Текст книги "Переворот.ru (СИ)"

Автор книги: Олег Маркеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц)

– Вывод: биологическое оружие избирательного действия, так?

– Очень точный и очень научный термин, Андрей Ильич! Именно так я Нинке проблему и обрисовал: можно ли уложить вирусом или микробом людей в замкнутом помещении, объединённых общим психополем, так, чтобы не осталось следов типа ампул, баллонов и прочих вещдоков, а экспертиза не забила тревогу. Между прочим, ответ знал заранее – можно. Иначе за что микробиологи в прогонах, типа моего бывшего тестя, кремлёвские пайки проедали? Но я не знал, чем конкретно извели наш контингент. Клянусь потенцией, о вирусе Эпштейна-Барра я ничего не знал. – Сергей забросил ногу на ногу. – Получается, Андрей Ильич, в моем лице вы сотрудничаете с величайшим умом современности.

– Если бы от этого мне было легче… – Злобин захлопнул папку. – Остаётся только молиться, что больше воровских похорон не будет. Кстати, что в городе?

Сергей пожал плечами.

– В Багдаде все спокойно. Воры воруют, милиция бдит.

Глава пятая
«Атас, милиция!»

«Д» – 1

12:14

Волкодав

Нож провернулся вокруг ладони, рукоять со шлепком прилипла пальцам, они сами собой сжались, плотно обхватив рукоять. Кисть чуть развернулась, выставив для удара ромбовидную пятку на конце рукояти, а клинок плотно лёг на запястье, затаившись, как зверь в засаде. Нож изготовился сечь наотмашь плоть и короткими тупыми ударами дробить кости и рвать мышцы.

Пальцы разжались, и нож нырнул лезвием вниз, как хороший прыгун в воду, по идеально отвесной прямой. Острие клюнуло в доску, по клинку прокатилась гулкая вибрация. Лёгкий шлепок ладони по пятке рукояти, и лезвие на сантиметр вошло в доску. По хищно стройному телу ножа от острия до рукояти прошла сладострастная судорога. Он застыл, холодный и мёртвый без пульсирующего тепла человеческой руки.

– Маст-э-эр! – восхищённо выдохнул продавец.

Нож вошёл точно в узкий зазор между двумя брусками точильного камня, лежавших на прилавке.

Продавец был родом с гор, где любой ремесленный навык, доведённый до мастерского совершенства, гарантировал кусок хлеба семье и избавлял от мученического крестьянского труда на скудной каменистой почве. Мастер – человек уважаемый. Пусть даже он – мастер убийства.

Владимир Громов осмотрел остальные ножи, выставленные на продажу. Все – самоделки. И практически каждый так и просился на экспертизу, после которой, к бабке не ходи, их из ножей хозяйственно-бытового назначения переведут в более высокую категорию – холодного оружия.

– И почём эта красота? – спросил Громов.

– Тэбе – почти даром! – Продавец сверкнул золотой улыбкой. – За пятьсот возьмёшь?

Громов сделал вид, что примеряется к цене. Если честно, нож ему понравился. «Сошлись характерами», – как он говорил в таких случаях. Но таскать на себе по рынку нож с сомнительной родословной сегодня было не с руки.

Продавец по-своему истолковал его молчание.

– Э-эх, бери так! За триста рублей бери. Я же вижу, что ты мастер.

Из-за спины Громова высунулся Эдик и, сделав круглые глаза, выпалил:

– Камрад, ты чо? Нафига ему твой кишкорез?!! У него кулаки, ты посмотри, не кулаки – а предметы, которые могут быть использованы в качестве холодного оружия. Дробящего, блин, действия.

Продавец посмотрел на набитые до белых костяшек кулаки Громова и дёрнул давно не бритой щекой.

– Все, Гром, валим отсюда!

Эдик за локоть оттащил Громова от прилавка.

В узком проходе между рядами контейнеров, как осетры на нерест, пёрли покупатели. Под ноги и перед собой никто не смотрел, все глазели на витрины. Рыночные торговцы выражением лиц и скучающими позами напоминали рыбаков, забросивших удочки в кишащую рыбой речушку. Рыбы много, а крючок – один, всех не переловишь, как не старайся. А твоя рыбина от тебя никуда не денется.

