Текст книги "Семь цветов страсти"
Автор книги: Ольга Арсеньева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)
– Да, он мой давний знакомый и оператор самой лучшей ленты. С другим не встречалась, только слышала имя. По-видимому, речь пойдет о каких-то контрактах.
Но вот они появились в гостиной, светски раскланиваясь и шумно восхищаясь «имением», и у Дикси сжалось горло, а сердце, почуяв неладное, заметалось, подобно попавшему в западню зверьку. После короткой официальной части Сол намекнул, что хотел бы поговорить с «баронессой» наедине. Дикси отвела его в комнату Клавдии, где все сияло после кропотливой реставрации.
– Декорации отменные, отменные… Я бы снял в них что-нибудь романтическое. Мюзикл в стиле «Шербурских зонтиков» или «Звуков музыки».
– Сол, сегодня двадцать девятое октября. Ты приехал поставить точку в этой истории? – прямо спросила Дикси, надеясь еще на спасение.
– Мне очень бы хотелось, чтобы вышло именно так. Поэтому я здесь. Но Хоган играет за другую команду… Я действительно вышел из игры, Дикси. И они поклялись мне, что оставили тебя в покое… Это была неправда. – Сол внимательно изучал свои ладони, стараясь выложить все самое страшное. – Здесь работали другие люди. У них есть все про вас с Артемьевым…
Дикси закрыла глаза, не желая верить услышанному и думая лишь о том, что лучше бы ей вовсе не рождаться на свет. Сол тронул ее плечо.
– Если Артемьев серьезно любит тебя, он простит… Они, то есть «фирма», хотят завершить все прощением. Триумф победившей Великой любви. Но для этого они решили хорошенько испытать вас на прочность – сразить твоего музыканта неопровержимыми фактами. Шеф, судя, конечно, по себе, решил, что Артемьев – авантюрист, торопящийся заграбастать тебя, а в придачу – весь Вальдбрунн…
Дикси не слушала. Теперь, когда это случилось – компромисс, заключенный с совестью, все же всплыл на свет, грозя уничтожить расцветшее счастье, – она поняла, что давно ждала беды. Считала дни, вздрагивая от каждого телефонного звонка. Жестокие кредиторы явились к должнице в последние часы истекающего срока. Она без сил опустилась на диван.
– Я должна была рассказать ему все… Боже, почему ложь вырастает на самом гиблом месте!.. Я вывернула наизнанку всю свою душу – всю… Пропустила только историю с этим проклятым контрактом…
– Давай, детка, еще не поздно. Умоляю, чем скорее ты сделаешь это, тем лучше… Ведь Хоган может опередить тебя… – Сол встряхнул Дикси за плечи. – Смелее, действуй, я позову сюда Майкла. Только не надо бояться – он сильно любит тебя и сумеет понять.
Ожидание показалось Дикси вечностью. Она застыла с закрытыми глазами, моля прощения у кого-то всезнающего. Верующей она так и не стала, но все же обращалась к Нему: «Прости и помилуй меня, Господи… Прости и оставь его мне…»
– Я видел пленки, Дикси. – Майкл неслышно вошел и сел в кресло у окна – напротив нее, но не рядом – раздавленный, униженный, чужой. – Хоган рассказал мне о твоем контракте.
– Это единственное, что я скрыла от тебя. У меня не хватило мужества говорить о том, что стало для меня невозможным, отвратительным, гадким… Завтра конец… У меня были трудные времена, и я полагала, что не делаю ничего плохого. Позволила снимать за деньги то, что и так делала для порностудии… Мы развлекались с Чаком…
– Я видел пленки про нас.
– Они поклялись, что отменили слежку!
– Я должен поверить, что тебя убедили мерзавцы?
– Они представили доказательства, убрали Сола… Да, я поверила. Мне так хотелось в это верить…
– Бедная, наивная, обманутая девочка… А знаешь, что шептал мне этот тип с толстыми ляжками? Что ты специально продала «фирме» нашу историю, разыграв страстную любовь. За рекламу, так необходимую в твоей профессии. И в надежде на то, что я навсегда покину эти места, оставив тебе Вальдбрунн…
– Майкл! Гадость, гадость – это же мерзко! Ты поверил?
