Текст книги "Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры"
Автор книги: Ольга Эрлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц)
Мазай сдал город. Александр, который на всякий случай вел свою армию в боевом порядке, принял у Мазая ключи от стовратного города и его сыновей в залог верности. Мазай сохранил свой пост – Александр умел благодарить за услугу. Царь был рад, что дело обошлось без осады. Огромный, в 150 квадратных километров, город был превосходно укреплен. Правда, его стены в несколько рядов не достигали фантастических 100 метров в высоту и 25 в ширину, как утверждал Геродот, а были приблизительно в пять раз меньше, но и этого было бы достаточно, чтобы сдержать самый мощный штурм. Ведь даже великому персидскому царю Киру II удалось взять Вавилон (539 г. до н. э.) после двухлетней безуспешной осады только хитростью. Вавилонцы 200 лет входили в состав Персидской империи, но за это время так и не смогли полюбить своих поработителей.
Александр вошел в Вавилон как триумфатор. Колесница, на которой в золотом сверкающем вооружении стоял Александр, молодой, прекрасный и счастливый, катилась по Дороге процессий, усыпанной цветами, политой духами, уставленной клетками с диковинными хищниками и прекрасными конями. Маги воскуряли фимиам, играли оркестры, и персидская конница приветствовала македонцев парадом. На балконах и вдоль улиц стояла пестрая толпа чужих людей – загадочных вавилонцев, улыбающихся из-под пестрых тюрбанов и покрывал непроницаемыми черными глазами.
Александр поселился в царском дворце недалеко от знаменитых ворот Иштар. Цветовое сочетание синего и желтого напоминало Египет, и Таис поняла, что полюбит Вавилон уже за это – за нитьпреемственности, за тайную связь. Дорога процессий вела к одному из двух чудес света, прославивших Вавилон [26]26
Вавилонская башня и висячие сады Семирамиды.
[Закрыть]– к знаменитой вавилонской башне Этеменанки, разрушенной персидским царем Ксерксом почти 150 лет назад. Из семи ступеней уцелели только две, но и эти 40-метровые развалины впечатляли. Александр приказал восстановить этот храм, посвященный главному вавилонскому богу Белу Мардуку.
Сокровища, которые теперь принадлежали Александру, были в буквальном смысле несметными – он точно не знал, сколько их, но точно знал, на что их надо потратить – на восстановление храма, например. Храмы разрушать нельзя, какому бы богу они ни посвящались. Так поступают только варвары. А он – не варвар, он уважает религию и веру других народов, тем более что этот народ стал теперь его. Александр принес вавилонским богам положенные жертвы и отстоял службу по обычаям, подсказанным ему жрецами-магами. Это было приятно вавилонцам и произвело на них впечатление.
Из огромных запасов сокровищницы царь щедро вознаградил своих солдат и наемников – они получили дополнительную плату за два месяца вперед. Не ограниченные в средствах «орлы» активно предались удовольствиям, которые щедро предлагал им город-женщина.
Александру нравилось быть щедрым всегда, – даже когда он сам сидел на мели, он тратил последнее на друзей. Не зря мать упрекала: «Что ты носишься со своими друзьями! Нет у царя друзей!» Она, конечно, права. Но прав и Платон, утверждавший, что надо делать добро друзьям, если хочешь их любви. Однако главной причиной его поведения была природная щедрость. Несмотря на то что Александр вырос в достатке, его воспитателю Леониду удалось привить ему спокойное отношение к роскоши. Она его радовала, но не была жизненно важной, он охотно делился и не был от нее зависим.
Целый месяц провел Александр в Вавилоне, давая возможность армии «отдохнуть» в многочисленных питейных и увеселительных заведениях города. В роскошном шестисоткомнатном дворце, где поселился Александр, нашлось местечко и для Таис, так что не надо было выдумывать сложные способы встречаться. (Ах, как она любила, когда было просто!)
