Текст книги "Горе побежденным (СИ)"
Автор книги: Ольга Сухаревская
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)
– Последите за Турусовой. Может, заметите что-нибудь, – сказал помощнику Собакин. – Хотя, вряд ли. Она дама осторожная. После похорон возвращайтесь домой самостоятельно.
Сказал и исчез в толпе любопытных зевак и нищих. Ипатов проследовал со всеми до кладбища, видел, как там убивалась Турусова, заламывая руки над могилами родственников, слышал, как перешёптывались знакомые семейства Арефьевых, как судачили они о той баснословной сумме денег, которая свалилась на бедную родственницу. Говорили, что не сегодня-завтра третий гроб понесут на кладбище и деньги Анны Матвеевны перейдут той же Ларисе. Видно было, что всё устройство похорон находится в руках управляющего. Немец ходил туда-сюда, приказами и деньгами подгоняя и направляя служителей кладбища к нужным действиям. Священники обращались к нему как к главному родственнику. Турусова была безвольна, по-женски слаба и беспомощна, как и подобает неутешной родственнице. Ипатов подумал-подумал и с соболезнованиями к ней не подошёл. Ничего особенного он не заметил и удрученный вернулся на Сретенку. Там уже был Кондратьич. По его собственному выражению, он «избегался за немцем зазря».
***
В майских сумерках того же дня Собакин привёз домой Шварца. Тот явно устал, но виду не показывал и держался независимо.
В кабинете хозяина он первым делом цепко огляделся и застрял глазами на портрете Брюса. Потом с интересом стал разглядывать диковинную инкрустацию передней дверцы старинного секретера. Ипатов и сам не раз с любопытством косился на необычное изображение на ней золотого тамплиерского креста с эмалевой красной сердцевиной. Над ним распростёр крылья перламутровый серебристо-чёрный орёл с мечом в когтях. Под крестом, на фоне золотого восходящего солнца были выведены красные буквы «Nekam Adonai».
Насмотревшись, Шварц сказал странную фразу:
– Всё верно. Вы сын того самого Брюса.
Собакин не удивился словам немца, но и не ответил ему.
– Известная вам госпожа Турусова сказала, что вы можете подтвердить некоторые приватные обстоятельства ваших с ней отношений.
– Если это разрешила сделать Лариса Аркадьевна, то – извольте. Я вам доверяю.
– Вы подтверждаете ваши кхм… любовные отношения с этой женщиной?
– Да.
– Где происходят ваши свидания?
– Я не обязан на это отвечать, но вам скажу. В Филипповском переулке, на Арбате.
– Как долго они продолжаются?
– Началось это вскоре после моего вступления в должность управляющего. А это значит – с весны прошлого года.
– И, если понадобится, вы подтвердите это на суде?
– Несомненно.
– Простите за вопрос, но вы уверены, что кроме вас, в Филипповском переулке госпожа Турусова не принимала других мужчин?
– Ну, знаете ли! Вы оскорбляете даму. Я терплю эти слова только потому, что знаю причину такого допроса. Уверяю вас, Лариса Аркадьевна благосклонна только ко мне. А сейчас она находится в таком тяжёлом душевном состоянии, что и со мной разорвала отношения.
– А как она относилась к Зяблицкому и он к ней?
– Я уже объяснял вам. У них были нормальные дружеские отношения в рамках общения в домашней обстановке. Не более того. За это я ручаюсь.
– Где в доме ваших свиданий находилась спальня? – неожиданно спросил сыщик.
– За гостиной. Это самая задняя комната.
– А где стояла кровать?
– Справа от входа.
– Куда выходили окна спальни?
– На забор, кусты сирени и сарай для дров.
«Все в точности», – отметил про себя Собакин, а вслух сказал:
– Господин Шварц, я уверен, что госпожа Турусова в сговоре с доктором Зяблицким убила свою племянницу. Если бы не ваши показания, она уже сегодня была бы арестована. Я также убежден, что ваша с ней долгая романтическая связь – обман. Скажите по совести, зачем вы покрываете эту страшную женщину?
– Я никого не покрываю, как вы изволили выразиться. Ваши выводы ошибочны. Такое бывает. Более того, я бы попросил вас при мне говорить уважительно об этой женщине.
Наступило молчание. Собакин что-то обдумывал. Ипатов нервно елозил на кресле, понимая, что у них с начальником обозначился полный провал и надо скорее заканчивать эту комедию.
