Текст книги "Между строк (ЛП)"

Автор книги: Оливия Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Глава 64

Шарлотта

Во время долгой поездки из Лос-Анджелеса обратно в маленький городок, который я когда-то называла домом, я думаю обо всем, что узнала из мемуаров людей, о которых писала. Чьи жизни я видела своими глазами.

Факты не лгут. Лгут люди.

Холод причиняет боль, только если ты ему позволишь. Мнения людей – как воздух.

Я должна была победить. Для меня была только победа или смерть.

Большинство людей боятся неудач. Я боюсь, что так и не попыталась.

Обычно я слушаю подкасты или аудиокниги за рулем. Но по дороге в Айдахо я решаю остаться наедине со своими мыслями.

Теперь мои родители знают. Их беспокойство было ощутимо по телефону, особенно когда я подтвердила, что действительно встречалась с Эйденом.

Их реакция оставила зудящее чувство, как рана, как заноза, которую я никак не могла вытащить. Я снова сделала их объектами пересудов среди соседей и на работе. Я снова дала им повод для беспокойства за свою бестолковую дочь.

Моим родителям пришлось пережить телевизионные сцены, где мы с Блейком занимались сексом. Ничего откровенного. Лишь намеки. Глупые улыбки и подмигивания.

Я была так влюблена... А потом меня предали.

Я ошибалась, доверяя ему. Пошла на поводу у своих эмоций, всецело отдавалась им, и позволила чувствам затмить разум.

Я отклоняю все звонки во время долгой поездки. Последний – от журналистки «Нью-Йорк Глоуб» Одри. Я сохранила ее номер на днях, чтобы мне было проще ее игнорировать.

Чуть позже приходит сообщение. Я читаю его, когда останавливаюсь заправиться, избегая остальных СМС, в том числе от Эйдена.

Одри: Я сегодня видела новости в таблоидах. Хочу, чтобы ты знала, что это ни на что не влияет. Я все еще думаю, что тебе стоит рассказать свою историю. Или просто поболтать со мной, не для протокола. Решать тебе.

Какая ирония! В этой ситуации от меня уже ничего не зависит. Я ничего не контролирую, как и много раз до этого. Как и десять лет назад.

Тогда по телевизору показали ту версию меня, которой я на самом деле никогда не была. Но многие другие увидели в этом настоящую историю.

Эйден звонит снова, как раз когда я въезжаю в Элмхерст. Я снова игнорирую его. Каждая вибрация в подстаканнике эхом отдается в моей маленькой машине. Каждый раз как крошечный ножевой порез.

Элмхерст выглядит точно так же, как и всегда. От волнения у меня сжимается живот.

Дом моих родителей, дом, в котором я выросла, находится в конце тупика. Крашеное в белый цвет дерево, красный кирпич, зеленый газон.

Мама посадила ромашки в цветочных ящиках у входной двери.

При виде этого дома у меня наворачиваются слезы. Я храню столько хороших воспоминаний об этом доме. И плохих тоже. О том, как я пряталась в его стенах, словно раненый зверь, зализывая раны.

После этого я возвращалась сюда только между заказами. Чтобы разобрать коробки с вещами, которые папа до сих пор хранит в гараже, и собрать все необходимое для следующего приключения.

С тех пор, как я покинула родительский дом, у меня нет своего дома.

Я никогда не оставалась здесь достаточно долго, чтобы обосноваться, никогда не покупала собственную мебель, никогда не вписывалась в привычный распорядок жизни маленького городка. В каком-то смысле я бежала и от своего прошлого, и от этого места. От необходимости встречаться лицом к лицу с людьми, которые знают, что произошло.

Я паркую свою старую Хонду рядом с блестящим родительским внедорожником. Мама выбегает из двери еще до того, как я глушу двигатель. На ней очки для чтения, волосы собраны с помощью большой заколки, на ногах резиновые сандалии.

Я открываю дверцу машины.

– Привет.

– Дорогая.

