Текст книги "Между строк (ЛП)"

Автор книги: Оливия Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Глава 40

Шарлотта

Я быстро распускаю неряшливый пучок, провожу рукой по волосам и останавливаюсь у зеркала в ванной комнате.

Я не выгляжу больной. Но, пожалуй, выгляжу сонной и определенно неухоженной. Никакого макияжа, и волосы в беспорядке. Придется идти так.

Я спешу вниз по лестнице.

Эйден стоит на своей большой кухне. В одной руке держит телефон, в другой – коричневый бумажный пакет.

– Вот ты где, – говорит он слишком довольным голосом.

Интересно, сколько он сегодня выпил.

– Как ты себя чувствуешь?

Он в смокинге. Безупречная укладка, на шее галстук-бабочка, чисто выбрит. Непревзойденный профессионал. Красивый генеральный директор, спасший всю компанию от почти полного краха.

Если не считать морщин на лбу. Держу пари, ему пришлось попотеть сегодня вечером, чтобы окончательно развеять новую волну слухов.

– Лучше.

Я прислоняюсь к кухонному острову.

– Ты ходил за покупками?

Он начинает рыться в бумажном пакете и достает два белых контейнера.

– Суп, – говорит он.

Затем достает маленькую бутылочку, которая дребезжит, как таблетки.

– Ты ограбил аптеку?

– Да.

Он также достает две большие бутылки минеральной воды, пакет чипсов и больше дюжины шоколадок.

– Я взял все виды. Не знал, какие тебе больше нравятся.

Я прикусываю нижнюю губу и наблюдаю, как он расставляет покупки на кухонном острове, словно это подношение. Я не люблю врать. Никогда не любила. Но вот я здесь, и все равно это делаю.

– Может, я даже не люблю шоколад.

Он смотрит на меня.

– Все любят шоколад.

Я тянусь к тому, на упаковке которого изображена маленькая галактика.

– Вот этот. Мой любимый.

Его губы изгибаются.

– Отличный выбор.

– Спасибо за все это.

– В любое время, Хаос.

Он сует мне в руки контейнер с теплым супом.

– Съешь это перед десертом, – говорит он и поднимает свободную руку, чтобы развязать узел галстука-бабочки.

– Ты сегодня командуешь.

– Я все время командую, – говорит он. – Это моя работа.

Я сажусь на барный стул напротив него и открываю крышку супа. Пахнет восхитительно.

– Как прошел вечер?

Он игнорирует мой вопрос.

– Как ты себя чувствуешь? У тебя часто бывают мигрени?

Я помешиваю суп ложкой.

– Иногда.

Он хмурится.

– Мне это не нравится. Ты ходила к врачу?

– Это не так уж серьезно. У меня просто сильно болела голова, и я знала, что вечеринка сделает только хуже.

Я смотрю на него.

– А теперь расскажи мне, как ты провел вечер.

Он ждет немного, барабаня пальцами по кухонному острову.

– Отлично. Оглушительно-охренительный успех.

Я прищуриваюсь, глядя на него.

– Звучит как сарказм.

– Нет. Это правда. Все прошло отлично.

Он поднимает руку и резким движением расстегивает две верхние пуговицы рубашки. Я вижу, как у него дергается кадык, когда он сглатывает.

– Я убедил всех в том, что слухи о наших налоговых декларациях – пустые сплетни. Я был воплощением непринужденного очарования.

Затем он качает головой.

– Черт, как я ненавижу эти мероприятия.

– Ты часто на них ездишь, – осторожно говорю я. – Но все равно ненавидишь?

– Да, – бормочет он. – Сплошная постановка. Все, что от меня нужно – наигранное обаяние. Я бы с большим удовольствием был где-нибудь посреди океана, в лесу, на мотоцикле. Даже в офисе.

Я ставлю суп на стол.

– Правда? Я думала, тебе это нравится. Ты всегда такой... уверенный в себе на людях.

– Я должен казаться уверенным в себе. Если я позволю им учуять хоть малейший признак слабости, меня сожрут заживо.

–Ты говоришь так, будто они хищники, а ты добыча.

Его губы кривятся в безрадостной улыбке.

– Все это игра, Хаос. Я рано научился превращаться в хищника ради своего имиджа.

