Текст книги "Обрученные с Югом"

Автор книги: Пэт Конрой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)

– По-моему, это верх желаний.

Молли взяла меня за руку и повела на танцплощадку, где мы танцевали подряд все танцы: медленные, быстрые, средние, пока не закончился волшебный вечер. Именно этот вечер, когда я танцевал с Молли, стал для меня мерой, которой я измеряю все волшебные мгновения своей жизни, весьма редкие, надо признаться. Молли танцевала вдохновенно, обладала врожденной грацией, с оттенком скрытой сексуальности. В тот вечер, слушая, как Тревор предваряет каждую пластинку кратким, остроумным, а порой непристойным комментарием, я обнаружил, что люблю танцевать, и даже приумножил свое умение. Раскрепощенность составляет живую сущность танца, условие, необходимое для того, чтобы твой пульс начал биться в ритме музыки и в ритме сердца той девушки, которую ты сжимаешь в руках. Два сердца, два тела прислушиваются друг к другу, пока раскрепощенность не вступит в свои права, она захватит вас, закружит и перенесет в область свободы, неведомой раньше.

Возле входной двери произошла какая-то суматоха. Шеба По устроила свой по-кинематографически эффектный выход, который потом станет ее фирменным стилем. Тревор отметил появление сестры приличествующим этому событию образом. В берете и темных очках, он отбивал тамбурином такт, пока Шеба плыла в центр зала. Разумеется, Шеба не могла прийти на танцы всего лишь с президентом школьного научного общества или с капитаном баскетбольной команды. В качестве кавалера для открытия светского сезона она выбрала ни много ни мало как полкового командира Цитадели.

– В центре круга, дамы и господа, вы видите пока неоткрытую звезду театра и кино, страстную сирену знойных ночей, незабываемую обольстительницу, известную всем вам бесподобную Шебу По! Ее спутник – грозный командир из Цитадели, курсант-полковник Франклин Лимингтон из города Найнти-Сикс, штат Южная Каролина. Вы знаете, где находится Найнти-Сикс? Это в двух шагах от Найнти-Севен! [109]109
  Найнти сикс (англ.) – девяносто шесть. Найнти севен – девяносто семь.


[Закрыть]

Публика откликнулась на слова Тревора шумным одобрением, покоренная и тем, как быстро он освоился в Южной Каролине, и тем, как обыграл одно из самых нелепых в штате географических названий. Затем Тревор поставил пластинку Билла Хэйли «Rock Around the Clock» и втянул Шебу к себе на сцену. На пару близнецы выдали один из самых сексуальных танцев, когда-либо мною виденных. Черные ребята не удержались и тоже пустились в пляс, и это неистовое вращение освободило их от напряжения, которое они испытывали в школе, где до сих пор учились одни белые. Бедняга из Найнти-Сикс стоял и смотрел, как его спутница, подобно пантере, извивается в танце, напоминающем и пляску зулусов, и приступ буйного помешательства.

Тревор поставил другую пластинку со словами:

– В этом зале есть люди, которые не танцуют. Робеть и стесняться сегодня категорически запрещается. Будьте смелее! Сейчас я заведу одну песню, под нее должны танцевать все без исключения. Итак, приготовились. Мы с Шебой покажем, что нужно делать. От вас требуется только повторять наши движения.

Из микрофонов вырвался стролл, и Тревор легко, как перышко, спорхнул со сцены в зал. Я помнил, как мой брат Стив пытался научить меня этому танцу, когда мы оба еще были маленькими, и как мы важно дефилировали перед родителями, а те аплодировали каждому нашему гротескному движению. Молли взяла меня за руку, и мы в центре зала импровизировали собственную версию стролла. Мы добавили рывки, прыжки и броски, которые были для нас обоих в новинку, и зрители начали нам аплодировать, высоко оценив наш свежеиспеченный дуэт. Я заметил, что впереди Шеба с Тревором разделились и двигаются вдоль шеренги зрителей, втягивая в танец самых застенчивых, самых неприметных ребят.

