Текст книги "Рамсес Великий"

Автор книги: Олег Капустин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

3

Рано утром хозяин постоялого двора бесцеремонно растолкал Рибби и на грубом хеттском наречии внутренних горных областей империи, который не очень хорошо понимал египтянин, учивший в Финикии литературный хеттский язык, объяснил, что его дожидаются в общем зале царские слуги. Встревоженный Риб-адди вышел. В круглом очаге в центре просторной комнаты горел никогда не затухающий огонь. Синеватый столб дыма уходил в квадратное окно, прорубленное прямо в крыше. В окно было видно синее холодное небо. Косые утренние солнечные лучи скупо проникали в центр залы. Над очагом на бронзовом треножнике высился вместительный закопчённый котёл, где варилась утренняя бобовая похлёбка. Ароматный запах разносился вокруг, будя приезжих купцов и погонщиков, спавших на звериных шкурах прямо на обмазанном глиной полу. Рядом стояла низенькая грузная женщина в коричневой тунике и чёрном платке, из-под которого выбивались курчавые жёсткие чёрные волосы, в ушах блестели массивные медные кольца. Женщина своими сильными, голыми по локоть и волосатыми, как у мужчины, руками рубила на деревянном чурбаке небольшим топориком только что освежёванную небольшую тушку ягнёнка и бросала в кипящую с серо-белым наваром воду сочащиеся кровью куски мяса с нежными розовыми костями.

Рядом стояли в длиннополых чёрных шерстяных одеяниях два хеттских воина, очень похожие на баранов. На их плохо выбритых смуглых физиономиях играли широкие тупо-скабрёзные улыбки. Оба что-то говорили поварихе густыми, гортанными голосами, похоже не совсем приличное. Женщина в ответ прыскала со смеху и грозила охальникам бронзовым топориком, с которого капали крупные капли крови. Зубы воинов, их крупные влажные глаза и серебряные украшения на бараньих шапках задорно поблескивали в неровном свете пламени.

– А ну хватит скалиться, делом лучше займись! – зло и ревниво толкнул локтем свою жену хозяин гостиницы. – Вот прибывший вчера с караваном финикийский купец, – бесцеремонно показал он пальцем на подошедшего Риб-адди, у которого пронеслось в голове, что как бы ему вскоре не оказаться в положении этого ягнёнка, порубленного для похлёбки.

– Наш повелитель хочет немедленно тебя видеть, – улыбаясь проговорил один из хеттских воинов, обращаясь к купцу. – Пойдём, – бесцеремонно схватил он за плечо молодого человека, одетого по-дорожному скромно в серую шерстяную тунику.

Рибби оттолкнул заросшую чёрной шерстью руку и проговорил с достоинством по-хеттски, язык он выучил ещё в Финикии, а за время длительной поездки значительно усовершенствовал:

– Я сейчас приведу себя в порядок, достойно оденусь для этого случая и возьму подарки для царя. А вы меня подождите здесь.

– Ну, вот ещё чего удумал, купчишка паршивый. Будем мы тебя здесь дожидаться. А ну пошёл, тебе говорят, в чём есть. Тоже мне, господин нашёлся, разодеваться он будет.

Риб-адди махнул рукой, отступая на шаг назад, и перед слугами царя появились двое высоких с широченными плечами воинов с секирами в руках. Вид одного из них особенно впечатлил хеттов. Это был чёрный нубиец с медной серьгой в носу. Хетты схватились за короткие мечи, которые были заткнуты у них за широкий кожаный пояс на спине, но опустили руки, когда почувствовали остриё копий у себя между лопаток. Их обступила многочисленная, отлично вооружённая свита купца.

– Подождите, пожалуйста, ещё немного, – проговорил мягким голосом Риб-адди улыбаясь. – Мои слуги составят вам компанию, чтобы вы не скучали. И запомните на будущее, я не просто купец, а родственник царя Сидона. Пока я жив, никто не смеет разговаривать со мной неуважительно, если он, конечно, не горит большим желанием остаться без головы, – молодой человек выразительно посмотрел на острое, широкое лезвие секиры в руках мрачного чёрного нубийца и быстро вышел из общей залы постоялого двора.

