Текст книги "Рамсес Великий"

Автор книги: Олег Капустин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

3

Солнце взошло из-за белых, заснеженных вершин финикийских гор и осветило бирюзово-зеленоватые волны, поднимаемые свежим ветром, который задул сразу же, как только походный корабль фараона начал огибать мыс, где расположился городок Берит. Риб-адди стоял на корме, богато украшенной красным деревом и бронзой, и с беспокойством посматривал по сторонам. Его теперь вовсе не восхищали морские красоты, как во время его первого плавания в Финикию. Впереди, ближе к мачте, возвышался вышитый золотом шатёр, в котором сидел фараон, окружённый стоящими вокруг него приближёнными. Юноша ещё раз огляделся. Непосредственного начальника, визиря Рамоса, при котором смышлёный молодой человек состоял чиновником для особых поручений, рядом не было.

«Старик, конечно же, вьётся вокруг нашего легкомысленного повелителя и занимается своим любимым делом, лижет царские пятки, – выругался мысленно Риб-адди. – А о деле не думает!»

Он не мог понять, что вокруг творится. Фараон, несмотря на своевременно полученное предупреждение, что ахейские пираты по наущению хеттов и Пенунхеба за ним охотятся, вышел в море на одном корабле, без всякого сопровождения. Это было верхом даже не легкомыслия, но глупости! Риб-адди решительно подошёл к алому шатру. Телохранитель фараона, высокий, смуглый шердан в рогатом шлеме и с круглым щитом, кивнул юноше и пропустил его. Охрана давно привыкла, что молоденький чиновник Рамоса курсирует от визиря к фараону с готовящимися документами, выполняя частенько и функции переводчика не только с финикийского и вавилонского, но и хеттского языков. Юноша благодаря своё феноменальной памяти быстро выучил этот язык под руководством финикийских чиновников и в беседах с пленными хеттами.

Войдя в шатёр к фараону, он бросился к его ногам.

– Что тебе, Рибби? – удивлённо спросил Рамсес, не привыкший, что слуги вот так бесцеремонно без зова вламываются к нему.

– О, великий повелитель, разве вы забыли, что я вас предупреждал о подлых планах пирата Пиямараду? – горячо заговорил юноша, поднимая голову в коротком чёрном парике. – А вы вышли в море одни-одинёшеньки, без охраны и морского прикрытия.

Вокруг сердито зашикали. Неслыханная наглость, так разговаривать с сыном Амона. Но фараон только рассмеялся.

– Вот как мне надо служить, – проговорил Рамсес, оборачиваясь к своим сановникам. – Он не боится подвергнуться моему гневу, а порой даже спорит со мной, заботясь о моём благе.

– Дело идёт не о вашем благе, а о вашей жизни, ваше величество, – опять позволил себе неслыханную дерзость юнец: подал голос в присутствии фараона, когда его не спрашивали.

– Плохого же ты обо мне мнения, Рибби, если считаешь таким легкомысленным, – опять рассмеялся фараон и переглянулся с выступившим из толпы придворных Рамосом. – Встань и постой вот тут, по левую мою руку. Посмотри на то, что сейчас произойдёт. Это будет тебе очень полезно.

Сановники зашептались, недовольно переглядываясь. Стоять рядом с владыкой Египта было большой честью, которой удостаивались особо приближённые к царю или его близкие родственники. А здесь неизвестный мальчишка втёрся в доверие к его величеству, благодаря каким-то тёмным делишкам, которые придумал вместе со стариком Рамосом, заняв почётнейшее место по левую руку фараона! Но вскоре высшие чины египетского государства перестали нашёптывать друг другу на уши завистливый вздор. На горизонте появилось несколько судов, которые стремительно стали приближаться к кораблю фараона. Это были ахейские боевые корабли с двумя рядами вёсел. Верхнюю палубу занимали бородатые воины, их круглыми разноцветными щитами были увешаны борта судна. На нижней расположились в два ряда гребцы. Риб-адди насчитал пять кораблей.

