Текст книги "Потопленная «Чайка»"

Автор книги: Ордэ Дгебуадзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Полковник выстрелил два раза в воздух и скрылся за дверью.

Дата бросил хурджин в воду и бросился на узкую темную улицу. Кто-то кричал ему вслед: «Стой!».

По дороге бежали три гвардейца с наведенными винтовками.

– Ух, проклятый фонарь, – проговорил Дата, и раздался троекратный выстрел парабеллума.

Гвардейцы распластались на земле. Четвертую пулю Дата послал в фонарь, и на площадке стало темно.

– Дата! Дата! – послышалось из-за угла темной улицы. Букия узнал голос Коста Корта.

Дата двумя прыжками пересек площадку, подбежал к Корта.

На пристани, там, где стоял «Цхенисцкали», что-то шлепнулось в воду.

– Человек в море... – раздался крик.

Гвардейцы подскочили к берегу.

– Человек?

– Кто видел?

– Откуда упал? – запыхавшись от бега, спрашивали гвардейцы у матросов «Цхенисцкали», стоявших на палубе своего катера.

– Человек, в самом деле человек, – убежденно твердил Сесирква. – Все мы ясно видели высокого мужчину. Он бежал, пошатываясь....

– ...Стал у пристани, оглянулся и прямо в море... – добавил другой.

– Он был ранен? – спросил высокий гвардеец.

– Ну, как мы могли разобрать в такой темноте?! – отвечал Сесирква.

– Откуда прыгнул?

– Оттуда, где вы теперь стоите!

– Что же дальше? Утонул? – не отставал гвардеец.

– Саженей десять проплыл, по-моему, а дальше я его уже не видел. Может быть, и утонул.

К гвардейцам прибавилась портовая охрана. Прибежали и милиционеры. С катеров, больших судов и из лодок выходили на берег матросы.

Англичанина увезли в больницу. Никто не сомневался, что раненый преступник утонул.

– Хорошо сделал. Мучения, потом расстрел... Нет, так лучше, конечно.

– Зря погубили человека, – слышалось в толпе.

Сесирква и его товарищей без конца расспрашивали, как и в каком месте прыгнул в море незнакомец. Как был одет, какого роста, в самом деле спотыкался или шел нормально.

По показаниям матросов установили: тот, кто прыгнул в воду, был высокого роста, в черкеске. Не кто иной, как отхвативший англичанину ногу горец.

Приказали приняться за поиски утонувшего.

«Вдруг найдут наш мешок с камнями, и попадем под подозрение, – поделился Сесирква с товарищами тревогой. – Впрочем, под водой чего только не найдешь, какое нам до этого дело!»

Коста открыл калитку небольшого двора и приласкал бросившуюся ему навстречу овчарку. Собака, повизгивая от радости, скакала вокруг него, потом широкими прыжками помчалась за старым знакомым к дому.

В маленьком дворике в тени магнолии и инжирного дерева стоял домишко. Коста тихонько поднялся на балкон, пропустил вперед спутника. Скрипнули половицы.

– Кто там? – раздался за дверью женский голос.

– Это я, Еври, не зажигай света... открой дверь.

Дверь отворилась.

Коста и Дата вошли в комнату.

– Что случилось? Все ли хорошо? – спросил тот же тревожный женский голос, стукнул оконный ставень.

– Нет, не все хорошо, Еври, – Коста потянулся к кувшину на столе, налил себе воды. – Я привел своего друга. Как-нибудь припрячь его до завтрашнего вечера. Я не могу остаться, и появиться снова до завтрашнего вечера тоже не могу. Тебе расскажет обо всем мой друг Дата. Понятно?!

– Понятно, Коста, – кивнула Еври и вышла в соседнюю комнату.

Коста встал, кивнул Дата:

– Не беспокойся! Приду за тобой, когда Мария будет уже на катере.

– Надеюсь на тебя, Коста. Пригляди за Сесирква, он горяч, сам знаешь...

– Не беспокойся, – повторил Коста и позвал хозяйку: – Пойдешь на работу, Еври, дом запри на замок и, пока я не появлюсь в булочной, и не думай возвращаться домой.

– Хорошо, постелю гостю и уйду...

– А хлеб у тебя найдется? – спросил Коста.

– Конечно, найдется.

– Оставь и воду, чтоб он не умер от жажды.

