Текст книги "Обрученные с Югом"

Автор книги: Пэт Конрой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)

– Мне нужна половина колонки.

– Ты напрасно тратишь время. Свое и мое, – усмехается Херб.

– Пока, Херб. Вот телефон, по которому меня можно найти. – Я протягиваю ему листок бумаги.

– Ты играешь со мной. Ты, поросенок, играешь со мной, – говорит Херб с некоторым даже восхищением в голосе. – Вот что я скажу, Лео: хорошо, будет тебе половина колонки. Но уж и ты не подведи, а то окажешься шлимазл! Компренде?

– Я говорю на разных языках, включая идиш и итальянский.

– Ну валяй. Что ты припас в рукаве?

– Тревор По – родной брат голливудской звезды Шебы По. Это она организовала поиски. Она приезжала в Чарлстон специально, чтобы попросить нас о помощи.

– Ах ты сукин сын!

– Как-никак учился у мастера. А он всегда учил меня оставлять карту-другую про запас. Показывать сначала шляпу, а не кролика.

– Как ты докажешь, что говоришь правду? – спрашивает Херб.

– Есть два способа. Во-первых, я могу дать тебе честное слово.

– Это не лучший способ, Южный Человек! Зачем мне твое слово? Что еще?

Я вынимаю пышный кустик сельдерея из «Кровавой Мэри» и откусываю верхний лист. По этому сигналу в дальнем конце бара женщина, скромно одетая в черный кожаный пиджак и шелковые брюки, снимает темные очки. Встает из-за столика и развязывает шарфик от Армани. Сбрасывает пиджак, открыв серебристую блузку, прозрачную, как полиэтиленовый пакет. Встряхивает головой – и каскад золотых локонов рассыпается по ее плечам. Идет она, впрочем, весьма деловитой походкой, без сладострастия, которым щедро наделяет каждого своего персонажа. И все же весь ресторан загипнотизирован фантастическим превращением неприметной незнакомки. От столика к столику перелетают слова «Шеба По», «Шеба По», пока она идет через зал, не отводя зеленых глаз от оценивающего взора Херба Каена.

– Ты получишь свое, Лео, – говорит Херб. – Разыграл свою партию блестяще, ах ты шельмец.

– Позволь познакомить тебя с легендарной Шебой По, Херб. Шеба, это не менее легендарный Херб Каен.

– Тебе пора идти, Лео, – говорит Шеба. – Увидимся за обедом. – Выдержав идеальную паузу, она добавляет: – Пока, шельмец! – И обращается к Хербу: – У меня пропал брат, мистер Каен. Мне нужна ваша помощь.

Я беру такси и еду на старую квартиру Тревора – Юнион-стрит, 1038, это на Русском холме. Почти все его чарлстонские друзья не раз останавливались в удобной и красивой комнате для гостей, окно которой выходит на вечно спешащую, деловую Юнион-стрит. Тревор использовал свой необыкновенный талант дружить и всегда делил квартиру с человеком, способным поладить с его чарлстонскими поклонниками. Мы же платили ему тем, что угощали дорогими деликатесами в модных заведениях, которые с поразительной частотой открываются в этом городе, где жизнь не замирает с закатом солнца. Первым делом Тревор всех нас вывел в Кастро, чтобы познакомить с сообществом геев. Он испытывал неимоверную гордость, играя роль посланника Юга в этом гомосексуальном полусвете. За эти годы он познакомил меня со множеством геев из южных штатов – из Виргинии, с Полосы приливов, [74]74
  Полоса приливов – плодородные долины рек на Приатлантической низменности до Линии водопадов в штатах Мэриленд, Виргиния, Северная Каролина и Южная Каролина; эти места в XVIII веке заселялись первыми поселенцами, составившими костяк плантаторской аристократии.


[Закрыть]из Арканзаса, с Озарка, [75]75
  Озарк – холмистое плато, большая часть которого расположена в южной области штата Миссури и на севере штата Арканзас.


[Закрыть]и мне уже казалось, что я могу классифицировать их акценты по количеству каши во рту. Хотя мы, школьные друзья, прекрасно знаем, что Тревор прожил в Чарлстоне всего год перед тем, как слинял в Кастро с его несказанными удовольствиями, но вынуждены признать, что за это время Тревор усвоил самый настоящий чарлстонский акцент, какой только может быть. Способность к подражанию сослужила ему хорошую службу.

Помню, как однажды летом он болтал с веселой компанией геев из Чикаго.

