Текст книги "Сердце Запада"
Автор книги: Пенелопа Уильямсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)
Она потянулась, зарываясь пальцами ног в толстый турецкий ковер. Ханна любила эту комнату – хотя с красными шелковыми обоями и резной кроватью с балдахином, спальня выглядела как помещение борделя. И это так и было, пока Ханна не купила дом, но с тех пор комната стала просто комнатой. В собственном доме новой хозяйки, где та жила одна. За пятнадцать месяцев в Радужных Ключах этот ковбой стал первым мужчиной, которого Ханна впустила в свою жизнь, в свою постель.
Ханна подняла голову и взглянула в зеркало. Она увидела свое лицо, а за ним отражение мужчины, лежащего на ее кровати.
Его взгляд встретился в зеркале с ее. Жесткий, почти жестокий, возбужденный взгляд, одновременно волнующий и пугающий. Ханна отвела глаза. Зак не беспокоился о вещах, которые можно разбить – например, о сердцах – и занимался любовью с отчаянным голодом, будто завтра мог умереть. Она улыбнулась, шагнув к нему.
– Ханна, – выдохнул мужчина.
И уложил ее подле себя. Его губы и руки медленно двигались по ее животу. Потом достигли татуировки в виде розы на внутренней стороне бедра. Его язык, горячий и шершавый, исследовал каждый лепесток, повторил изгиб стебля и зарылся в густой треугольник волос. Наслаждение… Она забыла, что это удовольствие могло быть как подарено, так и продано. В течение двух лет Ханна подвизалась проституткой, торгуя своим телом в Дедвуде. Там она снимала хижину, в которой кроме кровати почти не имелось мебели. Ее имя было выжжено на деревянной табличке над дверью. Конечно, не настоящее имя. То, которым она назвалась… Рози.
Мужчина подтянулся выше, чтобы снова поцеловать Ханну в губы и дать ей ощутить вкус ее собственного естества, оставшийся на его языке. Ей нравилось ощущать его тяжесть. Ее грудь сжималась от теплой неуловимой сладости. Прошло так много времени в тех пор, как она находилась в объятиях истинного любовника, с тех пор, как к ней прикасались с нежностью.
Но внезапно Ханна больше не смогла выносить это. Задыхаясь, она разорвала поцелуй.
– Что ты делаешь здесь, Рафферти?
– Неужели до сих пор не поняла? Наверное, мне нужно усердней стараться. – Он лизнул середину ее щеки, где при улыбке появлялась ямочка в форме полумесяца. – У тебя такая улыбка, ради которой мужчина отправился бы в ад, дорогая.
– Тебе не пришлось отправляться за ней в ад, только до Радужных Ключей.
Рафферти скатился с нее, скользнул одной рукой ей за спину и прижал Ханну к себе.
– Ты здесь уже три дня, – сказала она и разворошила пальцами волоски на его груди. – Довольно долго прохлаждаешься вдали от своего ранчо, в такое-то время года.
Под ее рукой широкая грудная клетка поднялась и опала от глубокого вздоха.
– Мой брат вернулся из Бостона и привез с собой жену, которая превратила жизнь на ранчо в кромешный ад. Я мигом понял, как она все обернет. «Вытирайте ноги, прежде чем войти в дверь, снимайте в доме шляпу, ешьте маленькими кусочками, будто не голодны, и ничего не называйте дерьмом, даже если оно воняет».
Слова Зака казались справедливыми, но Ханна уловила в сказанном оттенок беспокойства. Возвращение его брата в Радужные Ключи с женой на буксире тревожило и ее. Возможно, поскольку миссис Гас Маккуин была лишь первой ласточкой среди тех, кто скоро составит целую стаю респектабельных клуш, снизошедших до этого захолустья только ради того, чтобы возмущенно ткнуть пальцем в Ханну Йорк и назвать ее бесчестной падшей женщиной.
Что ж, да, Ханна Йорк низко пала, но она сумела вновь подняться. Сейчас она – хозяйка заведения, и не важно, что это заведение салун и бывший публичный дом. И пусть все благовоспитанные дамочки со вздернутыми носами и накрахмаленными корсажами отправляются в ад, а миссис Гас Маккуин пусть возглавит процессию.