Как-то в ранних зимних сумерках царь повел Таис в сокровищницу. Пока отворяли многочисленные замки, Александр рассматривал свою спутницу. Таис стояла, закутавшись в шерстяной плащ, и поглаживала рукой его меховую опушку. Серые ясные глаза смотрели спокойно, почти скучающе, как бы говоря: «Ну-ну, чем ты собираешься меня удивить…»
Александр шел и зажигал факелы на стенах и колоннах большого помещения, уставленного огромными сундуками. Таис усмехнулась про себя: картина напоминала ей сказку или дешевые приключенческие романы про разбойников, попавших в волшебную пещеру, наполненную златом и драгоценными камнями. Александр обернулся к ней:
– Мы с тобой как пираты, ограбившие купеческий корабль, да?
Таис уже перестала поражаться совпадению их мыслей. Александр рассмеялся: «Это все мое-е-е!» Он раскрыл золотой ларь с женскими украшениями, присмотренный заранее. «Выбери на свой вкус. Я не знаю, что здесь достойно твоей красоты». В свете факелов ее глаза таинственно блестели, а белое нежное лицо, обрамленное черными, зачесанными на прямой пробор волосами, казалось алебастровым.
– Ах, красота… У меня масса недостатков, – наконец проговорила Таис недовольно.
– Каких? – живо переспросил Александр.
Таис напрягла лоб, обежала себя, насколько возможно, взглядом и… вспомнила:
– Бедра узкие, ты сам говорил.
– Не перевирай, я сказал, что рожать легче с широкими бедрами, такими, как у беотийских крестьянок, только и всего, – восстановил истину Александр.
Таис стала искать новые аргументы.
– Рот большой? – неуверенно проговорила она.
– Самый раз, – покачал головой Александр и подозрительно сощурился.
– Попа слишком круглая? – шепотом спросила она.
Александр даже не соизволил ответить, бросив на нее такой взгляд, будто оскорбили лично его. Таис приуныла на миг, но потом ее лицо просияло.
– У меня морщина между бровями… иногда бывает, – поправилась она объективности ради.
– Это моя самая любимая морщина на свете. Если бы ее не бывало, я был бы собой очень недоволен, – ответил Александр.
Таис не поняла его и стала соображать, какое это имеет отношение «к быкам Ификла».
– Я часто бываю хмурой? Или щурюсь от солнца?
– Холодно, холодно, – усмехался Александр.
Таис нахмурилась, пытаясь экспериментальным путем прийти к ответу.
– Плачу много?
– Теплей…
– А! – догадалась она наконец и рассмеялась.
– Что ты хочешь: жемчугов к зубам или рубинов к устам?
Они копались в драгоценностях, обсуждая ту или иную находку, подбирая пары, как будто искали подходящие нитки для вышивания или запасные пуговицы взамен утерянным. Александр приложил колье к ее шее, но оно выскользнуло из рук и упало за шиворот, ко всеобщему оживлению. Таис погрозила ему пальцем и навесила длинную дамскую серьгу с сапфирами на его серьгу, пару от которой носил Гефестион.
– Теперь ты, как я, – сказала Таис, намекая на свои сапфировые серьги, подарок Леонида, которые она не снимала. Украшая друг друга побрякушками, они совсем развеселились.
– Я знаю, что я сделаю, – серьезным тоном сказал обвешанный изумрудами Александр.
– Ты смешной…
– Я сам придумаю украшение, нарисую и закажу сделать. – Его глаза загорелись. – К твоим глазам что-то… непрозрачное с прозрачным, что-нибудь эдакое.
Таис заливалась смехом, надевая ему на палец пятое кольцо.
– Как ты думаешь, это будет смотреться – непрозрачное с прозрачным? Или что-нибудь совсем пестрое?