Он принял компанию на грани банкротства, разбирался с акционерами, потерявшими веру в успех, боролся с советом директоров, который не справился со своими обязанностями, и общался с сотрудниками, которые боялись увольнения.

И столкнулся с фамилией Хартман в новостях, которую ставили в один ряд с одной из крупнейших корпоративных афер в современной бизнес-истории.

– Все это было одной большой игрой в уверенность, – бормочу я. – С тех пор, как ты взял на себя управление «Титан Медиа».

Он долго смотрит на меня. А затем мягко добавляет:

– Да. Ешь свой суп, Шарлотта.

– У меня болит голова, а не горло.

Я все же тянусь к контейнеру. Суп очень вкусный. Там даже есть небольшой кусочек свежеиспеченного хлеба, завернутый в фольгу.

Интересно, где он нашел еду так поздно ночью.

Он смотрит, как я ем. Я вижу, как он смотрит на меня. Момент тянется, растягивается, как резина. Эйден с шумом выдыхает.

– Я тут подумал. Мне следует извиниться.

– За что?

– За нашу ссору. На днях.

– Из-за машины?

Я смотрю на суп и снова помешиваю его. Он горячий.

– С тех пор я езжу на ней каждый день.

– Я заметил. Тебе нравится?

– Да. И, думаю, мне тоже стоит извиниться. Я стала слишком рьяно защищаться.

Он проводит рукой по затылку.

– Я привык принимать решения, а не... идти на компромиссы или вести переговоры. Мне следовало сначала поговорить с тобой об этом.

После небольшой паузы он добавляет:

– Некоторые из твоих слов, Шарлотта...

Я откладываю ложку.

– Знаю. Я слишком бурно отреагировала. Правила, которые мы установили? Наверное, мне просто показалось, что они... немного размываются.

– Хммм. Понимаю.

– Да?

Выражение его лица серьезное.

– Да. Для тебя важна определенность. Никаких эмоций в наших внеклассных занятиях.

Я слегка улыбаюсь.

– Ага. Хорошая формулировка.

– Спасибо. И эти занятия не должны влиять на наши рабочие отношения. Я помню правила, Хаос. Включая новое, которое ты ввела вчера вечером.

Мне приходится отвести взгляд из-за нахлынувших на меня воспоминаний – я с его рукой между ног в соседней комнате.

– Мне просто кажется, что комплименты... они могут... повлиять на правило номер один. Понимаешь?

Он так долго молчит, что мне приходится снова взглянуть на него. Его руки опираются на кухонный остров, а глаза горят.

– Да. Понимаю. Но я хочу, чтобы ты знала: хоть я и стараюсь сдерживаться, это не значит, что я не считаю тебя красивой, умной и такой чертовски сексуальной, что мне постоянно трудно мыслить здраво рядом с тобой.

Румянец заливает мои щеки.

– Ты снова это делаешь.

– Знаю. И больше не буду. Обещаю.

– Ты тоже горячий. Из-за этого сложно поверить, что ты называешь меня горячей. Ну, ты понимаешь...

Я пожимаю плечами и проглатываю еще одну ложку супа. Я не стесняюсь своей внешности. Мне она даже нравится. Это одна из немногих вещей, в которых я не чувствую себя уязвимой. Но трудно не заметить явную разницу между нами.

– Не делай этого, – говорит он, – иначе я не смогу держать свои комплименты при себе.

– Ладно. Я очень горячая. Вполне возможно, что я соблазнила успешного, привлекательного, невероятно богатого руководителя из Лос-Анджелеса.

Он поднимает брови.

– Я только что с помощью обратной психологии заставил тебя саму нарушить правило «никаких комплиментов»?

– Наверное, да. Блин.

– Не волнуйся. Ты хороший противник.

– М-м-м. Ты тоже.

Иногда это раздражает. Его взгляд такой теплый, и мне не хочется прекращать смотреть на него. Он снимает смокинг, и кажется, будто он медленно освобождается, снова становясь самим собой – тем человеком, которого я знаю.

Интересно, пил ли он сегодня вечером? Много ли красивых знаменитостей и звезд реалити-шоу висели у него на руке, пытаясь очаровать и произвести впечатление?

Но вместо этого он вернулся ко мне. С подарками.

Он ходит вокруг кухонного острова.

