Текст книги "Потопленная «Чайка»"

Автор книги: Ордэ Дгебуадзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Глава девятая
СОМНИТЕЛЬНЫЕ ДРУЗЬЯ

Уже рассвело, когда экипаж «Чайки» высадили на берег и под конвоем отправили в путь.

От пристани свернули налево и быстро пошли к зданию особого отряда.

Утренний ветерок приятно ласкал лица.

Из окна гостиницы кто-то выглянул и тут же скрылся. Мигом растаяла кучка людей, собравшаяся у лавки.

Мимо заключенных прошла женщина. Угрюмо посмотрев на конвоиров, отвернулась. Пробежал мальчишка с ранцем за спиной, с любопытством поглядел на арестованных, но не задержался. Бредущий мимо моряк покачал головой, остановился и грустным взглядом проводил конвоируемых.

На арестованных смотрели сочувственно, но особенного удивления эта процессия не вызвала. Здесь уже привыкли к арестам и репрессиям. Нередко поздней ночью в городе раздавались одиночные выстрелы. Без суда и следствия людей бросали в тюремные камеры.

Конвой и арестованные остановились у двухэтажного кирпичного здания, окна которого крепко-накрепко были забраны железными решетками. Стояло раннее утро, но в двери дома то и дело входили и выходили люди, странно похожие друг на друга, видимо, оттого, что почти все они были одеты в кожаные куртки и галифе, носили низкие папахи и азиатские, облегающие ногу, мягкие сапоги с голенищами выше колен. На поясе у всех висели маузеры в деревянных кобурах. Это были особоотрядчики, опора меньшевистского правительства.

...Арестованных остановили на улице, у ворот. Лица у них были усталые и бледные, как у долго и тяжело болевших людей.

Долго стояли молча. Потом Саша тихо шепнул Антону:

– Узнать бы, как там наш шкипер?

– Кажется, жив.

– Откуда ты знаешь? – На лице Саши промелькнуло, как радостный ветерок, подобие улыбки.

– Когда снимали со шхуны, он застонал, открыл глаза и приподнялся. Я своими глазами видел. – Антон вздохнул, по щеке его покатилась слеза. Чтобы скрыть ее, он протер щеку, будто она зачесалась, смущенно улыбнулся. Услышав слова Антона, арестованные зашевелились, с надеждой глядя друг на друга.

– Ничего, ребята! Не так уж плохи дела... – послышался голос Дианоза.

– Замолчи, свиная требуха, не то вырву усы по волосу! – заорал огромный детина в бушлате и двинулся к арестованным.

Дианоз опустил голову.

Снова воцарилась тишина.

Саша украдкой оглянулся, нашел взглядом Васю. Тот кивнул головой и грустно улыбнулся.

В воротах показался кругленький человечек лет сорока. Это был здешний комендант. Выглядел он щеголевато. На голове вместо папахи была серая фуражка с кокардой царской армии. Румяное, улыбающееся, хорошо выбритое лицо как-то не соответствовало его должности в этом зловещем учреждении.

– Что вы, как стадо, стали на улице! – крикнул он таким тоненьким, надтреснутым голосом, что даже удрученные арестанты с трудом сдержали улыбки. – Введите их во двор! – продолжал он распоряжаться, но тут встретился взглядом с насмешливо улыбавшимся Антоном.

Антон опустил голову, но комендант только беззлобно усмехнулся.

Отворили тяжелые дубовые ворота. Арестованных ввели во двор, обнесенный каменной оградой. Комендант, подбоченившись, разглядывал вновь прибывших.

– Откуда явились эти крысы? – крикнул он начальнику конвоя.

– Этот мусор вымели со шхуны, господин Рома, – ответил начальник конвоя.

– A-а, знаю, знаю, это они, красные господа, – теперь уж громко засмеялся комендант. – Хорошо, что вовремя их накрыли. Но дело в том – куда их деть? И так у меня человек на человеке сидит... А теперь еще эти, сколько их?... И почему их тащили сюда, разве в тюрьме не осталось места? – Он повернулся и степенно удалился.

Арестованных загнали в угол двора.

По верху каменного забора были натыканы осколки бутылок, а еще выше тянулась колючая проволока.

