Текст книги "Переворот.ru (СИ)"

Автор книги: Олег Маркеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)

Игнатий Леонидович покивал головой.

– Логично… Но, тем не менее, странно. На подставу не похоже, но тем не менее – подстава. Как магнитом тебя сюда притянуло. Не раньше и не позже. И главное – точно по теме. – Он хлопнул себя по колену. – Эх, нам бы в сторонке от этого дерьма держаться. А тут мы прямо в кучу угодили! – Игнатий Леонидович ткнул пальцем за спину. – Видал, сколько героев борьбы с терроризмом понаехало!

Все переулочки за почтамтом были плотно забиты служебными машинами. Странно, но пассажиры из салонов не выходили. Все делали вид, что не замечают друг друга.

– Пусть облизываются, мы своего куска не отдадим! – неожиданно окрысился Игнатий Леонидович. – Правильно я разумею, Андрей Ильич?

Злобин счёл правильным промолчать.

Игнатий Леонидович пожевал нижнюю губу. Промычал что-то нечленораздельное себе под нос.

– Вот что мы сделаем, Андрей Ильич. На труп и его показания бросим Карпова, это я с Генеральным уже согласовал. А ты, друг мой, в рамках служебных полномочий поезжай-ка в Останкинский околоток. Сними показания по факту задержания той гражданки с динамитом. Что там за «учения» были, очень хочется знать.

– Здраво. Это единственное место, которое ещё не успели зачистить.

Игнатий Леонидович повернулся лицом к Злобину. Побуравил его взглядом.

– Очень рад, что ты тоже здраво мыслишь, – не тая иронии, произнёс Игнатий Леонидович.

– С таким шефом грех тупым быть.

– Не льсти, не умеешь, – Игнатий Леонидович усмехнулся. – Знаешь, какую кличку тебе менты прилепили? «Двое суток». За то, что ты, как только в Москве объявился, за двое суток районного прокурора на нары отправил.[39]39
  – об этом читайте в романе «Странник: Серый Ангел».


[Закрыть] А сейчас ятебе даю ровно пятнадцать часов. И не секундой больше, Андрей Ильич! Завтра в десять утра я должен не умозрительно, а совершенно точно представлять, кто стоит за этими «учениями».

– Домой можно заехать?

– Не рекомендую. Но охрану вокруг твоего дома я выставлю. За семью не беспокойся. Будет нужно, увезём в надёжное место.

Злобин нахмурился.

Он вполне отдавал себе отчёт в степени опасности ситуации. У Игнатия Леонидовича, оказалось, своё видение. Игра шла на такие ставки, что жизнь близких могла стать фишкой, брошенной на зелёное сукно.

«Сколько ещё виновных и неповинных перемелет в фарш эта чёртова рулетка, пока шарик не ляжет в лунку, и кто-то не отгребёт главный куш, – подумал Злобин. И добавил, в сердцах: – И когда вы, нехристи, передохните!»

* * *

Мёртвая петля

«Д» – 1

19:25 (в.м.)

Волкодав

Семейная жизнь Громова вошла в ту тяжёлую фазу, когда, чем реже появляешься дома, тем лучше себя чувствуешь. Опасность состояла в том, что, чем реже стресс, тем больше тоскуешь по тому, что было, или что могло быть. И вместо того, чтобы уйти и не вернуться, возвращаешься, чтобы снова уйти.

Громов понимал, что попал в замкнутый круг, но разорвать его не было сил. И все потому, что круг этот был образован из сцепленных рук близких и, несмотря ни на что, дорогих ему людей. Родители и младшая сестра – круг первый. Ноша на всю жизнь. Второй круг – дочка, жена и её родня. Это ярмо тоже будешь нести, пока ноги волочишь. Если не освободят от тягловой повинности ввиду появления нового тяжеловоза.

В глубине души Громов был согласен тащить на себе все и всех, лишь бы его успехам радовались как своим собственным. Но очень скоро выяснилось, что его успехи есть лишь средства решения чужих проблем. Средств вечно не хватало, а проблемы росли, как грибы в Чернобыле.

Иногда Громов чувствовал себя боевым верблюдом, которого, наплевав на верблюжьи виды на жизнь, гонит гордый и амбициозный наездник.

Лена высыпала в кипящую воду полпачки пельменей.

– Ты очень голодный?

– Если честно, как собака.

Лена посолила воду. Сунула остатки пельменей в холодильник.