ГЛАВА 5
Клементина остановилась под звенящими колокольчиками лавки Сэма Ву, позволяя глазам привыкнуть к полумраку. Сегодня в помещении пахло копченым мясом, новой обувью и капавшим из крана деревянной бочки уксусом.
Сэм Ву навис над прилавком. Между его расставленных локтей лежал раскрытый свадебный каталог. Зеленый козырек и очки скрывали верхнюю часть его лица, но Клементина увидела, что губы торговца растянулись в подобие улыбки. А может, и в гримасе разочарования.
– Господи Боже, миссис Маккуин! – В жестком бумажном воротничке и черных сатиновых нарукавниках хозяин лавки походил на чопорного священника. – Какой приятный сюрприз!
– Добрый день, мистер Ву, – сдержанно кивнула она, стараясь скрыть внезапный мучительный приступ застенчивости. – Я… – Клементина полезла в карман плотно облегающей баски [10]10
Баска– широкая оборка или волан, пришиваемые по линии талии к лифу платья или кофты. Кофта с такой оборкой.
[Закрыть]. – Мне нужно отправить письмо, и муж сказал, что вы можете…
– Сделать это для вас. Конечно, конечно.
Сэм Ву снял с головы зеленый козырек и заменил его голубой кепкой из саржи.
Затем отправился за маленьким решетчатым ящиком в конец устроенного на бочках прилавка, накрытого облезлым плакатом виски «Бутон розы». Клементина просунула письмо между прутьями решетки.
– И я также хочу кое-что приобрести.
Сэм Ву попробовал поданную золотую монету на зуб, поднес ее к свету окна, словно сомневаясь, не поддельная ли.
– Откуда у вас такие деньги?
– Перед самым отъездом из Бостона я ограбила банк. Пожалуйста, пять фунтов муки и один фунт коричневого сахара. Ковш свиного жира и по паре банок консервированной кукурузы и помидоров. Свежих яиц…
– Яиц, к сожалению, нет.
– И консервированного молока. Десять банок.
В узеньких глазах отразилось понимание.
– Боже правый! А Гас Маккуин знает, что вы задумали?
– Пока нет. Но не сомневаюсь, что кое-кто ему непременно скоро расскажет.
– Нет-нет, только не я, мэм. – Смеясь, Сэм Ву покачал головой. Его дробное булькающее хихиканье напоминало смех ребенка. – Этот китаец – не любитель индейцев, но и не сумасшедший, и не доносчик.
Он снова сменил головной убор на зеленый козырек занятого коммерсанта. Вытряхнул свечи из почти пустого ящика и начал заполнять его заказанными продуктами, бормоча себе под нос на смеси английского и, наверно, китайского.
Клементина оглядела магазин и отметила новинки в огромном разнообразии товаров – зловонную связку буйволовых кож, привезенную Энни-пятак, банки желе из белого винограда, тканый ковер…
К ней подошел Сэм Ву с полным ящиком продуктов. Его лицо кривилось от беспокойства.
– Вы собираетесь совершить, миссис Маккуин, очень милосердный поступок. Но, Боже Всемогущий, умным его не назовешь. Прямо сейчас на извозчичьем дворе Змеиного Глаза проходит собрание. Многие хотят вооружиться и повесить… кое-кого.
Торговец передал ей ящик, и Клементина пошатнулась от тяжести. Она рассчитывала, что китаец предложит донести покупку, но Сэм Ву поджал губы и отступил за прилавок.
У двери Клементина остановилась.
– Мистер Ву, а почему вы не на собрании?
– Этот китаец не сумасшедший, – сказал он. И на сей раз не рассмеялся.
* * * * *
Несмотря на яркое солнце, день был прохладным, однако вскоре Клементина, пробирающаяся по грязи с тяжеленным ящиком в руках, побагровела и тяжело задышала.
Она огляделась. Холм в форме тульи шляпы, от которого и получил свое название округ Танец Дождя, четко выделялся на фоне голубого неба. Его пустынные склоны покрывали кофейного цвета насыпи, обозначающие входы в шахты, за редким исключением заброшенные. Рядом с одним из отвалов Клементина разглядела табличку с выведенным неровными буквами названием «Четыре Вальта». Прогнившие стропила окаймляли дыру в красной земле, из которой торчала ветхая полуразвалившаяся лебедка. Эта шахта не выглядела так, будто в ближайшее время принесет целое состояние.
