Текст книги "Горе побежденным (СИ)"

Автор книги: Ольга Сухаревская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

 – Нанюхался я с вами, благодарю, – огрызнулся Ипатов. – Бабник он, твой Брюс. Сам знаешь, что в этом смысле – он человек несерьёзный.

 – Не скажи. Такого с ним никогда не было, а я его десять лет знаю – каждый день вместе. Может, он уж набегался, хватит. А то, что обвенчался – совсем чудеса. Так что – не нам судить, Сашок. И потом, Катерина сама его выбрала, понял? Она и к моему сердцу присохла, как дочь. А тебе, Саша, с этой минуты, пусть будет сестра. Вот и всё. Утрись, нюня. Пойдём, я тебе свеженького чайку заварю, сырку твоего любимого отрежу. Тебе, Александр, умыться что-ли  надо, а то, как ты, с такой физией, в театр поедешь?

 – Никуда я не поеду. Зачем я им?

 – И то верно. Оставайся-ка ты дома. Хочешь, я тебе ватрушек напеку? А Брюсу скажи, что у тебя голова разболелась – простыл где-то.

                                                                             ***

    Александр Прохорович зажал себя что есть силы, чтобы не видеть «счастья молодых», но было невмоготу. Он делал всё, чтобы как можно меньше находиться на рабочем месте: срывался на любое дело и желательно на целый день. Казалось, начальник этого не замечал. Он был совершенно счастлив. Катерина Павловна постепенно привыкала к роли хозяйки дома. Канделябров изо всех сил старался ей в этом помочь: где подскажет, где поможет, а где и сам сделает.

 На август молодые запланировали поездку в Европу. Паспорта были готовы – Собакин устроил всё быстро, через свои знакомства. Отец Меркурий подал прошение о выходе за штат по болезни  и собирался ехать в Канаду.

 В Москве спала жара, да как! Накануне, духовенство Храма Христа Спасителя отслужило молебен о даровании дождя. Народу было много: накануне  за Тверской заставой горели  большие склады – еле потушили, и выгорели дотла два дома на Покровке. На следующий день, от Крестовской заставы потянуло сыростью, как из погреба. За полдня  небо заволокло тяжёлыми тучами  и ночью пошёл дождь. Он обрушился на город с крупным градом, величиной с грецкий орех: пострадали люди, животные, побило незрелый урожай в знаменитых московских садах.

 – Остались без яблок, – предрёк Канделябров. –  Видать, перестарались. Всегда говорю: всему должна быть мера. А то зарядили: тут молебен, там молебен. Вон, отцу Меркурию в Чудове сказали, что за неделю в Москве по церквям отслужили десятки молебнов. Сколько напросили –  столько и получайте!  Теперь будет д-о-о-лго лить.

 В один из таких ненастных дней к Собакину пришёл гость. Невысокий, в возрасте, с маловыразительным, как бы стёртым лицом, в отменной тройке, со стёклышком в глазу и великолепной резной тростью чёрного дерева. На его странной визитке стояли только инициалы «М.N.» и рядом от руки накарябано несколько неясных закорючек. Чопорный   Канделябров, в своей зелёной ливрее, торжественно проводил гостя в кабинет и тут же приклеился к просверленной дырке. Ипатов тоже подкрался к двери и стал слушать. Застукать сообщников было некому: отец Меркурий и Катерина Павловна уехали на Никольскую покупать именные иконы: батюшка настоял.

 В кабинете с долгой речью выступал гость и, как назло, по-французски.  Собакин от него не отставал. Спиридон Кондратьич долго прислушивался и уже махнул рукой Александру: мол, пошли отсюда, как вдруг собеседники перешли на русский. Парочка опять прилипла к двери.

 – Вы должны уяснить себе всю серьёзность сложившегося положения,  – без всякого акцента заговорил незнакомец. – Орден ждать не может: есть неотложные дела. Ваш священный долг, в кротчайший срок занять опустевшее место. Какое счастье, что Мозен не успел увезти кольцо в Париж. Через два дня прибудут братья, чтобы прямо здесь, в Москве, посвятить вас в должность. Время не ждёт. Вы получите «Чёрное сердце» из рук самого Магистра.

 – Вы знаете мои обстоятельства, брат. Я был с вами откровенен, – сдавленным голосом ответил Собакин.

