. Девушки были в сарафанах и сандалиях. Шеба даже придумала, как замаскировать досадный недостаток Старлы – косоглазие: снабдила ее элегантными солнечными очками. Старла превратилась в хорошенькую, счастливую девушку и подошла поблагодарить меня за то, что я познакомил ее с Шебой.

– Теперь вы с Бетти готовы для вечеринки, – сказал я. – Молодец, Шеба. Сыграй что-нибудь праздничное, Тревор!

Тревор заиграл «Rock Around the Clock», [42]42
  «Rock Around the Clock» (англ.)– «Рок вокруг часов» – композиция 1955 года американского певца и композитора Билла Хейли (1925–1981), ставшая своеобразным гимном рок-н-ролла. (Прим. ред.)


[Закрыть]и праздник в честь моей особы начался.

Я пригласил на вечеринку всех людей из окружавшего меня замкнутого мирка, которые сыграли важную роль в моей длительной борьбе за самого себя. Я всегда чувствовал себя бесконечно одиноким, как человек, затерянный в непроходимых и враждебных джунглях. Пустота вокруг меня разрасталась, и я не находил спасения. Теперь я был намерен покончить с этим мрачным периодом и, как ребенок, радовался всякий раз, когда звенел дверной звонок и я шел встречать нового гостя: монсеньора Макса, Клео с мужем или Юджина Хаверфорда, который принес мне сегодняшнюю газету. Пришел судья Уильям Александер с женой Зан. Они очень обрадовали меня тем, что привели моего психиатра Жаклин Криддл. Появился Харрингтон Кэнон, за ним Генри Берлин с женой и двумя старшими детьми. Я познакомил их с Чэдом и Фрейзер Ратлидж и с Молли Хьюджер, которые пришли следом.

– Так вот где обитает мой любимый уголовник! – воскликнул Генри Берлин.

– Тише, Генри, – одернула его миссис Берлин, но тот весело подмигнул мне.

– Я пытался найти кавалера для Фрейзер, но безуспешно, – объявил Чэд.

– Очень рада снова видеть тебя, Лео, – улыбнулась Молли, пожимая мне руку.

– Послушай, Фрейзер! – сказал я. – Тут есть парень, с которым я хочу тебя познакомить. Идем.

Я взял ее за руку, провел мимо гостей в сад и подошел к столику, за которым болтали Айк, Бетти, Старла и Найлз.

– Найлз! Это Фрейзер Ратлидж. Мне кажется, вы понравитесь друг другу. Фрейзер, это Найлз Уайтхед.

– Лео, похоже, у тебя талант сводить людей, – заметила Старла. – Ты прирожденная сваха.

– Не знаю, никогда раньше этим не занимался.

– А кого ты подыскал для меня? – спросила она.

Я оглядел собравшихся и не нашел подходящего кандидата. Мой взгляд упал на Тревора По.

– Тревор! Не сыграешь ли ты любовную песню для моей подруги Старлы?

– Божественная идея! – откликнулся Тревор.

Он провел Старлу в дом, и из окна гостиной полились чарующие звуки, окрашенные лунным светом с примесью лета.

Я подошел к столику, за которым в одиночестве сидел Харрингтон Кэнон, и спросил:

– Как вам угодно, мистер Кэнон, – принести новый бокал или наполнить этот?

– Присядь на минутку, Лео. Мне нужно тебе кое-что сказать. Это очень важно, хотя что-то, может, покажется тебе обидным.

– Как это похоже на Харрингтона Кэнона, которого знаю и люблю. – Я подвинул стул поближе к нему.

– У твоих родителей нет в доме ни одной интересной вещи. Никогда не встречал такой полной безвкусицы.

– У них простые вкусы. Кроме того, они учителя, а не банкиры. Они не могут покупать вещи в вашем магазине. Вы признавались, что и сами не можете себе позволить этого.

– Здесь есть цветные, – заметил он, глядя на реку Эшли.

– Да, я пригласил их. Это мои друзья.

– Мне кажется, невежливо приглашать на одну вечеринку и белых, и цветных. У меня нет ни малейшего представления, о чем с ними разговаривать.

– Вы все равно ни с кем не разговариваете, неважно, белый он или цветной. Сидите тут один и смотрите в пустоту.

– Я любуюсь рекой. Бог – лучший из художников.

– Вы немножко асоциальный тип.

– И это осужденный преступник называет меня асоциальным типом! Впервые встречаю такую неприкрытую наглость!

