Текст книги "Приграничье. Клинок Стужи. Дилогия"

Автор книги: Павел Корнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 59 страниц)

– А я, знаешь ли, замуж вышла, – не меняя тона, заявила Катя и достала сигареты из сумочки, висевшей на плече.

– Поздравляю, – несколько заторможенно среагировал я.

– Спасибо. Между прочим, это ты нас познакомил.

– Как это? – обалдел я. Хоть убейте, не помню, чтобы знакомил ее с кем-либо даже близко подходящим на роль жениха.

На душе тоскливо заскреблись кошки. Все, хватит. Прошлого не вернуть. Да и сосуд любви, после того, как мы на нем нехило потоптались, восстановлению уже не подлежит.

– Витя – ассистент профессора Долгоносова. Очень многообещающий молодой специалист.

– Вот как… – промямлил я и поспешил уйти от скользкой темы. – А как сестры к этому отнеслись?

– Теперь на это смотрят проще. Правда, ни к чему серьезному все равно не допускают. – Катя вовсе не казалась расстроенной по этому поводу. – Я в нашем представительстве при Городском совете теперь состою.

– Рад за тебя.

– Правда рад? – задумчиво улыбнулась девушка.

– А то! – совершенно искренне ответил я. Если у человека все хорошо, есть шанс, что он не начнет ворошить прошлое. А там много всего неприглядного осталось.

– Катерина! – Рядом с нами остановился запряженный двумя вороными жеребцами экипаж и из него на тротуар выпрыгнул молодой парень в белых пиджаке и брюках а-ля мечта Остапа Бендера.

– Пока, – бросила мне девушка и, проходя мимо, тихонько добавила: – А тебе идет.

Экипаж уехал, я стоял и смотрел ему вслед, совсем не сразу сообразив, что она имела в виду. Потом погладил ладонью лысину и перебежал через бульвар. Нечего раскисать. Все когда-нибудь заканчивается. Наши отношения, если разобраться, закончились не так уж и плохо. Все могло быть намного хуже, пусть и не так цинично. Только на душе все равно тоска. А желания напиться нет. Это плохо. Так бы было гораздо проще.

Ладно, пойду еще одного человечка найду, потом заскочу в «Цаплю» и уже в «Гавань». Заброшу на сегодня записи кондуктора куда-нибудь подальше и спать завалюсь. Давно заметил – после сна жизнь как-то веселее кажется.

Замявшись перед «Толедо», я все же решил туда не заходить – денег нет, только еще больше настроение себе испорчу, – и пошел по бульвару в сторону Красного проспекта. Пройдя два квартала, свернул во дворы. Надеюсь, одна весьма интересная лавчонка еще работает.

Я успел к самому закрытию – худощавый светловолосый парнишка уже заканчивал опускать закрывающие витрину жалюзи.

– Привет, – остановился я рядом с Виктором Цаплиным – хозяином небольшой лавки, торговавшей всякой мелочевкой. Мы с ним общались всего один раз, когда хорошие знакомые попросили меня разыскать нехороших людей, выхлопнувших их квартиру. Тогда-то Ворон и посоветовал обратиться к Цаплину, который время от времени за бесценок скупал краденые вещи. Толком поговорить с ним не получилось, и тех самых нехороших людей отыскали по другим каналам.

– Привет, – не узнал меня Виктор. – Мы закрылись.

– Я много времени не отниму.

– О'кей, что за вопрос?

– Я Ворона ищу. – Едва открыв рот, я понял, что допустил серьезный просчет. Нельзя было так сразу в лоб вопросы задавать. Ворона ищут не первый день, и наверняка этот контакт дружинники уже отработали.

– Зоомагазин дальше по улице, – совершенно серьезно отвел Цаплин.

– Мне просто надо с ним поговорить.

– Говорящий ворон? Попробуй в шапито поспрашивать.

– Слушай, просто скажи, где его можно найти, и разойдемся по-хорошему. – Усталость, отвратительное настроение и появившаяся после обеда изжога сделали меня слишком раздражительным, но пока удалось сдержаться. С трудом, но удалось.

– Да иди ты, – без затей послал меня Виктор куда подальше.