 – Сами виноваты, голубчик. За самовольство придётся держать ответ, но я думаю, братья будут снисходительны к вашим семейным обстоятельствам. А вы, чтобы сохранить доверие Ордена, тоже должны сделать шаг навстречу.

 – Что вы имеете в виду? – спросил Собакин.

 – Мы надеемся, что вы предоставите нам полную расшифровку послания к вам графа Брюса. В таком случае все ваши промахи будут забыты.

 – Когда я его получу?

 – На посвящении. Согласитесь, брат, что при вашем, весьма прохладном отношении к нашему делу, мы могли бы и не отдать его вам.

 – Я думаю, брат, что вы так и сделали бы, если бы смогли его расшифровать, – усмехнулся Собакин. – Но, у вас, как  и в случае с моим отцом, из этого ничего не вышло. Вы не смогли этого сделать даже, имея на руках оба текста послания графа к моему отцу: до и после расшифровки. Дело в том, что в каждом случае шифр писем разный и его знают только в нашей семье. Он такой степени сложности, что даже для меня расшифровка – серьёзная работа.

 – Не забывайте, это ваш долг – делиться с нами, вашими братьями, ценной информацией, какая может содержаться в уникальном документе вашего предка. И, кстати, только благодаря нам, вы можете его прочитать.

 – Я благодарен Ордену и постараюсь оправдать его надежды на мою скромную персону.

 – Вот и славно, – с облегчением в голосе, проговорил гость. – А мы, со своей стороны, постараемся найти возможность смягчить  перед Советом ваше непростое положение в связи с женитьбой.

 Канделябров увидел выпученные глаза Ипатова и поскорее закрыл ладонью его рот: боялся бесконтрольных воплей молодца из-за расшатанности его нервной системы за последнее время. К этому всё и шло. Молодой человек стал отдирать его руку, и тогда, Спиридон вынужден был схватить строптивца в охапку и сволочить в свою комнату. Посадив брыкуна на диван, он приложил к своим губам палец.

 – Тише, балабошка, кажись, гость уходит, – зашипел он.

 Хлопнула дверь.

 – Что же теперь будет, Кондратьич? – громким шёпотом спросил Александр Прохорович. – Он что, уедет от нас? А как же мы? А Катя?

 – Кому Катя, а кому и Катерина Павловна, – прогремел вошедший Собакин. – Ну, что, голуби, опять подслушивали?

 Не обращая внимания на грозный окрик начальника, Ипатов повторил:

 – Так что же теперь будет?

 Собакин посмотрел на встревоженных подчинённых и мрачно произнёс:

 – Ну, раз вы оказались такими любопытными, милости прошу в кабинет – поговорим.

                                                                           ***

   – Дело серьёзное. Именно поэтому, я прошу вас держать в секрете всё, что сейчас услышите, – начал Вильям Яковлевич. – Слушай внимательно, Спиридон Кондратьич, ты тоже обо всём не знаешь. Сначала надо сказать, что я имею самые серьёзные обязательства перед организацией, которая существует столетия и произошла от старинного Ордена рыцарей тамплиеров.

 Ипатов присвистнул: «Вот это да!». Канделябров скривился.

  – Не скрою, что своим благополучием и очень значительным капиталом моя семья обязана именно ей. Признание особых заслуг моего деда и особенно отца поставили  и меня на высокую ступень иерархии в этой организации. Ещё в ранней молодости передо мной открылись завидные перспективы международной карьеры. Уже с двадцати лет меня стали  готовить к очень ответственной должности, для чего я прошёл ряд серьёзных испытаний и выполнил несколько рискованных поручений заграницей: на Ближнем Востоке и в Африке. К тридцати годам я объехал полмира и свёл знакомства со многими зна;чимыми людьми Европы. К тому времени мне стали понятны конечные цели организации, которой века служили мужчины  рода Брюсов. Не буду кривить душой, что, именно это понимание отвратило меня от неё, нет. Многие идеи, которые Орден  воплощает в жизнь, систематизирует мир, делает его более предсказуемым. На мой взгляд, это большой плюс. Но, с некоторых пор, меня перестала устраивать его идеология. Вы можете спросить, а почему я раньше об этом не задумывался. Дело в том, что её задачи и цели на разных уровнях сильно отличаются. И, даже, принадлежность к её избранному кругу, не всегда даёт представление об истинных причинах того или другого действия. Короче говоря, с большим трудом мне удалось добиться для себя особых условий: я прекратил всякую деятельность до срока, когда во мне будет острая необходимость. По первому требованию я должен был занять должность, которую тогда исполнял другой человек. Одиннадцать лет я жил по своему усмотрению – это большая удача для человека моего уровня осведомлённости и опыта в нашем деле. Только что я получил известие, что место, предназначенное  мне, освободилось, и я должен уехать в Европу. Жалею только о том, что Катерина Павловна  встретилась на моём пути так поздно. Ради неё я нарушил клятву и вступил в брак. За этот проступок мне теперь придётся держать ответ.