Я прошел в другой конец сада и поздоровался со своими любимыми подписчиками – они стояли возле решетки с барбекю. В тот момент, когда я хотел подойти к столику судьи Александера, меня окликнула мать. Она стояла поодаль и обнималась с Септимой Кларк и ее дочерью. Септима не один десяток лет боролась за гражданские права в Чарлстоне. Пригласить ее на какое-либо мероприятие был смелый поступок, а уж на светскую вечеринку – просто неслыханный. Я преисполнился гордости, увидев, как Септима и мать обнимаются. Я подумал: если может вызывать сомнения место, которое мои родители занимают в обществе, то их мужество сомнению не подлежит. Монсеньор Макс встал и пригласил Септиму за свой столик отужинать вместе с ним.

Однако радостное настроение распределялось далеко не равномерно. Найлз и Фрейзер, Айк и Бетти, а также Старла Уайтхед освоились в обществе судьи Александера и громко смеялись над историями, которыми он угощал их перед ужином. Чэд Ратлидж же, завидев, что я направляюсь к столику судьи Александера, покинул Молли. Он крепко взял меня за руку и отвел в сторону, к озеру, где нас скрыл от всех черный дуб.

– Ты что вытворяешь, Кинг? – спросил Чэд.

– О чем ты, Чэд?

– О неграх. Ты пригласил ниггеров на вечеринку! Ты чокнутый, что ли? И твои родители тоже.

– Почему бы тебе, Чэд, старина, не спросить у моих родителей, чокнутые они или нет? Мне было бы интересно посмотреть на их реакцию.

– Ты же в Чарлстоне, сынок, – сообщил Чэд.

– Благодарю за свежую новость.

– У нас так не принято. Натуры у нас слишком утонченные.

– Прости, Чэд, я, конечно, всего лишь второй раз вижу тебя. Но как-то слово «утонченный» не приходит на ум, когда я думаю о тебе.

– А какое слово приходит тебе на ум, неудачник? – фыркнул Чэд. – Это торжество с участием ниггеров посвящается, если не ошибаюсь, окончанию твоего срока? Мы с Молли, бедные зайчики, чуть-чуть нюхнули коки, а у тебя нашли столько, что весь город можно довести до кайфа.

– Мне не повезло, Чэд. В любом случае, эта история касается только меня.

– Так какое же слово приходит тебе на ум, когда ты думаешь обо мне?

– Моя мать не разрешает мне пользоваться речевыми штампами. Она говорит, что штампы претят ей как преподавателю английского языка.

– Ничего, я выдержу.

– Почему-то первое, что мне приходит на ум при мысли о тебе, Чэд, это «жопа с ручками». Второе – «вонючая жопа с ручками». И наконец, третье – «вонючая, гребаная жопа с ручками». Вот, в принципе, и все, если вкратце. Или ты хочешь подробнее?

– Еще один вопрос. Почему ты свел мою сестру с этой дрянью из приюта?

– Ты издевался над Фрейзер в яхт-клубе из-за того, что у нее нет парня. Ты издевался над ее внешностью. Лично я считаю ее симпатичной и очень славной девушкой. Когда я узнал Найлза, мне показалось, что ему тоже не хватает друзей. Вот я их и познакомил. По-моему, получилось удачно, они с удовольствием общаются друг с другом.

– Чтоб мне провалиться, но это первый и последний раз, когда ты видишь их вместе. Мои родители сойдут с ума, когда узнают, что у нас завелся дружок из сиротского приюта.

– Могу себе представить. Но мне кажется, Найлз и Фрейзер что-нибудь придумают.

– Ты понятия не имеешь, каков образ мыслей и действий у чарлстонской аристократии.

– Я повидал много разных людей. Все они действуют довольно предсказуемо.

– Короче, я ухожу с твоей вечеринки. И забираю с собой Молли и Фрейзер.

– Мне было чертовски приятно познакомиться с тобой, Чэд, – сказал я, ничуть не скрывая насмешки. – И не вздумай играть в футбол, старина. Мой тебе совет.

– Это угроза? Ты думаешь, я боюсь тебя?

– А следовало бы. Я собираюсь начистить твою утонченную аристократическую чарлстонскую задницу, Чэд.

– Вместе со своими ниггерами?

– Ну да, с ребятами.

– Пусть только этот цветной приблизится к моей сестре!

– Ты о ком?

– О приютском. Он ведь из Южной Каролины, с гор. Значит, он цветной. Метис, дерьмо, еще хуже, чем ниггер.

– До свидания, милый Чэд. Ну ты и перец. Я даже начал ненавидеть белых.

