Текст книги "Переворот.ru (СИ)"

Автор книги: Олег Маркеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)

Страшно. Но хуже, если там и вовсе нет никого и ничего.

В шкафу стояла объёмная сумка, при помощи которой «челноки» ставят рекорды в переноске тяжестей через границу. Поверх сумки накидали мужские тёплые куртки.

Громов осторожно потыкал ботинком бок сумки. Внутри неё было что-то подозрительно тугое.

* * *

«Д» – 1

16:32 (в.м.)

Костя скорым шагом шёл по коридору, смешно выворачивая длинные острые носы модных туфель. Мобильный все ещё держал у уха, хотя Громов, подав условный сигнал, сразу же отключил связь. Левой рукой. Правая держала что-то увесистое в кармане пальто.

Громов решил, что если сам вышел в коридор, а за дверью номера гробовая тишина, то лишних слов можно не тратить, и так все ясно. Едва Костя подошёл вплотную, сразу же скороговоркой прошептал главное:

– Мы вовремя, судя по всему, они готовились слинять. Мальчишка обдолбан наркотой. Упакован в сумку. Голый, связан простыней. Его одежды в номере нет. На счёт изнасилования, не уверен, но пусть врач осмотрит.

Костя беззвучно выматерился.

– Могу вынести сам. Он почти ничего не весит, – предложил Громов.

– Нет, Гром, спалишься с таким грузом, потом не отмажешься. – Костя сунул ему в ладонь ключи от машины. – Уходи. Дальше я сам. Через пять минут подгони машину к углу дома.

Громов не стал спорить. С тремя полутрупами за дверью – не место и не время.

На повороте он оглянулся, успев ухватить взглядом, как из офиса турагентства вышла женская фигура с большим пакетом в руке.

* * *

«Д» – 1

16:39 (в.м.)

Кабина машины даже не успела остыть, да ещё из решёток на «торпеде» сразу же хлынул поток горячего ветра. Но Громова всё равно била дрожь. Так всякий раз бывало после хорошего драки не на жизнь, а на смерть. Зато во всем теле не осталось ни капельки застоялой до судорог энергии. Вся выгорела в короткой схватке.

Громов плавно выкатил машину к бордюру. Мотор глушить не стал. Убрал правую руку с рычага коробки скоростей. Сунул под куртку. На улице можно было стрелять. Если так уж карты лягут.

И на этот случай у них была разработана «легенда». Костя вошёл по своим делам в гостиницу, а Громов остался сторожить машину. И стал свидетелем бандитского нападения на друга. Матёрый опер не растерялся. О чем бандиты очень быстро пожалели.

Костя вышел на крыльцо один. Посмотрел по сторонам. Запахнул пальто. Поднял воротник.

Оглянулся на открывшуюся дверь. Придержал, помогая выйти молодой женщине в белом плаще. На руках она держала дочку-подростка. Свесившиеся худенькие ноги болтали розовыми кроссовками. Белые колготки. Синяя в клетку юбка. Яркая курточка. И розовая вязаная шапочка, из-под которой выбивались длинные светлые локоны.

Костик что-то спросил у женщины, она отрицательно покачала головой и ещё плотнее прижала к себе дочку. Тогда Костя сбежал со ступенек и решительным шагом направился по дорожке к углу здания.

Женщина подошла к темно-вишнёвой «шкоде-феличия». Открыла заднюю дверь, удобно устроила спящую девочку на заднем сиденье.

Костик закрыл обзор. Стукнул костяшками в окно, требуя открыть дверцу. Громов потянулся, дёрнул за ручку.

Костя плюхнулся в кресло. Осторожно прикрыл дверцу.

– Извини, у меня с замком проблема. Заедает, когда снаружи открываешь.

– Да, ладно. Нашёл время…

«Шкода» рывком тронулась со стоянки.

– За ней? – спросил Громов, включая первую передачу.

– Да. Вариант номер два. Именно на такой случай. Ты уж извини…

– Да забодал ты уже извиняться! – не выдержал Громов.

– Извини…

Они переглянулись и разом зашлись нервным смехом. Костя осёкся первым:

– За дорогой следи, Гром! Нам только не хватало кого-то на бампер поймать.

Громов отпустил «шкоду» метров на двадцать, пристроился следом.

– Далеко она собралась?