 – Как же вы не подумали, что с ней будет? Понятно, что рано или поздно случится то, что произошло сейчас, – не удержался от обвинений Ипатов.

 – Человек, который до недавнего времени занимал эту пожизненную должность,  был моложе меня. Я был уверен, что никогда не займу это место.

 – Значит, этого не было определено по вашей звёздной карте?– допытывался Александр Прохорович.

 – Было. Но мне казалось, что я принял надлежащие меры. Я очень многое изменил в своей жизни – этому всех в нашей семье научил Яков Вилимович. Я был уверен в своём будущем, и только появлении Кати смешало все карты. А ведь угроза перемены моей участи шла от вас, Ипатов. Именно в вашей астрологической карте я увидел для себя поворот в судьбе. С вашей подачи в моей жизни появилась  Катишь. А после того, как  посмотрел её звёздную карту, окончательно уверился в том, что знакомство с ней подвело мою жизнь к решающему моменту. Вы себе не представляете, друзья мои, что я только не делал, чтобы избавиться от чувства к этой девочке. Но наша любовь оказалась сильнее. Особенно, когда перед венчанием я ей рассказал всё и даже не утаил её возможную печальную участь, если она свяжет свою жизнь с моей. Она ответила, что пусть день, месяц, год, но вместе. Это решило мою судьбу. И вот расплата. Я должен уехать, а Катя…  Катерина Павловна в положении.

 – О, Господи! – перекрестился Канделябров.

 – Я бы никогда не рассказал вам всё это, если бы мне не надо было уехать. Когда я вернусь – не знаю. Это значит, что я вынужден оставить жену на твоё попечение, Спиридон Кондратьич и ваше, Александр Прохорович.

 – Как вы это себе представляете? – поинтересовался Канделябров.

 – Ипатов будет, как и сейчас, исполнять обязанности моего помощника и секретаря. Мелкие дела плюс деловая переписка и хозяйственные поручения. Писать будете мне регулярно, и передавать сообщения по каналу, о котором скажу позже. А ты, Спиридон будешь, как и прежде вести дом, но в первую очередь станешь опорой, советчиком и охранником моей жены. О деньгах не думай. Твоя главная задача – сохранить всё, как есть до моего возвращения. В любом случае я буду приезжать. Катерина Павловна должна родить в начале будущего года. О том, что она беременна и у меня будет сын (а я в этом уверен), кроме вас не должен знать никто. Наследник станет для меня самым уязвимым местом. Через пару месяцев жену надо будет отправить в деревню. Исполнится твоя мечта, Спиридон, –  купишь имение.

 – Вильям Яковлевич, вы что, будете носить «Чёрное сердце»? – не удержался от вопроса   Ипатов.

 – Это кольцо крестоносцы привезли с Востока во времена своих походов за Гробом Господним. Оно вручалось рыцарю, чью должность я приму через два дня. Орден никогда не прекращал поиски утраченной реликвии. В 1891 году во Франции  удалось найти тайник, где были спрятаны сокровища, спасённые из Иерусалима  после того, как город захватили турки. Среди множества найденных реликвий было и «Чёрное сердце», но его не сумели распознать.  Непонятное кольцо удалось приобрести князю Глебовскому, который сообразил его почистить. Так обнаружилась реликвия.  Дальнейшее вы знаете.

 – Вы не боитесь с ним связываться? – спросил Александр Прохорович.

 Собакин скривился:

 –  Глупости всё это.

 – А как же смерть матери Лавренёва и другие подобные случаи? –  настаивал помощник.

