Текст книги "Обрученные с Югом"

Автор книги: Пэт Конрой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

– А вот наконец подвернулся предлог, чтобы мне уйти, – улыбается монсеньор и встает с дивана. – Я сделаю вид, что до глубины души оскорблен грубостью Чэда, и покину вас, прихватив с собой Линдси.

– Мать, мне кажется, монсеньору пришла в голову блестящая мысль, – вступаю я. – Ты должна сгореть со стыда после всего, что наговорила Шебе.

– Она первая начала, – отвечает мать, но ее гнев заметно стихает после того, как по расстроенным лицам гостей она понимает, что испортила вечер.

– Пусть будет так, – откликается Шеба.

– Неужели ты воображаешь, – снова вспыхивает мать, – будто я не знаю, что ты лишила моего сына невинности, грязная шлюха?!

– Боже Всемогущий! – краснею я до мозга гостей, в ужасе оттого, что вечер превратился в полное безобразие. – Пожалуйста, выведите мою мать отсюда!

– Ты трахалась с Жабой? – Айк недоверчиво смотрит на Шебу.

– Она похитила самое драгоценное, что было у моего сына – невинность! – повторяет мать.

– Нет! Нет, Линдси! Нет, мать настоятельница! Нет, доктор Кинг! – Шеба готова нанести ответный удар. – Самое драгоценное, что у него было, – это брат и ваш сын, которого вы потеряли, которого так любили. Вы помните его, Линдси? Я – нет. Я никогда не видела этого ребенка. Бьюсь об заклад, у него было доброе сердце, как у Лео. Кажется, его звали Стивен, Стив? Если не ошибаюсь, он покончил с собой задолго до моего приезда в Чарлстон. Поэтому вы никак не можете обвинить меня в смерти Стива, хотя вам, я уверена, очень этого хочется. Я не сомневаюсь, вы всю жизнь жалели, что вены себе перерезал Стив, а не Лео и что умер Стив, а не Лео. В вашем ненормальном, зловещем мире вам все время кажется, что вы теряете лучших, а с вами остаются худшие. Вы всегда относились к Лео как к второсортной замене Стива, вашего золотого мальчика.

– Ужас, что ты говоришь, Шеба! – кричит Фрейзер. – Это просто ужас!

Айк хватает Шебу в охапку, поднимает своими сильными коричневыми руками, выносит из библиотеки и через кухню выходит на лестницу. Молли открывает входную дверь, а Бетти помогает монсеньору довести мою мать до его «линкольна». Первый акт закончен, но второй еще впереди.

Я опускаюсь без сил на кожаную кушетку, закрываю глаза и пытаюсь проникнуться восхитительным покоем библиотеки, заполненной прекрасными книгами. Запах кожи успокаивает, у меня такое чувство, будто я спрятал голову в хорошо смазанную бейсбольную перчатку. Сколько помню, за долгие годы никто ни разу не посмел назвать имени брата в присутствии моей матери. Сейчас, в ядовитом угаре этого вечера, когда я пытаюсь вызвать в памяти лицо брата, передо мной возникает смутный, расплывчатый образ, похожий на эскиз, сделанный сепией. Все, что я помню, – Стив был красивым и золотоволосым, эта утрата разбила сердце мне, отцу, матери. Мы пытались выжить после страшного дня, но полностью никто из нас от удара так и не оправился. Я понимаю, что в этом мире поправимо все, кроме разбитого сердца.

Глава 9
Славный вечерок

Чиркает спичка, ноздри щекочет запах дорогого сигарного табака. Открываю глаза: рядом стоит и пристально меня рассматривает Чэд Ратлидж. Он выдувает в мою сторону струйку ароматного дыма и говорит:

– Вот что я называю развлечением с большой буквы. Славный вечерок.

– Рад, что тебе понравилось, Чэд.

– Подумать только, как много мы с Молли потеряли бы, не выгони нас тогда из «Портер-Гауд», – усмехается он. – Мы не познакомились бы ни с тобой, ни с Найлзом, ни со Старлой, ни с Айком, ни с Бетти. Благодаря вам для нас открылся совершенно новый мир.

