Текст книги "Путь миротворца"

Автор книги: Павел Александров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Павел Николаевич Александров
Путь миротворца

Пролог

Епископ проснулся еще до рассвета, с ощущением сильного сердцебиения. Здоровье в последнее время начинало сдавать. Он все чаще замечал, что просыпается по утрам с какой-то усталостью в теле и неспособностью сосредоточиться. Не так-то легко странствующему проводнику миротворцев вжиться в сидячую жизнь дворцового священника. Епископ устал от придворных интриг, грудь его томилась по чистому воздуху странствий, глаза – по звездам ночного неба. С какой радостью отправился бы он в новый поход, невзирая на старость и гнетущие воспоминания!

В том, что такая возможность появилась, епископ был уже уверен. Несмотря на взволнованно бьющееся сердце, мысли текли ясно. Приснившийся сон не оставлял сомнений: Седьмой миротворец явился в Каллирою! А с ним – и новый шанс все изменить. Возродить титул миротворцев – давний символ примирения и свободы.

Эта мысль вдохновляла и придавала сил, но в то же время пугала, как надвигающийся мрак.

«Ты, правда, веришь, что сможешь что-то исправить, епископ? Прошлого не изменить. Слишком много пролито крови. Озлобленные сердца не примирить, не успокоить. Посеянные семена вражды взошли ростками ненависти. И образ несущего мир стал образом несущего смерть».

Епископ не боялся нового похода и всех его опасностей. Его страшило и мучило нечто иное, чему он не мог дать объяснения. Старик, не раз встречавшийся на дикой дороге с лютыми разбойниками, видевший набеги лесной нечисти на беззащитные селения, слышавший вой надвигающейся орды даймонов, боялся сейчас исполнения своей мечты. Мечты, о которой столько молился, шанса, о котором столько просил Всевышнего! Он боялся.

И даже не разум, а какое-то интуитивное чувство подсказывало, что этот страх – всего лишь одно из щупалец, вытянувшееся из той потаенной ниши его сердца, где плодятся чудовища сомнений. Их выкармливает чувство отчаяния от собственной беспомощности перед волей другого человека, избирающего нечистый путь. Смерть всегда страшна, но даже этот страх меркнет перед слепым ужасом того, что близкий, почти родной человек способен избрать сторону зла.

«Семена вражды посеяны. Путь миротворца окрасился в путь крови. Вспомни лесную усадьбу, епископ».

Усадьба загорелась с четырех сторон – огонь побежал по плетеным стенам, стремительно охватывая кровли. Перепуганные люди выбегали из горящих домов, наспех хватая оружие. Ими овладели ужас, смятение и отчаяние – они не ждали врагов. Врагов расчетливых и беспощадных.

Ночной мрак осветили росчерки горящих стрел. Полураздетая растрепанная женщина успела закричать: «Прекратите! Что мы вам сделали?!» но ее голос оборвался; рука судорожно схватилась за оперение длинной стрелы, пронзившей горло. Мужчина рядом с ней, понимая, что пощады не будет, яростно вскинул самострел, после чего в его лицо и горло вонзились сразу четыре стрелы. Другая пара, парень и девушка, бросились в темную чащу, но оба пали, пораженные стрелами. Ничто не приносило спасения – свистящие стрелы разили людей в дверях, в окнах – гибель надвигалась упорно, четко, неотвратимо как рок.

Когда на смену лукам пришли мечи, сопротивления никто не оказывал. Угрюмые, молчаливые воины ордена, именуемого Мечом справедливости, добивали ползающих или шевелящихся людей. В каменный дом хозяйки лесной усадьбы, обставленный внутри стеллажами с зельями, меченосцы ворвались как смерч. Хозяйка оказалась не одна. Старый горбатый слуга, зажимая пронзенное стрелой плечо, хрипло прокричал: «Собаки! Собаки-аделиане! Так вы чтите ваш Путь истины?!» – и тотчас чья-то лихая секира уняла его крик.