– Нам надо немедленно возвращаться, а не забираться, как в мышеловку, в эту бухту за мысом. Разве вы не видите, какие здесь крутые скалы, даже причалить негде! – выкрикнул он, увидев, что судно фараона лениво разворачивается и уходит за мыс, попадая таким образом в ловушку, из которой невозможно выбраться.

– Не отчаивайся, Рибби, – рассмеялся Рамсес, вставая со своего кресла и выходя на палубу.

Там уже столпилось множество воинов, выскочивших из трюма. Они готовились к абордажной схватке.

– Но нас же меньше, чем этих пиратов. Нам не выстоять против пяти кораблей! – опять воскликнул юноша.

– А ты посмотри-ка вон туда, – показал фараон на море длинной и мощной рукой, на которой блестели многочисленные браслеты.

Риб-адди взглянул, куда показывает его повелитель, и всё мгновенно понял. Из-за мыса, уже разогнавшись, на огромной скорости выскочили десятки боевых галер и, вспенивая воду, начали окружать ахейских пиратов. Те быстро сообразили, что к чему, но пока развернулись и кинулись врассыпную, египетский военно-морской флот прочно окружил всю бухту и неумолимо стал сжимать кольцо. Тогда один ахейский корабль не стал пытаться спастись, а, наоборот, ускорив свой бег по волнам, ринулся на абордаж фараонова судна. С хрустом за борта, роскошно отделанные красным деревом и бронзой, зацепились огромные крючья, в воздухе засвистели стрелы и дротики.

– А они молодцы, – возбуждённо закричал фараон, надевая доспехи и хватая свой знаменитый железный серповидный меч, – решили раз всё равно пропадать, так лучше со славой! Что ж разомнёмся, – и он так энергично замахал огромным секачом, что испуганные чиновники, стоящие рядом, попадали на деревянную палубу.

– Ну, вот, опять он за своё! – недовольно пробормотал Рамос и потянул Рибби за тунику. – Пойдём-ка, милый, в трюм, пока тут всё не закончится. Его величество хлебом не корми, а дай подраться.

Однако нетрусливый юноша не пошёл за своим благоразумным старым начальником, а подняв лук лежащего рядом убитого воина, натянул на плечо колчан и стал с азартом посылать одну стрелу за другой. Когда же нос вражеского корабля стал проламывать высокий борт фараонова судна, прозвучала зычная команда самого Рамсеса:

– В атаку, за мной!

Рибби схватил копьё с длинным бронзовым наконечником и прыгнул вместе со всеми воинами вниз на низкую палубу ахейской галеры. Он уже не слышал слабый крик визиря Рамоса, высунувшегося из люка трюма, обращённый к писцу и чиновнику по особым поручением:

– Куда тебя, дурака, понесло?! А ну вернись сейчас же! Нет, вы посмотрите на этого желторотого птенца, – обратился Рамос к стоящему рядом с ним главному казначею империи. – Схватил копьё, которое толще его шеи, и кинулся сражаться.

– Да всем этим юнцам слава его величества спать не даёт, – ворчливо ответил тот, вытирая свою круглую, вспотевшую от волнения голову, жирные, трясущиеся щёки и широкий затылок, переходящий в такую монументальную шею, что сзади казалось, будто уши казначея растут прямо из неё.

– Ладно бы эти вояки, – махнул рукой визирь вслед ринувшимся с энтузиазмом в бой воинам. – Ну, убьют там кого из них, не велика потеря, я, конечно, не говорю о нашем величестве. Но ведь если зарежут как цыплёнка знатока трёх языков, отличного писца и подающего большие надежды лазутчика, то где я найду ему замену? Самому, что ли, надевать шерстяную тунику и идти к хеттам?

– А вы попотчуйте своего юнца палками, если, конечно, он жив останется, – посоветовал казначей, отдуваясь. – Прехорошая это штука – палки для пробуждения чувства ответственности у молодёжи!

Тут в открытый люк залетела стрела и вонзилась с треском в стену.