– Нет. Минут пять.

Громов удовлетворённо кивнул.

Сзади, рявкнув клаксоном, накатил мощный джип. Костя, стрельнув взглядом в зеркало заднего вида, вытащил руку из правого кармана. Побелевшие пальцы сжимали «Вальтер».

Пока джип не обогнал «феличию» и не скрылся за поворотом, в салоне висела тягучая тишина.

«Феличия» мигнула правым поворотником и вильнула в переулок.

– Следом, – выдохнул Костя.

Долго ехать не пришлось. Узкий переулок, зажатый потрёпанными пятиэтажками, упирался в стальные ворота с ржавой звездой. За забором виднелись крыши старых пакгаузов.

Ворота поползли в сторону. «Феличия», не дождавшись, когда они откроются полностью, взвизгнув покрышками по мокрому асфальту, шмыгнула в широкую щель.

– Все!

Костя напоминал телезрителя, только что выигравшего миллион в лотерею. Слегка обалдевшего и ещё не верящего своему счастью. Радость от неожиданной удачи уже бурлила внутри, но ещё не решалась хлынуть наружу диким криком и африканскими плясками.

– Пацану врач нужен, – подал голос Громов.

– Она и есть врач, – ответил Костя.

Он откинул голову и закрыл ладонями лицо. То ли плакал, то ли беззвучно смеялся.

Громов достал сигарету. Прикурил. Жадно стал тянуть дым.

– Ты не представляешь, что мы сделали, Гром! – всхлипнул Костя.

– Почему? – пожал плечами Громов. – Лично я навсегда покалечил трёх уродов. Или заработал десять «тонн» баксов за час. Как посмотреть. И так, и эдак – мне нравится. А что сделал ты, тебе лучше знать.

Костя отнял руки от лица. На коже остались красные полосы.

– Гром, ты даже не представляешь… – Он вытер влажные глаза. Отдышался. – Извини, не могу никак успокоиться.

– Уж постарайся, а то обмочишься от восторга.

Костя отмахнулся. Достал мобильный. Набрал номер.

– Кэт, как наш друг? Так… Хорошо, я понял. Спасибо тебе. Я скоро буду.

Он отключил связь и сразу набрал другой номер. Откашлялся.

– Здравствуете. – Голос сделался сухим, с непривычными для Громова бюрократическими нотками. – Константин Зенькович говорит. Моё время ещё не истекло? Да, я знаю, что ещё целых пятнадцать минут на ответ. Просто хотел уточнить, ведь все могло переиграться… Ну и прекрасно. Итак, я рассмотрел ваше предложение. Оно мне показалось вполне приемлемым. Настолько, что я уже предпринял определённые шаги. – Он подмигнул Громову. – Конкретнее? Ну… Скажем так, проблема решена. Да… Нет, потребуется только помощь психолога. Мой врач заверяет, что… м-м-м… худшие подозрения не подтвердились. Рекомендует провести чистку крови от, ну вы понимаете… И больше никаких проблем. В отношении остальных… Эффективно, но стерильно, как вы просили. Ну, какие тут могут быть поздравления! Да, да… Всегда рад помочь.

Он уронил руку с мобильным на колени.

– Уф, Гром, кажется, это победа! – Он развернулся лицом к Громову с жаром прошептал:

– Через месяц я смогу предложить тебе работу по специальности. В одной маленькой, но солидной юридической фирме. Пойдёшь ко мне работать?

Громов покачал головой.

– Нет, Костя. Я сказал, последний раз. Абзац, наши дорожки расходятся.

– Гром, ты чего?!

– Чтобы в таких высоких сферах дела крутить, нужна голова, как у тебя. Извини, я – пас. Бог дал мозгов и здоровья на опера, и на том спасибо. – Он похлопал Костю по плечу. – Кстати, поздравляю. Мастерская работа. Такую операцию за час организовать!

– Издеваешься?

– Дурак! Завидую.

Громов потянулся к дверной ручке.

– Погоди! – остановил его Костя.

Перегнулся через спинку, достал с заднего сидения кейс. Открыл. Достал жёлтый конверт. Протянул Громову.

– Это гонорар, Гром. Десять, как договаривались. Плюс ещё чуть-чуть.

– «Чуть-чуть» – это сколько?

– Пять.

– Что так щедро?

– Считай, выходное пособие.

