Текст книги "Приграничье. Клинок Стужи. Дилогия"

Автор книги: Павел Корнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 59 страниц)

– Пить тебе нельзя шесть часов, есть до завтрашнего утра, про алкоголь забудь на двое суток.

Я покрутил пальцем у виска. Если прямо сейчас воды не хлебну, мне что шесть часов, что двое суток, разницы нет – не выходя отсюда, окочурюсь.

– Да не суетись ты. Подожди, сейчас пройдет уже. – Салават переставил графин на дальний край стола. – Давай вернемся к вопросу об оплате моих профессиональных услуг.

Я, сглотнув вязкую слюну, прислушался к своим ощущениям – вроде отпускать начало, – вытащил два империала, полученные от Дениса, и положил на стол. Лекарь внимательно осмотрел монеты, проверил на зуб и кинул в узкую щель стального ящичка, привинченного к полу. Удобно – не надо сейф открывать и вводить пациентов в искушение видом золотишка.

– Сда… – попытался просипеть я, но горло снова обожгло огнем, и полностью слово выговорить не получилось. Салават, однако, меня понял правильно, укоризненно вздохнул и выудил из кармана местами почти чистого белого халата двадцать пять копеек серебром. Может, он хоть теперь воды нальет? Я снова указал на графин.

– Учти: насчет воды я не шутил. Дело хозяйское, хочешь печень посадить или прободение желудка заработать, пей, сколько влезет. Только мне потом не жалуйся – ничем помочь не смогу. – Получив деньги, лекарь стал гораздо спокойней относиться к состоянию моего здоровья. – Будешь пить? Нет? То-то же. И смотри, или деньги на «Небесное исцеление» копи, или раньше, чем через три месяца, даже не приходи – «Синий доктор» штука серьезная, печень гробит будь здоров.

Я кивнул, подошел к кушетке и достал упавшую под нее куртку. Потом поднял со стула шапку и шарф. Надеюсь, до дома доковыляю – наркоз бесследно не прошел, движения были заторможены, а звуки доходили словно сквозь толстый слой ваты.

– Да, это… посмотри, повязка плотно сидит? – окликнул меня Салават. Я посмотрел на туго намотанный на раненую руку бинт, на котором уже начинало расползаться синее пятно, накинул на правое плечо куртку и, ничего не ответив, вышел на улицу.

Ветра не было, солнце светило не менее ярко, чем утром, но меня бил озноб. Из-за раненой руки застегнуть куртку было невозможно, и почти всю дорогу до морга я бежал бегом. Бежал… В нормальном состоянии это не тянуло даже на быстрый шаг. Все бы ничего, но на поворотах меня заносило, и пару раз избежать падения удалось только чудом. Устоять устоял, но в разорванную пятку валенка набился мокрый снег. Сквозь туманную пелену мимо проносились знакомые ориентиры: изукрашенная золотыми драконами вывеска «Травы и тайные сборы», почти не очищенное от снега крылечко у конторы чудака, единственной способностью которого был дар находить потерянные вещи, обшарпанное объявление над окном гадалки – «Хиромантия, Таро, коррекция судьбы». А вот и ограда морга. Пролезть через дыру в заборе в таком состоянии было нереально, пришлось тащиться до центрального входа. Проходя мимо бетонного основания солнечных часов, я остановился и долго соображал, который час. Получалось, что почти полдень. Пара часов свободных есть, можно успеть заскочить за амулетом. Или лучше отлежаться? Нет, не пойдет – если засну, то непонятно, когда проснусь. А у меня дел сегодня полно.

Спустившись к себе, я в изнеможении повалился на тюфяк. Ломило все тело. Немного отдышавшись, стянул порезанный свитер и начал медленно избавляться от нагрудника. Кое-как мне удалось расстегнуть все ремни и скинуть доспехи на пол, не потревожив при этом раненую руку. Безопасность – вещь важная, но сегодня лишний вес запросто загонит меня в могилу. И так сердце как отбойный молоток стучит. Валенки я швырнул к двери: стоит попробовать отдать в починку. Всяко дешевле обойдется, чем новые покупать. Что с джинсами? Вроде нормально: в паре мест кровью заляпаны, но на черном этого почти не видно. Все, теперь переодеться, достать деньги и можно выдвигаться.