– Да закройте вы люк, любезнейший! – закричал испуганно толстяк и проворно отпрянул в тёмную глубину трюма. – Не хватало только на старости лет стрелу получить между глаз. И что это нашему величеству так хочется во всякие неприятности впутываться? Сидел бы преспокойненько в своём Пер-Рамсесе, делал бы детишек, благо жён и наложниц хоть отбавляй, раздавал бы награды сановникам, да захаживал бы в храм по праздникам. В общем, царствовал бы нам на загляденье... А тут все походы, да засады, с ума можно сойти от этой суматошной жизни. И хорошо бы мы что-нибудь путное с этой вшивой Финикии имели. Так ведь пустяки какие-то, как говорится, шкура выделки не стоит. Разве это добыча – пара баранов, горшок пурпурной краски и большая куча неприятностей как приложение!

Пока старики отводили душу, перемывая косточки всем, начиная с молодого фараона, египетские воины во главе со своим неутомимым предводителем целиком захватили пиратский корабль. Когда сопротивление прекратилось, Рамсес стал расхаживать по палубе трофейного судна и рассматривать свой улов. Особенно его интересовало: кто же командовал столь отважной командой? Но тут внезапно один из пленных пиратов выхватил из набедренной повязки спрятанный там кинжал и попытался ударить им любопытного властителя Египта, когда тот оказался рядом. Семди только заревел, но он стоял с другого бока его величества, да и сам Рамсес не успел среагировать на короткий замах рядом стоявшего злодея. Один только желторотый птенец с длинным копьём в руке, вызывавший смех бывалых воинов, резко ткнул вперёд острым длинным наконечником, пронзив пирата насквозь. Рамсес обернулся и с удивлением увидел худенького юношу, который пытался вытащить здоровенное копьё из тела бьющегося в агонии злоумышленника.

– Так это ты, Рибби? – воскликнул фараон. – Вот уж никак не ожидал, что меня спасёт мальчишка-писец. Как же ты здесь оказался?

– Вы же приказали: «В атаку, за мной!» – серьёзно ответил Риб-адди. – Хорошим я был бы вашим подданным, если бы отказался выполнять приказ.

– Вот это молодец, – рассмеялся фараон, – в нашей армии пополнение. У нас появился новый отважный воин. Главное, не какой у тебя рост, а какой дух. А у этого мальчика душа льва!

Довольный Рамсес схватил юношу под мышки и высоко поднял над палубой.

– Я жалую его высшим знаком военного отличия – золотым львом!

Окружающие воины одобрительно застучали мечами о щиты. Высоко вознесённый над головами окружающих, Риб-адди вдруг увидел знакомую бородатую физиономию с длинным кривым шрамом.

– Да это же Пиямараду, предводитель пиратов! – крикнул он, указывая в толпу пленных пальцем.

Вскоре самый отважный пират Средиземного моря предстал перед очами царя Египта. Рамсес внимательно оглядел зверскую рожу властителя морей и островов и улыбнулся.

– Вот, значит, каков знаменитый морской разбойник. Мне лестно, что ты попал ко мне в руки.

– А мне лестно, что я умру от руки самого фараона Рамсеса, который умудрился в два дня разбить подряд два войска дотоле непобедимых хеттов. Я прожил славную жизнь и не боюсь умереть, – отважный Пиямараду с достоинством поклонился.

– А я вовсе не собираюсь тебя убивать.

Ахеец нахмурился.

– Лучше убей меня, рабом я не буду и одного дня, – проговорил он, гордо выпрямляясь.

– Я не хочу, чтобы ты стал рабом, и не хочу, чтобы ты умер, – загадочно улыбнулся фараон.

– Тогда что же ты хочешь от меня?

– Я хочу, чтобы ты стал моим союзником в войне с хеттами. Раньше ты отважно воевал с ними на морской окраине их государства, там, где заходит солнце. Я заплачу тебе значительно больше, чем Муваталли, и помогу, если мы его разобьём, создать своё княжество на земле хеттов. Хватит тебе вести бесприютную жизнь морского странника. Ведь ты из знатного ахейского рода.

