Текст книги "Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина"

Автор книги: Павел Басинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 28 страниц)

«Конец романа!» – с улыбкой подумал Иван.

Эпилог

Прошло десять лет.

Иван Платонович Недошивин с отличием окончил духовную семинарию, решительно отказался от академии, обвенчался с Анной Чагиной и рукоположился в священники. Он живет в Красном Коне, в своей родовой избе, к приезду его обновленной Геннадием Воробьевым, и служит в храме Николы-на-Водах, как называют его местные жители в честь Николая Ознобишина и открытого им святого источника.

Ознобишин стал не меньшей достопримечательностью этих мест, чем сама святая вода. В его дом в деревне Кресты вереницей потянулись паломники, безнадежно больные, с одной просьбой – самолично погрузить их в купель, которую Ознобишин с Воробьевым выкопали возле храма, возведя над ней нечто вроде деревенской бани. «Несчастные! – отвечал им учитель. – Я не Иоанн Креститель, и здесь не Иордан. Ступайте к Воробьеву, он все устроит».

Ключи от бани хранятся у Воробьева.

Он относится к своему занятию с серьезностью, граничащей с деспотизмом. Всех паломников строго выстраивает в очередь, перед этим вникая в проблемы каждого и занося их имена под номерами в специальную тетрадь. Потом выкрикивает имена во время купания, которое не прекращается ни летом, ни зимой. Воробьев сильно изменился, перестал пить, читает святоотеческую литературу и служит у отца Ивана алтарником. А вот Ознобишин неожиданно ударился в политику и при финансовой поддержке Чемадурова метит в главы областной администрации.

Василиса Егоровна Половинкина наотрез отказалась переехать из Красавки в Красный Конь, как ни упрашивал ее внук Иван. Она верховодит среди больных сумасшедшего дома, бранится с санитарами и поварихами, делает выговоры самому главврачу, то есть ведет себя, как абсолютно нормальный русский человек, но когда ее хотят выписать, сразу впадает в юродство. О Елизавете она больше не вспоминает, зато беспардонно козыряет связями внука с московским начальством. Персонал ее боится, больные трепещут, но обожают, называют «мамой» и бегут к ней с любыми пустяковыми жалобами.

Малютов живет своей тихой, незаметной жизнью. После убийства капитана Соколова малютовцы не сразу оправились от шока. Но постепенно жизнь в городе наладилась, и он заснул еще на полвека. Фабрика мягкой игрушки разорилась, молодежи совсем не стало, закрылись дом культуры и кинотеатр, краеведческий музей зарос крапивой и лопухами, скрывшими останки сгоревшего флигеля. Единственным местом встречи горожан стала церковная площадь, превратившаяся в местный Гайд-парк. Заводилой политических митингов, на которых по воскресеньям после церковной службы горячо обсуждаются внутренние и зарубежные новости, стал районный следователь Илья Феликсович Варганов, одуревший от отсутствия серьезных уголовных дел. Несколько раз отец Петр Чикомасов пытался разогнать эти сборища, говоря, что их более прилично проводить в центральном парке, но в конце концов настоятелю пришлось отступить. За соблюдением порядка во время митингов следит попадья Анастасия Ивановна, используя для этого обычный милицейский свисток.

Аркадий Петрович Востриков после путешествия в Таиланд совершенно успокоился, обрюзг и растолстел. Он исправно посещает церковные службы, над варгановскими митингами только посмеивается и с внезапно вспыхнувшей страстью занимается коллекционированием оберегов. Начало его коллекции положили устрашающие тайские маски, отпугивающие злых демонов. Русскую часть собрания Востриков пополняет, разъезжая по областным ярмаркам и скупая изделия народных промыслов в виде разукрашенных веников и деревянных птиц. Зарубежную часть коллекции обеспечивает Михаил Соломонович Ивантер, не вылезающий из заграничных командировок.

Михаил Соломонович добился исполнения своей мечты. Он стал редактором самой известной и скандальной московской газеты. Его передовицы пользуются бешеным успехом, потому что он не щадит ни левых, ни правых, ни власть, ни народ и делает самые устрашающие прогнозы на будущее. В кругу приятелей-журналистов он ласково называет свою газету «мой маленький апокалипсис» и утверждает, что русскому человеку, как и еврею, чем страшнее, тем комфортнее.

Отец Тихон тихо отошел в мир иной на руках Петра Ивановича и Анастасии Ивановны. Он похоронен на городском кладбище рядом с Меркурием Беневоленским.