Таис прыснула с новой силой и схватилась за живот – проглотила смешинку:
– Ты такой смешной…
Александр, сидевший на краю сундука, притянул ее к себе и обнял за бедра, с которых было снято обвинение в узости, за круглую попу и прижался к тем частям тела, которые Таис даже не бралась критиковать.
– Ну, что ты смеешься? – спросил он игриво и нежно.
– Ты же всегда хотел, чтобы я смеялась, а не плакала. – Она сняла диадему с его головы и пригладила волосы. – Мне непонятен подозрительный блеск в твоих глазах, мне не правятся твои мысли, – кокетливо лепетала она сквозь смех и целовала его в горячий лоб и шелковые волосы.
– Неужели не нравятся…
– Стены здесь какие-то голые. Не то что в Египте. – Таис рассеянно повела глазами по сторонам.
– Я прикажу расписать анубисами. Не уходи от темы.
– Какой темы? – подняла она брови самым невинным образом. – Мужчина, о чем вы? – А потом прибавила несколько сумбурно и совсем другим тоном: – Если бы ты знал, какая это радость для меня, что тебе со мной хорошо, какое счастье мне это дает.
Александр поднял глаза и замер на миг, раздумывая, стоит ли опустить ее на землю каким-нибудь ехидным комментарием или расплакаться с нею вместе. За этот миг у него в голове пронеслись десятки вариантов всевозможных ответов как «за», так и «против». Но и Таис знала его достаточно, чтобы понять, о чем он думает. Все кончилось обоюдным счастливым смехом, сопровождавшим их смешные действия в смешной обстановке – сундуков, набитых сокровищами, – оказавшихся не самым удобным местом для занятия любовью, но зато одним из самых веселых.
Стоя на башне, Александр окидывал взглядом рельеф зубчатых стен, черневших на фоне оранжевого закатного неба, всматривался в совершенно плоскую, голую равнину вокруг Вавилона, в шумный город под своими ногами. На улицах копошилась толпа, похожая на цветник: оранжевые, лимонные, малиновые одежды, тюрбаны, под ними лица, потрясающе интересные, характерные. На крышах города шла другая, непохожая жизнь, может быть, еще более типичная, чем на базарах и улицах. Какие строения, нагромождения, переплетения, своеобразие и многообразие красок! Глубокие, как колодцы, переулки казались наполненными тайнами, неожиданными видениями. На перекрестках стояли разукрашенные лавки с украшениями, благовониями, пестрыми тканями, медными кувшинами, подсвечниками, подносами.
Его впечатлял размах, монументальность и красота архитектуры. Круг увлечений царя не ограничивался поэзией, философией и театром; в равной степени его интересовали и технические достижения. Он считал, что жизнь должна быть не только наполнена красотой и духовным содержанием, но всевозможными удобствами, комфортом – должна быть благоустроенной. Поэтому инженеры-механики и строители были у него в таком же почете, как и люди искусства, ибо в его глазах все они являлись созидателями-творцами.
Сейчас же он непременно хотел узнать, как устроены висячие сады – второе чудо света Вавилона. Специалисты объясняли ему принцип и сложную конструкцию террас, скважин-капилляров и подъемных устройств, по которым поступала вода. Он слушал с интересом и соображал быстро, что чувствовалось по его умным вопросам. Для Таис, например, их устройство так и осталось тайной за семью печатями. Сейчас, накануне зимы, в прохладное время с редкими дождями, сады слегка опустели: пальмы и вечнозеленые растения только подчеркивали грустную оголенность лиственных деревьев. А вот розы – прекрасный цветок Афродиты, Астарты и Иштар – цвели!
– Наверняка здесь изумительно весной, – мечтательно заметила Таис.
– Зато сейчас не жарко, – буркнул менее романтично настроенный Гефестион.