«Что ж, бывает и такое, что думаешь зазря на честного человека. А если всё-таки прав Брюс, то доказать это уже невозможно. Наверняка Лариса уже обработала всех свидетелей», – размышлял молодой человек.
Прервав затянувшееся молчание, Собакин сказал:
– Господин Шварц, я не привык проигрывать. Но, если мне суждено в этот раз потерпеть фиаско, то я всё-таки хочу знать правду.
Управляющий поднял брови в знак непонимания. Тогда Брюс вдруг как-то замысловато провел рукой по лбу, приложил руку к сердцу, затем быстро, как глухонемой изобразил что-то пальцами и скрестил на груди руки.
Нет средств описать всю бурю чувств, охватившую при этих действиях, невозмутимого немца. Шварц, с чувством залопотал какую-то нечленораздельную ерунду, бросился к Вильяму Яковлевичу и схватил его за руку.
«О-о-о, – подумал про себя Александр Прохорович, – да они оба свихнулись. Вот так клюква! Что же мне теперь делать? Как бы связывать не пришлось. Где там Канделябров прячется?»
Тем временем Собакин с удовлетворением следил за беснованием немца, а потом, как ни в чём не бывало, обратился к Ипатову:
– Друг мой, соблаговолите оставить нас с господином Шварцем наедине.
Ипатов кивнул и кубарем выкатился вон, конечно же, налетев за дверью на Канделяброва. Спиридон Кондратьевич тс-ыкнул на молодого человека и опять приложил ухо к неплотно закрытой двери. Внезапно она с грохотом захлопнулась. После такого обстоятельства, сколько не изощрялся бывалый слухач, но уловить что-нибудь, хотя бы из замочной скважины, не представлялось возможным. Пришлось парочке ретироваться в кухню. Здесь, в привычной для себя обстановке, хмурый Спиридон сварил им крепкий кофе и, попивая его, шёпотом изрёк:
– Вот анафема какая объявилась! Уж пусть лучше Варвара будет на нашу голову и фиаска с Турусовой в придачу, но только бы не «эти»!
– А кто такие «эти», Спиридон Кондратьич? – тоже шёпотом спросил Ипатов.
– Кто-кто… франкмасоны, вот кто.
– А чего они хотят от Вильяма Яковлевича?
– Прихода антихриста.
– А что, Вильям Яковлевич и это может? – опешил молодой человек.
– Ты, парень, смотри, с этими шутки плохи, – погрозил пальцем Спиридон и добавил в раздумье: – Теперь будут петлю затягивать.
– Да объясните вы мне, что случилось-то? Что вы так занервничали?
– Занервничаешь тут, – сердито пробурчал Канделябров и пнул своего рыжего любимца так, что тот кубарем выкатился из кухни.
– Кто, нехристь, печёнку сожрал? – припомнил он коту.
Потом, крадучись, сбегал наверх, поприкладывался ухом к двери, – безрезультатно – и вернулся назад.
– Видишь ли, – начал он, – масоны или, по-другому, вольные каменщики – члены тайной организации. Началось всё это давным-давно в Англии, точнее в Шотландии, откуда родом предки нашего Брюса. Поначалу, это были действительно гильдии каменщиков, мастеров-строителей. В средневековой Англии вся жизнь человеческая была строго упорядочена. Там даже плату за труд определял их парламент. Представь, каждому английскому сословию был указан весь распорядок жизни: и какой цвет одёжи носить, и в какие игры играть, и кому какие блюда готовить, например, в постные дни. Во как! Я это, между прочим, приветствую: во всём должен быть порядок. Но, понятное дело, что народ был недоволен. Насчёт денег, я имею в виду. Каменщику за четырнадцать часов работы платили шесть пенсов. Крутись, как хочешь. А иногда и этих денег могли не дать. Был у них, к примеру, Генрих VIII, который для своих нужд сгонял каменщиков со всего королевства и не платил им ни гроша. В ответ на такое притеснение рабочий люд стал потихоньку объединяться в тайные союзы, которые от их имени вели переговоры с заказчиками и тайно, по-справедливости, делили честно заработанные денежки. Дело пошло. К примеру, после