– Лучше?

Я киваю. Он берет меня за подбородок и приподнимает мое лицо.

– Мне жаль, что ты не смогла прийти сегодня вечером, по чисто эгоистичным причинам.

– Да?

Я поворачиваюсь к нему, и он подходит ближе. Мне приходится запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

– Мне было бы гораздо лучше, если бы ты была рядом.

Его большой палец скользит по моей нижней губе, его взгляд бездонен.

– Я не люблю людей, которые выдают себя за кого-то другого. Именно это мне в тебе и нравится, Хаос.

Он наклоняется ближе, его губы почти касаются моих в поцелуе.

– Ты всегда была честна со мной, даже если тебя трудно понять. Мне пришлось научиться читать между строк.

Его губы касаются моих в самом легком поцелуе. Один раз. Два.

– Ты можешь поцеловать меня так, как хочешь, – шепчу я.

– Ты больна, – говорит он.

Я обнимаю его за шею.

– Не так уж и сильно.

Он целует меня медленно. Глубоко. Когда он поднимает голову, я чувствую слабость, и это точно не из-за моей воображаемой болезни. Я хочу, чтобы он прижал меня к себе.

Он наркотик, и я на него серьезно подсела.

– Ты уже должна спать, – говорит он.

– Ты не моя медсестра. И не врач.

– Я знаю основы науки о здоровье.

Я улыбаюсь ему в губы.

– Да? И что это за основы? Сон – это хорошо?

– Да. Это самый главный совет для здоровья.

– Ты никогда не спишь.

– Неправда.

Я отстраняюсь, руки все еще обнимают его за шею.

– Я видела. Ты допоздна не спишь, работаешь. У тебя постоянно горит свет.

Он слегка качает головой.

– Ты меня преследуешь.

– Мы спим в нескольких метрах друг от друга.

– Страшно подумать, что я пригласил преследователя к себе домой. В итоге попаду в один из тех документальных фильмов, которые выпускает «Титан Медиа». «Ему нравилась его соседка по квартире. Ей нравился он ... мертвым».

Тепло разливается внутри меня. Скорее всего, от супа.

– Я сегодня вечером написала о тебе еще несколько глав.

Его улыбка сменяется хмурым выражением лица, и он сжимает мои бедра.

– Скажи, что ты этого не сделала, Хаос.

– Почему?

– У тебя же болела голова.

Верно.

– Я села за работу после того, как подействовал адвил.

Его большой палец медленно описывает круг.

– Все равно. Я не хочу, чтобы ты мучила себя из-за этой книги.

– Я не мучаю себя. Я, честно говоря, рада была бы показать тебе кое-что из своих новых материалов.

– Тебе нужно перестать работать.

Я провожу ногтями по его щеке, и его глаза темнеют.

– А ты собираешься последовать своему собственному совету? Потому что я никогда не видела, чтобы кто-то работал больше тебя.

Он снова целует меня. Это еще один томный, неторопливый поцелуй, и мне кажется, что это почти нарушает правило номер один. Но мне слишком хорошо, чтобы отказаться от него.

– Давай. Покажешь мне свои тексты в постели.

Я соскальзываю с табурета и отодвигаю пустой контейнер из-под супа. Беру свою любимую шоколадку.

– В моей или твоей?

Глава 41

Шарлотта

Всякий раз, когда я остаюсь с ним наедине, он словно занимает все пространство в комнате. Я не вижу ничего, кроме него, его мускулистых предплечий, его красивого лица, его пристального взгляда, который не отрывается от меня.

Как будто под этим взглядом я сама становлюсь больше.

Эйден стоит у моей кровати. Она все еще немного помята после того, как я на ней лежала.

Я смотрю на свой ноутбук.

– Я написала пролог и главу о твоих студенческих годах. Я также разговаривала с одним из членов совета директоров, и теперь пытаюсь составить план этой главы.

– Черт.

Он ставит одну из огромных бутылок минеральной воды на мою тумбочку и снимает обувь. Все это кажется гораздо более интимным, чем я изначально предполагала.

Я сажусь на кровать спиной к большому изголовью. Он делает то же самое, залезая рядом со мной.

– Хорошо, – говорю я.

– Хорошо, – повторяет он.

В его голосе слышится веселье, рука лежит между нами поверх одеяла.