Быть в школе неудачником, изгоем – это, конечно, не преступление, но тяжелое испытание и тайное мучение. Как будто стоишь перед кривым зеркалом, и его искажающая, обманчивая поверхность рождает образы еще более удручающие, чем те, что рождены собственным сознанием. Время – вот единственный утешитель униженного подростка, который двадцать лет спустя, явившись на встречу одноклассников, узнает, что золотой мальчик, кумир школы, превратился в лысого, обрюзгшего пьяницу, а местная королева красоты вышла замуж за бабника, который ее нещадно бил, и умерла от передозировки в больнице для наркоманов, не дожив и до тридцати. Тот же, кто был чемпионом школы по прыщам, возглавляет клинику неврологии, а самая безобразная старшеклассница после двадцати расцвела, вышла замуж за финансового директора Национального банка и является на встречу одноклассников в качестве президента благотворительного фонда. Но у подростка ведь нет магического кристалла, через который можно увидеть будущее, и его одинокий путь лежит через тернии, через невыразимый словами опыт инициации. Когда девушка обнаруживает первые капли менструальной крови, откуда ей знать, что они пролились из священной реки жизни, знаменуют пробуждение цветущего материнства и являются ответом, который природа дает уничтожению и смерти? А что должен думать мальчик-подросток, когда, пораженный, ощущает извергшееся семя в своей ладони? Только то, что он уподобился загадочному вулкану, который производит лаву в глубине его чресл. Нет, это непростительно, что подростки в самый трудный период своей жизни обречены терзаться, думая, будто навсегда останутся смешными.

Танец закончился, Молли привстала на цыпочки и прошептала мне на ухо:

– Умираю от голода. Пойдем в «Пигги-парк», съедим по сэндвичу-барбекю.

– Отличная идея.

– По-моему, в «Пигги-парке» самые вкусные сэндвичи-барбекю в городе. Ты согласен?

– Никогда не ел вкуснее, – соврал я.

Я никогда не ходил на свидания и ни разу в жизни не осмелился даже близко подойти к этому легендарному заведению, облюбованному чарлстонским молодняком. Это место считалось довольно опасным, даже взрывоопасным, так как каждая из конкурирующих школ стремилась объявить его своей территорией. Бесспорным королем «Пигги-парка» являлся Уорми Ледбеттер, его всегда сопровождала свита приспешников с накачанными мускулами и низким коэффициентом интеллекта. Я предпочел бы отвести Молли в «Берлинскую стену», если бы она своим нежным голосом спросила моего мнения.

Найлз с Фрейзер подошли к нам в тот же самый момент, что и Тревор: он взмахивал тамбурином, как игрок в кости мечет кубик. Тут подоспели и Айк с Бетти.

– Жаба, ты пойдешь в «Пигги-парк»? – спросил Айк.

– Только что от Молли поступило такое предложение.

– Я ни разу не видела, чтобы туда заходили чернокожие ребята, – встревоженно сказала Молли.

– Я предпочел бы пойти на сходку ку-клукс-клана, чем туда! – ответил Айк. – Но всех нас, черных ребят из команды, пригласил Уорми Ледбеттер. Сказал, что все будет в порядке, он гарантирует.

– Тревор, а почему бы тебе не поехать с Айком и Бетти? – предложила Фрейзер. – Шеба уже удалилась со своим командиром? Видный кавалер, между нами.

– Завтра она его бросит, – ответил Тревор. – Уже объявила, что он деревенщина. И танцует, по ее мнению, как амеба или ей подобная примитивная форма жизни.

– Давайте вы поедете следом за мной, – предложил я Айку. – Припаркуемся рядом и сможем присматривать друг за другом.

– Подходящий план, – кивнул Айк, но я видел, что его что-то тревожит. – Я все же побаиваюсь за Бетти…

– За себя побаивайся, Айк Джефферсон, – фыркнула Бетти. – Дай мне в руки бутылку из-под колы, и я в «Пигги-парке» отобьюсь от трех белых парней!

– Молодец, детка. – Впервые за весь разговор Айк улыбнулся. – Красиво сказала.

– И заметь, сынок, я сказала чистую правду.

– Мне кажется, сексуальное возбуждение немного щекочет нам нервы, – заметил Тревор, побрякивая тамбурином, и все рассмеялись и побежали на стоянку рассаживаться по автомобилям.

Возле «Пигги-парка» на Ратлидж-авеню, недалеко от Хэмптон-парка, я заехал в самый дальний угол подъездной площадки, чтобы рядом осталось место для Айка. Молли доказала, что является завсегдатаем этого заведения, сразу заказав кока-колу и большой сэндвич-барбекю. Тут меня осенило, что Найлз живет в приюте и у него нет ни гроша за душой.