– А вот хамить не надо, – спокойно оглядевшись по сторонам – поблизости никого, я вытащил пистолет, но направлять его на скупщика краденого пока не стал. – Я тебе вот что скажу: к Ворону у меня есть очень серьезный разговор. И чтобы убедиться, что ты не знаешь, где его можно найти, я тебе что-нибудь прострелю. Думаю, коленная чашечка будет в самый раз.

– Не надо, – сдулся Виктор, уловив что-то нездоровое в моих глазах.

– Тогда последний раз повторяю вопрос: где Ворон?

– Я действительно не знаю. Он заходил на той неделе, от меня в «Кишку» собирался.

– К кому? – Чудак-человек, только блефанул, а он сразу и сломался. Что я себе – враг, на улице шуметь? Вот если бы нож достал, тогда – да, тогда лучше по-хорошему поговорить.

– Не знаю.

– Плохо. – Расколоться-то он раскололся, но полезного ничего не сказал. И как проверить, врет или нет? Только если прострелить что-нибудь. Ту же коленную чашечку, к примеру.

– Не знаю, он ничего не сказал. Вообще, отмалчивался больше.

– Хрен с тобой, – вздохнув, я спрятал пистолет под куртку. – Увидишь, скажи, что его Лед ищет. И, если он меня первым найдет, ему зачтется. Я в «Гавани» остановился.

Оставив Цаплина в покое, я не торопясь пошел дворами к Красному. У службы в Дружине есть один большой плюс: можешь махать стволом у всех на виду и потом не щемиться изо всех сил как можно быстрее забиться в угол потемней.

Мимо очень медленно проехал, поскрипывая на колдобинах, уазик. Четыре дружинника напряженно смотрели по сторонам. Автомобиль неожиданно резко увеличил скорость и, скрипя, свернул за угол дома. Ишь ты, катаются. Только бензин зря жгут.

Странно, вроде ведь недалеко от Южного отошел, а народ с улиц как ветром сдуло. Конечно, уже вечер, но восьми точно нет. Рано еще спать ложиться. Не зима. Очень странно.

Гарью запахло, когда я уже подошел к выходившему фасадом на Красный проспект четырехэтажному дому. Мусор жгут, что ли? Или пожар где? Нет, пожар – это вряд ли. Не наблюдается в округе обычной при этом суеты. Ни зевак, ни пожарной команды не видно.

Ага, вон оно что. Дым валил из открытого черного хода продуктового магазина. Стоявшие рядом пять китайцев, не перебивая, слушали размахивавшего руками бородатого толстяка вполне славянской наружности. Никак хозяин перед желтомазыми распинается? И что здесь происходит? Китайцы на него наехали или совсем даже наоборот, они на подмогу прибыли? Интересно, а чего это они все длинные плащи в такую жару напялили? Униформа у Триады такая, что ли?

Не знаю, как насчет униформы, но у плащей нашлось и чисто практическое применение: длинные полы скрывали прямые широкие мечи и кинжалы. Выяснилось это тогда, когда со стороны проспекта во двор вошли шесть двигавшихся в едином ритме человек. И без изображенных на куртках обвитых колючей проволокой шестерен становилось ясно, что сюда пожаловала одна из боевых бригад Цеха.

Выхватившие оружие китайцы замерли в причудливых боевых стойках, а хозяин магазина юркнул в задымленное помещение. Рванувшиеся вперед цеховики моментально оказались вооружены не хуже своих противников: стальные цепочки с шипованными шарами на концах, длинные ножи и дубинки появились у них в руках как по мановению волшебной палочки.

Противники сшиблись, залязгал металл, раздались хрипы и стоны. Численное преимущество и безупречная координация бойцов Цеха сказались незамедлительно и почти сразу же три китайца выбыли из схватки. Одному прилетел в затылок шипованный шар, двоих цеховики зарезали благодаря донельзя ускорившейся реакции. Оставшиеся в живых китайцы вовремя успели отступить к стене и сейчас едва отбивались, вычерчивая лезвиями мечей в воздухе замысловатые узоры.

Их положение казалось безвыходным, когда из двери магазина вылетела ударившая в спину одному из цеховиков метательная звезда. Он сбился с общего ритма и не успел парировать выпад мечника Триады, который хоть и смог воспользоваться моментом, но и сам повалился на землю с перерезанным горлом. Выскочивший из дыма седоусый китаец переломил в руках деревянную спицу, и ближайший боец Цеха превратился в чадящий огненный факел.