– Я склоняюсь перед мудрым политиком, а не только перед отважным воином, ваше величество, – тихо ответил Пиямараду и поклонился.

– Развяжите его, – приказал фараон. – Пойдём на мой корабль. Там уже всё приготовлено для нашей встречи. Мы посидим, а заодно обсудим детали нашего соглашения.

Они поднялись по покачивающимся сходням на египетский корабль.

– Так, значит, вы, ваше величество, всё это предвидели? – удивлённо и восхищённо проговорил Риб-адди, идя рядом с фараоном по широкой палубе.

– А ты что, Рибби, думал, что я попадусь так легко в эту ловушку? Невысокого же ты мнения о своём повелителе. Думал, что я только мечом могу махать? – Рамсес похлопал по голой, обритой голове юноши, который ещё в начале атаки потерял свой обязательный при его должности парик.

Придворные, как мыши вылезшие из щелей, куда они забились при первых звуках боевой трубы, вновь ревниво зашипели. Удостоиться прикосновения самого живого бога! Это считалось более почётным, чем все остальные награды на свете. Ведь даже поцеловать сандалию фараона удостаивались при дворе очень и очень не многие.

Рамсес, высокий и стройный, в белой льняной тунике и плиссированной повязке на бёдрах ушёл в свой шатёр пировать с главой морских разбойников, а Риб-адди оказался наедине с рассерженным визирем Рамосом, который тут же цепко ухватил его за ухо. И как ни уверял юноша, что он не только храбро участвовал в бою, но и спас самого фараона, удостоившись «Золотого льва», это не помогло: непослушный молодой человек получил свою дозу палок.

– Недаром говорили наши отцы: «Уши юноши на спине его, и он внемлет, когда бьют его», – удовлетворённо и наставительно произнёс Рамос, стоя рядом и потирая лысину сухой ладошкой. – Будешь теперь внимательно прислушиваться, что говорит тебе, о непослушный юноша, твой непосредственный начальник, ибо он отвечает за тебя перед нашим богом и повелителем.

– Я уже это слышал много раз в школе, – шмыгнув носом, ответил Риб-адди, вставая с палубы и надевая свою белую набедренную повязку.

– Мудрые мысли, мой милый, полезно слушать часто, – наставительно проговорил старичок и добавил: – Пойдём-ка перекусим да и примемся за нашу переписку с Вавилоном.

Когда же вскоре на нос судна, где проходила экзекуция, пришёл посланец фараона и принёс знак Золотого льва на серебряной цепочке, повесив его на шею Риб-адди, визирь Рамос философски заметил:

– Ничего, юноша, и то и другое тебе одинаково полезно.

В отдельной каюте, визирь и писец занимались иностранной перепиской допоздна. Так закончился для Риб-адди один из самых важных дней его жизни. Вскоре судно фараона причалило к берегу. Солнце опять уходило за горизонт, к которому устремились пять ахейских кораблей с теперь уже дружескими египетской державе пиратами. Великая схватка за власть между древнейшей египетской империей и мощной молодой державой Хатти продолжалась, вовлекая всё больше участников.

Глава 6

1

Когда в середине лета Риб-адди вновь приехал в Сидон, то просто не узнал города, так быстро тот оправился после военной разрухи. Большинство горожан, нарядно одетые в разноцветные туники и завёрнутые в покрывала из тонкой шерсти, сытые, весёлые, довольные жизнью, совсем не походили на ту голодную толпу в отрепьях, которую видел египетский разведчик в последние дни осады, несколько месяцев назад. Вокруг города зеленели, а кое-где уже начали созревать поля с пшеницей, рожью, ячменём. В садах убирали черешню, абрикосы, сливы, ранние яблоки. Экспансивные финикийцы торговали, болтали, размахивали руками, почти на каждом углу. Загорелые торговцы на тележках с целыми горами алой черешни, медово-жёлтых абрикос или тёмно-фиолетовых слив, над которыми роились с жужжанием осы и пчёлы, развозили свой ароматно пахнувший товар и громко зазывали покупателей или даже распевали во всё горло песни. На центральном базаре громко кричали всегда чем-то недовольные ослы, ревели верблюды, принёсшие на своих горбах большие тюки из Сирии, Вавилона и Аравии, изредка мычали огромные, чёрные, что-то жующие волы, привёзшие крестьянские неуклюжие телеги-арбы на двух высоченных, деревянных колёсах.