Взгляд Клементины переместился к типи, золотисто-белой в лучах весеннего солнца. От палатки отделяла несущаяся с горного склона бурная река. Шаткий мостик из камней и старых бревен соединял берега в месте, где поток огибал осиновую рощицу. Придется перейти речку по мосту и приблизиться к типи на виду у всех обитателей Радужных Ключей.
У Клементины закололо в спине, и она оглянулась через плечо. Называемое улицей болото обезлюдело. Повозка, в которой Клементина с Гасом приехали в город, стояла покинутая перед извозчичьим двором. Большие раздвижные двойные ворота сарая были закрыты. Гас, Змеиный Глаз и другие мужчины собрались там внутри и замышляли линчевание.
Клементина сошла с дороги на узкую тропинку, ведущую через маленькое городское кладбище. Грубые деревянные кресты покосились и прогнили от непогоды. На недавно установленном кресте висела пара сапог мужского размера. Клементина не замедлила шаг, чтобы прочесть выжженное на дереве имя: она и без того знала, кто здесь покоится – шотландец Макдональд, убитый угонщиками скота.
Когда Клементина ступила на мост, каблук угодил в трещину. Колено подогнулось, и она чуть было не упала. С губ сорвался странный звук, похожий на предсмертный писк придушенной птицы. «Не паникуй, – убеждала себя Клементина. – Тебя не убьют при свете дня на виду у всего городка».
Она медленно подошла к индейскому лагерю. И когда не увидела поблизости пегого пони, дыхание слегка успокоилось. Ветер прекратился. Бледный дым от костра завитками поднимался в небо. Осиновые листочки подобно серебряным каплям трепетали на солнце, отбрасывая неровные тени на покрывающую землю у входа в типи старую подстилку из буйволовой кожи и сидевшего на ней маленького ребенка. Клементина остановилась у края подстилки и попыталась заглянуть внутрь сквозь щель в конусообразной палатке. Выгоревшая кожа была разрисована странными картинками.
– Есть кто-нибудь? – позвала она.
Никто не откликнулся. Малыш засунул четыре пальца в рот и уставился на нее широко распахнутыми темными глазами.
Клементина поставила ящик с едой на землю и опустилась на колени рядом с ребенком. От кожаной подстилки несло прогорклым запахом древесного дыма и застарелого жира. Над огнем на крючке, между вбитыми в землю кольями, висел кипящий чайник.
– Привет, милая, – сказала Клементина. Было трудно определить наверняка, но она предположила, что это девочка. Миссис Маккуин наклонилась к малютке так, что они очутились нос к носу, и увидела собственное отражение в зеркальце в картонной оправе, висевшем на шее ребенка на кожаном шнурке. Щечки малышки были пухленькими, но тельце выглядело исхудавшим. На ней были надеты штаны из оленьей кожи и голубая ситцевая рубашечка, любовно расшитая бусинами и окрашенными иглами дикобраза.
– Где твоя мама? – спросила Клементина. Ребенок продолжал таращиться на нее, даже не смаргивая ползавшую по уголку глаза муху. Клементина отогнала насекомое. – Ма-ма, – повторила она.
Малышка вытащила изо рта пальцы и взглянула в сторону реки. Клементина неуклюже поднялась на ноги, борясь с плотно прилегающими тяжелыми сатиновыми юбками.
Мать ребенка уже спешила к ним. Ярко-красное пончо хлопало по коленям, ноги закрывали отделанные бахромой высокие мокасины, украшенные бусинами, перьями, лосиными зубами и лоскутами яркой ткани – даже более красочное полотно, чем лоскутное одеяло в лавке Сэма Ву. Индианка несла протекающее ведро, из которого капала вода, оставляя на грязи круглые пятна.
Она увидела Клементину и в нерешительности замедлила шаги. Индианка резко повернула голову, осматриваясь, и при этом стегнула себя по лицу блестящими на солнце иссиня-черными волосами.
– Чего тебе? – крикнула индианка.
– Я принесла немного консервированного молока для малютки.