По широкому двору, мощенному галькой, тянулась водопроводная труба, из крана безостановочно лилась вода. Двор был совершенно голый. Выцветшие кирпичные стены и выщербленные каменные ступени лестницы свидетельствовали о возрасте этого здания. Новым, видимо, было пристроенное к левой части двухэтажное крыло. Это железобетонное крыло и было тюрьмой. На обоих этажах вдоль узких балконов тянулись двери, обитые жестью, с маленькими глазочками. В подвальном этаже тоже был ряд дверей. По балконам, со связкой ключей в руках, прогуливался надзиратель и воровски заглядывал в глазки.

Из окон камер шел табачный дым и доносился говор заключенных.

Антон стоял впереди всех и смотрел на здание тюрьмы. На каждом этаже он насчитал по шесть камер. Жутко стало от мысли, что товарищи его будут наглухо заперты в этих маленьких темных клетках. Каково будет морякам в этой каменной мышеловке?

В галерее второго этажа появился комендант, еще раз взглянул на арестованных:

– Ну, что ж, пожалуйте, господа! – Он обращался к арестованным с такими жестами и улыбкой, будто приглашал дорогих гостей в собственный дом.

Стражник повел их по винтовой лестнице. Остановились в углу веранды, перед кабинетом коменданта, там, где флигель соединялся со старым зданием.

Первым к коменданту ввели Антона Гергеда. Войдя, он остановился, пораженный: у письменного стола, рядом с комендантом, стоял Георгий Тория. Он был одет в рубаху цвета хаки и брюки из английского коверкота. Лицо выбрито, волосы гладко зачесаны. Тория спокойно встретил полный ненависти взгляд Антона. Потом ядовито улыбнулся и деланно захохотал:

– Не ожидал увидеть? Или, может, не узнаешь меня, а?

Антон побледнел от возмущения.

– Что ж странного, что ворона рядом с падалью? Стыдись, подлец! – Разгоряченный Антон сжал кулаки, двинулся к Георгию, но тот выхватил пистолет.

– Я тебя научу, голодранец, как говорить с офицером! – крикнул он.

Его пыл остудил комендант.

– Господин офицер!.. Успокойтесь! Не забывайте, что этот человек, – он посмотрел на арестованного, – передан мне. Без меня здесь, в тюрьме, даже муху никто не сгонит с места. А после допроса распоряжаться его судьбой дело следователя.

Он сел за стол и развернул папку, набухшую от бумаг.

Тория окинул коменданта гневным взглядом и выкрикнул:

– Как вы смеете!.. Да еще перед кем! – Он вплотную подошел к коменданту и поглядел на него сверху вниз, будто раздумывая, стрелять или нет.

Комендант спокойно взял со стола звонок и так же спокойно позвонил.

В дверях показался здоровенный детина.

– Выведите господина офицера из здания тюрьмы. Предупредите сторожа – без моего разрешения этого господина сюда не впускать, – назидательным тоном, негромко проговорил комендант и снова углубился в бумаги.

Тория покосился на вошедшего верзилу и убрал револьвер в карман.

Верзила провел рукой по усам, завитым, как рога барана, и с мегрельским акцентом сказал офицеру:

– Прошу вас, дорогой.

Тория не двинулся с места.

– Ну, что ж, не пойдешь, генацвале? – Верзила сдвинул на затылок папаху, положил руку на рукоятку маузера и двинулся к Тория.

Тория опустил голову и быстрым шагом вышел из комнаты.

Комендант и Антон остались одни. Комендант долго не поднимал головы, листал бумаги, нервно теребил их. Круглое, как мяч, лицо его побледнело, он тяжело дышал. Волнение коменданта понравилось Антону. «Может, он и неплохой человек?», – подумал он.

Комендант наконец поднял голову и взглянул на Антона.

Антон выпрямился. Комендант улыбнулся, оглядел арестованного с ног до головы и встал. Медленно прошелся и посмотрел на Антона с явной симпатией. Ему словно было приятно, что арестованный так же, как и он сам, мал ростом и безбород.

Антон почувствовал, что комендант почему-то расположен к нему. «Может быть, повезет нам?»

Комендант вернулся к столу и жестом пригласил арестованного сесть. Антон молча сел.

– Как зовут, как фамилия? – спросил он равнодушно. Чувствовалось, что это его совсем не интересует.

– Антон Гергеда.

