Текст книги "Сердце Запада"

Автор книги: Пенелопа Уильямсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

Он приподнял шелковую шляпу, и хитрая улыбка свекра сверкнула так же ярко, как бриллиантовые запонки. Клементина и не сомневалась, что за уличным крикуном-провокатором, подстрекающим толпу к погрому китайцев, стоит именно этот интриган. Все то время, что она его знала, Джек Маккуин постоянно подливал масла в огонь забавы ради.

Клементина вся промокла от пота и покрылась красной пылью к тому времени, как остановилась у коновязи возле лавки Ву. Стоя одной ногой на земле, а другой по-прежнему упираясь в подножную доску, она ощутила, как желудок поднялся к горлу. Чтобы справиться с подкатившей тошнотой, миссис Маккуин чуть наклонилась, делая глубокие вдохи.

Клементина медленно распрямила спину, чувствуя озноб и липкость кожи. Мир слегка накренился, а затем занял обычное положение. Она ещё раз глубоко вдохнула, втягивая сухой горячий воздух.

Потом сняла льняной плащи встряхнула его, и тонкая завеса красной пыли поплыла подобно туману. Движение потревожило жужжащих над уличным навозом мух, и те черным облаком взвились к её лицу. К горлу снова подступила тошнота.

Жара прожигала насквозь подошвы полусапожек Клементины, когда она шагала по дощатому настилу. Пришлось высоко поднимать юбки над табачными плевками, размазанными на беленых досках. Дамский Клуб убедил отцов-основателей городаиздать указ, запрещающий плевать на дощатые общественные дорожки, но до сих пор ему никто не подчинялся, да никто и не заставлял соблюдать сей акт.

Добравшись до белых ворот Ханны, Клементина снова остановилась, чтобы справиться сочередной волной головокружения. Она так сильно схватилась за деревянную штакетину, что загнала занозу сквозь перчатку.

– Клементина! – Ханна спешила по дорожке, шурша маково-красными юбками. – Я уж думала, что ты на этой неделе не приедешь. Боже, подруга. Ты выглядишь так, будто того гляди грохнешься в обморок.

– Это все из-за жары.

– Разве это не ужасно? – Прищурившись, Ханна посмотрела на небо. – Господи, грехи наши тяжкие, да в этих облаках дождя не хватит даже чтобы затушить свечку. Пойдем в дом. Не обещаю, что внутри будет намного прохладнее, но там, по крайней мере, сможешь посидеть.

Клементина обернулась и сквозь мерцающую рябь жары посмотрела на свою повозку и лавку Ву. Мешки с картошкой и бочки с засоленной свининой и скумбрией были с военной точностью выстроены в ряд по обеим сторонам двери. С тех пор как Сэм женился, товары в его лавке стояли так же ровно в линию, как прямой след от повозки с едой .И как раз в этот момент, прокладывая путь беременным животом, на улицу вышла Эрлан.

«Мое ожидаемое счастье» – именно так китаянка называла своего еще не родившегося ребенка.

Клементина осознала, что Ханна говорит с ней.

– Что?.. О, нет, сначала я должна выгрузить масло и яйца, пока они не испортились. И сегодня я правда не могу попусту тратить время. Нужно вернуться домой до темноты, иначе Гас начнет беспокоиться.

Тем не менее Клементина задержалась на мгновение, поскольку должна была кое-что сказать Ханне и боялась, что позже такой возможности не представится. Миссис Маккуин чувствовала, как горят щеки, и знала, что это не только от жары. Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

– Ханна... то средство против зачатия, которое ты дала, кажется, не помогло. Я снова в тягости.

– О, дорогая... – Ханна обняла подругу за талию, и Клементина прижалась ней, как ребенок, ищущий утешения. – Черт бы побрал Гаса Маккуина! – воскликнула миссис Йорк. – Когда же до этого кобеля наконец дойдет, что он не должен взбираться на тебя каждый раз, едва ему приспичит?

Клементина напряглась и отстранилась от нее.

– Ты не имеешь праватак говорить, Ханна Йорк.

Щеки Ханны вспыхнули, но она не извинилась. Они с Гасом постоянно плохо отзывались друг о друге.

– Я лишь хотела сказать, что он не бережет тебя, постоянно делая себе детей.