Но особенно полюбил Риб-адди бывать в порту. Здесь находилось сердце финикийского города. Причалы Сидона были просто забиты судами из всех известных стран мира. Особенно процветала торговля с Египтом и подвластными ему странами. Складских помещений, заполненных товарами под самые крыши, уже не хватало. Торговые конторы порта были переполнены купцами и членами торговых компаний, поглощающими тоннами прохладительные напитки и сладости, с азартом играющими в разнообразные настольные игры, ведущими деловую переписку, обсуждающими цены на свои товары или задумывающими проекты дерзких торговых экспедиций к далёким берегам Крыма, Колхиды, Иберийского полуострова и даже к загадочной стране Офир. Благо теперь можно было свободно плыть по Нилу, потом по каналу в Красное море и дальше куда хочешь: хоть в страну Пунт или Индию.

Изменился и Риб-адди. Теперь юноша ходил по городу в белой льняной плиссированной юбке, с широким плоским ожерельем на шее и большим орденом Золотого льва, висевшим на груди на массивной золотой цепи. На голове красовался пышный чёрный парик, украшенный бирюзой и золотом. На руках сверкали многочисленные браслеты. Когда Риб-адди шёл по улице, постукивая начальственным посохом, отделанным серебром, за ним почтительно семенил чёрный нубиец, подаренный Рамосом, со страусовым пером в курчавых волосах, медной серьгой в носу и раскладным стульчиком и мухобойкой в руках. Все горожане почтительно кланялись важному египетскому чиновнику, а те, что были победнее, просто падали на колени прямо в пыль. Юноша милостиво кивал и следовал дальше своей дорогой вальяжно-неторопливой поступью, которой он научился у придворных сановников.

Однажды Риб-адди сидел в порту рядом с причалом на раздвижном деревянном стульчике под розовым зонтиком, который держал невозмутимый нубиец, внимательно наблюдая, как грузятся египетские торговые суда стволами финикийского кедра и сверяя количество и качество брёвен с документами, написанными сидонскими приказчиками корявым финикийским алфавитом на тяжёлых глиняных табличках. Молодой человек, успешно поднимающийся по служебной лестнице, помимо своей основной работы у Рамоса, исполнения обязанностей министра иностранных дел, теперь занимался и хозяйственными делами, контролируя кое-какие внешнеторговые операции. Визирь старался предоставить способному юноше возможность набраться как можно больше опыта.

Внезапно рядом с египетским чиновником, на молодом, но серьёзном лице которого играли солнечные блики, отражающиеся от мягко плещущихся почти у самых его ног волн, остановился высокий финикиец в зелёной тунике, жёлтой накидке, крупными складками спадавшей с его худой фигуры и остроконечном коричневом колпаке.

– Это вы, мой благодетель? – воскликнул сидонянин и склонился в низком поклоне.

Риб-адди всмотрелся и с трудом узнал в состоятельном, солидном горожанине худого, оборванного, измученного голодом человека, приведшего продавать в рабство свою красавицу дочь Ахираму. Юноша встал и вежливо, но с достоинством ответил на приветствие.

– Как ваша дочь, уважаемый? Ещё не вышла замуж?

– Всё в порядке, о мой достославный благодетель, – кивая не только головой, но и всем своим длинным тощим телом, затараторил финикиец. – Моя дочурка стала важной, очень важной. Наша храмовая жрица научила её грамоте, и теперь дочка, её зовут Бинт-Анат, ведёт все мои торговые документы. А замуж выходить не хочет, хотя претендентов на её ручку хоть отбавляй, говорит, ещё молода. А я и рад. Сам-то я неграмотный, никак не могу выучить все эти закорючки, – показал он длинным пальцем на глиняную дощечку в руках юноши. – А зовут меня Чакербаал.