– Южане – самые очаровательные ребята нашего племени геев. Самые лучшие собеседники, изобретательные повара, знают толк в выпивке, в конце концов. Да и в постели не найти таких выдумщиков на грани криминала. Любая вечеринка в этом городе будет пресной, если на нее не пригласить хотя бы одного такого парня из числа потомков старых добрых конфедератов. [76]76
  Конфедеративные Штаты Америки – официальное наименование объединения одиннадцати южных штатов США в 1861–1865 годах.


[Закрыть]Активисты нашего гей-сообщества нещадно меня ругают за то, что я вожу дружбу со школьными друзьями-натуралами. Но школьные друзья приносят мне новости из того закоснелого, несексуального мира, где даже миссионерская позиция считается проявлением сексуальной революции. Они напоминают мне, что жизнь – это шведский стол, а не коробка с сухим печеньем. К тому же они мои друзья по песочнице. В переносном смысле, конечно. Вы ведь никогда не отречетесь от славных мальчишек и девчонок, с которыми вместе играли в песочнице, и никогда их не забудете. Даже чикагские обыватели, с такими, как у вас, душами, выстуженными ветрами с озера Мичиган, в состоянии понять, что дружба, которая берет начало в песочнице, нерушима. Или у вас, обитателей Среднего Запада, нерушимая дружба завязывается не в песочнице, а в сугробах?

Произнеся этот монолог, Тревор подмигнул мне с трогательной симпатией, и я подмигнул ему в ответ, хоть и был закован в бесцветную броню скучной нормальности. Никакая броня не мешала мне радоваться тому, что Тревор говорит, думает или выдумывает. Рядом с ним и я, и мои друзья всегда чувствовали: благодаря близости его романтической, в высшей степени эротизированной натуры мы живем более полной, насыщенной жизнью. У Фрейзер возникало впечатление, будто перед ней разыгрывается какой-то бродвейский спектакль, а у Молли – будто она играет в нем главную роль. Тревор помогал Найлзу преодолевать чрезмерную недоверчивость, Бетти – чрезмерный практицизм, Чэду – дух соперничества, а мне – сентиментальность. Только Айк поглядывал на блистательные представления Тревора искоса, а его акцент коробил чувствительную душу Айка.

– Брось ты этот акцент, Тревор. Ты же не чарлстонец. Ты вообще не на Юге родился. А когда ты говоришь, тебя можно принять в лучшем случае за третьесортного слугу-негра.

– Знаешь ли ты, шут гороховый, что мой акцент напоминает звон канделябров восемнадцатого века, – парировал Тревор. – Мне об этом сказали три леди. Одну звали Равенель, другую Мидлтон, а третью – Приоло.

Такси привозит меня на Юнион-стрит, 1038. Понятия не имею, увижу ли я когда-нибудь снова Тревора По. Мне предстоит переступить порог его чудесного дома, о котором я так часто вспоминал. Автомобили либо мчатся во весь опор, либо двигаются рывками: неуверенные водители, не ожидавшие, что Юнион-стрит так круто спускается к Норт-Бич, то и дело жмут на тормоза. Я подхожу к двери, звоню в звонок, без особых надежд, но на всякий случай наклеиваю на лицо нашу фирменную южную улыбку. Шеба не раз писала женщине, которая живет сейчас в этой квартире, и не получила ответа. Не ответила жилица и на телефонные послания секретаря Шебы. Зовут жилицу Анна Коул, она молодой адвокат из Дулута, штат Миннесота.

– Анна Коул! – кричу я в одно из эркерных окон гостиной. – Я друг Тревора По из Южной Каролины, мне нужно поговорить с вами. Не угодно ли вам будет открыть дверь?

Испуганная особа довольно вульгарного вида резко распахивает дверь – насколько позволяет цепочка – и впивается в меня взглядом.

– Какого хрена вам надо? – спрашивает Анна Коул. – Почему вы преследуете меня?

– Мэм, – говорю я, – я вижу вас в первый раз. Мы никогда раньше не встречались. Я никак не мог преследовать вас Мой старый друг Тревор По жил в этой квартире. Я с компанией друзей приехал, чтобы разыскать его.

– Я подумала, что вы тот самый извращенец, который приставал ко мне на прошлой неделе. – Она смотрит на меня диким, подозрительным взором. – А это что еще за дерьмо: «мэм», понимаешь ли!

– Я южанин, – объясняю я. – У нас это обращение в крови. Простите, если обидел вас.

– Лично я думаю, что Юг – самое жуткое место в стране.

– Не могу согласиться с вашей точкой зрения. Правда, я никогда не бывал в Миннесоте. – Этим замечанием я снова бужу ее подозрительность.

– Откуда вы знаете, что я из Миннесоты?

– Мы интересуемся птичкой из Миннесоты, которая выгнала нашего друга из гнездышка.