– Они также и мои дети. – Клементина закусила губу и отвернулась, ее грудь вздымалась толчками. – Только этого ребенка я не хочу, – тихо произнесла она, и слова на вкус показались самым грязным богохульством.

Тем не менее это была правда. Клементина боялась. Боялась умереть, боялась родить дитя лишь для того, чтобы потом потерять его, похоронить под тополями рядом с Чарли.

– То же самое скажет и его отец, когда узнает. Гаса и так столько всего гнетет: ранчо, засуха, болезненный маленький Дэниел и... и все остальное.

Мысли Клементины вернулись к тому, чем они с мужем занимались в постели, и к пустоте, которая потом поселилась в ее груди. Большая кровать из древесины грецкого ореха с подходящим по цвету высоким трюмо и шкафом с мраморным верхом – все это было куплено за довольно кругленькую сумму взятых в долг денег, поскольку Гас хотел порадовать ее. А она позволила мужу сделать ей дорогой подарок, чтобы угодить ему.

– Вы оба разом передумаете, как только малыш появится на свет, – попыталась улыбнуться Ханна. – Когда закончится зима и пойдут весенние дожди.

– Правда? – Клементина посмотрела на обеспокоенное лицо подруги. Щеки Ханны блестели, красные от жары и припудренные тонким слоем пыли. – С приходом весны все изменится?

Ханна поджала губы, отчего сразу показалась постаревшей.

– Возможно, и нет.

Клементина ощутила странное напряжение в животе, какой-то беспокойный трепет, хотя было еще слишком рано, чтобы чувствовать в себе ребенка. Ожидаемое счастье... Внезапно на Клементину нахлынуло воспоминание о том, как ее мать сидела в окружении душистых лилий в белом плетеном кресле, смеясь от облегчения и плача от горя, когда узнала от врача, что больше не сможет иметь детей. Сколько лет ей было тогда? Нет, не больше, чем Клементине сейчас. Все вопросы, накопившиеся за годы разлуки, она хотела бы однажды задать своей матери, ведь большинство из них до сих пор оставались без ответа. Мешочек в форме сердечка, наполненный монетами, – единственная памятка от мамы. И в конце концов Клементина, даже толком не подумав, так легко отдала свое сокровище Гасу.

– Может, у тебя родится еще одна девочка, – сказала Ханна.

 Клементина прижала руку к животу, который уже округлялся под стальными ребрами корсета.

– Если у меня будет девочка, Ханна... Я воспитаю ее совершенно иначе. Пусть вырастет сильной и уверенной в том, кто она и чего хочет. И пусть она никогда ничего не будет бояться.

* * * * *

Эрлан надрывалась, пытаясь выкатить бочонок со свининой через порог на дощатый настил. Это была непростая задача, учитывая мешающий беременный живот. И хотя ее золотые лилии больше не представляли собой две крошечные дуги, она по-прежнему могла перемещаться лишь коротенькими прыгающими шажками.

О, сегодня воздух был жарким и сухим, как дыхание дракона. И эта пыль! Эрлан нахмурилась при виде нового стекла в окне. Она вымыла его только утром, а сейчас написанные на стекле позолоченной краской слова «Лавка Сэма Ву» едва читались.

Китаянка задалась вопросом, было ли когда-нибудь настолько жарко и пыльно в Фучжоу. Странно, она никак не могла вспомнить, хотя в последнее время ее сны изобиловали яркими образами дома. Но при пробуждении Эрлан частенько спрашивала себя, не обманывают ли её ночные грезы. Ведь без сомнения, туман не мог быть настолько белым, рисовые поля – настолько зелеными, а солнечный свет – настолько мягким и золотистым. Неужели ее воспоминания о доме износились и поблекли сильнее, чем мечты.

Однако скоро ей не нужны будут ни мечты, ни воспоминания. Ее долг почти погашен, а сделка – выполнена. В коробке из-под сандалий под кроватью лежали тысяча сто шестьдесят американских долларов в банкнотах и серебре. А в животе рос ребенок.