– Повторите заказ четыре раза, – сказал я. – Найлз и Фрейзер, сегодня я угощаю.

– Ты славный парень, Жаба, – ответил Найлз, и я услышал огромное облегчение в его голосе.

Уорми Ледбеттер направлялся к нам в сопровождении кое-кого из своей низколобой свиты. Я напрягся при его приближении. В глазах Уорми всегда поблескивала угроза суда Линча. Но сегодня он присоединился к нашей компании как товарищ по команде. Едва мы с Найлзом вышли из машины, он крепко обнял нас обоих и сказал, что победа над «Ханааном» – лучшее событие в его жизни. После этого он перевел взгляд на Айка:

– Рад видеть тебя, Джефферсон! Давай, вылезай из машины, черт подери! – И как только Айк вылез, Уорми на глазах у белого Чарлстона облапил его. И этот один-единственный жест навсегда переломил что-то в загадочной душе южан. – Айк, ты сегодня играл как черт! Найлз с Жабой тоже здорово играли. Все молодцы.

– Но игровой мяч отец отдал тебе, – ответил Айк. – Он весь год не давал его никому.

– Да, это такая честь для меня! На всю жизнь! – произнес Уорми с глубоким чувством, которого я никогда не замечал в этом неотесанном людоеде. – Так и передай своему отцу, что я это сказал, слышишь?

– Ладно, передам.

Уорми вернулся назад в свое королевство, а нам вынесли подносы. Официант автокафе ловко укрепил их на дверце, и запах копченой свинины наполнил салон автомобиля, щекоча ноздри, дразня аппетит. Я набросился на свой сэндвич, как волк, и с рекордной скоростью проглотил его. Найлз на заднем сиденье не отставал от меня. Мы провели сорокаминутный матч, танцевали весь вечер до упаду, и у нас проснулся такой дикарский, почти зверский голод, что мы сами не ожидали.

– Я мог бы съесть целого кабана, с глазами и жопой, – сказал Найлз.

– Таких непристойностей я в жизни не слышала, – смутилась Фрейзер. – А ты, Молли, как считаешь?

– Да, сильно сказано, – согласилась Молли, но со смехом.

И вдруг ее смех резко оборвался, лицо застыло, а в глазах появился испуг. Я проследил за ее взглядом и увидел, как к «Пигги-парку» подъезжает «ЛеБарон», «крайслер» старой модели, принадлежащий Чэду Ратлиджу. Он медленно въехал на стоянку и дважды объехал вокруг нее, чтобы его уж точно все заметили. Дважды он проехал совсем рядом с нами и погудел, привлекая внимание Молли. Но она уткнулась в свой сэндвич и даже не подняла глаз. Возле Чэда с торжествующим видом сидела Беттина Траск и улыбалась во весь рот улыбкой уцененной Клеопатры третьего сорта.

– Вот сволочь, – донеслись до меня сзади слова Фрейзер.

– Черт, да он дразнит Уорми, насмехается над ним прямо в лицо, – простонал Найлз.

Чэд для парковки выбрал место рядом со скамейками для пикника, где расположился Уорми со своей шайкой плохишей: девицы курили, парни пили пиво. Я чувствовал себя как человек, которому предстоит стать свидетелем катастрофы, и устремил взгляд туда, где должна была разыграться драма человеческих страстей. Я даже не заметил, как Айк вышел из своей машины и подошел к моему окну.

– Не будем вмешиваться, ребята, – сказал он. – Это все равно что дразнить королевскую кобру. Что бы сейчас ни случилось, Чэд сам напросился.

– Почему он это делает? – недоумевал я.

– Потому что знает, какое место занимает в городе, – ответила Молли. – Он, видите ли, у нас недосягаемый и хочет доказать это Уорми. И тебе, Лео. И тебе, Айк. И тебе тоже, Найлз.

– Мне даже интересно! Что Чэд думает о нас? Как вы считаете, Молли, Фрейзер? – спросил Найлз.

– На самом деле он к вам очень хорошо относится, – ответила Молли. – Он благодарен вам за то, что вы в команде дружески приняли его.

– А в глубине души? – допытывался Найлз. – В самой глубине?

– В глубине души он презирает вас и считает ниже себя, – закрыв глаза, спокойно ответила Фрейзер. – Гораздо ниже.

– Забавно узнать, как тебя оценивают другие, – сказал Айк, не сводя глаз с пятачка перед скамейками.