– Удиви меня.

– Не могу поверить, что ты не хочешь спать. Ты работаешь с тех пор... Ты сегодня утром, снова тренировался?

– Да.

– Ты машина.

– Я не хочу спать, – говорит он, и я сразу понимаю, что он устал.

Он мог бы подхватить эстафету шуток, но решил этого не делать. Я колеблюсь, мой ноутбук слегка повернут к нему.

– Нам не обязательно это делать, Эйден.

Он качает головой.

– Я все равно не смогу заснуть. Что там у тебя?

– Это попытка написать захватывающую первую главу.

Я нервничаю. Это пролог, начинающийся с того, что хорошо известно зрителям. День, когда его отца арестовало ФБР, и весь деловой мир обратил внимание на Эйдена и «Титан Медиа». Когда в новостях появились разные домыслы.

– Коротко и захватывающе. Но это происходит прямо перед тем, как ты входишь в... здание суда. Следующая глава переносит нас в твои ранние годы.

– Захватывающе, – бормочет он. – Хорошо.

Он перекладывает мой ноутбук, и я смотрю, как он читает, теребя нижнюю губу. Я не могу долго это выносить.

– С чего ты начал?

– С раннего детства, – говорит он. – Эта часть... интересная.

– Какая?

– Эта часть.

Он наводит курсор на третий абзац. Задерживается на предложении, где я писала о том, что он учился в прекрасных школах, но не получал удовольствия от учебы. Что он из тех, кто видит ценность в знаниях, но только если в них есть четкая цель.

– Мы никогда об этом не говорили.

– Может, и нет. Но это правда. Не так ли?

– Да, – бормочет он.

Он прокручивает вниз, курсор останавливается на другом предложении: «Семейный уклад был обычным лишь на первый взгляд».

– Мы мало говорили о моей семье.

– Да, но я не могу их не упоминать, правда?

Мой голос не дрожит. Он уверенный, спокойный, и я встречаю его взгляд. Он не отводит глаз.

– Ты вынуждаешь меня говорить об этом.

– Если ты мне ничего не расскажешь, – говорю я, – мне придется выдумывать. Формировать свою историю, основываясь на догадках, подсказках и информации из СМИ. Как это делают все остальные.

– Как все любят делать, – бормочет он.

Я похлопываю по одеялу между нами.

– В том-то и дело, Хартман. Эта книга позволит тебе хоть раз контролировать повествование.

– Она пригласит незнакомцев в мою жизнь. В ту часть, о которой я не хочу много думать.

Он сидит рядом, опираясь на локоть. Моя рука прижимается к одеялу.

– Это может быть страшно.

– Ты используешь терапевтический голос, Хаос. Вот что пугает.

Я закатываю глаза.

– Я пытаюсь тебя поддержать.

– Хммм.

Его взгляд снова опускается на экран. Задерживается на нем.

– Хорошо написано, – говорит он как будто неохотно. – Мне нравится твой голос. Это больше похоже на хорошую биографию, чем на мемуары.

– Я хорошо справляюсь со своей работой, – говорю я, – так же, как и ты.

– Еще бы! Учитывая, что ты продвинулась в этом процессе гораздо дальше, чем я когда-либо планировал.

Я беру подушку и взбиваю ее под головой.

– Ты действительно хотел месяцами водить за нос бедного литературного раба, а потом на финальной стадии завалить весь проект?

В изгибе его губ нет ни капли смущения.

– Эйден!

– Честно говоря, да, – он пожимает плечами. – Я не ожидал, что писательница окажется раздражающе настойчивой, интересной и невероятно красивой женщиной, с которой я уже встречался.

– Невероятно красивой?

Он проводит свободной рукой по волосам.

– Ты же прекрасно знаешь, какая ты красивая, Шарлотта. И владеешь своей внешностью не хуже, чем рыцарь мечом.

Мозгу требуется несколько мгновений, чтобы осознать это. Жар приливает к шее и сдавливает грудь. Он действительно считает меня красивой.

– Это комплимент, – шепчу я.

И это говорит он, мужчина с фигурой атлета и сумасшедшим магнетизмом, которому невозможно противостоять.

– Да. Но я не буду извиняться.

Он закрывает крышку ноутбука.