 – Чушь всё это. Я разговаривал с лечащим врачом госпожи Лавренёвой. Она страдала лёгочным заболеванием с детства. Прошлым летом в Карлсбаде тамошние врачи-специалисты уже предрекли ей в ближайшее время быстрое развитие болезни и посоветовали не уезжать из тёплого климата, но она категорически отказалась остаться в тёплой Европе и вернулась в Москву. Почему? Откуда я знаю. Может, она не хотела больше жить?

 – А как же семья Ушинского?

 – Я думаю, что это было трагическое совпадение, не больше. Я боюсь другого.

 – Чего?

 – К кольцу это не имеет никакого отношения.  Это касается только меня. В моей судьбе есть только одно тёмное пятно, оно же и последнее. И пока я не знаю, откуда ждать удара. Надеюсь, что в послании моего предка будет этому подсказка.

 – Вам что, передадут письмо, которое написал именно для вас граф Брюс? – не поверил Ипатов. – Не просто своему потомку, а именно вам, Вильяму Яковлевичу?

 –  Не верите? Ну да, именно мне. Такие письма он написал всем: сыну Петру, внуку Вильяму,  моему отцу и мне. Все послания надписаны нашими именами. Граф обязал своих потомков после сына Петра чередовать имена Вильям и Яков. Видимо, это помогало ему просчитать наши судьбы. Хотя, согласитесь, этого недостаточно, чтобы увидеть наши жизни как на ладони. Во всех письмах: политическая ориентация, оценка наших возможностей в данном историческом отрезке времени, предостережения об опасностях и советы на будущее. Самое главное в этих посланиях то, что наш знаменитый предок  всегда абсолютно точно определяет обстоятельства жизни каждого из своих потомков.

 – Вот это да! – открыл рот  Ипатов.

 – Первые два послания хранились в семье, – продолжал Собакин. – На них стояло имя адресата и дата, когда надо его вскрыть. Все письма зашифрованы очень сложным шифром. Ключ к нему  передаётся от отца к сыну. Но и это не всё. Без некоторых тонкостей, которые передаются в семье устно, этот многостраничный труд  – ничто. Плюс надо иметь в  руках особую книгу, которую напечатал для нас сам Брюс.

 – А как получил послание ваш отец? – поинтересовался Канделябров.

 – Наши с ним послания хранились в Ордене, членами которого были и есть все Брюсы. Я думаю, что граф сознательно оставлял их там. Тем самым, он связывал нас с мощной международной организацией, чтобы устроить наше будущее. Для Ордена – имя графа тоже дорогого стоит: иметь политические ориентиры, предсказанные самим Брюсом – это большое преимущество, поверьте мне. Поэтому, отец расшифровал предназначенное ему послание  и передал его Ордену. Я должен сделать то же самое. На письмах обязательно стоит дата, когда надо их вскрыть и это всегда непростое время  в судьбе адресата. Причём, мои предшественники получали послания совершенно в разные годы: Пётр Яковлевич – в 36 лет, Вильям Петрович – накануне убийства императора Павла, в 41 год, отец – в 33. Что касается меня…  В этом году мне будет 44 года. Я не знал, какая дата стоит на послании деда и вот мне объявили, что пришло время его забрать.

 – Вы знаете, о чём писал граф вашим предкам? – поинтересовался Канделябров.

 – Я читал письмо отца, а два других знаю вкратце, – уклончиво ответил Собакин – Как я уже сказал, это всегда точное по сути описание нашей действительности, обстоятельств жизни и ряд предостережений личного характера. Честно говоря, я надеюсь получить что-то подобное. Об этом на сегодня хватит. Но я не услышал ваш ответ. Согласны вы помочь мне в тяжёлую минуту?

 – Я с вами, Вилим Яковлевич, – просто ответил Канделябров.

 – Я готов, – промямлил Ипатов, – если смогу быть полезным.

 – Вот и отлично. Теперь оставьте меня – дел много.

 Спиридон пошёл на кухню. Александр Прохорович поплёлся за ним.

 – Вилим будет Рыцарем Возмездия, каким был его отец, – упавшим голосом сказал Канделябров, наливая молодому человеку и себе по рюмке «Спиридоновки». –  Будь здоров, Сашок. Считай, что лёгкая жизнь наша кончилась, началось – житие.

                                                                              ***

    За обедом говорливый отец Меркурий внушал племяннику:

 – Тебе и вправду придётся носить это кольцо? Зачем? Ну, не  хочешь говорить, не надо. Всё у тебя какие-то секреты. Во всяком случае, ты принеси его домой, я его окроплю святой водой, прочту молитву от осквернения и делу конец.