Громов, помедлив, взял конверт, сдёрнул ниточку, распахнул. Вытряс на колени три тугие пачки. Банкноты, как полагается в таких случаях, были бывшими в обращении, стянутые резинкой, а не банковскими ленточками.

Он рассовал пачки по карманам куртки. Костя тем временем оправил костюм, подтянул съехавший узел галстука. Глядя в зеркало, провёл ладонью по волосам.

Откашлялся и тем же официальным голосом, что говорил в трубку, произнёс:

– Благодарю за сотрудничество, Гром.

Костя протянул руку. Пальцы были холодными и сырыми от испарины.

* * *

Оперативная обстановка

Махди

Объект «Тур» взят под контроль. Видеозапись с места преступления и материалы наружного наблюдения направляю в Ваш адрес.

Эмирхан

Глава восьмая
Потрошитель душ

«Д» – 1

16:40 (в.м.)

Серый Ангел

Злобин вышел на «Чистых прудах». Служебной машиной пользовался только в крайних случаях. Предпочитал муниципальный транспорт. Телевизору давно не верил, а в подземке насмотришься таких картинок, что никакого высосанного из пальца соцопроса не надо. Здесь жизнь показывала себя изнанкой, без державного гламура и политических прикрас.

У входа в метро тусовалась неформальная, до крайности неопрятная молодежь, изгнанная сюда с реанимированного и подчищенного под евростандарт Арбата. Девицы в коже и сатанинском макияже хлестали пиво и нагло ржали. Юноши в большинстве своем худосочно призывного вида были пришибленны похмельем, но изображали из себя крутых маргиналов. Для бабок, сновавших между молодыми людьми, они были лишь источниками стеклотары и дополнительного дохода. Как и для двух постовых, с ленцой поглядывающих на вверенное на попечение и прокорм стадо городского плебса.

Злобин отметил, что бутылки с пивом и банка с какой-то спиртовухой зачастую ходят по кругу. У неформального молодняка, очевидно, считалось хорошим тоном отхлебнуть из чужой бутылки или угостить соседа.

«Слюнная лихорадка… Вирус Эпштейна-Барра. Врубить звук нужной частоты – и грузовиками повезут трупы», – обожгла Злобина мысль.

Он не стал придерживать оперативную информацию, добытую Сергеем, и сразу же сдал её Игнатию Лойоле. Задержаться с докладом означало оказаться в положении питерского Колосова. В жуткой интриге, которая развивалась со скоростью обезумевшей раковой опухоли, прав на ошибку не было. На том самом её этапе, когда не ясно, кто против кого, кто с кем и ради чего, попасть под подозрение в неверности было смертельно опасно. Злобин знал правила игры. С чужаками в своих рядах любая система не церемониться. А уж «силовая» структура тем паче. Сломанная карьера, растоптанная жизни и даже о быстрый и не вызывающий подозрение летальный исход – это норма, это по правилам стаи.

В обмен за наводку на возможность применения бактериологического оружия, он, к своему удивлению, получил от Игнатия Леонидовича другую. Шеф протянул ему листок с адресом, фамилией и минимумом установочных данных.

– Порасспроси, только аккуратно. Человечек боком-припёком имел отношение к разработкам «Союз-Атланта». По моим данным, он давал экспертное заключение на работы Глеба Лобова и его пиар-конторы. Служил, так сказать, дублирующим датчиком контроля. Ты мог зацепить его имя в документах, что взял из архива. Предположительно – мог.

Он порвал листок на мелкие клочочки и многозначительно посмотрел в глаза Злобину.

И без лишних слов стало ясно, что старый иезуит Игнатий Леонидович начал крутить и крутиться, то есть выполнять два жизненно важных действия, необходимых для выживания в аппаратных побоищах.

Кто не крутит свои партию в общей игре, кто не крутится, ускользая от ударов и успевая пнуть или дать локтём под дых соседу, тот обречён на изгнание с Олимпа власти. А жизнь среди убогости и серости безвластия – худшая из пыток для олимпийца. Нет, него лучше уж смерть в бою за власть, чем прозябание среди ничтожеств, лишённых власти.

«Что-то на этот раз они крепко сцепились, – подумал Злобин. – Выборы-перевыборы, что ли, у них раньше времени начались?»