В ту же минуту в дом вошел предводитель меченосцев, не глядя резанул мечом прижавшегося к стеллажу юношу и глянул кругом. Холодный взгляд, стальные черты лица, широкие плечи с могучей грудью, будто вылепленной специально для доспехов – это был бессменный глава Меча справедливости, князь, не имеющий ни княжества, ни даже родного дома, но которого боялись и враги, и союзники. В глазах его и в каждом движении было что-то необычайно властное, какая-то непоколебимая сила, которой невозможно перечить, которой можно лишь беспрекословно подчиняться.

Противников больше не осталось. Две девушки-служанки лет по шестнадцать каждой, испуганно жались к стене, закрывая собой маленькую черноволосую девочку. Предводитель взмахнул мечом, отдавая приказ остановиться. Брызги крови слетели с лезвия, попав в лицо черноволосой девочке: девушки рядом с нею вздрогнули, но она даже не шевельнулась, лишь глаза открылись чуть-чуть шире. Взгляд ее, как и взгляд главы меченосцев, был устремлен на хозяйку усадьбы, уже поверженную на колени со скрученными за спину руками. Юноша-слуга медленно оседал, прижимаясь спиною к стеллажу с магическими зельями. Изумленные глаза, как будто все еще не верили, что эту кровавую расправу совершают люди, почитающие милосердного Спасителя аделиан. Пальцы тщетно пытались зажать хлещущую из горла кровь.

Скорчившись под ударами сапог, женщина даже не пыталась молить о пощаде. Глаза ее вспыхнули гневом осужденного на казнь узника, у которого не осталось надежды.

– Убийцы! Вы пришли убивать ночью беззащитных людей, прикрываясь справедливостью. Палачи! Вас ждет суд богов!

Лицо предводителя сохраняло ледяную жестокость.

– Твои слова смешны, колдунья. Кто обвиняет нас? Род, который и человеческим-то не назвать. Вы насылаете болезни на наши селения, отравляете наши колодцы, похищаете и приносите в жертву наших детей. Вы проклятые. А удел проклятых – смерть.

– Неправда! – выкрикнула женщина в отчаянии. – Ни я, и ни один из моих слуг не делал такого!

– А твой муж? – холодно спросил предводитель.

Лицо женщины вдруг побледнело. Стоя на коленях, она хрипло задышала.

– Его здесь нет.

Предводитель чуть заметно кивнул. Его здоровенный помощник наотмашь ударил перчаткой женщину по щеке, выкрикнув в лицо:

– Так призови его, змея! И не вздумай врать, что не сможешь, знаем мы ваши колдовские штучки. Быстрее, ведьма! Или тебе не дорога твоя дочка?!

В это время предводитель подошел к двум жавшимся друг к дружке девушкам, резко схватил за руку маленькую черноволосую девочку и швырнул на пол перед хозяйкой. Девчушка застыла на коленях, глядя на окровавленный меч. Веки ее дрожали. Обрызганное кровью личико было неестественно бледным…

– Мне не нужна ни ты, ни твоя дочь. Мне нужен твой муж. Дай ему знак, пусть он придет. Тогда сохранишь жизнь себе и своей дочке.

Женщина мучительно закатила глаза. Лицо исказилось ужасом и болью страшнейшего выбора.

– Не надейся на быструю смерть, – произнес глава меченосцев. – Ты будешь умирать медленно, глядя на такую же смерть своей маленькой ведьмочки.

Столпившиеся меченосцы молчаливо ждали, с безучастными лицами. И в глазах лишь одного из них блеснул живой огонек.

– Что, уже и пытки стали позволительны воинам Меча справедливости? – молодой меченосец выступил вперед и остановился, встретившись со стальным взглядом предводителя.

– Мы вершим справедливость. Мечом. И поступаем с ними человечней, чем они с нами.

– Ты миротворец, – произнес воин уже гораздо тише, – и твое призвание…

– …Там, где вражда, сеять мир. Который невозможен, пока живут такие как муж этой ведьмы.

– Но при чем здесь они?

– Выйди вон!