 В ответ младший Собакин только морщился. Катерина Павловна сидела белая, как мел и к еде не прикасалась – видимо она уже знала об отъезде мужа.

 – Неужто уедешь? – не отставал батюшка. – Плюнь ты на них.

 – Я связан клятвой, которая не имеет срока давности.

 – Всё равно плюнь, – настаивал дядя. – Обмануть рогатых – не грех. Развяжись ты с ними раз и навсегда. Покажи всем, и прежде всего себе, с кем ты. Сделай правильный шаг: Господь увидит твою волю и поможет. Святитель Иоанн Златоустый говорил, что надо нести Богу всё своё, а чего не хватит, Он сам, Милостивец, восполнит. Так-то. Ты незаурядный человек, но туда ли путь держишь? И кто твои попутчики? Ведь о достоинствах человека судят не просто по его хорошим качествам, как таковым, а по тому, как он ими пользуется, на что тратит свою жизнь.

 – Вы не понимаете, дядя. Если бы я был один…

 Катерина Павловна опустила голову и прошептала сквозь слёзы:

 – Это я виновата. Навязалась на вашу голову – всем помеха.

  Она бросила на стол салфетку и выбежала вон.  Вильям Яковлевич – за ней.

                                                                            ***

   Александр Прохорович с одной стороны был рад, что остался на службе, с другой – без Собакина всё – не то. Потом, было не ясно, чем эта кутерьма закончится. Пообживётся начальник в заграницах, заберёт к себе Катю с ребёнком, дом оставит на Кондратьича, а раба Божьего Александра отправит на все четыре стороны. Может действительно поехать с отцом Меркурием в Канаду? Надо обдумать. А пока было интересно, как это Брюса будут в Рыцари производить. В тот вечер Ипатов видел, как он уходил. Вильям Яковлевич был весь в чёрном, без единого украшения и даже без часов. Серьёзный и сосредоточенный Собакин объявил всем, что его некоторое время не будет, поцеловал жену и ушёл в ночь. Молодой человек побежал к  Кондратьичу – хотелось посплетничать. А тот сидел на своём деревянном диване с Библией в руках.

 – «И при смехе иногда болит сердце и концом радости бывает печаль», – прочитал он вслух и тяжело вздохнул. – Эх, парень, жалко мне тебя. Не надо было тебе с нами вязаться. Служил бы себе у дяди, в полицейской части – забот не знал.

 – Может всё ещё образуется. Знаете, как говорят: «утро вечера мудренее», – бодро сказал Ипатов.

 – Говорят и так, что «пока солнце взойдёт, ночная роса очи выест». А я тебе вот что скажу: уезжай  ты отсюда, хоть с нашим Меркурием, что-ли.

 – Вы это серьёзно? – оторопел молодой человек.

 – Останешься сейчас – пожалеешь.

 – О чём пожалеет? – подал голос вошедший отец Меркурий.

 – Вот, говорю ему, – Спиридон ткнул пальцем в Ипатова, – что Библию чаще читать надо.

 – Ох, как это верно, душа моя! – закивал головой монах. – А ты, вьюнош, что стоишь, будто обракинутый? Я вот что подумал, Спиридон, а не поехать ли нам всем в Канаду? У Вилли деньги есть. Купим имение и заживём вдалеке от суеты.

 – Кто это все? – откликнулся «эконом». – Лично мне уехать не придётся. Я, как сторожевой пёс, прикован цепью к этому дому. Ваш племянник никогда его не продаст. Да и не поеду я никуда. Чего я там не видел?

 – Ты, как я посмотрю, не в духе сегодня, Спиря, – определил отец Меркурий. – Давай-ка,  выпьем чайку из самовара – может, полегчает. И позови Катюшу.