Коста вышел на балкон и сбежал по лестнице во двор.

Рассветало. Коста медленными шагами шел в порт.

Народу на площади становилось все больше.

Всем было интересно увидеть человека, так необычно расставшегося с жизнью.

Лодки сновали вокруг места, куда, по показаниям, прыгнул незнакомец.

Привели и ныряльщиков.

Коста смешался с толпой.

– Кто этот бедняга?

– Кто бы ни был, только погубил себя. Кто знает, может быть, и нам не лучше придется.

– А мы-то что? С нас взятки гладки!

– Английский адмирал грозился, что, если не сдадим до вечера живого или мертвого, весь город разрушит.

– Говорят, начальство приедет из Тбилиси, – говорили в толпе.

Коста посмотрел на свой катер. Увидел среди матросов Сесирква и успокоился: «Значит, все в порядке. Бог нам в помощь».

О Дата Коста уже не беспокоился. Еври Иванидис он доверял больше, чем себе.

Красавица гречанка вот уже три года как крепко привязала к себе Коста. Пять лет тому назад она овдовела, но не пала духом, открыла булочную, стала сама торговать в ней.

Коста долго обхаживал Еври, потом, наконец, открылся в своих чувствах. До встречи с Еври Коста и не думал обзаводиться семьей: «Моя жизнь – это море, для чего мне жена, семья!». Дневал и ночевал на своем катере. Но теперь жизнь его пойдет по другому руслу. Он любит Еври.

Коста спокойно разгуливал по площади. Его спрашивали и сам он спрашивал: «Кто бы это мог быть?» Толков было множество. Одни твердили, что незнакомец был сван, спустившийся с гор, другие говорили: «Сюда заходили пастухи-мегрелы из Лака. Может, из них?» Третьи: «Видно, пришел издалека, такого в Поти никто не видел».

Коста немного успокоился: «Слава богу, кажется, обошлось. Мало ли кто в порту мог узнать его».

Одна из лодок сделала круг – леска за что-то уцепилась. Матросы с большой осторожностью тянули канат. Подняли. За леской потянулся хурджин.

Буфетчик, официант и русский офицер сразу его узнали.

– И труп ищите там же, откуда вытащили хурджин! – приказал начальник порта. На дно спустили ныряльщиков.

Наступил вечер, ловцы и ныряльщики выбились из сил, а великана в черкеске так и не нашли.

К ночи поиски прекратили.

Найденный хурджин успокоил англичан.

Наступила ночь. Наплывавшая еще с полудня черная туча прикрыла город, как бурка. Блеснула молния. Долго перекатывался гром. Упали первые редкие капли дождя, а через несколько мгновений тяжелые струи забарабанили по мостовой.

Дождь все усиливался. У шкипера готового к отплытию катера «Цхенисцкали» сердце колотилось от радости. «Ей-богу, помогает нам бог», – думал он и в который раз твердил Сесирква одно и то же:

– Не забудь, фаэтон Гейдара запряжен белыми лошадьми, сам он смуглый, черноусый, лицо длинное. Теперь уже, наверно, ждет тебя у моста... – Коста нервно потирал руки. – Как только Мария войдет в фаэтон, надень ей на голову папаху, укрой буркой, натяни на ноги сапоги. Запомни, надо быть очень и очень осторожными. Если до того, как взойти на катер, кто-нибудь заметит ее...

– Знаю, не беспокойся, я ведь не ребенок, – с нетерпением отмахивался Сесирква.

Дождь лил как из ведра. Сесирква сошел на берег, стоящий на палубе Коста смотрел ему вслед.

Гейдар ждал у моста. Сесирква поднялся в фаэтон. Извозчик сразу узнал человека Коста и погнал лошадей.

Кони летели, как крылатые.

Дождь хлестал по фаэтону. Сесирква радовался: «Улицы безлюдные, значит, невесту повезем спокойно».

Показался и знакомый дом. В темных окнах никого не было видно. Когда фаэтон поравнялся с домом, Гейдар начал громко понукать лошадей. В конце улицы повернул назад.

Теперь ехали медленно. Сесирква выглянул из фаэтона, посмотрел в сторону дома, где находилась Мария.

На секунду в комнате мелькнул свет и осветил высокое дерево, потом скрипнула калитка. Сесирква увидел женщину, быстрыми шагами идущую к ним.