Он был не в духе. Из-за Александра, из-за кого же еще. Из-за ерунды, конечно, но она его задела. Опять задела, хотя он столько раз клялся себе, что не будет обращать внимания. Действительно, не из-за чего! Вчера, приглашенные на обед к Таис, они с Александром застали спящего там после ночной смены Птолемея. Картина вполне привычная – у Таис вечно кто-то отсыпался или отъедался. Пока Таис хлопотала на кухне, Александр решил пошутить. Он прилег к Птолемею и стал его, спящего, тискать и ласкать, пока не разбудил. А потом наслаждался дурацким выражением лица вечно корректного, а сейчас смущенного Птолемея.
– Скажи, Птолемей, я сильно рисковал? – проникновенным тоном спросил Александр.
– Да ну тебя! – огрызнулся Птолемей и рассмеялся. – Чего ты ко мне пристал?
– О! Вот как мы обернули дело: он ко мне первый пристал! – пролопотал Александр женским голосом.
– Вас нельзя оставлять одних! – вмешалась вошедшая Таис.
– Да, такие мы ребята, дикие горцы, – задорно ответил Александр.
– Давайте, дикие, к столу.
Ну, что, собственно, произошло? Ничего. Просто шутка.
На следующий день вечером Александр буквально ворвался к Гефестиону и, не здороваясь, строго спросил его:
– Ты мне ничего не хочешь сказать?!
Гефестион от неожиданности подскочил и недоуменно уставился в холодные глаза Александра.
– Нет, – неуверенно начал он. – А что случилось, я что-то пропустил?
Александр обошел вокруг него, опустив по-бычьи голову, сердитый, недовольный. Потом остановился нос к носу и медленно произнес, меняя как тон, так и выражение лица.
– Значит, ничего не хочешь сказать… и не рад мне, и не соскучился…
– Ах! – облегченно выдохнул Гефестион. – Я уж думал… Что ты мне голову морочишь! – воскликнул он. – Что ты меня пугаешь своими розыгрышами!
– А чтоб не дулся, – улыбнулся «светлозубый» своей обезоруживающей улыбкой и положил ему руки на плечи.
– Ах, Александр… – только и мог сказать Гефестион. – Значит, ты заметил?
– Это заметила бы и собака, и свинья, – перефразировал Александр известную поговорку. – К какой мраморной колонне мы приревновали на этот раз?
– Забудь…
– Забыл! – быстро согласился Александр.
На прощальном симпосионе Александр попросил Таис рассказать присутствующим о вавилонской религии. Далеко не все из окружения Александра добровольно стремились узнать что-то новое о культуре подчиненной земли, а Таис стремилась, поэтому для нее было несложно выполнить эту просьбу.
– Я немного расскажу, а в конце задам вопрос, и тот, кто на него правильно ответит, получит перстень с руки Александра, – объявила она присутствующим.
Александр удивленно посмотрел на нее, поднял руки и спросил:
– Это какой же? С царской печатью? – На нем был только этот перстень.
Таис рассмеялась и надела ему другой перстень-приз.
– Я решил, что ты таким «милым» способом лишишь меня власти.
– Как вы знаете, – торжественно начала Таис, – верховным божеством Вавилонии является Бел Мардук, бог Грозы, «царь богов», сравнимый с нашим Зевсом. Это его жилище приказал восстановить в прежней красе божественный Александр. Когда башня была цела, на ее вершине находился дом Мардука. Изнутри он был покрыт золотом, а снаружи облицован синими изразцами. В последний день новогодних мистерий, посвященных Мардуку, туда по бесконечной лестнице поднималась верховная жрица и вступала в брак с божеством, становясь на одну ночь богиней Царпанит, нашей Герой.
– Всего-то раз в год… – сочувственно шепнул Леонид.
– Вавилонские мифы о создании мира напоминают наши мифы. Поначалу верховным богом был Энлиль. Он разделил супругов Ана и Ки – землю и небо, точно так же, как наш Кронос разорвал объятия Урана и Геи, оскопив отца своего и отняв у него таким образом власть. Энлиль создал многочисленных богов, кормить и почитать которых должны были люди, специально сделанные для этого из глины. Их назначением было служить богам, рожать им новых служителей, а в конце жизни уходить в «страну без возврата». Как женщина и гетера, не могу не сказать о самой могущественной богине – богине любви…
Тут в рядах слушателей послышался шумок одобрения, один Филота попытался возразить: «Так может сказать только женщина».