Густой поток сразу же подхватил Громова и Эдика, поволок, цепляя по ногам сумками, толкая в бок локтями и то и дело бросая на спины неожиданно затормозивших зевак.

Эдик ростом был по плечо Громову, весом вполовину легче, ему пришлось привстать на ходу на цыпочки, чтобы зло прошептать на ухо:

– Гром, мы и так смотримся бандосами, а ты ещё финкой свои финты крутить начал. Спалиться хочешь?

Громов мельком взглянул на их отражение в витринном стекле. Полутяж в кожаной куртке и свободного кроя штанах и сухопарый резкий в движениях пацан в «солидном прикиде» китайского производства.

– Смотримся достойно. Бригадир с «шестёркой», слепому видно. А если ты и дальше будешь своим незаконченным юридическим блистать, то точно спалишь все, нафиг, по полной.

Эдик, получив мягкий тычок локтём в ребра, надулся от обиды.

Громов в угрозыск пришёл с дипломом юрфака университета. Дипломом не козырял, но хорошее образование и широкий кругозор не утаишь, особенно в среде оперов. Эдик был типичным опером, служить начал после школы милиции, «ЦПШ[27]27
  – церковно-приходская школа, основное учебное заведение для простого народа в царской России; в курс входили Закон божий, основы грамматики и математики, уровень образования считался достаточным для удержания в зависимом и эксплуатируемом состоянии. Интересно, что на именно такой уровень – «азы счета и знания языка, достаточные для понимания команд» – планировали низвести образование нацисты на оккупированных советских территориях.


[Закрыть] с юридическим уклоном», как выражался Громов. Медленно рос в званиях, набирался опыта, с мукой добирая научные познания в заочном юридическом институте. На каждую сессию приходилось отпрашиваться у начальства, преть от стыда перед экзаменатором, по капле выжимая из головы то немногое, что осталось в ней после бессонных ночей и серых будней.

– Не горюй, Эдька, генералом станешь раньше меня.

Эдик покосился на Громова, но по непроницаемому лицу не смог установить, шутит партнёр или нет.

– Подкалываешь?

– Не, авторитетно заявляю. – Громов старательно подавил улыбку и закончил:

– По нашим генералам сужу. Ты им брат по разуму, ха!

– Да иди ты! – прошипел Эдик.

Они вышли на пятачок перед запасными воротами рынка. Отсюда можно было свернуть во второй ряд контейнеров или втиснуться в лабиринт овощных лотков. Народу в нем было так густо, что движение практически застопорилось.

Переглянувшись, они направились к неровному строю раскладных столиков, вытянувшемуся вдоль забора. Торговали здесь всяким строительным хламом и низкосортным барахлом, по сравнению с которым даже изделия кооператоров Уйгурского уезда Китая казались высокой модой.

– Отец, почём говнодавы? – поинтересовался Громов у продавца кавказской наружности.

На столике горой лежала обувь, источая убийственный аромат плохой кожи и прессованной резины.

– Все по сто рублей, – пряча глаза, ответил продавец. – Две пары – за полста.

Громов выудил из кучи кроссовок, попробовал согнуть. Ублюдочный брат «Рибока» твёрдостью подошвы не уступал броневой стали.

– Может, возьмём по паре на брата? – спросил Громов у Эдика.

– Ага, и сразу туда? – Эдик глазами указал на тухлый пруд за забором. – Как Муму, без булек. Они же, гады, кроссовки делают из резины для шин. В таких только по минам ходить.

Громов оглянулся через плечо на контейнеры. Подцепил резиновый сапог восхитительно бирюзового цвета.

– Шик! Мой размер есть?

Продавец равнодушно пожал плечами. Казалось, что, торгуя обувью, он отбывает повинность или позорным трудом искупает какой-то проступок.

– Бери, Гром. По грибы ходить. В таких не пропадёшь, – вставил Эдик. – Их с вертолёта за двадцать километров видно. Заблукаешь, найдут обязательно.

В масть сапогу во всей коричнево-буро-серой массе был только ярко-оранжевый тапок пятидесятого размера. Громов вытянул его из кучи и спросил:

– И этот сланец тоже сотню стоит?!

Продавец закатил глаза, прошептал что-то себе под нос и ответил:

– Этот ничего не стоит, уважаемый. Ему пары нет.

– Потерял, что ли?