– Сколько лет?

– Двадцать восемь исполнилось.

Комендант оживился:

– Так ты сказал, твоя фамилия...

– Гергеда, Антон Гергеда.

– Откуда?

– Из Сенакского уезда. Теклати наша деревня.

– Неужели ты теклатский Гергеда, парень?

– Да, – навострил уши Антон.

– А ты не слышал о Симоне Гергеда, который дочь выдал замуж за Кодори?

– Слышал? Да ведь он мой дядя!

– Стало быть, ты сын Тагу? – Он встал, хотел сказать еще что-то, но промолчал, подошел к окну, выглянул на веранду.

Арестованные стояли с опущенными головами и ждали вызова. Комендант повернулся к Антону и, улыбаясь, сказал:

– А я Сигуа, Рома... Но это неважно... Ты мне только скажи... – Сигуа щелкнул пальцем, задумался, сморщил крохотные брови. Антон понял, кто этот человек, хоть никогда до сих пор не видел Рому. Он знал, что дядя выдал свою единственную дочь за некоего Сигуа. Он, наверно, и есть тот самый Сигуа, думал Антон.

Сигуа раскрыл глаза, глубоко вздохнул и обратился к Антону:

– Где вы его выискали? – Он показал на дверь, в которую вышел Тория. – Зачем нужно везти с собой нож, который может вас же и зарезать, скажи на милость?

«Если не хитрит, не лицемерит, то, может быть, поможет нам», – подумал Антон и с надеждой взглянул на коменданта.

– Откуда нам было знать, что он такой подлец!

– Вы ведь оставили Туапсе, когда в город ворвались белые, не так ли?

– Да, так.

– Так почему же с вами ехал сюда офицер разведки белых. Он ведь не знал, в чьих руках Сухуми?

– Ворвался на шхуну с револьвером в руках, когда якорь уже подняли и разогревали мотор.

– Что ему надо было?

– Хотел арестовать трех парней, которых приютил и хотел взять с собой Дата.

– Какой Дата?

– Наш шкипер, Дата Букия!

– Это тот, кого ранил этот офицер?

– Да! – Антон с облегчением вздохнул. Слово «ранил» обрадовало его, как может обрадовать человека, измученного жаждой, появление оазиса в пустыне. Этот человек сказал «ранил», а не «убил»! Значит, Дата жив, подумал он и с подъемом продолжал:

– Если б вы знали, уважаемый комендант, какой замечательный человек наш шкипер, какой он добрый!

– Что же было дальше?! Почему Тория не арестовал этих парней? – Сигуа словно хотел дать понять, что его вовсе не интересует шкипер.

– Мы не позволили, разоружили его и связали.

– Связали? – удивился комендант, почти не скрывая удовлетворения.

– Да, связали и оставили на катере. А надо бы выбросить в море! Шкипер пожалел эту собачью душу. Думал, что здесь большевики, и вместе с одеждой сменил ему и фамилию...

– А он так хорошо отплатил ему, не так ли? Видно, наивный человек твой герой. Перечисли-ка мне матросов «Чайки», назови фамилии.

– Фамилии?.. Я, Гергеда, моторист Путкарадзе, по имени Пантэ, Дианоз Ломия и Титико Учана.

– И все?

– Еще Гиго Телия и наш шкипер Дата Букия.

– Остальные, эти три парня, только случайные спутники и не имеют с вами ничего общего?

– Ничего общего!

Комендант извлек из ящика стола бумагу, переспросил имена и стал писать.

Исписал страницу до половины, протянул Антону и холодно сказал:

– Подпишись!

– Что тут написано, господин комендант? – спросил Антон и взял ручку.

– Что эти парни ничего общего с вами не имеют и вы их даже не знаете.

Антон кивнул головой в знак согласия и подписался.

Сигуа сунул бумагу в ящик. Потом, довольный, прислонился к спинке стула и будто между прочим спросил:

– Интересно, что нужно было Тория от этих ребят?

– Кто его знает? В пути я с ними не беседовал. Наш шкипер допросил Тория и одного из парней, но что они рассказали, не знаю.

– Тория ничего не говорил о парнях. Будто вовсе не интересуется их судьбой. Значит, всего пять матросов, так?

– Почему пять? Ведь шестой Дата, наш шкипер! – побледнел Антон.