– Я была у папы. Врач говорит, нужна операция. Без кардиостимулятора он и года не протянет.

Громов закатил глаза к потолку.

– Ленчик, ему как ветерану органов полагается бесплатная операция.

– Вова, у нас морге из шланга тебя фиг бесплатно помоют! У моего отца прогрессирует болезнь, а ты ничем помочь не хочешь.

Ложка со свистом полетела в раковину. Лена развернулась, скрестила руки на груди.

– Громов, ну когда ты начнёшь жить, как человек! Почему все должны из-за тебя страдать.

Громов взял нож, тщательно контролируя пальцы, чтобы не дрожали, намазал маслом ломтик хлеба. Сжевал, запил остывшим чаем.

– Начнём с того, Леночка, что у твоего папы «птичья болезнь». «Перепил» называется. Эту проблему я не создавал, но, почему-то решать обязан. А твоя мамочка ему бухло в больницу таскает, как Наина Ельцину. Логику в этом видишь? Лично я – нет.

– Вот ты ни черта и не делаешь!

– Если бы не делал, Демидыч не протянул бы три года после инсульта. Однако, выкарабкался.

– А ты в больнице дежурил?! – взвизгнула Лена.

– Я в ментовке дежурил. И после дежурства пахал на личном энтузиазме. И в Чечню напросился. Не ради «конституции и правопорядка». А чисто за деньги.

Пена вывалилась из кастрюли, шипящим плевками заляпала плиту.

Лена, чертыхаясь, загремела посудой.

Громов посмотрел на её фигурку, скупо прикрытую халатиком. И отвёл глаза. После родов Ленка не стала догонять в габаритах маму, чего втайне боялся Громов. Фигурка быстро обрела привычные вытянутые девчоночьи линии. Правда, характер вдруг резко пошёл по материнской линии. Ленка из весёлой обаяшки, неукротимо превращалась в милую стервочку с перспективой через десяток лет стать причиной инсульта или провокатором бытового убийства.

Пельмени плюхнулись в тарелку.

– Мама переезжает к нам, – объявила Лена.

Громов чуть не выронил вилку.

– Не понял?

– А что тут не понятного? – Лена поставил тарелку перед Громовым. – Папа всю зиму пролежит в госпитале, весной мы отвезём его на дачу.

– Угу, где мне опять лопату гнуть.

– На тебе пахать можно, Гром. Конь с яйцами… И жрёшь за десятерых. Короче, мы решили, квартиру мама сдаст, а сама переберётся к нам. Заодно за Дашкой присмотрит.

– А ты?

– Я пойду работать.

Громов подцепил разварившийся пельмень. Выдержал паузу.

– Не страшно так резко начинать? Ты же, как с третьего курса в декрет ушла, так исключительно семейно-строительным бизнесом занималась.

Лена захлебнулась от возмущения. Громов сунул в рот пельмень, морщась, стал жевать.

– У-у-у… У нас дознавателей недобор, – прошамкал он. – С твоими тремя курсами возьмут на «ура». Хоть завтра могу устроить.

Лена сверкнула глазами. Закинула ногу на ногу. Обнаружила на лодыжке белую крапинку теста. Стала показательно медленно отскребать ноготком. Ногти у неё были идеальной формы, как ножки и все прочее. Знала это. И знала, на что купился Громов.

– Громчик, я даже с красным дипломом к вам не пошла бы. Да и не актуально сейчас юристом быть. Прошла мода.

– Есть одна профессия, – с полным ртом прошепелявил Громов. – Никогда из моды не выходит.

– Ты на что намекаешь?

– Родину защищать. А ты что подумала?

– Иди ты нафиг, дурак!

Громов захохотал. Лена надулась, но долго не выдержала. Тихонько прыснула в кулак.

– Ну, видишь, Ленчик, стоит обхохмить все, как жизнь не такой серой кажется. Не бойся, прорвёмся.

Лена нахмурилась.

– Гром, надо надыбать пять штук баксов. Минимум.

Громов пожал плечами.

– Дай твёрдую наводку на сейф, принесу через час. – Он послал в рот пельмень. – Только один вопрос, передачи носить будешь?

Лена скорчила недовольную гримаску.

– А если меня того? – Он постучал черенком вилки по виску. – На боевом посту клюкнет, как твоего папу, с судном вокруг меня бегать будешь? Не, я серьёзно спрашиваю.