– В нашем лице вы впервые столкнулись с чарлстонскими низами.

– Ты всегда придавал чересчур большое значение классовым различиям.

– Только с тех пор, как познакомился с тобой. Во время нашей первой встречи в яхт-клубе я впервые почувствовал, что на меня смотрят как на плесень низшего разряда.

– Ну, не надо сгущать краски. Для меня ты был плесенью с сыра «Камамбер».

В дверном проеме появляется большая фигура, я различаю Найлза Уайтхеда.

– А я с какого сыра, Чэд? – спрашивает Найлз.

– Ты член семьи, Найлз. Мой любимый зять. Муж моей единственной сестры. Отец моих чудных племянников.

– Но тебе прекрасно известно, что Лео из куда лучшей семьи, чем я. Хочу напомнить тебе: когда Лео познакомился со мной и с сестрой, мы были прикованы наручниками к стулу.

– Я безгранично восхищаюсь вами обоими, – отвечает Чэд. – Вы оба были честолюбивыми молодыми людьми. Вы прекрасно зарекомендовали себя в учебе. Ты, Найлз, благодаря женитьбе вошел в одно из старейших семейств Чарлстона, что было непросто сделать юноше с твоим прошлым. Лео стал известным журналистом. Открывая утром газету, все перво-наперво ищут его колонку. Это немалое достижение.

– Черт, я чувствую себя, как рыбацкая лодчонка, которую освятил епископ, – говорю я.

– Е-мое, – вторит Найлз. – Неужели аристократ Чэд возвел нас в человеческое достоинство?

Чэд хохочет, потом удовлетворенно смотрит на кончик сигары.

– Ах, Шеба, умница, закатила нам представление! Не повстречайся я с вами, никогда не стал бы свидетелем всех этих мелодрам, которые у вас считаются обычной жизнью. Мимо меня прошли бы все эти перепалки, ссоры, споры и разборы, которые вы устраиваете при каждой встрече. Люди моего круга принадлежат к высшему классу, они идеально воспитаны, а говоря другими словами – ужасно скучны. У вас же вечно бурлят страсти. Вопли, крики, слезы! Ей-богу, сегодняшний вечерок был покруче оперы.

– Чэд, я до сих пор жалею, что не выбил из тебя дерьмо, пока ты был еще мальчишкой, – признается Найлз.

– Через несколько минут я снова ухожу на работу, – невозмутимо отвечает Чэд. – На следующей неделе в суде слушается важное дело.

– А Молли знает, что ты уходишь? – спрашивает Найлз. – Боюсь, ей это не понравится.

– Молли нравится жить в этом доме. Нравится жить той жизнью, которую обеспечивает моя адвокатская практика. Ей нравится, что она сочеталась браком с богатством моей семьи. Впрочем, как и ты, Найлз.

– Я тебя предупреждал сто лет назад, Чэд, – вступаю я. – Не распускай язык с Горным Человеком. Это небезопасно.

– Попрощайтесь с Молли вместо меня. А мне пора. Работы хватит на всю ночь.

– И все же Молли это не понравится, – кричу я ему вдогонку.

– Ее проблемы, – подмигивает Чэд и машет нам из прихожей.

Мы с Найлзом несколько минут сидим молча, вдыхаем запах стейков, которые жарят на углях в саду. Найлз встает, подходит к бару.

– Тебе что-нибудь налить? – спрашивает он.

– Интересно, сколько нужно выпить, чтобы забыть все случившееся сегодня вечером?

– Не хватит всего спиртного, сколько есть на свете. Шеба и Чэд нас покинули, так что в гнезде кукушки должно стать тише.

– Я никогда не видел Шебу в таком жутком состоянии, – вздыхаю я.

– Наверняка твоя мама думает так же. Это было чересчур.

– Шеба потеряла голову.

– Раньше она была славная, правда?

– Она самая славная девушка на свете, – говорит Молли, входя из кухни. – А где Чэд? Погодите, сейчас угадаю! Ему пришлось вернуться на работу, потому что скоро в суде слушается важное дело. Чертовски важное дело. Жутко важное дело. Ничего не говорите. Я знаю эту песню наизусть. Он работает, как проклятый, ради меня и детей. Я жить не могу без этого дома и без вагона денег. Найлз, ты не хочешь пойти помочь своей жене, она жарит стейки? Мне нужно извиниться перед Лео за то, что я свела Шебу и его мать вместе.