Сборы много времени не заняли. С деньгами так вообще проблем не было – выгрести пришлось все. И серебряный рубль, вырученный от продажи трофеев, и сданный с двух империалов четвертак, и даже два червонца советской чеканки, сберегаемые на черный день. Двести тысяч ассигнациями выкладывать не стал. За амулет расплатиться ими нельзя, у меня на них другие планы. Наибольшую сложность доставил выбор замены свитеру. В конце концов я остановился на пуховой кофте, в которой обычно ходил в патрули. Пусть п отом воняет, зато тепло. А кому не нравится, пусть не нюхает. Сырые ботинки за два часа суше не стали, но деваться некуда: другой обуви сейчас не найти. Пока обувался, на глаза попалась пирамидка, стоящая на коробке с тушенкой. Надев фуфайку и сунув пирамидку в карман, я сдернул с гвоздя ключ от оружейного шкафчика и вышел на улицу, но вместо того чтобы пойти к центральному входу, свернул с главной аллеи и, проваливаясь в глубокий снег, начал продираться сквозь кусты акации. Блин, лета почти и не бывает, когда они расти успевают? Добравшись до изогнутого вяза, я засунул руку в узкое дупло и вытащил полиэтиленовый пакет, попутно вытряхнув на свет божий полуистлевшие листья. Пакет разворачивать не было необходимости, ничего с его содержимым за месяц случиться не могло. В пол-литровой пластиковой бутылочке находился вмороженный в лед корешок с мизинец длиной. Железный корень – вещь редкая и для понимающих людей весьма ценная. Единственное неудобство – хранить его необходимо при минусовой температуре, что при отсутствии морозильника достаточно затруднительно.

Выбравшись на аллею, я вышел на Красный проспект и зашагал в школу Братства. Надеюсь, Клим амулет уже раздобыл. Впрочем, если его еще не списали, ничего страшного – до «Сан-Тропеза» оттуда минут пятнадцать идти, не больше. До учебки я еле доковылял. Вроде и нагрудник снял, а отдышаться все равно не получается. К тому же из-за «Синего доктора» зрачки расширились, и отражавшийся от снега солнечный свет болезненно бил по глазам. Большую часть пути пришлось проделать, прикрывая ладонью лицо. Надеюсь, за ночь зрачки придут в норму, иначе завтра просто умру.

Как назло, караулившие на служебных воротах братья оказались незнакомыми и наотрез отказались пропускать меня внутрь. Пришлось тащиться на общую проходную и выписывать пропуск. Здесь меня признали и запустили без обычных бюрократических проволочек.

– Не забудь отметиться у Климова, а то обратно не выпустим, – напомнил мне начальник караула.

– Угу, – протянул я и пошел искать Клима. К моему удивлению, курсантов на улице почти не было. Так, два латника фехтовали учебными мечами да одинокий лучник пускал стрелы в висевшую метрах в ста мишень. В здании школы тоже было безлюдно, и даже перед столовой никто не дожидался своей очереди отобедать. Странно. Что, по поводу хорошей погоды каникулы объявили?

Комнатка Клима оказалась заперта. Он-то куда подевался? Я решил немного подождать и уже прислонился к двери, но, услышав голоса в помещении бывшего актового зала, осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Темное – широкие окна наглухо заложены кирпичом – помещение было заставлено стеллажами в два человеческих роста, на полках которых лежало самое разнообразное снаряжение, обмундирование, доспехи и оружие. Здесь было сложено лишь то, что использовалось при обучении курсантов, а все наиболее ценное имущество и боевое оружие хранилось на складе в подвале школы. На небольшом, освобожденном от стеллажей пятачке у входа стоял стол. Сидевшие за ним братья – среди них оказался и Клим – о чем-то громко спорили. Увидев открывшуюся дверь, зампотех вскочил и буквально вытолкнул меня за дверь.

– Ты чего? – возмутился я, но Климов лишь прижал палец к губам, отщелкнул от пояса прицепленную карабином связку ключей и отпер дверь своей каморки.

– Заходи живей. – Ухватив за рукав фуфайки, он затащил меня внутрь, выглянул за дверь и только после этого закрыл ее и задвинул засов. – Надо ж было так не вовремя прийти! Только пять минут назад амулет списали. На меня и так косо смотрят, тут ты еще…

– Списали? – обрадовался я. – Это хорошо.