– Гром, да тебя с ринга когда-нибудь таким принесут! Ты знаешь, как я боюсь, когда ты уходишь? Сижу тут, блин, и думаю, вот сейчас принесут чемпиона. А мозги в ведре следом.

– Ты, мать, не каркай!

– А ты головой думай! У него жена и ребёнок, а он…

– Что он?

Лена осеклась. Отвернулась к окну.

Громов стал сосредоточенно поглощать оставшиеся пельмени.

– Вилкой не скреби, тошно слушать, – бросила Лена, не поворачивая головы.

– А их там мало, вот и не попадаю.

– Мало, свари себе ещё.

Она встала, резко развернулась и сделала шаг к порогу. Громов успел схватить её за руку.

– Ленка, не дури!

– Пусти, больно.

Он разжал пальцы. Она отступила к раковине. Взяла с полки пачку сигарет. Ломая спички, прикурила.

– Гром, может, тебе из ментуры уйти, а? Ну, надоело же на копейки жить.

– Напиши письмо Путину, пусть надбавит операм зарплату.

– Блин, он ещё улыбается!

– А что, мне, плакать?

– Нет, это я плачу! Потому что одета, как лахудра, и ребёнка на улицу вывести не в чем! – Она стряхнула пепел в раковину. – Громчик, ну давай, ты найдёшь себе работу получше. Вон Серёга второй джип за год поменял. Ушёл – человеком сразу стал. И Настя у него, как куколка одета. Чем ты хуже? С твоей головой ты же такие бабки поднять можешь!

– Не, не уйду. Тогда, бабоньки, вы из меня окончательно слепите то, что вам надо. А я хочу быть тем, кем я есть.

– Да нам мужик в доме нужен!

– Мешок с деньгами и рогами вам нужен. Каким Демидыч был, пока не кукарекнулся.

– Дурак!

– Даже не стану спорить.

Громов корочкой хлеба собрал остатки жирной юшки. Замер, уставившись на нож.

– Деньги найти не проблема, Ленка. Проблемы начинаются после.

Она хмыкнула.

– Блин, он ещё и философ!

В кармане куртки, оставленной в прихожей, заверещал мобильный.

– Ну какого хрена! – вспылила Лена. – Ребёнка только что уложила. Сколько раз просила, приходишь домой, переключай на виброзвонок!

Бросилась в прихожую. Принесла мобильный и со стуком положила перед Громовым.

Номер на дисплее не определился.

– Да, слушаю. – Громов машинально продолжал макать размякшую корку в сальную водичку. – Привет. Прямо горит, да? Смотри, я поверил.

Он отключил связь.

– Я ненадолго выскочу.

– Твои проблемы.

Лена демонстративно отвернулась. На полную отвернула кран. Шумная струя ударила в стопку немытой посуды.

* * *

«Д» – 1

19: 42(в.м.)

Волкодав

Есть святое правило у правильных оперов: вызвонил агент на срочную встречу – умри, но явись. Никогда не угадаешь, что стало причиной. Пусть потом выяснится, что психанул человек или просто померещилось, или накомбинировал в дурной голове, а поделиться не с кем, всё равно пришёл ты не зря. Агент, как женщина, способен терпеть зависимость долго, но невнимания не прощает. Затаит обиду, потом сто раз аукнется одна-единственная небрежность в отношениях.

Алик был агентом мелким, но достаточно активным. Вербанул его Громов без особых проблем. Алик сам подставился, сам пришёл на контакт, уже готовый к сотрудничеству. Есть известная лагерная заповедь: не верь, не бойся, не проси. Алик попросил, попросил мента, чем необратимо обрёк себя на двойную жизнь агента.

Сгубила Алика любовь. Выморочная, перекрученная любовь «правильного пацана» и девочки из хорошей семьи. Девочка «прожигала жизнь», вертела хвостом, где считала нужным, и вертела Аликом, как хотела. Однажды она по глупости попалась на ношении наркотиков. Компания, вывалившая из ночного клуба, языками сцепились с нарядом милиции, все закончилось этапированием в отделение, оформлением в «обезьянник», и в этот момент из сумочки девочки извлекли пакетик с комочком гашиша. Штраф за административное правонарушение резко перешёл в срок за хранение и ношение наркотиков.

Девочка родителям звонить не стала, вызвала на подмогу «правильного» воздыхателя. Алик вошёл в кабинет Громова, тянувшего лямку ночного дежурства заранее согласным на все. Это Громов понял с первого взгляда.