– Знаю, что шкипер шестой, но он – не в моем ведении.

Антон вопросительно посмотрел на Сигуа.

– Разве ты не знаешь, где может быть раненый человек? – Комендант улыбнулся.

– Где?

– В больнице, конечно. Ты не о шкипере думай, думай о себе, – сказал он грубовато и, взяв со стола звонок, позвонил. – Сейчас я тебя пошлю в камеру. Когда нужно будет, вызову.

В дверях снова показался верзила.

– Поместите его в первую камеру, – приказал Сигуа, раскрыл толстую тетрадь и записал имя и фамилию заключенного.

Когда Тория с револьвером в руках ворвался на палубу «Чайки», Мария мысленно поставила на своей жизни крест. Но, увидев, что он разоружен моряками, почувствовала облегчение: «Значит, и у меня есть счастье». И потом, когда «Чайка» взяла курс на юг, а избитый, притихший Тория прилег на палубе, еще раз убедилась, что на свете остались еще добрые люди. Если б не видела она все своими глазами, никогда бы не поверила, что грузинские моряки поддержат незнакомых кубанских парней, а своего земляка разоружат и изобьют. Вот народ! Добрый и справедливый!

А шкипер! Мужественный, храбрый, красивый. Громовой голос, сверкающие, как звезды, голубые глаза, высокий лоб, черные вьющиеся волосы. И душа, видно, у него тоже хорошая.

Мария чувствовала себя счастливейшей из смертных, когда утром проснулась в каюте.

Как было бы хорошо, если бы она могла открыться ему, рассказать все о себе, да раз не удалось, не успела сказать, пусть все думают, что она – парень, Саша Тарасенко. Если только этот проклятый Георгий Тория не выдаст ее... А если ее арестуют? Что тогда делать?! Если даже можно будет убежать, она все равно никуда не уйдет, никуда, пока Дата в опасности и нуждается в помощи. «Итак, я опять Саша, до тех пор, пока не выполню все, что задумала».

В галерее оставались трое: она, Митя и Вася.

Почему-то ни один из матросов от коменданта назад не возвратился. Марии это показалось недобрым признаком. Но Митя вернулся, и тогда она немного успокоилась и приободрилась.

После Мити комендант вызвал Васю.

– А где все остальные? – тихо спросила Мария у Мити и украдкой взглянула на верзилу, стоявшего у комендантских дверей.

– Не знаю. Там, кроме коменданта, никого нет. Наверно, увели через другие двери, – Митя начал шепотом, но постепенно, забывшись, повышал голос, будто вел самый обычный разговор. – Через маленькие двери, выкрашенные в цвет стены. Когда войдешь, погляди...

– Эй, ты, – крикнул детина, – чего раскудахтался? Или надоело на чистом воздухе, цапля?

Митя умолк. Мария покосилась на детину и прыснула в ладошку: Митя и в самом деле смахивал на цаплю.

Вася пробыл у коменданта дольше и вернулся успокоенным. Хотел что-то рассказать товарищам, но Митя приставил к губам указательный палец и показал глазами на особоотрядчика.

Мария приоткрыла дверь, комендант встал, улыбнулся ей, как давнишнему знакомому, и поздоровался. Мария остановилась в дверях, смутилась. Оглядевшись вокруг, подошла к письменному столу. В самом деле, за креслом вырезана дверь, выкрашенная в цвет стены и почти незаметная. Видимо, через нее вывели матросов. «Митя прав», – подумала Мария и тяжело вздохнула.

У шкафа стояла скульптура воина на вздыбленном коне, с длинным копьем, которым он собирался поразить страшное чудовище. В углу стояли два венских стула. Над письменным столом, на стене, висел портрет человека с усами и с бородой. Комендант внимательно смотрел на голубоглазого юношу.

– Это, – комендант показал рукой на скульптуру, – государственный герб нашей республики, а это, – он, чуть повернув голову, глянул вверх, – наш президент.

Мария удивилась доброжелательному тону коменданта.