– Сам знаю, что хорошо, – огрызнулся Клим. – Деньги принес?

– Обижаешь. – Я выложил на парту рубль двадцать пять серебром и оба червонца. – Где все? Командор каникулы устроил?

– Ага, каникулы… длиной в сорок километров. Хочешь, тебе такие организуем? – Климов убрал деньги в карман и вытащил из-под свитера небольшой потертый мешочек из кожи. – Носи на здоровье. Вижу, тебе это крайне необходимо.

Я пропустил намек на синяк мимо ушей, развязал тесемку и вытряхнул амулет на ладонь. Хрусталь размером чуть больше желудя был часто-часто обвит тоненькой медной проволокой, на цепочку его можно было прицепить за кольцо, закрепленное на узкой железной полоске, опоясывающей камень.

– Не понял, почему хрусталь? – Камень ярко сверкал в солнечных лучах, падавших на него из окна, но я-то ожидал совсем другого.

– Ты что, за эти деньги брильянт в пятьдесят каратов получить хотел? – неодобрительно покосился на меня Клим.

– Насколько мне известно, «Чешую дракона» делают только на основе аметистов.

– Ну а этот из хрусталя сработали. Из-за чего, думаешь, проблемы с запиткой появились? – Климов вернулся к двери. – Слушай, не хочешь – не бери. С такой ценой от желающих отбоя не будет.

– Мог бы и предупредить. – Я сунул амулет в карман. Разумеется, за семьдесят золотых «Чешую» любой купит. Но продать-то любому никак нельзя. Мигом на дыбе очутишься. Да ладно, ерунда. Что аметист, что хрусталь – лишь бы амулет работал. Тем более даже «Сфера безветрия» в свободной продаже дешевле ста восьмидесяти – двухсот рублей золотом не встречается. Это Клим мне ее за полсотни в прошлый раз подогнал, а так еще и по Форту побегать-поискать пришлось бы. «Чешую дракона» вообще только через чародеев Братства достать можно, и меньше чем за три сотни они ее даже воеводе не уступят. Так что мне ли жаловаться?

Дождавшись, пока я спрячу амулет, Клим открыл дверь, выпустил меня и начал выбирать нужный ключ. Как он их различает? В связке ключей десятка два, и все одинаковые.

– Все, побежал я. – Пожав на прощание руку, я слетел вниз по ступенькам. Настроение заметно улучшилось. Ну, продырявили меня, что с того? С кем случиться не может? Последствий-то, по сути, никаких. Да, двадцать рублей коту под хвост, но если бы все прошло гладко, мне эти деньги так и так не светили. А тут еще двести штук как с неба свалились. И со здоровьем все в порядке: наркоз прошел, голова соображает. Рука уже не болит, нормально двигается. Вон и на проходной, пока расписывался, пакет в левой держал. На проходной… Пропуск! Я метнулся обратно вверх по лестнице и едва успел – Клим уже закрыл дверь и собирался зайти в актовый зал.

– Чего тебе? – удивился он.

– Пропуск отметь, – прошептал я в ответ, сунул ему пропуск и после того, как Клим, приложив бумажку к двери, поставил свою закорючку, забрал ее и уже неторопливо спустился на первый этаж. На проходной на роспись Климова даже не посмотрели и просто накололи пропуск на железную спицу, торчавшую из столешницы. Бюрократы, блин.

Я вышел за территорию школы, свернул в проулок между двумя высокими заборами и очутился у заросшего бурьяном пустыря. К моему удивлению, весь снег вдоль тропинки был усеян желтыми отметками и испещрен следами собачьих лап. Надо же, не всех бобиков еще на шашлыки пустили! Я пошел через пустырь, и в это время из-за покосившегося бетонного забора вылетела мохнатая кавказская овчарка. Пес остановился в паре прыжков от меня. Ну и чудовище: в холке метра полтора, никак не меньше. Вышедший следом невысокий мужичок в потрепанном тулупе резко свистнул, и зверюга метнулась назад, неподвижно замерев у правой ноги хозяина. Стараясь даже не смотреть в их сторону, я пошел по дуге, так, чтобы между нами оказалось как можно большее расстояние. Учитывая узость прохода между забором и стеной дома, это было совсем не просто. Пронесло – собака косилась как-то недобро, но с места не сдвинулась. Что за день сегодня? Я собак в Форте ни разу не видел. На хуторах на всех есть, а в Форте они без надобности – только продукты переводить.