Через час девочка упорхнула из «обезьянника», клочки протокола унесло в канализацию, а Алик ушёл личным «другом» опера Громова. Вопиющее нарушение закона? Безусловно. Только через неделю в камере оказались два отморозка, разбойно «взявшие» ночной магазин. Взял их Громов по наводке Алика чисто, на следующее же утро, на квартире с похищенным и с двумя стволами в нагрузку.

За два года «дружбы» опера угро и «бригадира» нижнего звена ни Громов, ни Алик не поминали ту девочку. Она, даже не чмокнув Алика на прощание, улетела в другую жизнь. Просто исчезла, оставив Алика один на один с последствиями его благородства.

Громов срезал путь через детскую площадку и вошёл в пятнистый сумрак чахлого палисадника. В полосе света, пробивающегося сквозь чахлую листву тополей, разглядел крепкую коротконогую фигуру Алика. Дважды чиркнул зажигалкой, прикуривая. Алик, приняв сигнал, отлепился от ствола дерева и, чавкая мокрым песком, подошёл к Громову.

Рук друг другу при встрече не жали. Алик проиграв по-крупному, хоть в мелочах пытался блюсти «понятия».

– Здорово, Алик. Что стряслось?

Алик явно нервничал. Но всеми силами пытался это скрыть.

– Тут такое дело, Гром… Клим собрал бригадиров и дал отмашку готовиться к войне с «чехами».

– Некисло! А подробнее?

– Просто сказал, держать «пехоту» в готовности. Мол, в любую минуту могут понадобиться. Слышал, что отстрел братвы пошёл? В Питере Гошу завалили.

– А наши «чехи» здесь с какого боку?

– А я знаю? Клима спрашивай. Но в напряге он конкретном, отвечаю.

– Тогда напрягись и вспомни, что он конкретно сказал.

– Черт, околел я тут стоять. – Алик зябко передёрнул плечами. – Что Клим сказал? Типа, за бардак на рынке кому-то предъявы кинут. Ну и, типа, надо быть готовыми к вилам с «чехами».

– Я так и не понял, при чём тут «чехи»?

– Гром, ну ты даёшь! А как «чеховская» баба без наводки останкинских «чехов» на рынок бы сунулась? Слух пошёл, что айзерам кто-то из них гарантии дал, что не подстава. А айзеры спалились.

– Ах, вон оно что!

– Говорят, айзеры уже волыны маслом мажут. – Алик потоптался на месте. – Слышь, Гром, не в падлу, ладно? Я отбегу на секунду, типа, отлить. Пиво наружу просится, прям, резьбу сейчас сорвёт.

– Давай!

Алик резво сиганул в темноту. Громов отвернулся.

Через дорогу призывно мигали огни бильярдной. Громов знал, что там, не только гоняли шары, но и можно было вкусно, почти по-домашнему перекусить.

Вдруг вспомнились квёлые домашние пельмени. И такой же липкий, с тухлятинкой разговор. Ничего, кроме тяжести и едкой отрыжки, после себя не оставивший.

«Пора сваливать. К черту такую семейную жизнь, – Громов сплюнул. – Нюхом она, что ли, чует, когда у меня бабки появляются? Или я, типа, им по жизни должен? Ошибочка, дорогие родственники. Разный у нас взгляд на счастье».

– Слышь, командир. – Алик вынырнул из темноты. – Ещё одна проблема есть.

– Хорошо, что одна, – пробормотал Громов.

– Тут такое дело… – Алик почесал расплющенный боксёрский нос. – Я одного кекса зацепил. Ну, левый он такой… Чисто не при делах. На складах работает под эстакадой у Рижской. Слева. Ну ты знаешь. Вторая Мытищинская.

Громов выплюнул и раздавил каблуком окурок.

– Знаю, знаю… Что дальше?

– Он там тырит потихоньку, что плохо лежит. Пытался «на Риге» впарить какую-то лабуду из оргтехники, мои пацаны его приняли и развели, как полагается. Я его окучил, типа, чтоб бесхозным не гулял. Ну, на предмет сотрудничества. – Алик встал почти вплотную. – Слышь, Гром, этот кекс говорит, что на складе целая бригада «чехов» живёт. Человек десять, не меньше.

– Гастарбайтеры? – без особого интереса спросил Громов.