Этому повелительному голосу никто и никогда из воинов Меча справедливости противиться не мог. Меченосец молча отступил и вышел из дома, который уже начинал окутывать дым. За спиной раздался истошный крик женщины, за ним – визг тех двух юных девушек. Молодой рыцарь сжал зубы, сердце его сжалось, но вернуться назад было выше его сил. Он не боялся смерти, да и многие его соратники за годы войн перестали ее бояться. Но страх перед главой Меча справедливости – это было нечто иное. Только сейчас молодой воин понял, что его предводитель стал для него каким-то божеством. Чужим божеством.

Молодого воина звали Эфай – один из самых преданных сторонников главы Меча справедливости, разделивший с ним опасности боевых походов против лесной нечисти, радости побед и скорби о погибших друзьях. Но с того дня, когда его лидер ступил на путь крови, Эфай изменился. Изменился его внутренний мир. И сегодня, глядя на пожары лесной усадьбы, он стоял перед пропастью, куда канули все его устремления и надежды. Куда делись идеалы Меча справедливости, в которые он верил? Где эта справедливость? Где милосердие? Это означает нести мир? Это – служить Спасителю? Это – следовать Пути истины? Эти мысли жгли и преследовали его с каждой минутой все сильнее.

Вдруг в доме раздалось резкое шипение и из окон рванулось пламя. Огонь, подбиравшийся к стенам, полыхнул с новой силой, охватив жилище до крыши. Из дверей спешно выбежали меченосцы со своим предводителем во главе. Семью врага оставили сгорать заживо.

К этому моменту Эфай уже был на грани. Ему казалось, что в его черепе не мозг, а раскаленные угли. Происходящее ужасало, душа молила, чтобы все это оказалось просто сном. Но настойчивый, призывающий стук сердца убеждал, что это явь, и если он не послушается этого призыва, если не отзовется на чужую боль, то совершит преступление худшее, чем его предводитель.

Эфай больше не мог этого выдержать. С той минуты, как началась резня, предчувствие непоправимого рока душило его как ночной кошмар. Эфай вскочил и помчался в горящий дом. Он знал, чем ему грозит этот поступок – предводитель не терпел ослушания. Но страх перед ним совершенно исчез.

Вышибив окно, Эфай влетел внутрь, побежал по комнатам, задыхаясь от удушливого дыма. У стены лежали в лужах крови те самые девушки-служанки. Глянув на эту картину, Эфай не заметил растекающиеся по полу горящие зелья, над которыми поднимались ядовитые испарения. Поскользнувшись, он упал, угодив ладонью в кипящую жижу. Рука моментально вздулась от ожогов. Эфай сжал зубы, но бушующее чувство в груди уже не могла остановить никакая боль. Он бросился к столу, отбросил его в сторону.

…Черноволосая девочка с обрызганным кровью лицом по-прежнему сидела на полу. Широко раскрытые застывшие глаза, как два ярких изумруда, были прикованы к телу женщины, медленно поглощаемому растекающимся горящим зельем. Тело еще шевелилось. Эфаю показалось, что женщина еще произносит какие-то предсмертные слова.

Дышать стало совершенно невозможно. Едва не теряя сознания от ядовитого дыма, Эфай подхватил девочку на руки и, разбежавшись, прыгнул в охваченное пламенем окно. На лесную траву он упал больно – набок, оберегая девочку от удара. Поднялся.

– У тебя в эту ночь были более достойные поводы для геройства, Эфай, – глаза предводителя смотрели с ледяной насмешливостью. За его спиной стояли меченосцы – с тем же холодным выражением лица, как и прежде.

– Это не геройство, а жалкая попытка искупления нашей жестокости, – ответил Эфай, прижимая девочку к своему железному нагруднику.

– Ты ослаб, Эфай. Я давно заметил, что ты слабеешь.

– Если спасение ребенка ты называешь слабостью, то я счастлив быть слабым.

– Ты спас ее, а что дальше? Отдашь ее в приют при храме? Чтобы колдуны сожгли из мести невинных детей?

– Я отдам девочку ее отцу.

Лицо главы меченосцев вмиг побагровело.

– Ты не просто ослаб, Эфай, ты лишился рассудка. Дай ее сюда.