– Учтите, Джордж Уоллес, [77]77
  Джордж Уоллес (1919–1998) – 45-й губернатор Алабамы, выступал в защиту сегрегации в эпоху борьбы за гражданские права. (Прим. ред.)


[Закрыть]или как вас там, я дошла до ручки. Этот парень меня достал. Я позвонила в полицию, но копы не могут ничего предпринять, пока меня не изнасилуют, не разрежут на куски и не утопят в заливе. И я не выгоняла вашего друга из этой чертовой квартиры. Я-то здесь при чем? Я ни в чем не виновата.

– Вы правы, Гаррисон Кейлор. [78]78
  Гаррисон Кейлор (р. 1942) – знаменитый американский радиоведущий, создатель еженедельного радио-шоу «Голос прерий». (Прим. ред.)


[Закрыть]Вы ни в чем не виноваты.

– Вы приклеиваете мне ярлык. По-моему, совершенно дурацкий.

– Мы, Джорджи Уоллесы, всегда приклеиваем ярлыки уроженцам Дулута, которые приклеивают ярлыки нам.

– Я ничего не имела в виду. Извините. А теперь, пожалуйста, убирайтесь отсюда.

– Мне нужно найти друга, – упорствую я. – Я всего лишь задам вам, Анна Коул, несколько вопросов.

– Боже мой! – Ее охватывает неподдельный ужас. – Вон же он, смотрите! Сидит вон там в своей поганой «хонде». Ага, пригнулся, теперь его не видно.

Анна Коул протягивает руку, которую прятала за спиной, в ней пистолет. Обращается она с ним неуклюже, словно это змея.

– Вы умеете пользоваться оружием? – спрашиваю я.

– Прицеливаешься ему в яйца, нажимаешь на курок. Бац! И готово – яйца всмятку. Ничего сложного.

– Позвольте мне ваше оружие, Анна, – очень вежливо прошу я. – Я умею им пользоваться. Но если мне удастся избавить вас от вашего приятеля, уж вы не откажитесь ответить на несколько моих вопросов о Треворе.

Она смотрит на меня так, словно видит в первый раз.

– Почему я должна вам верить?

– Значит, этот парень внушает вам больше доверия?

– Может, вы хотите ограбить меня. Или изнасиловать. А потом убьете, и копы скажут: «Вот тупая корова! Сама дала ему в руки пистолет».

– Да, мэм, это один из возможных сценариев развития событий. Но ведь не исключено, что я помогу вам. У меня богатое воображение.

– Какой мне с него прок?

– А вот сейчас мы проверим, есть ли воображение у вас. Заодно проверим, насколько хорошо вы разбираетесь в людях.

– Мне не нравится ваше лицо. – Она исподлобья смотрит на меня.

– Мне и самому оно не нравится. С самого детства.

– Я буду наблюдать из эркера, – говорит она.

С вполне понятным волнением Анна отдает мне маленький пистолет. Кладя его в карман пиджака, я замечаю, что он не заряжен. Стучусь в дверь, и она с явным раздражением снова ее распахивает.

– Может, у вас найдутся патроны?

– Я осуждаю насилие, кровопролитие и смертную казнь, – говорит Анна с большим апломбом, и ее заявление меня обескураживает.

– А что, если ваш извращенец убьет меня? Ведь не исключено, что тогда он закончит жизнь на электрическом стуле. Или задохнется в газовой камере.

– Я надеюсь, он получит пожизненное заключение без права обжалования и досрочного освобождения.

– Так вы считаете, что ему лучше остаток жизни провести, клея коробочки и делая заготовки для дорожных знаков? Поступить на заочное отделение в муниципальный колледж и изучать историю поэзии под руководством какого-нибудь битника на Телеграф-авеню?

– Я считаю, что человеческая жизнь священна! – восклицает Анна.

– Гаррисон Кейлор!

– Не смейте так меня называть! – взрывается она.

– Моя жена умирает от рака. Если на Юнион-стрит произойдет убийство, вы усыновите моих детей? Их у меня двенадцать.

– Убийства не будет. Пистолет не заряжен.

– Да, но, возможно, у извращенца он заряжен. Так вы клянетесь, что не бросите моих деток, если они осиротеют?

– Вы что, там, на Юге, вообще понятия не имеете о планировании семьи и о контроле над рождаемостью? – возмущается она, затем добреет: – Хорошо, я сделаю все, что в моих силах.

– А теперь, Анна Коул, ступайте к окну. Представление начинается. Третий звонок.