Гейдар натянул вожжи. Сесирква мигом соскочил на землю, взял Марию за руку и оглянулся. Вокруг ни души.

Фаэтонщик отпустил поводья. Ударил лошадей кнутом. Они понеслись, как ветер.

Гейдар спешил. Ему предстояло еще заехать к гречанке-булочнице.

Когда лошади Гейдара остановились у домика Еври, дождь лил по-прежнему. Коста спрыгнул с фаэтона и спокойно пошел к калитке. В руках он держал сверток.

Еще не было и одиннадцати часов, а на городских улицах – ни души. В такую темень и Гейдару приходилось не легко, но он не мог отказать хорошему знакомому и клиенту.

Шкипер поднялся по лестнице и нашарил замок на дверях. Отпер.

– Коста? – раздался из темноты голос Дата.

– Да, это я. Принес тебе брюки, гимнастерку и телогрейку. Одевайся. Мария ждет на катере, – ответил Коста скороговоркой и бросил на тахту сверток.

– Зажги свет, а то я чуть не ослеп, – сказал Дата.

Он хотел взглянуть в глаза друга и прочитать в них, действительно ли Мария находится у него на катере или он только утешает его.

Коста зажег лампу.

Дата с минуту стоял и смотрел в глаза товарищу. Потом с благодарной улыбкой подошел к нему и молча обнял.

Фаэтон Гейдара благополучно прибыл в порт и остановился недалеко от «Цхенисцкали». Было так же безлюдно, как и в городе.

Коста и Дата поднялись на катер.

Шкипер проводил друга в каюту.

В ней было так же тепло и уютно, как и вчера.

– Мария! – негромко позвал Дата.

– Я здесь, Дата, – взволнованным голосом отвечала девушка, поднимаясь ему навстречу.

Мотор зашумел.

– Убрать канат! – крикнули на палубе.

В каюту ворвался Сесирква:

– Дата! Мы спасены, плывем! – бросился к Дата и крепко взял его за руку.

– Спасибо, брат. Тебе и Коста я обязан по гроб жизни. Смогу ли когда-нибудь отплатить вам тем же?

– В полночь мы будем в Ганда. Оттуда тебя и Марию я возьму с собой в Набакеви и спрячу так, что никто и следа вашего не найдет, – сказал Коста и, улыбаясь, обратился к Сесирква:

– Идем, парень, жениху и невесте нужно отдохнуть.

– Мы тоже выйдем на палубу. Соскучился по морю, пойду, погляжу. – Дата помолчал, потом переспросил шкипера «Цхенисцкали»: – Ты сказал, спрячешь нас в Набакеви?

– Да, в Набакеви. Тория ведь всех на ноги поставит, когда узнает о бегстве Марии!

– Черт с ним. Мы сегодня же отправимся в горы. Можно ли в такое время отсиживаться где-то в укромном уголке? Правда, Сесирква?

– Правда. В горах нас ждут. Нам нужно спешить туда.

– А Мария? – спросил Коста.

– И Мария поедет с нами. Отныне нас ничто уже не разлучит.

Все вышли на палубу.

Ночь была безлунная. Дождь прекратился. «Цхенисцкали» спокойно плыл по Черному морю. С темного небосклона светила далекая звезда. Коста задумался.

Может быть, и ему уйти в горы? Все равно, после всего, что случилось, ему нельзя оставаться в Сухуми. Тория наверняка очень скоро все узнает, и тогда ему, Коста, не сносить головы.

И даже если бы не грозила ему опасность, разве не должен он быть рядом с Дата и со всеми, кто сейчас борется за справедливость, за честное и доброе дело?

Невеселые мысли у Георгия Тория. Что происходит с народом? Чем большевики заслужили такую любовь? Никто и слова не скажет против них, и мало охотников помочь законному грузинскому правительству в борьбе с этими разбойниками. Дня не проходит, чтобы в этой маленькой, величиной в бычью шкуру, стране не вспыхнуло бы где-то восстание против меньшевиков. У всех на устах – большевики, Красная Россия, Ленин. Именно в этом причина, что Букия, убежавший из потийского порта вместе с Марией и создавший партизанский отряд, вот уже несколько месяцев так надежно скрывается в лесах. И ведь фактически мы не теряем его из виду, да толку мало: мы за ним, а его и след простыл! А какой «букет» собрал у себя в отряде этот шкипер потопленной «Чайки»! Джокия Кецба, например. Казался всегда порядочным человеком, а сейчас он – правая рука Дата Букия! Эх, разве разберешься теперь, кто порядочный человек, а кто – нет! И насчет Вагана Данелянца мы ошиблись: думали, испугается, затаится где-нибудь после ареста родителей, а он тоже в отряде Букия. Коста Корта, Шовкат, Цуца, Антия, Сесирква... И было бы еще полбеды, если бы пришлось иметь дело только с отрядом Букия.