После заброшенного здания начался поселок Луково. Одноэтажные домики прятались за высокими заборами, реже встречались двухэтажные кирпичные коттеджи и длинные бараки на несколько семей. С одного двора раздался визг свиньи. Колют, видать. Дымились трубы бань. Интересно, почему, когда топят бани, дым гораздо приятней пахнет, чем точно такой же из труб жилых домов? Вопрос…

Навстречу попался дедок, за веревку тащивший нагруженные дровами санки. На меня он посмотрел ничуть не более дружелюбно, чем давешний пес. Дед остановился и поправил облезшую кроличью шапку, я, не замедляя шага, миновал его и, не оборачиваясь, пошел дальше. Как бы он поленом в спину не залепил. С местных станется – «городских» они не любят. С соседней улицы со скрипом выехали сани, которые тянула гнедая коняга. За санями с визгом бежала ватага пацанов, пытавшихся пристроиться сзади на полозьях. Возница ленивыми взмахами кнута отгонял самых наглых и, похоже, развлекался не меньше детворы.

На ближайшем перекрестке я свернул направо, на следующем – налево и удовлетворенно хмыкнул: память не подвела – на площадке между Южным бульваром и поселком шла торговля. На небольшом рынке, видимо, по случаю хорошей погоды, народу было куда больше, чем обычно. Приезжих сегодня что-то особенно много. Они-то о потеплении откуда узнали? Я миновал продуктовые ряды – среди дичи, рыбы и солонины встречался урожай прошлого сезона. В основном торговали картошкой, капустой, репой и, как ни странно, яблоками. На фанерных ящиках стояли закатанные в разнокалиберные стеклянные банки домашние соленья и заготовки. Запахло свежим хлебом. Я протиснулся сквозь толпу и перешел к рядам, в которых торговали разной мелочовкой – самопальными оберегами, точильными камнями, восковыми свечами, ножами, глиняной посудой и даже одеждой. В основном шмотки были ношеные, но изредка встречались кожаные куртки, шубы и меховые шапки, пошитые местными умельцами. Наблюдательный человек с внушающей доверие внешностью и тугим кошельком мог приобрести здесь много чего интересного. Начиная от травки и заканчивая обрезом или боевым амулетом.

Я остановился у лавки менялы и с досадой сплюнул – будка сапожника была закрыта. Вышел куда-то? И что делать? Караулить его здесь? Нельзя, ноги в сырых ботинках уже замерзли. Простыну на фиг. Двое охранников менялы настороженно посмотрели на меня и промолчали, но один как бы невзначай пнул пяткой дверь, а второй снял меховые варежки и заткнул их за пояс. Из лавки выглянул старший охранник, я кивнул ему и спросил:

– Игорь-сапожник был сегодня?

– Нет. И не будет. Завтра приходи. – Кавказец меня узнал, хотя виду и не подал, зыркнул исподлобья по толпе и спрятался обратно.

Нет и не будет. Замечательно. Несколько минут я, соображая, что делать дальше, смотрел на товары швеи, занимавшей соседнее с сапожной лавкой место. Тетка поглядела с надеждой, но, очень скоро поняв, что мне ее рубашки, платки и варежки без надобности, перестала обращать внимание. Зря, кстати. Мне как раз рубашка новая нужна. И свитер. Жалованье за тот месяц выплатят, что-нибудь надо будет присмотреть. Но это в будущем, а сейчас что делать?

Приняв решение, я прошел рынок насквозь и оказался у выхода на Южный бульвар. В это время в ворота въезжали сани, на задней лавке которых лежала половина коровьей туши. Пришлось посторониться и отойти с дороги.

– Убирайся отсюда, попрошайка! – Раздавшийся неподалеку в толпе крик сопровождался звуком удара по чему-то мягкому. Мимо меня к выходу пронесся старик, залатанное во многих местах пальто которого болталось на нем, словно на пугале. Пластиковые ручки остались зажаты у него в руке, а пакет, оторвавшись, шлепнулся на землю. Смятые жестяные банки, ветошь и сложенные картонки разлетелись по снегу. Одна из жестянок подкатилась ко мне и уткнулась в ботинок.