Ее план осуществлялся за исключением того... за исключением того, что когда Эрлан заключала договор с лавочником Ву, когда обещала подарить ему сына, то не представляла, как много будет значить для нее это дитя. Не представляла, как они с малышом будут делить одно тело и кровь, вдыхать жизнь из одного и того же воздуха. И сейчас китаянка задавалась вопросом, как вообще сможет когда-либо оставить ребенка, своего ребенка, здесь, в этой чужой земле, когда для нее настанет время вернуться в родной лао-чиа.

Эрлан прогнала ужасную мысль прочь, не в силах ее вынести. Так или иначе, женщина в положении не должна задерживаться на печальных размышлениях, чтобы ребенок не родился для несчастной жизни. Беременность считалась везением, а боги частенько сердились на тех, кто не ценил дарованного счастья.

Среди группы шахтеров, направляющихся в «Четыре Вальта» на вторую смену, Эрлан увидела великана. Но если Джере Скалли и заметил ее, то виду не подал. Прошло много месяцев с тех пор, как он последний раз заходил в лавку. Эрлан была столь жестока с ним, столь холодна, что наконец-то его отвадила. И была этому рада. О, да, действительно рада, поскольку мужчина пугал ее своими разговорами о поцелуях и вечной любви после смерти.

Китаянка заметила Клементину Маккуин, выгружающую горшки с маслом и ящики с яйцами из кузова рессорной повозки. А Ханна спешила помочь подруге. «Скорее всего, днем состоятся посиделки с виски»,– с внезапным предвкушением подумала Эрлан. Ей нравилось, когда они втроем собирались, чтобы поболтать о своих мужчинах, детях и домах, которые оставили и которые обустраивали в жестокой дикой Монтане.

Растущая толпа мужчин появилась из-за угла с восточной стороны города, где прокладывали новую железную дорогу. Мужчины угрожающе роптали, и Эрлан заметила, что некоторые из них вооружены топорами, лопатами и кирками. А во главе толпы ковыляло странное существо – блестящий черный демон, покрытый перьями, которого толкали вперед длинным черным веслом.

Эрлан издала вопль ужаса. Это был Сэм! Милосердная Кван Йин, что эти черепашьи высерки с ним сделали? Он был раздет до носков и длинных кальсон, а всю верхнюю часть тела покрывало блестящее черное вещество, похожее на патоку, и пучки куриных перьев. Видневшаяся местами кожа пестрелакрасными волдырями. Разбитые очки крепко прилипли к кончику просмоленного носа, хотя перекошенные проволочные дужки болтались. Муж споткнулся после тычка веслом. Его рот был открыт и кривился, хотя Сэм не издавал ни звука.

А затем Эрлан увидела еще больший ужас, и с ее сжатых губ сорвался новый вопль.

Нет косы! Волосы Сэма откромсали у самой шеи. Отрезанная коса у мужчины означала изгнание из земли предков и вечное бродяжничество. Ни один китаец не вернется в Цветочную Землю вуу пин, бесхвостым, поскольку коса издревле служила знаком почтения и послушания императору. Остаться без косы было настолько постыдно, что лучше уж умереть.

Толпа остановилась перед лавкой. Ропот на мгновение утих, а затем снова усилился, напоминая галдеж соперничающих уличных торговцев, выкликающих один и тот же товар.

– Вздернем его! – крикнул кто-то. И другие подхватили призыв.

– Вздернем китайца! Повесим узкоглазого!

Человек с веслом сильно ткнул Сэма в поясницу. Погонщик был крупным мужчиной с копной седых волос и безумным блеском в глазах.

– Давай-ка послушаем, как ты поешь петухом, китаеза! – Он снова пихнул Сэма концом весла. – Кукареку! Кукареку!

Лавочник начал яростно трястись, хотя до сих пор не издал ни единого звука.

– Вы порождение верблюжьего навоза! – закричала Эрлан и бросилась к мужу, чтобы оттащить его от мерзавцев, издевающихся над ним. И в ужасе завопила, когда ее руки погрузились в горячее черное вязкое вещество на его груди.

– Давайте преподадим этим китаезам урок, мальчики, – воскликнул косматый седовласый мужчина. – Давайте покажем этим желтокожим ублюдкам, что не хотим, чтобы кто-то из них торговал в Радужных Ключах и наживался на нас.