– Бедный парень! Да еще какой красивый! – Сигуа, не отводя глаз от сидящей напротив с поникшей головой Марии, улыбнулся. – Думал, что опасность миновала, а угодил черту в лапы? – Словно «парень» он подчеркнул особо и испытующе взглянул на Марию. – Я знаю все, только откуда знаю – не спрашивай. И я ни о чем не буду спрашивать, только о некоторых сведениях, необходимых для данного случая. – Он нахмурился, подвинул бумагу и добавил: – Так что ты пока молчи, и я молчу.

«О чем он? Уж не догадывается ли?..» – Мария испуганно смотрела на коменданта, не зная, что сказать. Сигуа озабоченно проговорил:

– Одним словом, будьте осторожны, Тарасенко. Я позабочусь о вас, но и вы поостерегитесь.

Мария нерешительно посмотрела на коменданта:

– Если можно, скажите, что с матросами «Чайки»?

Комендант кинул быстрый взгляд в окно, потом – на Марию, будто предостерегая: о таких вещах свободно говорить нельзя.

– Они арестованы, таков приказ. Но мне кажется, их скоро освободят, – понизив голос, ответил он.

Марии не терпелось узнать, что с Дата, и, увидев, что Сигуа не сердится, она решилась спросить:

– А что с Дата, со шкипером «Чайки»? Скажите мне. Сколько добра сделал нам этот человек... – Мария умолкла, боясь сказать что-нибудь лишнее, и опустила голову.

– Дата жив, лежит в городской больнице. – Помолчав немного, Сигуа спросил: – А что, хороший человек ваш Дата? Не только вы – все спрашивают о нем.

Господи, да о чем он говорит? Да, конечно же, хороший, просто замечательный! Мария, хоть и совсем мало его видела, столько могла бы о нем рассказать, если бы не боялась выдать себя, если бы не опасалась, что комендант догадается, что перед ним – переодетая девушка и к тому же, кажется, влюбленная в моряка-грузина.

– Да, он очень хороший человек, господин комендант.

Добрые вести о Дата окрылили Марию, прибавили ей смелости:

– Скажите, опасно он ранен?

Комендант погрозил ей, как маленькому ребенку, потом приложил палец к губам. Мария покраснела, опустила голову, как провинившаяся.

– Рана не пустячная, но такому богатырю да не справиться с ней?.. Так, говоришь, он хороший человек? – Комендант задумчиво глядел в окно. – Конечно, если так... – он резко оборвал фразу. – Ну, вот что! Я вас всех троих освобождаю. Но куда вы денетесь, что будете делать? От этого офицера так просто не скроетесь. И здесь, в Сухуми, вам нельзя оставаться. – Он прошелся по кабинету, достал портсигар и вынул из него папиросу.

– Что с нами сделает Тория? Почему мы не можем остаться?

– Потому, – сказал комендант и зажег спичку, – что начальник приказал арестовать матросов и уехал в Афон, а Тория требует и вашего ареста. Я воспользовался тем, что он не успел ничего сказать начальнику особого отряда, и отпускаю вас, – он жадно затянулся, – пока он не вернулся. Завтра уже будет поздно. Как только начальник вернется, Тория незамедлительно получит подтверждение на ваш арест.

Мария вздохнула. Неужели и в самом деле придется уехать из Сухуми? Но как же Дата? Оставить его? А вдруг она больше его не увидит? Нет, это невозможно! И потом, оставаясь здесь, может быть, удастся хоть чем-нибудь помочь Дата и его друзьям, во всяком случае, можно будет хотя бы знать, что с ними, и то будет легче на сердце. Нет, нужно находиться где-нибудь поблизости от них.

– Значит, нам ехать в Азербайджан? – спросила Мария, уже твердо зная, что никуда отсюда не уедет.

– И в Баку нельзя. В районе Батуми горячие бои с турками. Батуми, говорят, пал. Граница с Азербайджаном закрыта. Дальше Тбилиси никуда не уедешь, и думать об этом нечего!

Мария притворилась огорченной. На самом же деле была как нельзя довольна таким оборотом дела. Нельзя ехать? Ну, что же, ничего не поделаешь!

– А как же нам быть? – с надеждой взглянула она на коменданта.

За эти два смутных года она столько видела и испытала, что, несмотря на свою молодость, научилась разбираться в людях. Сейчас она присматривалась к человеку, сидящему перед ней. Что заставляет его помогать им? Может быть, его обещания – только способ втереться в доверие? Но зачем это ему нужно? Что они за такие важные птицы? Непонятно. Как, впрочем, непонятно и то, почему этот совсем чужой им человек защищает их от Тория. Трудно понять, конечно, искренне он хочет им помочь, или это какой-то коварный ход, но другого выхода у них нет, нужно на него положиться. Будь, что будет!

