Текст книги "Сердце Запада"
Автор книги: Пенелопа Уильямсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 33 страниц)
– За жен и возлюбленных, – произнес Дрю по своему обычаю старинный тост корнуэлльских моряков. Но вместо того, чтобы поднести виски ко рту, мужчина опустил голову и накрыл губы Ханны своими.
Поцелуй был долгим и глубоким, влажным и ленивым. И вызвал сладкую, убийственно сладкую боль.
* * * * *
– Говорят, ты ходил на свидание с мисс Лули Мэйн, – сказала Ханна и тут же прикусила язык. Боже, несмотря на все свои благие намерения, она опять выступала как ворчливая жена. Как все те ревнивые нудные жены, чьи мужья приходили к ней ради утех и в поисках утешения в её веселые годы. Ханна повернулась, чтобы взглянуть на Скалли. В его лице читалась деланая небрежность.
– Да, она попросила проводить её на церковные танцы, – ответил Дрю, пытаясь говорить беспечно. – С моей стороны было бы грубостью отказать училке.
Ханна теряла Дрю. Она снова позволила себе влюбиться и теперь могла вот-вот лишиться его. Сколько раз Ханна себе повторяла, что когда этот момент настанет, она просто смирится. Но все случилось слишком быстро.
Несмотря на ком в горле, миссис Йорк умудрилась произнести:
– А ты храбрый парень, Дрю Скалли, раз не боишься заходить в церковь.
– А вот здесь ты ошибаешься, Ханна, родная, – произнес он с внезапной порочной улыбочкой. – В детстве я мечтал стать викарием.
Ханне удалось убедительно рассмеяться.
– Боже, как, должно быть, горевали ангелы, когда дьявол сбил тебя с пути истинного.
Скалли сделал необходимых два шага, чтобы приблизиться к ней вплотную.
– Я не сплю с Лули, – выдохнул он.
«Высеки это на камне», – подумала Ханна. В любом случае его слова не имели никакого значения. Она ждала его там за порогом – если не Лули Мэйн, то какая-то другая девушка. Миленькая и сладенькая, как сахарок. Девушка, в которую Дрю влюбится, на которой потом женится и с которой заведет детей, создаст семью и будет жить долго и счастливо. Да, Дрю будет счастлив с нею. Тем счастьем, каким одаряют мужчин молоденькие, миленькие и сладенькие бабенки.
Скалли поставил стакан с виски и начал раздеваться. Потянулся, разогнув спину, бугрящуюся мышцами. Мягкий теплый свет лампы придавал его коже оттенок бронзы. Длинными, широкими шагами Дрю пересек комнату и направился к ванне.
Ханна последовала за ним, зайдя за ширму из павлиньих перьев. Опустившись на колени перед ванной, миссис Йорк взяла мыло из покрытых шрамами рук Дрю. Она провела ладонями по широкой груди, по выпуклостям мышц и мягким темным волоскам, сужающимся на твердом подтянутом животе.
Ханна даже не осознавала, что плакала, пока слезы не начали покрывать рябью мыльную воду. Они капали и капали одна за другой, и Ханна так же не могла остановить их, как не могла перестать дышать.
Дрю прикоснулся к ее лицу, стирая слезы пальцами.
– Почему ты плачешь?
– Все в порядке. Просто скверное настроение.
Он скользнул рукой под ниспадающие волосы и захватил шею, заставляя Ханну поворачивать голову, пока она не посмотрела ему в глаза.
– Дрю... не бросай меня.
– Ах, Ханна, любимая, я никогда не оставлю тебя. Я ведь люблю тебя, люблю.
Ханна зажмурилась. В тишине комнаты она слышала мягкое тиканье каминных часов из позолоченной бронзы. Тиканье бегущего вперед времени. Он бросит ее непременно, если не сегодня, то завтра или послезавтра. Но Ханна знала, знала наверняка, что однажды он так поступит.
* * * * *
Первая сильная вьюга закружила еще до наступления октября – дул обычный холодный штормовой ветер.