– Не гневи богиню или ты ни разу не испытывал мук любви и не знаешь, что все остальное по сравнению с ними – детский лепет? – приструнил его ни много ни мало собственный отец Парменион.
– Итак, Иштар-Афродита. Когда ее муж Думузи погиб на охоте, Иштар последовала в «страну без возврата» вслед за ним, не в силах жить без него. Царица подземного царства Эрешкигаль заточила ее в темницу и наслала на нее 60 болезней сразу…
– Это так по-женски… – тихо заметил Леонид.
– …В это время на земле прекратилась всякая любовь и всякая жизнь, – Таис строго посмотрела на Леонида, – и боги потребовали освобождения Иштар. С помощью живой воды она оживила Думузи. Поэтому два раза в год, в день зимнего и летнего солнцестояния, справляется праздник умирающего и оживающего бога Думузи.
– Ну это точно, как Исида и Осирис в Египте, – сказал Парменион.
– Или как Афродита и Адонис у нас, – добавил Клит.
– А чем славен был Думузи? За что полюбила его богиня? – поинтересовался Александр.
– Никаких особых достоинств за ним не числится, – ответила Таис.
– Кроме мужского… – не выдержал Леонид. Все рассмеялись.
– Странно… – удивился Александр.
– Ну, повезло парню! – Леонид явно не был настроен на серьезный лад.
– Ничего себе – повезло! Умирай каждый год, – возразил Клит и перебил своим лишенным всякого юмора взглядом на вещи легкомысленное настроение Леонида.
– Ну и последнее, – вернулась к своим быкам Таис. – Так же, как и у нас, есть у вавилонцев «остров блаженных», – она опустила глаза, – он называется Дильмун. Люди там живут вечно, не испытывая никаких неудобств. А находится он посреди «Нижнего моря» (Персидский залив) и правит там бог мудрости Энки. Не всегда боги бывали довольны людьми; гневаясь, они насылали на них беды – засуху, саранчу, чуму. Самым страшным наказанием оказался потоп, о котором таинственным голосом был предупрежден один-единственный праведник – царь Зиусурда, построивший подобно нашему Девкалиону корабль и спасший свою семью и других людей. – Таис закончила и улыбнулась.
– Как много схожего в нашей религии в верованиях вавилонцев и египтян. Как много, оказывается, в нас общего, – задумчиво произнес Александр.
– А теперь, кто же слушал внимательней всех? Мой вопрос: Как звали вавилонского Девкалиона?
– Зи-ус-ур-да, – громко и внятно сказал Арридей, сводный брат Александра.
Александр рассмеялся, отдал ему перстень и довольно потрепал по плечу. «Вот тебе и слабоумный», – шепнул на ухо Пармениону Филота.
– А есть ли у вавилонцев хорошая литература? Сравнимая с Гомером? – спросил Александр.
– Есть. Самая знаменитая книга называется «О все видавшем», – ответила Таис.
– Интересное название, но есть в нем что-то… печальное. О чем там речь?
– Я сама не знаю толком. Царь Гильгамеш – герой – превращается из тирана в мудреца…
– Обычно случается наоборот, – усмехнулся Александр.
– …в процессе попытки найти бессмертие и изгнать зло из мира, – продолжила афинянка.
– Да-да, похвальная попытка… Любопытно! Надо приказать перевести на греческий.
Ночью, после окончания симпосиона, лежа в постели с Таис, Александр задумчиво заметил:
– Прометей сделал людей из земли, праха, а по египетской религии Осирис сделал их вообще из слез. Это так о многом говорит. – Но потом бодро продолжил: – А ты стала бы подниматься по бесконечной лестнице в небо на любовное свидание к божеству?