– Ты че деда обижаешь? – Я немедленно обернулся к ухмыляющемуся рыночному охраннику, который уже собирался отвесить старику второй пинок. Не то чтобы ситуация задела меня за живое, просто настроение похабное. Порежу бугая, может, и отпустит.

– Никто никого не обижает. А дедушка уже уходить собирался… – заученно заулыбался охранник, но наткнулся на мой взгляд – да наплевать мне и на деда, и на любые объяснения – и осекся. – Да ладно… Чего ты, в самом деле?

Я вздохнул, обошел запихивающего дрожащими руками жестянки в порванный пакет старика и перешел на другую сторону Южного бульвара. Вовремя взял себя в руки, ничего не скажешь. На ногах еле стою, а еще на кого-то наезжать пытаюсь. Что со мной творится? Хорошо, охранник трусоватый попался, а то налетели бы всей шоблой и запинали. Ну, одного зарезал бы, ну, двух… Толку-то?

После поворота, сразу перед оружейным магазином, на тротуаре что-то исступленно кричал уличный проповедник. Закутанная в черную ткань фигура в такт словам протягивала руки к торопливо идущим мимо прохожим.

– Переполнены люди злобой, а в сердцах вьют гнезда свои ложь, похоть, лень и всевозможные пороки. Одумайтесь! Не давайте пристанища в душах своих злобе, алчности и безразличию к судьбам других. Не дайте погаснуть согревающему вас огню созидателя, не пускайте в себя холод и мрак, ибо несут они погибель всему роду человеческому!

Все ясно. Секта Несущих Свет. Похоже, проповедь уже подходит к концу.

– Если даст всходы свои в ваших душах зло, то не только себя вы погубите, но и приблизите приход вечного холода в наш мир! Притянет груз грехов наших небо к земле, пронзят его ледяные пики и начнется царствие ледяных демонов. Придут с севера исчадия, чьи тела изо льда, а души нет вовсе, ибо управляет ими…

Слова проповедника, словно гвозди, втыкались в мою бедную голову. Нет, так дело не пойдет. Им бы побольше позитива, а то никого не заманишь.

Обогнув выступающий полукругом пристрой оружейного магазина «Толедо», я замер, пораженный невероятной картиной: бульвар чистили. Причем не просто освобождали дорогу от снега, скидывая его на обочину, нет – десяток рабочих в форменных оранжевых жилетках долбили ломиками и кирками намерзший с августа толстый слой наледи и загружали обломки на подводу. У меня чуть челюсть не отвисла. И не у меня одного – на рабочих с удивлением смотрели многочисленные зеваки. Что происходит? Генерал Мехов из Города с дружественным визитом прибывает или дума Северореченска в полном составе? Дурдом.

Я свернул в арку и прошел через проходной подъезд во двор следующего от бульвара дома. Все окна пятиэтажного здания напротив были наглухо забетонированы, и только серые прямоугольники цементными кляксами в пять рядов опоясывали стены. Ходили слухи, что у здания Коммуны, а это было именно оно, стеклянная крыша и оранжерея на пятом этаже. Все может быть. Я этого ни подтвердить, ни опровергнуть не мог. Так далеко меня никогда не запускали. Надеюсь, сейчас хоть в подвал зайти получится. А могут и подальше послать – коммунары чужаков не жалуют. Если учесть, что: а) все, кто в Коммуну не входит, для них чужаки и б) в Коммуну принимали только местных уроженцев, – хорошего отношения мне там ждать не приходилось. И не только мне. Многих это просто бесило, но поделать с этим ничего было нельзя: Коммуна являлась одним из старейших сообществ Форта. Образовалась она почти сразу после того, как была отстроена городская стена, но в дела внешнего мира почти не вмешивалась. Ну а внешний мир в лице Дружины старался не замечать Коммуну.

Дверь в соседний с проходным подъезд была открыта, я вошел внутрь, спустился в подвал и перелез через канализационные трубы, перегораживающие проход в крошечный закуток слева от щитовой. Под мятой дверцей холодильника скрывалось круглое отверстие бетонной трубы, уходящей вниз. Ухватившись за железные скобы, вмурованные в стенки трубы, спустился на пару метров и спрыгнул на залитый цементом пол. Левую руку заломило, но не очень сильно. Жить можно. Бункер был небольшим: пять шагов вдоль, четыре поперек. Стены высотой в два метра. Низкий потолок ощутимо давил своим весом. Я едва не влепился лбом в тусклую лампочку и еще не успел постучать в дверь, как она распахнулась и на меня двумя дулами двенадцатого калибра уставился дробовик.