– Не! Где ж ты видал «чехов» с лопатами! Конкретные отморозки. Якобы при оружии. Слышь, может, из-за этого Клим так напрягся? У нас, типа, слух пошёл, что «чехи» в город «пехоту» стягивают, чтобы айзеров задвинуть. А тут такие совпадения. Подозрительно, да?

– А это, Алик, уже интереснее. Не зря ты меня из дома сдёрнул.

– Слышь, Гром, есть маза этого кекса сюда подкинуть. Пусть он сам тебе всё расскажет. Ну чо я сломанным телефоном работаю! За минуту на склады сгоняю и приволоку его… Ну, хочешь, вон, в бильярдную.

– А кем этот кекс работает?

– Менагером по резаной курятине, – хохотнул Алик. – А если без шуток, старшим механиком. Он там круглые сутки чалится. Ну чо, вести?

Громов быстро просчитал в уме варианты. Оставалось уточнить последний нюанс.

– Слышь, Алик, ты Климу про абреков ещё не доложился?

– Не, зуб даю! Я тебе решил сначала свистнуть. Мало ли что… Вам, ментам, может, туда поперёд нас надо. Дело, как я разумею, стрёмное. Нафига нам лишний гемор? Свинтите их сами, и будет всем зашибись. Вам – ордена, нам – спокойная жизнь. Правильно я рассудил?

Мимику Алика Громов изучил хорошо, в данном случае, Алик не врал. Разве что, что-то утаивал.

– Ладно, вези клиента.

* * *

«Д» – 1

20:02 (в.м.)

Странник

Игра шла странная. Футболисты бы сказали, в одни ворота.

Хартман клал в лузы шесть шаров подряд. С любых позиций, почти не целясь. Точными, мягкими ударами. Без каких-либо эмоций, равнодушно и размеренно, как автомат. На седьмом ударе киксовал, и наступал черед Максимова. Он серией таких же снайперских ударов выравнивал счёт. Иногда удавалось выиграть последним шаром. Если нет, Хартман, спокойно вгонял шар в лузу, и игра начиналась по новой.

Так, словно испытывая выдержку друг друга, они гоняли шары почти час. Лишь изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами.

Охранник Хартмана вообще не проронил ни слова. Сидел истуканом, потягивая апельсиновый сок через соломинку. Игра его абсолютно не интересовала. Он, как сторожевой пёс, медленно смаргивая, то и дело сканировал взглядом зал. При этом оставался совершенно расслабленным, полностью равнодушным к происходящему вокруг.

В зале были заняты все два десятка столов. В основном, кампаниями, сочетающими пиво с игрой, игру с лёгким флиртом с отвязанными девочками. Серьёзных игроков не наблюдалось. Да и не могло быть в месте, предназначенном для шумной тусовки, а не для священнодействия игры.

За низким заборчиком помещал бар и десятком столиков. Оттуда тянуло жареным мясом, кислым пивом и сырым сигаретным дымом.

На широком экране телевизора журналист крайне правых взглядов вещал в камеру об угрозе терактов. Лицо, что называется, держал. Но глаза потерянно бегали, как у человека, только что пережившего серьёзный стресс. По обрывкам фраз, прорвавшихся сквозь гомон, Максимов разобрал, что речь идёт об убийстве посетителя редакции, назвавшегося членом диверсионно-террористической группы, проникшей в Москву.

Бармен зевнул и навёл пульт на экран. Картинка сменилась. По зелёному полю засновали красные и белые человечки, пасуя друг другу белый мячик.

Максимов отвернулся к бильярдному столу. Хартман, внимательно наблюдавший за его реакцией, обронил:

– Никто не в состоянии постичь до конца божественного замысла.

И аккуратно загнал шар в дальнюю лузу.

– Но жить все-таки хочется, – заметил Максимов.

– Мы давно мертвы, – без малейшего пафоса произнёс Хартман.

Вытянулся над столом, неожиданно легко для своих крупных габаритов, замер на секунду, выцеливая шар, и нанёс резкий удар.

Шар, отскочив от борта, по диагонали ушёл в центральную лузу.

Максимов отошёл к столику, взял из пачки сигарету, закурил. Охранник никак на его движения не отреагировал. Вблизи отчётливо слышалось мерное гудение, которое он издавал на выдохе.

