Текст книги "Гостиница Четыре стихии (СИ) "

Автор книги: Ольга Золотухина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– Шайтан!.. – выдохнул Хасан, пригибаясь и бросаясь в укрытие полосы из колонн, огибавшей дворик по периметру. Но метнувшаяся с противоположного конца пруда тень без колебаний юркнула вслед за юношей. Вцепилась лапками в штанину сына великого колдуна и проворно вскарабкалась по Хасану как по пальмовому стволу, укрепившись на плече. – Тьфу, сын шакала и верблюдицы, это ты!

Юноша повёл головой, высвобождая длинные чёрные локоны из-под лап прочно обосновавшейся обезьянки, и вытащил из воздуха пару больших фиников. Подразнил мартышку, пока та ловко не перехватила фрукты, обхитрив хозяина, и погладил её по голове.

– Что, не усидел в комнате один? Правильно, клянусь шайтаном, я бы тоже так и сделал...

– Как ты сделал, глюпий непослюшный отрок?! Твой храбрый оте... м! Омуы мым! Мыма! У-у-у...

– Молчи, молчи, бесполезная полоса стали! – зловредно пропел Хасан, туже затягивая кушак на рукояти. – Молчи и знай! Когда я стану таким же великим колдуном, как мой отец, да будет он всегда силён и весел, я воскрешу твоего кузнеца и накажу его так, что он, даже умерший, будет снова молить о смерти! – из-под ткани донеслось скептическое карканье, которое при известной фантазии можно было отнести к издевательскому смеху. – Что, болтливая железка, ты вздумала смеяться надо мной?! Над сыном самого...

Хасан вынужденно сомкнул губы, внезапно осознав, что пустые угрозы всё равно ни к чему не приведут. Точнее, приведут. К тому, что когда ятаган придётся возвращать отцу или, того хуже, Фараду, "железка" ещё чего недоброго начнёт его высмеивать. Только того Хасану и не хватало для полного унижения! Поэтому стоило придумать, как договориться с клинком полюбовно. Беззвучно вздохнув, юноша стянул ткань с рукоятки и, торжественно подняв над собой ятаган на вытянутых руках, покорно склонил голову:

– О светоч мудрости и кладезь памяти о величайших сынах Востока! Моя вина! Как я только посмел, недостойный, грозить твоему могуществу далёкими звёздами?! Что мне сделать, о прекраснейший из когда-либо создававшихся в мире, чтобы заслужить смиренно твоё высочайшее прощение? – о, да! Отец был бы им доволен! Только самый хитрый дэв мог распознать в голосе будущего великого колдуна неискренность, а в его послушной позе – издёвку. Но беспокоиться было не о чём. Ятаган, подобно простым смертным, оказался чрезвычайно падок на лесть. А чего ещё можно было ожидать от превосходного вояки, вся сила которого – в таланте приносить господину безоговорочную победу?

39

– Э-э, а ты не такой глюпий, как притворялся, да! – довольно причмокнул невидимым языком рубин. – Красивый поражений у тибя получился, э! Я так не умею... Хочеш' заслюжить прощений, отрок, возвращайся к сибе-е, да? Садись за сто-ол, открывай умный книга-а и учи, э!

– Ае... Да, о мудрейший, – ещё больше согнул спину Хасан. Мартышка из последних сил висела на его плече, вцепившись в халат. – Но не дозволено ли мне будет, о бездонный колодезь терпения, подняться к отцу и спросить, не хотел ли он поручить мне ещё какую-нибудь работу, чтобы не видел я отдохновения?

– Конечно, слюшай, какой разговор! А то все книжка перечитай – и что делай потом? Спи? Эге-е, нет уж!

– Как ты прав, драгоценнейший, как ты прав! Позволь же привязать тебя к своему поясу? – рубин проворчал нечто одобрительное, и юноша, сдержав ехидный смешок, прицепил клинок к поясу. Настоящий чёрный колдун мог долго пресмыкаться даже перед заклятым врагом, что не мешало ему обдумывать тёмные мыслишки и пользоваться плодами заслуженной выгоды.