В воздухе засвистели камни и куски лошадиного навоза. Кирпич влетел в окно и какой-то мальчуган, смеясь как одержимый, забросил внутрь зажженную петарду.

Грубые пальцы схватили Эрлан за плечи и оторвали от Сэма. Она не удержалась на золотых лилиях и так грузно рухнула на жесткую землю дороги, что из легких выбило весь воздух.

– Лили!

Она подумала, что кричал Сэм, но его рот был по-прежнему открыт в безмолвном вопле, и это был не голос ее мужа. Эрлан попыталась сесть, борясь с одышкой и силой тяжести, которая тянула ее большой живот к земле. Сквозь размытую пелену слез она увидела, как, размахивая кулаками, в толпу ворвался Джере Скалли с оскаленными в рыке зубами. Он пробирался к ней, не обращая внимания на град ударов топорищами и черенками лопат.

Джере схватил Эрлан за руку и попытался поднять ее на ноги, но зашатался из-за того, что его колотили по голове и спине.

– Спасайся! – крикнула она своему великану-защитнику. – Они хотят убить нас! – Но вряд ли он услышал. Вой и рев толпы были громче завывающего тайфуна.

Она подняла глаза и увидела нависающего над ними мужчину с густой копной волос и дико горящими глазами. Он запрокинул голову, грубо захохотал и широко замахнулся веслом. Деревянная лопасть наотмашь ударила Джере по лбу, свалив как срубленное топором дерево. Эрлан попыталась заслонить его своим телом, но кто-то схватил ее за волосы и дернул назад так грубо, что она закричала от боли. Подбитый гвоздями сапог попал ей по бедру, и она снова взвизгнула. Эрлан перекатилась на бок и свернулась в клубок, чтобы защитить живот.

Джере, шатаясь, поднялся на колени. Из длинного пореза на лбу по лицу ручейками текла кровь. Седовласый громила снова захохотал и высоко поднял свое оружие, чтобы одним ударом прикончить Скалли. Но тут лопасть весла взорвалась градом щепок и обломков.

Ружейный выстрел громким хлопком прогремел в воздухе словно рассыпался штабель бревен. Наступившая тишина была такой внезапной и полной, что Эрлан услышала, как о землю ударилась стреляная гильза.

– Назад! – сказала Клементина мягким высоким голосом, который никак не сочетался с дымящейся винтовкой в ее руках.

Рядом встала Ханна Йорк, наведя дуло своего карманного пистолета в центр толпы.

– Думаю, ребятки, вам лучше сделать так, как велит эта леди. К тому же хоть у моей пукалки и не шибко грозный вид, всем известно, что с двадцати шагов я простреливаю очко туза .

 Никто, кроме Сэма Ву, не заметил просачивающийся из зазубренной дыры в оконном стекле серый дым. Китаец разглядел его сквозь треснутые стекла очков: клочья дыма походили на выплывающие из недр ада проклятые души. Ву попытался открыть рот, но понял, что тот уже разинут. Попытался закричать, но из горла вырвался лишь почти беззвучный сип.

Сэм сделал неуклюжий шаг вперед. Никто не стал его останавливать. Он сделал еще один шаг. Китаец ошпаренной кожей почувствовал огонь. Дым... огонь… Пожар! И снова лишь тихий писк вырвался из его открытого рта.

Маршал Доббс вразвалочку вышел из угла, где в безопасности наблюдал за разворачивающимися событиями.

– Ханна Йорк и вы тоже, мэм, – сказал он, хмуро зыркнув на Клементину, – ни к чему вам вмешиваться. Это мужское дело.

В лошадином корыте рядом с коновязью внезапно появилась дыра, и еще один громкий хлопок прорезал горячий воздух.

Косматый крепыш отпрыгнул назад и бросил остатки расщепленного весла.

– Иисусе!

– Мы только что сделали это и женским делом, маршал, – протянула Ханна бархатным голосом. – А мы, женщины, мы ведь очень-очень волнительные. Поэтому надеюсь, вы все больше не будете делать никаких резких движений.

Сэм Ву попытался указать на дым, тянущийся из разбитого окна. Но рука приклеилась к облитому смолой боку. Лавочник сделал еще один шаг и чуть не упал, споткнувшись о край дощатого настила.