постройки каменного моста через Темзу , известные каменщики – Винфорд и Бек стали очень состоятельными людьми. Со временем эти союзы стали именовать ложами по названию крытого помещения около стройки, где строители хранили свои инструменты, ели и отдыхали. Считается, что «вольными» каменщики стали называться потому, что самые мастеровые из них были резчиками «вольного» – «free stone» – мягкого известкового камня. Но, я-то думаю, что «вольными» их стали называть из-за того, что на стройки нанималось много беглых крепостных и всяких лихих людей: заработок хороший и жить можно артельно, при стройке. А самое главное то, что по тогдашним английским законам, если владелец не сыщет своего крепостного беглеца в течение года и одного дня, то тот становился свободным человеком, то есть – вольным. На ихних стройках кого только не было. Наряду с простыми людьми туда нанимались набожные высокородные дворяне и всякая там чистая публика из смирения тела и духа. Туда же ссылали граждан по суду отбывать наказание за незлостные преступления. Были на стройке и иностранцы – беглые рыцари-тамплиеры, которых во многих христианских странах Европы папы римские объявили вне закона. Короче говоря: разношёрстность полнейшая. Для того чтобы в любом месте узнавать своих товарищей, каменщики придумали тайные знаки и слова, которые стали называться «масонскими». Само слово «масон» – происходит от слова «mason» , что означает «каменщик». Для приобретения выгодных заказов, вольные каменщики зазывали в свои ложи знатных вельмож, лондонских дельцов и, конечно же, ихнее купечество. Понятное дело, что эти господа занимали в ложах самые почётные места и стали называться «умозрительными каменщикам». Эти ненастоящие каменщики использовали готовую организацию для своих целей: в первую очередь для возможности тайно собираться и обдумывать планы, как влиять на политику в своей стране, а потом и во всём мире. Всё это делалось исключительно в их личных целях. Они создали в ложах уже свои легенды и правила игры. «Каменщик» стал не просто каменщиком, а «строителем мира» и потому, таковым может быть любой человек. Все масоны – братья, хоть и из разных сословий, все как один готовы прийти на помощь друг другу. Ты читал у Дюма в «Трёх мушкетёрах» девиз: «Один за всех и все за одного»? Вот это самое и есть. Народ в ложи так и повалил. Пытливых прельщали науками и тайными знаниями, которые, якобы дал Господь избранным людям при своей земной жизни. Всем охота быть выше других и знать то, что другим неведомо. Других заманивали богоугодными делами и благотворительностью. И, что самое интересное – поначалу в масоны принимали исключительно благочестиво верующих во Христа людей. Но, время шло, и ложи потихоньку менялись. На смену обязательному христианству пришло поклонение законам природы, которые даровал людям Единый Архитектор мира. А потому, все религии и верования должны объединиться в одну. По-ихнему получается, что Христос и, прости Господи, какой-нибудь сатанинский языческий болван – одно и то же! Соблюдай их тайные клятвы и верь во что хочешь – вот до чего, голубчики, докатились. Наплодилось их по всему миру уже немало. Связаны они все одной верёвочкой и тянут друг дружки наверх. Приманка для грешного человека у них конечно большая: возможность стать членом мирового сообщества, которое якобы владеет сокровенными тайнами мира и которое даёт своему собрату возможность подняться повыше, и при этом дозволяет общаться на равных, как с братьями, с самыми титулованными особами и влиятельными людьми со всего света. Тут есть о чём задуматься! Ну а в наше время и вовсе эта братия возгордилась и манит людей тем, что тайной властью правит миром.
– Причём здесь Вильям Яковлевич?