Я на всякий случай отступил за угол дома.

К колдуну бросились сразу два цеховика и, прежде чем китаец успел выхватить из кожаного футляра на поясе следующую спицу, несколько раз полоснули его ножами.

Широко размахнувшийся мечом последний оставшийся в живых мечник отпрыгнул в сторону и бросился наутек, но далеко убежать не успел: закрутившаяся в броске цепь оплела его ноги, а подняться с земли ему уже не дали.

Пронзительно заскрипев тормозами, во двор с проспекта влетел уазик, выскочившие из него дружинники дали несколько коротких очередей по убегавшим цеховикам, но преследовать их не стали. Да и стреляли, как мне показалось, заметно выше голов. Политика?

Дружинники, уже не спеша, подошли к месту побоища и начали осматривать тела китайцев. Один из рядовых указал старшине на след из капель крови, оставшийся за раненым цеховиком, но тот лишь отмахнулся, разглядывая обгоревшее тело. Водитель подогнал уазик к магазину и, закурив, беспокойно крутился вокруг машины. Четвертый дружинник заскочил в магазин.

– Что тут происходит-то? – Подойдя к насторожившемуся водителю, я показал служебную бляху.

Тот только махнул рукой:

– Цех и Триада как с цепи сорвались, уже четвертая стычка за день.

– И кто кого? – поинтересовался я, стараясь не смотреть на изуродованное огнем тело. Паленой человечиной воняло просто невыносимо.

– Это кто? – указал старшина носком сапога на обгоревший труп.

– Цеховик.

– Тогда четырнадцать-три в пользу Цеха. Семнадцать трупов за день! А начальство мнется, никаких конкретных приказов не отдает. Мол, на месте определяйтесь. Главное общественный порядок поддерживайте. И как его поддерживать?

– Дела, – посочувствовал ему я. – Не знаете, из-за чего весь сыр-бор?

– Триада борзеет, – выкинул выкуренную до фильтра сигарету водитель.

– Все-то ты знаешь, – хлопнул себя ладонью по бедру старшина. – Водить сначала нормально научись, потом умничать будешь.

– Какие дороги, так и вожу.

– А не проще узкоглазых из Форта выставить? – спросил я старшину, который стрельнул сигарету у водителя.

– Выставишь их, как же. – Засмеявшегося командира поддержали дружинники. – Желтомазые ж как тараканы: их в дверь, они в окно. Нет, если этот бардак еще пару дней продержится, придется Громова просить, чтобы ситуацию разрулил.

– Громов под это дело не подпишется, – решительно заявил водитель. – Он на Воеводу до сих пор нагретый, что тот его из Дружины выпер. Я слышал, наши на директорат выходить собираются, чтобы Цех коней придержал.

– Громов, Громов… – начал припоминать я. – Это основатель коммуны который?

– Ну не то чтобы основатель… Но сейчас он там рулит. – Водитель достал тряпку и начал протирать лобовое стекло, равномерно размазывая по нему грязь. – Он человек в этом районе авторитетный. К нему бы местные прислушались.

– Да, кстати, ты же с Северного околотка? – неожиданно прищелкнул пальцами старшина.

– Да, а что?

– Вас на казарменное положение еще не перевели?

– А с чего бы это?

– У вас же, говорят, бомбист объявился. Третий взрыв за неделю.

– Да ну? – не поверил я.

– Точно тебе говорю.

– Надо же. А меня временно в Центральный перевели, я и не слышал ничего.

– Хозяин живой, но выходить на улицу отказывается. – С черного хода появился дружинник и остановился рядом с нами. – Ничего не видел, ничего не слышал. Товар от огня спасал.

– Как обычно. – Достав планшет, старшина положил его на капот уазика и начал заполнять бумаги. – Молодой, ты труповозку дожидайся и свидетелей опроси. Мы еще на раз район объедем и за тобой вернемся.

– И долго мне здесь одному торчать?

– Как получится. Приеду, чтобы протокол готов был.

– Ладно, побегу я, мне еще в два адреса заскочить надо, – попрощался я с дружинниками.

– Тебе куда? А то смотри – будет по пути, подбросим, – предложил старшина.

– Да мне бы к «Цапле». Ее как, не сожгли еще?