– Нет. Конечно, нет – ведь я еще жив. Поверив, я бы умер на месте – от разрыва сердца или отравления души…
Дикси все еще сжимала ладони, сомкнутые для молитвы. Но уже не обращалась к Всевышнему. Центром Вселенной для нее сейчас был Майкл. Дикси понимала, что должна рухнуть перед ним на колени, умолять простить ее, выпрашивать жалость и хоть какое-то сострадание. Но не могла шелохнуться.
– Что теперь будет? – прошептала она одними губами.
– Не знаю. Все изменилось, Дикси… Одна фальшивая нота может испортить прекрасную музыку. Здесь целая какофония… Глумливые «петухи», разрушившие гармонию.
Майкл не обвинял. Дикси физически ощущала боль, превозмогая которую, он говорил с ней.
– Я не считаю себя фотогеничным. Особенно без брюк и со скрипкой. Это трудно забыть, Дикси. Даже если поверить, что сенсационный фильм не появится в кинотеатрах… Ты выглядела очень убедительно… Я бы отдал тебе приз за лучшую женскую роль. Подвенечное платье, свечи, горящие фанатическим блеском глаза… И в постели…
– Это тоже у них есть?
– Все. У них есть абсолютно все.
– Мы расстаемся? – Дикси удивилась, что смогла выговорить эти слова.
– Выходит, так. – Он вышел, засунув руки в карманы и что-то насвистывая. Дикси не узнала мелодию. Как жестоко иногда мстит судьба за самую малость, пустяк! Дикси еще могла бы что-то изменить, если бы тогда, давным-давно, внимательней относилась к урокам музыки. Майкл насвистывал «Реквием».
В комнату ворвался Сол и сделал то, что должна была сделать перед Майклом Дикси, – рухнул перед ней на колени.
– Детка, детка, его нельзя упускать! Он заперся у себя в комнате. Такой способен на все! – Сол сжимал ее бессильно лежащие на коленях руки. – Нужен шок. Поверь мне: клин клином вышибают. Ну встряхнись же! Это твой единственный шанс! Постой на башне, просто сделай вид, что решила покончить счеты с жизнью… И подожди, я приведу его, и он вынесет тебя на руках!
– Нет, Сол. Это уже было. Такое не повторяется. Башня отыграла свое. Я уезжаю.
Это решение пришло к Дикси внезапно. Ее охватило острое желание нестись в автомобиле по темной дороге неведомо куда. Куда глаза глядят. Подальше от всего, в чем обманула ее жизнь.
– Эх, ты совсем расклеилась! – Сол до боли сжал ее руку и строго сказал: – Через пять минут стой наверху. Жди!
Через минуту Сол ломился в комнату Майкла.
– Господин Артемьев, умоляю, выслушайте. Я виновник этой затеи с контрактом. Но меня провели. Нас всех подставили.
Артемьев распахнул дверь, не пропуская гостя в комнату.
– Клянусь своей жизнью, Дикси была уверена, что слежка отменена, что вы в безопасности! Она любит вас, Майкл… Я так боюсь за нее. Она поднялась на башню… – Сол понял, что плачет, заметив холод в глазах Майкла. Оглядев комнату, Артемьев быстро подхватил скрипку и рванулся к двери.
– С дороги! Теперь моя сольная партия… Хотя я предпочел бы дуэт.
Сол замер, лихорадочно соображая: кажется, может сложиться отличный финал. Скрипач застанет на Башне Дикси и поспешит предотвратить трагедию. Только бы Руффо не задержал Дикси. Сол поспешил в ее комнату и оторопел: бледная как изваяние, она все так же сидела на диване.
– Скорее, Дикси, скорее к нему – на башню! Ты же должна была быть там! Дикси, это не игра! Майкл может решиться на самое страшное…
– Оставь. Я знаю, что мне делать. Хоган сказал, что Майкл плюнул в экран, когда там была наша ночь… И проклял меня, Сол…
– Идиотка! Руффо – сатана! Он задумал убить вас. Господи, как это ты раньше не поняла!.. «Хеппи-энд» – ха-ха-ха!.. Да они жаждут крови, вашей крови, детка! – с радостью умалишенного сообщил Сол и захохотал. Его истерический хохот, прерываемый всхлипами, сопровождал путь Дикси на Белую башню.
– Жив, Господи, жив! – прошептала она, услышав, как с высоты падают в темный колодец пронзительно печальные звуки.