Она обнимает меня, и от нее пахнет духами, которыми она пользуется уже больше двадцати лет. Я закрываю глаза, и слезы текут по щекам.

– Я не знаю, что делаю, – шепчу я.

– Понимаю, милая, – говорит она. – Но все будет хорошо. Заходи. Я оставила для тебя еду.

На следующий день я встречаюсь с Эсме. Я предложила прогуляться по Элмхерсту. Мне лучше думается, когда я нахожусь в движении.

Я прошу ее не осуждать меня.

– Шарлотта, – говорит она, широко улыбаясь. – Я никогда тебя не осуждаю.

– Знаю. Но... все же. Мне нужно было это сказать.

Затем я делаю глубокий вдох и рассказываю ей все, с самого начала. Каждую деталь, каждую мелочь.

– Я не могу допустить, чтобы это повторилось, – я тереблю потертость на джинсовой куртке. – Как только он ответит по поводу черновика и я получу добро на его отправку Вере, пожалуй, попрошу ее дать мне еще один заказ на мемуары.

Эсме хмурится.

– А как насчет того предложения, о котором ты мне рассказывала? О собственной научно-популярной книге?

Я смотрю мимо нее на центральный сквер Элмхерста. Я много раз бывала там, на праздновании Дня независимости, на школьных ярмарках, на матчах детской бейсбольной лиги и даже на цирковом представлении.

Я не сказала Эсме, что уже написала начало книги.

– Знаю, но я хочу куда-нибудь поехать. Исчезнуть на время.

– Как ты делала это годами, – тихо говорит она.

Я вздыхаю.

– Да. Наверное.

– Этот парень... он хотел, чтобы ты рассказала свою историю?

– Да. Он меня почти что вынудил.

Я откидываюсь на спинку скамейки и смотрю в небо. Голубой цвет проглядывает сквозь пушистую пелену быстро движущихся облаков. Они тоже никогда долго не задерживаются на одном месте.

– Он был неправ, – говорит Эсме. – Никто не должен заставлять тебя давать откровенное интервью или что-то в этом роде. Даже парень, с которым ты встречаешься. Но я думаю... И не обижайся на меня за эти слова, хорошо?

– Хорошо, – говорю я. – Не буду.

– Этот парень может быть плохим выбором или любовью всей твоей жизни, я правда не знаю. Но, Шарлотта, ты многое вытерпела, не высказав ни слова.

Я смотрю на нее.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты никогда не пыталась изменить ход событий.

– Потому что я не могу. Не могла тогда, не могу и теперь. Люди уже все решили.

– Люди могут изменить свое мнение, – говорит она. – Не то чтобы оно имело значение. Не особо. Скорее... люди на съемках манипулировали событиями, чтобы шоу лучше продавалось. Но все это неправда.

– Я прекрасно это понимаю, – мой голос звучит удрученно. – Просто, чем это мне поможет, если я расскажу свою версию событий? Это только привлечет ко мне еще больше внимания.

– Да, привлечет, – соглашается она.

Эсме неумолимо логична, как и всегда.

– В данный момент. Но потом ажиотаж утихнет, и тебе станет легче.

Она толкает меня локтем.

– Может быть. Не знаю...

Я криво усмехаюсь.

– Вот так ты и осторожничаешь с советами.

– Я всегда так делаю, – говорит она. – Даю кому-нибудь очень прямой, потенциально судьбоносный совет, а потом добавляю: «Хотя откуда мне знать?». Чтобы мне не вменяли в вину, если что-то пойдет наперекосяк.

– Умно.

– Знаю.

Она снова толкает меня локтем.

– Это не как в прошлый раз.

Я поднимаю брови.

– Правда? Потому что моим родителям уже звонили две мои тети и один дядя, интересуясь, все ли у меня хорошо и понимаю ли я, что творю. Зачем мне встречаться с человеком, который руководит продюсерской компанией, выпускающей «Риск»?

– Хорошо. А что будет потом? Они продолжат жить своей жизнью. А тебе придется жить своей.

Эсме обнимает меня за плечи.