Но ведь сколько таких Букия сейчас скрывается в лесах! Всюду недовольство и мятежи. Да вот, пожалуйста, последние сводки. Георгий взял со стола несколько листов: «В Тифлисе осадное положение. На Головинском проспекте рабочие с лозунгами и плакатами ездят на грузовых автомашинах. Особые отряды и милиция разогнали демонстрантов. Двенадцать человек расстреляно». «Крестьяне Южной Осетии прогнали меньшевистские отряды. От Они до Душети установлена советская власть». «Посланные на фронт солдаты пытались захватить власть в свои руки, но безрезультатно. Троих руководителей этого заговора расстреляли». «В Баку установлена советская власть». Да, Георгий Тория перед самим собой может не кривить душой: плохи дела, и поправить их невозможно. Зимнее солнце не взрастит цветок... Наше время миновало. Остается нести свой крест до конца.

Зазвонил телефон. Георгий поднял трубку и через несколько минут, заметно обрадованный, уже выходил из дому.

«Слава богу, появился этот Гуда. А я решил было, что он раскаялся и собирается скрыться от нас. Да, мы ловко прибрали его к рукам. Нам просто повезло, что во время ареста этого коммуниста, учителя Джаму Чика, брат его Гуда оказался там же. И я неплохо сыграл на его чувствах к вырастившему его брату, убедил, что только в его власти спасти Джаму от смерти. Он сопротивлялся, конечно, да пришлось в конце концов согласиться. Это именно тот человек, который нам нужен. Букия ему доверяет. Гуда сам говорил, что они под одной крышей жили, из одной миски ели. Во всяком случае, я уже получил от него ценные сведения: на днях Букия со своим отрядом спускается с гор и собирается остановиться в Самухао. Ну, что же, будем действовать».

Приближались решающие дни всенародного восстания.

Областной комитет партии так распределил партизанские соединения на территории Абхазии, чтобы в нужное время они возглавили восставший народ и повели его за собой.

Отряду Дата Букия, в котором теперь насчитывалось до ста хорошо вооруженных бойцов, было приказано расположиться лагерем в деревне Самухао.

Под вечер двинулись в путь.

В Мимиси остались только Мария и Цуца Антия. Мария только что переболела, и было решено оставить ее в деревне еще на пару дней.

Всю ночь шли по целинной дороге и узкими проселочными тропами. Когда рассвело, отряд укрылся в лесу.

Накормили коней, поели сами. Отдохнули, выспались. Дождавшись темноты, двинулись дальше.

Дата так ловко сидел на белом жеребце, что трудно было предположить в нем человека, мужавшего в борьбе с морской стихией. На нем была черная бурка и серый башлык, повязанный по-абхазски. На похудевшем лице – живые глаза, настороженно вглядывавшиеся в темноту. Море сделало этого деревенского парня упорным, верным и сильным, а абхазские леса и горы научили его осторожности.

Рядом с командиром, на черном коне, ехал его неразлучный друг Сесирква. На нем тоже были бурка и башлык, и такой же был у него, как у Дата, русский карабин.

Сопровождал командира и Коста. Моряк лихо сидел на золотистом скакуне. Ладно сложенному, широкоплечему молодцу очень шли морская куртка и заправленные в сапоги матросские брюки.

– Сесирква, – послышался приглушенный голос командира.

Абхазец ударил каблуками скакуна, поравнялся с Дата и настороженно посмотрел ему в глаза.

– Гуда Чика вчера утром пришел в отряд?

– Да, утром.

– Я не успел расспросить его о Джаму. Может, он еще что-нибудь знает...

Некоторое время ехали молча, потом Дата заговорил:

– Он у Вагана во взводе?

– Да, у Вагана.

– Пусть придет ко мне.

Сесирква повернул коня и поскакал.