Я пересекаю Юнион-стрит и спускаюсь по противоположной стороне улицы. Прохожу мимо «хонды», даже не скосив взгляд в ее сторону. Обойдя машину, записываю номер. Это коричневый «аккорд» 1986 года. Замечаю, что мужчина на секунду приподымает голову, а потом снова опускает на приборную доску. Я подхожу к машине, стучу в окно, чтобы привлечь его внимание, но он не шевелится.

– Сэр, откройте окно. – Стучу громче. – Мне нужно поговорить с вами.

– Пошел к черту, начальник, – рычит он, не поднимая головы. – Я ничего не нарушил. Парковка здесь разрешена.

– Вы терроризируете молодую женщину, которая живет на этой улице. Откройте окно, сэр.

– Пошел к черту, я тебе сказал. И с удовольствием повторю еще.

Рукояткой пистолета я пробиваю отверстие в окне, ударом правой ноги разбиваю стекло. Нога у меня большая, и окно разлетается вдребезги, любо-дорого посмотреть. Не зря я был курсантом Цитадели, вполне могу сыграть крутого парня.

– Ну, считай, что ты труп! – рычит этот тип, стряхивая осколки стекла с одежды.

Он вскакивает, красный от ярости, и я успеваю заметить невыразительные, блеклые черты его лица, пока он поправляет съехавшие очки. Если бы следователь попросил меня описать его внешность, я сказал бы, что в лице нет ничего лишнего, декоративного, все подчинено сугубой функциональности, как в «хонде аккорд». Приставив пистолет к его лбу, я с благодушным видом помахиваю рукой прохожим, давая знать, что все в порядке, ситуация под контролем. Снимаю с типа темные очки и кладу к себе в карман. Брови у него густые, нависают над карими, в тон машины, глазами, словно мохнатые гусеницы.

– Ваш бумажник, сэр, – приказываю я. Взяв протянутый бумажник, говорю: – Благодарю за проявленную готовность к сотрудничеству, мистер Джон Самми. О, а это, должно быть, очаровательная миссис Самми. И три славных мальчугана – сыновья, наверное. Вы являетесь клиентом «American express» с 1973 года, подумать только! И ваша «Visa» до сих пор действительна. А вот у карты «Discovery» срок действия истек, мистер Самми, вынужден вас огорчить. Я оставлю ваш бумажник у себя на месяцок-другой. Мы посмотрим, перестанете ли вы преследовать эту милую молодую женщину, которая живет на другой стороне улицы. Куда она ни пойдет – везде наталкивается на вашу мерзкую рожу. Но теперь у меня есть ваше водительское удостоверение, и я знаю, что вы живете в Сан-Рафаэле, [79]79
  Сан-Рафаэль – северный пригород Сан-Франциско.


[Закрыть]на Вендола-драйв, 25710, так что, возможно, вам придется еще не раз увидеть мою мерзкую рожу.

– Я лично знаком с мэром. Я лишу тебя жетона, поганец. Сегодня же вечером ты будешь молить о пощаде.

– Слышите это странный звук? Это стучат мои зубы от страха. Но вы ошибаетесь. Я не полицейский. Я муж этой женщины, только что вышел из Сан-Квентина. [80]80
  Сан-Квентин – тюрьма штата Калифорния, известная своими строгими порядками; находится близ Сан-Рафаэля.


[Закрыть]Вернуть вам ключи от машины, мистер Самми?

– Да, сэр, – кивает он.

– Будут у меня проблемы из-за того, что отпускаю вас. Я обещал жене пристрелить вас на месте. Ну да ладно. Вы знаете, как бабы сентиментальны. Расскажу ей про трех ваших малюток, сыграю на чувствах, короче. Кстати, вы помните, откуда я только что вышел?

– Да, сэр. – Трясущейся рукой он пытается вставить ключ зажигания.

– Бумажник пришлю по почте через месяц.

– Большое спасибо.

– А теперь, Самми, мы должны разыграть еще одну сценку, чтобы угодить моей жене. Тут мне понадобится ваша помощь. В вашем распоряжении двадцать секунд, чтобы свалить отсюда. После этого я стреляю. Две секунды уже прошли.

Я никогда не видел, чтобы автомобиль на такой скорости рванул по городской улице.

Ленивой походкой я возвращаюсь к дому 1038 по Юнион-стрит, и снова звоню в звонок, и снова слышу из-за двери напряженный голос Анны Коул.

– А вы будете покруче, чем он, – говорит она.

Я вижу ее силуэт за старинной кружевной занавеской, которая некогда принадлежала Тревору По.

– С ним оказалось справиться труднее, чем я думал.

– Зачем вы разбили ему окно?

– Он не хотел вступать в разговор, и я надеялся таким образом привлечь его внимание.