– Огонь и лед, – кивает Найлз. – А где Бетти с Айком?

– Укладывают мисс Шебу в кровать. Она плохо себя чувствует после домашнего спектакля. Он прошел не совсем так, как она ожидала.

– Вернусь со стейками, – обещает Найлз.

Я слышу, как он через две ступеньки сбегает по лестнице.

– Иногда женщине нужно, чтобы ей подарили цветы, Лео. – Молли подходит к бару. – Сделали массаж, подержали за руку, обняли. Иногда ей нужно поболтать со старым другом или почитать какую-нибудь дурацкую книжку. Иногда женщине нужно полежать. Или пробежать милю. Или сыграть пару сетов в теннис. Но бывают вечера, такие вечера, как этот, когда женщине нужно просто-напросто напиться. – Молли наливает себе в бокал водки и бросает кубик льда.

– Тебе чего-нибудь принести? – спрашиваю я.

– Горсть мышьяка, бутылку «Ангстуры» [49]49
  «Ангстура» – ароматная горькая настойка.


[Закрыть]и, если тебе не очень трудно, пачку снотворного. А вообще, этот спектакль был не хуже тех, которые нам часто приходится видеть.

– Не говори так, Молли. Бог все слышит. Он может принять вызов.

– Бог не имеет никакого отношения к тому, что сказала Шеба.

– А по-моему, самое прямое.

– У тебя правда в школе с Шебой что-то было? – При мысли об этом Молли не может сдержать улыбку.

– Ты помнишь, каким я был в школе. Тебе тогда хотелось, чтобы у тебя со мной что-то было?

– Но потом ты стал просто красавчиком.

– Я не стал красавчиком.

– Думаю, пару раз я находилась просто на грани – так мне хотелось, чтобы у нас с тобой что-то было.

– В тебе говорило не либидо. В тебе говорил алкоголь.

– Иногда требуется алкоголь, чтобы твое либидо сказало наконец правду.

– Таких грязных слов ты в жизни не говорила, Молли Ратлидж.

– Возможно, – отвечает она, сияя. – Но я рада, что сказала это.

– Какая глупость, что мы оба несвободны.

– Может, мы и несвободны. Но я трезво отношусь к своему браку.

– А к моему?

– У тебя со Старлой никогда не было настоящей семьи в подлинном смысле слова. Она с тобой поживет-поживет, потом начинает дурить, доходит до предела – и гоп, снова исчезает!

– Мне кажется, в этом есть и моя вина.

– Ты правда так думаешь?

– Нет! На самом деле я понятия не имею, в чем моя вина, – признаюсь я.

– Я тоже.

– Молли, твой муж – один из самых преуспевающих адвокатов города. Он принадлежит к старейшему, знатнейшему семейству Чарлстона. Тебе на роду написано было выйти замуж за Чэда Ратлиджа.

– Премиленькая история. – В ее голосе слышится сарказм, которого я раньше не замечал. – Но она не очень похожа на правду. – Молли садится на стул напротив меня. – Я надоела Чэду задолго до того, как мы поженились. Я знаю это, ты знаешь это. Все мои друзья знают это. И, что самое печальное, Чэд знает это.

– Всякий, кто знаком с тобой, обожает тебя, Молли. Все. Даже Чэд.

– Милый Лео! – улыбается Молли. – Ты не умеешь врать. Оставим эту тему. Давай поговорим о более приятных вещах. Например, о сегодняшнем вечере. Как ты думаешь, нам удастся забыть то, что сейчас произошло?

– Эта сцена все же застала меня врасплох. Я никак не думал, что заболевание зашло так далеко. И началось так давно.

– Это не заболевание. – Молли проводит пальцем по ободку бокала. – Это ненависть в чистом виде, как ее описывает Шекспир. Шеба бывала разной, какой угодно, но она никогда не была злой. Именно ее доброту мы все вспоминаем чаще всего.