Он посмотрел на кремово-белое здание на противоположной стороне улицы. Ни вывески, ни светового лейбла на здании не было.

В здании помещалась государева корпорация с невразумительным названием. Как знал Злобин из справки, перед выездом вытащенной из компьютера, корпорация могла смело претендовать на мировое лидерство по дурости и безалаберности ведения бизнеса. Жаль, что такую премию ещё не учредили.

В славные времена «распила» госсобственности корпорации достался не много не мало, а весь стратегический запас редкоземельных металлов. Золото-платина-алмазики и прочие драгметаллы тоже перепали, как же без них. Но именно литий, стронций, цезий, германий и другие особо ценные в век НТР элементы периодической системы Менделеева составили фундамент уставного капитала. Государство вручило особо доверенным своим мужам самое ценное и приказало пользоваться на благо себе и людям. Своим, естественно. На весь народ добра не напасёшься.

Было такое веяние в «верхах», когда вдруг решили, что с импортом водки, сигарет и макарон лучше всех справятся попы, афганцы и инвалиды. Мол, свои проблемы сами решат и о народе позаботятся. С той же временщиковской логикой доверили отставным и действующим людям в погонах торговать стратегическим сырьём. Силовики бодро щёлкнули каблуками, по-уставному рявкнули «Есть!» и стали торговать.

Наторговали так, что мировая цена за, допустим, литий, упала с тысячи за грамм до тысячи за тонну. Причём как-то вдруг и сразу выяснилось, что потребности в стратегическом сырье в мире резко отличаются от нашей потребности в спагетти и палёной водке. Им столько не надо, сколько накопил СССР для своих глобальных планов. Так, Япония вежливо отказалась покупать, допустим, тот же литий. Япошки, щурясь от хитрости, сказали, что четырёх уже купленных тонн им достаточно для покрытия нужд экономики на ближайшие двадцать лет.

Купцы в погонах поскребли пролежни от фуражек, но путевых идей, кому впарить оставшиеся тонны особо ценного сырья, не выскребли. Плюнули и доложили, что отторговались, как отбомбились, по полной программе, супостат затоварен насмерть и не скоро очухается. В бюджет родины, правда, ничего не капнуло. Но и не украли же ничего! Из Кремля пришла команда «вольно, оправиться». Стратегические коммерсанты расселись по ранжиру и выслуге лет и принялись проедать полученную прибыль.

Лаборатория Николая Сергеевича Коркина помещалась в здании редкоземельного концерна. И, как говорят, методами нетрадиционной психологии способствовала моральному здоровью личного состава концерна и успешному проведению переговоров.

Какая нужда сопровождать контракты по разбазариванию народного достояния психоанализом, дистантной биоэнергетической диагностикой и невербальным внушением, Злобин из справки так и не понял. Как человек знающий жизнь и правила игры в неё, он решил, что Коркин за счёт старых связей просто подсел на халявное финансирование своих научных интересов. В принципе, никакого криминала в этом не наблюдалось. Если, конечно, забыть о Суде Божьем…

Очевидно, Николаю Сергеевичу Коркину вскоре стало скучно санировать подсознание избранных пациентов, он замахнулся на коллективное сознание россиян, бабахнув книжкой «Русский инквизитор». Именно бабахнув, потому что сам оценил её как «неприцельный выстрел в коллективное бессознательное», так было написано в предисловии к инквизиторскому бестселлеру.

О книжке рассказал и вольно пересказал её содержание Сергей. По мнению Злобина, муть вышла ужасная. По качеству не уступающая муторному похмельному сну работнику режимного НИИ. Николай Сергеевич вывел себя в образе серого кардинала от психологии, трюками в стиле Кашпировского сколотившего некую «Партию» из числа вороватых, туповатых, но патриотично настроенных чиновников и силовиков.

Объединив сознание с подсознанием вокруг неформального лидера с дипломом психиатра, патриоты бросаются в смертельный бой с либерал-предателями и агентами влияния мировой закулисы из числа других чиновников, силовиков и бывших честных партийцев. Война идёт, само собой, за бешеные деньги и право рулить в стране. «Хорошие парни» устроили переворот и победили, отняв собственность, капитал и психическое здоровье у конкурентов.