Женщина прошла мимо Клементины и поставила ведро рядом с костром. Бронзовое лицо не выражало никаких эмоций.
– Она умерла.
– О… Мне так жаль. – Слова прозвучали глупо и бессмысленно, но Клементина не знала, что еще сказать. Индианка безразлично пожала худенькими плечиками, но в темных глазах промелькнула вспышка боли.
– Мой мужчина не одобрит, что ты пришла.
Клементина кивнула, и у нее снова внезапно пересохло во рту от страха. Она шагнула в сторону и натолкнулась на один из кольев. Чайник закачался, выплескивая подливку в огонь. В этой посудине, наполненной кусками мяса, тушилось густое рагу. Ради безопасности Джо Гордого Медведя Клементина надеялась, что там оленина, а не говядина.
Она подняла глаза и встретилась с настороженным взглядом хозяйки типи.
– Предупреди своего мужчину, чтобы он не разъезжал с преступником Железным Носом, иначе его поймают и повесят.
Темные глаза индианки округлились.
– Джо не убивал того белого человека, и его отец тоже не убивал. Ох, они, может, и крадут коров время от времени, но…
Ее голова повернулась на топот копыт, и в лучах солнца сверкнул нательный крестик. Пегий пони выскочил из осиновой рощи, мчась прямо через излучину реки и разбрызгивая во все стороны блестящие капли.
Индианка схватила Клементину за руку и подтолкнула к мосту.
– Уходи!
Но Клементина успела сделать всего два шага, как перед ней уже вырос индеец. Джо резко осадил пони, так что ошметки грязи из-под копыт попали на юбку гостьи, и соскочил с седла, преграждая Клементине путь. Его жена закричала, и он грубым гортанным голосом что-то гаркнул ей в ответ, отчего индианка застыла на месте.
Сегодня Джо выглядел донельзя свирепо в прикрывавших грудь костяных доспехах и с лицом, разрисованным ярко-красными и оранжевыми полосами. Медные браслеты на руках сверкали как солнце. Он был молод, но обладал лицом воина, исполненным гнева и ненависти.
– Решила навестить соседей, белая женщина? – осклабился он.
Жена протянула к нему руку, словно умоляя понять и простить Клементину.
– Джо, не надо… Она принесла молока для ребенка.
Индеец грубо и горько рассмеялся. Он прицельно сощурился, глядя на Клементину, а затем сжал губы, колыхнув перьями на голове, наклонился и смачно плюнул на лиф платья гостьи.
– Это за твою милостыню.
Клементина стояла и дрожала, не в силах пошевелиться. Место, куда попала слюна индейца, горело так, будто плевок прожег все слои одежды до самой кожи.
Губы Джо скривились в злобной ухмылке. Он наклонился к незваной гостье еще ниже, да так близко, что она почувствовала его запах – древесный дым и прогорклый жир, как от подстилки из буйволовой кожи. Индеец поднял руку, и все тело Клементины напряглось, словно опорный шест для палатки. Джо дернул прядь ее волос, выбившуюся из-под полей шляпки. Клементина вздрогнула, когда он потер локон между пальцами, издавая губами легкие чмокающие звуки.
– У тебя красивые волосы, белая женщина. Как созревшая на солнце трава. Хорошее украшение для боевой палицы.
Клементина отпрянула так резко, что чуть не упала, индеец захохотал. Следуя строгому воспитанию, она подняла подбородок и повернулась к невеже спиной, стремясь уйти достойно. Но глубоко внутри ей хотелось помчаться прочь без оглядки.
* * * * *
Ханна Йорк сидела в плетеном кресле-качалке на веранде своего дома, наблюдая, как облака плывут по безбрежной голубой глади неба Монтаны. Сегодня ветер, на удивление, утих и лишь лениво колыхал осиновые листья. И впервые за этот год солнечные лучи несли теплое дыхание лета. С кресла-качалки на крыльце она обозревала весь городок. Ханна наблюдала, как на извозчичьем дворе Змеиного Глаза собираются мужчины, и знала, что те замышляют. Заговорщики заходили по одному и, прежде чем исчезнуть в сарае, оглядывались через плечо.