Клементина вставила еще один патрон в «винчестер» и передернула затвор. Она наградила маршала холодным взглядом широко распахнутых глаз.

– Предлагаю вам в виде исключения напрячься, мистер Доббс, и арестовать этих смутьянов за учиненный беспорядок.

Маршал поскреб седой подбородок.

– Извините, мэм, но это вас и мисс Ханну я должен арестовать за то, что вы размахиваете здесь оружием и ставите под угрозу жизни мирных жителей. По моему мнению, именно китайцы первыми начали беспорядки.

– И каким же образом? – воскликнула Эрлан. – Тем, что живут на свете? – Она заставила себя встать на четвереньки. Шатающийся Джере Скалли присел рядом с ней на взбитую, забрызганную кровью пыль. Он потянулся к китаянке, но Эрлан увернулась от него. Она откинула голову и закричала на мужчин, которые с позабытыми топорами и лопатами в руках сейчас смирно стояли и смущенно переступали с ноги на ногу: – Что преступного в том, чтобы приехать в такое огромное место, настолько пустынное, что даже облака теряются в небе...

И тут воздух пронзил странный свистящий шум, похожий на предсмертный хрип курицы с перерезанным горлом.

Сэм Ву неуклюже поднялся на дощатый настил и сделал три коротких спотыкающихся шага к двери.

– Боже всемогущий!– закричал он или попытался это сделать. Но из горла исторгся только тихий писк.

Сэм достиг порожка, и тут строение запылало огнем, занявшимся, когда зажженная петарда приземлилась на вершину кучи листовой ваты и подожгла ее. Пламя распространилось по недавно натертым маслом половицам к полкам, где лежали винтовки, пистолеты, патроны и динамит, под которыми выстроились по струнке пятнадцать канистр с керосином и пять со скипидаром. Огонь добрался до этих канистр, и лавка Сэма Ву взорвалась, подобно извергнувшемуся в небо Монтаны раскаленному гейзеру.

ГЛАВА 26

– Лежи спокойно, упрямый варвар. Доктор сказал, у тебя вмятина в черепе.

Джере Скалли втянул голову в плечи, обхватив ее с обеих сторон.

– Только вмятина? Боже, а ощущение такое, будто башку раскололи пополам.

Эрлан наклонилась вперед на кресле-качалке, чтобы сложить горкой взбитые подушки за спиной пострадавшего. Она мягко толкнула Джере в плечо, вынуждая лечь обратно на постель. Костяшки пальцев великана были сбиты в кровь. Лицо казалось бледнее льняной повязки на голове. А руки покрывал слой вазелина в тех местах, где кожу усыпали волдыри от ожогов, полученных, когда храбрец пытался вытащить безжизненное тело Сэма Ву из горящей лавки. О, каким же свирепым драконом выглядел Джере Скалли, с ревом и кулаками бросившись её спасать.

Как она вообще могла обманывать себя, веря, что никогда его не полюбит?

Лампа отбрасывала мягкий свет на постель и обои с розочками в гостевой комнате Ханны Йорк. В открытое окно дул ветерок, теперь прохладный, поскольку солнце уже село. Пахло пожарищем, пылью и ненавистью.

– Ах, Лили. – Джере повернул голову, чтобы посмотреть на китаянку, и они обменялись несколькими долгими медленными ударами сердец. Он положил ей на щеку мозолистую ладонь. – Как ты?

Эрлан отвернулась от него. И снова в один бурный момент, вся её жизнь оказалась разрушена.

– Я боюсь.

Его большой палец скользнул по скуле, когда Джере обхватил ее шею под волосами.

– Не бойся, любовь моя. С этого дня я стану о тебе заботиться. Он мертв, Лили. Ты свободна.

Она резко втянула в себя воздух.

– Не говори так.

– Но это правда.

Правда.Эрлан подумала обо всех тех правдах, которые когда-то образовали ее жизнь. Женщина – несовершенное низшее существо, и ее счастье состоит лишь в том, чтобы выйти замуж и родить мужу сыновей. Муж женщины является для нее господином, и ее единственное назначение на земле – подчиняться, служить и угождать ему. Женщине следует научиться уступать мужчине и подавлять свои желания. До самой смерти она сначала принадлежит своему отцу, а затем отцу своих сыновей.