Снег шел уже десять часов подряд, когда братья Скалли спустились в железной клетке в шахту «Четыре Вальта» на вечернюю смену. Дрю шагнул в туннель и содрогнулся. Но это был лишь отклик тела на жар, как от доменной печи. В первые же несколько секунд он понял, что матовая, густая, удушающая чернота земли не заглотит сегодня его храбрость. Сегодня он не будет выблевывать обед или потеть как свинья ещё до выхода из клети.
О, страх по-прежнему жил в нем, как и всегда, но теперь от всеобъемлющего ужаса осталась лишь тупая боль, лежащая на поверхности мыслей, и Дрю мог ею управлять. Странно, но с тех пор как Ханна дала ему отполированный коготь медведя гризли в качестве талисмана, Скалли чаще всего удавалось держать свой страх в узде.
Дрю думал о Ханне изо дня в день большую часть смены, хотя не всегда шел к ней после работы. Иногда то, что он испытывал к этой женщине, было настолько сильным, что Скалли заставлял себя держаться от нее подальше. Порой ночами, после занятий любовью, с его губ готовы были сорваться слова о браке. Но он всякий раз оставлял их невысказанными. Ему же нечего ей предложить. Ханна Йорк богата и владеет немалым имуществом, а Дрю заколачивает по три доллара в день, роя норы в земле как чертов крот. Правда, её прошлое запятнано, но Дрю-то знает, что ей присущи все прекрасные качества настоящей женщины: доброта и преданность, благородство и верность. Ханна была самым смелым человеком из всех знакомых ему людей. В то время как Дрю... он даже наполовину мужчиной не был. Чертов трус, до рвоты боящийся темноты.
– Все еще идет снег? – Голос раздался у края отбрасываемого фонарем света. Спрашивал один из уборщиков породы, только что закончивший смену. Мужчина кинул свою лопату в ящик с инструментами и прогнулся, потягиваясь и хрустя суставами.
– Валит так, что ни черта не видно, – сказал Джере со смешком в голосе, и Дрю ухмыльнулся. Его брат выглядел счастливым с тех пор, как судьба вырвала Сэма Ву из жизни Лили, возлюбленной Джере. По крайней мере сейчас китаянка улыбалась брату и время от времени обменивалась с ним парой слов. Но он подобрался к ее постели не ближе, чем койот к луне, на которую выл каждую ночь. Однако Лили подарила Джере талисман, приносящий удачу, – нефритовый круг с вырезанными на нем китайскими иероглифами.
– Вот черт, да я бы лучше тут остался, – произнес рабочий, входя в клеть. – Того гляди, схватишь воспаление легких, как попадешь из жаркой шахты в гребаную метель.
Со звоном колокола и лязгом металла кабина дернулась и поехала вверх в темноту. Туннель полнился грохотом скатывающейся с рештаков руды, скрежетом крутящейся лебедки и приторно-сладким дымом от утренних взрывных работ.
Сгорбившись как гномы, братья Скалли спустились по узкому лазу, который через пятьдесят метров расширился в большую пещеру. Здесь уже работало с полдюжины уборщиков руды, черпающих лопатами недавно взорванные камни и складывающих их в маленький поезд из вагонеток.
Дрю поднял руку, приветствуя ирландца-взрывотехника по имени Коллинз, который сидел высоко на подмостках и с запрокинутой головой бурил породу под потолком. Фонарь на его голове светил как молодой месяц в черной ночи. На большинстве больших шахт уже внедрили использование пневматических перфораторов – машин, способных делать дыры с невообразимой скоростью, быстрее любой сдвоенной буровой бригады. Пока что такой прогресс не дошел до «Четырех Вальтов», но когда появились эти продвинутые буры, не требующие особого мастерства в применении, Дрю подумал, что возненавидит шахту еще сильнее. По крайней мере существовала некая гордость в том, чтобы быть умелым забойщиком-проходчиком и главным взрывотехником. Чего, конечно, не скажешь об уборщиках руды или толкателях вагонеток.
Парень на подмостках что-то крикнул им, но Дрю не расслышал его слов из-за шума, издаваемого рабочими.
Братья Скалли покинули открытую разработку и двинулись по свежевырытому туннелю. Стены здесь покрывала влажная слизь, а в воздухе ощущался слабый зловонный сероводородный запах, как в глубокой пустой могиле. Холодный пот выступил на голове Дрю, а живот скрутил знакомый панический страх, но Скалли прогнал его прочь, один раз слегка проведя пальцем по когтю гризли, висящему на шейном шнурке.