Самым интересным в мечтаниях режимного психиатра были некие методики воздействия на индивидуальное и коллективное сознание. Психологические трюки явно попахивали кирзой с армейских складов. И были просты и эффективны, как заточенная до бритвенной остроты сапёрная лопатка.

Злобину запомнился приём, которым переворотчики-патриоты воздействовали на криминалитет. В подъездах находили ослеплённых бандосов, (операции проводил опытный офтальмолог), в белых балахонах и с зомбированным на покаяние сознанием. Бандиты тупо мычали, потрясая табличками на груди: «Каюсь». СМИ захлёбывались от восторга, обыватель немел от шока.

А чиновникам-казнокрадам и теоретикам приватизации присылали визитки с оскаленной мордой пса и подписью: «Псы Господни, Русская Инквизиция». Намёк на опричнину был столь явен, что чиновники самораскулачивались и добровольно сдавали номера счетов в швейцарских банках. Кто упорствовал, тому подсылали обученных камасутре шпионок. Девочки передавали разомлевших клиентов мальчикам со шприцами. Казнокраду устраивали «химический допрос», после которого он добровольно отдавал в казну ранее похищенное и получал пулю в затылок.

Наши патриоты, войдя в тайные сношения с патриотами из ЦРУ и БНД, на экспроприированное у приватизаторов построили светлое будущее на любимой одной пятой суши. Книга заканчивалась туром танго главного патриота с женой крупного мафиози в стиле Джеймса Бонда. Русский Бонд так растрогал мафиози, что тот дал отмашку на использование капитала мировой мафии на нужды индустриализации России.

Николай Сергеевич не скрывал, что книжка для него не литературный труд, а научный эксперимент по зондажу коллективного сознания на готовность принять введение «просвещённой диктатуры» и благословить методы психофашизма, без которых, по его убеждению, ничего не получится.

Книжку издали тиражом в триста тысяч экземпляров. Говорят, все раскупили. Сам Коркин утверждал, что в околокремлёвских кругах книжка стала бестселлером. Как это сказалось на росте клиентуры лаборатории, неизвестно. Но в России книжками ничего изменить нельзя. Будь то «Капитал», будь то «Малая земля», будь то «Русский инквизитор». Чтобы хоть что-то изменилось, непременно надо, тут Коркин был прав, пустить дурную кровь. Много, яростно и безжалостно. Без неё, алой, как знамя, на Руси ничего путного не бывает.

* * *

Николай Сергеевич Коркин оказался милейшим человеком с добродушным округлым личиком, с большими очками, увеличивающим и без того крупные глаза, и иронической улыбочкой человековеда. Высокий лоб у переносья разрезала глубокая вертикальная складка. Были бы две, как у Черчилля, говорило бы это о мощной воле и крепком уме. А так – просто о развитом интеллекте и привычке морщить лоб, читая умные книжки.

Кабинет у Коркина был под стать профессии. В меру уютный, в меру профессионально функциональный. С иконками в красном углу.

Коркин помял подбородок, свесив голову набок, обшарил Злобина ласково прощупывающим взглядом, удовлетворённо кивнул.

– Кофе? Предпочитаете горячий? – Голос у него был бархатный.

– Люблю горячее. Люблю сладкое. Цветовое предпочтение находится в сине-зелёной зоне спектра, – ответил Злобин. – Цветовые ассоциации с работой – синий цвет. Как прокурорский мундир.

– Ха-ха-ха! – Смех у Коркина был открытый, без зажима. – Уели, уели, Андрей Ильич. Диагностику по Люшеру[28]28
  – тест на цветовые ассоциации, считается наиболее быстрым и эффективным способом психоанализа, особенно в т. н. «полевых условиях», когда обстоятельства места и времени не позволяют использовать аппаратные способы или другие, более продолжительные по времени и усложнённые методики.


[Закрыть] проводить не будем. Но кофе мы, всё-таки, выпьем.

Он нажал кнопку на селекторе. Сразу же открылась дверь в соседнюю комнату, и молодой сотрудник в белом халате вкатил тележку с кофейником и всем, к нему прилагающимся. Молча поклонился и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Коркин, наливая кофе в чашки, украдкой бросил на Злобина взгляд. И тихо рассмеялся.

– Книжку мою вы, Андрей Ильич не читали, но представление имеете. Сценка с сотрудником имеется в книжке. Кто читал, обычно напрягаются. Как же! Серый Кардинал, запустивший щупальца в подкорку власть имущих, его молчащие, как монахи, лаборанты и «псы господни» с офтальмологическими крючками где-то поблизости. Впечатляет, согласитесь?!