Вскоре наряженный в дорогие пурпурные одеяния с золотой вышивкой по краям, исполненной лучшими сидонскими мастерицами, высоко ценившимися за своё искусство во всех странах Востока, Риб-адди в сопровождении многочисленных слуг, так же разодетых и с дорогим оружием в руках, не спеша и с достоинством шагал по кривым, тесным улочкам Хаттусы. Впереди шли двое хеттских воинов и, громко ругаясь, расталкивали бесцеремонно любопытную толпу. Они вымещали своё зло на подвернувшихся под руку простых горожанах, уже давно привыкших к хамству и грубости царских приспешников.

4

В то время как Риб-адди направлялся во дворец, царь страны Хатти Муваталли, одетый по-домашнему в чёрную тунику с длинными рукавами и коричневую кожаную безрукавку на меху, с пятнами на груди и животе от острого чесночного соуса, который царь очень любил, восседал во главе длинного стола в просторной зале, украшенной по стенам, обитым дубом рогами оленей, туров, слоновьими бивнями, шкурами львов, тигров и леопардов. На его большой коротко подстриженной круглой голове красовалась простая вышитая зелёным и красным узором шапочка из валяной овечьей шерсти. В таких скромных головных уборах ходили почти все мужчины страны. В лице царя с полными, чуть отвисшими, плохо выбритыми щеками, крючковатым носом и пухлыми, красными губами тоже не было ничего необыкновенного. Только большие, очень живые карие глаза с весёлыми искорками выдавали в нём незаурядного человека. Сейчас царь, обгладывая гусиную ножку, внимательно и с каким-то лукавым вызовом оглядывал сидящих за его столом родственников, которых он собрал во дворец, чтобы возложить на них часть материальных затрат по подготовке предстоящего похода против надменных египтян, стремящихся завоевать его богатейшую провинцию Сирию.

– Пришло время и вам, мои дорогие, порастрясти свои мешки и потратиться малость на общее благо: снаряжение войска для отпора зарвавшемуся молодому фараону Рамсесу, – проговорил Муваталли, после того как запил гусятину своим любимым красным чуть терпким вином, которое производили на местных виноградниках. Он терпеть не мог сладкие финикийские вина.

– Ничего себе, малость! – проворчал в ответ высокий и худой, болезненного вида младший брат царя Хаттусили, возглавлявший обособленные, расположенные в труднопроходимых горах северо-восточные провинции хеттской империи. – Я и так привёл в наше войско почти четыре тысячи воинов, да пятьсот колесниц. А что мне стоило их обмундировать и вооружить? А продовольствие, которое они везут с собой, оно что, заготовлено не в моей провинции? И ты ещё что-то требуешь с меня вдобавок?

– Ты же знаешь, братец, что Рамсес собирает целых четыре корпуса со всего Египта. А это значит, что он выставит на поле боя до двадцати тысяч отборных воинов, если не считать дополнительные отряды из азиатских провинций. Чтобы разгромить такую тьму египетских воинов, а воевать они умеют очень даже хорошо, и тебе это всё известно отлично, мне понадобится не менее трёх тысяч колесниц. По три человека на колесницу – это девять тысяч. И все они должны быть нашими, хеттскими воинами, ведь только хетты умеют по-настоящему сражаться на конях. Да ещё необходимо собрать тысяч десять пехоты. Такое количество мы никогда не набирали. На коней, на колесницы и на оружие нужно много серебра и золота. Для того чтобы нанять пехотинцев с западных островов, тоже золото надо, а казна уже пуста!