– Почему – потэрял?! – возмутился продавец. – Украли!

Громов покачал головой, рассматривая тапок.

– Надо же! Совсем офигели…

У Эдика из-под воротника чёрного плаща змейкой выползал проводок наушника. Вещь вполне нормальная в наши дни, ничего подозрительного. То ли плейер человек слушает, то ли так крут, что мобильный наружной гарнитурой снабдил.

Громов заметил, как на секунду сузились веки Эдика, а в глазах мелькнул охотничий азарт. Словно кот сквозь рыночный гвалт засек скребущую по дну контейнера мышку.

Перехватив взгляд Громова, Эдик чуть заметно кивнул.

– Володь, моя крыса просила скатерть купить. Взамен той, что ты чинариком продырявил.

Когда Эдик импровизировал, его несло, как актёра ТЮЗа, дорвавшегося до главной роли в сериале. Громов цыкнул зубом, но решил подыграть.

– Ещё скажи, что я тебе должен.

– Не, чисто кампанию поддержать. – Эдик указал на столик со всякой всячиной «все для дома». – Пошли туда.

Громов кивнул, сразу же оценив, что с той позиции нужный им контейнер будет просматриваться лучше.

– Братья заегозились, клиент на подходе, – скороговоркой на ходу передал информацию Эдик.

Громов достал сигарету, закрываясь от ветра, встал лицом к контейнерам. Во втором с краю в правом ряду никаких признаков ажиотажа не наблюдалось. И на подходе к контейнеру братьев Ахундовых явных «клиентов» не заметил, обычный в таком месте люд.

– Им отсемафорили, что клиент прибыл, – подсказал Эдик.

– Догадался. – Громов старательно зачиркал зажигалкой. – Что они там базарят?

– Откуда я знаю? Лопочут по-своему…

В контейнер братьев Ахундовых с утра налепили «жучка». Приёмник прятался под плащом Эдика.

– Ладно, с клиентом по-русски говорить будут. Интернационал, блин.

Громов выпустил дым.

Эдик дёрнул плечом, вдавливая бусинку наушника в ухо.

– Гром, они её видят, – прошептал он. – Кто-то из братьев по-русски сказал. Паси бабу, Гром!

– Вижу.

Из-за редкой очереди, уткнувшейся в соседний контейнер, вышли высокая дородная женщина и худенькая девочка-подросток. Обе были одеты в темно-вишнёвые плащи, у обеих на головах платки. У девчонки – беленький, повязанный под подбородком. У женщины – цветастый, закрученный сложным коконом.

– Чёрт!

Громов успел развернуться, угадав, что женщина сейчас подозрительным взглядом просканирует все вокруг. Если она и есть клиент братьев Ахундовых, то что бандиты, что менты, ей сейчас равно опасны.

Он прикрыл собой Эдика, но тот сумел углядеть главное, остальное услышал в наушнике.

– Она? – спросил Громов.

– Да. Та, что с девчонкой, – ответил Эдик.

Громов закусил фильтр сигареты, процедил:

– Фигово дело.

Подошёл к столику с сантехническим ломом. С напряжённым лицом стал перебирать ржавые краники. Эдик встал рядом. Потоптался с ноги на ногу. Тихо спросил:

– Чего такой напряг, Воха?

– «Чехи» – коротко ответил Громов.

Эдик беззвучно выматерился. Переспрашивать не стал, Громов дважды был в командировках в Чечне, раз сказал «чехи», значит, так и есть.

Операция, которую они крутили на свой страх и риск и на голом энтузиазме, из оперской забавы неожиданно превратилась в смертельно опасную игру. Шансов на выигрыш вдруг стало так мало, что в пору «пасовать» и уходить, пока ещё есть штаны и то, на что ими прикрывают.

Громов, отвечая на немой вопрос Эдика, отрицательно покачал головой. Эдик ответил мальчишеской улыбкой. Он тоже был рисковым парнем, хоть и давалось ему это труднее, чем Громову.

Владимир Громов второй год подряд держал первое место на чемпионате МВД по рукопашному бою. Если кто видел «бои без правил», то знайте, что это – драка в песочнице по сравнению с тем, как бьются лучшие костоломы МВД.