– Руки вверх, – скомандовал стоящий в проходе мальчишка. Ружье в руках пацана не дрожало, палец лежал на спусковых крючках.

Я упер руки в потолок. Как бы он меня по стене картечью не размазал. Дернется палец – и каюк.

– Выше! – Часовой сорвался на визг.

– Куда выше? – вполголоса поинтересовался я. Кому пост доверили? На вид парнишке лет четырнадцать-пятнадцать.

– Что за шум, а драки нет? – рыкнул кто-то за спиной у часового. – Опять чудишь, Володька?

– Гера, я нарушителя поймал!

– Ну-ка, ну-ка… Давай посмотрим. – В дверь высунулась лохматая голова. – Чего надо, шпиен?

– Мне бы Игоря-сапожника или Борю Хромого, – немного успокоившись, ответил я.

– Да ты руки-то опусти. – Мужик в тельняшке и спортивных штанах подмигнул мне, снял со стены трубку и начал крутить диск телефона. – Как зовут?

– Скажи, Лед пришел. – Они сюда телефон протянули? В прошлый раз этого еще не было. Богато живут, ничего не скажешь.

– Алло, Боря? К тебе пацанчик один пришел, Льдом обозвался. Знаешь такого? Понятно… Опиши, как выглядит. Так… так… Угу… Все, понял. Провести? Нет? Сам подойдешь минут через пятнадцать? Договорились. – Лохматый забрал ружье у пацана. – Иди Эдика позови, а ты давай заходи и дверь за собой прикрой.

Пацан умчался по узкому коридору исполнять приказ, я вошел внутрь и потянул за собой дверь, которая с легким лязгом захлопнулась. Гера присел на табуретку, кивнул на хлипкий стул в противоположном углу и положил дробовик на колени. Я только присел на стул, а мальчишка уже влетел обратно в караулку. Одно его ухо было пунцовым и немного припухшим.

– Эдик мне по уху врезал! – завопил он, едва сдерживая слезы.

– Что сказал? – тяжело вздохнул Гера.

– Сказал, будем будить – на британский флаг порвет. – Парнишка зажал ухо ладонью.

– Вот скотина, – задумчиво протянул караульный. – Ты, Вовчик, бери ружье, а я досмотр проведу.

Не, Гера точно с головой не дружит. Кто дробовик сопливому пацану доверяет? Пальнет, и обоих в цинк запаивать можно будет. Зоопарк…

Внутренняя дверь в караулку распахнулась и с грохотом врезалась в стену, отбив ручкой кусок штукатурки. Стремительно промелькнул силуэт человека в камуфляже и тут же из-под меня вылетел стул, а сам я растянулся на бетонном полу.

– Лежать! Руки за голову! Не шевелиться!

Я и не шевелился – упершийся в затылок холодный ствол проявление непослушания нисколько не поощрял. Над головой послышалась возня, звонкий шлепок и тихий вой Вовчика.

– Да вы шо, мужики, совсем шизанулись? Вы шо творите, сволочи? Е… – начал возмущаться Гера, но моментально заткнулся, получив прикладом. Судя по звуку, удар нанесли далеко не в полную силу, но нужное впечатление произвести удалось.

– Пасть закрой.

– Да что случилось-то, Юра? – Голос караульного звучал уже куда менее уверенно.

– Во-первых, я на дежурстве не Юра, а Юрий Иванович, или товарищ Быков, как тебе больше нравится. Во-вторых, дверь открывали? Открывали. – Ствол автомата перестал упираться в затылок, но зато рядом с лицом появились армейские ботинки на толстой подошве. – Сигналку отменили? Не отменили…

Я развернул голову и уперся щекой в холодный пол. Так оно удобней. Теперь стал виден сидящий на табуретке Гера. Дробовик ему уже вернули.

– Не успели. А вас, блин, хлебом не корми – дай в рыло заехать. – Гера приложил ствол ко лбу. – Садисты.