Наверху стемнело. Лишь к западу небосвод еще сквозил прозрачной синевой. Там, на фоне этой помеченной бледными звездами синевы, возвышался Майкл, прижавшись спиной к каменному столбу. Он играл «Реквием» – реквием умершей Любви. Тема Моцарта, переплетенная с «Прогулками над ночным садом»! Он насвистывал ее, когда покидал комнату Клавдии, а значит – избрал смерть.
Белая рубаха, вздувшаяся парусом, распахнута на груди. И во всем – в последних отблесках ушедшего дня, в сгорбленном, болезненно ломком силуэте, отбрасывающем острый локоть, в срывающемся на хрип плаче струн – прощание, угасание, конец.
Дикси замерла, боясь вспугнуть возвышающегося над пропастью скрипача. Майкл опустил смычок и, заглянув вниз, отшатнулся. Затем осторожно сделал два шага по металлическому парапету, прижав к груди правой рукой скрипку, а левой придерживаясь за каменный столб. Еще шаг – пальцы едва касаются камня, поддерживая зыбкое равновесие. Крик ужаса застыл в горле Дикси.
Майкл выпрямился, вздохнул полной грудью, откинув назад подхваченные ветром волосы.
– Микки… – шепнула Дикси, выступая из темноты.
Он обернулся, глаза вспыхнули мгновенным восторгом, сумасшедшей радостью.
– Дикси!..
– Возьми меня с собой, любимый… – Она вспрыгнула на парапет и обняла сотрясаемые крупной дрожью плечи.
Не выпуская скрипку, он сомкнул руки за ее спиной. Прижавшись друг к другу, они чудом сохраняли равновесие. Бедром Дикси ощущала холодный камень столба, дававшего опору.
– Дикси! – выдохнул Майкл страшную боль, раздиравшую душу. – Как хорошо!
– Все позади, мой единственный, мой отважный, сумасшедший Микки! Как радостно манят нас твои «Прогулки»! – лихорадочно шептала она в его щеку, ликуя, что прощена. Ее ладонь, лежащая на камне, еще удерживала жизнь.
– Мы улетим, Дикси. Мы спасемся. Мы будем вместе всегда…
Приникнув к его зовущим губам, Дикси отпустила опору… Мгновение невесомости – замершая в блаженстве вечность. Вечность нескончаемого поцелуя… Навеки обнявшись, они понеслись в лунную ночь, и все оркестры мира грянули небывалое, убийственное крещендо…
Эпилог
Стол для гостей в большой гостиной уже накрыт, но хрустальную ладью, наполненную цветами, Рудольф хотел поставить сам: такой день! Грустный, благословенно-радостный день!
Вот и тараторят все без умолку. Всего-то четыре человека, а шуму, как в опере, когда выходит на сцену целый хор и каждый поет про свое. Но здесь в основном поздравления. Больше всех говорит крепкий красивый блондин, наверно, из киношных. Немолод, и волосы, конечно, подкрашены – так и отливают золотом. Маленький еврей, похожий на обезьянку, помалкивает, опуская печальные, умные глаза… Мадам Дикси – совсем как девчонка: держит хозяина за руку, заглядывает ему в лицо, а сама аж светится, словно Вифлеемскую звезду увидела. Барон больше молчит и почти ничего не ест. Напрасно кухарка старалась, готовя неведомый «борщ» по русской кулинарной книге. Ну, ничего, окрепнет – только что из больницы, четвертая операция. Теперь врачи обещают, что рука будет двигаться. Только вот играть Маэстро не сможет никогда. Говорят, все пальцы словно мясорубкой раздробило – ведь он так и не разжал их, не выпустил свою скрипку… А там струны-то словно лезвия… Вот профессор венский, очень знаменитый, по кусочкам все и собирал.
Рудольф поставил вазу с крокусами прямо у прибора Барона Артемьева. Так он сам себя назвал, да не в шутку – всерьез. «Безумный барон» – это вроде из какой-то пьесы или кино.
– Смотри, смотри, Дикси, те самые цветы! – обрадовался Барон тугим лиловым бутонам. – Значит, мы все-таки победили!
– Я подумал уже тогда, в конце октября, что через месяц надо ждать помолвки. И уж раз хозяин пожелал к празднику крокусы – так тому и быть. В марте-то они сами вылезут, а эти я специально в теплице прогревал, к этому дню торопил, – объяснил Рудольф. – И получилось у старика – вышло. Весна в ноябре!