По широкому коридору второго яруса эхом раздавался отдалённый звон, музыка

– мужские голоса. Бесшумно ступая, Хасан поспешил к нужной двери, настороженно оглядываясь по сторонам. Бдительность не прошла даром. Мгла глухо заворчала с обеих сторон, и юноша быстро слепил и бросил через плечо чёрный сгусток силы. Рыкнув от обиды, стражи коридора отступили, признавая хозяина, и отправились сторожить другую добычу. Хмыкнув, Хасан развернулся и запустил чёрными сгустками уже с двух рук: пусть привыкают к господской благодарности. Послышался злобный лязг челюстями и торопливый перестук когтей по мрамору пола, но броситься в отместку на колдуна ни одна тварь не посмела. Ятаган аль-Рассула довольно хохотнул, но юноша вовремя накрыл рубин ладонями, опустился на корточки и зашептал:

– О храбрейший, не стоит шуметь вблизи от покоев великого Фарукха! Он может быть крайне занят, и я никому бы не посоветовал его отвлекать! Нижайше прошу тебя, величайший из рубинов, говори потише!

Рубин так и не ответил. Несколько настороженный его покладистостью, Хасан ускорил шаг. Уже на быстром ходу прошептал выросшим из-под пола фигурам заклинание отмены и... проскочил мимо заветной двери. Ну уж нет, с такого угла он ничего интересного не увидит! Стоило пробраться к тайному ходу, где, под прикрытием резных стен и завешивавших их шелков, можно было в полной мере насладиться манящим зрелищем.

– Ты миня совсем за дюрака держиш', э? – мгновенно заинтересовался ятаган. К удовольствию Хасана, всё же шёпотом. – Почему через дверь не ходиш', да? Тол'ко не говори, что хочеш' смотрет' сначала, не занят ли твой отец важный дело!

Хасан открыл и закрыл рот. Как ни странно, именно это он и хотел сказать. Надо было срочно придумывать новую отговорку, но в этот момент юноша добрался до долгожданной занавеси, отогнул краешек в сторону и... расплылся в довольной улыбке. Все возможные проблемы отошли на двадцатый план, а то и вовсе были пожраны шакалами-падальщиками. Торговец действительно не обманул: танцовщицы, привезённые им, были достойны райских кущ и прозвания гуриями. Стройны, как кипарисы, свежи, как алые розы, прекрасны и пьянящи, точно первое колдовство... Юноша невольно накрыл ладонью рубин и подался вперёд, захваченный восхитительным танцем красавиц.

40

– Э! Глюпый отрок... Убери ты рюку, да! Мне тоже интересна... Слышиш', не?! Но Хасан не слышал. У него было куда более увлекательное занятие. Очень быстро уплыл из мыслей образ довольного Фарада, сидевшего по левую руку от отца. Уплыло и красноречивое воображение того, что великий колдун сделает с нерадивым сыном без лишних колебаний. И даже то, как будут зубоскалить его одногодки и

младшие, которые завтра с успехом пройдут испытания... Никогда ещё молодой колдун не был настолько увлечён противоположным

полом... А посему, когда обычный в понимании юноши танец прервался яркими вспышками над головами колдунов, Хасан поначалу даже не заподозрил неладного. Приоткрыв рот, он с не достойным своего будущего могущества блаженством неотрывно следил за каждым движением. Яростные крики и звуки борьбы прорвались

– его сознание вместе с недовольными криками вездесущего рубина.

– ... дюрак, глюпец, ишак паршивый! Да открой ты глаза, самый тупоголовый отпрыск самого вонючего гуля во всех семи пустынях! Нападение! Нападение на великого Фарукха! Война! Война, блоха ты дохлый!