– К тебе – да, мой божественный.
– А к другому? К божеству? К Мардуку? – не унимался Александр.
– Нет других.
В декабре 331 года расхолодившаяся от обилия досуга и развлечений армия покинула Вавилон. Люди не только разленились, но и устали: от безделья утомляешься сильней, чем от дела. Поэтому, чтобы привести солдат в должное состояние, Александр по дороге в Сузы провел игры. Солдаты состязались в различных видах спорта и в военных дисциплинах. То рвение и одержимость, с которыми атлеты добывали венки почета для своих подразделений, лишний раз убедили Таис в том, что в бородатых, бывалых, закаленных мужчинах гораздо больше мальчишеского, чем можно ожидать. Видимо, мальчики не взрослеют, а становятся только старше. Самый главный мальчик сидел на возвышении перед «полем сражения», закусив губу и сжав кулаки, отчаянно болея за своих орлов и едва сдерживая желание выступить самому и показать всем, кто тут первый чемпион.
А что было потом! Александр объявил на собрании армии о том, чтобы солдаты сами предложили кандидатуры для награждения за доблесть и подвиги. Какие страсти тут разгорелись! Это было ново: обычно такие вопросы принимались командным составом, но никак не рядовыми солдатами в открытом голосовании. Каково же было их восхищение, когда восемь выбранных героев были награждены не только подарками и венками, но и командованием тысячей бойцов. Согласно традиции командные посты занимали выходцы из рядов аристократии, для простых солдат возможности выслужиться были весьма ограниченными. Александр решил, что не родовитость, а заслуги и личное мужество являются основанием для получения высоких должностей. Это походило на взаимное признание в любви.
Сузы, административная столица персидской державы [27]27
В Персидской державе было три столицы: Сузы, Персеполь и Пасаргады.
[Закрыть]и бывшая столица древнего Элама, ждали Александра. В их сокровищнице Александр нашел чудовищную сумму в 40 тысяч серебряных талантов и 9 тысяч золотых дариков, а также несметное богатство в виде драгоценных камней. Массивные бруски золота и серебра, веками погребенные за толстыми стенами казнохранилища, по приказу Александра переплавлялись в звонкую монету в таких количествах, что стирались штампы. Александр знал, что пущенные в оборот деньги оживят торговлю и ремесла. Действительно, через короткое время греческие и малоазиатские купцы наводнили своими товарами Персию. Развитию торговых, а значит, и человеческих контактов способствовала царская дорога из Суз в Сарды, протяженностью в 3000 километров. Это было лучшее, самое быстрое средство коммуникации того времени. В конце дневного перехода путники могли переночевать и поменять лошадей на специальных постоялых дворах. Благодаря курьерской службе письмо из Сард в Малой Азии в Сузы, в самом центре Персии, доходило за семь дней, а спокойное удобное путешествие занимало около трех месяцев.
По замыслу Александра, проникновение не только армии, но и простых эллинов в Азию, их контакты с местным населением, пусть поначалу только торговые и деловые, должны были ослабить недоверие и неприязнь двух народов друг к другу. Александр понимал, что преодолеть взаимную вековую ненависть эллинов к варварам будет очень сложно, ведь ненависть – чувство сильное, легковоспламеняемое и неуправляемое. В последние двести лет персидское золото финансировало войны эллинов друг против друга, работало на вражду. Сейчас же, перейдя в руки Александра, оно должно будет поработать на благородные цели, на объединение эллинов, а потом и на объединение эллинов с варварами. Александр понимал, что его идея необычна, более того, абсурдна для всех. Ведь даже Аристотель, не говоря о рядовых людях, считал, что эллинская нация по своей природе превосходит восточные народы и имеет полное право угнетать их.