Когда они добрались до разветвления туннеля, Джере повернул налево со словами:
– Командир сказал, что сегодня нам поручено расширить этот новый квершлаг в западном забое.
Дрю дотронулся до плеча брата.
– Ты иди, а мне нужно отлить.
Джере пошел дальше налево, а Дрю двинулся в другую сторону, обойдя преграду из новых крепежных лесов. Он на ощупь добрался до входа в недавно взорванное ответвление, перешагивая через отбитую породу, которую еще предстояло убрать. Когда он помочился в дыру, из недр земли стало подниматься зловоние спертого воздуха и мертвечины, и страх хлынул в горло Дрю подобно горячей рвоте. Скалли с трудом сглотнул ком в горле, и от прилагаемых усилий его голова качнулась взад и вперед, а свет от карбидной лампы мазнул по горному хрусталю в недавно обнаженной каменной стенке, заставляя его блестеть.
Среди кварцевых кристаллов Дрю заметил большой участок мягкой бледно-зеленой породы. Он медленно повернул голову туда-сюда. Поймав свет от его лампы, порода замерцала всеми цветами радуги.
Дрю вышел в туннель и, взяв керосиновую лампу, вернулся. Держа фонарь возле лица, он двигался взад и вперед вдоль зеленоватой жилы. Скалли наклонился ближе, его сапог ударился о стену и посыпалась галька.
Дрю повесил фонарь на каменный выступ и вытащил из-за пояса молоток и бур. Приставил бур к заинтересовавшему участку режущим концом и стукнул кувалдой, приложив достаточно силы для того, чтобы отбить небольшой кусок. Стена была горячей, но не настолько, чтобы ожгло руку, а из появившейся от удара трещины тонкой струйкой потекла горячая вода.
Скалли услышал позади себя шаги и обернулся, уронив отколотый образец в свой резиновый сапог. Это был спустившийся с лесов ирландец Коллинз, и если он и заметил, что сделал Дрю, то никому не проболтается. Многие шахтеры малость подворовывали, каждый день вынося из шахты по килограмму серебряной руды в судках и сапогах.
– Где твой брат? – спросил Коллинз.
– Бурит тот новый квершлаг, а что?
Даже в тусклом свете Дрю увидел, как глаза шахтера внезапно округлились.
– Разве ты не слышал, что я раньше сказал, приятель? В том забое установлен заряд. Прошлая смена оставила невзорвавшийся шпур, который еще предстоит подорвать.
– Джере! – закричал Дрю и бросился бежать.
Скалли перескочил через россыпь камней, его предупреждающие возгласы устремились вниз по туннелю. Тень Дрю металась впереди, а Коллинз бежал за ним по пятам, да так близко, что Скалли чувствовал затылком горячее дыхание ирландца. Земля начала смыкаться над головой, давя, сжимая и вызывая приступ удушья. Дрю хотелось упасть и свернуться в плотный шар, чтобы не дать густой тяжелой темноте вытянуть из него жизнь. Но он продолжал бежать.
Наконец Дрю увидел Джере. Потная, бугрящаяся мышцами голая спина блестела в свете фонаря. Должно быть, брат услышал шум, поскольку повернул голову в тот момент, когда замахнулся, чтобы ударить по головке бура, и его улыбка замерцала на темном овале лица.
–Джере, нет!– заорал Дрю.Он с ужасом наблюдал, как брат повернулся обратно к каменной стене, и молот начал опускаться. Казалось, Джере двигался со странной медлительностью, будто опускал молот сквозь загустевший, как патока, воздух. Дрю понадеялся, что еще сумеет остановить брата, если доберется вовремя, поэтому попытался махом преодолеть пространство, до сих пор разделявшее их с Джере. Но внезапно споткнулся о кучу отбитой породы, подвернул колено и с резким грохотом завалился на бок.
Дрю увидел, как мимо пробежал Коллинз, а в следующее мгновение молот Джере достиг своей цели. Языки пламени вырвались из стены забоя, сопровождаемые вспышкой ослепительно белого света. Осколки породы вылетели из черной дыры в земле, и взрыв хлопнул по ушам резким ударом грома.