– Ты хорошо знаешь этого парня? Надежный он человек? – негромко спросил у командира Коста.

– Трудно ручаться... Но ведь он брат Джаму.

– Из одного дерева можно сделать и лопату и весло.

– Это верно. Ты что-нибудь заметил подозрительное в нем? – Дата натянул вожжи и взглянул на спутника.

– Но ведь ты сам удивлялся, как это он спасся во время ареста Джаму.

– Разве этого достаточно, чтобы подозревать? – не очень уверенно сказал Дата и задумался.

Вскоре Сесирква и Гуда нагнали командира. Дата, не глядя на молодого парня, начал сворачивать самокрутку, закурил и лишь тогда посмотрел на него.

– Сколько тебе лет, Гуда?

– Тридцать первый пошел, батоно, – Гуда подъехал ближе, взглянул командиру в глаза. Спокойное выражение его лица понравилось Дата. «Нельзя думать плохо об этом парне. Едва ли такой человек, как он, смог бы так смело и свободно держаться, если бы совершил что-нибудь плохое», – подумал он.

– Правильно ты сделал, парень, что пришел к нам, понял, что нужно сейчас родине, – Дата затянулся было и тотчас с досадой отбросил самокрутку. – Тьфу, кто тебя выдумал, проклятая! Чуть усы и бороду не опалил, – улыбнулся Дата и снова обратился к Гуде:

– Тебе что-нибудь известно о Джаму? Он у Тория или его перевели в тюрьму?

– Должно быть, в тюрьме, невестка туда носит еду и белье, – каким-то надломленным голосом ответил Гуда.

– Ты тоже был там в ту ночь?

– Где?

– У Джаму, когда его забрали, – спокойно сказал Дата, потрепав коня по гриве.

Смешался Гуда, подтолкнул коня к краю дороги, спрятался от лунного света, ничего не ответил.

– Тебя спрашивают, ты тоже был у Джаму в тот вечер? – спросил Коста, повысив голос, и многозначительно взглянул на Дата.

– Да, был, – почти шепотом проговорил юноша и провел рукой по лицу, словно стирая пот.

– Ну, так расскажи. Что нашли у него?

– Прокламации.

– Это я знаю. Еще?

– Какие-то книги, сказали, Маркс и Энгельс, забрали их с собой.

Помолчали немного.

– А Тория был там? – спросил Дата.

– Да, был, проклятый.

– И что же он тебе сказал? Наверное, извинялся? – язвительно спросил Коста.

– Разве это похоже на Тория?

– Об этом тебе лучше знать, парень.

– Откуда мне знать?! – уже с трудом скрывал свою растерянность Гуда, голос его дрожал. – Я не понимаю... Скажите прямо, чего от меня хотите!

– Тория оставил тебя дома или забрал с собой в Сухуми? – спросил Дата.

– В ту ночь он оставил меня, но потом... на следующее утро, вызвал к себе.

Дата насторожился.

– И ты пошел?

– Да, – с горечью сказал Гуда.

Всадники подъехали к реке и по одному стали переправляться через мост.

– Ну, и что же тебе говорил этот офицер? – Дата продолжил разговор, когда Гуда поравнялся с ним.

– Спрашивал, распространял ли я прокламации в деревне, посещал ли собрания большевиков, какие давал мне задания старший брат...

– О нашем отряде, о Дата ничего не выпытывал? – перебил Коста.

– Ничего особенного. Спросил только, знаю ли я что-нибудь о бандите Букия.

– О бандите Букия? – невольно засмеялся Дата. – Эх, кто кого называет бандитом и разбойником!

– И что ты ему ответил? – не успокаивался Коста.

– Почему вы допрашиваете меня?

– Не горячись, парень, стало быть, есть о чем спрашивать, раз спрашиваем. Я вот все удивляюсь: задержали тебя в доме, полном прокламаций, задержали и отпустили! И кто отпустил? Тория! Человек, который даже мертвого не оставит в покое, – проговорил Дата.

– Значит, вы меня подозреваете? Что же я, шпион, по-вашему? – слова юноши звучали горько, он казался растерянным. Ему хотелось по-прежнему считать себя честным и смелым, но он знал, что не имеет уже на это права, и не мог с этим смириться.

– Кто же говорит, что шпион, – ответил Дата, но в голосе его не было уверенности.