– В следующий раз успевать будете. А имей я или товарищ Малиев склонность к садизму, ты б сейчас не за лоб держался, а писал объяснительную о причинах злостного нарушении устава гарнизонной и караульной служб. Все понятно? – Быков отошел, поднял трубку телефона и три раза крутанул диск. – Четвертый, по третьему отбой.

– Кто звеньевой? – С тихим клацаньем трубка опустилась на место.

– Генералов, – ответил мрачный Гера.

– Почему я его в караульном помещении не наблюдаю?

– Спит он, – пискнул пацан, уже предвкушая грядущую расправу над обидчиком.

– Малиев, разбуди, – скомандовал Быков. – Это кто?

– К Боре пришел, – опередил уже открывшего рот Геру расхрабрившийся Вовчик.

– Подымайся.

Ну наконец и обо мне вспомнили. На бетонном полу и просто лежать не очень-то удобно, так еще камушек острый в щеку врезался. Я медленно поднялся на ноги и распрямился, держа руки подальше от пояса. Быков с автоматом в руках стоял у двери и внимательно следил за моими движениями. Юрий Иванович, как же. Не удивлюсь, если его за глаза Быком кличут. И фамилия, и сложение тому сильно способствуют. Серьезный товарищ. Росту невысокого, но фигура мускулистая, а толщиной – в две мои. Бронежилет, на поясе в кобуре «стечкин» и чехол с десантным ножом. Геру на его фоне всерьез воспринимать уже не получается. Теперь понятно, почему пацан расхрабрился.

– Зачем пришел?

Малиев, потирая на ходу кулак, зашел в караулку и, увидев меня, остановился в дверях. Эту физиономию я неоднократно наблюдал на рынке у лавки Игоря. Только там он не щеголял камуфляжем и целым арсеналом огнестрельного и холодного оружия. Как Игорь его звал? Коста? Что-то вроде того.

– По делу. – Я слегка покачал пакетом, который все еще держал в руке.

– Не знаешь, где дела делаются? – не поверил мне Малиев.

– Игоря на рынке не было.

– Ты его знаешь? – Быков забрал у меня пакет, достал пластиковую бутыль и посмотрел на просвет.

– Видел у Игоря пару раз. Тот говорил, иногда разную мелочовку у него покупает. – Коста продолжал держать руку на расстегнутой кобуре. – Завтра бы зашел.

– Товар скоропортящийся, – начал медленно закипать я.

– Лови! – Быков кинул бутылку Малиеву. – Что за ерунда?

– Не знаю, но Хромого всякая лабуда интересует. – Коста посмотрел на вмороженный в лед корень и метнул бутылку мне. Точнее в меня – не успей я ее перехватить, почти полкило льда угодили бы мне прямо в разбитую скулу. Сволочь. С какими козлами приходится дела иметь! Ничего, глядишь, поквитаемся еще.

– Проводи его, Коста. И Боре напомни, чтобы караульных вызвал, когда закончат, – распорядился Быков и похлопал Геру по щеке. – А явится один – пристрелите сразу, даже нас не беспокойте.

– Бо… – Караульный ухватился за рукав кителя Быкова.

– Да отвали ты. – Тот выдернул руку, нажал кнопку приема на запищавшей рации, секунд десять молча слушал, а потом выскочил из караулки, на ходу бросив Малиеву: – Потом сразу дуй на четвертый.

– Пошли. – Малиев перехватил висевший на ремне автомат и указал дулом на дверь.

Я вышел в темный коридор, Коста цокал металлическими набойками армейских ботинок сзади. Дистанция два метра. Шаг вправо, шаг влево… Да нет, ни вправо, ни влево шагнуть не получится – слишком коридор узкий, а вот если замедлить шаг, прикладом меж лопаток заработать можно легко. Вскоре глухие бетонные стены закончились, проход расширился, начали попадаться закрытые двери – укрепленные ржавыми железными полосами деревянные и похожие на дверцы банковских сейфов стальные. Пару раз встретились простые решетки, тьму за которыми не мог рассеять проникающий из коридора скудный свет. Так далеко меня раньше ни разу не запускали, всегда Боря или Игорь сами в караулку приходили. Было интересно, но я старался не вертеть головой по сторонам. Не на экскурсии, да и компания не самая подходящая.

– Налево, – скомандовал конвоир.