Дрю распахнул глаза в темноте, густой и кромешной, как мрак преисподней, и закричал бы, если бы мог дышать. Скалли почувствовал, как вокруг него движутся камни, после чего свет полудюжины карбидных и керосиновых ламп прогнал темень прочь. В воздухе клубился дым, и сверхъестественная тишина заткнула его уши. Дрю повернул голову и увидел раздробленную кость, пронзающую окровавленную плоть его руки, но, что странно, боли при этом не ощущал. Он не чувствовал ничего, кроме бешено колотящегося сердца. И крика. Дрю чувствовалкрик, словно тот был тонкой проволокой, за которую кто-то дергал.
Скалли втянул в себя загрязненный воздух. Прозрачная пелена начала спадать с его глаз. Он увидел красные, пористые, мокрые куски чего-то, забрызгавшего всю горную породу и землю вокруг. И в следующее мгновение понял, что смотрит на то, что осталось от человека. Коллинз...
«Пожалуйста, Боже, пожалуйста, пусть это будет Коллинз».
Кто-то склонился над ним. Дрю моргнул и сфокусировал зрение на крысиной физиономии Кейси О'Брайана, их командира.
– Мой брат? – прохрипел Дрю, задыхаясь от дыма.
Начальник шахты что-то сказал, но Дрю не услышал. Он заставил себя посмотреть на место, где в последний раз видел Джере, и брат по-прежнему был там. Не разнесенный на кровавые кусочки по всему туннелю. Но раненый – Дрю видел его перебитые ноги. Но Джере был жив, слава Богу. Пока еще жив...
Чья-то рука прикоснулась ко лбу Дрю. Он наблюдал, как шевелятся губы О'Брайана, хотя по-прежнему ничего не слышал.
– Гребаная шахта, – просипел Дрю. Он вытянул здоровую руку и схватился за рубашку мужчины, который должен был предупредить их о заложенном заряде, и резким движением притянул к себе голову О'Брайана, пока не убедился, что командир видит его глаза. – За это мы требуем оплату как за целый день, чертов ублюдок.
ГЛАВА 27
Вдова Сэма Ву пошатнулась,водрузив на плечи тяжелое коромысло. Корзины с бельем яростно закачались на цепях, прикрепленных к концам соснового шеста, отчего тот глубже врезался в ее плоть.
Сузив глаза от хлеставшего по лицу снега, Эрлан зашагала по дороге против ветра. Надетые на ней хлопчатобумажные штаны и коротенькая стеганая куртка были того же белого цвета березовой коры, что снег и небо. Белый – цвет траура – Эрлан будет носить следующие три года.
Миссис Ву несла двухмесячного сына Сэмюэла в сплетенной из соломы перевязи, свисающей на грудь с полоски ткани, обернутой вокруг шеи. Пробираясь через волнистые борозды грязи и снега, китаянка один раз поскользнулась, и коромысло зашаталось, соскальзывая с плеч, из-за чего она чуть не упала на колени .
Эрлан медленно и неуклюже продолжила путь между лачуг, в которых жили китайцы – целого поселения внутри города Радужные Ключи. Проходя мимо ресторанчика, в котором готовили китайское рагу чоп-суи,она учуяла запах жареной свинины и услышала стук костяшек маджонга, доносящийся из игровой комнаты. Увидела пар, струящийся из щели в окне чайного домика. Его вывеска, написанная позолоченной и ярко-красной красками, громко хлопала на ветру. Эрлан миновала магазинчик с лечебными травами, уважительно кивнув стоящему у окна иглоукалывателю Питеру Лингу. Он был последним, кто звал её замуж.
Хотя Эрлан и овдовела, а значит, носила клеймо невезучей, она получила много предложений руки и сердца за четыре месяца со дня смерти Сэма Ву. И не все ее поклонники были холостяками. У многих остались жены в Китае, но иммиграционные законы запрещали женам и наложницам присоединяться к мужчинам, поэтому те и искали себе новых женщин, чтобы получать от них утешение в добровольной ссылке.