Чэд резко развернулся и пошел прочь. Я бродил по саду, предлагая гостям добавки мяса или жареной рыбы и пытаясь успокоиться. Чэд производил впечатление человека злобного и трусливого одновременно, крайне опасная комбинация. Я подсел к судье Александеру, дослушал конец длинной истории, посмеялся и поаплодировал, как требовала благовоспитанность от радушного хозяина. Но периферическим зрением продолжал следить за жарким спором, который в кустах материнских камелий вели лихорадочным шепотом Чэд и Фрейзер Ратлидж. Их объединяла та непримиримая вражда, что часто разгорается между близкими людьми, которых должна бы объединять взаимная любовь. В одном я был уверен: Фрейзер не намерена соглашаться с аргументами брата. На расстоянии двадцати футов Найлз и Старла наблюдали за спором и, я уверен, прекрасно понимали, в чем корень разногласий. Сколько же времени, думал я, эти сироты страдают от презрения, с которым относятся к ним жители всех городов, где они побывали и всегда оказывались нежеланными гостями. Фрейзер вырвалась из руки брата, крепко сжимавшей ее плечо. Тот хотел помешать ей вернуться к Найлзу, и тут на моих глазах лучшая отбивающая женской баскетбольной команды школы «Саут Каролина» локтем врезала брату между ребер так, что тот отлетел в пышные кусты камелий.

Чэд и Молли покинули вечер, не попрощавшись. Фрейзер вернулась к Найлзу, взяла его за руку, и он ответил ей самой счастливой улыбкой, которую мне доводилось видеть. Я сам поразился тому, как удачно соединил этих двух молодых людей, они с первой же минуты почувствовали, что дополняют друг друга. Бетти Робертс и Айк также, судя по всему, приятно проводили время. Как Старла назвала меня? Сваха? Впервые в жизни я мог назвать себя свахой. Я действительно ощутил в себе этот талант, о котором раньше не подозревал. Оглядев присутствующих, я заключил, что вечеринка удалась.

Я очень удивился, когда увидел, что Молли, вспомнив о правилах хорошего тона, идет по саду с расстроенным и красным лицом, чтобы попрощаться. Я поспешил к Найлзу и Фрейзер, желая подбодрить их, но тут же убедился, что в поддержке они не нуждаются. Молли по-прежнему сохраняла все признаки и приметы чарлстонской девушки из хорошего общества, которые служили ей прививкой против анархии, попытайся та проникнуть через неприступные рубежи обороны. Она была южанкой, и ее жизненное предназначение заключалось в том, чтобы нравиться, а не размышлять, очаровывать, а не воевать. Мне всегда были по душе девушки, подобные Молли Хьюджер. Но она вернулась, чтобы принять бой, который проиграл ее дружок. С одного взгляда на Молли Хьюджер было ясно, что ей противны конфликты и раздоры всех видов. Я заметил какое-то движение на правом фланге и понял, что звериный нюх моей матери подсказал ей: в саду не все благополучно и в общество вкралась дисгармония. Я ринулся к матери, чтобы остановить, и успел перехватить как раз в тот момент, когда она собиралась впутаться в заваруху.

– Мать, я сам разберусь.

– Что этот Ратлидж говорил тебе под дубом?

– Мы просто общались. Обменивались мнениями, хотели лучше узнать друг друга.

– Ты лжешь. Он нападал на тебя.

– Я в долгу не остался, мать. Слабины не дал.

– Вот теперь ты говоришь правду. Пожалуйста, останови ссору, которая вот-вот начнется между мисс Фрейзер и мисс Молли. – Слово «мисс» она произносила со свистом, что означало убийственную иронию.

Когда я приблизился, то услышал, как Молли говорит Фрейзер:

– Если ты не хочешь объясняться наедине, тогда я скажу это при всех. Чэд не сдвинется с места, пока ты не сядешь в машину, Фрейзер. Мне не хотелось бы ставить тебя в неловкое положение при людях, ты меня знаешь.

– Мне весело, Молли. Я прекрасно провожу время. Может, впервые в жизни. Почему вас с Чэдом это так огорчает?

– Потому что ты неправильно себя ведешь. Ты забываешь, кто мы такие и как нам положено держать себя. Нам не следовало приходить сюда. Лео плохо поступил, когда позвал нас. Он специально это затеял.

– Что я такого затеял, Молли? – Ее слова разозлили меня.

– Эту вечеринку. Смешал грибы из разных кузовов. Это неправильно. Все это, я имею в виду. Ты ведь прекрасно знаешь, что ей скажет отец, когда узнает, что она встречается с парнем из приюта.