Злобин пожал плечами.

– А я думаю, что вы слизнули образ главного героя с Арамиса. У него тоже был слуга-молчун, а благородный Арамис якшался с Орденом сердца Иисусова.

Николай Сергеевич вскинул голову.

– В точку! Именно на цепочку подсознательных образов мы и пытались воздействовать. Понимаете, ни одно действие, ни один акт, не должен повисать в воздухе. Чем больше «зацепок» в подсознании вы используете, тем более эффективней воздействие. При правильном подборе цепочки подсознательных образов-«зацепок» вы просто не сможете противостоять воздействию. Что в идеале выражается в том, что вы даже не почувствуете самого воздействия.

Он придвинул чашку к Злобину.

– Давайте, сразу «зацепимся» за что-то конкретное. – Злобин пригубил кофе. Он оказался густым, горячим и горьким. – Какой поток подсознательных образов вызывает у вас название концерна «Союз-Атлант»?

Реакция Николая Сергеевича была ожидаемой – тщательно контролируемое удивление.

Он откинулся на спинку кресла, помял подбородок, с неприкрытым профессиональным интересом разглядывая Злобина.

– Это официальная встреча? – спросил он.

– Это беседа двух профессионалов, Николай Сергеевич. Мы с вами в некотором роде соратники. Кто не дошёл до вас, получает полный катарсис[29]29
  – термин из греческой трагедии, финальный, самый напряжённый акт, в котором разрешаются все сюжетные конфликты, перекочевал в психоанализ для обозначения финальной разрядки невротического комплекса, что зачастую сопровождается сильным эмоциональным всплеском, из-за чего требует присутствия опытного профессионала.


[Закрыть] у меня в кабинете. Кстати, как вы относитесь к своим клиентам?

– М-м-м. Как к больным, развращенным неправильным воспитанием детям, дорвавшихся до рычагов управления страной.

– А я – как к особо опасным врагам рода человеческого.

Николай Сергеевич тонко улыбнулся.

– Мне непозволительно до такой степени заострять формулировки.

– Иначе вы начнёте глазки пациентам выдавливать?

Коркин рассмеялся.

– А зацепило, да, Андрей Ильич? Шикарный образ! Не оскоплённый, а ослеплённый преступник! Преступление и вечное, прижизненное покаяние – это же так мило русской душе. Вспомните Достоевского. От себя скажу, если бы писанину этого невропата не преподавали в школе, нам бы пришлось весьма и весьма тяжко. Для купирования русского беспредела Достоевский сделал не меньше, чем Иисус. Благодаря Достоевскому у нас душа преступника вечно мечется между тягой к безнаказанности, что я называю безбожием, и покаянием, что я считаю подсознательным мазохистским комплексом. Совесть – это проявление садо-мазохистского комплекса. Спорить будете?

– Чтобы убедиться, что мы разные по происхождению, воспитанию и образованию люди? Напрасная трата времени.

Коркин не стал скрывать своего удовольствия от ответа Злобина.

– В точку! С точки зрения моей науки в истории действуют не индивидуумы, а пси-матрицы. – Он пошевелил в воздухе пальцами. – Понимаете, пси-матрица есть некая константа, как клетка. Раз сформировавшись, она проживает собственную жизнь, взаимодействуя с окружающей средой и другими пси-матрицами. О чем конкретно спорил Сократ с Платоном, не суть важно. Я вижу только взаимодействие пси-матрицы «Сократ» с пси-матрицей «Платон». И ничего более! Только перетекание, взаимообмен или вампирическое поглощение психической энергии.

Злобин сделал последний глоток из крохотной чашечки, поставил её на блюдце и покачал головой.

– Увы, Николай Сергеевич, моя пси-матрица не столь развита, как ваша. Я все ещё вижу в преступнике человека, а не голый мотив и набор психических отклонений.

– Просто вы не научились отделять форму от содержания.

– Как только сподоблюсь, подам рапорт об отставке, – отбил подачу Злобин.

Николай Сергеевич удовлетворённо кивнул.

– Вы ещё человек, Андрей Ильич. Хотя, по некоторым признакам я улавливаю в вас нечто большее, чем человеческое.