Эрлан остановилась перед черными лакированными дверями китайского храма, сняла с плеч коромысло и поместила корзины под свес крыши, хотя белье и было накрыто кусками промасленной клеенки, чтобы не запачкалось. Она стряхнула снег со штанов, поправила соломенную шляпу и скользнула внутрь святилища.
От ворвавшегося холодного воздуха огоньки свечей задрожали в круглых голубых шелковых фонарях и заколыхались развешанные по стенам красные свитки. С уважительно опущенной головой Эрлан приблизилась к алтарю с пятью божествами, вырезанными из дерева и облаченными в ярко-красные шелковые платья и позолоченные головные уборы. Жертвенные чаши для риса и курящиеся благовония стояли у ног идолов. Сэмюэл захныкал, пиная мать в грудь крошечными ножками, и Эрлан погладила его по голове, чтобы успокоить. Она поклонилась богам и зажгла палочку фимиама.
– Пожалуйста, – молилась китаянка. – Пожалуйста, облегчите страдания моего анчинтэ чурен. Научите его мудрости, благодетельному терпению и привнесите мир в его душу.
Статуи смотрели на нее пустыми невидящими глазами. Но с другой стороны, зачем китайским богам вмешиваться в жизнь фон-квея? Пожалуй, правильнее отправиться в храм его Господа Иисуса и помолиться там. Но мысль о том, чтобы войти в белое здание с остроконечной крышей пугала ее. Кто знает, что за демоны живут в том доме?
Прорицатель установил свой столик у дверей храма. Когда, переступив порог, Эрлан проходила мимо, он затряс перед ней своей коробочкой с палочками, пытаясь соблазнить ее возможностью узнать судьбу. Но Эрлан уже знала свое будущее: она собиралась домой.
Направляясь к другому зданию, китаянка боролась со снегом и ветром, и наконец снова остановилась. Рядом с дверью висел ряд колокольчиков, которые зазывно и радостно звенели на ветру. Что как раз уместно, подумалось Эрлан, поскольку здесь располагался дом удовольствий.
Прежде чем миссис Ву постучала, дверь распахнулась. Ах Той открыла рот и с притворным удивлением ударила ладонями по щекам.
– Aйя!Какое удовольствие принимать посетителей в моменты, когда чувствуешь себя такой одинокой!
Ах Той частенько присматривала за Сэмюэлом, пока Эрлан доставляла белье клиентам, особенно в плохую погоду. Но просить что-то обременительное у друга, который не может отказать – некультурно, поэтому девушка для удовольствий спасала Эрлан от смущения тем, что притворялась, будто именно миссис Ву делает ей одолжение.
– Нам приятно приходить сюда, чтобы скрасить ваше одиночество, – ответила Эрлан, следуя правилам приличия. – Но ты уверена, что не занята сегодня днем, старшая сестра?
– Совсем не занята, – заверила Ах Той, поклоном приглашая гостью войти. – Докучливый Ах Фук хотел сегодня пожаловать, но я сказала ему не приходить. Он заставляет слишком много трудиться за мои три доллара. У него яички как у комара и сухой старый корень, который никакие подстегивания не поднимут.
Ах Той помогла Эрлан снять с плеч коромысло. Миссис Ву вытащила Сэмюэла из перевязи, и, засюсюкав, обе женщины на мгновение склонились над ним, прежде чем мать положила ребенка в белую плетеную люльку рядом с печью в гостиной. Колыбель выглядела чужеродно среди восточной лакированной и отделанной парчой мебели.
Ах Той выдвинула красный лакированный стул из-под такого же стола и жестом пригласила Эрлан сесть.
– Я так ждала, что ты осчастливишь посещением мой никчемный дом, что уже налила чай. Вот глупая. Надеюсь, он не остыл.
Эрлан сделала глоток и заверила хозяйку, что напиток замечательный. Ей нравилось приходить в дом Ах Той, поскольку тот был обставлен богато, словно гробница. Изделия из бронзы и фарфора, нефритовые резные фигурки, вазы из слоновой кости, отделанные расписной эмалью сундуки и картины-свитки. И запахи сандала и ладана, а иногда сладкий опиумный душок.