Ханна увидела, как в город прибыли на повозке Гас Маккуин с женой. Платье миссис Гас Маккуин походило на такие, в каких в гроб кладут. Респектабельный наряд выходного дня: дорогой серый сатин самого высокого качества, драпировки, шлейф и отделка бордовым фаем [11]11
Фай(франц. faille) – плотная ткань с мелкими поперечными рубчиками, образующимися из-за разницы в толщине и плотности основы и утка. Шелковый фай (файдешин) применяют для пошива платьев, знамен, шерстяной фай – для пошива костюмов, платьев.
[Закрыть]. Чтобы разгладить столько складок на юбке, требуется раскаленный утюг и много часов кропотливой работы. Новоиспеченная жена хозяина ранчо зашла в лавку Сэма Ву и когда приподняла шлейф платья, Ханна заметила украшенные пуговицами изящные ботиночки из козьей кожи, а посмотрев выше, отметила сидящую под идеальным углом простую черную фетровую шляпку.
Миссис Маккуин держалась так, будто к позвоночнику привязана каминная кочерга, и одновременно источала достоинство, которому Ханна Йорк так страстно желала подражать.
Спустя несколько минут миссис Маккуин вышла из лавки с тяжелым ящиком, заполненным банками с голубыми ярлыками… Консервированное молоко? Ханна опустила ноги на пол, чтобы перестать раскачиваться, и выпрямилась. Она наблюдала, как жена Гаса покинула город и пошла через кладбище в сторону моста и лагеря метисов на другом берегу реки. Только сумасшедшая решилась бы отправиться в гнездо беззаконных дикарей в одиночку, вооружившись лишь молочными консервами.
Когда Джо Гордый Медведь галопом выехал из-за деревьев, Ханна вскочила на ноги, и с ее губ чуть не сорвался предупредительный крик, но ей удалось вовремя остановиться. Она не такая дура, чтобы в это ввязываться. Кроме того, миссис Маккуин заслужила суровое наказание за свою глупость.
Тем не менее, когда Ханна увидела, что целая и невредимая миссис Маккуин шагает обратно, с достоинством шлепая изящными ботиночками по грязи, из груди вырвался вздох облегчения. Пройдя через кладбище, чужачка остановилась и долго не трогалась с места. Затем вытащила из кармана платок и потерла лиф платья. Покончив с этим, миссис Маккуин скомкала белую ткань и отшвырнула прочь, будто та была осквернена. Затем тщательно заправила выбившиеся светлые пряди под шляпку и медленной величавой походкой двинулась назад к городу.
Ханна словно в забытье пошла и встала за своими воротами на покрытую грязью доску, ожидая, когда настоящая леди, жена Гаса Маккуина, пройдет мимо нее. Она давным-давно узнала и приняла цену, которую заплатила, чтобы быть такой как сейчас, жить своей жизнью.
Ханна с вызовом приподняла подбородок, подготовившись к тому, что миссис Маккуин в ужасе подхватит юбки и скоренько удалится, столкнувшись лицом к лицу с отъявленной грешницей Ханной Йорк.
– Добрый день, миссис Маккуин.
– Миссис Йорк, – вежливо улыбнулась Клементина.
– Я видела, что вы только что сделали, – сказала Ханна, и уголки её губ дрогнули в несмелой ответной улыбке. – Это было очень мило с вашей стороны.
Идеальные светлые брови собеседницы сошлись над переносицей.
– Я пришла слишком поздно. Ребенок умер.
Именно в эту секунду снова задул ветер. Яростный порыв согнул верхушки деревьев и налетел на женщин, затеребив поля шляпки миссис Маккуин. Она прижала шляпку к голове, отчего рукав задрался, обнажая хрупкое запястье и бледную гладкую кожу, похожую на взбитые сливки.
– Вам лучше держаться подальше от Джо Гордого Медведя, – посоветовала Ханна. – У него крайняя форма ненависти ко всему белому.
– Говорят, они с отцом крадут скот.
Ханна пожала плечами. Маккуин и Рафферти продавали большую часть своего скота правительству, которое в свою очередь должно было распределять его в качестве мясного пайка по индейским резервациям. Но не было тайной, что из закупленного правительством мяса в желудки оголодавших краснокожих попадает от силы треть. Скотоводы получали плату, правительство – свою долю, а индейцы – оставшуюся треть, скудные на урожай земли и запрет на охоту. Несправедливо, но такова жизнь.