Гроза разразилась внезапно и развивалась стремительно. Уорми сорвался со скамейки, подлетел к машине Чэда, открыл переднюю дверцу и выволок Чэда за волосы. Крики Чэда были почти не слышны из-за смеха и аплодисментов свиты Уорми, которая приготовилась к неминуемому поединку. Смазав пару раз Чэду по лицу, Уорми принял боксерскую стойку – он приглашал противника к честному бою.

Если бы Чэд по-мужски принял бой, один на один, финал у вечера вышел бы более достойный. Но вместо того чтобы поднять кулаки, Чэд сказал так громко, что, наверное, мог слышать весь полуостров:

– Уорми, отец учил меня никогда не вступать в драку со всякой швалью, не унижать своего достоинства.

– Вот как? В самом деле? Ну и ну! А у меня другое мнение. Я думаю, ты боишься со мной драться, полные штаны наложил от страха. Пупсики, которые живут к югу от Брод-стрит, вообще все трусы. Боятся за себя постоять.

Уорми сделал шаг навстречу Чэду и начал ладонью наотмашь хлестать по лицу – шлеп, шлеп, шлеп, – пока тот не заорал:

– Я выпустил бы из тебя кишки, Уорми, но родители учили меня никогда не опускаться до плебеев!

– Защищайся, пупсик. Это же не балаган какой-нибудь. Веди себя как положено. Нет, в самом деле, как прикажете драться с человеком, если у него вообще нет гордости? – обратился Уорми к публике.

Он неожиданно для всех сорвал с Чэда дорогую, прекрасно сшитую рубашку, и тот стал похож на бездомного, которого можно встретить летом в парке. Вряд ли кто-то будет воспринимать всерьез полуголого человека на автостоянке, где все в рубашках. По крайней мере, мне это казалось маловероятным.

Оценивая ситуацию, Уорми окинул взглядом «Пигги-парк», потом взглянул на рубашку Чэда. И тут его озарило, что случалось нечасто: он высморкался в скомканную рубашку, швырнул ее на землю и втоптал в грязь. Без всякой паузы Уорми двинулся к машине Чэда, открыл пассажирскую дверцу и протянул руку Беттине Траск. Ко всеобщему удивлению, Беттина взяла его руку, вышла из машины и триумфально прошествовала в отдельный зал рядом с решетками барбекю.

Униженный до предела, Чэд наблюдал за развитием событий, дрожа от беспомощности и ярости. Он воздел кулак к небу и крикнул в открытую дверь:

– Эй, Уорми, гребаный урод! Я буду качаться целый год, а потом вернусь и надеру тебе задницу! Запомни, ровно через год, день в день. Клянусь! А я свое слово всегда держу! Под Декларацией о независимости стоит подпись моего предка! Имей в виду, я человек чести. Через год размажу тебя по всему «Пигги-парку».

К концу монолога Уорми вышел, грустно покачал головой и одним ударом поставил Чэда на колени.

– Заткнись, сынок, – сказал Уорми. – Я хочу съесть сэндвич в тишине и покое, вместе с моей девушкой.

Последовал взрыв оглушительного смеха. Сидя в машине, мы смотрели, как Чэд забрался в свой «крайслер». Вместо того чтобы выехать на Ратлидж-авеню, он дал задний ход и подъехал к моей машине. Сначала он показал мне кулак, потом стал с маниакальным упорством, как ненормальный, жать на гудок. Я услышал шорох справа от себя – это Молли выскользнула из машины и, захлопнув дверцу, спокойно пошла к Чэду. Он распахнул перед ней дверь, приглашая садиться. И Молли села на то место, для которого была рождена.