Тряхнув чёрными кудрями, Хасан подался вперёд и всем весом навалился на тонкую стенку. Отпрянул от неё, точно от раскалённого казана, но в зале подозрительного колыхания шелков, казалось, никто не заметил. Охнув, молодой колдун снова прилип к щёлочке, но на этот раз осторожнее. По ту сторону перегородки творилось нечто невообразимое. Прекраснейшие из танцовщиц, несколько мгновений назад услаждавшие час отдыха десятка чёрных колдунов, недобрая слава о которых распространилась далеко за стенами Багдада, сейчас превратились в настоящих фурий. Искажённые нечеловеческой злобой лица оказались вовсе не так пленительны, как пригрезилось поначалу. Изрыгающие проклятия твари с развевающимися лохмами, длинными когтями на руках и плотоядными оскалами, голодными гиенами кружили возле недавних хозяев. Сбитые с толку, но довольно быстро собравшиеся с силами колдуны дали мерзавкам достойный отпор, ловко защищаясь от их ничтожных разноцветных молний и отвечая мощными заклинаниями. Хасан видел, как вскочил на ноги посуровевший отец, как он взмахнул широкими рукавами одеяния, словно чёрный ворон – крыльями, и четверо из семи "танцовщиц" были нещадно отброшены на другой конец комнаты и в единый миг заволочены клубами дыма. Этот дым Хасан знал не понаслышке: это было его первое заклинание, прочитанное по собственной инициативе и применённое без разрешения наставников. Правда, после пришлось спасать свою мартышку от кровожадного демона, которым, в сущности, и была напущенная завеса... Зато после того как отец вдоволь посмеялся над его неудачной попыткой, он сам же и похвалил сына, сказав, что из него выйдет толк. Отчасти благодаря последовавшему за этим тяжкому наказанию, юноша запомнил похвалу надолго. И теперь по-мальчишески облегчённо вздохнул, поняв, что бой для женоподобных тварей проигран. А, впрочем, неужели он до этого сомневался в мощи великого Фарукха?..

– Смотри же, почтенный рубин, как непобедимый Фарукх отблагодарит танцовщиц за их послушание... – усмехнулся Хасан. Рубин помолчал и скептически выдавил:

– А отчего тогда ты так скривился, э? Не кислый же шербет кюшаешь... Юноша попробовал был пропустить мимо ушей ехидное замечание, но

заверещала на плече и крепко обхватила за шею мартышка (причём и лапами, и хвостом), Хасан подавился вдохнутым воздухом и уставился перед собой. Что-то

41

опасное клубилось сейчас в насланном на фурий отцовском дыме, и справляющие свою чёрную трапезу демоны не имели к тому отношения.

– Фарад, что ты возишься с этой неблагодарной! – расхохотался отец, подталкивая сына под руку. Тот подавился заклинанием. Сплелась в воздухе страшная морда, кашлянула белым облачком и лопнула вместе с ним. Колдуны разразились дружным хохотом.

– Лучше кашляни на неё сам, смотришь, и развеется! – поддержал Фарукха самый умудрённый годами наставник – низенький старичок с жидкой бородёнкой и противным каркающим голоском. Учитель самого великого колдуна, превосходивший его по силе. И тут же продемонстрировал юному Фараду, как именно это надо сделать. Каково же было изумление, когда задыхающаяся от ярости тварь раскрыла руки в сторону букета ядовитых роз; широко раскрыла непомерно увеличившуюся клыкастую пасть и с утробным рычанием заглотнула проклятие. В зале разразилась тишина, прерываемая лишь редким стуком барахтавшихся в клубке Фарукха фурий.

– Ах ты, вшивая подстилка для верблюда! – прищурил глазки затрясшийся от ярости старик. – А ну-ка, посмотрим, как ты справишься вот с этим!..

Однако и тучи мух, и облака истощения и обескровливания, и простые сгустки чёрной силы были немедленно и даже со вкусом поглощены прожорливой тварью. Остальные колдуны разъединились, частью помогая старику, частью – занявшись прочими двумя. В тот момент, когда согнувшийся точно под огромной тяжестью почтенный наставник, побледнев, рухнул на пол, стало ясно, что эту первую в их жизни битву кудесники Тьмы проигрывают.

– Он не поднимется! – визгливо окликнули Фарада, кинувшегося к старику. Четыре фурии, не оставившие от сильнейшего проклятия великого Фарукха даже тени, медленно надвигались на колдунов. – Колдуйте! Колдуйте! Ещё!.. Ещё!.. Ещё!.. Мы возьмём всё! Всё!.. Всё возьмём!

Колдуны принялись осыпать тварей смертельными проклятиями без перерыва.