                                                                               ***

   Собакин вернулся через сутки с «Чёрным сердцем» на пальце. У него в руках был кожаный саквояж чёрного цвета и объёмистый пакет, перевязанный крест-накрест. Александр Прохорович удивился необычности этого саквояжа: ремень его застёжки был тёмно-красного цвета и на нём был вытеснен чёрный двуглавый орёл, украшенный золотой короной и державщий в когтях длинный кинжал. А когда новоиспечённый Рыцарь Возмездия менял обувь на домашнюю, он наклонился и у него из ворота сюртука выскользнул большой, золотой,  восьмиугольный крест с кроваво-красной эмалью на лицевой стороне. Он висел на широкой, как бы сплющенной золотой цепи. Зоркими глазами Ипатов заметил в его перекрестье жемчужный овал, а по бокам изображение чёрной головы, пронзённой кинжалом и латинские буквы: « J. M.».  Молодому человеку показались эти новые приобретения  начальника зловещими. Собакин быстро спрятал крест за пазуху и пошёл к себе. Он проспал часов десять, принял ванну, плотно позавтракал наедине с женой и заперся у себя в кабинете. Вскоре Катерина Павловна объявила всем, что мужа тревожить нельзя – он работает.

 – Никак весточку от самого графа Брюса расшифровывать взялся, – определил Канделябров.

 Домочадцы затаились в ожидании. Ни к обеду, ни к ужину Вильям Яковлевич не показался, а требовал от Спиридона только крепкий кофе.

 Тем временем, отец Меркурий объявил, что его паспорт тоже готов, и он может отправляться заграницу.

 – Поздравляю, отче, – обрадовался Канделябров. – Когда собираетесь ехать?

 – Дождусь, пока племянник определиться со своим будущим и уеду. В конце месяца в Канаду отбывает первая группа переселенцев. В основном, это состоятельные люди едут покупать землю для общины. Я могу присоединиться к ним и купить где-нибудь поблизости небольшой участок. Вилли обещал дать денег. Епископ Тихон, дай Бог ему здоровья и душе спасения, обещал поддержку. Сначала скит поставим, а потом – глядишь, и монастырь будет.  Племянник намекал, что у него там кое-какие связи есть, чтобы, значит, местные власти препятствий не чинили. Когда жизнь наладится, приезжайте ко мне в гости, слышите? Катюша, приедешь погостить?

 – Не знаю, батюшка, как муж решит. Ведь это надо через океан плыть. Скорее всего, в ближайшем будущем,  мне это трудно будет сделать.

 – Ах да, – взмахнул рукой батюшка, – ребёнок. Ну что ж, тогда я приеду на крестины.

 Катерина Павловна смущённо улыбнулась и кивнула.

 Ипатов чувствовал себя лишним при таких семейных разговорах. Он откланялся и пошёл к себе домой. Дождь в Москве прекратился, но было пасмурно. Прыгая через большие лужи, Александр Прохорович предавался преступным размышлениям:

 «А что будет, если Брюс не вернётся? То есть, совсем. Погиб же безвременно на этой должности его отец. Канделябров не раз говорил об этом. Или, нет, допустим, будет приезжать сюда раз в год, а то и реже. Ведь и его отец приезжал в Россию редко. А я буду всегда рядом. Катя поймёт и оценит мою преданность. Пусть уезжает, пусть».

 Александр Прохорович прекрасно понимал, что так думать по отношению к своему благодетелю подло, но поделать с собой ничего не мог: в его сердце вонзались сотни иголок, когда он видел их вместе.

 «Пусть уезжает!».

                                                                               ***

    Вильям Яковлевич показался только на следующее утро и присоединился ко всем завтракать. Только тут, за столом, при дневном свете, Ипатов заметил, как изменился его начальник: похудел, черты лица заострились, глаза стали неприятно-пронзительными. Он  любовно ухаживал за своей Катишь, посмеивался над скорым путешественником – дядей, но то и дело о чём-то задумывался, глядя в никуда. Молодой человек отметил, что «Чёрное сердце» Собакин носит камнем внутрь ладони, чтобы алмаз не был заметен.

 «Да, интересно было бы посмотреть, как начальник стал бы выпутываться, если бы кто-нибудь, из причастных к делу Поливанова, увидел у него на пальце кольцо, – ядовито подумал он.

  – Я расшифровал послание,  – объявил Собакин, – и хочу вам его прочитать.

 Все только этого и ждали. Пока Канделябров убирал со стола, Вильям Яковлевич принёс давешний  пакет и вынул из него круглый чёрный футляр с гербом посередине. Ипатов разглядел щит, который с двух сторон поддерживали лев и единорог. Над ним были  рыцарские шлемы и ещё выше – рука в доспехе. Внизу, на ленте, было написано: «FUIMUS».

 – «Мы были», – перевёл Собакин.