– Расскажи мне о своем детстве. О своих родителях. А потом я расскажу о своем.

Он сдается. Я вижу. И поэтому я сползаю вниз и поворачиваюсь к нему лицом. Кажется, будто я проваливаюсь сквозь матрас, окутанная мягкостью со всех сторон.

– Хорошо, – тихо говорю я. – Мои родители... старой закалки. Они из маленького городка недалеко от Кливленда. Мама – журналистка на местном новостном канале, а папа преподает биологию в школе.

– Ты единственный ребенок в семье?

Я киваю.

– Да. Моим родителям было трудно завести детей. Им потребовалось почти шесть лет, прежде чем появилась я.

– Прости, – говорит он.

– Я выросла в окружении множества друзей. Мы играли вместе в нашем тупике. На самом деле, это было довольно хорошее детство.

Мои веки тяжелеют, но я не собираюсь отрывать от него взгляд. От этих светло-зеленых глаз, устремленных на меня.

– Ты была пацанкой? – спрашивает он. – Ты предпочитала читать или играть?

– Я хотела быть там, где кипела жизнь. Мое любопытство всегда было моей слабостью.

– Ты скучаешь по родному городу?

Я тереблю край одеяла. Скучаю по тому, что раньше он был безопасным местом. Теперь это не так. Все меня знают, знают о «Риске». Все смотрели шоу, когда она вышло в эфир. Маленькая Шарлотта Ричардс по телевизору.

Это единственное место, где я навсегда потеряла право на частную жизнь. Никакая смена цвета волос меня не спасет.

– Шарлотта.

Голос Эйдена тихий.

– Что-то случилось?

– Да, – шепчу я. – И это затрудняет возвращение домой. Даже если я скучаю по родителям и лучшей подруге Эсме. Но между нами разверзлась пропасть, и я, похоже, не могу ее преодолеть.

Его рука ложится на мою, опираясь на кровать в узком пространстве между нами. Теплая кожа полностью покрывает мою. Он крепко держит меня, и я смотрю на его руку, вместо того чтобы смотреть на него. Сосредотачиваюсь на его длинных пальцах и слегка шершавых костяшках.

– Что случилось?

– Я... предпочитаю не говорить об этом.

Я избегаю его взгляда. Он имел бы полное право напомнить мне о нашей сделке. Вынудить меня взять себя в руки и сказать, что без откровенности с моей стороны он не будет откровенен в ответ.

Но он этого не делает.

– А какие у тебя родители? – спрашивает он.

Он лучше меня.

У меня вырывается зевок. Я подавляю его, прижимаясь к нему еще ближе.

– Мой папа печет потрясающее печенье с шоколадной крошкой. Когда я была маленькой, его аромат разносился по всей улице, и все мои друзья выстраивались в очередь у окна кухни. Через пару часов от выпечки оставались только крошки на тарелке.

– Звучит заманчиво.

Он проводит большим пальцем по тыльной стороне моего запястья.

– Кто-нибудь из твоих родителей пек?

– Нет, – тихо отвечает он. – Нет.

– Моя мама была не очень хороша в готовке. Но она всегда была потрясающей рассказчицей.

Мои глаза закрываются.

– Летом мы... устраивали барбекю на заднем дворе. Приглашали моих кузенов. И мама рассказывала истории, пока мы все жарили зефир на костре.

– Как ты, – бормочет он.

– Хм?

Я не могу держать глаза открытыми. Он теплый и от него приятно пахнет, и мне кажется, что я плыву.

– Ты тоже рассказчица.

Его рука успокаивающе обнимает меня.

– Спи, Хаос. Я рядом.

Глава 42

Эйден

Слышу легкое знакомое жужжание. Оно пронзает мою голову, как стрела. Очень раздражающее. Закрываю глаза и тянусь к тумбочке. Хватаю телефон и нажимаю на кнопку, которая его к чертям выключит.

Мне приснился такой хороший сон.

Я лежу на спине в слишком мягкой кровати. Мне кажется, что я тону в ней, укутавшись в нее, словно в гамак, она поглощает меня целиком. Чувствую на себе теплую тяжесть. Левой рукой я кого-то обнимаю.

Кого-то... Шарлотту.