Комендант молчал. Потом позвонил в колокольчик. В дверях появился стражник. Комендант сказал Марии:

– Подождешь в коридоре, может быть, я найду выход, – потом обратился к верзиле: – Этот тоже подождет с товарищами. Не мешай им говорить друг с другом, они не заключенные.

Стражник нахмурился и молча последовал за Марией.

Появление Марии оживило отчаявшихся друзей.

– Мария! Как долго! – вырвалось у Мити. Он хотел сказать еще что-то, но, увидев испуганное лицо Марии, остановился.

– Дурак! – Она покосилась на стражника и, убедившись, что тот не обращает на них внимания, подошла к Мите и тихим, но дрожащим от гнева голосом сказала: – Ты что, забыл, как меня зовут, или совсем одурел от страха?

Митя смутился.

Невнимание стражника успокоило Марию, и она громко сказала:

– Хороший человек комендант.

– Добрый и справедливый. Если не он, и нас бы упрятали в камеры, – подтвердил Митя.

– Здесь все хорошие, – добавил Вася и незаметно посмотрел на охранника коменданта.

Тот гордо выпрямился и, довольный услышанным, погладил усы, степенно повернулся, пошел к парням, но его остановил звонок, донесшийся из кабинета коменданта.

Охранник удалился в кабинет. Мария недовольно шепнула Мите:

– Никак не запомнишь, что меня зовут Сашей. Сашей, понимаешь, а не Марией!

Появился охранник и показал ребятам на растворенную дверь: «Входите, вас зовут».

Все трое робко вошли в комнату.

Сигуа, держа руки в карманах, по-прежнему сидел за столом и, хотя и казался занятым своими мыслями, внимательно наблюдал за вошедшими. Помолчав немного, наконец произнес:

– Ребята, – опустил глаза, словно колеблясь, говорить или нет, – если не отплатите злом за добро... Все, что я сейчас скажу, должно остаться между нами. – Он вышел из-за стола, подошел к ребятам поближе. – Георгий Тория требует вашего ареста, но я вас освобождаю. Сегодня я еще могу вас освободить, а завтра будет уже поздно. – Ребята переглянулись, испуганные и подавленные. – Да, вот так. И нужно торопиться, если не хотите попасть ему в руки. Я хочу знать, можете ли вы укрыться у кого-нибудь в надежном месте, чтобы Тория не смог вас выследить?

Воцарилась тишина.

– Здесь не у кого, – сказал наконец Вася. – Мы ведь собирались ехать в Баку.

– Из Тбилиси в Баку без особого разрешения никого не пускают. А вас, прибывших из России, тем более. Не забывайте и о том, что по пути в Тбилиси Тория завтра же вас обнаружит.

– Но куда же нам податься в чужом городе? – спросила Мария.

– Я, – комендант задумался, – не могу оставить вас на произвол судьбы... – Опять воцарилась тишина. – Если вы мне верите, я помогу вам.

Три пары глаз недоверчиво смотрели на него.

– Если не хотите или сомневаетесь, – дело ваше. Поступайте, как хотите. Но помните, что я предлагал свою помощь, а вы отказались.

Он обошел стол, достал портсигар и, открыв его, положил на стол.

Мария поняла, что кто-то заботится о них, но кто же это, кто? Спросить у Сигуа она не решалась.

– Что вы, господин комендант! Вы так великодушны и заботитесь о нас... – прошептала Мария.

Комендант нервно вертел в руках папиросу. Помогая беженцам, он ставил под удар и себя. Поэтому колебался, пока, наконец, решился сказать:

– Хорошо, хорошо, сейчас пойдете с ним, – он показал на стоящего в дверях стражника. – Его зовут Дзаргу. Преданный мне человек. Он сведет вас в дом неподалеку. Там вас накормят, напоят. Хозяйка предупреждена. Останетесь там до ночи. Сами никуда не выходите. Ждите Дзаргу. Он зайдет за вами и заберет.

– Куда? – спросила Мария.