– Еще как здорово вышло! Спасибо, милый сообразительный Рудольф – наш добрый волшебник. – Дикси со слезами обняла старика. – Ведь это как раз то, что мы ждали к нашему дню.
– Тогда надо выпить за жениха и невесту и пожелать им всего наилучшего! – поднял бокал Соломон и опустил глаза. Он подумал, что хорошего, в общем-то, ждать неоткуда – ведь Майкл никогда не сможет играть. А Дикси не станет матерью. Это же надо – свалиться с башни с трехмесячным малышом в пузе! Забирая ее из клиники, Микки сказал: «В ту ночь мы убили нашу маленькую Клавдию». И ни слова о том, что похоронил в себе скрипача.
«Все-таки крепкие мужики, эти русские», – подумал Сол, с интересом приглядываясь к Барону. Его неудержимо тянуло взяться за камеру. То, что светилось в глазах изувеченного музыканта, хотелось запечатлеть на пленку. Восторг, нежность и что-то еще, необъяснимое, отличающее иконопись. А длиннопалая рука касалась цветов так, словно извлекала звуки, – ласково и вопрошающе.
– Вы мудрый человек, Рудольф. Я рад иметь такого друга. – Посмотрев на собравшихся за столом, Майкл смущенно объяснил: – Он понял, как важны в нашей жизни высокие, чистые ноты. Эти маленькие колокольчики окрасили нашу историю в мажорные тона, они превратили ее в музыку. Наверно, Дикси любит их за настойчивость и мужество. Ведь они пробивают своими нежными головками снежный наст в самом начале весны – веселые, радостные, вопя от счастья: жизнь продолжается! – заметил Майкл.
– По-моему, эти цветы избрал ты, решив приурочить к их появлению свадьбу. Предлагаю после бракосочетания заменить в гербе Вальдбрунна лютики крокусами. Раз уж так все сложилось. – Дикси метнула взгляд на Сола, не ведая о судьбе завещанной ему тетради.
Алан Герт ничего не понял из многозначительной беседы, уловив лишь оптимистическое утверждение Барона.
– Да, Майкл, жизнь продолжается! Мы победили и еще здорово отыграемся… – Он с аппетитом проглотил последний пельмень и промокнул салфеткой губы. – Только сдается мне, во всей этой истории что-то есть… Что-то этакое. – Он неопределенно покрутил рукой у виска, означая, видимо, некую выходящую за рамки разумного загадочность. – Дикси и Сол знают, я далеко не мистик и презираю все эти «тонкие материи». Но кое-что, для протокола, как говорят, рассказать должен.
– Погоди, Ал! Мы готовы слушать тебя хоть до глубокой ночи, но Рудольфа беспокоит завершение трапезы. В малой столовой накрыт десерт в сопровождении тончайших вин из наших погребов. – Дикси подмигнула гостям, предлагая переместиться в соседнюю комнату. – Нелегко все же быть баронессой – сплошные церемонии!
– Все-таки дворец – это дворец! Не знаю уж, в чем тут штука, а как ни строй декорации, как ни ставь свет – такого эффекта не получится, – с завистью заметил Сол. – Отблески солнца в хрустале и бледный огонь в камине – невероятно, несовместимо, но создает настроение! А эти старые бутылки и нежненькие, едва народившиеся цветочки так и просятся в объектив… Может, я стал слишком сентиментальным. Так всегда получается, когда чересчур много знаешь о жизни, – начинаешь любить всякую беззащитную мелкоту – букашек, убегающие солнечные зайчики, распустившиеся на один день колокольчики…
– Погоди, Сол! Ты помнишь «Берег мечты»? Ага, старина, помнишь! Я тоже. И не собираюсь забывать, будь Дикси хоть трижды помолвлена – это ведь искусство, к тому же – классика. – Алан с удовольствием закурил, расположившись в кресле у балкона. – Веселые были деньки, и Умберто – гений! Но я помню, как ни странно, еще кое-что… Был у нас переводчик-индус – длинный такой, оливковый…
– Господин Лакшми – деликатный, в белой чалме! – напомнила Дикси, сидящая на диване бок о бок с Майклом.