– Вот то-то и оно. Все Брюсы были масонами. Тот, что на портрете – Яков Вилимович был заграницей принят вместе с царем в Андреевскую ложу шотландского образца. А здесь, в Москве, в Сухаревой башне Петр устроил тайное общество и назвал его «Нептунов круг». Обсуждали на этих собраниях, правда, всё больше научные вопросы до коих царь был больно пытлив. Он и вступил в их ряды из любопытства да из желания знать побольше о европейской политике. Распорядком на собраниях ведал Лефорт , который, я думаю, стал масоном раньше всех. Из тех, кто упомянут в сохранившихся документах, там бывали: сам Пётр, Брюс, Фарварсон, рыцарь Стефан Гвин (он учил будущих офицеров фехтованию), Магницкий, Феофан Прокопович . Может ещё Апраксин, не знаю точно . У Брюса в Англии связи среди масонов этих о-го-го какие были. Завел он их ещё, когда был в Оксфорде, ну и когда с царём заграницу ездил – Канделябров вздохнул. – Ездили-ездили и доездились: привезли эту заразу в Россию-матушку вместе с иностранцами. А наши-то, поначалу, прельстились за ради просвещения (масоны все образованные и при власти). Но, от этого не легче. Слушай дальше. Когда граф умер, его сын Петр вступил в масонскую ложу в Англии, куда уехал после смерти матери. И пошло-поехало. Служил он королю Георгу II Ганноверскому . Петр Яковлевич мог там большую карьеру себе сделать, но вернулся сюда, в Россию с малолетним сыном Вилимом. Жена с дочерью погнушались к «варварам» ехать. Сын его – Вилим Петрович, как в возраст вошёл, двинулся на дипломатическую службу. Он состоял в московской ложе с известными просветителями Новиковым и Шварцем . Был такой масон из немцев. Вилим Петрович состоял ещё в известной английской ложе «Клио», а может и ещё в каких – не знаю. Фигура была известная. Думается мне, что этот управляющий немец, тоже из тех Шварцев. А то, как бы он так лихо оказался в России на таком хлебном месте. Они – масоны всегда друг дружку толкают наверх.
– Спиридон Кондратьич, а вы откуда всё про них знаете, ежели эти масоны – тайные?
– Так я до того, как перейти на службу к Собакину, состоял специальным агентом в Московском охранном отделении по вопросам тайных организаций и кружков. Мы и с Вилимом Яковлевичем познакомились, когда он консультировал меня по истории масонов. Я тогда прочитал про них уйму книг. Например, знаменитую буллу против масонов римского папы Климента ХII . В ней он задавал справедливый вопрос: зачем масонам нужна таинственность, если они не делают ничего плохого, а творят добро? Что им скрывать? Но самая интересная книга, это, конечно, аббата Баррюэля «Воспоминания, полезные для истории якобинства». Её у нас напечатали незадолго до войны с французами. Она, говорят, сильно повлияла на императора Александра I, который был поначалу к масонам сильно расположен. Прочитал я «Историю масонства» Финделя и покаяние Причарда . Даже ознакомился с высочайшими рапортами о масонских ложах в России и Европе сенатора и видного масона, генерала Кушелева . Ну, я доложу тебе, это ужас, что такое! Представь себе, что в 1815-ом году в сражении при Ватерлоо военачальники с обеих сторон сплошь были масоны.
– И Наполеон?
– Наполеон ещё в молодости, в 1798-ом году, на Мальте вступил в военную ложу. Во как! Масонами были все его маршалы. Что говорить, если в Страсбурге и Милане была даже создана ложа для императрицы Жозефины, в которой супруга Наполеона стала «великой госпожой».
– Значит вы, Спиридон Кондратьич, про масонов всё знаете?
– Про них всё никто не знает. Они даже сами про себя не всё знают. Но, кое-что про них я понял. Начал-то я с книг, а они толком ничего не объясняют: там всё больше общие слова и недомолвки. Вот нынешний Брюс и разъяснил мне оттуда много туманных мест. Я даже был командирован начальством заграницу для изучения тамошних документов о масонских ложах. От них, брат, мы ещё наплачемся, помяни моё слово. Заявляют себя человеколюбами, куда там... Свобода, равенство, братство. А поглубже копнёшь – там рога. Я, как ихнюю картинку увидел: всадник на скаку целится из лука в подброшенную царскую корону, так сразу понял, какая им свобода нужна! Вот и дед нашего Вилима Яковлевича стал обо всём понимать, да поздно было. Он уже по их лестнице высоко наверх ушёл. В свите самого Александра Благословенного в 1814-ом в Англию ездил. Царь в то время сам масонством соблазнился, но потом всё о них вызнал и запретил их в России на веки вечные. Перед смертью старый Вилим Петрович наказал сыну Якову отойти от этой заразы или по-ихнему – «уснуть». Потому что совсем порвать с ними нельзя: уж больно строгие у масонов смертные клятвы. Но, Яков Вилимович батюшку не послушался, а пошёл ещё выше: стал Рыцарем Белого и Чёрного Орла, Великим Избранником – «мстителем за поруганные права человечества».
– Убийцей что-ли? – изумился Ипатов.