Я рада, что она здесь. Сейчас она живет в Элмхерсте, вернувшись домой несколько лет назад. Тогда я не понимала ее решения. Зачем менять Сиэтл на маленький городок?

Вдали высоко в кронах деревьев поют птицы. Двое мальчишек перебрасываются футбольным мячом на поле.

– Нельзя принимать жизненно важные решения, основываясь на мимолетных мыслях других людей, – говорит она мне.

Я долго молчу.

– Ты права. Просто... так страшно быть уязвимой.

Она тихонько усмехается.

– Конечно. Думаешь, у остальных все иначе?

– Почему... вы все так делаете?

– Потому что цена бездействия слишком высока.

Она смотрит на свою руку, лежащую на коленях. Обручальное кольцо блестит на солнце.

– Мне потребовалось очень много времени, чтобы открыться Тиму. Каким-то образом у него хватило терпения дождаться меня.

– Прости, что я была никудышной подругой, – признаюсь я.

Она резко выпрямляется.

– Что? Конечно, нет.

Я киваю ей.

– Да, я такая. И наверняка ужасная дочь. И кузина, и внучка. Я столько лет убегала и навещала родных только тогда, когда мне было удобно. А не тогда, когда я могла бы быть им действительно нужна.

– Ты слишком строга к себе, – говорит она мне.

Моя прекрасная лучшая подруга, та, которая помогла мне пережить столько жизненных невзгод.

Меня охватывает неистовое желание быть рядом с ней. Ее жизнь прекрасна, она счастлива и в безопасности, но я все равно хочу быть рядом, даже если что-то изменится.

– Прости меня.

Я хватаю ее за руку и делаю глубокий вдох.

– Думаю, ты можешь быть права.

Глава 65

Шарлотта

Мы с родителями играем в «Уно» в гостиной. Я не делала этого уже много лет. Но раньше мы часто коротали вечера за настольными играми, особенно на каникулах у бабушки с дедушкой.

Последние несколько дней были...

Даже не знаю, как это назвать. Я совершенно опустошена. В воздухе витает напряжение. И я вижу, как устали мои родители. Нам пришлось поговорить о вещах, которые все мы предпочли бы никогда не затрагивать.

Я рассказала им об Эйдене. О том, какой он человек и как много он стал для меня значить.

И я извинилась перед ними за то, что случилось много лет назад. Снова. Я не могла отделаться от чувства вины, представляя, как папины ученики смеются надо мной за его спиной, а мамины коллеги засыпают ее бесконечными вопросами.

Я плакала. Мама превратилась в статую, а папа вытирал слезы тыльной стороной ладони. И вот мы здесь, в состоянии временного перемирия, играем так, будто мне все еще четырнадцать, и сейчас летние каникулы.

– Отлично, – говорит папа маме.

В его голосе звучит недовольство, когда он тянется за картами, которые она ему сдала. Она тихонько усмехается и откладывает карты.

– Хотите что-нибудь? Я принесу еще чаю.

– Я выпью еще чашку, – говорю я. – Спасибо.

– Я пас, – ворчит папа.

Мама уходит на кухню, и я просматриваю свои карты. Все такое знакомое и в то же время такое необычное, что меня дурманит ностальгия. Сейчас в это ожившее мгновение из прошлого мне может быть сколько угодно лет – восемь, двенадцать или тридцать. Это кажется неважным, пока мы играем в старую-добрую настольную игру.

– Машина едет, – говорит мама.

В наш тупик нечасто заезжают посторонние автомобили.

– Да? – спрашивает папа.

Это заставляет меня улыбаться. Они делают это по несколько раз в день.

– Огромная. И очень шикарная. Какой-то джип.

Потом я слышу, как она ставит чашку.

– Он остановился у нашего дома.

Мои карты падают на стол так, что родители могут их видеть.

– Боже мой.

– Дорогая? – спрашивает папа.

– Из него выходит мужчина, – продолжает мама. – Кажется...

Я уже спешу к двери.