– На охоту ехать – собак кормить! – проговорил младший брат, поднимая вверх длинный сухой палец, своим любимым поучающим жестом, так раздражавшим старшего державного родственника. – Ты бы, чем гонять козлов, оленей, да кабанов по окрестным горам, раньше, в мирное время позаботился о своевременном сборе налогов. Тогда сейчас твоя сокровищница не была бы пустой. А то ведь у тебя многие богатейшие провинции вообще годами ничего не платят в казну. Откупщики просто обманывают бессовестнейшим образом, сунут тебе малую толику серебра за то, чтобы собирать налоги, а потом дерут три шкуры со всех. В результате у них оказывается в десять раз больше, чем та сумма, за которую эти прохвосты выкупили у тебя право мародёрствовать по всей славной империи, созданной неусыпными трудами нашего великого деда – Суппилулиума[79]79
  ...нашего великого деда Суппилулиума (1380—1340 гг. до н. э.) – царь хеттов, основатель Новохеттской державы. Именно при нём хеттское царство выдвинулось на первые роли в международной политике на Ближнем Востоке.


[Закрыть]. Да будет жизнь его на небе легка и беззаботна, ведь он заслужил её своими славными делами на земле. Набивают эти проходимцы себе мешки золотом и серебром, да ещё посмеиваются над тобой. А ты, братец, сам считаешь ниже своего достоинства заглянуть в документы и убедиться, на сколько же тебя обманывают, и другим не даёшь это сделать. Сколько раз я тебя призывал дать мне право контроля над налогами, если уж сам считаешь ниже своего достоинства великого полководца копаться в этих низких материях. Ведь управление государством как раз и состоит из таких вот рутинных и скучных дел. А ты только о военных походах и думаешь, тоже мне горный орёл. Вот и сидишь без золота и серебра, когда оно нужно тебе позарез. И вместо того чтобы взять за задницы это ворьё и порастрясти его, ты начинаешь притеснять честных людей, сдирая с них по три шкуры. Ничего ты с меня больше не получишь и можешь не таращить так зверски свои глаза, сказал, не дам и серебряного кольца, значит, не дам.

– Ах ты мерзавец. Ишь как заговорил, козёл ты недоношенный! Да я тебя в бараний рог согну! – закричал вспыльчивый Муваталли, ударив по столу своим увесистым кулаком и опрокинув большой серебряный кубок, стоящий перед ним. – Я знаю, кто тебя, слабака и труса, подбивает мне не подчиняться, перечить своему государю и старшему брату. Это твоя жёнушка, Пудухепка, проклятая. Ну, что, голову опустила, отродье ты горское, змея подколодная! Ты почему своего муженька настраиваешь против меня? А? Да ещё в такой момент? С нашими врагами спелась, сучье отродье?

– Перестань, сынок, орать, – вдруг громко и властно проговорила высокая, худая старуха с длинным, крючковатым носом и большими глазами с таким пронзительным взглядом, что никто при дворе не мог смотреть ей прямо в лицо. Это была Цанитта, мать царя, супруга покойного Мурсили Второго. Она обладала сильным характером и таким свирепым нравом, что в столице поговаривали: ранняя смерть обеих жён Муваталли была вызвана тем жутким страхом, какой вызывала свекровь у своих невесток.

– А ты, Хаттусилли, голову нам не морочь, – обратилась старуха затем к младшему сыну. – Сейчас не то время, чтобы вспоминать старые обиды и поучать друг друга. Если Рамсес отвоюет у нас Сирию, то тем самым вывернет главный камень в стене нашего государства. Это может повлечь за собой цепную реакцию: все вассалы начнут предавать нас и перебегать на сторону наших врагов – египтян на юге, ассирийцев на востоке и народов моря на западе. И здание нашей империи может просто рухнуть, похоронив нас под своими обломками. Поэтому, дети мои, пришёл час, когда надо забыть старые обиды и отдать всё – и силы, и имущество на борьбу с врагом. Потом, после победы, вы наверстаете все ваши потери сторицей и многократно. А сейчас, чтобы я не слышала ни одного слова злобы и несогласия с царём. Муваталли отличный воин. Лучше его никто не сможет командовать нашими войсками и вести их прямиком к победе. Сейчас это самое важное. О всех его недостатках вы должны забыть на время войны и беспрекословно ему подчиняться. Это же в ваших интересах, мои птенчики, – старуха подняла стеклянный бокал и отпила несколько глотков вина. От длинной речи у неё пересохло в горле.