Эдику Бог богатырской силушки и холодной ярости не дал, но зато воткнул в сухое тело стальной стержень, который заставляет встать и драться дальше, даже если уже наполовину мёртв. В своих силах Громов был уверен, а с Эдиком за спиной – можно практически ничего не бояться. Если завалят, так только вдвоём, да и то – автоматной очередью.

Громов, стряхивая пепел, стрельнув взглядом в контейнер. Признаков контрнаблюдения поблизости не заметил. Но опыт и чутье подсказывали, что оно обязательно должно вестись. Без опеки за таким товаром и в таких количествах никто не пойдёт.

Братья Ахундовы, арендовав контейнер на рынке, занимались мелко-оптовой торговлей наркотиками и лишь для маскировки парились с «Дошираком», спагетти и прочей бакалеей «для нищих». Трудно сказать, из-за чего именно у них возник конфликт с землячеством туркмен, дружно и покорно работающих уборщиками рынка. Возможно, «на почве личной неприязни», «на бытовой» или на «национальной», как пишут в протоколах, но конфликт имел место. На хамство братьев Ахундовых туркмены не стали отвечать открытой конфронтацией.

Собравшись на большую джиргу, или как там у них называется народное вече и внеочередная сессия парламента, надёжно укрывшись от чужих глаз за мусорными баками и для конспирации дискутируя исключительно на родном языке, туркмены пришли к консенсусу решать вопрос исключительно в рамках правого поля. Проще выражаясь, сдать ненавистных обидчиков ментам.

Сложными путями, легендируясь, что ищут мента, способного разрулить какие-то напряги с регистрацией, они вышли на Эдика и с восточной щедростью поделились с ним информацией о незаконной деятельности братьев Ахундовых. В качестве особо ценного подарка была сдана наводка на сто грамм чистого героина, которые Ахундовы договорились продать неустановленному лицу.

Туркмены клялись в точности добытых сведений и обещали всяческую помощь в благородном деле ареста с поличным мерзких наркоторговцев, бросающих тень на весь дружный интернациональный коллектив работников рынка. Имён добровольных помощников милиции туркмены очень просили не разглашать.

Эдик обрадовал информацией старшего товарища по службе Володьку Громова. Громов, сглотнув слюну, отправил Эдика в ОБНОН. Их родной отдел и без Ахундовых зашивался.

От «наркотэков» Эдик вернулся в расстроенных чувствах. Опера по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, узнав о «наводке», зады от служебных кресел не оторвали. С видом авторитетов в узко специальном вопросе они растолковали Эдику, что, во-первых, рынок – это чужая «земля», и даже если завтра туда введут караван верблюдов с афганским героином «три девятки», ничего поделать будет нельзя. Потому что – нельзя. А во-вторых, план по посадкам на этот месяц успешно перевыполнен за счёт мелких барыг. И в-третьих, и главное, отношения с прокуратурой резко ухудшились, с наркотой туда пока лучше не соваться.

Выслушав Эдика, Громов прикрыл веки и растянул в тонкой улыбке губы. Как делал всегда, выходя на борцовский ковёр.

Его отношение к тем, кто замазан наркотиками, были просты и бесхитростны. Он их ненавидел. Особо опасной, холодной, как клинок, ненавистью. Даже к своим непосредственным клиентам, проходящим по линии уголовного розыска, Громов мог отнестись человечнее. Но барыги – это ещё хуже, чем насильники и душегубы.

Громов завёл никчёмный разговор с испитым дядькой, торговавшим сантехническим секонд-хендом, а в голове в это время прокручивались все возможные варианты, один хуже другого, и он не сразу заметил, что Эдик дёргает его за край куртки.

– Ну?

– Пойдём пожрём, Воха. Нафиг тебе этот ключ? – В глазах у Эдика плескалась тревога.

Громов положил на место изношенный разводной ключ.

Прогулочным шагом они пошли к киоску, из которого ветер доносил сальный дым мангала.

– Слышь, Гром, она на девке товар проверяет! – злым шёпотом сообщил Эдик. – Вколола ей дозу и ждёт результата, прикинь! Может, накроем сук?

Громов на секунду закрыл глаза и улыбнулся. Потряс головой.

– Нет. Ничего не меняем.

Они запланировали брать только покупателя. Демонстративно и с шумом. В двух шагах от контейнера братьев Ахундовых.

Самих братьев с наскока брать было бесполезно. Слишком уж профессионально работали.