– Я по-прежнему верю в ее доброту.

Входит Бетти, приносит первый поднос со стейками. Она ставит его на большой кухонный стол, за которым обычно ест семья Ратлидж, и подходит к бару.

– Неужели вы можете ворковать, как голубки, после такой ужасной сцены? Это было чересчур. Дайте мне бокал белого вина. Очень я к нему пристрастилась, общаясь с вами, с белыми. В негритянском гетто лучше, чем у вас. Боюсь, мы так все сойдем с ума и перестреляем друг друга. Лео, детка, я не знала, что у тебя был брат. Я всегда думала, что ты единственный ребенок в семье.

– Мне, наверное, надо было рассказать тебе. Но мне тяжело говорить о Стиве. И потом, я даже не уверен, узнал бы его, войди он сейчас в комнату.

– Меня беспокоит Айк, – говорит Бетти. – Что-то он очень долго укладывает Шебу в постель.

– Ничего, вернется, – успокаиваю я ее. – Спасибо, что проводила мою мать до машины. Я был не в силах ни шагу сделать.

– Самое трудное взял на себя монсеньор. Я никогда не видела, чтобы твоя мать так вышла из себя. Но преподобный – настоящий златоуст, нашел достойное применение своим золотым устам. Нужно отдать должное этому человеку: он может плести любую ерунду так, что заслушаешься. Монсеньор говорит, словно сам Господь Бог, если допустить, что Господь был католическим священником, а это, как известно, чушь собачья.

– На проповедях монсеньора собор набит битком, – киваю я.

– И какой ловкач! Своего не упустит. – Бетти садится рядом со мной с бокалом вина, свободной рукой хлопает меня по коленке. – Пока я была в саду, он спросил, не может ли Шеба достать ему билеты в первый ряд на «Кордебалет». [50]50
  «Кордебалет» – бродвейский мюзикл композитора М. Хэмлиша, имевший огромный успех в конце 70-х – начале 80-х годов XX века.


[Закрыть]Какое отношение Шеба имеет к Бродвею?

– Было время, когда она спала с одним из продюсеров этого мюзикла. Так, по крайней мере, пишет «Пипл», – говорит Молли.

– Ты выписываешь «Пипл»? – удивляюсь я.

– Читаю в приемной у врача. Постыдное развлечение, но все-таки развлечение. К тому же так я могу быть в курсе дел нашей подружки Шебы.

– Мне всегда было интересно, что читают девушки, которые живут к югу от Брод-стрит, – вступает Бетти. – Я имею в виду серьезное чтение, за письменным столом. Мне кажется, вы успеваете начитаться до тошноты еще прежде, чем начнется ваша взрослая жизнь, и ждете не дождетесь, когда можно будет бросить книги и заняться в саду разведением настурций, душистого горошка и прочей чепухи.

– Ужин подан, – провозглашает Найлз, внося вместе с Фрейзер подносы со стейками, картофелем и луком, завернутыми в фольгу.

Вспышка эмоций, которая произошла этим вечером, вызвала у нас зверский голод. Мы прикончили половину стейков к тому моменту, когда в комнату вошел Айк, морщины на его красивом лбу выдавали озабоченность.

– Ты уложил Шебу, дорогой? – спрашивает Бетти.

– Надо было мне пойти к ней, помочь, – говорит Молли.

– Да, пожалуй. Помощь ей не помешала бы, – кивает Айк. – Вам всем следовало бы помочь ей. Но никто этого не сделал.

– Зачем ты так говоришь? Чтобы мы умерли от стыда и от чувства вины? – спрашивает Фрейзер.

– Шеба думает, будто все вы против нее, – поясняет Айк. – Будто вы взяли сторону доктора Кинг.

– Обе были хороши, – пожимает плечами Найлз. – Я ничьей стороны не брал.

– Давай налью тебе выпить, Айк. – Молли встает со стула. – Что будешь?

Обдумывая предложение Молли, Айк моет руки в раковине.

– Пожалуй, «Куба либре», [51]51
  «Куба либре» – коктейль из рома, колы и сока лайма со льдом.