Ее нога лежит на моей, и я тянусь свободной рукой к сгибу ее колена. Ее голова уютно устроилась у меня на груди, мягко поднимаясь с каждым моим вдохом. Я слышу легкое дуновение ее выдохов.

Я смотрю вниз на макушку Шарлотты, на ее шелковистые волосы, рассыпанные по мне. Она первой уснула прошлой ночью. Я помню это. Ее веки закрылись, ее рука обхватила мою. Я убрал ее ноутбук с кровати и устроился рядом с ней с книгой.

Я не планировал засыпать.

Но, должно быть, заснул... и вот она здесь, прижимается ко мне, словно я ее любимая подушка. Ее приятный запах и мягкость сонного тела укутали меня в кокон спокойствия и умиротворения.

А у меня стояк.

Давно я не просыпался со стояком. Обычно это не такая уж большая проблема. Быстрый холодный душ решил бы проблему, или более долгий, теплый, и помощь моей правой руки.

Теперь между ног ощущается тупая, пульсирующая тяжесть. Молния на брюках неприятно давит.

Я бы предпочел спать с Шарлоттой в одной постели без одежды. Под одеялом.

Поглаживая ее колено круговыми движениями, я делаю несколько глубоких вдохов. Мне нужно вернуться к работе. Слухи еще не утихли, а у меня сегодня запланировано несколько интервью для новостных агентств.

Она что-то бормочет мне в грудь. Ее рука сжимает мою талию, словно я подушка, которую она обнимает. Я провожу рукой по ее спине.

– Что ты говоришь?

– М-м-м.

Она утыкается мне в грудь, ее нос касается голой кожи груди под расстегнутыми пуговицами моей рубашки.

– Хорошо.

Я улыбаюсь.

– Хорошо?

– Такой раздражающий... – бормочет она и глубоко вздыхает.

Я улыбаюсь. Это может быть только об одном человеке.

Я не знал, что она разговаривает во сне.

Мой телефон снова звонит. Это будильник в виде Эрика, и я тянусь, чтобы выключить его к черту. Сегодня суббота. Но это никогда не останавливало ни его, ни меня.

На этот раз Шарлотта шевелится рядом со мной. Ее рука напрягается, а нога ерзает. Ее колено задевает мою эрекцию, и я сдавленно шиплю. Черт, становится только хуже.

Она моргает. Ее кожа розовая от сна, губы приоткрыты.

– Эйден?

– Доброе утро.

Ее глаза на мгновение закрываются.

– Нееет, еще слишком рано.

– Да, мы мало спали.

– Мало.

Она прижимается лбом к моей груди, и у нее вырывается слабый смешок.

– Не могу поверить, что мы уснули.

Моя рука продолжает гладить ее по спине.

– Ты устала.

– Извини. Я... ну.

Она смотрит на мою голую грудь, а не в глаза.

– Использовала тебя как подушку.

– Похоже, что меня это беспокоит? – спрашиваю я.

Она улыбается. Это легкое, почти застенчивое выражение, так непохожее на свирепую Шарлотту, которая умеет торговаться и не терпит возражений.

От этого зрелища у меня сжимается в груди.

– Нет, – шепчет она.

Я откидываю голову на подушку. Желание все еще пульсирует во мне, движимое ее присутствием и моим сном. Воспоминанием, на самом деле – ее тело подо мной на диване.

– Мне это слишком сильно нравится, – бормочу я.

– Что ты... О.

Она снова ерзает, и на этот раз ее предплечье касается моего живота и моей эрекции.

– Не обращай внимания. Пройдет, – сдавленно говорю я.

Шарлотта, конечно же, этого не делает. Потому что ей очень любопытно.

Ее рука скользит по низу моего живота, пока не задевает головку. Мой член дергается, и я закрываю глаза.

– Ты часто просыпаешься таким твердым? – спрашивает она.

– Иногда. Особенно когда на мне лежит красивая женщина.

– О.

В ее голосе слышится улыбка, и ее пальцы легко танцуют по всей длине моего члена. Прикосновение дразнящее, легкое и совершенно недостаточное. Я сжимаю зубы.

– Может быть, я воспользуюсь этой возможностью, чтобы задать тебе несколько... вопросов.

На последнем слове ее рука обхватывает мои яйца, и у меня вырывается шипящий вздох.

– Например?