Почти всю ночь я промаялся без сна, беспокойно ворочаясь, а под утро заснул и проспал как убитый целый час. В четыре зазвонил будильник – пора было приступать к обязанностям разносчика газет в мире, еще осиянном светом звезд. Я медленно ехал на своем «швинне» по направлению к Колониал-лейк, каждый мускул стонал от усталости, а каждая клеточка тела мечтала умереть от позора, которому подвергла меня Молли, покинув на глазах у всех. Пока я еле-еле нажимал на педали, в голове у меня крутилась мысль, что более неудачного первого свидания, чем у меня, история взаимоотношений полов не знает. Я попал в водоворот навязчивых воспоминаний, перебирал мельчайшие подробности своего поведения: что я говорил Молли, что делал с того момента, как она поцеловала меня, и до того, как спокойно и расчетливо променяла переднее сиденье моего автомобиля на более насиженное место в автомобиле Чэда. Больнее всего уязвляло то, с каким нечеловеческим хладнокровием она проделала это. Молча, без колебаний, не произнеся ни слова, не попрощавшись, не поцеловав, не извинившись. У меня дыхание перехватывало от боли. Я предпочел бы, чтобы Молли завершила вечер более благородно: позволила бы мне отвезти ее до дома, вытерпела бы мои неуклюжие восторги на крыльце, а уж потом позвонила бы Чэду и нежно помирилась бы с ним. Она же не просто бросила меня на глазах у всей нашей команды, что само по себе ужасно, но подвергла меня этой казни в присутствии Найлза и сестры Чэда. Они тоже стали очевидцами ее пренебрежительного отношения ко мне, которого я, как мне кажется, не заслуживал.

Они сидели у меня за спиной на заднем сиденье неподвижно, как парализованные, и молчали, будто их муха укусила.

– Похоже, у Молли сегодня было назначено свидание не только мне, – наконец произнес я. – Теперь я ваш шофер, распоряжайтесь мной по своему усмотрению.

Раздался стук в окно, и в машину вскочил Тревор, заняв освободившееся после ухода Молли место.

– Я все видел. Настоящая елизаветинская драма, приправленная соусом барбекю. Мы живем в городе, где царят провинциальные нравы. Здесь терпеть не могут образованных, утонченных молодых людей вроде меня самого. После моего приезда в Чарлстон как только меня не называли: педик, гомик, извращенец, содомит и еще самыми разными словами, которые неприлично повторять. Хотя, конечно, в моем случае все эти оскорбления попадают точно в цель. Лео, я прекрасно понимаю все, что ты думаешь о стремительном исчезновении Молли.

– Как это тебя еще не прикончили, Тревор, и тебе удалось дожить до таких лет? – спросил с искренним удивлением Найлз.

– У меня есть свои маленькие секреты, – ответил Тревор так добродушно, что я рассмеялся.

– Тревор, я даже не знаю, чем вы, геи, занимаетесь друг с другом, – сказал я.

– А я и знать не хочу! – вставил Найлз.

– Я тоже. – Фрейзер зажала уши руками.

– В дело идут крюки для мяса, бритвенные лезвия, огнеметы и дилдо из бычьего пениса.

– Что такое «дилдо»? – спросил Найлз.

– Ах ты, деревенщина с гор, – вздохнул Тревор.

– Я тоже не знаю, – признался я.

– Ладно, Лео, после всего, что ты пережил, я готов преподать тебе вводный урок бесплатно. От платы за инициацию освобождаешься в порядке личного одолжения.

– Спасибо, Тревор. Ты уже сделал мне одолжение, когда сел в машину. Помог в идиотской ситуации. Я никогда этого не забуду.

– Ладно, испечешь мне своих вафель, и мы квиты. В тот день, когда мы приехали в Чарлстон, я отведал кунжутных вафель, которые испек самый одинокий человек на свете. Кто позволил Молли так обращаться с тобой! Стыд ей и позор!

– Не думает же Лео в самом деле, что такая девушка, как Молли, будет встречаться с таким парнем, как он, – произнесла Фрейзер.

– А почему бы и нет, черт подери?! – воскликнул Найлз.

– Только не наскакивай на меня, Найлз, – покраснела Фрейзер. – Они из разных слоев общества. Лео – коренной чарлстонец и прекрасно сам это понимает. Чарлстонский высший свет держится в тени, но это по-прежнему самая влиятельная сила в городе.

– Ты уверена? – спросил Найлз.

– Смотри не попадись в ловушку, Фрейзер, – предупредил Тревор.

– Ну конечно, всегда нужно верить словам человека, чей предок поставил подпись под Декларацией о независимости, – холодно усмехнулся Найлз. – Сегодня нам об этом заявил самый крутой парень. Парень, который может работать языком, но не кулаками.

– Чэда воспитывали как джентльмена, – вступилась за брата Фрейзер.

– Прекрати, детка, прекрати, – посоветовал Тревор Фрейзер. – Ситуация выходит из-под контроля.

– Я из того темного народа, который никогда не слышал об этой вашей Декларации и читать бы ее не стал, – сказал Найлз. – Эти люди не имеют привычки читать книги, разве что под дулом пистолета. Зато они с утра до вечера читают в людях и никогда не ошибаются.