[Закрыть]– отвечает он.

– Ром с колой! – восклицает Фрейзер. – Не пила со школы.

– Мой муж – Че Гевара, – замечает Бетти.

– Твой муж – Понтий Пилат, – отвечает Найлз. – Долго ты еще будешь мыть руки?

– Плохи дела у нашей девочки. Очень плохи, – говорит Айк. – Когда она вышла из ванной, я вошел туда – на полу везде валялся кокаин. Я два пакета спустил в унитаз. У Шебы носом пошла кровь. Еле удалось остановить.

– Отчего ты нас не позвал на помощь? – спрашиваю я.

– Вообще-то ее надо арестовать, – говорит Бетти. Справедливость этих слов, отчетливый внятный голос Бетти повергают всех в молчание. – Если бы с таким количеством кокаина ты застукал своих брата или сестру, они у тебя мигом оказались бы в тюрьме.

– Я думал об этом, – отвечает Айк. – Я все обдумал. По закону надо арестовать. Но есть другая сторона… А как же наша дружба? Наше прошлое? Наша юность? Разве это ничего не стоит? Я решил, что есть нечто поважнее полицейского жетона.

– Тебя могут уволить с работы, Айк, – говорит Фрейзер. – И как раз накануне вступления в должность шефа полиции. Это будет скандал столетия.

– Выйдет роскошный материал для газеты, – откликаюсь я.

Все взгляды обращаются ко мне с неожиданно враждебным выражением. Вот вам расплата за уникальное чувство юмора. Даже лучшие друзья не могут разделить его с вами и принимают ваши слова всерьез, хоть вы пребываете в самом шутливом настроении.

– Зачем Шеба приехала? – спрашивает Молли. – Она хоть как-то объяснила тебе, Лео, зачем она приехала?

– Я думаю, из-за Тревора, – отвечаю я. – Наверное, что-то случилось с Тревором.

– Это она тебе сказала? Или это твои догадки? – уточняет Фрейзер.

– Она ни разу не упомянула о Треворе, – отвечаю я. – Мне это кажется странным.

– Когда мы в последний раз получали какие-нибудь известия от Тревора? – спрашивает Найлз. – Детка, когда пришла та открытка?

– Больше года назад, – отвечает Фрейзер. – Он побывал в аквариуме Монтрё [52]52
  Монтрё – курортный город на западе Швейцарии. (Прим. ред.)


[Закрыть]со своим другом месяца. И прислал открытку с морской выдрой. К ней пририсовал гигантский пенис.

– Узнаю нашего мальчика, – кивает Молли.

– Тревор звонил мне в прошлом году примерно в это время, – говорю я. – Ему нужно было перехватить тысячу баксов. Какая-то экстренная ситуация. Но он не сказал какая.

– У нас он тоже занял тысячу, – признается Молли. – Не помню точно когда, но довольно давно.

– И вы, идиоты, послали ему по тысяче баксов? – спрашивает Бетти.

– Конечно, – в один голос отвечаем мы с Молли.

– С чего же вдруг понадобились деньги нашему мальчику? – недоумевает Айк. – Он всегда прекрасно зарабатывал фортепианными концертами.

– В Сан-Франциско всякое случается. Особенно среди геев, – говорю я.

– Разве Тревор – гей? – произносит Фрейзер с преувеличенным южным акцентом, обмахиваясь салфеткой.

– Помнишь тот день, Лео, когда вы с Тревором приехали в наш загородный дом на острове Салливан? – спрашивает Молли. – Я загорала в бикини. Лео с Тревором прогуливались по пляжу. Тревор взглянул на меня и сказал своим удивительным голосом: «Молли такая очаровательная, Лео. Когда я гляжу на нее, мне хочется стать лесбиянкой». Он всегда говорил удивительные вещи, которых я ни от кого не слышала. Они с Шебой совершенно ни на кого не похожи. Не думаю, что в Чарлстоне когда-либо появятся люди, подобные им.

– А помните его телефонные звонки? – подхватывает Найлз. – Меня охватывал ужас всякий раз, когда я слышал в трубке его голос. Он мог болтать часами.