– Если ты дашь мне ... удовлетворительные ответы, я продолжу. Если будешь увиливать, я остановлюсь.

– Это вымогательство.

Но моя рука продолжает медленно двигаться вверх по ее спине. Я чувствую ее теплую кожу под тканью майки. Она скользит рукой вверх, прижимая ее к моему животу.

– Что было самым худшим в судебном процессе над твоим отцом?

Я стону.

– Если будешь спрашивать об этом, я не смогу кончить, Хаос.

Но затем она скользит рукой под пояс брюк. Мне требуется вся моя выдержка, чтобы лежать неподвижно на спине и позволить ей мучить меня.

Ловкие пальцы расстегивают пуговицу и тянут вниз молнию моих брюк. Я задерживаю дыхание.

Жду.

А затем она полностью берет мой член в руку. Кожа к коже.

Меня охватывает жар. Но она просто держит руку там, крепко сжимая меня, как в самой сладкой пытке. Черт.

– Ладно, – выдавливаю я из себя. – Что я ненавидел больше всего? СМИ. Каждый день, когда меня линчевали за какую-то мелочь. Когда люди делали ставки на то, знал ли я об отцовском мошенничестве или нет, основываясь только на цвете моей чертовой рубашки.

Я закрываю глаза и запрокидываю голову. Теперь она гладит меня от основания до кончика, медленно и умело.

– Это хорошо. Это здорово, правда.

Я смотрю на нее, прищурившись.

– Кажется, мое эго умело поглаживают.

– Не только эго.

Она выглядит великолепно – растрепанные волосы, мягкие, сонные глаза, светящиеся азартом от новой игры.

– Ладно. Ты с ним общаешься?

Я сжимаю одеяло подо мной обеими руками. Сосредоточиваюсь на вдохе. И выдохе.

– Я почти не общаюсь с ним в последнее время.

Она немного ускоряется.

– Да?

Он пишет из тюрьмы как часы. Мне, Мэнди и моей матери. Но я давно не отвечал ни на одно письмо.

Я поднимаю голову и подкладываю руки под голову. Мне нужен лучший обзор.

– В последний раз, когда я писал, письмо кто-то перехватил и слил его в прессу.

Ее рот открывается, и рука бессознательно дрожит.

– Что? Правда?

– Да. Я замял статью. Пришлось заплатить за это кучу денег.

– Черт. Мне так жаль.

– Зато это избавило меня от необходимости иметь с ним отношения, наверное. Хаос, твоя рука.

– Ах. Точно.

Она смотрит вниз, туда, где у меня все твердое и ноющее, и мягко улыбается. Ее рука ускоряется, а хватка становится крепче.

– Это было прямо перед Зайоном, – говорю я.

Ее движения замедляются.

– Когда твое письмо... перехватили?

– Да.

В этой комнате слишком жарко.

– Мне нужно было... уехать из Лос-Анджелеса ненадолго. Прочистить голову. Но вместо этого я нашел тебя.

– Я не помогла?

– Помогла, – мрачно говорю я. – Но с тех пор моя голова не прояснилась.

Другая ее рука тянется ниже, чтобы схватить меня за яйца.

– Черт, – выдыхаю я.

Моя мошонка чертовски чувствительна, и вот она ласкает ее. Постоянный электрический импульс пробегает по мне.

Каждое уверенное движение ее руки вызывает дрожь в моих конечностях.

– Ты скучаешь по отношениям с отцом?

– Это самая странная дрочка, которую я когда-либо получал.

Хватка на моих яйцах становится крепче, но ее рука на моем члене замирает. Я чуть не дергаюсь в ее ладони, нуждаясь в трении. Черт, я возбужден до предела.

– Мне нравится делать для тебя странные вещи, – говорит она.

– Ага. Точно. Все сложно.

Я смотрю на ее руку, обхватывающую мой член. Длинные пальцы, короткие ногти, никакого лака. Не знаю, почему мне это нравится.

– Я злюсь на него. Злился много лет. Честно говоря, еще до того, как за ним приехало ФБР.

Мой голос срывается между хриплыми вздохами.

– Он был не очень внимательным отцом и мужем.

– Прости меня за это.

Мне почти больно от того, насколько я возбужден и как отчаянно хочу еще. Она снова обнаженная, лежит подо мной, прижимаясь ко мне. Ее тугое, влажное тепло окутывает меня.