– А теперь убирайтесь немедленно, или я вызову полицию. Вы псих, это точно. Я не буду разговаривать с вами, и, вообще, я ничего не знаю про вашего друга. Если б знала, сказала бы. А так уходите.

– Хорошо, – говорю я. – Спасибо за помощь.

Я разворачиваюсь, по невысокой лестнице спускаюсь на Юнион-стрит и тут слышу, как открывается входная дверь.

– Могу я получить обратно папин пистолет? – спрашивает Анна Коул.

– Нет. Вы ведь осуждаете насилие и кровопролитие, разве забыли? Оставив пистолет у себя, я помогу вам приблизиться к честной, достойной жизни. Вам не полагается владеть оружием, вам также ни к чему номер автомобиля вашего преследователя, его водительское удостоверение и бумажник, битком набитый всякими сведениями о нем.

Мы стоим, враждебно глядя друг на друга. Анна первая принимает решение.

– Хотите чашку травяного чая? – предлагает она.

– Нет, благодарю, – отвечаю я. – Нет ли у вас кофе?

– Я не люблю кофе.

– А я не люблю травяной чай. Мне пора идти, я потерял много времени. Держите пистолет вашего папы. Купите патроны к нему. Сексуальный маньяк этот тип или нет, он, наверное, постарается довести свое дело до конца. Вот его бумажник. Снимите копию с водительского удостоверения и отошлите в полицию.

– Может, хотите стакан сока?

– Сока выпью с удовольствием.

Войдя в комнату, я испытываю потрясение: здесь практически все осталось, как при Треворе. Только на крышке пианино, где раньше стояли фотографии друзей и знаменитостей, с которыми Тревор общался, Анна расставила фотографии своего миннесотского семейства. Я говорю ей, что в ее распоряжении оказались предметы мебели и произведения искусства, которые принадлежали моему пропавшему другу.

– Я ничего не украла, – объясняет она с тревогой в голосе. – Я сняла квартиру с обстановкой и очень обрадовалась, что здесь жил человек со вкусом.

– Почему же он все бросил? Он с такой любовью выбирал каждую мелочь, каждую книжку, каждую статуэтку.

– Понятия не имею. Он съехал месяцев пять тому назад, так я думаю. Я живу здесь уже три месяца. За последний год он не заплатил ни пенни квартирной платы. Владелец квартиры не мог больше ждать и выселил его – у мистера Чао просто не было другого выхода. Тревор никогда не говорил мистеру Чао, что болен СПИДом. Вообще не говорил, что чем-то болен. Мистер Чао даже плакал, когда рассказывал мне об этом. Это он попросил, чтобы я ничего здесь не трогала и оставила всю мебель на месте, как при старом жильце. Все по-прежнему принадлежит Тревору, я всего лишь квартиросъемщик. Как вас зовут?

– Лео Кинг. Мы вместе с Тревором учились в школе, в выпускном классе.

– Он был, похоже, в плохом состоянии, когда уезжал отсюда. Соседи много говорили про него. Меня они ненавидят, потому что думают, будто я прихватила его квартиру.

– А где у него альбомы с фотографиями? Я хотел бы их забрать, чтобы изучить вместе с друзьями.

Анна открывает шкаф и вынимает альбомы, потом спрашивает с любопытством:

– А вы женаты, Лео?

– Да.

– А кольцо не носите, – замечает она.

– Жена хочет развестись со мной. Когда она в последний раз приезжала в Чарлстон, украла кольцо, пока я принимал душ. С тех пор я не видел ни ее, ни кольца.

– А дети?

– Я хотел детей, а Старла нет.

– Старла? – переспрашивает Анна. – Какое странное имя.

– Индейское, думаю. Племени чероки.

– А как оно переводится? Меня интересует все, что касается коренного населения Америки.

– Я думаю, что дотошный лингвист перевел бы это так: «На прибрежье Гитчи-Гуми». [81]81
  Лонгфелло Г.Песнь о Гайавате.


[Закрыть]

– Еще одна шутка в миннесотском духе.

– Обещаю, последняя.

– Слава богу. Смешным этот юмор не назовешь. Расскажите все, что знаете о Миннесоте.

– Викинги. Созвездие Близнецов. Столица Сент-Поль. В Миннеаполисе люто ненавидят все, что связано с Сент-Полем. И наоборот. Американский Мэлл. [82]82
  Мэлл – улица в центральной части Лондона; ведет от Трафальгарской площади к Букингемскому дворцу.