– Да, точно, Лакшми. Однажды он отвел нас к некоей слепой ведьме, которая якобы умела колдовать. Ну, предсказывать будущее и прочее… Шарлатанка, естественно, грязнуля и сразу за долларами тянется. Слепая, а десятку от единицы запросто отличает…
– Мне она гадать вовсе не стала, оттолкнула руку и деньги вернула! Зачем аферистке деньги возвращать? Наплела бы, что в голову придет… – возразила Дикси.
– В том-то и дело! Она хотела этим жестом заинтересовать нас и выудить побольше… Я, как ты помнишь, в сопровождении Лакшми вернулся к ней… – Герт задумчиво дегустировал вино. – Редкий букет. Хотя я предпочел бы что-нибудь посерьезнее.
Соломон скомкал салфетку и пересел к камину.
– Простите, у меня что-то нога ноет – это все от тех пчел, что мне посоветовала баронесса. Да еще от Герта… И где ты научился, Ал, туману напускать? Давай короче, ведь самое интересное еще впереди, а ты вспоминаешь доисторическое прошлое…
– Так вот, недавно я встретил этого Лакшми снова. И не узнал – маленький старикашка, весь в каких-то амулетах. Он консультировал картину «Проклятие богов» как главный мистик и знаток ритуалов. Подходит ко мне и говорит: «Я много думаю о вас, господин Герт, и о той юной леди. О том дне, когда мы посетили слепую Гуаре…» Представляете, излагает, будто не прошло пятнадцати лет! Она, говорит, давно ушла в обитель теней и сокровенных тайн, оставив мне свои книги… Кажется, старик собирался прочесть курс лекций, но я сослался на срочные дела, раздумывая, сколько заплатить доходяге за отличную память.
«Мне не нужны деньги и даже ваша симпатия, – остановил меня старик. – Но я не могу умереть спокойно, пока не расскажу правду. Я переводил тогда откровения Гуаре и не был достаточно честен. Вы смеялись над колдуньей, и я боялся за вас. И еще – я не мог тогда правильно толковать ее речи… Мудрость избегает скептика».
– Да, ведь старуха почти угадала тогда, что мы поженимся с тобой, Ал. Ведь это и в самом деле едва не произошло. До сих пор не понимаю, почему я сбежала от тебя, – все происходило как во сне. Словно кто-то дирижировал мной…
Сол хмыкнул и объяснил Майклу:
– Дикси была влюблена в вас до безумия, хотя просто не знала, что это за вещь и с чем ее едят.
– Ты получил мой пакет?! Чего же молчал, Сол? – обрадовалась Дикси.
– Твоя тетрадь принадлежит теперь господину Артемьеву. Все написанное в ней касается твоего будущего мужа больше, чем любого другого человека на свете.
– Ну что за базар, господа! Вы не даете мне перейти к главному, – пресек посторонние разговоры Ал и продолжил: – Старик индус смотрел на меня, как провинившийся школьник. «Я тогда сказал, господин Герт, что Гуаре пророчила вам жениться на юной леди… Мне хотелось сделать вам приятное – вы были такой хорошей парой…» – Герт поперхнулся. – О'кей! Пропускаю воспоминания о наших отношениях с Дикси столетней давности… Так вот, этот дряхлый звездочет прошептал, глядя мне в глаза, будто прочил конец света: «Гуаре сказала о вас: их сведут узы жизни и смерти. И ничего более…» А потом индус спросил: «Что стряслось с той юной леди?» – «Насколько я знаю, ничего особенного». – Старик с облегчением вздохнул: «Ведь слепая Гуаре неспроста отказалась гадать девушке. Она вернула ей деньги. И сказала: «Мне не дано знать, какой путь изберет будущее. Черная карма и Белая башня решат между собой все. Но это будет нелегкая борьба».
Ал замолк, обводя глазами присутствующих. Все молчали, не зная, как отнестись к странному рассказу Герта.
– И ты, конечно, сразу смекнул, в чем дело? – насмешливо поинтересовался Сол.
– Ах, я вообще ни черта не понял! Наскоро распрощался со стариком и выбросил из головы всю эту дребедень… Но вот в октябре прошлого года я узнал, что в поместье Дикси возвышается эта чертова Вайстурм! Я треснул себя ладонью по лбу и даже перекрестился. Если честно, я немного струхнул…
– Ал, у тебя получилась новелла из жизни «славного ковбоя и выдающегося мыслителя Алана Герта». Речь, насколько я понимаю, идет совсем о другом… – тихо, но настойчиво вклинился Сол.