– Есть моменты, по которым я скучаю. Когда мы всей семьей проводили лето в загородном доме. Редкие вечера, когда он разжигал гриль, и я ему помогал готовить ужин. Когда он отдавал короткие приказы, пока мы катались на лодке. Но это всего лишь моменты, наверное... а не все, что есть в человеке. Так что нет. Я не скучаю по нему.

– Он взвалил на тебя кучу всего, когда сделал то, что сделал.

Ее голос мягкий, в отличие от хватки на моем члене. Она перекатывает мои яйца в руке и крепко сжимает головку, и единственное, что я могу сделать, это кивнуть. Мои челюсти сжаты, пока я пытаюсь не кончить на ее красивые пальчики.

– Да, так и есть, а еще он лгал. Все это время он всем лгал – инвесторам, членам совета директоров, мне.

Я откидываю голову на подушку.

– Черт, Хаос, я сейчас кончу, если ты продолжишь в том же духе.

– Думаю, ты это заслужил. За последние десять минут ты дал мне больше, чем за предыдущие недели.

Она начинает наклоняться, ее губы опасно близко к сочащейся головке моего члена. Я знаю, как это будет приятно. Ее горячие губы растянуты вокруг моего члена, влажный жар ее рта...

Но я кладу руку ей на плечо.

– Нет.

Ее взгляд оказывается на моем лице.

– Что?

– Наш уговор. То, что ты делаешь со мной, я делаю с тобой, помнишь? И ты не хочешь, чтобы я делал тебе куннилингус. Так что никаких минетов.

Это адская агония – произносить эти слова.

Но это стоило того, чтобы увидеть, как она распахнула глаза.

– Ты невероятен.

– Скажи мне, почему тебе это не нравится, и я отменю правило.

– Ни один мужчина никогда не отказывался от того, чтобы ему отсосали.

– Может быть, это те мудаки, которым все равно на взаимность. Но я не такой.

Удовольствие, смешанное с болью, так яростно пляшет по моему телу, что трудно подобрать слова.

Ее реакция, когда я хотел ей отлизать, преследовала меня. Видеть ее, прикасаться к ней, ласкать ее пальцами... но не пробовать на вкус.

Она вся напряглась – это реакция страха, если я хоть что-то понимаю в психологии.

Я хочу узнать, почему она так отреагировала... и убить, искалечить или подвергнуть жестоким пыткам того, кто за это в ответе.

Потому что нетрудно догадаться, что есть мужчина, который когда-то заставил ее чувствовать себя дерьмово.

Шарлотта вытягивается рядом со мной. Ее руки ускоряют темп, сжимая меня так крепко, что я на мгновение теряю сознание. Ее рот останавливается у моего уха. Губы касаются моей щеки, и я так близок к тому, чтобы взорваться.

– Почему тебе позволено использовать свой рот на мне, а мне нет, а? – спрашиваю я.

Мой голос еле слышен.

Она поворачивает лицо к моему плечу.

– Я не думала, что ты будешь против.

– Я близко.

Я касаюсь губами ее шелковистых волос. От них исходит цветочный и теплый, как солнце, аромат.

– Я представлял, как лижу твою киску, так много раз, что и не сосчитать.

– Это очень непрофессионально, – говорит она.

– Да. Так и есть. Но тебе не нравится идея моего рта между твоих бедер.

Я дышу слишком тяжело.

– Кто-то однажды заставил тебя чувствовать себя плохо из-за этого. Не так ли?

– Может, и так. Но лизать киску своей мемуаристе было бы решительно непрофессионально.

– А мастурбировать герою мемуаров?

– Может быть, мы оба не умеем быть профессионалами.

Ее рука сжимается, и это доводит меня до крайности. Жар разливается по всему телу, а яйца сжимаются в ее руке.

Тяжелые струи спермы обрушиваются мне на живот и грудь, пачкая помятую рубашку. Я в последний момент хватаюсь за руку Шарлотты. Комната, как и весь мир, исчезает, есть только удовольствие. И она. Ее прикосновения. Ее взгляд.

После этого я снова прижимаюсь губами к ее голове.

– С тобой, Хаос, быть профессионалом – это последнее, чего я хочу.