При малейшем признаке опасности один из них закрывал собой вход, а второй бросался к задней стенке контейнера. В доли секунды товар через вентиляционное отверстие оказывался на ничейной территории – на парковке у супермаркета «Ашан», примыкавшей к тылам рынка. Там, у забора, в совершенно безнадёжном для торговли месте, обосновался со своим раскладным столиком дальний родственник Ахундовых. Для отвода глаз на столике валялись пакеты с сухофруктами. За торговлю в неположенном месте приходилось отстёгивать, но плата местным ментам, очевидно, была включена в статью расходов «безопасность бизнеса».

Сколько получал мальчишка, сидевший на бордюре рядом со стариком, не известно. Но в обеспечении безопасности ему отводилась ключевая роль. Блок из-под сигарет, в котором Ахундовы прятали товар и вырученные с наркоты деньги, не успевал упасть на землю, как оказывался в цепких пальцах мальчишки. А потом – попробуй догони вертлявого легконогого чёрта.

Систему безопасности сдали братья-туркмены. По здравому разумению Громова, метившие на место братьев Ахундовых. Чего-чего, а героина в Туркмении, как урюка, – мешками возить можно. И что не возить, когда московская прописка есть и место на рынке прикормлено?

Но если брать клиента «с шумом», то от подозрения, что «сдали» его ментам они сами, Ахундовым так просто не откреститься. Хоть Аллахом клянись, хоть мамой родной, хоть взывай к высоким родственникам в Баку. За провал «точки» и несанкционированный контакт с ментами запросто подрезать могут. Особенно, если запустить слушок, что так оно на самом деле и было.

А что их место займут туркменбаши тоже не велика печаль. Всегда можно их сдать группировке айзеров, заслав по своим каналам истинную информацию, кто кого и как вложил. Можно даже намекнуть, чья смуглая рука налепила «жучок» в контейнер Ахундовых, пока шкребла метлой пол и двигала коробки.

Летальные исходы при разборках гарантированы. Естественно, ряды туркменских джигитов резко поредеют. И по этому возмутительному факту придётся возбуждать уголовное дело в отношении несдержанных на руку представителей солнечного Азербайджана. В результате по одной «наводке» на нары по цепочке пойдёт максимально возможное число лиц с криминальными наклонностями, и на рынке на месяц-другой станет чище.

На роль «клиента», приговорённого к показательному задержанию, лучше всего подходил полный лох. Какой-нибудь шибко умный или безнадёжно тупой идиот, решивший кардинально улучшить свой жизненный уровень за счёт наркоторговли. Средненько и серенько в смысле перспектив смотрелся наркоша, решивший совместить приятное с полезным и перейти в категорию барыг. Наиболее вероятным Володя и Эдик посчитали усреднённый вариант: либо лох, либо наркоша, выведенный на подконтрольную закупку какой-нибудь группировкой.

Сотня грамм героина – это тебе не фунт изюма. Смертельно опасная доза. Или Ахундовых сгубила жадность, или на предварительных переговорах им были даны твёрдые гарантии надежности покупателя. А такие гарантии может дать либо криминальная группировка, либо играющая свою игру государственная «контора».

Как говаривал в таких случаях товарищ Сталин: «Оба хуже». В смысле, что бездействие Громова и Эдика при получении оперативной информации, кто бы за ней не стоял, однозначно толковалось как преступное.

Громов посмотрел на небо, затянутое низкими тучами. Очевидно, у Господа сегодня настроение было под стать погоде – пасмурное, с ознобом, коли он послал в виде «клиента» чеченскую матрону с девчонкой в роли подопытной собачки.

– Слушай, я в самом деле жрать хочу, – сказал Эдик, не отрывая глаз от конусообразного столба сочащегося соком мяса. – Нервы, наверное…

На белом боку киоска, чуть ниже прилавка кто-то скорописью нацарапал: «Купил шаурму – помог Басаеву!» На лозунг никто внимания не обращал.

– Шаурму долго ждать, и один фиг, сожрать не успеешь, возьми какой-нибудь беляш.

– Тебе брать, Гром?

– Не надо.