– Пожалуйста, оставайтесь внутри. Хорошо?

Я распахиваю дверь и бегом спускаюсь по ступенькам.

Эйден стоит у своего огромного джипа, руки свободно свисают по бокам, взгляд устремлен на меня. На нем та же кожаная куртка, которую он носил в Юте. Темные джинсы, и никакого костюма.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.

Он окидывает меня взглядом. Как будто проверяет, все ли со мной в порядке.

– Мне нужно было с тобой поговорить, – говорит он. – Я хочу поговорить с тобой. Есть вещи, которые я не успел сказать тебе.

Я обнимаю себя за плечи.

– Эйден...

Он делает шаг ближе.

– Я знаю, что последние два дня были просто безумными, с тех пор как таблоид опубликовал эту историю. Знаю, тебе хотелось сбежать. Но, Шарлотта, тебе не нужно бежать от меня.

Вечерний воздух теплый. Солнце начало садиться, но еще не полностью скрылось за горизонтом. Оно мягко освещает знакомую улицу, где я выросла. Высокие деревья служат пристанищем для сверчков, которые поют нам серенады.

Я ни на секунду не сомневаюсь, что родители наблюдают за нами из окна кухни.

– Я знаю одно место, где мы сможем поговорить.

Он идет за мной по узкой тропинке к ручью. Она тенистая, и с нее открывается отличный вид на луг.

Я спиной ощущаю тяжесть присутствия Эйдена. Его шаги, его дыхание... Я сажусь на скамейку, которую отец поставил здесь, когда я еще ходила в детский сад.

– Как ты меня нашел? – спрашиваю я.

Он криво улыбается.

– Ты рассказывала мне об этом месте. Рассказывала о белом доме в тупике у ручья. В Элмхерсте не так уж много тупиков.

У меня отвисает челюсть.

– Что? – спрашивает он.

– Наверняка их здесь не меньше дюжины.

– Я перебрал несколько вариантов.

Он кладет руку на спинку скамейки.

– Шарлотта... Я пытался связаться с тобой, когда появились новости в таблоидах. Я не хотел, чтобы тебе пришлось справляться со всем этим в одиночку. Все эти звонки, вопросы.

Я не могу встретиться с ним взглядом. Гораздо безопаснее смотреть на текущую воду.

– Ты дал комментарий «Стар Базз», что мы не пара.

– Да, я подумал, что ложь поможет утихомирить домыслы. Ты говорила, что боишься, что твоя семья, твои друзья, весь твой мир возненавидит меня. Что это усложнит тебе жизнь.

В его голосе слышится горечь, и он качает головой, словно пытаясь избавиться от неприятных чувств.

– Я хотел защитить тебя. Снова.

Дыхание вырывается из меня со свистом.

– О.

– Но это не правда. Конечно, мы встречаемся.

Он поднимает руку, словно хочет коснуться меня, но оставляет руку на расстоянии в несколько сантиметров от моего плеча.

– Черт, я все испортил. Шарлотта...

Он делает глубокий вдох.

– Прости. Мне жаль, что из-за меня твое имя снова оказалось у всех на слуху. Мне жаль, что твоя семья узнала об этом, таким образом, а не от нас. Что тебе пришлось столкнуться со всем этим в одиночку.

Он снова качает головой, и его глаза сужаются.

– Больше всего я сожалею, что вообще связался с Одри по поводу статьи. Я говорил серьезно. Но я понимаю, что действовал совершенно неправильно. Это должен быть твой выбор. Когда ты будешь к этому готова.

– Да, – говорю я.

Это правда.

Он кивает, и его лицо напряжено.

– Я позвонил Одри и попросил ее приостановить публикацию.

У меня перехватывает дыхание.

– Ты это сделал?

– Да.

Он сжимает челюсти, а затем выдыхает.

– Она была недовольна, но она...

– Нет. Не стоит, – отвечаю я ему.

Эти слова удивляют нас обоих.

– Шарлотта?