– На здоровье. – Злобин развернул на коленях папочку. – В материалах, изъятых нами по уголовному делу, возбуждённому по факту смерти господина Матоянца, мелькает термин «психофашизм» и «антипсихофашизм». Такие же термины употребляются в вашей книге. Это случайно?

Николай Сергеевич сложил ладони лодочкой, медленно потёр кончики пальцев. Глаза впились в переносье Злобина.

– Ничего случайного. Моя книга – эксперимент по сканированию коллективного сознания. Мы хотели собрать статистически значимый результат для своих чисто научных изысканий. Глеб Лобов по заданию Матоянца искал прикладные и эффективные методики воздействия на социум. Частично, они описаны в нашей литературной поделке.

– А более подробно в трудах Тавистокского института?

– Браво! – обронил Коркин. – Домашнее задание вы выполнили на «отлично».

– Лесть – это приём зондажа?

– Естественно, – с саркастической улыбочкой ответил Коркин. – Но на вас она, увы, не действует. Что касается «психофашизма», то это мой термин, обобщающий все методы Тавистока. Например, пенсионная реформа на новогодние праздники – это классический «шок будущего». Акт психофашизма, направленный на подавление воли и «жажды жизни» у наиболее незащищённой части населения. Надо быть особо расчётливым садистом, чтобы ударить акцией тогда, когда люди измочалены поиском средств для достойной встречи праздника. Единственного подлинно семейного праздника, заметьте! Праздника надежды, если хотите. А тут им – раз! – Коркин резко хлопнул в ладоши. – И бастовать-то холодно и некому. Все оливье под водочку жрут по норам. Так и прокатило. Бросили в виде откупного компенсацию за проезд в автобусе. Народ и утёрся.

Он сделал строгое лицо.

– В краткосрочной перспективе данный «шок будущего» приведёт к прогрессии смертности в соответствующей возрастной группе и свяжет бытовыми проблемами наиболее социально активную прослойку тридцати-сорокалетних. У них и так сердечная чакра поражена до уровня явных инфарктов, а лобная чакра[30]30
  – в восточной традиционной медицине – энергетический центр, всего насчитывается семь чакр в теле человека и одна вне – примерно на расстоянии ладони от макушки.


[Закрыть] от гипернагрузок стимулирует ранние инсульты. В результате сорокалетние снизят свою социальную ценность до минимума, а многие просто перейдут в категорию инвалидов и присоединятся к нищим пенсионерам, чернобыльцам и ветеранам боевых действий. Бог даст, не надолго. Суицид, повышенный травматизм, предельное снижение энергетического потенциала организм, знаете, долголетию не способствуют.

Коркин подцепил пальцами финик. Отправил в рот, прожевал, выплюнул в салфетку косточку. Запил сладость горьким кофе.

– Антипсихофашизм – это дело Ходорковского, – продолжил он. – Использовали приём «глубоко проникающего внутреннего напряжения». Арестовывали, судили, рядили, спорили… Посадили. Но не добили физически. Что сохраняет интригу. Обратите внимание, что процесс раскулачивания Ходорковского был столь публичным, что по репортажам, слухам, домыслам и сплетням затмил педофильские шуры-муры Майкла Джексона. Из Ходорковского сделали поп-звезду. В терминах моей науки – виртуальную псиматрицу, внедрённую в коллективное сознание. Как вы думаете, сколько бизнесменов встало в очередь на раскулачивание?

– Много.

– А я думаю, что подсознательно, практически все. Вот это и есть антипсихофашизм в действии. Воровать меньше не станут, но на власть покушаться – это желание у них отбили напрочь.

– Но источник столь полярных действий один и тот же. Это не государственная шизофрения, часом?

Коркин усмехнулся.

– Есть немножко, кто же спорит. Власть демонстрирует парадоксальные реакции, но это обусловлено психотравмирующей двойственностью её природы. Надо быть паханом для нашего криминализированного на уровне подсознания народа и супер-хищником для международной стаи хищников из «Большой семёрки». Незавидное положение. Малейшая слабинка, внутри «раскоронуют», а снаружи – сожрут.

– Но почему «фашизм», пусть и с приставкой «пси»? Чтобы кому-то мёдом в ухо капнуть?