В Элладе господствовало мнение, что азиатские народы хоть и одарены способностями, но лишены мужества, поэтому не в силах повелевать, и могут быть лишь рабами. Северные народы полны мужества, но не способны к умственной деятельности, к искусствам. Греки же, находясь как бы между этими двумя крайностями, наделены лучшими качествами тех и других – умом, талантами, мужеством – и потому способны быть свободными и обладать развитой государственностью. Персы-варвары были для эллинов такими же людьми второго сорта, как эллины для персов. Представление о том, что греки и персы – исконные враги, крепко сидело в головах людей. А пока существует понятие «врага», люди будут вести войны. Идеи Александра о равенстве людей, о том, что о людях надо судить не по национальности, а по достоинствам, по человеческим качествам, не могли встретить поддержки у его окружения. К ним надо было приучать постепенно, продуманно и на личном примере. Отсюда показательно-уважительное отношение Александра к персам, которые оказали ему поддержку и услуги, интерес к их культуре, почтение к религии и порядкам.
В Сузах Александр подарил Пармениону роскошный дворец Багоя – могущественного евнуха, приведшего Дария к власти. Из всей обстановки дворца Александр оставил себе ларец, куда решил переложить дорогие его сердцу вещи, в том числе список «Илиады» – подарок Аристотеля. Этот ларец Александр хранил под подушкой вместе с кинжалом, который, как показали дальнейшие события, оказался там не лишним.
Как-то Таис спросила разрешения Александра, занятого в соседней комнате, посмотреть содержимое нового ларчика. «Да-да, конечно», – рассеянно ответил тот. Удобно усевшись на кровати, Таис открыла ларец, но достала не свиток «Илиады», а бережно перевязанный ленточкой черный кудрявый локон – свой локон! Она вспоминала то время, когда лишилась его. Еще во Фригии, весной 333-го, почти три года назад. Они играли в фанты, и Александру выпало отрезать клок волос фанту, которым оказалась Таис. Она умоляла не резать коротко, не уродовать ее. Все смеялись, когда Александр коварно выбрал самое видное место – надо лбом, грозясь, что остриженная, она будет похожа на рабыню. Они играли друг с другом в притворные страсти. На самом деле ей не жалко было своих волос, своей красоты для него; тогда каждое прикосновение его было для нее мироположением. И вот она держит свой черный локон! Ей пришлось хлопком зажать рот, когда она извлекла еще одну вещь, принадлежавшую некогда ей. Это была маленькая оригинальная фигурка: с одной стороны голова Таис, с другой – кошки. Гениальная шутка Динона подчеркивала их сходство. Таис обожала эту вещичку и очень сожалела, когда она потерялась. Оказывается, она три с половиной года лежала у Александра под подушкой… Вот это да!
На все эти открытия ушло, может быть, полминуты, в течение которых до Александра дошел смысл ее вопроса и осознание последствий своего ответа.
– Таис, нет! – закричал он, откинул портьеру и увидел перепуганную Таис, быстро захлопывающую шкатулку. Она сунула ее под подушку, сложила руки на коленях и принялась внимательно разглядывать обитые пурпурным шелком стены комнаты. По ее виноватому лицу Александр понял, что она успела узнать все его секреты. А она поняла, что он догадался об этом по редкому и потому приводящему ее в восторг выражению смущения и растерянности, которое она видела у царя всего-то пару раз. Он молча исчез за шторой.
Они никогда не возвращались к этому эпизоду, и Таис забыла о нем волевым усилием. Конечно, был соблазн подумать над тайным, ставшим явным, но она решила, что это неприлично, так же как читать чужие письма и подслушивать чужие разговоры.
Когда Александр через две минуты вернулся и сказал, что отправит в Афины вывезенные оттуда еще Ксерксом знаменитые статуи тираноубийц Гармодия и Аристогейтона, Таис с улыбкой ответила: «Конечно, замечательная мысль. Надеюсь, у моих соотечественников хватит благородства оценить ее».