Я свернул на перекрестке и едва не растянулся на полу, запнувшись о ступеньку. На потолке злорадно мигнула красным огонечком камера внутреннего наблюдения. Я поморщился и следующее повышение пола уже не пропустил. Коридор вильнул, мы уткнулись в перегораживающую проход решетку. Раздался щелчок, и дверь, больше не удерживаемая электромагнитом, слегка приоткрылась.

Еще один поворот вывел нас в широкую комнату, перегороженную напополам стальными прутьями. На потолке с этой стороны перегородки ярко сияли лампы дневного света. Откуда они электричество только берут? На крыше вроде ветряков не видно. За столом сидел охранник, который отвернулся от телевизора и положил руку на лежащий рядом автомат. В стене за его спиной темнели бойницы, и любой желающий мог наблюдать за нами оттуда без риска быть замеченным с этой стороны.

– Прямо, – указал на второй выход Коста.

– Куда прешь, Малиев? – удивился охранник.

– Быков распорядился.

– А регистрировать?

– Ой, да ладно, – махнул рукой Коста.

– Что значит – ладно? Положено.

– Время лишнее есть? – не стал останавливаться Малиев. – Вечно вы на втором посту умничаете.

Мы вышли в другой коридор. Здесь стало гораздо светлее, и стальные двери больше не попадались. Постепенно стал нарастать глухой шум. Что такое? Неужели музыка играет? Точно, это ж басы долбят. Нет, они электричество совсем не экономят. Метров через двадцать ритм стал вполне отчетливым, но разобрать слова еще не получалось. На мгновение музыка замолкла, но почти сразу началась новая песня.

– Лицом к стене.

Интересно, коммунары все со странностями или это мне на голову больной попался? Тем не менее спорить смысла нет – никому не советую пререкаться с человеком, нацелившим на тебя заряженный автомат. Я развернулся лицом к стене рядом с ничем не примечательной дверью. Самое главное, что все эти предосторожности не помешают мне Косту зарезать, но как потом из здания выбраться? Так чего он тогда в вертухая играет? Неужели считает меня самоубийцей? Когда голова приблизилась к стене, музыку стало слышно лучше и удалось разобрать завывания вокалиста:

 
Я поскользнулся и упал и очнулся на земле,
Я не в курсе, что я делал на девятом этаже,
Уж не знаю, как я падал,
Помню только миг, когда мои мозги испачкали асфа-а-альт!
 

И Боря это слушает? Я был о нем лучшего мнения. Коста подергал за ручку двери, и музыку тотчас выключили. Щелкнул замок, дверь приоткрылась, и в щель высунулось заспанное лицо Бори. Он что, проснулся недавно?

– Чего тебе, Коста? – Тут нескладный тощий парень заметил меня, и у него от удивления приподнялись брови. – Сюда зачем?!

– К тебе пришли, сам разбирайся. Закончите, позвони на пост. – Коста развернулся и зашагал по коридору. Похоже, не очень-то он Хромого уважает. А мне, наоборот, с ним общаться нравилось больше, чем с тем же Игорем. Боря – человек вполне вменяемый, по крайней мере, вменяемый настолько, насколько им может быть коммунар. И ко мне относится нормально. Не могу сказать, что по-приятельски, но лучше, чем остальные.

Познакомились мы с ним с полгода назад. Тогда, в самом начале лета, патрулирование сократили до минимума, времени свободного было навалом, вот Гамлет меня и пристроил охранником в обоз к одному своему знакомому. Не знаю, за каким лешим, но в тот же обоз устроился и Борис. Может, себе хотел доказать, что мужик, может, девчонке какой. Или жизнь в Коммуне совсем достала. Мало ли какие причины у него могли быть? В общем, угодили мы тогда в засаду недалеко от Елового. Из двадцати обозников дюжина там осталась, еще двое от заражения крови позже загнулись. Больше всех повезло мне – денег за работу не получил, зато в Форт вернулся без единой царапины. Торговец тоже живым остался, но из-за потери товара немного умом тронулся и вскоре перехватил себе горло охотничьим ножом, хотя, это дело темное, могли и обозленные кредиторы помочь на свиданку с Хароном отправиться. Ну а Борю обратно в Форт мне тащить пришлось, остальным не до него было. Все, что он тогда заработал, – осколок, засевший в колене, прозвище Хромой да еще отвращение к подобным приключениям на всю оставшуюся жизнь.