– Да нет вроде. – Старшина повернулся к водителю. – Что скажешь, Михалыч? Подвезем коллегу?

– Поехали.

Мы залезли в уазик и уже минут через десять меня высадили прямо перед «Цаплей», новая вывеска которой была выполнена в восточной манере.

– Спасибо! – поблагодарил дружинников я, подождал, пока уазик отъедет подальше, и пошел к китайскому ресторану. Именно так теперь было написано под угловатым изображением застывшей на одной лапе птицы.

Швейцар – разумеется, китаец, – не проронив ни слова, распахнул передо мной дверь. Да уж, действительно как тараканы. На улице в этом районе уже почти каждый второй чернявый и желтокожий. И чего им в Городе не живется? Братья тоже хороши – нашли с кем сделки заключать. Хотя при чем здесь Братство? Триада бы так и так в Форт пролезла.

Не останавливаясь, я прошел мимо гардероба, спустился в зал и, внимательно рассматривая собравшихся там людей, направился к входу в подсобку. От низеньких столиков доносились незнакомые запахи экзотических по нашим меркам блюд и ароматических палочек, а вот сигаретного дыма в воздухе не чувствовалось.

Людей в зале было немного. Впрочем, часть помещения отгораживали расписанные восточными драконами, тиграми и конечно же цаплями ширмы, которые свисали прямо с потолка. Что-то типа кабинетов? Может, там еще кто сидит.

К моему немалому удивлению, больше половины собравшихся в ресторане людей китайцами не являлись. Не могут же они все на Триаду работать? Или могут? Да какая, собственно, разница, пришли они сюда по работе или просто захотели китайской кухни отведать? Меня сейчас интересует один конкретный человек.

Распорядитель, совершенно справедливо решив, что я слишком уж пристально рассматриваю гостей, двинулся наперерез, но тут мне наконец улыбнулась удача: за одним из столов у дальней стены преспокойно потягивал зеленый чай Ветрицкий.

Не разуваясь и не дожидаясь приглашения, я опустился на циновку и подмигнул опешившему Николаю.

– Чего надо? – напрягся он, но сразу же вытаращил глаза. – Ты?!

– Я. – Мне удалось сдержаться и не посоветовать ему не долбиться в шары.

А Ветрицкий изменился. Нет, не внешне – разве что похудел немного. Просто меня царапнуло неприятное чувство неузнавания. В чем дело? На первый взгляд передо мной сидел все тот же парень – короткие волосы по-прежнему мелированы, в ухе знакомая серьга, другими стали глаза. Слишком холодно и оценивающе они на меня смотрели. Мальчик повзрослел? Посмотрим.

– С чем пожаловал? – слишком уж жестко поинтересовался Николай.

– Просто поболтать, – непроизвольно прищурился я и придержал уже дернувшуюся отвесить затрещину руку.

– Не о чем нам разговаривать, – отрезал Николай и отпил чай. Руки не дрожали.

– В самом деле? А о старых добрых денечках?

– Разговор окончен.

– И так ты разговариваешь с человеком, который притащил тебя полуживого в Форт? – мысленно ставя самому себя самому себе памятник за самоконтроль и выдержку, спросил я. – Не очень-то вежливо.

– Во-первых, мы квиты, – не отвел взгляда Ветрицкий. – Во-вторых, именно так я разговариваю с человеком, который бросил меня замерзать в яме.

– Я вернулся. – Опустив глаза, я все же заметил, как улыбнулся и расправил плечи Николай. Ну-ну…

– Ты вернулся только из-за телепорта.

– Да ну и хрен с ним, – не стал спорить я и продолжил смотреть на руки Николая. Дернется, нет? – Мне на самом деле по барабану твое отношение ко мне. Просто если ты не ответишь на мои вопросы, я тебя завалю прямо здесь. А если твой китайский друг приблизится еще на шаг, его я завалю вместе с тобой.

– Вы нарушаете правила нашего заведения, – остановившись там, где его застало мое предупреждение, на чистом русском выразил свое возмущение моим поведением распорядитель. – Будет лучше, если вы покинете нас добровольно.

– Оружие, наркотики, несертифицированные амулеты в здании имеются? – Я отцепил от куртки бляху и, не отводя взгляда от Ветрицкого, показал ее распорядителю. – Нет? Уверены? Проверьте-ка еще раз, а то, когда этим начинаем заниматься мы, всегда что-нибудь да находим.