Ах Той занимала высокое положение в китайском сообществе, поскольку одним из обслуживаемых ею клиентов был Одноглазый Джек, который, как говорили многие, являлся самым богатым джентльменов в Радужных Ключах. В Китае таким состоятельным и влиятельным мужчиной зачастую был местный полководец, которого все боялись. Человек, внушающий страх, безусловно, достоин уважения, и всех, кто ему служит, тоже следует почитать.
Ах Той не была такой уж красавицей, но обладала изящным лицом, с которого не сходила улыбка. Сегодня китаянка была наряжена как принцесса в платье темно-синего цвета с вышитыми пионами, а ее волосы украшали гребни в форме морских раковин.
И сейчас Ах Той, улыбаясь, склонилась над люлькой, чтобы потрясти нефритовыми бусами перед лицом Сэмюэла.
– Так значит, ты принесла эту бесполезную маленькую блошку, чтобы она развлекала меня весь день! – воскликнула Ах Той преувеличенно громким голосом, каким обычно произносят комплименты.
Сэмюэл забулькал, пытаясь схватить бусины.
– Какой же ты уродливый маленький червячок!
Эрлан улыбнулась. Китайцы всегда называли сыновей уничижительными именами, вставляли в их уши тоненькие золотые колечки и вплетали в волосы ленты женского голубого цвета – и все для того, чтобы обмануть ревнивых богов, убедив их, будто этот ребенок – никчемная девчонка, дабы те не забрали драгоценного мальчика к себе в мир духов .
Эрлан провела еще несколько минут, потягивая чай и болтая с Ах Той, после чего отодвинула стул и встала, скривившись, когда боль пронзила ноги. Ступни были уже стерты, хотя не прошло и половины дня.
А снаружи усилился снегопад и похолодало. Ледяная глазурь покрыла все поверхности, отчего передвигаться пешком стало ещё опаснее. Поднимая коромысло, Эрлан застонала. Оно было таким тяжелым, что часто оставляло на ее плечах рубцы и синяки после долгого дня. Все тело бедняжки ломило после многих часов, проведенных в сгорбленном положении над корытом и гладильной доской. Китаянка никогда не думала, что будет так сильно скучать по лавочнику Ву. Ей не хватало его нежного обращения, бесконечной доброты и даже чудачеств – как, например, его стремления сделаться стопроцентным американцем янки-дудль-денди.
О, Эрлан громко плакала у гроба мужа три дня и три ночи, как и положено. И хотя у нее не было денег на подобающие похороны, она сделала все возможное, чтобы оказать Сэму Ву честь. Сожгла множество ароматических палочек со сладким запахом, дабы умилостивить богов, и ритуальных банкнот, нарисованных на красной бумаге, чтобы покойник мог вручить подношение правителю ада Яньло-Вану, откупаясь от наказания, и достойно жить среди духов. А два месяца спустя судьба подарила им сына. Сына, который будет жить, питая дух отца в мире теней.
Но те тысяча сто шестьдесят долларов, которые Эрлан хранила под кроватью в коробке из-под обуви, исчезли. Были унесены злым ветром в прерии или украдены черепашьими отпрысками – да будут их предки прокляты десять тысяч раз. И миссис Ву пришлось начать все сначала, чтобы заработать деньги на дорогу домой. Заработать деньги здесь, где китайцев презирали и третировали. В этой пустой земле, где места хватало для всех, кроме них.
Открытие прачечной представляло собой одно из немногих дел, дозволенных китайцам и требующих небольших затрат. Достаточно было купить мыло, лохани, утюг и стиральную и гладильную доски. Но в прошлом году городской совет издал постановление, что все прачечные должны платить по пятнадцать долларов в квартал за лицензию. Это называлось китайским налогом, поскольку немногие белые согласны были заниматься такой работой. При расценках два доллара за дюжину, Эрлан должна была прокипятить и прогладить девяносто рубашек, только чтобы внести проклятый налог.
Она лежала ночью без сна, подсчитывая в уме, дабы определить, сколько времени ей потребуется, чтобы собрать достаточно денег на билеты домой для себя и сына. По крайней мере ей больше не нужно возвращать Сэму Ву выкуп за невесту. Она заплатит свой долг другим способом – тем, что заберет с собой его кости и похоронит их в земле Китая, там, откуда муж был родом.