Раздались шаги, и рядом со мной выросла Шеба.

– Слушай, если тебе что-то не нравится, так уходи восвояси. Но не смей говорить гадости моему другу Лео Кингу. Он, может, лучший парень на свете.

– Ступай с Молли, Фрейзер, – вмешался Найлз. – Она права. Я принесу тебе одни неприятности. Что еще мы со Старлой можем дать? У нас же ничего нет. Даже одежду, которая на нас, мы одолжили. Пожалуй, нам лучше вернуться в приют.

– Вас отпустили до двенадцати, – сказал я. – Мать позвонила сестре Полигарпии и договорилась с ней.

– Поцелуй меня в задницу, Молли, – мрачно, своим таинственным низким голосом сказала Старла.

Тут подошел Тревор По.

– Молли, чудное видение и ума, и красоты. Пойдем в дом, я буду играть для тебя серенады, пока пальцы не отсохнут. Девочки, Шеба, Старла, быстренько протяните руку Молли и улыбнитесь.

– Тревор, ну как ты не понимаешь? – Голос Молли стал умоляющим. – Мы иначе воспитаны. Я не вижу, какой смысл оставаться тут. Тут не может быть ничего интересного для нас. Я имею в виду людей нашего круга.

– Предлагаю компромисс, – сказал я. – Я привезу Фрейзер домой не позже полуночи. Найлз и Старла вернутся в приют на автобусе с Лафайетом.

– Мы с родителями тоже можем уйти сейчас, – заявил Айк.

– Вы мои гости, Айк. Неужели вам плохо у нас? Мы с родителями старались, чтобы сегодня вечером вы чувствовали себя хорошо.

– Я имею в виду Чэда и Молли. Им не нравится, что мы тут находимся и делаем вид, будто мы такие же, как все, хотя мы просто-напросто ниггеры.

– Я не говорила ничего подобного, – ответила Молли, и весь ее вид показывал: она сражается с целой армией врагов и это чуждо ее природе. – И я так не думаю. Клянусь, у меня в мыслях не было ничего подобного. Это сложно объяснить тем, кто не понимает. Нас воспитывали в особых условиях и возлагают на нас большие надежды. Семья – это высшая ценность, святое понятие. Это цемент, который скрепляет общество.

– Так, значит, приютские сироты и банда негров достали тебя сегодня, детка? – спросила Старла, ее черные глаза угрожающе блестели. Она обернулась к Айку и Бетти: – Должна вас поблагодарить. Мы с Найлзом никогда до сих пор не чувствовали себя особами благородных кровей. Молли, похоже, ставит нас выше, чем вас. Черт подери, благодаря этой девчонке я чувствую себя прямо как дама из высшего общества.

– Замолчи, Старла, – оборвал сестру Найлз. – Чэд действительно идиот, но Молли здесь ни при чем. Просто он подставил ее. Ступай домой, Фрейзер. Сегодня и так было много шума. Мало ли что еще может произойти.

– Я прошу как о личном одолжении, Фрейзер, – говорила Молли. – Пожалуйста, сделай это ради меня. Я до смерти буду тебе благодарна, если ты послушаешься. Только один раз. Я больше никогда ни о чем не попрошу.

Подумав немного, Фрейзер сказала удивительные слова:

– Ребята, я предпочла бы остаться с вами. С тобой, Старла, и с твоим братом мне лучше, чем со своим. Айк и Бетти, мне было приятно с вами познакомиться. Всю жизнь я чувствовала себя уродом в этом паршивом надутом чарлстонском обществе, а сегодня впервые мне было хорошо. Мне было здорово. Это благодаря вам.

Бетти обняла Фрейзер со словами:

– Здорово, что мы познакомились. Мне кажется, мы еще встретимся.

Фрейзер подошла ко мне и легко поцеловала в щеку.

– Ты устроил самый лучший праздник в Чарлстоне, Лео Кинг. Уж я-то знаю – была на всех.