– А это уж мое дело. Я позабочусь, где вам укрыться, – он потер подбородок, наморщил лоб. – Из города нужно выйти так, чтобы не узнал Тория. Это дело я поручу Дзаргу. Он устроит вас у надежных людей. Если выкрою время, поеду с вами.

– А мы будем вместе? – Мария посмотрела на товарищей, потом перевела взгляд на коменданта.

– По-моему, вам не стоит оставаться вместе. Лучше делать вид, будто бы вы незнакомы друг с другом и никогда прежде не виделись. Вам нужно быть очень осторожными. Георгий Тория примет все меры, чтобы найти вас. И, ясное дело, наши люди будут помогать ему.

Сигуа задумался, потом поднял голову, вспомнив о чем-то, и посмотрел на Марию:

– А тебе нужно бы сменить одежду. Георгий будет искать Сашу Тарасенко, а ты за это время снова превратишься в Марию Сабуру. Что ты на это скажешь, девушка?

Лицо Марии покрыла бледность. Она растерянно у ставилась на лукаво улыбающегося Сигуа.

– Господин комендант... – только и нашла что пробормотать она.

Ребята тоже оробели и молчали, испуганно глядя то на Марию, то на коменданта.

– Да, моя милая, я же сказал, что знаю о вас всё. Чему же ты удивилась? – Сигуа подошел к Марии, положил ей на плечо руку и ласково сказал:

– Не бойся. Я думаю, все образуется. А Дзаргу сейчас принесет тебе женскую одежду.

Солнце стояло уже высоко, когда Дзаргу привел Марию, Васю и Митю в маленький домишко.

– Ну, вот. Тут и отдохнете. Дверь заприте накрепко, открывайте только тогда, когда постучат три раза и столько же раз кашлянут. Понятно? Скоро придет хозяйка дома, принесет вам еду. А ночью я вас выведу из Сухуми и укрою в таком месте, что не только живая душа, сам черт не найдет. До свидания!

И Дзаргу поспешно, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.

Дом и в самом деле был недалеко от тюрьмы. Из кабинета коменданта Сигуа они с Дзаргу спустились вниз, в подвал, и оттуда вошли в темный коридор. Из коридора выбрались во двор и подошли к дому задами.

В комнатке, обитой выцветшими обоями, стояла одна-единственная железная узкая кровать, застланная стеганым, из голубого шелка одеялом. На кровати высились три белоснежные подушки. На стене над кроватью – коврик, а на полу – пестрый палас. На маленьком круглом столике – зеркало, кувшин и стакан. Небольшое окно смотрит на широкий двор, у окна в ряд – три венских стула.

Когда Дзаргу вышел и снаружи затворилась дверь, а потом и калитка, все вздохнули с облегчением. Кажется, опасность миновала. Но вскоре снова тревога овладела ими. Все они в глубине души думали, что история эта не сулит им ничего хорошего, но ни один не решался заговорить об этом. Спать никто из них не хотел, усталости не чувствовал. Нужно было обдумать, как быть дальше. Можно ли надеяться на коменданта, на молчаливого Дзаргу? Что может предпринять Тория, и если суждено встретиться с ним, как себя вести, что делать?

Вася и Митя улеглись прямо на палас. Мария – на железную кровать. Какую ужасную ошибку она совершила, когда доверилась этому извергу, Георгию Тория, пошла за ним! И как была наказана! За весь этот длинный, как вечность, год ни одного спокойного дня.

И сегодня тревожно и тяжело, гнетут нехорошие предчувствия.

А вдруг Сигуа и Дзаргу коварные обманщики? И теперь они могут делать с ними все, что им угодно.

«Георгий будет искать девушку, переодетую в мужское платье, Сашу Тарасенко, а ты вновь станешь Марией Сабура», – вспомнила она слова коменданта.

«Кто мог сказать Сигуа обо мне? Откуда он узнал мое имя? Не мог же сам догадаться. Может, ребята проболтались?»

Мария оглядела освещенную солнцем комнату. Присела, спустила с кровати ноги, взглянула на друзей, – они спали, блаженно растянувшись на паласе.

– Эй, вы! – крикнула она ребятам.

Те сразу очнулись, взглянули на нее сонными глазами.

– Ложись, поспи еще! – сказал Митя и снова закрыл глаза.