Через два года после смерти Платона Недошивина Дмитрий Палисадов впал в немилость у президента. Это было несправедливо, необъяснимо и потому особенно обидно. Сгоряча генерал Дима поддержал парламентское восстание, едва не угодил в Лефортово, но после покаянной беседы с главой государства вместе с женой отбыл в Испанию, где заблаговременно приобрел виллу на побережье. Однако обида не отпускала, и он засел за мемуары. Книга под названием «Как я ЕГО сделал» грозила стать политической бомбой, если бы Палисадов не обнаружил полную литературную бездарность. По его просьбе Михаил Ивантер прислал ему из Москвы райтера в виде тихой выпускницы Литературного института с внешностью деградирующей скандинавки. Высокая и тощая, как жердь, плоскогрудая и широкоплечая, девица пленила сердце генерала Димы не столько своими писательскими способностями, сколько синими бездонными глазами и сумасшедшей, но затаенной сексуальностью, которой ему так не хватало в супруге. Недолгое, но упоительное соавторство завершилось скандалом с женой, разводом и потерей половины состояния, поскольку в бракоразводный процесс деятельно вмешался палисадовский шурин Арнольд Кнорре. Вторая половина состояния была прибрана к рукам коварной «скандинавкой». Теперь она держит Палисадова в своем доме из милости, называет ничтожеством, кормит замороженными полуфабрикатами, пишет эротические стихи и раз в год собирает на испанском взморье пьяную толпу поэтов из Москвы, после отъезда которых генерал еще месяц страдает от мигрени.

Лев Сергеевич Барский живет в Америке, преподает в университете в штате Айова. Каждый вечер он бродит по раскинувшимся до горизонта кукурузным полям с бутылкой бренди и декламирует стихи русских поэтов.

 
Хорошо, что нет России,
Хорошо, что нет царя,
Хорошо, что Бога нет.
Только желтая заря,
Только звезды ледяные,
Только миллионы лет…
 

Однажды его навестил Семен Петрович Корчмарев. Он уволился из органов, устроился на должность в один международный фонд и распределяет поступающие в Россию иностранные кредиты. Поговаривают, что он уволился из ФСБ фиктивно, а на деле продолжает служить, чтобы довести финансовое положение страны до абсурда, после которого неминуемо произойдет народная революция. А что у него на уме, о том знает только отец Чикомасов, к которому раз в месяц Корчмарев приезжает на исповедь, по дороге завернув в приют имени Александра Матросова с полной машиной подарков. Дети от него без ума.

Серафима Павловна ушла послушницей в Дивеевский монастырь, оставив интернат на попечение бывшей воспитанницы. Она совершенно отошла от мирских забот и ревностно готовится к постригу, с радостью выполняя самую тяжелую и неблагодарную работу. Тем не менее монашки не любят ее и подозревают в тайном карьеризме.

Вячеслав Крекшин женился на Варваре Рожицыной и, говоря библейским языком, «родил сына». Поначалу злые языки намекали, что ребенок не его, а Сидора Дорофеева, но время полностью развеяло эти сомнения. Вырастая, мальчик стал до такой степени похожим на своего законного родителя, что слухи однажды прекратились. Дольше всех сомневалась сама Варвара, но и матери в конце концов пришлось признать очевидный природный факт.

С Сидором Дорофеевым произошла история не менее странная. Он не то чтобы сошел с ума, но несколько тронулся. Перепробовав все виды искусства и ничем не удовлетворившись, он, к удивлению многих, фанатично увлекся пением под караоке. Заперевшись в громадном зале родительской квартиры, он теперь целыми днями скачет и поет в микрофон под Газманова, Преснякова и Расторгуева.

Виктор Сорняков написал десять романов и прославился на весь мир. Он не пьет, ходит в бассейн, каждое утро гоняет на спортивном велосипеде в Битцевском парке и утверждает, что от регулярных занятий спортом торчит ничуть не меньше, чем от водки и наркоты.

Агенты Бреусов и Бритиков погибли во время выполнения задания. Погибли одновременно, в один и тот же миг, во время погони врезавшись в выскочивший на перекресток «КамАЗ». Их обгоревшие трупы похоронили под общей плитой.

Генерал Рябов покончил с собой в январе 2000 года после того, как увидел по телевизору преемника. Сходство преемника с Платоном Недошивиным было столь поразительным, что генерал сразу все понял. Перед тем как выстрелить в висок, он позвонил человеку из своего окружения.