Ничего не ответив, китаец отошел от стола. Разглядев служебный жетон, остальные посетители вновь занялись своими делами, усиленно делая вид, что ни меня, ни Ветрицкого здесь больше нет.

– Ты хоть знаешь, кто это был? – вырвалось у Николая.

– Кто? – Я прицепил бляху обратно.

– Господин Чан, один из старейшин китайской общины. Да одного его слова хватит, чтобы тебя в порошок стерли.

– Плевать мне и на эту обезьяну, и на его хон гиль донов узкоглазых, – довольно громко заявил я и, поправив бляху, на всякий случай расстегнул кобуру.

– Ну я тебе уже говорил, что ты отморозок конченый, – нахмурился Николай. – Выкладывай, что надо, и проваливай.

– Когда это ты мне такое говорил? – не смог припомнить я. Не было такого. Точно не было. Неужели именно об этой встрече мне Тарас рассказывал?

А Ветрицкий-то заматерел. Прекрасно понимает, что за такие слова огрести может, а все туда же. Или на помощь китайцев рассчитывает?

– На той неделе на Торговом углу встретились, забыл, что ли? Ты из «Серого святого» выходил. Не помнишь? – внимательно посмотрел на меня Николай. – Пить меньше надо. Или ты вмазанный был?

– Неважно, – отмахнулся я, но галочку себе поставил. Надо дойти до Торгового угла, с людьми поговорить. – Ворона давно видел?

– С недельку назад.

– Где он сейчас?

– Без понятия.

– А видел где?

– На площади Павших.

– Чем занимается?

– Не знаю. Он милостыню нищему подавал и свинтил сразу, со мной даже разговаривать не стал.

– Какому еще нищему?

– Да есть там один калека безногий. – Ветрицкий забарабанил пальцами по столу. – Все, нет? У меня чай остывает.

– Будешь хамить, сам остывать начнешь, – осадил я его. Калека – это Обрубок. Вот и след появился. Все, пора закругляться. – Ты какого хрена у Гонзо выигрыш Макса забрал?

– Что? – подавился чаем Николай.

– Оглох внезапно? Я спрашиваю, ты какое к этим деньгам отношение имеешь? Или это на тебе долг повис за имущество подотчетное, которое Макс, земля ему пухом, на сторону пустил?

– Ты за этим меня нашел? – спокойно улыбнулся Ветрицкий.

Слишком спокойно. Что ж ты такой непробиваемый, сволочь? Ну, не похож ты на человека, у которого лишние шесть империалов на кармане завалялись. Да, тонкой выделки белый джемпер, фирменные джинсы и витой кожаный ремень с серебряными клепками стоят куда дороже дешевого ширпотреба, что на мне, но все же, все же…

– Да. – Я не видел необходимости раскрывать перед ним все карты.

Ветрицкий достал из кармана кожаной безрукавки кошелек и кинул на стол три серебряные монеты. Два рубля закрутились на краю стола, а четвертак скатился на пол.

– Подними, – зло процедил я.

Николай ничего не ответил и выложил из кошелька на стол еще один четвертак. Я смахнул деньги в карман, поднялся с циновки и пошел к выходу. Старичок-распорядитель уже куда-то исчез, а ведущую к гардеробу лестницу загораживали два нехарактерно для китайцев плечистых вышибалы. Вернее, почти перегораживали, но протиснуться между ними было можно только боком. Вот, значит, как…

Даже не пытаясь проскользнуть между ними, я расправил плечи и уверенно зашагал вперед. В последний момент вышибалы подались в стороны и, спокойно поднявшись по лестнице, я прошел через холл и вышел из ресторана на улицу.

А вечереет, однако. Да и ветер не шибко теплый задул. Застегнув куртку на все пуговицы и засунув руки в карманы, я зашагал к Красному. Вдалеке над крышами домов возвышалась резиденция братьев – Пентагон. По асфальту зацокали копыта: с соседней улицы выехал присматривавший за порядком конный разъезд Братства. Особого оживления на улице он не вызвал, но лица китайской национальности убирались с его дороги быстрее прочих.