– Дёгтем, милый Андрей Ильич, дёгтем! Внедряя этот термин в научный оборот, я сознательно давал знать своим конкурентам, что знаю, откуда ноги растут. Если возьмёте на себя труд внимательнее почитать бумаги Глеба Лобова, то в исторической справке найдёте интереснейший фактик. Пресловутый «Гарвардский проект» – есть американская доработка исследований гиммлеровского института «Аненэрбе»[31]31
  – букв. «Наследие предков», сеть научно-исследовательских центров, изучавших индоарийские корни германской расы, проводивших техно-магические, нетрадиционно медицинские и психологические исследования в интересах верхушки Рейха. Научный секретарь «Аненэрбе» Зиверс казнён по приговору Нюренбергского трибунала. Гипертрофированный интерес к «оккультным корням» нацизма, по мнению трезвомыслящих экспертов, призван отвлечь внимание от финансовых аспектов возникновения Третьего рейха. В частности, от близких деловых связей министра экономики Рейха Ялмара Шахта с дедушкой нынешнего президента Джорджа Буша.


[Закрыть]. Знакомое название?

– Чуть-чуть.

– Как и всем нам. Американцы захватили ведущих исследователей и их материалы. Точно так же, как прибрали к рукам фон Брауна и его ракетное КБ. Вместо ракет «Фау» фон Браун сделал американцам «Аполлоны» и обеспечил лунную программу. А маги «Аненэрбе» раскрутили программы «майнд-контроля» с использованием психоделиков, дистантного низкочастотного облучения и зомбирование сознания при помощи СМИ. Все это слилось в «Гарвардском проекте» и было сброшено на СССР вместо атомной бомбы. – Он развёл руками – Результат психофашизма вы имеете неудовольствие наблюдать.

– А победить его, получается, можно только антипсихофашизмом?

– Конечно, есть классический способ. Можно устроить гражданскую войну с применением обычных средств. Но, уверен, Запад не допустит пугачёвщины вокруг ядерных объектов. Хотя, это будет лишь повод к интервенции. Истинная причина, которая толкнёт Запад на «югославский вариант», это спасение компрадорской элиты, которая использует методы психофашизма против собственного народа.

Злобин невольно крякнул в кулак.

– Вы не нынешних кремлёвских имеете ввиду, я надеюсь?

– Надейтесь, надейтесь, – с улыбочкой ответил Коркин. – Элита слишком разветвлённое и многослойное явление, чтобы сводить её только к сотне-двум приближённых к нынешнему президенту. Главный результат психологической войны, жертвой которой пал Союз, это создание мощного социального слоя, которому объективно и субъективно выгодно полуобморочное состояние страны. И у них достаточно сил и средств для того, чтобы отстоять свои привилегии. Это в военном деле пятнадцать против семидесяти пяти – обречены. А в социологии пятнадцать процентов власть имущих и власть вкушающих – это непобедимая сила.

– Но от методов психологической войны защиты нет ни у кого.

– В точку, Андрей Ильич! Психотеррор против внутреннего врага – это единственное средство, которое мы, патриоты, можем задействовать во благо народа и страны. Это будет не гражданская война, а новая сталинская чистка госаппарата, во-первых, и общества, во-вторых. От ворья, тупиц и латентных революционеров.

Злобин обвёл взглядом пастельно-кремовый интерьер кабинета.

Коркин помял подбородок, пряча улыбочку.

– Да, да, да, Андрей Ильич. Очень комфортно рассуждать о социальной битве, сидючи в уютном кресле под охраной бывших спецназовцев и попивая кофе, купленный за разбазаривание стронция с молибденом. А как удобно рассуждать о спасении родины в думском буфете! О! Совершенно другое удовольствие, доложу я вам. Так и хочется его продлить на бесконечно долгий срок.

– Кажется, вы от ваших пациентов подхватили лёгкую форму цинизма.

– Нет, о психической санитарии я никогда не забываю. Это я вас проверял. – Коркин стал абсолютно серьёзным. – Андрей Ильич, ваш визит как-то связан с малопонятными смертями в Питере, Орске и Новокузнецке?

– Что вас заставило выдвинуть такую версию?

Коркин ласково, как врач на капризного пациента, посмотрел на Злобина. Нужной реакции не дождался. Злобин ни смутился, ни занервничал. Лицо так и осталось непроницаемым.