 Он вынул из футляра рукопись и осторожно развернул её на столе. Послание графа  было меньше всего похоже на письмо дедушки любимому внуку. Это был свиток пожелтевшей толстой бумаги, почти картона, на котором непонятный набор славянских и латинских букв был расположен в виде спирали и разделён на части. Ещё там было множество необычных  значков-загогулин, крючков, стрелок и цифр, почему-то разной величины. Чудна;я рукопись стала переходить из рук в руки: каждому хотелось подержать реликвию, которая была написана более полутора веков назад самим генералом – фельдмаршалом и сенатором Российской империи графом Брюсом.

 – А вот и моя расшифровка. Признаться, пришлось попотеть. Полтора века разницы во времени – это вам не фунт изюму. Стиль речи довольно сильно изменилась да и слова тоже. Всякие там – «потщился» да «понеже» – кого хочешь, с толку собьют. Ко всему прочему, у графа много фраз на устаревшем английском и даже немецком. Отец предупреждал, что будет тяжело, но я не представлял себе, что настолько. Надеюсь, я смог сделать работу максимально точно, – Собакин зашелестел исписанными листами. – Я вам прочту почти весь текст. Исключение, уж извините, составят умозаключения Якова Вилимовича, которые касаются только деятельности нашей организации – это вам не интересно.

 – Ну почему же, – обнаглел Канделябров. – Читайте уж всё. Нам интересно, чего у ваших тамплиеров не получится.

 Брюс глянул на него так, что бедный Спиридон вынужден был поправиться:

 – Вам виднее. Зачем нам чужие тайны?

                                                          – Дорогой Вильям!

 Не думаю, что ты носишь другое имя. Уходя из этого мира, я посчитал необходимым оставить потомкам плод своих трудов и даже откровений относительно вашей жизни, дабы уберечь дорогих мне людей от фатальных ошибок. Надеюсь, что я угадал некоторые события, и вы со всей серьёзностью отнесётесь к моим предостережениям.

 Думаю, что ты, в тридцать лет был в некотором смятении чувств относительно, выбранного не тобой,  жизненного пути.

 Как я полагаю, твоего отца уже нет в живых. Это прискорбно, но он был обречён на участь, которая его постигла. Преследуя врага, Яков был коварно обманут и убит. […]. Я предупреждал его об опасности, но уверен, что упрямец не воспользовался моей подсказкой. Не устаю повторять в каждом письме, что, в сущности, мои знания о ваших судьбах – всего лишь большая вероятность событий. Будьте расчётливыми, научитесь уворачиваться от предсказанных мною роковых  ударов, не рискуйте, когда надо переждать бурю и жизнь будет радовать вас до глубокой старости. Твой отец был слишком уверен в себе и не считал нужным остерегаться по пустякам. А в жизни пустяков не бывает. Как же горько осознавать, мой мальчик, что, даже обладая знаниями, не всегда можешь помочь дорогим тебе людям!

 С десяток лет ты был освобождён от обязанностей в Ордене, жил, в дорогом и моему сердцу, городе Тельца  (ах, как бы мне хотелось увидеть Москву в твоё время!) и посвятил себя любимому делу. Отлично! Сыскная работа даёт необходимую практику и тренировку ума для твоего дальнейшего пути наверх Пирамиды Власти […].

 Цель моего письма – показать тебе, что в самое ближайшее время  маятник судьбы России качнётся влево с такой ужасающей силой, что, не побоюсь сказать, к 20-ым годам следующего века камня на камне не останется от привычной тебе империи. Кое-что подсказывает мне, что это для тебя не новость – некоторые вычисления на этот счёт ты уже сделал. Но, боюсь, что масштаба того, что произойдёт, ты пока не представляешь. Рухнет не только Россия. К середине 20-го века люди будут жить в другом мире.

 – Святые угодники, как это понимать: «рухнет»?! – вскрикнул отец Меркурий.

  – Я могу читать дальше, отче? – не отвечая на дядин вопль, спросил Собакин.

 Отец Меркурий прикрыл рот ладошкой.

 – Насколько я вижу, ты – плоть от плоти семьи королей мира, считаешь себя русским. Это знаменательно. Я сам, в немолодые уже годы, полюбил русскую и тем самым влил русскую кровь в жилы своих потомков, о чём нисколько не жалею, но считаю себя ответственным за ваше  будущее, которое (я верю!) будет прекрасным вопреки возможным обстоятельствам. Для этого тебе надо прислушаться к моим советам. Вспомни, что стало с твоим отцом, который не захотел принять во внимание мои предсказания. Уважая твои патриотические чувства, я, тем не менее, хочу приоткрыть тебе завесу истинного положения дел в твоё время. […].