– каждое достигало своей цели, било безошибочно и покорно. И с каждым проклятием лица колдунов покрывались всё большей бледностью, дрожали руки, кровью наливались глаза. Пока Фарад с диким криком не выхватил из обоих рукавов по метательному ножу и не всадил их в глазницы ближайшей твари. И тут же свалился замертво, израсходовав последнюю толику силы. Убитая им фурия завизжала на пределе звука, в жутких корчах повалилась на пол, раздирая когтями лицо и шею, и в единый момент взорвалась и рассыпалась мельчайшими искрами. Поглощённая ею магическая сила ушла в ничто, развеявшись вместе с тварью.

Хасан вскочил на ноги, выхватив ятаган из перевязи кушака. Перерезанная, точно тончайший шёлк, ткань упала на пол, оставив на волю судьбы разошедшиеся полы халата. Юноша жёстко сжал зубы. Какое тут первое боевое правило чёрного колдуна – спасать собственную жизнь при первой же опасности оной! Твари были смертны! Их можно уничтожить! И он не бросит отца глупо погибать от когтей пусть и порождённой самой изощрённой фантазией шайтана – и всё же танцовщицы!

Молодой колдун решительно шагнул вперёд, намереваясь на ходу разрубить занавесь и ненадёжную перегородку и... был отброшен на несколько шагов назад. Узкий проход для слуг был явно не предназначен для подобных манёвров, Хасан больно ударился о противоположную стену – куда более крепкую – и только за счёт онемения пальцев, вцепившихся в рукоятку, не выронил прославленного оружия.

42

Из-за перегородки раздался глухой стук повалившегося тела, визгливый смех тварей и слабый стон: "Фару-укх..." Хасан закусил губу, торопливо взмахнул рукой, и невидимая магическая защита, выставленная отцом, отозвалась протестующим шипением.

– Не думай больше о нём! – прокричала тварь. – Он отдал свою последнюю силу! И ты отдашь! Вам всем недолго осталось! Бери пример с нас – мы не скорбим о смерти нашей сестры! Нам больше достанется!

Взревев, молодой колдун вскочил на ноги и, не тратя времени и сил на вскрытие отцовской защиты, бросился в коридор. Фарукх не зря пожертвовал собой ради него. Не всегда прозорливый по части намёков, в этот раз Хасан прекрасно осознал, что великий колдун пожелал бы, чтобы живой сын отомстил за смерть отца, а не бросался очертя голову на верную гибель. Как бы ни было юноше больно, ему хватило ума понять: лишённые силы колдуны сами не захотели бы жить на свете. Отнимать у других силу или полагаться на быстро расходуемые амулеты человеку, познавшему истинное могущество...

Хасан слышал, как зазвенела сталь в помещении, некоторое время назад оглашавшемся лишь музыкой и мужскими голосами. Двое колдунов, вовремя сообразивших, что к чему, пробовали последовать первому правилу боя (юноша кожей почувствовал, как сгустилось вокруг них нарушаемое магией пространство), но мощный выброс силы оказался лакомым кусочкам для фурий. Сливаясь для перемещения с силовыми потоками, кудесники растворили в воздухе последнюю надежду на спасение. Твари просто-напросто вдохнули всю магию, таившуюся в телах колдунов. Беглецы были выброшены из протестующего пространства высушенными до последней капли. Юноша невольно передёрнул плечами. В зале сейчас находились шестеро накопителей чистой силы, пресытившиеся настолько, что теперь вытягивали из колдунов магию, не оформленную в заклинания.

И всё же они продолжали оставаться искусными воинами. И способные устоять на ногах колдуны запоздало схватились за оружие, вознамерившись подороже продать свои жизни. Судя по раздавшемуся дикому визгу ещё одной поверженной твари, в этом они преуспели. Кроме того, стало ясно, что сами пользоваться поглощённой силой фурии не способны. Воистину неизвестный враг избрал для колдунов жесточайшую казнь из тех, о которых Хасан когда-либо слышал. Он уже сейчас знал, что долго наставники не продержаться: их сопротивление было лишь слабой возможностью отсрочить давно оговорённую судьбой смерть. И, намереваясь вернуться на подмогу колдунам со свежими силами, юноша где-то в глубине своей чёрной души знал, что обратно пути нет.