– Как ты правильно сказала, мамочка! – воскликнула, всплеснув короткими толстыми руками, Пудухепа, жена младшего брата царя. Резко вскочив из-за стола, она кинулась к Цанитте, крепко обняла её и поцеловала в щёку. – Мы всё отдадим на вооружение нашего славного воинства, на разгром врага! Я обещаю, что вооружу пятьсот колесниц на свои средства. Через месяц они будут под предводительством нашего великого полководца Муваталли.

Пудухепа была не только женой младшего брата царя, но и самостоятельной властительницей богатой области на юге страны, Киццуватны. Несколько столетий назад это было самостоятельное княжество с богатыми культурными традициями. Поэтому все за столом восприняли её слова не как пустую похвальбу, а как очень серьёзный поступок. Лицо старухи посветлело, хотя она и слегка поморщилась от излишне приторно-восторженного тона своей невестки, но обратилась к старшему сыну:

– Извинись, сынок. Ведь ты только что наговорил столько разных гадостей в её адрес!

– Ладно, Пудухепа, я сказал не подумавши, не обижайся ты на меня, – проворчал Муваталли, встал и чмокнул круглую, румяную щёку.

Толстушка наклонилась и в ответ поцеловала его крупную, поросшую чёрными с проседью волосами руку.

– Я и мой муж сделаем всё, что в наших силах, для отпора египетскому нашествию! Мы положим, если это нужно будет, и наши жизни на алтарь общего дела, – проговорила Пудухепа, скромно опустив свои зоркие и очень хитрые глазки. – Но мы надеемся, что и вы, ваше величество, пойдёте нам навстречу и более благосклонно отнесётесь к нам, вашим верным подданным и ближайшим родственникам.

– Что ты имеешь в виду? – озадаченно поинтересовался царь.

– Я прошу вас, ваше величество, забыть старые обиды на нашу дочь Арианну и вновь принять её в дружную царскую семью, – взглянула ему прямо в глаза Пудухепа. – Она и так немало пострадала по вашей милости, – закончила она негромко, чтобы последнюю фразу услышал только царь.

Муваталли поморщился. Пудухепа явно напоминала ему одно из самых позорных дел его жизни, тот злополучный день, когда он изнасиловал юную принцессу.

– Ты опять за своё, – прошептал он, морщась, словно от зубной боли, – я тогда был совсем пьян. Сейчас об этом я очень сожалею! – Он помолчал. – Хорошо, я прощаю Арианну и разрешаю ей занять при нашем дворе подобающее её происхождению место, – проговорил он уже громко.

– Но, отец, как ты можешь подпускать эту змею к себе? Дать ей опять вползти в наш дом? Она специально задержала меня тогда в Кадеше, чтобы я не успел со своими войсками на подмогу в Финикию! – воскликнул наследник престола, экспансивный, как его папаша, кудрявый Урхи-Тешуб, вскакивая с места и бросая на пол серебряный кубок.

– Теперь уж ты замолчи, внучок, – рявкнула на него бабка. – Все хорошо знают, что эта зловредная девчонка Арианна, – отнюдь не подарочек! Но интересы общего дела требуют, чтобы мы сплотились вокруг трона и показали всему нашему народу, всем нашим вассалам, что царская семья едина в борьбе с врагом. Так что садись, внучок, и продолжай завтракать. И негоже здоровому обалдую сваливать свои ошибки на девок, пусть распутных и хитрых. Я уж сама присмотрю за этими двумя гадюками – мамашей и дочуркой, – последнюю фразу старуха пробурчала себе под нос.

Их услышал сидящий рядом Муваталли и понимающе улыбнулся своей железной мамаше. В это время вошёл слуга и доложил, что прибыл финикийский купец, Риб-адди.

– Что значит прибыл? – спросила ворчливо старуха. – Купец не посол, чтобы прибывать, его просто привели перед очи его величества.