Но мужчины не были безгрешными, они не были богами. А лишь мужчинами. И женщина...

Если глупая женщина чересчур много думала, то начинала сомневаться в том, истинны ли древние заветы, а когда такое случалось, она становилась ни, предательницей своих предков. Предательницей самой себя.

Джере шевельнулся. Его рука скользнула по одеялу с узором из звездочек и опустилась на колени Эрлан, разжала её сцепленные пальцы и взяла одну ладонь. Сердце китаянки глухо забилось. Тем не менее она не двинулась

Большим пальцем Джере нарисовал кружок на косточке запястья.

– Нас может поженить окружной судья, когда в следующий раз будет здесь проездом.

Судьба Эрлан представляла собой наполовину очерченный круг. Она знала, что должна делать, но все же продолжала испытывать неуверенность в принятом решении. В другой жизни, в другом месте им, предназначенным друг другу, без сомнения, не пришлось бы расставаться.

– Я никогда не выйду за тебя, – произнесла Эрлан.

На лице Джере отразилось все, что было в его сердце: любовь, отчаяние и неугасимый проблеск надежды.

– Почему ты говоришь «никогда»? Сейчас никто и ничто не может помешать тебе быть со мной.

Эрлан наполнила легкие воздухом и выдохнула его вместе с болью.

– Китайцам законом запрещено вступать в брак с фон-квеями.

Твердые пальцы крепче сжали её запястье.

– Ни один закон не помешает мне вручить себя тебе перед Богом.

Эрлан вырвала руку.

– Твой глупый бог ничего для меня не значит, и моя судьба не здесь, не с тобой. Я должна вернуться в свой лао-чиа. И если ребенок, которого я ношу, окажется мальчиком, он тоже должен вернуться, чтобы найти свою судьбу среди своего народа, рядом с могилами предков. Я принадлежу Сэму Ву до моейсмерти, не до смерти мужа. И мой долг – вернуть его кости на родину, чтобы упокоить его душу. По всем этим причинам и не только я никак не могу стать твоей женой.

Губы Джере изогнулись в кривой улыбке, но глаза цвета дождевой воды заблестели от влаги.

– Ты так и не сказала, что не любишь меня. Эту причину ты не назвала.

Он снова взял руку Эрлан, нежными поглаживаниями выманивая ее любовь.

– Ты поцелуешь меня, Лили? – спросил он. – Хотя бы поцелуя не вынуждай меня ждать тысячу лет.

Его губы были даже мягче и теплее, чем казались. И идеально подходили к ее.

* * * * *

Снаружи на веранде на качелях из деревянных дощечек сидела Ханна Йорк и наблюдала, как луна стремительно катится по ветреному небу. После жаркого и пыльного дня ночь щекотала и покалывала как шампанское.

Отсюда миссис Йорк видела похожие на виселицы пустые коперы серебряной шахты «Четыре Вальта» и горящие у шахтного ствола факелы. В воздухе разнесся пронзительный звук свистка, оповещающего об окончании смены. Через несколько минут мужчины с забрызганными грязью сапогами и надвинутыми на лоб шляпами пройдут мимо ее ворот. И одним из них будет ее мужчина. Сегодня он непременно придет. Если Дрю услышал, что его брат ранен и лежит в ее доме, то непременно придет.

Он и прежде заходил не каждую ночь, а в последнее время и вовсе не появлялся. Три года она любила Дрю Скалли с каким-то ревностным трепетом и теперь испытывала опустошающий ужас, думая, что теряет его.

Сегодня вечером Ханна нарядилась с особым тщанием, облачившись в полосатое сиреневое платье из индийского шелка с отделанными темно-фиолетовыми оборками рукавами. Юбку украшали глубокие складки, по форме напоминающие органные трубы, а сзади – турнюр с каскадом оборок, ниспадающих до земли. Лиф был декорирован изысканным жабо из плиссированного белого швейцарского муслина. Это было платье леди, и в нем Ханна чувствовала себя таковой.

Но под низ, на случай, если Дрю останется на ночь, Ханна натянула тончайшие фильдеперсовые чулки и отделанную кружевами алую нижнюю юбку с подходящими по цвету сорочкой и шелковыми панталонами.