– Паршивый сын самой старой и блохастой верблюдицы, куда тибя направляэт шайтан, э! Ты несёш' свои ноги не в ту сторону! Нада убиват' врага, а ты что делаеш'! Верныс', да?! Я искромсаю в плов куски их гнилого мяса! А ты поджариш' их и закусиш', вспоминая свой великий отец! Э-э!!

– Они не дождутся даже того священного мига, когда я занесу тебя для удара, почтенный!

– А ты заранее занеси, какой вопрос, да...

... Хасан закрыл себе рот ладонью и прижался к стене, опасаясь выглянуть во внутренний дворик. Действительно, глупо было предположить, что столь расчётливый враг закроет ловушку лишь с одной стороны. Внутренний дворик озарялся яркими вспышками – отличительная черта всех молодых колдунов, в начале своего пути рука

43

об руку с силой всегда напиравших на зрелищность. Со свистом рассекали воздух клинки – младшее поколение раньше своих наставников догадалось воспользоваться оружием. Если вдуматься, то и шансов на победу у молодых колдунов было больше: не способные пока управлять ёмкими для силы заклинаниями, они давали тварям меньше возможностей насытиться, и фурии не успели ещё перейти на новый уровень поглощения.

Да, всё это так. Но что же делать ему, Хасану? Недалеко то время, когда вниз спустятся пресытившиеся магией наставников твари, и тогда младшим колдунам не выстоять.

Судьба решила сама за молодого колдуна. Он поначалу и не заметил торопливых шагов, приближавшихся справа. А когда заметил, едва не закричал от ужаса. К нему с довольным оскалом приближалось одно из чудовищ. Длинные лохмы липли к щекам и шее и струились за плечами. Рука вытянулась в сторону юноши, и уродливый коготь уставился в переносицу молодого колдуна: "Куда ты уходишь, мальчик? Ты ещё не показал мне своё колдовство! О, я чувствую, как много в тебе сил! Сладких, сладких, сладких сил!.."

– Что стоиш', дюрак! Руби её! А-а-а-аррр!! Руби!!

Тварь с кровожадной радостью уставилась на рукоять, на мгновение отвлёкшись от созерцания перепуганного колдуна. Клинок разве что самостоятельно не рванул вперёд, потянув за собой нового хозяина. Молниеносный удар – никак не свойственный по быстроте Хасану, так и не достигшему в военном искусстве успехов выше среднего, – и уродливая голова со скалящимися клыками покатилась по полу прочь от обезглавленного тела. Рубин радостно взвыл, окроплённый желчной кровью твари клинок блеснул и словно встряхнулся. Тягучие капли с неохотой стекли с благородной стали. Хасан брезгливо дёрнул рукой, бросил настороженный взгляд в ту сторону, откуда появилась фурия, и спустя мгновение колебаний кинулся туда.

В помещения для младших колдунов возвращаться было нельзя (прощай, золотое кольцо Арры, вызывающее нефрита! Его юноша надёжно припрятал от цепкого мироощущения старшего брата и до последнего момента наивно полагал, что это ему удалось). Хасан отдал бы себя в услужение эмиру, если бы оказался неправ, и они уже не были бы заняты кошмарными мучительницами и близкими к гибели мальчишками. Но, выбрав определённое направление, юноша мог быть отчасти уверен, что тварь пришла оттуда в поисках новой жертвы. Следовательно, если поторопится, он сможет избежать опасности.

У выбитой наполовину двери в помещения для слуг юноша наткнулся на одногодку. Он сидел, привалившись спиной к стене и запрокинув голову. На бледном обескровленном лице чёрными агатами выделялись остекленевшие глаза. Колдун был мёртв. Хасан лишь досадливо дёрнул уголком рта: юноша был любимчиком отца, великий Фарукх говорил, что в самом недалёком времени за голову молодого Али назначат самую высокую цену. Непослушный сын кудесника тьмы молча выслушивал притворные восхищения и мечтал вечерами, как, получив могущество, раздавит выскочку одним ногтем. Вот ведь, не довелось! И Хасан знал, с кого за это спросить...