– Да, от этого сукина сына невозможно отвязаться, – соглашается Бетти. – Он часами может разглагольствовать ни о чем, и при этом такое впечатление, будто тебе рассказывают самые увлекательные вещи.

– Как ты думаешь, Лео, может, Тревор заболел СПИДом? – спрашивает Фрейзер.

– Тревор не монах, а на меры предосторожности ему плевать, – отвечает Молли.

– Будет просто чудо, если он не заболеет, – киваю я.

– СПИД вышел за пределы Сан-Франциско, – говорит Айк. – Он добрался до Чарлстона. Я знаю двух полицейских, у которых СПИД.

– У нас в городе есть полицейские-геи? – спрашивает Фрейзер.

– У нас в городе есть все, что пожелаешь, – отвечает Айк.

Фрейзер задумывается на мгновение, потом говорит:

– Когда я была маленькой, то думала, что мир состоит из черных людей и белых людей. Это все, что я знала наверняка.

– Мы же были типичными чарлстонскими девицами, – отзывается Молли. – Из нас воспитывали очаровательных дурочек. Готовили к роли сладких булочек, сахарных трубочек, которые станут усладой гибнущего класса. Я не уверена, осознают ли даже теперь мои родители, что были соучастниками в деле вышибания из меня мозгов.

– Я не очень понимаю, о чем ты говоришь, – признается Бетти. – На мой взгляд, у вас, у белых девушек, прекрасная жизнь, о которой можно только мечтать.

– Но какой ценой мы платим за нее?! – восклицает Фрейзер. – Знаете, что отличает меня и Молли от других девушек, с которыми мы росли? То, что у нас появились такие друзья, как вы.

– Ты не такая, как другие, Фрейзер, – произносит Найлз. – Взять хотя бы твое решение выйти замуж за меня. Я не значился в списке завидных женихов, когда мы с тобой познакомились.

– Да, но я не ошиблась в своем выборе, – улыбается Фрейзер. – Хотя мои родители до сих пор не согласны с этим.

Фрейзер подходит к мужу, садится к нему на колени и слегка целует в губы. Они смотрятся рядом, как две серебряные ложки из одного набора.

– Я очень рад, ребята, что ваш брак удался, – говорит Айк. – Я чуть не умер со страху, когда Найлз попросил меня быть шафером.

– Ты чуть не умер? – спрашивает Бетти. – Это я чуть не умерла. Я была первой чернокожей подружкой невесты за всю историю венчаний в церкви Святого Михаила.

– Ты в тот день выглядела великолепно, – говорит Фрейзер. – Вы с Айком были самыми красивыми гостями на нашей свадьбе.

– А как насчет Тревора и Шебы? – подаю голос я.

– Они не в счет. Шеба ужа была знаменитостью. А Тревор на любом балу затмит любую принцессу, – отзывается Молли. – Это слова Тревора, не мои.

– Для вас не секрет, что мои родители были не в восторге от нашего выбора шафера и подружки невесты, – замечает Фрейзер.

– Но надо быть честной, солнышко, и признаться, что больше всего их огорчил выбор мужа, – говорит Найлз.

– Да, у них действительно были другие предпочтения, – соглашается Фрейзер.

– Вот именно, Горный Человек! – восклицает Айк. – Я думаю, мистер и миссис Ратлидж предпочли бы, чтобы она вышла замуж за меня!

– По-моему, это слишком смелое предположение, Айк, – улыбается Молли.

При этих словах, несмотря на тяжелый осадок, оставшийся у всех, наша компания взрывается дружным смехом, как это у нас бывает, когда мы собираемся вместе.

– Айк, расскажи-ка лучше этим белым людям, что мы чувствовали во время свадебной церемонии на плантации Мидлтон-Плейс, – просит Бетти.

– Да кому интересна такая ерунда, Бетти, – возражает Айк.

– Вот именно! – восклицает Найлз. – Готов побиться об заклад, я чувствовал себя ничуть не лучше, хоть был женихом, черт подери!