В деревне Самухао было тридцать домов. Прибывший туда отряд встретили радушно. Всем нашлось место. Каждый житель старался внести свою лепту в общее дело.

На сельской площади накрыли большой стол и позвали весь отряд. Накормили, напоили. Потом деревня успокоилась, и все вернулись к своим делам.

На другой день с утра Дата у себя в комнате обсуждал с командирами двадцаток положение и разрабатывал планы на будущее.

К вечеру Дата послал за Гудой. В это время в комнату вошел Джокия и еще один боец. Они должны были отправиться в Мимиси за Марией и Цуцей.

– Поедете по той же дороге, по которой мы пришли сюда, – сказал Дата. – Она надежнее других.

Кто-то подошел к открытым дверям и остановился.

– Заходи, Гуда.

Гуда вошел в комнату.

– Тебе все ясно? – обратился Дата к Джокия.

– Ясно.

– Ну, счастливого пути. В среду жду вас обратно.

Джокия со спутникам вышли. Дата проводил их и вернулся назад.

– Ты как-то говорил, что у тебя богатый дядя, который живет в Сухуми. Чем он занимается? – спросил Дата у Гуды.

– Он снабжает армию и гвардейские части продуктами, одеждой, словом, многими необходимыми вещами.

– Значит, он должен знать расположение меньшевистских частей, раз поставляет туда продовольствие. Меня интересует, сколько человек на каждом посту, и сколько имеется там пушек и пулеметов. Сможешь это узнать?

– Я думаю, это будет нетрудно. Дядя как свои пять пальцев знает все это.

Букия внимательно следил за юношей. Может ли человек с таким внушающим доверие лицом, с такими ясными глазами держать камень за пазухой. И все-таки какая-то его нервозность и неуверенность настораживали Дата.

– Тогда отправляйся в Сухуми и постарайся разузнать то, что нам надо.

– Сейчас собираться, ночью?

– Нет, сейчас отдохни, а утром двинешься в путь. Где живет твой дядя?

– На улице Пушкина, № 8. Двухэтажный дом с садом.

– Будь осторожен, чтобы не вызвать подозрения.

Гуда распрощался и вышел.

– Сесирква, позови Бекве. Он должен опередить Гуду в Сухуми.

– Гуду?! – удивился Сесирква.

– Да. Пусть Бекве проследит за ним. Знаешь, от осторожности голова не заболит, а береженого и бог бережет.

Бекве знал в Сухуми, на набережной, маленькую закусочную, как раз напротив дома, где, по словам Дата, жил дядя Гуды. Добравшись с рассветом до города, он первым делом направился туда и очень обрадовался, когда оказалось, что из окна этого заведения прекрасно был виден нужный ему дом.

Хелмарди так искусно замаскировался, что никому из многих знакомых, встретившихся ему, и в голову не приходило, что это был именно он. Седые усы и борода, совершенно белые волосы, закрывающие уши, старая, рваная чоха, подпоясанная бечевкой. На голове – выцветшая сванская шапочка, на ногах – домашние грубой вязки шерстяные носки и дырявые лапти.

Часам к десяти он сел за маленький столик у оконца и попросил принести еду: отварную осетрину, кукурузный хлеб-мчади, соленые огурцы и бутылку «Гудаутской».

Дом, за которым наблюдал Бекве, был обнесен высокой каменной оградой с резными деревянными воротами. Во дворе стоял красивый двухэтажный дом, окруженный платанами и кипарисами.

– Чей этот прекрасный дом? – спросил Бекве у официанта.

– Вот этот? Капитана Чичуа. Не собираетесь ли купить, батоно? – насмешливо спросил официант.

Бекве смиренно ответил:

– Купить?! Что ты, если даже даром дадут, и то не осмелюсь туда войти.

Принесли еду.

Бекве нервничал. Почему Гуда до сих пор не появлялся? Может, он обманул Дата? Сколько еще придется сидеть в этой тесной и дымной комнате?

Чей-то раздраженный голос окликнул официанта:

– Если соль кончилась, хоть в морской воде рыбу сварили бы!

И хотя Бекве не любил пресную пищу, он только сейчас заметил, что, оказывается, ел несоленую рыбу. Он сидел молча, нехотя жевал, то и дело в томительном и тревожном ожидании поглядывая в сторону дома Чичуа. Вдруг сердце его учащенно забилось. К воротам дома подскакал Гуда. Спрыгнув с коня, он привязал его к дереву, а сам уверенно вошел во двор.