Воин не шелохнулся.

– Второй раз за ночь нарушаешь приказ? Ты знаешь наши законы, рыцарь.

Эфай знал. Знал он и то, что предводитель не повторяет приказы – на том и держится железная дисциплина его Меча справедливости. Пронзительный холодный взгляд – и в руке предводителя вспыхивает обоюдоострый меч.

– Ты не получишь ее, – сдавленно прошептал Эфай, поднимая правой рукой свой меч. Левой, опухшей от ожогов, он покрепче прижал девочку к нагруднику.

Высокий широкоплечий предводитель держал меч лениво и, казалось, неловко. Но все знали цену этой небрежности. Эта ленивая стойка являлась прелюдией смертоносного приема, именуемого «Оскал барса». Сам Эфай был не новичком, и мало кто из меченосцев Меча справедливости рискнул бы сойтись с ним в поединке. Но своему лидеру он был явно не ровня.

Девочка обнимала руками шею Эфая, и ее растрепанные черные волосы шевелились на лесном ветру. Изумрудные глаза неотрывно смотрели на широкоплечего предводителя. На этот взгляд, взгляд ребенка, чья жизнь искривилась и перевернулась в один миг, не обратил внимания никто. Но вдруг глаза девочки раскрылись шире, и в этот миг будто раздался страшный безмолвный крик. По телу Эфая пробежала дрожь. Он взглянул на девочку, и чуть было не выронил ее, но тут же еще крепче прижал к себе. В детских глазах застыла не только страшная боль и слепой ужас пережитого. В них было что-то еще. Что-то холодное и неизбежное, роковое, как мечи, истребившие в эту ночь жителей лесной усадьбы.

Глава Меча справедливости тоже увидел этот взгляд. Холодное лицо его не изменилось, но меч в руке, казалось, чуть дрогнул…

– Сейчас ты опьянен силой и не понимаешь того, что совершил, – отчетливо произнес Эфай. – Зло сошлось со злом, породив только новое зло. Ты взрастил поколение врагов, которые будут ненавидеть весь твой род.

– Ты угрожаешь мне, князю Меча справедливости?

– Не в моей власти угрожать тебе, миротворец. Я доношу до тебя голос твоих деяний, который совесть твоя уже не слышит.

– Моя совесть слышит только голос справедливости. Во имя которой я и был призван, – предводитель сделал почти неуловимое движение. Тот, кто это движение заметил, уже знал, что Эфай обречен.

– Там, где ненависть, сеять любовь? – Эфай не отрывал взгляд ни на долю секунды. – Там, где вражда, сеять мир? Там, где тьма, сеять свет? Мы все помним твою присягу, миротворец.

Холодная ярость стальных глаз предводителя столкнулась со спокойной уверенностью Эфая. Жестокость ударилась о хладнокровную смелость. И в это сплетение взглядов вмешался еще один – зеленоглазой девочки, прижимаемой к железному нагруднику. Предводитель второй раз увидел эти глаза…

…Епископ заворочался, отгоняя наваждение.

Что произошло потом – не ясно, епископ терялся в догадках. Почему предводитель отступил? Почему так просто оставил Эфая со спасенной дочерью врага? Что за сила остановила его? Неужели и впрямь он увидел в глазах несчастного ребенка свое будущее падение и гибель?

Епископ задумался. Давно нет в живых этого миротворца, принесшего новую войну, нет и его Меча справедливости, а Эфай, прозванный позднее Фосферосом, живет отшельником в далекой пустыне Фаран. И вот уже двадцать лет народы Каллирои пожинают горькие плоды деяний того, кто был призван принести мир.

«Готов ли ты, епископ, встретить Седьмого миротворца? Готов вести в путь того, кого совершенно не знаешь?»

«Да, мои сомнения».

Кое-что о Седьмом миротворце епископ все же знал. Знал то, что Седьмой миротворец появится у развалин Башни разбитых надежд. А это означает, что у этого человека не осталось мечты. Он разочарован и сломлен, ни о чем не мечтает и ничего не ищет.