[Закрыть]Десять тысяч озер. Пол Баньян и голубой бык по кличке Малыш. [83]83
  Пол Баньян – герой американского фольклора, лесоруб с Севера; обладает фантастической силой, аппетитом, изобретательностью и неунывающим характером; вместе со своим неразлучным помощником – голубым быком по кличке Малыш прославился многочисленными подвигами; стал символом американской силы, размаха и оптимизма.


[Закрыть]Клиника Мейо. [84]84
  Клиника Мейо – один из крупнейших в мире медицинских центров в г. Рочестер, штат Миннесота, оснащенный по последнему слову техники; создан в 1889 году.


[Закрыть]Озеро Сьюпериор. Миноги. Бобры. Гагары. Никаких ядовитых змей. Сияющая глубина моря. Вигвамы Нокоми. Канадские гуси. Миллион шведов. Множество норвежцев. Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Озеро Итаска. Озеро Вобегон. И, как мне ни прискорбно упоминать это имя, потому что оно вас сильно бесит, – Гаррисон Кейлор.

– Неплохо, Лео. Своими познаниями вы меня сразили наповал.

– Я рад. Итак, гусак высказался. Теперь послушаем, что скажет гусыня. Расскажите мне все, что знаете о Южной Каролине.

– Это вы там развязали Гражданскую войну или что-то вроде? – с большой долей неуверенности говорит она.

– Очень хорошо, зачет. А что вы знаете о Форте Самтер?

– Исследовательский треугольник. [85]85
  Исследовательский треугольник – район в центральной части штата Северная Каролина; расположен недалеко от городка Университета Дьюка в г. Дарем.


[Закрыть]Университет Дьюка.

– Мимо. Это в Северной Каролине.

– Для меня без разницы. Мне всегда было плевать на ваш Юг.

– Странно. А южане только и говорят в своих гостиных, что о Миннесоте. Послушайте, можно я возьму эти альбомы с собой?

– Конечно. А как насчет остального барахла?

– Какого барахла?

– Больше тридцати коробок. Я все упаковала в коробки и отнесла в кладовку, которая в гараже. Там одежда. Личные вещи. Всякое непотребство.

– Я пришлю за коробками. А что значит «всякое непотребство»?

– Ну, как бы вам сказать… – мямлит она.

– Что?

– Самая жуткая порнография, какую я только видела. Мне плевать, гей человек или не гей. В конце концов, я живу в Сан-Франциско, черт подери. Но за такое можно и в федеральную тюрьму угодить.

– Да, Тревор обожал свое порно. Он называл его «коллекция иностранных фильмов». Мы заберем его тоже.

– Я кое-что посмотрела. Вы ведь не собираетесь перевозить это через границу штата?

– Посмотрим. А почему вы смотрели порно?

– Из любопытства, – признается она. – Я подумала, может это возбудит меня. Эффект оказался противоположным.

– На меня тоже не особенно действует. Тревор показывал мне кое-что, когда я гостил у него. Говорил, что хочет переманить меня на темную сторону Луны.

Вдруг Анне в голову приходит какая-то мысль, и это сразу отражается на ее лице – у нее одно из тех лиц, на которых непосредственно отражается внутреннее состояние.

– А вы знаете фотографию, которая висит у Тревора в ванной? Она сделана в Чарлстоне?

– Да, в Чарлстоне. Не возражаете, если я посмотрю на нее, пока вы наливаете мне стакан сока, который обещали?

Иду по коридору, поворачиваю в крошечный санузел, где висит увеличенная фотография вереницы помпезных особняков, что стоят на Бэттери-стрит. Дома сияют яркими красками, как бывает в солнечный полдень. Гости из Южной Каролины всегда смеялись, когда Тревор кричал из-за закрытой двери ванной:

– Я всегда испражняюсь с мыслью о Чарлстоне!

Взяв фотографию, возвращаюсь в гостиную. Рассказываю об этом Анне Коул, попивая сок, который она приправила соусом табаско и лимоном.

– Можно мне взять эту фотографию, Анна? Это немного поднимет настроение людям, с которыми я сегодня обедаю.

– Да, конечно, – соглашается она с некоторой неохотой. – Но мне будет ее не хватать. В каком доме жил Тревор?

Я хочу сказать правду, но потом вспоминаю, что людям больно расставаться с мифами, которые они сочинили и с которыми сроднились.

– Вот в этом. На углу Митинг-стрит и Бэттери, – отвечаю я.

– Я сразу поняла, что он принадлежит к высшему обществу.

– Вы абсолютно правы. Кстати, Анна, можно, я перепишу сведения о вашем преследователе? Я путешествую с двумя полицейскими и попрошу их навести справки по своим каналам. – Я переписываю информацию из всех документов, имеющихся в бумажнике, благодарю ее и даю наш адрес. – Если вспомните что-нибудь полезное для наших поисков, свяжитесь с нами. Нас можно найти по этому адресу. Сожалею, что пришлось разбить стекло тому парню. Я сам себе поразился, представляю, как напугались вы.