Громов отвернулся, спасаясь от запаха, уткнул нос в воротник свитера. У самого живот подвело от голода, утром едва успел затолкнуть в себя бутерброд и залить полстакана чая. Планировал плотнее поесть в столовке при ОВД, но не сложилось. А теперь есть ничего нельзя, воевать лучше на пустой желудок.

Силовую часть операции он решил никому не передоверять. Предстояло быстро и качественно подавить любое сопротивление любых лиц, оказавшихся в зоне действия. Повязать и оттащить в машину смогут и другие, а гарантированно вырубить с одного незаметного удара мог только он.

Громов хлопнув Эдика по плечу, бросился к воротам. Они были закрыты на цепь с большим амбарным замком, для прохода оставалась только калитка. В её узкий проем два смуглолицых парня в оранжево-синих спецовках втиснули тележку с горой ящиков. Тележка по габаритам пройти не могла даже теоретически, но парни с тупым упорством ишаков пытались затолкать её на территорию рынка.

– Алё, кишлак! – Громов, играя возмущённого бандита, что есть силы пнул тележку. – Здесь же люди ходят. Кати её нафиг отсюда!

Парни захлопали глазами.

– Шо не ясно? Проход освободи, баран!

Для большей ясности Громов ещё раз пнул по тележке. Коробки угрожающе покачнулись.

Парни дружно вцепились в дужку ручки, пытаясь вытащить тележку из стальных тисков.

– Ты что так командуешь?! Я им денег дал, пусть везут, куда сказал.

Откуда ни возьмись нарисовался хозяин груза.

– А я тебе сейчас по рогам дам, мало не покажется! – на полном серьёзе пообещал Громов.

Мужчина в спортивном костюме и сером пиджаке примерился к фигуре Громова. И сразу сник.

– Почему так кричишь? Спокойно скажи…

Громов с прыжка ударил в стальной поддон, тележка рывком вырвалась из проёма, едва не опрокинув парней. Они испуганно залопотали на непонятном языке.

– Катись к главному входу, мудила, я ясно сказал? – Громов, как пистолет, навёл указательный палец на мужчину. Под курткой имелся и пистолет, служебный «макаров», Громов был готов достать и его, как последний аргумент.

Мужчина хлюпнул крупным носом. В глазах мелькнул злой огонь, но он поспешил отвести взгляд. Он махнул рукой грузчиками, не дожидаясь их, пошёл вдоль забора.

Громов шумно выдохнул. Единственный короткий путь, по которому они планировали увести «клиента» с рынка, был свободен.

Он достал мобильный, набрал номер. В ряду машин, припаркованных на дорожке, кольцом обвивающей рынок, нашёл взглядом ту, где сейчас раздастся звонок.

– Антон, блин, ты куда смотрел?! Мне все одному делать надо?

Из бежевой «шестёрки», ему ответил недовольный голос:

– Гром, не дави! Мы же не въехали, что их там заклинит. Только сообразили, как ты нарисовался.

– Отмазка принята.

В трубке коротко хохотнули.

– Подгони машину прямо к калитке, – продолжил Громов. – Движок не глуши. Ты остаёшься в машине, Боцмана – сюда. Действуем по плану.

– И обед будет по распорядку?

– Если заработаем! – огрызнулся Громов.

Он помог деду ветеранского вида выкатить через калитку сумку-тележку, не дожидаясь «спасибо, сынок», быстрым шагом вернулся к киоску.

– Ровно сто грамм, туркменбаши не обманули, – сообщил Эдик, жуя горячее тесто.

– Хотел бы я знать, откуда у них такие сведения, – пробормотал Громов.

– Промышленная разведка, – хохотнул Эдик. Под давящим взглядом Громов сделал серьёзное лицо. – Товар эта курва проверила, контрольный завес сделала. Братья мусолят доллары. Сейчас закончат подсчёт. Берём?

Громов завёл руки за спину, сцепил в замок, до хруста вытянулся. Помотал головой, растягивая шейные позвонки.

– Уф. – Он расслабленно свесил руки вдоль тела. – Пошли. Сейчас будем из тебя генерала делать.

Эдик криво усмехнулся.

– Гром, ты все взвесил? Лично у меня предчувствие…

– У меня очко не меньше твоего играет. Но сто грамм мимо себя пропустить в город… – Громов покачал головой. – Не дождётесь! Пересчитай на «чеки», и сразу засунешь своё предчувствие куда следует. Сколько этими дозами малолеток ширнётся?