– Может быть... Пока не знаю. Если смогу с ней поговорить. Но я не хочу, чтобы она прекратила расследование. Она казалась... – пожимаю я плечами. – Не знаю. Искренней? И она собирается не просто пересказать мою историю. Я думала об этом, и это объективно правильное решение. Ты был прав.

Его взгляд серьезен.

– Мне все равно следовало спросить тебя заранее.

– Да. Следовало, – соглашаюсь я. – Хотя я понимаю, почему ты сделал то, что сделал. Но я не хочу, чтобы меня к чему-то подталкивали, Эйден. Если я сделаю это, будь то с Одри или с кем-то еще, в конце концов, я хочу, чтобы все было на моих условиях.

– Теперь я это осознаю, – вздыхает он. – Черт, Шарлотта... Я видел только, как тебе было больно, и хотел все исправить. Я видел, как каждый день твоей жизни прошлое продолжает влиять на тебя.

– Эйден, – я качаю головой. – Ты не сделал ничего плохого.

– Может, и не лично, но я все равно чувствую ответственность.

– Ты не влияешь на решения продюсеров.

Он проводит рукой по волосам.

– Видя, как это мучает тебя... я чувствую себя на пять сантиметров выше, Хаос. Все, чего я когда-либо хотел с момента нашей первой встречи, это дать тебе все, чего бы ты ни пожелала. И вот я здесь, пытаюсь завоевать тебя с очень невыгодной стартовой позиции. Я поговорил со своим главным режиссером-постановщиком, отвечающим за производство. Мы позаботимся о том, чтобы на съемках каждого нашего реалити-шоу присутствовали психотерапевты.

Я ерзаю на скамейке.

– Ты, правда, это сделал?

– Да. Ты многому меня научила.

Он рисует пальцами круг на моем плече, и в его взгляде что-то меняется.

– Я читал мемуары.

– Я пока ничего не удаляла из черновика, – быстро отвечаю я. – Я пойму, если ты захочешь что-то вырезать.

– Шарлотта...

Он качает головой.

– Если хочешь, мы можем отменить публикацию книги.

Я отстраняюсь.

– Что?

– Если то, что ты связана со мной, причиняет тебе боль, если это вредит твоей семье, если ты действительно хочешь избежать публичного внимания...

Он с трудом сглатывает.

– Я могу позвонить и все отменить. Я удостоверюсь, что твой редактор в «Полар Публишинг» узнает, что это полностью моя инициатива. Просто еще один эгоистичный генеральный директор с капризами, понимаешь. Твоей профессиональной репутации ничего не угрожает.

Мое дыхание становится поверхностным.

– Но ты нарушишь договор с советом директоров и не получишь одобрения на покупку стримингового сервиса.

Он пожимает плечами.

– Да. Ничего страшного.

Он работал над этим месяцами. Годами. Судя по его словам, он считает, что это ключ к тому, чтобы «Титан Медиа» оставалась конкурентоспособной в ближайшие десятилетия.

Он готов заплатить огромную цену за мое спокойствие.

– Ты не можешь так поступить, – говорю я ему. – Эта сделка слишком много для тебя значит.

Его губы кривятся.

– Я нашел кое-что гораздо более важное.

– О.

– Все, что тебе нужно от меня, твое. Просто скажи. Если хочешь, чтобы мы жили в анонимности и безвестности, так и сделаем. Я могу следить за таблоидами и платить им, чтобы они больше никогда не напечатали ни одной статьи про тебя. Я извинюсь перед твоими родителями. Я сделаю все возможное, чтобы убедить их, что ты больше никогда не будешь страдать из-за меня или «Титан Медиа».

Его рука скользит по моей руке и находит мои пальцы, переплетая их со своими.

– Хаос, даже если все, чего ты хочешь, это отношения без обязательств, которые позволят тебе свободно путешествовать и писать, переезжать с места на место, я буду рядом на каждом шагу.

– Вся твоя жизнь в Лос-Анджелесе, – шепчу я.

– Только потому, что там находится штаб-квартира «Титан Медиа». Но я смогу работать удаленно.