– Я подумала, вы псих, – кивает она. – Вы хоть понимаете, Лео, как это опасно?

– Нет, объясните мне.

– Я получила два письма неизвестно от кого. Этот человек утверждает, что он Шеба По. Потом последовали телефонные звонки. Но я вам точно скажу, что какой-то мужчина пытался подделаться под женский голос. Что вы на это скажете?

– Скажу: сохраните эти письма. Со временем вам за них отвалят бешеные деньги. – Я поднимаюсь, собираю альбомы с фотографиями. – Спасибо за помощь. Вот наш телефон и адрес. Свяжитесь, если что.

По дороге на Вашингтон-стрит я размышляю о встрече с Анной Коул, о ее реакции на то, что я южанин. Я не представлял, как странно люди относятся к уроженцам южных штатов, пока не начал путешествовать по стране. Тут-то и обнаружилось, что южанина рассматривают как некое извращение, как прыщ или бородавку на американском национальном характере, из-за которых нужно долго оправдываться, а лучше прибегнуть к косметической операции. Очень часто, встречаясь с жителем Вермонта, Орегона или Небраски, я страдал, наталкиваясь на враждебное отношение к южанам, объяснялось оно только неведением. Однажды в своей газетной колонке я опубликовал список причин, почему ненавидят южан, и попросил читателей пополнить его, исходя из личного опыта.

Мой список был немудреным:

1. Некоторым не нравится южный акцент.

2. Некоторые дураки считают всех южан дураками из-за их акцента.

3. Некоторые придурки все еще не могут простить мне Гражданской войны, хотя не помню, чтобы я убил хоть одного янки при Энтитеме. [86]86
  Сражение при Энтитеме произошло 17 сентября 1862 года между федеральными войсками и армией Конфедерации. Оно стало первым крупным сражением на территории Севера. Это самое кровопролитное однодневное сражение в американской истории.


[Закрыть]

4. Многие чернокожие, с которыми я встречался за пределами Юга, возлагают на меня ответственность за принятие «Джима Кроу», [87]87
  «Джим Кроу» («Jim Crow» Laws) – бытовое название американских законов в южных штатах, предписывающих сегрегацию белых и черных людей в транспорте, образовании, браке, средствах досуга и т. д. (Прим. ред.)


[Закрыть]за сегрегацию и, как следствие, за необходимость борьбы за гражданские права, за убийство Мартина Лютера Кинга, за существование ку-клукс-клана, за все линчевания, имевшие место, и даже за клеймо рабства.

5. Любители кино ненавидят южан, потому что посмотрели «Рождение нации», «Унесенные ветром», «Убить пересмешника», «Жаркой ночью» и «Беспечный ездок».

6. Один мужчина из Огайо ненавидит южан, потому что однажды отведал в аэропорту Атланты гритс. [88]88
  Гритс – блюдо из грубо размолотой кукурузы, род мамалыги; традиционное блюдо южных штатов.


[Закрыть]Он признался, что добавлял туда и молока, и сахара, и все равно это был самый несъедобный крем, который он когда-либо пробовал.

7. Женщины, которые вышли замуж за южан, а потом развелись с ними, ненавидят их. Так же как мужчины, которые женились на южанках, а потом развелись с ними. Разведенные женщины также ненавидят своих бывших свекровей-южанок, а разведенные мужчины – своих бывших тещ-южанок. В эту категорию попадает изрядная часть населения южных штатов.

8. Либералы, проживающие в других штатах, ненавидят Юг за его консерватизм. Они не в состоянии поверить, что и на Юге водятся настоящие либералы.

9. Женщины других штатов ненавидят южанок, потому что те считают себя более красивыми, чем уроженки других штатов.

10. Жители других штатов ненавидят южан, потому что думают: южанам плевать с высокой колокольни на все, что о них думают в других штатах.

Эта статья задела наше общество за живое, и я получил более тысячи писем в ответ. Так что реакция Анны Коул не была для меня неожиданностью.

С первых дней пребывания в Сан-Франциско Тревор По заслужил репутацию абсолютного эксцентрика даже среди живописного племени завсегдатаев «Вашингтон-сквера». Они, в своей диковинности и эклектичности, всегда казались мне слепком с души Сан-Франциско. Поскольку в этом заведении Тревор царил и как душа общества, и как музыкант, мы чувствовали себя здесь будто дома. В знак особого уважения за Тревором был закреплен столик у окна, и он всегда пользовался этим почетным местом, откуда наблюдал за городским карнавалом, приправленным всем тем сюрреализмом, которым богат Норт-Бич.