Дрю обязательно придет сегодня вечером. А когда наконец покажется, она заставит его понять, что не является навязчивой и требовательной возлюбленной, которую он видел в последний раз. Настоящая Ханна – невзыскательная женщина легкого поведения, живущая по принципу «возьми его или брось». Женщина приятная и развязная, с которой легко остаться, поскольку от нее легко уйти.

Легко уйти... Миссис Йорк чувствовала скручивающую и сжимающую боль в груди всякий раз, когда думала о глупой ошибке, допущенной во время их последнего свидания. Ошибке, которая прогнала Дрю прочь и удерживала вдали от нее уже целых две недели.

Это случилось после любовных ласк.

После плотских утех Ханна никогда не залеживалась в постели. Она вставала, наливала себе выпить и курила сигарету – непристойные, неподобающие леди привычки, перенятые у бывших любовников. Ханна всегда отворачивалась от Дрю, пока не обретала уверенность, что держит в узде все проявления эмоций, доступные его взгляду. Ей не хотелось, чтобы Дрю увидел, как много он для нее значит. И не хотелось, заглянув ему в лицо, разглядеть, как мало значит для него она.

Но в тот последний раз она повернулась к нему слишком рано. И заметила беспокойство на осунувшемся лице и тревогу в глазах, полуприкрытых отяжелевшими веками. И слова сорвались с губ прежде, чем она сумела их сдержать:

– Что случилось?

– Это все проклятая вонючая шахта, – буркнул Дрю. Его задумчиво выпяченные губы напомнили ей, насколько он до сих пор молод. – Вот что, черт возьми, случилось.

– Почему бы тебе в таком случае оттуда не уволиться? – брякнула она, не подумав. Облегчение, что причиной его угрюмого вида стала вовсе не она, а «Четыре Вальта», лишило ее мозгов.

Дрю усмехнулся и прогнусавил, подчеркивая свой корнуэлльский акцент:

– Точно, Ханна, милая. Почему бы мне не бросить эту гнилую работенку и не заняться… а чем бы мне, кстати, заняться?

– Ты мог бы работать на меня. Например, мог бы заведовать отелем и ночлежками – стал бы основным управляющим моим имуществом. И я подумываю открыть еще один извозчичий двор в Радужных Ключах – у Змеиного Глаза работы больше, чем он способен выполнить. Мы могли бы взяться за это дело вместе, как партнеры. – «Могли бы пожениться»чуть не выпалила она, помоги ей Боже.

Дрю соскочил с кровати и подошел к ней – обнаженный, прекрасный и разъяренный. С болью в сердце Ханна наблюдала, как в его глазах разгорается леденящая душу жестокость.

– Я не стану жить на деньги ни одной бабенки, миссисЙорк, – почти прорычал он. – Если хотите купить себе хрен, чтоб завсегда был под рукой, придется поискать кого-то еще. – Скалли обхватил член, который еще не совсем опал и влажно поблескивал оттого, что недавно побывал в ней. – А этот не продается!

И Дрю оделся и вышел из комнаты, оставив Ханну одну. И лишь гордость помешала ей разрыдаться, пока она не услышала, как со скрипом закрылись входные ворота. О Боже, до чего же сильно она перепугала его, предложив всего-навсего работу. Можно только вообразить, как далеко и быстро он убежал бы, заведи она речь о женитьбе.

Господи, какая же она дура. Чертова дура. Ей уже тридцать пять – в таком возрасте не родишь! – а ему-то лишь двадцать два, сам еще ребенок. Когда Дрю исполнится тридцать пять, ей будет почти пятьдесят. Что мужчине в расцвете сил делать с такой потрепанной старой кошелкой? И это еще не самое страшное. Много лет назад Ханна работала шлюхой, и, независимо от того, замужем она или нет, ее всегда будут знать как шлюху. Миссис Йорк была не так глупа, чтобы думать, будто все те мужчины, перед которыми она в прошлом раздвигала ноги, не втиснутся однажды ночью в ее супружескую постель.

Нужно было сразу выкинуть из головы все эти дурацкие мысли о замужестве. Роль жены не для нее и никогда не будет. Да и кроме того, Дрю сам был диким. И она не собиралась приручать его. Она просто хотела его, какой он есть. Хотела так, что ноги подламывались.