Слева потянулось длинное здание бывшего колхозного рынка. Сейчас он уже был закрыт, а так там торговали своей продукцией «подшефные» хозяйства Братства. Мясо, молоко, яйца, мука, мед, воск и прочие сельхозтовары, хоть и стоили немного дороже, чем на блошиных рынках, но своего покупателя находили. А за оптовыми партиями чародейских артефактов, холодного оружия, доспехов и разной промтоварной мелочевкой приезжали даже из Города и Северореченска.

– Дожимай!

– Горишь слева!

– Я открытый!

– Сам!

– Выйди!

– Бей!

– А-а-а!

Впереди раздались азартные крики, и на дорогу выкатился футбольный мяч. Один из стоявших около школьной спортивной площадки болельщиков догнал его и пнул обратно. Судя по столпившимся на противоположных сторонах поля группам поддержки, футбольный матч шел между командами Братства и Дружины.

– Клим! – окликнул я спускавшегося по ступенькам в подвал худощавого парня в обшитой железными кольцами короткой кожаной куртке. – Клим!

– Скользкий! – поднявшись на пару ступенек, обрадовался Климов. – Ну, ты даешь! Полгода пропадал неизвестно где и – хоп! – как чертик из коробочки. Пойдем, вмажем по чуть-чуть, хоть расскажешь, чем занимался. Или, как всегда, занят?

– Да не особо. – Я с сомнением оглядел висевшие над спуском в подвал ржавые буквы вывески «Кулинария». – Поговорить время есть, а пить… В завязке я.

– Хорош, по песярику вмажем – сразу развяжешься, – обдав перегаром, Клим потянул меня в подвал. – Я и сам не пью, но уж если наши на футбол вытащили, то как такой случай упустить? Ничего, еще по чуть-чуть и спать.

Ага, знаю я это чуть-чуть. Опять на автопилоте через полгорода ползти придется. Нет, пить нельзя. Но и отказываться тоже не дело. И не из-за классического «ты меня уважаешь?». Просто действительно сто лет не виделись.

Обстановка внутри «Кулинарии» мало чем отличалась от обстановки в подобных заведениях в любом районе Форта. Был в одном, считай, был во всех. Разве что столики у ближней стены отгорожены друг от друга деревянными перегородками, а у дальней стены к витрине подходила длинная стойка для тех, кому сидячих мест не досталось. А так все один в один. Пустая холодильная витрина со стоявшими поверху написанными от руки ценниками. Сиротливо выстроившиеся в ряд бутылки водки, самогона и полторашки с ядовито-яркой газировкой. Сигаретный дым, тусклый свет давно севшего чародейского светильника. Ленивое безразличие продавщицы и смертная скука иногда выглядывавшего из подсобки охранника.

Все столики оказались заняты, но Клим, ничуть не смутившись, смахнул со стойки в картонную коробку с мусором одноразовые пластиковые стаканчики с остатками водки, газировки и красными потеками томатного сока и заорал:

– Настя! Как обычно, но вдвойне!

Продавщица выглянула из подсобки и зазвенела бутылками.

Кучковавшиеся в углу китайцы оценили висевший на поясе у Клима кукри и, решив лишний раз не лезть на рожон, направились к выходу.

– Понаехали тут! – даже не понизив голоса, выдал им в спину Клим. – Уроды желтомазые!

– Чего ты на них? – Прежде чем облокотиться на стойку, я придирчиво осмотрел ее замызганную поверхность.

– А потому что уроды и есть, – решив, что все понятно объяснил, Климов выглянул из-за меня и крикнул уже подошедшим к двери китайцам. – Уроды!

Я обернулся посмотреть на их реакцию. Нет, проглотили. Похоже, Братство не так уж сильно сдало свои позиции, как некоторые это пытаются представить. По крайней мере, в окрестностях Пентагона братьев еще уважают. Или боятся. Что, собственно, в этом случае одно и то же.

– Ну, чего опять буянишь? – Продавщица принесла нам два пустых стаканчика, два с непонятной оранжевой жидкостью, тарелку с бутербродами и чуть больше полбутылки водки.

– Все, все… Тише воды, ниже травы, – заверил ее Клим.

– Это еще что такое? – принюхался я к содержимому стакана.

– «Инвайт». – Клим передвинул ко мне тарелку с бутербродами. – Не помнишь, что ли? Ну как там: «Просто добавь воды!»