Молодой колдун бегло обыскал потайные карманы халата, прощупал рукава, вытащил из-за голенища сапога кривой кинжал с желобком для яда, бежавшим по центру лезвия. Из золота при Али оказался лишь амулет на длинной цепи – вещь, подаренная юноше самим Фарукхом. На первый взгляд она не была наделена никакими магическими свойствами. И всё же Хасан доподлинно осознавал, почему

44

Али постоянно таскал его при себе. Из отцовских подарков при нём, Хасане, был лишь ятаган аль-Рассула с ужасным рубином, и юноша не расстался бы с ним даже за все сокровища мира!.. Мысль о несметных богатствах вернула молодого колдуна к реальности и исподволь заставила вспомнить о по-настоящему близкой угрозе. Повесив на шею амулет и спрятав его под одежду, Хасан пристроил кинжал во вторые, пустующие, ножны на предплечье (первые, ждавшие своего часа в другом рукаве, уже занимал кривой кинжал, ломающий клинки). Рубин заворчал нечто вроде того, что неблагодарный отрок обижает его недоверием, подбирая всякие там ненужные железки. Но колдун уже лез без дальнейших колебаний через обломки двери, продираясь в закопчённый коридор, напрямую ведущий к кухне. Рисковать головой, проверяя, догадались ли прожорливые твари выставить наблюдающих под стенами дома, Хасану не хотелось вовсе. Тем более что был куда более безопасный путь для отхода. Старшие колдуны, построившие дом, ни раз пользовались подземным ходом, ведущим прямо отсюда за стены города. Мощная магия охраняла проход в него от посторонних глаз, так что только истинные ученики чёрных кудесников могли распознать его в монолитной стене.

Ему больше нечего было делать в доме. Этот бой, самый первый, но далеко не решающий, был проигран. Но не окончательно. Пока на свете существует хотя бы один чёрный багдадский колдун, неведомым врагам не стоит праздновать победу. Это обещал им он, младший сын великого Фарукха, будущий могущественнейший кудесник во всех Семи Пустынях...

* * *

Они приближались к огромным створкам городских ворот, выполненных их слоновой кости с бронзовой оковкой. По бокам на три с лишним метра возвышались вырезанные из дерева фигуры странных часовых. Непропорционально тонкие фигуры, длинные руки, широкие плечи и точно раскрашенные кружевами лица. Дуболомы неподвижно охраняли свои посты, и лишь при более пристальном рассмотрении можно было заметить, как вздымаются и опускаются при дыхании болезненно плоские грудные клетки.

Владимир первым же делом потянулся за карандашом и блокнотом, опомнился, остановился и в досаде прикусил губу:

– Я что, так их никогда и не нарисую?

– Проклятье разве до сих пор действует? – удивлённо поддержала супруга Весна. – Они... он... в общем, должен был ещё год назад сбросить заклинание! Неужели Волшебница напутала со сроками?

– Будь спок, зятёк, и ты, племяш, туда же... Всё куда проще и эта... прозичней. День им оставался до конца действия проклятия, так эти недотёпы криволапые умудрились довести до белого каления старика Хоттабыча. Он дедуля нервный, пожилой, а у этих дубин понимания с гулькин носик. Задержали у ворот почтенного человека, пускать не хотели, всё допытывались у слабослышащего, кто он и откуда взялся. Допытывались в два голоса. В своей обычной манере. Короче, заклял он их ещё на три десятка лет и три года, пока не созреют, хе-хе... Да пусть постоят... разве что только б корни не пустили, жалко всё ж таки живность. Опять же, в хозяйстве весьма годные: как всем известно, их зачарованная древесина не пропускает магии.

– Кажется, я здесь надолго задержусь, – отвлечённо произнёс Ши, во все глаза уставившись на новое диво.

45

Шуэ бесстрашно шагнул навстречу дуболомам, мимоходом отмахнувшись от назойливых эльфов, и запрокинул голову, вглядываясь в разрисованные лица.