– Тогда рассказывай сам – новеллу о «героическом и мудром иудее Соломоне Барсаке».
– Увы, я недостаточно красноречив. И от природы скромен. Передаю микрофон тебе, Герт. Только переходи сразу к делу.
– Мне кажется, я знаю, что должен сейчас услышать. Я даже уверен, что слышал эту историю тысячу раз, рассказанную голосом Дикси над моей больничной кроватью, затем невразумительным английским Рудольфа. Потом мне все очень красочно пересказала Труда, особенно про мою руку и госпожу Девизо. Я также слышал по радио о процессе над неким господином Хоганом, застрелившим режиссера Тино в ответ на оскорбление его личности. И еще я читал о случившейся здесь истории в парижском журнале и даже видел свое фото. Правда, узнать ни того ни другого не мог – ни истории, ни себя! – Майкл положил на колени Дикси свою забинтованную руку, и она покачивала ее, как ребенка. – И вот наступил торжественный момент – господин Герт прибыл прямо из Лос-Анджелеса, а Соломон Барсак – из Рима, чтобы рассказать нам всю невероятную правду. Прошу вас, друзья, не торопитесь и постарайтесь быть как можно красноречивее. Нам с Дикси доставляет огромное удовольствие чудесная притча о воскрешении. Алан глубоко вздохнул, сосредоточиваясь, и приступил к рассказу:
– Конец октября. Я ушел из киномира и с головой погрузился в свой маленький автомобильный бизнес. Невеста бросила меня, великие идеи разбежались. Детишки из местного приюта, куда я регулярно вносил пожертвования, подарили мне ко дню рождения надувную куклу. Нет, не из секс-шопа. Настоящую Красную Шапочку!
Звонок Барсака чуть не сбил меня с ног! Пьян, как свинья, подумал я. «Руффо – сатана! Шеф – преступник! – кричал Сол. – Эта банда жаждет крови. Им требуется два трупа, два!» Понадобилось минут двадцать, чтобы понять, что за контракт заключила с некоей «фирмой» Дикси и каков замысел финала. «Вот сволочи! – взвился я. – На «Оскаров» тянут, бессмертие в истории кино им понадобилось… Мразь, подонки!» Мы изощрялись с Соломоном в ругательствах, а время не ждало – я-то сидел в Лос-Анджелесе, а в австрийский Вальдбрунн уже отправился из Рима этот монстр-извращенец Хоган… Но Алан Герт на трюковых съемках собаку съел, как и на «психологии», между прочим. – Он с вызовом посмотрел на Дикси. – Живо все прикинул – возможное развитие действия, длительность диалогов и время на дорогу, сборы «команды». И понял: поспею лишь к финалу, а если эти стервецы сработают чисто, подстелю героям «соломку» – ведь снимаются они без дублеров… Сказал Солу: двигай, старик, в поместье и действуй по их сценарию. Нигде не отклоняйся, чтобы не спугнуть злодеев. Они ведь ради «высокого искусства» на все пойдут. А сам ты вряд ли сумеешь уладить дело. Не проявляй инициативы, но потяни время. Раньше 23.00 чтобы ни души на башне не было…
– Я не сразу понял из разговора с Шефом, что они хотят получить «второй дубль», то есть осуществить провалившуюся идею с самоубийством… Далась им эта башня! – Сол задумчиво изучал рисунок на скатерти. – Но когда сопоставил факты – срочный выезд операторов и Хогана, неожиданная «откровенность» Зазы со мной, то понял – своей хитрой жопой допер – меня используют в качестве «подсадки», чтобы спровоцировать здесь кровавую бойню. Ни времени, ни идей у меня не было. Не звонить же в полицию – заберут в дурдом, а пока разберутся, будет уже поздно. Я целиком доверился Алу… Да у меня и выбора не было, – я лишь тянул и тянул, стараясь выиграть время и предотвратить катастрофу. Но Хоган действовал быстрее. После того, как он предъявил Майклу компромат, сюжет развивался по закону цепной реакции… Я лишь успел дать распоряжение дворецкому тайком пропустить машину с помощниками Ала. Пришлось поклясться на иконе Божьей Матери, что действую в интересах хозяев. Не знаю, почему старик поверил мне…
– Ах, вот действительно была нервотрепка! – спохватился Ал. – Все в этот день опаздывало – самолеты, поезда, часы… Когда я с тремя каскадерами из моей бывшей группы и с нашей страховочной сеткой подрулил к поместью, пробило 11 часов!.. Боже! Я, кажется, набил морду придирчивому охраннику и еще приложил одного крепенького паренька, дежурившего с камерой прямо под башней. А на башне! Красота-то какая! Стоят двое в обнимку и ни за что не держатся – только друг за дружку. А сзади поднимается огромная луна, окутывая парочку бледным загадочным сиянием… Ну прямо сцена на кладбище из «Жизели»… Только еще хуже. У парня в руке что-то зажато, пригляделся – скрипка! Отлично, думаю, может, еще играть будет. Ан нет, опоздали, никаких музицирований. Едва мои ребята сетку растянуть успели – вспорхнули голубки. И камнем – в наш сачок. Только струны взвизгнули…
Дикси сжала ладонями виски и, алебастрово побледнев, откинулась на спинку кресла.