Под тенью шляпки миссис Маккуин все смотрела на лагерь за рекой. У нее были странные глаза, серо-зеленые, как море с тенью глубоких подводных течений.
– Прямо сейчас на извозчичьем дворе проходит собрание, – сказала она. – Мужчины хотят повесить того юношу… Повесить их всех, если поймают на горячем.
«И твой Гас пойдет в первых рядах»,– подумала Ханна, но промолчала. Ей не было никакого дела до того, что случится с индейцами. И жене Гаса Маккуина тоже должно быть все равно. Но с другой стороны, предположила Ханна, настоящие леди вроде миссис Маккуин могут позволить себе быть милыми и добросердечными.
– Джо Гордый Медведь знает, чем рискует. Если человек стремится утонуть, то найдет способ это сделать даже в пустыне.
– Но что тогда будут делать его жена и ее дитя? Она так молода, сама ещё ребенок.
– Не беспокойтесь об этой скво. Она закаленнее, чем кажется, и, бьюсь об заклад, вряд ли намного моложе вас… Вам лучше идти куда шли, миссис Маккуин. Радужные Ключи, может, и город отбросов общества, но и здесь, тем не менее, есть свои правила. Лучше чтоб никто не видел, что вы разговариваете с такой как я.
– Я буду разговаривать с кем пожелаю, – насупилась Клементина. И хотя ее слова были ребячливыми и наивными, бунтарка с недетским упрямством вздернула подбородок, удивив Ханну. Владелица салуна взглянула на жену Гаса Маккуина по-новому, задаваясь вопросом, не ошибочно ли ее сложившееся мнение о новоприбывшей .
– Хочу спросить, миссис Йорк… – Клементина замолчала, набрала в грудь воздуха и начала по новой. – Не позволите ли вы когда-нибудь, если это, конечно, не причинит слишком много неудобств… Вы разрешите мне вас сфотографировать?
Ханна выпрямилась и настороженно взглянула на жену Гаса Маккуина.
– Зачем это вам?
– У вас интересное лицо. – Изумительная улыбка просияла и исчезла. – Хорошего дня, миссис Йорк. Было приятно побеседовать с вами. Возможно, скоро мы снова сможем встретиться и поговорить.
Оторопевшая Ханна смогла лишь кивнуть. Миссис Маккуин подобрала шлейф и зашагала по дощатой дорожке. Тихо шуршали сатиновые юбки и постукивали каблучки – и смотреть не надо, чтобы угадать: мимо идет леди.
Клементина сделала несколько шагов и внезапно развернулась, двигаясь спиной вперед и удерживая шляпу при очередном порыве ветра.
– Вам нравится новое пианино? – спросила она, перекрикивая шелест осин на ветру.
Ханна сглотнула, будто пыталась проглотить булыжник.
– Я еще не нашла человека, знающего, как с ним обращаться. Шило, прислуживающий в баре, умеет играть только на скрипке.
– Мой отец считал, что музыка, танцы и пение ослабляют дух и ведут к мирской суете и греху. Я бы с радостью как-нибудь послушала чью-то игру на вашем пианино. О, с превеликой радостью.
Миссис Маккуин развернулась и изящной, подобающей леди походкой направилась назад к лавке Сэма Ву. Ханна представила, как закатывает концерт в обновленном «Самом лучшем казино Запада», переступить порог которого не погнушается ни одна приличная женщина. Покрытые кружевными скатертями столы будут уставлены имбирными пирожными и лимонадом, а леди в шляпках и перчатках станут изящными маленькими глоточками элегантно прихлебывать из крошечных фарфоровых чашечек и вежливо аплодировать по завершении минорной интерлюдии. И, конечно, никакого духа борделя… Ох, такому никогда не сбыться…
Ханна хотела рассмеяться, но глаза застили слезы.
Ее дыхание перехватило от чего-то неведомого, что причиняло боль и вызывало непривычное нежное чувство глубоко в груди. Её захлестнула смесь печали, радости и странного сладкого томления, и через минуту Ханна догадалась, что в душе поселилась надежда.