– Очень приятно познакомиться, любезный, – чуть свысока ответил египетский чиновник, – меня зовут Риб-адди.

– О, я это уже знаю, – опять затараторил сидонец. – Мне много хорошего про вас рассказал уважаемый Дагон. Он теперь мой торговый партнёр. Далеко пошёл бывший пастух.

– Я рад, что у вас хорошо идут дела.

– Это только благодаря вашей щедрой помощи, – закивал Чакербаал. – Осада ведь буквально на следующий день закончилась, ну я и вложил так любезно вами подаренное золото в торговую компанию, что сразу же начала торговать с вашей страной. Наши корабли уже несколько раз вернулись с товарами, дело очень хорошее, спрос на лес, ткани, пурпур, серебряные вазы огромный, только вези и вези! Так что я могу, – замялся купец, – так сказать, погасить свой долг, – он покашлял в кулак, – я только бы хотел уточнить насчёт процентов, – Чакербаал, несколько скривив своё узкое лицо с горбатым носом и длинной, узкой бородёнкой, прищурив один глаз, а другой, наоборот, широко открыв, уставился с плохо скрываемой тревогой на своего добродетеля. «А вдруг сейчас заломит просто сногсшибательный процент? И ведь придётся платить, куда денешься, вон он, оказывается, какая шишка в египетской администрации-то!» – читалось на встревоженно-лукавой физиономии.

– Не беспокойтесь, любезный, – рассмеялся Риб-адди, – я за свои добрые дела процентов не беру.

– Так, значит, без всяких процентов? – чуть не подскочил от радости Чакербаал. – Он стал что-то судорожно искать у себя на поясе.

– Вы неправильно меня поняли, – опять улыбнулся юноша. – Не надо мне ничего возвращать. Я рад, что мне удалось помочь вам в трудную минуту. Особенно же я доволен, что ваша дочка избежала тяжёлой судьбы рабыни. Так что включите золото, которое вы так настойчиво хотите мне вернуть, в её приданое и давайте забудем об этом, – добавил Риб-адди с лёгкой досадой.

Сидонец замер, от удивления открыв рот. В его практичном финикийском уме всё это просто не укладывалось:

– Этот человек отказывается от золота, которое ему чуть ли не насильно хотят вручить?! Ведь то, что он дал мне, совершенно незнакомому человеку, ничем не обеспеченную ссуду на целых полгода золотом и при этом отказался от процентов – это неслыханная щедрость, граничащая с глупостью. Пожалеть чужую дочку и отдать здоровенный кусок золота незнакомцу... Причём совершил всё это вполне нормальный человек, высокопоставленный египетский чиновник... Может, он родственник самого фараона и для него золото, как для нас пыль под ногами? – подобные мысли пронеслись вихрем в голове у Чакербаала. Он закачался, в глазах у него помутнело.

– Вам плохо? Может, вы присядете, уважаемый? – участливо спросил юноша, предложив сидонянину сесть на свой стульчик.

Тот плюхнулся на него, посидел несколько секунд, хватая воздух открытым ртом, как выброшенная на берег рыба, потом вновь вскочил. Кивая всем своим длинным и худым телом и дробно тряся узкой и длинной бородкой, он пригласил столь загадочно-странного египетского вельможу к себе в гости отобедать. Риб-адди принял приглашение, благо погрузка леса на суда уже закончилась. Товары сходились с документами. Он передал всё начальнику каравана, подписался на папирусе под актом сдачи товара и направился вместе с Чакербаалом по узкой, кривой улочке вверх в город. Сзади почтительно шагал невозмутимый нубиец, держа розовый зонтик над головой своего господина. Прохожие низко кланялись египтянину и с уважением посматривали на финикийского купца, запросто идущего рядом с такой важной фигурой.