– Елки! – Я отхлебнул разведенного в воде концентрата. Сколько лет назад последний раз пробовал? Десять, нет, пожалуй, все пятнадцать. – И где эту гадость только откопали?

– Хозяин где-то несколько ящиков достал.

– Да он же испортился давно на фиг!

– Чему там портиться? Химия же голимая, – усмехнулся Климов. – Вы, кстати, в школе водку с «инвайтом» не мешали? Нет? А мы мешали. Ниче так вставляло.

– Слушай, еще же какой-то концентрат был? Как его… «Зуко»?

– Что-то типа того. Но он дорогой был, у нас на него денег не хватало. – Клим толкнул своим стаканчиком мой. – Давай…

Мы выпили – я только пригубил – и закусили одним на двоих бутербродом с селедкой. Водка – гадость. Стопудово паленая. Правильно сделал, что залпом не замахнул. А селедка очень даже ничего. Попробовать «инвайтом», что ли, запить? Или не стоит так горячиться?

– Ты, кстати, насчет китайцев все понятно объяснил, а главное доступно. – Я положил на тарелку обкусанный бутерброд. – Что у вас там с ними случилось?

– Слышал, мы им учебку продали?

– Ну и?

– А этого мало? Я ж грандмастера на хрен послать не могу, приходится на этих отрываться. – Клим грустно улыбнулся. – Так вот живешь, обустраиваешься, планируешь что-то. А к тебе приходят и говорят: а ну выметывайся отсюда. Козлы!

– Слушай, мне кто-то говорил, у Триады к Братству претензии появились? – Из-за столика выползла-вывалилась компания парней и направилась к выходу. – Присядем?

– Они отлить пошли. – Клим налил водки себе и освежил мне. – Давай еще по одной.

– Не, мне хватит, – попытался остановить его я.

– Да перестань ты. И так раз во сколько лет видимся, – отмахнулся он. – А насчет Триады… Да сами они по большому счету лоханулись. У нас под зданием учебки подземная речка текла. Зимой нормально все, а как потеплеет – караул! Сколько мы сил на это дело угрохали! Китайцам само собой при продаже никто ничего не сказал. Ну не спрашивали они, мы-то чего лезть будем? Вот. Недели три назад одно крыло и обвалилось. Просто – хлоп! – и под землю ушло. А эти, странные, пришли к нам деньги обратно требовать. Наивняк такой. Угадай с трех раз, куда их послали?

– Да мне и одной попытки хватит. – Я задумчиво помял стакан с водкой. – Тебя в Туманный переводить не собираются?

– Давай не будем о грустном, а?

– А что такое?

– У меня этот проект века уже вот где сидит! – Клим выпил водку и провел ребром ладони поперек горла. – Вывезли людей в чистое поле. Как хотите, так и обустраивайтесь! Да, дома стоят, да, коммуникации проведены. А про то, сколько сил и средств надо вбухать, чтобы все это заработало, никто не подумал. И что кушать людям надо хотя бы раз в день, тоже для многих новостью оказалось. Туда бабла еще просто немерено вбухать надо.

– То есть вы в Форте надолго зависли?

– Да как тебе сказать? Получается, что так. В Туманный финансирование идет, должны до середины сентября уложиться, но там проект до ума еще доводить и доводить. Линия обороны внешняя, линия обороны внутренняя, огневые точки, установки сглаживания магического поля… Там же основное пока в оборону вкладывается. Как зимовать будем – непонятно. Я вот только одного понять не могу – кому этот заснеженный кусок земли сдался? Стратеги, блин…

– А меня Гадес с морга выгнал, – не знаю к чему, вспомнилось вдруг мне.

– Забей. Ты ж радоваться должен. Сколько у тебя на квартплату улетало? Половина жалованья, больше? Даже за треть приличную комнату снять – не проблема.

– Нравилось мне там, – вздохнул я. – Ты чего квасишь-то?

– Говорю же – футбол.

– Я серьезно.

– Рому зарезали, – на глазах помрачнел Климов.

– Чего?! – не сразу переварил я услышанное.

– Того.

– Когда?

– С неделю уже. Он с командой в последнее время частенько за стену мотался, вот в последний раз и привезли холодного. Давай за него, чтоб земля пухом…

Выпили не чокаясь. Водка показалась еще омерзительней, чем раньше. Но по такому поводу коньяк, вино или пиво пить не будешь. Тут водке альтернативы нет.