Когда Лесли Эш – по словам Тревора, самая гениальная официантка на земле – подходила к нему принять заказ, он указывал из окна на башню Койт, [89]89
  Башня Койт – башня и смотровая площадка, с которой открывается вид на весь район залива Сан-Франциско.


[Закрыть]эротически возвышающуюся на вершине Телеграфного холма, и спрашивал:

– Детка, как ты думаешь, башня Койт имеет отношение к фаллическому символизму или является буквальной имитацией эрегированного пениса?

– Я всего лишь официантка, солнышко! – отвечала Лесли. – Я принесу тебе попить и поесть. А гида тебе придется нанять за отдельную плату.

– Ничего не ценю так, как остроумный ответ бойкой девчонки. Может ваш бармен сделать мне такую «Кровавую Мэри», которая навеки врежется мне в память?

– Майк, в нашем городе завелась деревенщина. Интересуется, можешь ли ты сделать «Кровавую Мэри»?

– Чего-чего кровавое? – переспрашивает Майк Маккурт – по словам Тревора, самый гениальный бармен в мире. – Погоди, сейчас загляну в свой учебник.

Так началась долгая дружба Тревора с этим заведением, заменившим ему штаб-квартиру, убежище и отчий дом, которого у него никогда не было.

Сегодня я прихожу первым. Лесли обнимает меня так, что кости трещат, потом целует в щеку, как сестра. Майк Маккурт посылает воздушный поцелуй и делает мне «Кровавую Мэри». Все в ресторане обратили внимание на внезапное исчезновение Тревора, и все переживают из-за этого, а также из-за его болезни. Я тронут тем, что Лесли несет мою «Кровавую Мэри» за столик Тревора и приглашает меня туда.

– Мы будем держать вас в курсе насчет Тревора, если что-нибудь услышим, – говорит она. – Если у малыша возникли проблемы, мог бы поселиться со мной.

– Ты знаешь: кошки всегда уходят в лес, чтобы умереть в одиночестве.

– Каждый, кто бывает здесь, ищет Тревора. Считай, что у нас есть свои люди по всему городу.

– Значит, мы его найдем.

Вскоре начинают подгребать наши чарлстонцы, и сцена с участием Лесли и Майка повторяется снова и снова. Наша компания устраивала вечеринки в честь обоих, когда они вместе с Тревором приезжали в Чарлстон в начале восьмидесятых – тогда СПИД, проникая незаметно в кровь, еще не начал косить ряды беззаботного гей-сообщества. Сейчас же газеты, издаваемые на побережье залива Сан-Франциско, пестрят некрологами, написанными еще оставшимися в живых друзьями – многие из них сами заражены вирусом. Я не могу читать эти кровоточащие слова без слез, а сквозь слезы всегда вижу лицо Тревора По. Это новый жанр литературы, рождающий чувство потери и безнадежные сожаления по поводу ухода наших мальчиков.

Мы заказываем легкий ланч и обмениваемся новостями, которые удалось собрать. Шеба входит в ресторан под непроницаемой маской заурядной повседневности, и никто не узнает ее. Меня удивляет, что она не здоровается с Майком и Лесли, и я спрашиваю ее об этом.

– А я их не знаю, – отвечает она. – Я никогда не бывала здесь раньше.

– Как прошел разговор с Хербом Каеном после моего ухода? – интересуюсь я. – Мне кажется, попахивает грехом.

– Он дает полную колонку на весь разворот. В завтрашнем утреннем выпуске. Расскажет историю о знаменитой актрисе и ее школьных друзьях, которые приехали на поиски ее брата, умирающего от СПИДа. Хербу понравились нюансы: Айк и Бетти чернокожие. Молли с Фрейзер принадлежат к сливкам общества, Найлз – сирота, а Лео – коллега-газетчик.

Мы радуемся, а Найлз обижается.

– Зачем понадобилось сообщать, что я сирота? Почему бы не сказать, что я директор по спортивной подготовке в «Портер-Гауд» или преподаватель истории?

– Выигрышный материал! – объясняю я. – Преданный друг-сирота разыскивает друга детства, который умирает от СПИДа. Нам, газетчикам, нужны приманки.

Шеба почему-то сердится, услышав мой аргумент.

– Ну да. Нужно еще написать, что Лео – гермафродит, а Молли – лесбиянка и проститутка, а у меня роман с президентом Рейганом. Я просто хочу найти своего брата, ясно? Я не хотела тебя обидеть, Найлз. Ты знаешь, как мы все к тебе относимся.