Внезапно Эрлан получила по шее снежком, пославшим дрожь по коже из-за попавших под воротник стеганой куртки ледяных кристаллов. Она повернулась так быстро, что чуть снова не поскользнулась. За углом одной из шахтерских лачуг промелькнула тень, после чего Эрлан услышала издевательскую детскую дразнилку: «Китаеза, китаеза, в смолу перья окунем, он из города бегом!»
Эрлан покинула китайский район и находилась сейчас в «Уголке Дублина». Запахи здесь были другими: бекон, бобы и кофе. Но лачуги – такими же, сколоченными из старых крепежных балок и досок, натасканных из мусорных куч возле шахты.
Китаянка остановилась перед одной из таких хибар, и дверь опять широко распахнулась, прежде чем гостья успела постучать.
На пороге стоял Дрю Скалли. Он мгновение смотрел на нее, после чего кивнул и жестом пригласил войти. Его левая рука висела на перевязи, но в правой было достаточно силы, чтобы снять тяжелое коромысло с плеч Эрлан и осторожно поставить корзины на пол.
– Как он? – прошептала она.
– Пьян.
– Уже?
– «Уже» – неверное слово, миссис Ву. Он не просыхает с тех пор, как это случилось. Но с другой стороны, нельзя винить мужчину, который не желает благодарить Бога за то, что остался жить совершенно слепым. – Дрю провел рукой по губам, будто мог стереть горький привкус этих слов. – Он хочет, чтобы весь мир сдох, и в первую очередь он сам.
– Дрю! – проревел голос из задней комнаты, хриплый, горький и гневный. – Скажи ей, чтобы проваливала отсюда, слышишь, брат? Я не хочу ее видеть... Видеть. – Джере рассмеялся, но смех походил на звук рвущейся тряпки. – Проклятье! Проклятье!
– Я сказал ему, что вы придете, – прошептал Дрю. – Думал, так будет лучше. Он склонен к... насилию, когда удивляется. Несколько недель назад доктор окончательно снял бинты. – Ком встал в горле, и Дрю пришлось замолчать, чтобы проглотить его. – Зрелище не из приятных. – Дрю отвернулся, усиленно заморгав. – Уверены, что справитесь, если пойдете к нему одна?
– Это было ваше предложение, мистер Скалли.
Дрю глубоко вдохнул.
– Верно. Тогда я ухожу. Если он попытается вас убить...
– Не попытается, – сказала Эрлан. Она знала это наверняка, хотя ни в чем другом такой уверенности не испытывала. Джере – ее анчинтэ чурен, нежный великан-защитник, и он никогда не станет пытаться ранить ее.
В тот единственный раз, когда она видела Джере после несчастного случая, он лежал без сознания, а вся верхняя половина его лица была забинтована. А потом он упросил брата не пускать ее. Сейчас же они с Дрю Скалли вместе придумали этот план. Эрлан лишь надеялась, что задумка не станет ошибкой, поскольку не смогла бы вынести, если бы причинила Джере еще больше боли после всего, что он уже пережил.
Китаянка подождала, пока за Дрю закрылась дверь, и выкрикнула вежливое приветствие мужчине, находившемуся в задней комнате. Но пошла к нему не сразу. Эрлан принесла с собой немного травяного чая из жасмина, коры дикой вишни и корня бересклета и принялась заваривать его на маленькой кухонной плите. Ожидая, пока закипит вода, вдова Сэма Ву разговаривала с Джере. Она рассказывала о Сэмюэле, о том, как малыш научился переворачиваться и как только на прошлой неделе громко рассмеялся. Рассказала и об ожерелье из красного нефрита, которое Одноглазый Джек подарил Ах Той.
Поделилась забавной историей о Поджи и Нэше, которые на прошлой неделе напились в «Шпалоукладчике» и попытались поймать скунса.
Джере ничего не говорил. Но каждый раз, когда Эрлан останавливалась, чтобы сделать вдох, Скалли цыкал, и эти звуки напоминали чавканье лошадиных копыт по грязи.
Она процедила чай, вылила в пиалу и теперь больше не могла откладывать момент встречи.