В его голосе звучит яростная решимость.

– Ты это все, что важно. С тех пор, как я вошел в тот номер отеля, ты изменила весь мой мир. Я видел твою храбрость и твое нежное сердце, и это самое прекрасное, что есть на свете. Я хочу...

Он слегка качает головой.

– Черт, я хочу все, что касается тебя. И я приму все, что ты готова мне дать.

– Чего ты хочешь?

Я крепче сжимаю его руку.

– Скажи мне, Эйден.

– Это ты мне скажи, – отвечает он.

Я качаю головой.

– Дело не только в моих желаниях. Дело в нас. И я хочу услышать, чего хочешь ты.

– Я хочу, чтобы ты жила со мной, – говорит он. – Мне нужны твой смех, твои улыбки. Твои ночные посиделки и ранние подъемы. Я хочу, чтобы ты была рядом на мероприятиях, и я хочу узнать твой мир. Я хочу, чтобы ты показала мне этот город и познакомила со своими родителями, и я хочу убить любого, кто сказал о тебе хоть что-то плохое за эти годы.

Его глаза горят, и его выражение поглощает меня целиком.

– Я хочу, чтобы ты рассказала свою историю. Я хочу, чтобы все узнали правду о том, что произошло на реалити-шоу, даже если это будет выглядеть плохо для моей компании. Я хочу провести с тобой годы. Идти рядом с тобой по любому пути, который приведет тебя твоя работа. Я хочу, чтобы мы вместе занимались серфингом, ходили в походы. Хочу держать тебя в объятиях на диване, пока ты засыпаешь под фильм. Я хочу, чтобы все знали, что ты моя, а я твой. Я хочу обнимать тебя по ночам и хочу, чтобы твоя фамилия изменилась еще раз. Все это эгоистично. Но ты спросила меня, и я честно отвечаю тебе, Шарлотта. Я эгоист. Мне многое дано в жизни, и вот я здесь, прошу большего. Прошу тебя. Потому что, помоги мне Бог, я отдам все остальное, чтобы ты была моей.

Он проводит тыльной стороной ладони по моей щеке. Находит прядь моих волос и нежно накручивает ее на палец.

– Ты с самого начала была такой непредсказуемой, Хаос. Выворачивала меня наизнанку на каждом шагу, пока я не смог думать ни о чем, кроме тебя. И теперь я так влюблен в тебя, что это больно. И хотя я ненавижу тот факт, что причинил тебе боль, я спрашиваю, примешь ли ты меня назад.

Этот момент, кажется, длится вечно.

Так сильно влюблен в тебя, что это больно.

Я смотрю на него и на его волевые черты лица. Он всегда был красивым. Сейчас он так прекрасен, что мне тоже больно.

Его слова льются рекой и наполняют меня теплом.

Слеза скатывается по моей щеке. Зеленые глаза Эйдена расширяются, и его рука скользит вниз, чтобы обнять мое лицо.

– Шарлотта, – шепчет он.

– Ты любишь меня? – шепчу я в ответ.

Он опускает голову в коротком кивке.

– Ты полностью меня уничтожила, Хаос. Для меня нет, и не может быть никого другого.

Я бросаюсь к нему.

Думаю, это удивляет нас обоих. Он обнимает меня с тихим стоном и отвечает на поцелуй. У него мятный вкус. Его губы словно возвращают меня домой.

Я поднимаю голову, которая теперь наполовину лежит у него на коленях.

– Я тоже тебя люблю.

Эйден замирает. Все его тело, кроме рук на моей талии. Они сжимают ее еще крепче.

– Любишь?

– Да. Ты нравился мне с самой первой встречи. Даже когда ты раздражал, когда сводил меня с ума, когда расстраивал... Ты всегда мне нравился. За те несколько недель, что мы провели вместе, это чувство стало сильнее. Мне казалось, что я тону и плыву одновременно.

– Я понимаю, о чем ты.