– Ребята, может, кто-нибудь из вас сказал коменданту, что я девушка и что меня зовут Марией?

– Мы?! Как тебе не стыдно? Разве мы предатели?

Мария смутилась:

– Уж не знаю, что и говорю. Непонятно все это!

– Откуда же он узнал обо всем? Неужели Георгий рассказал?

– Может, он сказал, что ты переодетая шпионка и поэтому он тебя преследует? – предположил Митя.

– Да нет, едва ли. Если бы это было так, комендант не решился бы пойти против Тория и освободить нас. Шутка ли, офицер разведывательной службы добровольческой армии, – сказал Вася. – Нет, тут что-то другое. А вот что?.. Эх, хорошо уж одно то, что не в тюрьме сидим, это главное, – и Вася с наслаждением вытянулся на паласе. – Мария, а может, расскажешь, что же произошло после того, как дядя Петро переправил вас через реку?

– Да, пожалуй и расскажу. Все равно не спится. Ну, так слушайте. Я прождала Георгия под деревом очень долго. Мне показалось странным, что он так долго говорит с Петро. Потом я услышала несколько револьверных выстрелов и вслед за ними стон.

Показался Георгий. Он выглядел спокойным. На мой вопрос – что случилось, в кого он стрелял, Георгий хрипло ответил: «Ничего, собака какая-то подозрительная пристала, кажется, бешеная».

Но я поняла, что он убил Петро. За что? Что у них произошло? Мне было так страшно, что я ничего не могла сказать и молча пошла за ним.

До сих пор разговорчивый, он словно набрал в рот воды. Задумчивый, поникший, шел он впереди меня.

Версты через две нас остановил патруль – два солдата с винтовками и офицер в черной кожанке, с саблей с серебряной рукояткой. На фуражке его белела выпуклая кокарда, а на плечах блестели погоны. Сердце у меня от волнения заколотилось. Тория подошел к ним и что-то сказал. Офицер вытянулся, отдал ему честь и поздравил с возвращением.

Все было ясно: я – среди белых, на территории «добровольческой армии», о которой отец мой говорил с гневом и возмущением. Кто знает, может быть, этот человек накидывал петлю на шею отца? Отчаяние охватило меня, отчаяние и жажда мести.

Офицер в кожанке почтительно обратился к Тория:

– Ждали вас ночью, капитан! Два часа назад направили на тот берег двух разведчиков на поиски.

Тория ничего не ответил, взял мою руку и быстро пошел вперед. Он хотел побыстрее отделаться от офицера, но тот оказался разговорчивым:

– Наши войска вчера оставили Верхнюю. По моим расчетам вы должны были быть здесь по крайней мере вчера. Мы тревожились, думали, не случилось ли беды?

– Нет, все в порядке. Можете меня не сопровождать. – Тория торопился.

– Слушаю, ваше благородие!

Лейтенант замедлил шаг и отстал от нас.

Я оказалась в западне. Когда я увидела Тория впервые в те ужасные минуты, он мне показался добрым и честным человеком. Он так хорошо ко мне отнесся, помог похоронить отца – и я почувствовала доверие и благодарность к нему. Я думала, он наш, большевик. Он обманул меня. Мне хотелось кричать, выть, вцепиться ему в горло. Но было уже поздно.

За полночь мы подошли к какому-то крестьянскому дому. Хозяин принял нас с какой-то боязливостью и робостью. Я была как мертвая. После ужина меня уложили в отдельной комнатке, а Тория куда-то ушел.

Утром я проснулась рано. Хозяйка дала мне умыться, накормила завтраком. Появился Тория. Он держался более уверенно, нежели накануне, сменил костюм. На нем были рубаха и брюки из коричневой английской ткани, шевровые сапоги. На коричневой шинели – капитанские погоны.

Он остановился на пороге, снял шапку с белой кокардой, прижал к груди руку и поклонился мне. Я не ответила. Он заметил, в каком я состоянии, но лишь беззаботно улыбнулся: дескать, попала в капкан и, хочу этого или нет, должна подчиниться своей участи.

– Я понимаю, сейчас ты настроена против меня. Но пока ты еще очень молода, неопытна и многого не понимаешь в жизни. – Он нагнулся и шепнул мне на ухо: – Ничего, скоро ты убедишься, что тебе повезло.