– Ну не убийцей, а тем, по чьему указанию у масонов совершается «справедливость и возмездие». Он ездил по всему миру по ихним делам и однажды не вернулся. Было это в 58-ом году. Ему было сорок четыре года. Как сын такого знатного масона, наш Вилим Яковлевич ещё в ранней молодости был посвящён и получил в наследство от отца очень большой капитал заграницей. Вскоре он разобрался, что к чему, и объявил себя «уснувшим», хотя ему надо было занять место отца.
– Всё это рассказал вам сам Собакин?
– Да что ты! Историю Брюсов я узнал через одного сведущего англичанина, когда был в Англии. Там масоны не запрещены, как у нас. Я тогда основательно изучил специальную литературу, а потом ещё покопался в наших архивах. Знающие люди посоветовали мне познакомиться с Вилимом Яковлевичем. При встрече я ему рассказал, что знаю о Брюсах.
– Выходит, что сейчас Собакин-Брюс нарушил свой «сон» ради того, чтобы узнать, прав ли он в отношении госпожи Турусовой? – сообразил Ипатов.
– Да пусть она цветёт сто лет, эта Турусова! Без нас её Господь накажет, только бы не связываться ему с «этими»! Затянут – потом не развяжешься!
***
Наверху открылась дверь, и хозяин с гостем спустились вниз. Собакин сам проводил Шварца до входной двери. Вернувшись, он хмуро взглянул на своих подчиненных. Те, не мигая, смотрели на него.
– Ну-с, так. Турусова с Зяблицким действительно убили Анастасию. Как я и предполагал, доктор был у неё в полном подчинении. Шварц согласился на лжесвидетельство за миллион. Доказать в суде это невозможно. Я дал слово и поручился за вас, что мы эти сведения не разгласим. Турусовой я напишу письмо. Рушникову скажу, что остаюсь при своём мнении, но доказательств нет. От дальнейшего расследования я отказываюсь. Если Фёдор Кузьмич захочет – пусть копает сам. Это всё. Александр Прохорович, пока отдыхайте, восстанавливайте силы. А ты, Спиридон, займись его квартирой.
– Слушаюсь, – вздохнул Канделябров. – А только я так думаю, что это всё равно, что «слизывать мёд с крапивы», как говаривал Фуллер . Слишком «жгучая» плата за эти сведения.
– «Ни один человек не может быть героем в глазах своего лакея» сказал, небезызвестный тебе, Поль Гольбах , – очень членораздельно ответил Брюс и ушёл к себе наверх.
– Ну вот, теперь лакеем обозвал, – вконец расстроился Канделябров.
– Спиридон! Где мои флюоритовые запонки? А серые высокие башмаки? – послышалось сверху.
– Ну, теперь пошло-поехало. Закрутило родимого. Знать, собрался к своей Варваре, чтоб ей пусто было, такой дым коромыслом поднял! – заворчал Кондратьич и бросился помогать хозяину.
***
Ипатов сидел в облюбованной им столовой, как потерянный. Неужели вот так, сразу и ничем закончилось его первое дело на службе у Вильяма Яковлевича. Он так много узнал и пережил за последние дни (эх, если бы знали Собакин с Канделябровым!), что прямо-таки боялся лишний раз шевельнуться, чтобы не выплеснуть из себя что-нибудь. Это был уже не тот Александр Прохорович, что робко позвонил в дверь сретенского особняка неделю назад. Ипатов вдруг ясно ощутил, что влился в жизненный поток очень значительного человека, без которого его жизнь станет тусклой и невзрачной, хоть плачь.
«Как это я раньше жил, – думал он – ну прямо как лопух у дороги, прости Господи, ничего не зная, ничем не интересуясь? Или это дано не всем? Ведь не родился же я потомком Брюсов и Собакиных? А Канделябров родился? Нет. Значит, только от самой натуры человека зависит, чем ему жить. «Кому траву жевать, а кому звёзды считать» говорит Спиридон. Точно так и есть».
***
Г-же Турусовой Л.А. (лично в руки)
Сударыня!
Я только что переговорил по известному Вам делу с Иоганном Шварцем, который в точности повторил Ваши слова.
Сообщаю Вам, что отстраняюсь от продолжения следствия по делу убийства вашей племянницы, но остаюсь при своём мнении по поводу обвинения.
Исходя из вышесказанного, я не имею возможности принять от Вас плату за ведение расследования.
Отдаю Вас в руки Вашей судьбы. И да смилуется над Вами Бог.