Скрип ворот так испугал миссис Йорк, что она чуть не выпрыгнула из кожи.

Дрю поднимался на крыльцо, перешагивая через ступеньки, а затем резко остановился, когда она выступила из тени.

– Ханна! Мне сказали, что Джере ранили в уличной драке и он здесь с тобой. Что случилось?

Ханна сцепила руки за спиной, чтобы сдержаться и не прикоснуться к нему.

– Какой-то смутьян начал подбивать толпу громить китайцев, и все лоботрясы как с цепи сорвались. В конце концов Сэма Ву убили, а его лавка загорелась и взорвалась. Твой брат бросился на помощь и схлопотал по голове за свои старания, но с ним все хорошо. Он отдыхает в гостевой комнате, и она сейчас с ним – жена Сэма Ву... вдова.

Мгновение Дрю пристально смотрел на нее, а потом покачал головой.

 – Иисусе. Тогда я поднимусь и проведаю его. Если можно.

Ханна чуть не задохнулась от образовавшегося в горле кома размером с яйцо. Скалли держался чертовски вежливо. Мужчины всегда становятся воплощенной учтивостью перед тем, как объявить постылой подружке, что влюбились в кого-то другого.

– Конечно же, можно, – сказала она, взяв откуда-то силы лучисто улыбнуться. Ханна подождала, пока Дрю не поднимется по лестнице, прежде чем последовала за ним внутрь дома и одна направилась в свою комнату.

Прошло немного времени, прежде чем он пришел к ней. Она оставила дверь приоткрытой, и Дрю со стуком широко распахнул ее. Медленная улыбка расползлась по его потному и грязному лицу, отчего сердце Ханны мигом растаяло.

Однако она не бросилась в его объятия, как того хотела. Нужно проявлять осторожность, чтобы выглядеть нетребовательной любительницей повеселиться. Миловидной и развязной.

Которую легче легкого бросить.

– Я испугался, что миссис Ву поставит на моей голове такую же шишку как у Джере, если не оставлю брата в покое, – сказал Дрю, но не вошел в комнату полностью и не закрыл за собой дверь. – Любезно с твоей стороны оставить его у себя на ночь, Ханна. Мы уйдем, как только рассветет.

– Почему бы не подождать, что скажет доктор, а?

Скалли собрался уходить, и Ханна чуть было не бросилась через всю комнату, чтобы вырвать ручку из его ладони и захлопнуть дверь накрепко, оставив Дрю у себя.

– Куда ты собрался? – спросила миссис Йорк, и голос прозвучал пронзительно даже для нее самой.

Обернувшись через плечо, Дрю посмотрел на нее, но она не смогла прочесть мысли, скрывающиеся за сдержанным блеском его серых глаз.

– Мне нужно помыться, – ответил он. – Сейчас я точно пахну не последними летними розами.

– Я подумала, что ты, может, захочешь остаться на ночь... из-за брата, сам понимаешь, на случай, если вдруг понадобишься ему. – Ханна махнула рукой в сторону ширмы из павлиньих перьев, за которой стояла наполненная оцинкованная ванна. – Ванна уже готова, а позже одна из девушек принесет нам ужин из ресторана отеля.

Дрю поколебался, но затем пожал плечами.

– Да, конечно. Почему бы и нет?

Ханна с присвистом выдохнула.

– Как насчет глотка виски перед купанием?

Дрю повернулся, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной.

– Да. Тоже, почему бы и нет.

Миссис Йорк направилась к подносу, на котором стоял графин с выдержанным бурбоном из Кентукки и два стакана. Стол был уже под льняной скатертью и сервирован серебряной посудой. Теперь Ханна жалела, что накрыла ужин. Создавалось впечатление, будто она готовилась к приходу Скалли.

Она налила выпивку, повернулась со стаканом в руке и чуть не врезалась в Дрю.

– Боже, как ты меня напугал!

Он забрал стакан из ее руки, и их пальцы соприкоснулись. Мужчина провел краем стакана по ее челюсти – взад и вперед, взад и вперед, и ощущение гладкости и тепла стекла послало дрожь в низ живота Ханны.