После того как Фрейзер и Молли попрощались с моими родителями и другими гостями из взрослых, я проводил их на улицу, где в машине сидел Чэд. Я ожидал увидеть его рассерженным и возмущенным, но он был холоден и сдержан. После отъезда троицы вечеринка переместилась в дом. Кое-кто из взрослых откланялся и ушел, но многие, к моему удивлению, остались. И тут Тревор и Шеба По показали себя во всей красе. Они сделали этот вечер незабываемым. Их артистический дебют состоялся перед нашим странным, смешанным обществом. Тревор заставил всех взрослых танцевать медленные танцы – он играл любимые мелодии старшего поколения, мелодии, которые удивительным образом передавали тоску мужчин и женщин, разделенных океаном во время Второй мировой войны. Впервые мы услышали, что Шеба поет подобно падшему ангелу, который вспоминает о потерянном рае, голос у нее глубокий, бархатный, золотистого тембра. Музыка необъяснимым образом пробуждает подспудные механизмы нашей бессмертной души, я помню каждую мелодию, под которую мы танцевали в ту волшебную ночь. Когда Шеба увидела, что большинство гостей танцуют плохо, она превратила гостиную, холл и часть кухни в танцкласс. Выстроила нас длинной, извивающейся вереницей и учила твистовать, «удить рыбу» и «мять ногой картошку». В центре всеобщего внимания Шеба и Тревор По чувствовали себя на своем месте, для которого и родились. Если Саломея танцевала хотя бы вполовину так чувственно, как Шеба, то я понимаю – голова Иоанна Крестителя действительно была обречена.

Шеба приказывала нам то и дело меняться партнерами. Мы переходили из рук в руки, я танцевал то со Старлой, которая не снимала темных очков, то со своим психиатром Жаклин Криддл, то, один раз, с матерью и один раз – с Айком, что было очень смешно: мы извивались под песню Элвиса Пресли «Heartbreak Hotel». Это был безумно веселый, волшебный, неповторимый вечер.

После того как сироты скрылись за воротами приюта Святого Иуды, отец предложил мне прокатиться с ним. Он привез меня на Бэттери-стрит. Мы поднялись по бетонной лестнице, повернули туда, где Эшли и Купер сливаются, образуя удивительный простор Чарлстонской гавани. Всегда в этом месте ощущаешь силу и мощь сопротивления двух рек. При слиянии они становятся полноводней, но, похоже, ни та ни другая не рады этому.

– Лео, когда мне было восемнадцать, мой отец привез меня на это самое место. А моего отца в свое время привез его отец. Это семейный ритуал. Мы не знаем точно, как давно началась эта традиция. Я собирался привезти сюда Стива, когда ему исполнится восемнадцать. Когда Стив умер, я решил – пусть эта традиция умрет вместе с ним. Но сегодня я переменил свое решение.

Отец вынул из сумки два серебряных стаканчика и пинту «Джека Дэниелса», [43]43
  «Джек Дэниелс» – товарный знак теннессийского виски-бурбона.


[Закрыть]налил на палец бурбона себе, потом мне.

– Мой отец хотел, чтобы в первый раз я выпил вместе с ним. Он сказал мне, как важно для него иметь сына, что он очень дорожит мной и старается быть хорошим отцом. В месте, где соединяются две реки, он напутствовал меня во взрослую жизнь. Он попросил меня прожить ее честно, не уронив человеческого достоинства. Я пообещал ему. А сейчас прошу об этом же тебя.

– Я никогда не смогу стать таким прекрасным человеком, как ты. – Я приподнял стакан и пригубил его. – Но буду стараться. Это я обещаю.

Мы очутились в потоке волшебного лунного света.

– Я хорошо узнал тебя за последние два года, – сказал отец. – У тебя большие возможности, сынок. У тебя есть все шансы стать не просто хорошим – выдающимся человеком.

– Если у меня это получится, то только потому, что я преклоняюсь перед тобой. И во всем стараюсь тебе подражать.

Мы выпили. Я ощущал значительность момента, и мне очень хотелось надеяться, что отцовские слова сбудутся.

Так начался период в моей жизни, который навсегда изменил ее. Много лет прошло с тех пор, а прошлое никуда не делось и шевелится во мне, как подспудные слои земной коры. Точкой отсчета новой эры является 16 июня, День Блума, в канун моего последнего школьного года. К четвертому июля, когда состоялась моя вечеринка, все исполнители главных ролей уже заняли свои места на сцене. Силы, которые свели нас, были готовы как разлучить, так и преподать урок дружбы со всеми тонкостями, премудростями и вершинами, которые превращают ее в высшее наслаждение. Я полагал, что обретенные друзья сильно привяжутся друг к другу, и был недалек от истины. В мае следующего года мы окончили школу с твердым убеждением: нас ожидает жизнь увлекательная, творческая, насыщенная. Мы поклялись, что изменим мир, который готовились взять штурмом. Вместе мы были силой, и наша дружба поддерживала нас. Со временем блестки с нее осыпались, мы отдалились, но в середине жизни приползли друг к другу и снова собрались вместе. Все началось с того, что просто раздался стук в дверь.