– И знаешь, мы же в последнее время с ним вообще не общались. Как его в выездную группу перевели, так и расплевались, – глядя мимо меня, продолжил Клим. – Теперь вот и думаю: ну чего мне стоило попробовать замириться? Блин, да казалось, что времени впереди полно, какие наши годы! Уж с кем с кем, а с нами ничего случиться не может. С кем угодно, только не с нами. А тут раз – и ножом по горлу. Так только и начинаешь понимать, что жизнь-то мимо прошла и с друзьями ты хрен знает когда в последний раз общался. Все время как белка в колесе: на службу – спать, на службу – спать, на службу – нажраться с кем придется – спать…

Я слушал его молча. Только кивал и поддакивал в нужных местах. Ясно ведь, что парню выговориться надо. Мы с Ромой большими друзьями никогда не были, и то меня зацепило. Вот уж точно: «с нами ничего такого случиться не может». И ведь даже когда на моих глазах Макса застрелили, не проняло. Не до того было. Да и кто такой Макс? Новичок. Мы-то ветераны. Мы-то о-го-го! Уж с нами – ничего такого да никогда! А то, что парни из патрулей постоянно не возвращаются и с каждым днем лиц незнакомых вокруг все больше, как-то на заднем плане остается. Пока тебя самого жизнь по голове крепенько не приложит…

И ведь разумом понимаешь, что каждый божий день по лезвию ножа ходишь, ан нет, все туда же – упорно себя бессмертным считаешь. А чтобы мыслишки всякие, от которых жить тошно и страшно до судорог становится, в голову не лезли, – водкой их, водкой. С похмелья жизнь, конечно, тоже не сахар, но тут уж не до раздумий о смысле и бренности существования. Тут бы найти, чем и с кем опохмелиться. А что людей, с кем посидеть и даже не поговорить, просто помолчать можно, с каждым днем все меньше становится, – это ерунда. Главное на сегодня собутыльника найти.

Все верно. Главное – сегодня. Завтра – иллюзия. Нет у нас завтра. Всегда – только сегодня. Это мне еще Селин на пальцах объяснил.

Вздрогнув от раздавшегося в кармане куртки жужжания, Клим запихал в рот остатки бутерброда, вытер руки о штанину и вытащил амулет в виде сложившего крылья ворона.

– Ну что еще такое? – возмутился он. – Лед, я до Пентагона и сразу обратно. Ты меня здесь подожди.

Климов пулей вылетел из подвала. Надо же, мигом весь хмель выветрился. И что, ждать его? Ага, делать больше нечего? Если у них аврал, то тут и до завтра куковать можно.

Переглянувшись с продавщицей – она махнула рукой и сказала, что Клим сам расплатится, – вышел из подвала на улицу. Ты смотри, уже сумерки. Скоро стемнеет окончательно. Вот тебе и короткие летние ночи. Пора в «Гавань» возвращаться.

Я дошел до перекрестка Южного бульвара с Красным проспектом и, глубоко вздохнув, остановился. Что-то меня чересчур сильно мотает. И живот режет. Да, вставило как-то не по-детски. Из чего они эту гадость гонят, из автомобильных покрышек, что ли? А не траванулся ли я?

Может, до целителя какого дойти? Стоп, у тебя деньги лишние есть? Тут же почти рядом Кирилл – Селина двоюродный брат живет, вот к нему и загляну на огонек. Время суток по большому счету роли не играет. Винни-Пух тоже не только по утрам к Кролику заваливался. Думаю, для вечера, дня и ночи у него тоже пыхтелки, сопелки и шумелки заготовлены были. Главное, чтобы Кирилл дома оказался. Да даже если и не окажется – ничего страшного. Все равно по пути.

Пройдя вверх по Красному четыре квартала, я свернул во дворы. С наступлением сумерек народу на улице заметно убавилось, но рядом с домом Кирилла пылал высоченный костер, над которым вился целый шлейф взлетавших вверх, вспыхивавших на темном фоне неба и медленно гаснувших искр. Разместившаяся на подтащенных к огню ящиках и железных основаниях скамеек компания со смехом передавала по кругу бутылки. Ко мне цепляться не стали. То ли узнали, то ли в темноте не разглядели.