– Прекрати, Герт! Что за изуверские шутки – ты же не из компании Руффо! – Соломон подскочил к Дикси и протянул ей бокал вина. – Один глоток, детка!
Майкл смотрел прямо перед собой пустыми, остановившимися глазами. Сол встряхнул его за плечи.
– Без паники, господин Артемьев! Здесь в любом парке мальчишки на «тарзанке» с башен прыгают и еще платят за удовольствие… Вы-то в Пратере тогда здорово порезвились!
Михаил глубоко вздохнул, возвращаясь к реальности, и улыбнулся.
– На пратерских аттракционах было очень страшно… Я словно несся в пропасть очертя голову, боясь не дотянуться, не догнать Дикси… А на башне – блаженно… – Он наклонился к Дикси, коснувшись ее щеки губами.
– Я никогда не забуду тот поцелуй наверху, на последней точке… Ни пленка, ни холст, ни слова не способны передать это. Они бессильны уловить запредельное, как человеческое ухо – ультразвук. – Смутившись, Дикси умолкла.
– Как раз этого и добивались «фирмачи» – вырваться в запредел. Они задумали вывернуть потроха наизнанку, препарировать душу и заснять, как этот механизм работает! Только не дарованными им средствами – не «великой силой искусства», нет! – скальпелем патологоанатома. Мерзавцы! – Сол в сердцах саданул кулаком по столу. Задребезжало серебро, всплеснулись в бокалах винные бури. – Они промахнулись… Мне удалось проникнуть в тайники «фирмы» и уничтожить их проклятый архив. Пусть теперь охотятся на старика Соломона – не очень-то перспективное занятие. В художественном смысле! – Он хрипло, невесело засмеялся.
– И кто тебя просил?! – возмутился Ал. – Архив мог стать неопровержимой уликой в судебном процессе. Теперь Хоган, отделавшись от Шефа, постарается выйти из воды сухим. Ничего, скоро этот хамелеон проглотит свой язык! – Ал победно сверкнул глазами. – Немедля запускаю новый фильм – «Полет над лунным садом». Дикси в главной роли. Господин Артемьев – консультант. Ты, Сол, – действующее лицо и оператор. Симбиоз документа, психологического разбирательства и трагедии. Да и финал у меня снят – натуральный, без дублеров! Это же настоящая «пуля»… Ну, конечно, без страховочной сетки…
– Ал… Я, наверно, не поняла? Ты хочешь подхватить идею «фирмы», доснять их «сценарий»?! Ты и вправду полагаешь, что смерть и любовь неразлучны? – Дикси недоуменно озиралась, ища сочувствия у присутствующих.
Майкл обнял ее.
– Он ошибается, девочка. Он просто слишком жизнелюбив, поэтому и заигрывает со смертью. Здоровая полнокровность… это, это… Эх, жаль, я бы смог сыграть свою мысль! – Майкл с трудом поднял забинтованную руку. – Я хотел сказать, что очень здоровое, биологически полноценное тело подобно скафандру. Оно предохраняет душу от воздействия таких тонких материй, как музыка, сочувствие, милосердие, умиление… Ты сказала, Дикси, что искусство не в силах передать запредельное. Музыка может… Моя погибшая скрипка – могла! Теперь за нее сыграет Саша – сын стал великолепным пианистом!