Нет, не похож Гуда на предателя! Человек с такими глазами, такой отважный не может быть предателем, не может забыть, что брат его за народное дело томится в тюрьме. Нет, не может он быть подлецом! Просто Дата стал очень недоверчивым в последнее время. Осторожность нужна, конечно, но если каждого, кто придет в отряд, так изучать и испытывать! Да и кто сейчас решится на измену, когда ясно, что уже не сегодня-завтра большевики возьмут верх. И Дата это прекрасно понимает, однако, говорит, чем черт не шутит, и чем ближе победа, тем он осторожнее.

Бекве взглянул в окно и замер, пораженный: у ворот Чичуа остановился фаэтон, из него вышел высокий человек в черкеске, видимо, дядя Гуды, и следом второй... Бекве с закрытыми глазами узнал бы его из сотни человек. Георгий Тория! Значит, Гуда должен был встретиться с Тория. Все ясно. За сколько сребреников продался этот Иуда? Нужно как можно скорее мчаться в отряд. Дата сегодня же должен узнать, что Гуда предатель.

Бекве быстро рассчитался и выскочил из духана.

Джокия Кецба ждал темноты, чтобы выехать из Мимиси. Накануне ночью было прохладно, а нынче стало так тепло, как это часто бывает в апреле после непогоды.

К вечеру небо было усеяно звездами. Джокия со спутниками двинулись в путь. По узкой и крутой тропке ехали друг за другом шесть всадников. За Джокия следовала Мария, за ней Цуца Антия, потом – двое из отряда. А замыкал цепочку молодой сельский сотник, который должен был показать путникам брод.

Спустившись к реке, переправились на другой берег и, расставшись с сотником, продолжали свой путь.

Проселочная дорога была узкая. Торопились, ехали без остановок, и лишь когда добрались до дремучего леса, решили немного передохнуть. Дальше уже ехали спокойнее. Вот донесся лай собаки. Вскоре послышался шум воды и показалась река и мельница, крытая осокой. Всадники приблизились к ней.

– Кто там? – раздался мужской голос, в полутьме кто-то зашевелился, и в дверях показался неказистый старичок, видимо, мельник.

– Передохнем здесь? – спросил командир и, не дожидаясь согласия спутников, спрыгнул с коня. Спешились и остальные.

Мельник ничуть не удивился прибывшим и радушно улыбнулся:

– Входите.

Джокия, войдя, сбросил с себя бурку, ружье прислонил к стене. Его примеру последовали и другие. Мельник был очень рад гостям, усадил, стал угощать: положил на тыквенный лист сыр, наломал на куски мчади, принес огурцы, лук, вино, из кипящего котла вынул ломти тыквы.

– Твоя мельница? – спросил Джокия у мельника.

– Да, и не просто мельница. Это моя семья, мой очаг, моя кормилица.

Разговорились.

– Раньше сюда редко кто забредал. А сейчас кого только не встретишь в этом лесу – вооруженных, безоружных, в чохах, в бушлатах даже, и бог знает, кого еще.

«В бушлатах?» – Джокия насторожился.

– Недавно целый отряд прошел, говорят, Букия командует.

– Кто это Букия?

– Букия не знаешь? – Мельник недоверчиво посмотрел на Джокия, и понимающая улыбка промелькнула на его лице. – А это бежавший моряк. Власти разбойником его называют, а в народе говорят, что не разбойник вовсе, а хороший человек.

– Значит, народ не обижает?

– Нет, что ты, когда большевики народ обижали?

– А кроме отряда Букия, есть в лесу еще вооруженные люди?

Хозяин задумался на мгновение.

– Говоря по правде, до сегодняшнего дня никого не видел, а так говорят, что ходят.

– А кого же ты видел сегодня?

– Шел я вечером из лавки, нес керосин. По дороге пять всадников встретил, спросили, где живет сотник Атанасе.

Джокия забеспокоился.

– А кто такой Атанасе?

– Атанасе? Сельский сотник. Во времена Николая был старостой, а теперь из кожи вон лезет, чтобы угодить новым властям.

Джокия почувствовал опасность, распорядился, чтобы собирались. Но в это время дверь распахнулась, как от сильного ветра, и на пороге показался какой-то мужчина с маузером в руке.