Вильям Собакин
***
Через два месяца Ипатов помогал Собакину расследовать дело купца Муташова о пропавших у него из дома ценных бумагах. Как-то, возвращаясь пешком к себе домой на новую квартиру, Александр Прохорович увидел на Рождественском бульваре Турусову. Она шла по панели под руку с каким-то осанистым господином. Поначалу Ипатов её даже не узнал. И только навострённый с недавних пор взгляд ( Канделяброва школа!) дал возможность в проходящей красавице узнать бывший «синий чулок и серую церковную мышь». Это была совсем другая женщина с лицом и фигурой истинной красавицы. Её выразительные глаза тонули в густых тёмных ресницах и ласково глядели на спутника из-под высоких полукружий изящных бровей. Губы, и раньше волновавшие Александра Прохоровича, теперь прямо-таки дразнили своей яркостью. Каштановые волосы, закрученные локонами, заманчиво выглядывали из-под модной шляпки. Дорогое, бледно-фисташковое кружевное платье облепляло женщину так, что казалось невидимым. Талия (предмет особого беспокойства Ипатова) казалась в обхват не больше двух ладоней. Александр Прохорович на минуту ослеп, потом взмок и попытался глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться. Но, вмиг пересохшее горло осложнило этот процесс, хотя, слава Богу, не до конца. Лариса Аркадьевна заметила молодого человека, улыбнулась ему и кивнула, как хорошему знакомому. Ипатов смешался, судорожно закашлялся, не зная как поступить: поклониться или нет? А, когда он определился, Турусова уже прошла мимо, не останавливаясь. Молодой сыщик поспешил домой. На его сердце лежала большая холодная жаба.
***
Ещё через две недели Вильям Яковлевич сидел у себя в кабинете за столом и читал газету «Московские ведомости». Там сообщалось:
Опять трагедия в доме Арефьевых.
«Недавно мы рассказывали нашим читателям о злодейском убийстве маньяком-врачом молодой богатой невесты Москвы – Анастасии Арефьевой, за неделю до её свадьбы. Во время поимки убийца отравился. Это чудовищное преступление повлекло за собой смерть от сердечного приступа дяди девушки – Николая Матвеевича Арефьева – известного в городе акционера подрядов по строительству железных дорог Сибири. Днями позже, от горя утрат, умерла старшая сестра Арефьева – Анна Матвеевна, почтенная дама, хорошо известная москвичам своей благотворительностью.
Спешим сообщить,что сегодня, в их доме на Тверском бульваре произошла еще одна трагедия. Наследница всех капиталов семьи, родственница Арефьевых – Лариса Аркадьевна Турусова, была найдена мёртвой в собственной постели. Следов насилия не обнаружено. Предполагается, что она приняла, как снотворное, слишком большую дозу морфия. Ведётся расследование. Если, в установленные законом сроки, не найдутся родственники этой семьи (у госпожи Турусовой завещания не оказалось), то всё её огромное состояние, после надлежащих формальностей, будет объявлено выморочным, а значит, пополнит бюджетную казну Москвы. Надеемся, что это позволит отцам города заняться благоустройством злачных мест, коих ещё немало в Первопрестольной».
– Спиридон! – позвал Собакин.
– Слушаю, Вилим Яковлевич.
– Читай.
Опершись на косяк двери, Канделябров прочитал заметку и вздохнул:
– Значит не дали Богу с ней разобраться? Помогли?
– Ты это о чём?
– Сами знаете о чём: «Nekam Adonai» – «Возмездие, Господи». Так что-ли, это у вас переводится?
– Любимый тобою Леонардо да Винчи говорил, что «тот, кто не наказывает зло, поощряет его». Я с ним согласен. И вспомни о синергии.
– То, что вы называете синергией, к этому случаю не подходит. Бог только с теми, кто не подменяет Его собой и не замышляет чинить расправу без официального следствия и суда, что равносильно убийству.
– Разговаривать ты стал много, Кондратьич. Стареешь видно. Ты лучше вот что: убери-ка эту газету подальше, чтобы Ипатов не увидел. А ещё лучше сожги. Будем щадить его нежную душу, Спиридон. Он и так весь извёлся от того, что эта женщина вытащила из него все сведения о ходе следствия.
– Вот же, анафема какая! Совратила мальца и из ума вывела. Говорю же: от баб все напасти!