Епископ тяжело поднялся с кровати. Ну и пусть! Не ему решать, каким должен быть Седьмой миротворец. Не он избирает несущих мир. Он всего лишь их проводник. И сделает все, чтобы помочь Седьмому миротворцу совершить то, для чего тот призван в Каллирою.

Глава первая. Исчезновение

До чего приятно наблюдать за холодным моросящим дождем из уютной квартиры! Глядя на стекающие с зеленых каштанов струйки воды, Марк надеялся, что пройдет минута и за окном разразится настоящий ливень. Тогда появится уважительная причина остаться дома, так как его зонтик давно нуждается в ремонте. Но минута шла за минутой, а дождь только убывал, словно нарочно принуждая Марка покинуть квартиру, где можно было еще часок полежать на диване, посмотреть по телевизору утреннее шоу.

Марк поднялся, понимая с досадой, что обманывать себя хоть и приятно, но неэффективно. Совесть всегда поставит тебя на место, напомнив, что в воскресный день преграда к церкви – не дождь и не поломанный зонтик, а простая человеческая лень.

«Еще одно нудное дождливое утро. Новый день, который не принесет ни плохого, ни хорошего – ничего. Пройдет впустую, как и предыдущие шесть, – рассуждал Марк, натягивая легкие ботинки. – А лето только начинается». Он поглядел на себя в зеркало: высокий, немного сутулый от постоянного сидения в университете, в библиотеке или дома; густые светлые волосы, серые задумчивые глаза – нормальный парень, обыкновенный студент. Почему же он не может найти общий язык со сверстниками?

Он был студентом, недавно ему исполнился двадцать один год. Он считал себя разочаровавшимся романтиком, а отец говорил, что это неизбежно сопутствует его возрасту. Марк знал, что это не так: его ровесники живут другой жизнью и думают о других вещах. Больше того, он чувствовал себя среди них совершенно одиноким, хотя считал себя ничем не хуже других и всячески пытался быть интересным и общительным. Но робость, стеснительность, боязнь показаться дураком, взращенная еще со школы, сковывали его по рукам и ногам.

Был он одинок и дома. Родители, люди занятые, редко интересовались его жизнью, полагая, что он уже достаточно взрослый и сам знает, как ему жить. К тому же, в последние две недели Марк жил один. Его мать, получившая в кои-то веки возможность навестить родственников в США, уехала к ним на полгода. Отец, работавший в туристической фирме, каждый год исчезал на все лето. Брат Марка, после того как женился, переехал в другой город, и виделись они теперь крайне редко.

Воспитанный в христианских традициях современности, суть которых сводилась к тому, что придерживаться христианской морали желательно, но необязательно, три года назад Марк решил бросить вызов самому себе. Он твердо пообещал себе исправиться и жить так, чтобы жизнь стала увлекательной с одной стороны и плодотворной с другой. Он начал с мечтаний. Живущий в нем романтик рисовал ему необычайные подвиги в загадочных, невероятных мирах. Мечтая, Марк загорался то одной идеей, то другой. Его влекли приключения, опасности, джунгли юго-восточной Азии и африканские саванны, таинственные горы и темные подземелья. И обязательным условием во всех приключениях было его желание помогать людям. Именно эта особенность делала его в мечтах не кладоискателем или охотником, а сотрудником гуманитарной миссии, врачом, учителем, миссионером. Последнее его настолько захватило, что стало уже не мечтой, а целью.

Его могло зажечь что угодно: репортаж по телевидению, заметка в газете, рассказ однокурсника или воскресная проповедь в церкви. Желание разгоралось настолько, что казалось, ещё чуть-чуть – и он пойдет в посольство, найдет гуманитарную миссию, будет всеми способами искать возможности осуществить свои мечты.

Однако мечты оставались мечтами. Сил хватало только на фантазии и чтение книг. Причиной тому была не только лень. Он жаждал перемен всем сердцем, но всем сердцем их и боялся. Всегда и везде, куда бы он ни сунулся, какой дорогой бы ни пошел – перед ним непреодолимой преградой возникал страх.