– Не забывайте, какое было время, – говорит Бетти. – До того как познакомилась с вами, я думала, что все белые выписывают еженедельник ку-клукс-клана. Что я знала тогда? Думала, вы учитесь шить ку-клукс-клановские капюшоны для ваших сходок и плести корзинки для пикников, которые устраиваете с родителями перед линчеванием.

– О, эти наши линчевания! Золотое было времечко. До сих пор скучаю по нему! – говорю я.

– Мы с Айком отправились на этот свадебный прием, готовые к тому, что нас вздернут на дереве. Забавы ради, перед десертом, – продолжает Бетти.

– У вас были такие мысли? Как ужасно! – говорит Фрейзер. – И что, гости сильно вас напугали?

– Нет, они отнеслись к нам самым лучшим образом – они нас просто не замечали. Мы превратились в невидимок, – продолжает рассказ Айк. – На меня обратили внимание только раз. Мы сидели за отдельным столиком. Я пошел за напитками, и пока дошел с подносом до своего столика, белые гости все разобрали. Они приняли меня за официанта.

– А потом Жаба напился и пригласил меня танцевать, – подхватывает Бетти. – Я сказала – отвали от меня, чокнутый крекер. Но он вытащил меня из-за стола и повел на танцплощадку.

– Старла сказала, что не будет со мной разговаривать, если я не приглашу тебя на танец, – отвечаю я. – Она щипала меня под столом, пока я не пошел к тебе, старая перечница.

– А сама Старла пригласила меня, – говорит Айк. – Просто кошмар!

– Конечно, моя свадьба нарушила все социальные табу в Чарлстоне, – говорит Фрейзер. – Но я даже не догадывалась, что она положила начало межрасовым танцам в нашем обществе.

– Знаменательное событие. А какая музыка играла, когда крекеры впервые танцевали с цветными под чарлстонским небом? – спрашивает Найлз.

– Медленная, – вспоминает Молли. – Я подбивала Чэда потанцевать со мной, но он наотрез отказался.

– А пьяный Жаба норовил танцевать щека к щеке, – говорит Бетти.

– Ты не представляешь, Бетти, до чего мужчину доводит похоть, – говорю я.

– Красивая была музыка, – продолжает Молли. – Вспомнила: «Wonderland by Night». Берт Кэмпферт. [53]53
  Берт Кэмпферт (1923–1980) – немецкий композитор, аранжировщик и руководитель эстрадного оркестра. (Прим. ред.)


[Закрыть]Точно?

Молли встает со стула и идет через комнату, открывает шкаф и ставит на проигрыватель пластинку. Мы переносимся в прошлое, в молодость. Айк с Бетти начинают танцевать, они тают друг у друга в руках. Найлз и Фрейзер тоже поднимаются со стульев. И мы с Молли тоже танцуем, щека к щеке, словно родились для того, чтобы танцевать друг с другом. Молли увлекает меня в большой зал, где никого нет, и мы вальсируем между пианино и арфой. Ее тело послушно откликается на мои движения, ее душистое дыхание щекочет мне ухо.

– Правда, что ты был влюблен в меня в школе? – шепчет она. – Об этом все говорили, даже Чэд.

– Нет. Честное слово, нет.

– Врун! Ты же знаешь, какой ответ мне сегодня нужен. И знаешь почему.

Я молчу.

– А теперь скажи правду. Мне нужно услышать правду. Лучшего друга, чем ты, Лео Кинг, у меня никогда не было – ни среди мужчин, ни среди женщин. Об этом знаем только мы вдвоем, ты да я. Как твой лучший друг, я хочу знать правду: ты был влюблен в меня в школе?

– Нет, я не был влюблен, это правда. Но это только часть правды. Вся правда в том, что я тебя люблю. Всю жизнь. Начиная с яхт-клуба. Заканчивая этим танцем.

– Не надо заканчивать этим танцем.

Молли целует меня долго, крепко, я хочу, чтобы этот поцелуй длился вечно, но он заканчивается вместе с музыкой.

Я поднимаю глаза и вижу лицо: оно прильнуло к окну веранды. Невменяемое, не похожее на себя лицо Шебы По, потому что она сейчас под кайфом. Шеба смотрит на нас с сосредоточенным выражением актрисы, которая готовится к выходу на сцену.