– Ты сейчас скажешь лишнее, и потом будешь жалеть, Найлз, – произнес Тревор. – Давайте поменяем тему беседы. Предлагаю обсудить цены на манго в Аргентине или среднюю продолжительность жизни жуков-мокрецов.

– Значит, ты хвастаешься, что ты из народа, который умеет понимать людей, – не желала угомониться Фрейзер.

– Да твой брат, он не стоит и мизинца таких людей, как Жаба, как Тревор, как Айк, – ответил Найлз. – Сегодня вечером он, я думаю, удивил тебя, Фрейзер. И меня тоже. У него есть все на свете, ему дано столько, как никому другому, и при этом он полное дерьмо. Жаба, не мог бы ты отвезти Фрейзер домой? А я пересяду в машину к ниггерам, мне среди них самое место. – Найлз вышел из машины, не обращая внимания на попытки расстроенной Фрейзер схватить его за руку. Я услышал, как он спрашивает Айка: – Подвезешь меня до приюта заодно с Бетти?

– Я совсем не это имела в виду, – бормотала Фрейзер с глазами, полными слез, глядя, как Найлз садится к Айку на заднее сиденье. – Ужасно все получилось.

– Вот и сказала бы это Найлзу, – откликнулся Тревор. – Детка, язык – самый могучий орган человеческого тела. И убивает, и спасает.

Айк уже тронулся с места в сторону Ратлидж-стрит. Я повез Фрейзер домой. Тревор проводил ее до крыльца со свойственной ему театральной галантностью, а потом, грациозно ступая, вернулся в машину.

Я остановил велосипед возле грузовика «Ньюс энд курьер», вынул первый тюк газет и перекусил металлические стяжки кусачками. Я быстро разбирал газеты на пачки, скрепляя резиновыми лентами, новыми и прочными. Надо мной нависла массивная фигура мистера Хаверфорда, я пожелал ему доброго утра, не отрываясь от работы.

– Вы когда-нибудь встречались с женщиной, мистер Хаверфорд? – спросил я.

– Давным-давно бросил эту вредную привычку.

– Почему?

– Тут дело в законе больших чисел. Когда я был молодой, у меня было полно женщин. Из них сто процентов или жопы с ручкой, или роковые красотки. Жопа с ручкой не представляет большой опасности, но роковая красотка реально может разбить тебе сердце.

– Я не представляю вас с разбитым сердцем.

– Я был женат однажды. Я тебе разве не говорил?

– Никогда, сэр, – удивился я. – И на ком же?

– На миссис Хаверфорд, маленький паршивец, – ухмыльнулся он. – У нас даже был ребенок. Мальчик. Ему сейчас должно быть двадцать лет. Моя жена влюбилась в сварщика с корабля. Они переехали в Сан-Диего. Больше я ничего не слышал ни о ней, ни о сыне.

– Вы ничего не знаете о своем сыне?

– Я даже не знаю, жив ли он. Все мои попытки установить с ним связь остались без ответа. Он знать меня не хочет. Скажи на милость, кто может заставить ребенка отказаться от своего отца?

– Жопа с ручкой, мистер Хаверфорд. Если человек не понимает, что таким отцом, как вы, нужно гордиться, он яйца выеденного не стоит.

– Здорово ты разделался вчера вечером с нападающим из «Ханаана». Это была твоя лучшая игра в сезоне.

– Вы были на ней?

– У меня сезонный билет.

– На следующей неделе играем со школой «Уанду».

– Вы их наверняка разделаете под орех. Мне нравится этот ваш чернокожий тренер. Вы, парни, прыгнули выше головы в этом сезоне. Заслуга тренера. А его сынок Айк – настоящий зверь.

– Да, и отличный парень.

– Смотри, не переборщи с гуманизмом. Я тебя знаю.

– Юджин Хаверфорд – философ.

– Юджин Хаверфорд – реалист. Когда захочешь поболтать о девчонке, я всегда к твоим услугам.

– О девчонке? О какой девчонке? – пожал плечами я.

– О роковой красотке, – мягко сказал он. – Вчера вечером кое-что случилось, так ведь? Наберись терпения. А я каждое утро здесь. Немного под мухой, зато всегда готов поговорить о жизни, она у меня почти вся позади. Впереди осталось всего ничего. А теперь давай обеспечивать Чарлстон новостями со всего света.