– Кто ты такой, о вольный путник, шагнувший бодро к стенам замка?! – в один голос взревели часовые, вперив в шуэ свои матовые взгляды. Ши поморщился и невольно отступил на полшага – не больше. Голоса звенели в ушах, стучали в виски и отзывались неприятным зубовным скрежетом. – Посланец ты иль смелый рыцарь, в такую влажную погоду забывший вздеть поверх рубашку?! Иль притаившаяся в жёстком мужском обличье злая ведьма?! Иль старец мудрый с белой паклей взамен брады, на днях едавший пирог из яблок молодильных?! Иль просто-напросто торговец какой-нибудь губной помадой иль беляшами с чебуреком?! Так знай, что каждый день гоняем твоих собратьев от прекрасных вот этих вот ворот! Иль ты...

– Эй, уважаемые Щелкун и Чик! Эгей, любезные господа, я здесь! – Весна в который раз вздохнула над тщетностью попыток отвлечь внимание дуболомов и пустила в их стороны пару огненных светлячков. Мохнатые шарики просвистели в нескольких опасных сантиметрах от деревянных носов и шмыгнули за городские ворота. На мгновение повисла долгожданная тишина.

– О, это наша госпожа! О, вы вернулись, королева! – непритворно обрадовались часовые. Владимир любовно поправил опущенный Веснин капюшон, высвобождая из-под него чёрные локоны. Весна украдкой бросила в него уничижительный взгляд и с дружелюбной улыбкой помахала дуболомам ладошкой. – О, как мы долго ждали! О, сколько можем рассказать! О, как недоставало нам вашей помощи... ээ... бесценной...

– Довольно, довольно, дорогие мои! Вы держите у ворот вашу королеву и её личных гостей! Что у вас там без меня приключилось? Как мой супруг и моя ненаглядная Изабель?

– Ты не переигрываешь, нет? – уголком рта поинтересовался у девушки Владимир.

– О, всё в порядке, госпожа! – откликнулся Щелкун, пока Чик возился со створками. – Летает двор весь ваш, король и гобелены! Летают слуги, кони, зеркала! И... всё счастливым выглядит, вас дожидаясь! А как обрадуются ныне, когда вы войдёте бодрым шагом в стены замка...

– Это что ещё за новая забава такая, всем двором кверху панталонами под потолком за люстры цепляться?

– О, вам привет, наш добрый королевский егерь! Да, то забава, верно! Изабель та-а-ак веселится!

Владимир предпринял малодушную попытку к бегству. Наперегонки с Весной...

– Всё-таки люди склонны преувеличивать, – притворно вздохнул Владимир, с видимым удовольствием оглядываясь по сторонам. Из окна второго этажа таверны по пояс высунулась очаровательная девица с роскошными рыжими волосами и помахала ему рукой. Мужчина ответил ослепительной улыбкой и элегантным кивком, в то время как королевский егерь, явно рисуясь, принялся крутить усы и откровенно подмигивать красавице. – Разве это разбойники? Разбежались при первом же виде полыхающего пламени, будто пещерные люди. И нечего было бояться этого леса. Все живы и здоровы... Кстати, неплохая таверна! Помнится...

– Тебя и здесь побили за твои каракули? – хмуро осведомилась Весна, баюкая левой рукой перевязанную правую. На девицу она взглянула лишь мельком (глаза

46

сверкнули из-под капюшона: пришлось закрыть лицо при входе в столицу. Не хватало ещё, чтобы их с Белоснежкой зеркальное сходство вызвало ненужные подозрения), но та вдруг подскочила как ошпаренная и бросилась в комнату. Спустя несколько секунд послышался истеричный визг: "Горю! Горю! Помогите!" Эльфы на миг собрались над головой хозяйки Гостиницы и залились дружным хохотом. А, отсмеявшись, снова брызнули в разные стороны. – И кто это тут здоров, между прочим?! Говори за себя...

– А никто и не заставлял тебя высовывать любопытный нос на тракт и тыкаться им в "пустое пятно"! Скажи спасибо, что первое знакомство со вздыбившейся землёй закончилось одной сломанной рукой!

– Спасибо, – Весна церемонно повернулась к спокойно шествовавшему сбоку шуэ. И вопросительно подняла брови в сторону супруга, точно спрашивая "что ещё тебе надобно, маляр ты дохлый?".

– Крылья, что ли, отрастить? – задумчиво поднял глаза к небу Владимир. – Ведь ни слова благодарности не слышал за прошедшие бок о бок целых три счастливых года!