– Я долго пыталась с этим бороться. Но это не... не из-за шоу. Наверное, потому, что я боялась, что мне причинят боль.

Мой лоб упирается в его, мы оба тяжело дышим.

– И я боялась, что меня раскроют. Боялась совершить глупую ошибку.

Он гладит меня по спине медленными, успокаивающими движениями.

– Тебе было больно. И ты исцелялась.

– Я думала, что все позади, – шепчу я. – Но я не осознавала, что чуть не потеряла шанс быть счастливой. Это страшно.

Эйден тихонько усмехается.

– Все это, чертовски страшно, Хаос. Ты можешь погубить меня одним своим словом.

Несколько мгновений мы дышим молча. Счастье медленно разливается по моим венам, опьяняющее и густое, пока его слова не оседают, вызывая тревожную мысль в глубине моего сознания.

– Эйден, – выпаливаю я. – То, что я сказала, когда мы ссорились в начале недели? О том, что ты не должен верить своим... Боже, я даже повторить это не могу.

– Своим собственным хвалебным статьям?

Его голос звучит непринужденно, а руки не перестают гладить меня по спине. Я закрываю глаза от стыда.

– Да. Мне так жаль, мне было больно, и я на самом деле не хотела этого говорить.

–Я читал книгу, – мягко отвечает он. – Я знаю, что ты не хотела.

Я снова наклоняюсь вперед, наши лбы соприкасаются.

– Что ты о ней думаешь?

Он улыбается. Из-за нашей близости я почти физически ощущаю это движение.

– Я думаю, – говорит он, – что ты самый талантливый писатель, которого я знаю. Ты заставила меня казаться бесконечно лучше, чем я есть на самом деле. Ты сделала наблюдения, которые... Мне придется еще над ними подумать.

Он проводит большим пальцем по моей щеке.

– Никто не знает меня так хорошо, как ты, Хаос.

– Я чувствую то же самое, – шепчу я. – Ты так быстро меня понял.

– Я бы сказал, что ты читаешь меня как открытую книгу, если бы это не было ужасно банально, – говорит он. – И неправильно. Потому что ты пишешь книгу.

– Ммм. Мне просто нужно было научиться читать между строк.

Он снова целует меня в висок, и я закрываю глаза, чувствуя, как его ровное сердцебиение прижимается к моей груди.

– Эйден, – говорю я.

– Ммм?

– Хочу попробовать немного пожить в Лос-Анджелесе.

Он долго молчит.

– Правда?

– Да. Если ты не против.

– Не против? Да это просто идеально!

Он обхватывает руками мое лицо.

– Но ты уверена? Ты не должна ничем жертвовать ради меня. Я хочу давать тебе все необходимое, а не отнимать.

Это заставляет меня рассмеяться.

– Эйден, в каком мире я, живя с тобой, могла бы что-то потерять? Я хочу попробовать пожить в одном городе какое-то время. Хочу написать новую книгу. И, может быть... хочу попробовать быть твоей девушкой.

На его лице медленно расплывается широкая улыбка.

– Моя девушка.

– Да. Твоя девушка.

Он снова целует меня, а затем крепко прижимает к себе. Я чувствую, как бьется его сердце.

– Я сейчас очень счастлив, – говорит он.

Я закрываю глаза, чтобы сдержать подступившие слезы.

– Я тоже.

Мы сидим так несколько долгих минут. Слышен только шум ручья позади и пение птиц, устраивающихся на ночь. Где-то заводится автомобиль.

– Твои родители любят вино?

Я смеюсь.

– Что?

Он откидывается назад, чтобы встретиться со мной взглядом.

– Я привез им ящик вина с маминой винодельни. Знаю, мне придется постараться, чтобы завоевать их расположение.

Я снова смеюсь. Он смотрит на меня с еще более широкой улыбкой.

– Неправильный выбор?

– Неправильный, – говорю я и сцепляю руки за его шеей. – Но я люблю тебя. И они тоже полюбят, когда узнают тебя настоящего. Никакого вина, никаких дорогих машин. Только ты.