– Прекрасная работа! Поздравляю! Парень мне понравился.

– Рад это слышать. Без тебя мы бы не справились. Недошивин отлично отвлекал на себя внимание.

– Он был обречен?

– На войне как на войне!

– Почему не держали меня в курсе? Не доверяли?

– Извини! Ты дал слабину. Мальчишку пожалел, от нас спрятал.

– Все правильно, – сказал Рябов.

И, не кладя трубку, застрелился. Он хотел, чтобы выстрел услышали на том конце провода. Он не хотел, чтобы тело его обнаружили в служебном кабинете только после праздничных дней, как это случилось с Прасковьей Соколовой, скончавшейся в тот же день, что и генерал, от гипертонического криза. Прасковью похоронили в Красном Коне возле могилы мужа, и теперь на ее могильном холме с ранней весны до поздней осени солнечно полыхают непривычные для этих мест цветы, которые покойница особенно любила за то, что они не тускнеют и не прячут свои ярко-желтые головки даже в самую пасмурную погоду.

Вирский исчез, бесследно растворился в мировом пространстве. Интерпол разыскивает его, но безуспешно. Его преданная помощница Марьванна близко сошлась с матерью Аси Чагиной. Эти мужественные женщины решили продолжить дело Великого Архитектора и организовали свое общество под названием «Птицы небесные».

Павел Егорович Чагин развелся с женой и уехал к дочери и зятю. Местные старухи души в нем не чают, обитатели скорбного дома в Красавке почитают за божество. Справиться с алкоголизмом ему не удалось. Но зато за бутылку водки он готов и огороды старухам перекопать, и на баяне дурачкам сыграть. К воскресным визитам Павла Егоровича дурачки готовятся всю неделю, особенно заботясь об изрядном количестве дикого «цесноцка». Поздним вечером под навесом загорается желтая лампа и начинается пир, со слезами, с хохотом, с обидами и братаниями, со скрежетом зубовным и самыми прекрасными песнями в этом лучшем из миров. Павел Егорович входит в раж и рвет мехи своего баяна с такой нечеловеческой мукой и силой, точно весь белый свет хочет обнять.

 
А волны и стонут и плачут,
И плещут о борт корабля…
 

…Каждый год ранним осенним утром на дороге, ведущей к погосту, встречаются два человека. Это Иван Недошивин и Геннадий Воробьев идут к могилам Платона и Елизаветы. В этот день с рассвета стоит густейший туман, в котором тонут фигуры спутников, но разговоры их слышны до самой Красавки. И престранные это разговоры!

– Помилуйте, Геннадий Тимофеевич! Что плохого, что я развиваю хозяйство и для этой цели взял кредит?

– Вам ли, отец Иван, о хозяйстве своем думать! Ваше дело – спасение душ человеческих!

– Не спасется ни одна душа в пустоте и мерзости запустения!

– Что вы хотите, отец Иван? Устроить в Коне американскую ферму? Это в святом-то месте!

– Ах, в святом! А не вы ли, любезный, десять лет назад предлагали мне фазенду купить? Фазенда, значит, ничего, а американская ферма – это святотатство?

– Может, и не святотатство, но России не это нужно.

– Вы еще скажите: «Умом Россию не понять…»

– А вы в этом сомневаетесь?

– Не только сомневаюсь, но и считаю эти строки вредными для русского человека. Это для иностранцев написано. Чтобы не лезли со своим умом, куда не следует. Но почему вы русского-то человека ума хотите лишить? Или, по-вашему, Россия – это только Красавка?

– По-моему, наши идиоты умнее ваших зарубежных умников.

– Просто ужас, что вы такое говорите! Россию обустраивать надо, как один умный русский человек написал. И здесь не грех технологии западные знать. В Кресты в прошлом году газ провели, и после первой зимы – два прорыва на линии.

– Значит, Богу не было угодно.

– Какая вредная мысль! Такая же вредная, как и то, что «в Россию можно только верить»! Верить в Бога надо, а в Россию надо не верить, в нее силы надо вкладывать.

– Если не верить в Россию, так и ни во что не верить! Тогда я и в Бога верить не желаю!

– Еще раз услышу это от своего алтарника, отберу ключи от бани и епитимью наложу!

Их голоса отстают от них и звучат отдельно, самостоятельно, торжественно прорываясь из тумана к небесам.

– Если не верить в Россию, то и нет никакой России!

– Ох, отберу ключи, дождетесь у меня!