И сегодня, только выйдя из дома, Марк его ощутил. Сначала он подумал, что, несмотря на раннее лето, его, в сером пиджаке и легких брюках пронял холод. Прошагав по лужам несколько метров, он почувствовал сильный взгляд в спину, вызвавший дрожь в ногах. От неожиданности Марк обернулся, но за спиной никого не было, кроме нескольких угрюмых пешеходов, спешащих, словно в будни, по своим делам. Не успев удивиться, Марк вздрогнул снова от присутствия неведомого ока, уже спереди… затем сбоку… затем снова сзади! Завертев головой по сторонам, Марк неожиданно почувствовал сильный страх. Это был страх ожидания, боязливое суеверное ощущение надвигающейся бури. Так бывало не раз: он слышит приближение грозы, кругом стоит напряженная тишина, и вдруг ощутимо меняется давление. Воздух давит на уши, и душа натягивается как струна, тело охватывает дрожь, и волосы чуть-чуть шевелятся на голове. Так было и теперь.

Придя в себя мгновением позже, Марк удивился, что все это продлилось не более секунды. Что произошло? Ничего, ровным счетом. Последствия ночных страхов и измученной одиночеством жизни.

Живя эти две недели один в трехкомнатной квартире, он переживал всякие страхи. Какие только жуткие тени и образы не подстерегали его в пустой квартире поздним вечером! Сколько раз он замирал, испуганный ожиданием монстра! Сколько раз вздрагивал, услышав ночной шорох, и вжимался в подушку, боясь поднять голову и обнаружить у изголовья страшное существо! Единственное средство, к которому он прибегал в таких случаях – это шептание некоего бессвязного подобия молитвы.

Все это были, однако, не более как обыкновенные, порожденные одиночеством ночные страхи, конец которым приносил дневной свет. И не раз Марк обзывал себя болваном, когда оказывалось, что ночь напролет его пугала собственная скомканная одежда и шелестящая за окном листва.

Но сейчас стояло пасмурное утро, а страх его был не боязнью ночных фантомов, а неизвестности – предвестником беды.

«А если это – знамение свыше! – с восторгом подумал он, но тут же разочарованно признал. – Нет. В этой серой жизни чудес не бывает».

Идя к остановке, Марк равнодушно миновал какого-то старого пьяницу, клянчившего якобы на хлеб. На ступеньке одного подъезда сидела и плакала девушка: совсем юная, лет четырнадцати. Наверное, поссорилась с родителями или с парнем.

– Боже, я молюсь за всех, кому я не могу помочь, потому что не умею, – прошептал Марк.

Он часто говорил эти слова и часто лукавил, понимая, что помочь он может, если сломает свой страх. А страх охватывал его при одной мысли подойти к незнакомому человеку и попытаться помочь. Чтобы сломать страх – нужны большие усилия, а для усилий – горячее желание. Желание было, но почему-то не вдохновляло к действию. Получался какой-то заколдованный круг, без надежды на выход.

Сев в автобус, молодой прихожанин благополучно добрался до церкви. Уже у церковных ворот мимо Марка пронёсся какой-то лихач на темном джипе, окатив его брызгами из придорожной лужи. Сквозь зубы обозвав водителя «козлиной», Марк бесшумно пробрался в задние ряды, уселся на скамью, пытаясь сконцентрировать внимание на словах проповеди. Церковь, богослужения которой он посещал по воскресеньям, оставалось той отдушиной, где Марк чувствовал, что не все в жизни потеряно и все еще можно изменить.

Душевный кризис начался в его жизни примерно через год после судьбоносного решения измениться. Одна за другой его тщедушные попытки осуществить хоть на йоту свои мечты рушились. Убедившись, что он ни на что не способен, а серая и унылая жизнь не становится ни увлекательной, ни плодотворной, Марк в короткий срок погряз в тоске и унынии. Он быстро похоронил свои мечты стать миссионером и помогать людям где-нибудь в южной Африке, обозвав себя неисправимым мечтателем. Как он будет помогать другим, если себе помочь не в состоянии?