– Что, оказался на свободе и тебя прорвало? Скоро сможешь подрабатывать у городского стражника вместо трещотки! Как мелодично зазвучит на фоне твоей трескотни "Спите спокойно, мирные жители столи-ицы!" И потом, помнится, кто-то нанимался ко мне в охрану? Какие-то два подозрительных типа, вы их случайно не знаете?

– Знаем! Эти два подозрительных типа выполнили свои обязанности на все сто, строго-настрого запретив одной настырной госпоже высовывать её хрупкий носик за пределы лесополосы...

– Владимир! – укоризненно прогудел егерь. – Ну ладно, у неё желчи в избытке, а ты чего как баба базарная лаешься? Мы все виноваты. Весна – что полезла на дорогу, пока мы спали. Ты – что не можешь за женой проследить. Молчи! Я знаю, что следить за ней себе дороже, не забывай, что её мать, моя сестра, тоже была причастна к Огню!.. А таверна и вправду неплохая. Наведаемся сюда, но немного позже. Мне бы надо зайти в одну лавку за саженцами. После истории с Белоснежкой, Весна, – обратился он к племяннице, – яблоки Чёрно-Белого королевства стали всемирно известными. Так что казна короля постоянно увеличивается за счёт всяких государственных заведений: кто-то сидр гонит, кто-то свежие продаёт, а один умник таверну открыл, где все блюда только из местных сортов. Говорят, вкусно, сам не знаю, как-то попробовать не довелось... А саженцы, жадюги, продают только в столице и по таким ценам!.. Нет, я всё-таки зайду во дворец поздороваться с его величеством!

– Почему бы нам не начать с этого? – впервые за всё время их пребывания в столице заговорил шуэ. – Вдруг король отдаст саженцы из собственного сада и тебе удастся избежать затрат?

– Ха! Ещё чего! Упускать такой замечательный шанс насолить хлюпику в короне?! – егерь расхохотался, окинул Ши уничижительным взглядом и вздохнул. – В общем, так. Я отправляюсь в лавку, а вы, пожалуй, действительно зайдите в таверну. Только не в эту: та рыжая красотка со второго этажа, похоже, ещё долго не забудет пламенного взора нашей Весны. Тут через пять домов открылась новая забегаловка, её хозяин на первых порах держит марку и не халтурит с заказами... Да не сам я, не сам!

– откликнулся он на скептическую мину племянницы. – Знакомый рассказывал, Кот В Сапогах, слышали о таком? Он теперь большой путешественник, где только не бывал,

47

заодно пишет толстенную книгу для начинающих странников: где в какой гостинице останавливаться, где поесть так, чтобы не уйти с пустым желудком и кошельком... Короче, развейтесь, город посмотрите! Я мигом... – и углубился в толпу прохожих. Слово "растворился" было к королевскому егерю никоим образом не применимо: при виде его громадной фигуры горожане и гости столицы сами предпочитали испаряться с его пути. Глядя в спину дяде, Весна не переставала удивляться, как он изменился после развода с мачехой Золушки. А ведь раньше и взглянуть-то было не на что: забитый лесник на грани сердечного приступа с постоянным чувством вины перед собственной дочерью... кош-шмаррр, как раскатисто высказался бы попугай господина Сильвера.

А в столице и вправду было на что посмотреть. Недаром королевство было названо Чёрно-Белым. Большая популярность нынешней королевы и её трагической судьбы со счастливым концом сделала чёрный и белый цвета самыми широкоиспользуемыми во всех сферах жизни государства. Дома, дороги, одежда горожан, причёски – всё было живейшим образцом самой изощрённой фантазии. Весна не стала бы вскидывать брови, если бы в какой-то миг жители столицы собрались бы, например, на квадратной площади, к которой стекались все центральные улицы, и встали бы двумя равными командами по разным её сторонам. Любопытно было бы сыграть партию-другую в подобные "шахматы". Или в "шашки", тут уж у кого на что достанет воображения. Неожиданно показалось, что роскошные рыжие волосы девицы из таверны были единственным ярким пятном в окружающем пейзаже (за исключением их четвёрки, разумеется). Даже приезжие из других стран, судя по всему, немедленно осваивались с местными традициями и отдавали дань предпочтения местной моде.