Окно было зашторено, а лампа не горела, поэтому в комнате было темно. Джере сидел в плетеном кресле-качалке спиной к двери. Его растрепанные волосы свисали до плеч. В застоявшемся воздухе пахло кислятиной, а синюю полотняную рубаху мужчины покрывали пятна жира и застарелого пота. Подойдя к нему, Эрлан пожалела, что на ней не оперная маска. А затем вспомнила: Джере не может её видеть.
Когда-то его улыбка казалась широкой, как Лунный мост, но сейчас пропала. Когда-то он обладал силой десяти тигров, а теперь сидел на стуле целыми днями, позволяя мышцам дрябнуть и обвисать. Когда-то он был храбр, но сейчас утопил свой дух в виски.
Одна из голых сосновых половиц скрипнула под ногами Эрлан, отчего Джере повернул голову. И она увидела его глаза.
Когда-то его прекрасные глаза напоминали дождевое небо, а теперь на их месте были уродливые рубцы плоти.
Эрлан попыталась пошевелить губами и языком, что-то сказать ему, но не смогла.
Она сделала к Джере шаг, затем еще один. И протянула мужчине пиалу с чаем, ожидая, что тот возьмет ее, но опять вспомнив, что он слеп, чуть не всхлипнула вслух.
Миссис Ву подняла с его коленей сжатую в кулак руку, ту, которая не обхватывала бутылку виски, и приложила чашку к костяшкам пальцев.
– Убирайся! – прорычал Джере и выбил пиалу из ее руки. Посудина разбилась о стену, забрызгав побеленные доски темными пятнами чая. – Проваливай отсюда, китайская сука, и оставь меня к чертовой матери в покое!
* * * * *
С трудом переставляя ноги и прижимая левую руку к груди, Дрю Скалли шагал по заснеженной дороге. В такую погоду кость болела как гнилой зуб. В первый раз перелом неправильно сросся, поэтому его руку заново ломали и накладывали гипс. Дрю даже не хотел думать о том, что будет, если кость снова срастется криво. Хорошо, что повреждена левая рука.
Желтый свет лился из окон салуна «Шпалоукладчик», оттуда же доносились бряцающие переливы банджо. Дрю сам отстоял не дальше прыжка блохи от того, чтобы зайти на огонек и купить себе выпить, а затем еще и еще. Присоединиться к брату в сладком, притупляющем боль утешении из бутылки.
Проходя мимо мясной лавки, Дрю отвернулся от свисающих с железных крюков на витрине кровавых кусков мяса. Один из шахтеров сказал Дрю, что в квершлаге, где взорвался заряд, пришлось посыпать негашеной известью, прежде чем возобновлять там работы.
Никакая сила на земле не вернет Дрю обратно в шахты. Страх в нем был таким сильным, что сейчас Скалли постоянно ощущал его. Ощущал вкус динамита и крови, и черной дыры в земле.
Дрю с трудом поднимался по холму сквозь падающий снег. Повернув на тропинку, ведущую к дому управляющего шахтой, он прошел мимо галдящей очереди мужчин, нанимающихся на работу. Соискателей было много. В последнее время на «Четырех вальтах» больше увольняли, нежели набирали новых горняков. Ходили слухи, будто залежи серебра исчерпались.
Рудничная контора занимала маленькую лачугу рядом с бараком-раздевалкой. Дрю спросил секретаря, сидящего за сделанным из пустых ящиков из-под динамита столом, можно ли увидеть управляющего. Служащий сказал ему присесть и подождать.
Скалли сел и оглядел комнату, заваленную образцами горной породы, холщовыми сумками, футлярами для хранения карт, сломанными часами и прессами для золотых самородков. Стены покрывали чертежи забоев, геологические карты и непристойные картинки из «Полис газетт». В помещении было холодно, но Дрю чувствовал, как по боку бежит ручеек пота.
Полчаса спустя секретарь поднялся и вышел из комнаты через входную дверь. Дрю встал и прошел через заднюю дверь, которая, как он предполагал, вела в кабинет управляющего. Скалли даже не постучался.
Владелец шахты сидел в кожаном кресле с высокой спинкой за столом из красного дерева. За его спиной висела вешалка из оленьих рогов о шести отростках. Высокие напольные часы, по циферблату которых как по орбите перемещались планеты, звезды и кометы, громко мерно тикали.