– Так-то оно так, – почесал седой затылок старый слуга. – Но купец заявляет, что является родственником Ахирама, царя Сидона. Притом в подтверждение своих слов он передаёт вам, ваше величество, письмо от финикийского царя, – слуга поклонился и на серебряном подносе протянул своему повелителю пергаментный свиток с красной сидонской печатью.

Проворный царский секретарь, появившийся у стола словно из-под земли, взял свиток и, быстро размотав его, не спеша, явно наслаждаясь своей значительностью и умением велеречиво изъясняться, перевёл короткое послание. В нём Ахирам заверял царя хеттов, что хотя Сидон и подчиняется фараону, но готов поддерживать тесные торговые отношения с государством Хатти и со всеми его вассалами. В знак своих добрых намерений, он посылает со своим родственником, купцом Риб-адди, груз меди, которая сейчас так нужна для воинов великой страны, ожидая в ответ, что его родственнику Риб-адди будет дано право, как и в прежние времена, основать свою торговую контору в столице страны Хатти – Хаттусе и вести постоянную торговлю здесь от имени всего Сидона.

– Хитёр царь Сидона, – фыркнула старуха, выслушав послание Ахирама. – А как одет этот купец, что привёз послание? – практично спросила она слугу, доложившего о приходе финикийца.

– Богато, ваше величество. Купцы так обычно не одеваются. Да и ведёт он себя с большим достоинством, хотя довольно молод. А подарки его, сплошное золото, серебро да каменья драгоценные, – доверительно сообщил старый слуга.

– Прими его, сынок, в малом тронном зале, где послов принимаешь, – проговорила Цанитта, вставая, – сдаётся мне, что это не просто купец. Хитрая бестия Ахирам хочет ещё до начала нашей новой войны с египтянами заручиться твоей симпатией на случай, если мы победим этого выскочку Рамсеса и снова вернём себе всю Финикию. Умный ход, ничего не скажешь! А я пойду прилягу после завтрака, что-то мне нездоровится.

Величественная старуха кивнула всей семье, которая почтительно встала, и удалилась, тяжело и уверенно ступая по дубовым половицам пола.

– Отдыхать она пошла, как бы не так, – прошептал, наклонившись к уху своей жены худой и мрачный Хаттусилли. – Будет сейчас, старая грымза, через дыру в стене за троном подслушивать, о чём речь идёт в малом тронном зале. Мамаша не может, чтобы не сунуть свой кривой нос в чужие дела. Я уверен, она и нас подслушивает, даже когда мы в постели разговариваем здесь во дворце. Где-нибудь за ковром в нашей спальне точно уже дырку провертели.

Вслед за Цаниттой из столовой после завтрака разошлись и все остальные члены царской семьи.

5

«Кажется, Муваталли проглотил наживку!» – довольно думал Риб-адди, не спеша, с достоинством входя в малый тронный зал. Ещё в Египте, разрабатывая эту разведывательную операцию по проникновению в сердце хеттской империи, визирь Рамос вместе со своим молодым подчинённым много дней ломал голову, как найти верный способ, чтобы расположить царя Муваталли, вызвать его доверие и сделать Рибби своим человеком в Хаттусе. Наконец они решили использовать сидонского властителя Ахирама. Хетты отлично знали хитрый и коварный нрав финикийцев, никогда не хранивших все яйца в одной корзине и всегда лавирующих между сильными державами, чтобы самим иметь свободу рук для наживы, без которой не мыслили своё существование. Поэтому и письмо Ахирама, которое сидонский царь написал под диктовку египтян, и посланник – купец и царский родственник одновременно, были приняты Муваталли с большим пониманием и одобрением. Именно этого он и ждал от финикийцев. Ведь тайный союзник в стане врага увеличивал военный потенциал хеттов. Как хороший полководец царь страны Хатти отлично знал: насколько важно подорвать единство среди союзников и вассалов противника, особенно в год решительного столкновения с ним. Расчёт визиря Рамоса и его молодого подчинённого был верен: можно сказать, что они попали точно в центр мишени.