– Много. Но и нам, в случае чего, вдуют – мама-не-горюй. «Земля» же – чужая.

– Так ведь за дело, Эдуард! – улыбнулся Громов. – Ладно, не мандражируй, все беру на себя. Пошли на исходную!

В качестве исходной позиции они наметили контейнер, стоящий наискосок от ахундовского. В витринном стекле отражался сам «объект» и подступы к нему. Боковым зрением можно было легко контролировать проход между контейнерами и поток покупателей. Здесь, в последнем ряду рынка он был не таким плотным.

– Купи что-нибудь для конспирации, – подсказал Громов. – А то мы всем уже глаза намозолили.

– Разве бандосам не в падлу что-то тут покупать? – с сомнением произнёс Эдик.

В контейнере, как и у Ахундовых, торговали бакалеей.

– Тебе – нет. Ты у нас фраер на понтах, обременённый семьёй. А я – конкретный бригадир с понятиями. Мне, как раз, в падлу с пакетиком ходить. Набери всякой лабуды, чтобы не жалко было сбросить.

– Зачем же харч бросать? С мужиками потом сожрём.

Эдик постучал в окошко, чем вывел из летаргического сна румяную хохлушку.

– Слышь, подруга, вон те спагетти, они «левые» или, как написано, итальянские? – с ходу стал импровизировать Эдик.

Хохлушка со сна, не подумав, брякнула:

– Тай у нас усё свежее и усё родное. Берите, хлопчики, не пожалеете!

– То есть отвечаешь?

Хохлушка проморгалась и спросила:

– За що?

– А я знаю?! Короче, мать, давай десять «бич-пакетов» «Ролтон» с куриным запахом… – Эдик осёкся, прижал пальцем наушник. – Гром, он…

– Я вижу, не трепыхайся, – зло прошептал Громов.

Из контейнера, откинув прилавок, вышел один из братьев Ахундовых. Прошёлся взглядом по окрестностям. Если кто и «маяковал» ему из контейнеров или из толпы, то сигнала тревоги не передал. Ахундов, повернул голову, и что-то гыркнул в открытую дверь.

– Берёшь девку, бабу – Боцман, – прошептал Громов, оттолкнув Эдика.

Отступил назад, не разворачиваясь, достал мобильный.

– Але! Ты где? – во весь голос спросил он. – Блин, да не бубни… Так слышно?

Он стал пятиться.

– А так? Да не крути ты трубу, урод! Я сам точку найду.

Он стал вертеться, медленно сдвигаясь к контейнеру Ахундовых.

– Чо? Да не слышу я ни фига! А так?

Под локоть ему попалась бабка в сиреневой вязаной шапочке.

– Куда прёшь, овца старая? – гаркнул на неё Громов. – Да не тебе я! Чо, слышно? А мне тебя – через раз.

Он развернулся и оказался лицом к лицу с вышедшей из контейнера женщиной. Под руку она держала девчонку, смотревшую на мир совершенно стеклянными глазами.

Громов сунул в карман мобильный, из него же выудил удостоверение. Сунул под нос женщине.

– Стоять, милиция!

Он уже слышал за спиной топот ног подбегающего Эдика, а справа пыхтел, выложившийся в рывок Боцман. Ещё секунда, и они дружной атакой смяли бы остолбеневшую бабу и девчонку, пребывающую в счастливом наркотическом сне.

По закону подлости ровно секунды и не хватило. Женщина качнулась в сторону, рванула на девчонке плащ и с диким завыванием что-то прокричала на клокочущем языке.

Взгляд Громова прыгнул вслед за крючковатыми пальцами женщины. Больше всего он боялся, что сейчас произойдёт сброс, после которого все усилия окажутся напрасными. Ну не поднимать же на виду у сотни глаз пакетик с героином с грязного асфальта и в наглую запихивать в карман женщины!

То, что увидел Громов, оказалось в тысячу раз страшнее. И время, показалось, увязло в кисельном воздухе…

Взгляд Громова медленно, противоестественно и страшно медленно, скользил по тугим цилиндрам и цветным витым проводкам, цеплялся за ярко бликующие алюминиевые трубочки и тускло светящиеся плоские пуговки.