  В 1914-ом году, летом, начнётся тяжелейшая мировая война. Этой войны не избежать, так как, известные тебе силы, к этому времени будут готовы к важному этапу изменения мира: уничтожению крупных монархий и подведению большинства государств под демос. Ты знаешь, что это – оптимальный путь контроля и подчинения себе мировой политики. Выборы во власть временщиков – процесс управляемый.  Я думаю, что ты уже знаешь или догадываешься об условиях, необходимых для власти над этим наивным миром.  В сущности их всего три: управление мировыми  финансами, обязательное демократическое устройство ведущих государств мира и веротерпимость, а ещё лучше, – соединение всех религий мира в признании человечеством Великого Архитектора Вселенной.

 – Кого-кого?– не понял монах.

 – Архитектора, то есть, Строителя, Создателя мира, – уточнил младший Собакин.

 Канделябров хмыкнул.

 – К этому  можно прибавить ограничение широкого образования. Просвещение приводит народы к самости и непокорности властям. В будущем,  такое всезнайство станет помехой, так как даст людям ненужную осведомлённость. Ко всему сказанному могу добавить  необходимость следить за рождаемостью: миллиарды людей придётся кормить. Я думаю, что в 20-ом веке ещё не удастся подчинить себе Европу, но, полагаю, что все задачи, с уступками и временными поражениями, будут решены в первой  половине 21-го века. Большим подспорьем в этой работе будет объединение государств в крупные сообщества и создание Совета Всех Религий.   […].

 – Ой, водички мне дайте, грешному, а то – умру без покаяния, – придушенным голосом прошептал побледневший отец Меркурий.

 Спиридон Кондратьич принёс монаху полный стакан воды и чтение продолжилось.

  – Тебе этого, как и мне, не увидеть, но это возможно для твоего внука и правнука. Смогут они это сделать или нет – зависит от тебя. В то время, когда ты читаешь это послание, тебе предстоит принять серьёзное решение. Тебе, наверное, известно, что в конце жизни я резко изменился: ушёл со всех постов, уехал из Петербурга, создал новую семью и родил сына. Представь себе, что самое трудное было сохранить ему жизнь, поскольку наш род был обречён. Мне пришлось просчитывать каждый шаг, но я победил! А теперь предупреждаю всех вас о возможных опасностях. Делать это мне становится всё труднее.  Знай, что от твоего решения будет зависеть дальнейшая судьба русских Брюсов[…].

 Чтобы убедить тебя сделать правильный выбор, я поделюсь своими соображениями о, так  любимой тобой, России и буду говорить тебе о ней с православной точки зрения, которая сейчас тебе ближе. Я предлагаю тебе глобальный уровень оценки событий, который не обойдёт и гелиоцентрические параметры. К ним я прибавил моё собственное видение будущего, которое меня редко обманывало всю жизнь. Ты прав, Россия – особенная. Она – наследница Византии. Ещё в 15 веке невеста Ивана III, Софья Палеолог, привезла из Константинополя священный рубин «Камень власти», которым владели и повелевали православным миром императоры Византии. Этот камень, в сочетании с двуглавым орлом, смотрящим на Восток и на Запад, обладает силой укреплять власть и расширять границы государства, снижать силу враждебности окружающего мира. Но, рубин и орёл –  лишь средства для достижения главной цели сохранения чистоты православия, с чем не справилась Византия, от чего и погибла. Россия должна была продолжить этот путь. Это –  её синергия (ты знаешь это слово!) – соработничество замыслу Создателя. Романовы приняли эту идею, но, по большому счёту, как политическую. Тогда казалось, что православие обретено навеки и расстроить эту связь с Богом уже нельзя. Им бы вспомнить евреев. Суровый урон этой миссии нанёс царь Алексей Михайлович, когда пошёл на поводу Рима и начал проводить церковную реформу. И всё ради политической затеи войти в Царьград и сесть там басилевсом греко-русской империи в обмен на подчинение Ватикану. Это был шаг в сторону от своего пути!

 – Ага, что я говорил! – не утерпел от замечания отец Меркурий.