С такими мыслями удовлетворённый Риб-адди прошёл по мягкому, красно-чёрному ковру, на который падали утренние лучи неяркого зимнего солнца, и встал на одно колено перед царём хеттов, который восседал на небольшом троне, изготовленном из железа. Такой роскоши в то время не мог себе позволить ни один владыка на Востоке, кроме повелителя страны Хатти. Только там имелись искусные мастера, способные выковать всё, что угодно, от маленького ножичка до целого трона из прочнейшего, выплавляемого из добываемых здесь же в горах руд, серо-чёрного металла.

Риб-адди почтительно приветствовал Муваталли, уже переодевшегося в царские одеяния, в которых господствовали любимые цвета хеттов – чёрный и серебряный. Царь с интересом осмотрел дорогие подарки, но больше всего его заинтересовало известие, что финикийский купец привёз изрядный груз меди. Для изготовления бронзового оружия, а железа на всех не хватало, этот металл сейчас был позарез необходим, но его приходилось вывозить с Кипра. Там были ближайшие медные рудники, но при пустой казне, да ещё при почти непроходимых в зимнее время дорогах в горах, доставить медь было очень нелегко. А здесь как будто с небес свалился расторопный финикиец, который привёз и редкий, столь необходимый металл, и поддержку сидонского царя! Поэтому Муваталли был очень ласков с финикийцем, подарил ему дом, расположенный неподалёку от цитадели для основания торговой конторы, и выделил землю в пределах городских стен для строительства складских помещений. Вся беседа с царём прошла непринуждённо и легко, только однажды властелин несколько смутился, когда вдруг раздался старческий глухой кашель, откуда-то из-за трона. Муваталли приложил руку ко рту и несколько раз громко кашлянул, пытаясь заглушить звуки:

– В это время года у нас довольно прохладно. Простуда привязалась и ко мне, несмотря на то, что я здесь вырос, – проговорил хеттский царь.

«Эге, а нас подслушивают, – пронеслось в голове у Риб-адди. – Кто бы это мог быть? Явно кто-то из родственников царя, раз это не было для него неожиданностью... Уж не мамаша ли это Муваталли, старая карга Цанитта? Здесь нужно быть особенно осторожным, если самого царя подслушивают, то за мной будут шпионить постоянно», – сделал он правильный вывод.

Когда финикийский купец выходил из малого тронного зала, его пошёл провожать секретарь царя, бледный молодой человек, которого явно распирало сознание важности возложенной на него миссии. В одном из коридоров, заслонённый шагающими рядом слугами, проворный Риб-адди сунул в руку, идущему бок о бок молодому человеку золотое кольцо с большим драгоценным камнем и прошептал:

– Приходите ко мне, когда я переберусь в свой дом. Мне будет интересно и полезно побеседовать с умным человеком при дворе. Кстати, как вас зовут, уважаемый?

– Чукур-назал – моё имя, любезнейший, – вспыхнул, как маков цвет, секретарь, довольный льстивыми словами гостя, торопливо пряча в складки своего потрёпанного тёмно-зелёного покрывала дорогое кольцо. Его большие горячие глаза при этом алчно блеснули.

«Кажется, свой человек при царе у меня уже имеется. Надо только не спугнуть его, поводить, как рыбу на удочке, чтобы поглубже заглотнул наживку из лести и золота, а затем уже подсечь, и он будет мой с потрохами. Жадный до благ жизни и одновременно нищий приближённый царя – это просто клад! – думал Риб-адди, выходя из царского дворца и наблюдая, как стражники опускают на лебёдках перекидной мост через глубокий ров с водой перед воротами в стене цитадели. Мост даже днём был всегда поднят. – А не очень этот Муваталли доверяет своим подданным даже у себя в столице», – размышлял молодой человек. Громко стуча ногами по деревянному настилу моста, он пошёл вместе со слугами в город, встречающий их суетой прохожих, воплями разносчиков товара, рёвом ослов, ржанием полудиких, косматых хеттских коней и непривычно холодным солнцем, уже начинающим спускаться к вершинам, затянутым синеватой морозной дымкой окружающих столицу гор. Начало делу было положено.