– Да, да, да! – бурно поддержал Майкла Алан. – Это очень важно – сразу же задать высокий тон! Я плакал, слушая ваши пьесы, и особенно эти «Прогулки». Что-то открылось для меня… что-то важное… – Он в растерянности посмотрел на Дикси. – А знаешь, девочка, ты фантастически права! Фантастически! – Ал взлохматил жесткие вихры. – Понял, понял! Я наконец все понял! Не «Полет», а именно «Прогулки»! С беспечной радостью и насмешкой над беззубой старухой с косой. Именно так, как написал свою музыку Майкл!
Дикси встала и, подойдя к нему сзади, положила ему руки на плечи.
– Ты и впрямь «интеллектуальный ковбой», Ал! Просто гениальный малый. Послушайте. – Поцеловав его в макушку, Дикси обратилась к мужчинам: – В нашем фильме будет звучать музыка Микки. И вообще все будет, как было: с верным Соломоном, с отважным «ковбоем» Алом, поспевшим как раз вовремя, и с его спасительной сеткой! Под прощальное баюканье «Прогулок» мы будем мирно качаться в сетке, как в колыбели. Не разжимая объятий… Мы назовем наш фильм «Сладкий роман». Ведь этого больше всего боялась «фирма»?
– Браво, детка! Неужели не ясно, что и снобы, и простаки устали от зубодробительных трагедий. Хеппи-энд необходим этому миру, как солнце после полярной ночи… Миру детей, запуганных темнотой, финальной неизбежной тьмой… – Ал задумался. – Как это мудрейший Шеф Сола и «тонкач» Руффо упустили такую простую вещь: люди рождаются для радости! А все остальное – от сатаны!
– Изощрившиеся в препарации человеческих пороков, эти люди не знали, что формула Высокой любви проста: Грация, Фантазия, Героизм, Искусство плюс Комедия! Они спутали одну составляющую, подменив смех смертью. – Ища поддержки, Майкл обнял Дикси здоровой рукой.
– Вы думаете, это должна быть комедия, Майкл? – удивленно поднял брови Ал.
– О нет! Снимайте правдиво, и если вам не помешает соблазн украшательства, смех все равно будет! Достаточно посмотреть на меня, Сола, да и на всю нашу историю серьезно! И вот на это тоже! – Майкл поднялся, достал из шкафа большую круглую коробку и протянул ее Дикси. – Эта посылка пришла вчера из Парижа. Мадам Жаклин Женевьев сокрушается, что не может прибыть на церемонию бракосочетания, и просила непременно надеть ее свадебный подарок.
– Боже! Именно об этом я мечтала всегда! – Из коробки появилась фантастическая шляпка, достойная звезды манежа прошлого столетия. – Смотри, Микки, точно как там, в Москве! Помнишь свадьбу на горах, где был картонный Ельцин? – Дикси восторженно кружилась, подхватив длинную вуаль. – Эта милая дама усердно изучает светскую хронику и, видимо, все знает о нас. Совсем немного опередила события.
– Но ты непременно наденешь шляпку на свадьбу – должны же мы следовать формуле любви. А в шедевре мадам Женевьев соединились два элемента – Искусство и Комедия. – Майкл прижал к себе Дикси и тихо ойкнул – перебинтованная рука казалась безжизненной, чужой, но какие-то движения отдавались в сломанных пальцах острой болью. Дикси сморщилась, словно ее ударило током. – Прекрати обращать внимание – это вообще пустяк. Паганини играл на одной струне, а я смогу дирижировать оркестром одним плечом. И, кроме того, – он поманил Дикси пальцем и прошептал ей на ухо, – какая чудная музыка ломится в мою голову! Только одна беда… – Майкл посмотрел виновато, – все, что теперь смогу написать, – о тебе и для тебя. Даже если решу воспеть в фуге вот эту шляпку и так странно, но, видимо, совсем не случайно расцветшие в нашей истории крокусы…
– Или вот такую, к примеру, сценку, которая, я знаю это точно, обязательно будет. – Под взглядами присутствующих Дикси подошла к балконной двери и, распахнув ее во всю ширь, представила открывшуюся панораму.