Где-то рядом в этом вязком воздухе уже оформилась мысль, что видит он разгрузочный жилет, в кармашках которого лежат толовые шашки, со вставленными детонаторами, а они соединены между собой проводками, и где-то рядом прячутся контакты, возможно, уже замкнувшие цепь. Только мысль эта вяло тюкалась в висок и никак не могла пробиться в мозг, вдруг сделавшимся таким же кисельно вязким, как и воздух вокруг.

Гортанный крик женщины спицей вонзился в уши. Громов рывком вырвал себя из оцепенения.

Нога сама собой выстрелила вверх. Тупой носок ботинка врезался в запястье женщины, сорвав её пальцы с верхнего кармашка жилета. Хрустнула перебитая кость. Тут же кулак правой печатался в лоб женщины. Удар ногой под колено, захват за шею, рывок на себя и вниз. Женщина плашмя рухнула на землю.

Девчонка продолжала сладко улыбаться. Твёрдый, как сталь, палец Громова клюнул ей в грудину, чуть выше горловины «пояса шахида». Бледное лицо девчонки вмиг сделалось багровым, рот распахнулся. От спазма дыхание её глаза залило мутью.

Громов ударом с двух рук вмял ей дельтовидные мышцы. Бил основанием кулака, бил со всей силы, рассчитывая парализовать ей руки. Потому что, если у девчонки, несмотря на болевой шок, и могло сохраниться желание замкнуть контакты «пояса шахида», то никакой возможности для этого у неё быть не должно.

Резкой подсечкой он подбросил девчонку в воздух, выкинул раскрытую ладонь; удар швырнул лёгкое тельце на подбежавшего Боцмана.

Боцман, присев, принял девчонку точно на плечо. Зафиксировал, крепко обхватив за талию и безжизненно болтающиеся ноги.

– В машину! – рявкнул Громов. – Только не тряси.

Боцман шустрой трусцой покосолапил к воротам. Девчонка, переброшенная через его плечо, безжизненно болтала головой и плетями тонких рук.

– Не щёлкай! В кандалы суку!! – скомандовал Громов оторопевшему Эдику.

Эдик сразу же ожил, рухнул на колено у нокаутированной женщины, завёл ей руки за спину и накинул на запястья дужки наручников.

«Пять секунд у меня есть», – решил Громов.

Рванул дверь в контейнер так, что ходуном заходило витринное стекло и с полочек посыпались пакеты. Ногой подбил прилавок и ворвался вовнутрь.

Полумрак в складской части контейнера кисло пах пряностями и мешковиной. Между стеллажами застыл, закрывая проход, один из братьев Ахундовых. Стоял ровно секунду. Получив пушечный удар под ребро, рухнул, устроив жуткий обвал. С полок потоком рухнули коробки, выплёскивая из себя все содержимое.

Громов разглядел фигуру второго брата, прилипшую к задней стене. Ахундов-второй, очевидно, только что успел выбросить в вентиляционное отверстие свёрток с выручкой. Судя по матово-белому лицу и вытаращенным глазам, очень жалел, что никаким чудом не сможет протиснуть следом за пачкой денег своё жабье пузатое тело.

Громов решил, что пробиваться через бакалейный завал к уцелевшему братцу, будет напрасной тратой времени и сил. Нагнулся, подхватил литровую банку растворимого кофе, хэкнув на выдохе, послал в цель.

Кромка толстого стеклянного донышка банки угодила точно между лопаток. Ахундов сипло крякнул, как раздавленная жаба, и гулко ударился головой о стенку. Ноги его сами собой подломились. Он осел на пол, безжизненно завалился на бок, судорожно дёрнулся и затих.

Громову до зуда в пальцах захотелось чиркнуть зажигалкой. Запалить наркотико-бакалейную лавочку вместе с хозяевами, что может быть разумнее?! Но он сдержался.

Шагнул к выходу, держа в поле зрения тела братьев. Оба признаков жизни пока не подавали. Громов быстрым нырком нагнулся, нашарил под тумбочкой у прилавка коробочку, размером не больше шоколадной конфеты. Сорвал вместе с крепившими её полосками скотча. Сунул в карман. «Жучок» лепили без санкции суда, найдут, по головке не погладят. К тому же, «жучок» Громов покупал на Горбушке за свои деньги. Именно для таких случаев, когда разрешения спрашивать бессмысленно и преступно глупо.