Марк хлопнул себя по карману, вспомнив, что забыл ключи от квартиры. Это озадачило, но не расстроило. Ломать дверь не придется, он уже как-то забирался по большой березе на балкон своего второго этажа. Правда был риск свалиться и сломать себе ногу, но предстоящее казалось ему приключением и скорее забавляло, чем настораживало.

– …Познаете истину, и истина сделает вас свободными, – говорил священник и в продолжение рассказал притчу. – Молодой человек, которого охватила жажда познать истину, оставил все и отправился на ее поиски. Он посетил много стран, плавал по многим морям, покорил не одну вершину. В дороге ему приходилось преодолевать большие трудности, избегать опасности и терпеть немало страданий. Проснувшись одним утром, неутомимый путешественник вдруг осознал, что прошли годы, он уже далеко не молод, а истины он так и не нашел. Разочарованный и печальный он решил, что пора возвращаться домой. После долгих месяцев он добрался до родного города. Какого же было его изумление, когда, открыв двери своего дома, он нашел истину, которая терпеливо ждала его все эти годы. Помогли ли ему странствия найти истину? Нет, но они приготовили его к ее познанию.

«Может, и мне куда-нибудь уехать? – призадумался Марк. – А потом вернуться и найти то, что ищу. Эх, но в отличие от этого путешественника я не знаю что искать».

– Нам совсем не обязательно ехать на край света, чтобы найти то, что ищем, – продолжал священник. – Истина настолько проста, настолько близка к нам, что ее очень сложно увидеть. Порой найти ее можно, лишь отрекшись от самого себя: от своих предрассудков, страхов, привычек, от своих узких желаний.

«Если истина, которую я найду, сделает меня свободным, то я готов хоть сейчас отправиться на поиски, – решил Марк. – От чего мне отрекаться? У меня ничего нет кроме моего одиночества».

– Ты уверен, что хочешь сделать это, Марк? – неожиданно коснулся разума чей-то незнакомый голос.

Марк резко обернул голову. Голос шел, несомненно, из дальнего полутемного коридора, ведущего из церковного зала, но, судя по спокойным и серьезным лицам прихожан, никто кроме Марка его не слышал. Этот коридор не раз привлекал его внимание: Марк всегда садился в задних рядах, а только из них этот коридор и был виден. Вход в него перекрывала дверная решетка, всегда закрытая на замок, а что-либо разглядеть за ней было невозможно. Марка не раз распирало любопытство. Что там? Комната священника? Церковный склад? Порой и вовсе мистические фантазии возникали в его голове. Воображение живо рисовало ему некую тайну, скрывающуюся там, за решеткой.

И вот сейчас, в кои-то веки, решетка была открыта. Царящая там темнота манила тайной, призывая воспользоваться уникальным случаем. В то же время Марка охватило беспокойство. Но на сей раз, и это было чудом, то, чего он жаждал, пересилило то, чего он боялся. Глубокое, неподвластное разуму чувство повлекло туда, откуда слышался таинственный голос:

– Если хочешь сделать свой выбор, не откладывай его на завтра. Завтра не приходит никогда.

Беспокойство усилилось настолько, что Марк был готов вскочить на ноги и броситься прочь из церкви. И все же непонятное чувство подсказывало, что если он не пойдет навстречу манящему голосу, то совершит страшную ошибку.

Не совсем понимая, что делает, Марк поднялся и медленно пошел в полутемный коридор. Искушение остаться на месте или покинуть церковь он преодолел с благоговейным трепетом: что там? Чей это голос? Сколько лет он мечтал увидеть невидимый мир!

Коридор быстро закончился небольшим полутемным залом. Марк удивился: ему показалось, что он не сделал и трех шагов, а уже оказался в конце коридора!

Он остановился, ощутив, что перед ним стоит кто-то невидимый. Он не успел испугаться, как почувствовал вокруг какое-то марево, какое-то сонное спокойствие, притупляющее странным образом его самый сильный страх – неизвестности.

– Ты готов искать и найти истину, которую жаждешь, даже если тебя ждут большие испытания?

– Кто ты? – спросил Марк, тщетно пытаясь разглядеть в полутьме невидимую фигуру.