– Георгий! – воскликнула потрясенная Мария.

Это действительно был он.

Рука Марии скользнула в карман брюк. Она выхватила револьвер, подарок Дата, но в тот же миг Цуца бросила в светильник тарелку, огонь погас, и стало очень темно. Почти одновременно прозвучал выстрел из маузера. Послышался чей-то стон и глухой звук упавшего на пол тела.

Теперь в дверях никого не было. Но во дворе около мельницы блестели дула карабинов и пистолетов. «Ах, если бы во дворе было так же темно, как на мельнице», – подумал Джокия.

Остановились жернова, стало тихо. Теперь стон слышался отчетливее.

– Кто стонет? – шепотом спросил Джокия.

– Я, я. Что со мной сделали эти безбожники! Это их я встретил сегодня в лесу, – с трудом проговорил мельник.

– Ты ранен? – спросила Мария, осторожно ощупывая его в темноте.

– Эх, дочка, сейчас мне, наверное, и сам бог не поможет, – и он с трудом, держась за стену, приподнялся.

– Ложись, убьют, – тихо сказал Джокия.

– Я и так почти мертв. Может, хоть вам смогу помочь.

И мельник, собравшись с силами, как-то поднялся на ноги и, перебирая руками по стене, с трудом дотащился до дверей.

– Куда же ты? – испуганно спросила Мария.

– Ложись, говорю, – повторил Джокия шепотом.

– Тише, тише, – так же шепотом ответил мельник. – Дайте мне две бурки. Я возьму каждую в руки и побегу. Если успею выйти из мельницы, спущусь направо, в ущелье, скачусь вниз. Они будут стрелять по мне, а вы в это время постарайтесь убежать. Я иду, время не терпит.

– Нет, этого нельзя делать, добрый ты человек! – прошептал Джокия и пополз к нему.

Но мельник не стал дожидаться и выскочил во двор – откуда и силы взялись. Находящиеся в засаде не успели даже выстрелить. Лишь когда мельник был уже почти у цели, началась стрельба.

– Мария, Цуца, вы оставайтесь здесь, ни в коем случае не поднимайтесь и не выходите отсюда. Мы же постараемся выйти и занять место напротив косогора, а потом и вас выведем из этой ловушки.

Джокия выполз за двери и укрылся за стволом большого дерева. Потом снова пополз, неожиданно выскочил, вскинул руку и опять лег. Раздался взрыв. Брошенная им ручная граната разорвалась около напавших. Те залегли. В это время два партизана выскочили из мельницы.

– К склону! – приказал им Джокия.

Он стрелял до тех пор, пока его товарищи не укрылись в овраге. Теперь уже они начали стрелять, чтобы дать возможность командиру невредимым подняться на косогор. Несколько прыжков, и Джокия оказался рядом с товарищами. Отсюда неплохо было видно, где расположились противники, и, кроме того, можно было держать под прицелом вход в мельницу. Командир приказал своим прекратить стрельбу: нужно было беречь патроны.

Парни Тория продолжали палить. Судя по выстрелам, их было пятеро: четверо с винтовками, и один, Тория, с маузером.

– Они и мельника не забывают, а бедный старик мертв, наверное! – Джокия огляделся и прицелился туда, где блестели дула винтовок.

Гуда недолго был в доме дяди. Разговор с Тория длился каких-нибудь десять-пятнадцать минут. Все это время он не поднимал глаз на капитана, и слова его были как будто заученные, непонятные ему самому. Опытный офицер понимал, что этот смелый и прямодушный парень мог каждую минуту почувствовать весь ужас своего поступка и совершить что-нибудь непоправимое. Поэтому Тория поспешил закончить разговор, как только узнал, когда и по какой дороге Мария Сабура с сопровождающими будет ехать из Мимиси. Он уже собрался уходить, но Гуда решительно остановил его:

– Когда же вы освободите моего брата?

Тория оставил вопрос без внимания и вышел в коридор. Гуда едва переводил дыхание.

– Если через день или два мой брат не вернется, тогда не ручаюсь за себя! И Букия не сравнится со мной. Ни себя не пощажу, ни других!

– Хорошо, хорошо, не грозись, пожалуйста. Слово есть слово, – небрежно проговорил Тория, вышел на улицу и уехал вместе с хозяином.