– Я вестник.

– Ангел? Или демон?

– Я вестник, – повторил невидимый. – Твои молитвы услышаны…

– Но услышан и твой ропот, – вторил ему второй голос у Марка за спиной, сухой и полумертвый.

– Твое желание служить другим – замечено…

– Но замечено и твое желание быть выше других.

– Твоя стойкость явна…

– Но явна и твоя боязнь.

Голоса говорили быстро, почти сливаясь, но их слова Марк слышал с удивительной ясностью. Каждое слово отчеканивалось и в разуме, и где-то в глубине души.

– Ты готов пройти по грани между жизнью и смертью..?

– Между благословением и проклятием…

– Чтобы найти, чего жаждешь…

– …И сверх того!

– Да кто вы такие? – прошептал Марк.

– Я голос твоего призвания, – ответил тот, что стоял перед ним.

– Я голос твоей судьбы, – ответил тот, что стоял за спиной.

Марк ощутил, как на его плечи взваливается тяжелая необъяснимая ответственность. Грудь наполнилась бурей волнений, сердце учащенно забилось. Ощущение было таково, что от его ответа зависит вся жизнь. Он понимал, что нужно хорошо поразмыслить, но стоило ему лишь на миг представить себе постылую жизнь, которая продолжится через пять минут, как он решительно прошептал:

– Да… я готов.

Голоса одобрительно вздохнули, но тот, что за спиной вдруг жутко зашептал:

– Ты сам сделал свой выбор. И ты обманулся! Потому что в цепях безликого ты бессилен, бессилен!

Марка охватил леденящий страх. Полумертвый голос сорвал ту сонную пелену, которая приглушала тревогу. Марк испугался этих голосов, этих безликих фигур, испугался своих слов, своего согласия непонятно на что!

Но тут еще более страшная догадка пронеслась в его голове. Никакого коридора и никакого зала здесь быть не могло! Только теперь с удивительной ясностью в памяти всплыло здание церкви: там, где должен быть этот коридор – была только стена, а за ней – газон и больше ничего! Почему он не подумал об этом раньше?

«Что я наделал! Нужно бежать!»

Ноги не слушались. Словно во сне Марк развернулся, готовый помчаться назад к спасительной двери, как вдруг перед ним выросла уже видимая фигура в толстом черном плаще, шевелящемся как на сильном ветру. Лица он не увидел, оно скрывалось под пыльным капюшоном, но готов был поклясться, что правая и левая половины этого лица были абсолютно разными, будто принадлежали разным людям… или существам. Фигура не двигалась. Она просто стояла на пути к отступлению, излучая огромную сверхъестественную мощь и непреодолимый ужас.

Марк почувствовал, как его глаза выкатываются из орбит, волосы поднимаются дыбом. Сделав судорожный вздох, он поперхнулся трупным воздухом, пропитанным сырой землей и костями. Попятившись, он сделал один шаг, второй и… провалился в бездну. Стало абсолютно темно. И как ни странно – не страшно.

* * *

«Приснилось», – мелькнула радостная мысль в первые мгновения перехода от сна к яви. Однако, открыв глаза и обнаружив, что находится он в совершенно незнакомом и странном месте, Марк пришел в ужас.

Он лежал среди потрескавшихся камней в древних развалинах могучего сооружения: не то замка, не то крепостной башни. Строение было разрушено, по-видимому, много лет назад. Каменные обломки покрывали желтые лишайники, отесанные валуны постепенно превращались в пыль. Единственное, что пока держалось – каменная арка, да и та была изъедена ветром и дождями. Среди развалин густо росла крапива, буйная и высокая.

– Не может быть, – прошептал Марк, холодея. – Не может быть. Как?

Если раньше он только пугался, то теперь испытал настоящий шок! Как он здесь очутился? Где он, что с ним? Его охватила паника.

Бежать! Бежать!

Вскочив на затекшие ноги, Марк в нерешительности остановился. Куда бежать? Вокруг все незнакомо и дико. Никаких признаков людей. Он один, совершенно один непонятно где!