У Хартмана зазвонил мобильный. Максимов не стал оборачиваться. За этот час, что они провели в игре, Хартману постоянно звонили и посылали sms-ки. Сообщения никак на самообладании Хартмана не сказывались. Ни по лицу, ни по моторике угадать их содержания Максимов не мог.

Он уже понял, что разыгрывается «мерцающий вариант». Логика тут бессильна, остаётся уповать на интуицию и её высшее проявление – чутье. Для непосвящённого события будут возникать, как карты из игрального автомата, совершенно случайной выборкой. Алгоритм знает только тот, кто запрограммировал машину. Остальным предоставлено право делать ставки и молиться на удачу. Чем больше игроков войдут в азарт, тем больше денег ляжет на кон, тем выше прибыль казино. Так уж устроены азартные игры: игрок может сорвать куш, но в выигрыше всегда казино.

Хартман, безусловно, входил в «персонал казино», но насколько он близок к владельцу, скрывающимся под именем Махди, Максимов так и не решил. Во всяком случае, выглядел Хартман топ-менеджером, которому доверено многое, но далеко не всё.

Хартман подошёл сзади. Взял свой стакан виски. Сделал крохотный глоток.

– Сейчас у меня будет встреча с одним человеком. Я сяду за его столик. Если он попытается уйти без меня, убей его.

– А я уже начал думать, что вы меня пригласили шары покатать.

– Нигде так не проявляется человек, как в игре. Даже в любви схалтурить можно, но в игре – нет, – глядя в глаза Максимову, произнёс Хартман.

По его знаку охранник подал кейс. Хартман достал папку. В кейсе остался лежать ТТ с глушителем.

– Все ясно? – спросил он Максимова, протягивая кейс.

– Боевой, заряжен?

– Можешь сходить в туалет и проверить. Время ещё есть. Только не стреляй в потолок, естественно.

Максимов принял кейс. На секунду их пальцы соприкоснулись на ручке, и Максимов поразился, какие горячие пальцы у Хартмана. Словно специально нагрел над огнём.

* * *

Д – 1

20:25 (в.м.)

Волкодав

Бифштекс оказался свежим и сочным, с хрустящей корочкой, а пиво холодным. Что ещё мужику надо, когда на душе погано!

Компании и бестолковых разговоров «за жизнь» не хотелось. Не настолько было тяжко. А может как раз, именно так плохо, когда надо разбираться с самим собой один на один.

Громов занял угловой столик. Одни только взглядом отогнал двух неряшливого вида пацанов явно из числа компьютерных пролетариев. Пацаны пошли пить пиво к барной стойке.

Датчик настроения показывал «ясно и солнечно». Два глотка пива смыли кислый привкус во рту, оставшийся после домашнего ужина. После третьего глотка, сопроводившего кусок острого мясца, стрелка приборчика поднялась до «полный штиль».

«Прорвёмся, – сказал себе Громов. – А как иначе! Иначе нам не жить».

Ничего не бывает лучше полной определённости. Когда тает туман иллюзий, становится легче дышать. Даже если знаешь, что это твой последний вздох.

Напротив, не спросив разрешения, уселся лысый мужик. Одет был прилично и неброско. То ли средний бизнес, то ли крупный рэкет. На брошенный Громовым взгляд, мужик никак не отреагировал.

Подскочила официанточка. Девочек здесь вырядили по-спортивному, обтягивающие чёрные брючки и куцые оранжевые топики.

– Двойной эспрессо, – распорядился лысый, отодвинув меню. На его место положил свою папку.

Девочка исчезла.

Датчик настроения уронил стрелку до «гроза». Громов почувствовал, что внутри зачем-то поднимается плотная горячая волна. Так всегда было перед выходом на ринг.

Громов ещё не успел разобраться, откуда внутри возникла боевая ярость, как лысый нанёс удар.

– Алик не приедет, Гром. Там, куда он отправился сейчас работает спецназ ФСБ. Алик угодит под пули или в кандалы. Что в его профессии – неизбежность. Даже если вывернется, всё равно его ты больше не увидишь. Мавр сделал своё дело, мавр может спать вечным сном.

Громов покрутил в пальцах вилку. Воткнул её в кусок мяса.

– Ну и что дальше? – произнёс, демонстративно жуя.

Лысый из нагрудного кармашка достал удостоверение. Прикрыв ладонью от чужих взглядов, развернул, дав прочитать Громову свои данные и оценить степень крутизны организации, выдавшей удостоверение.

«Так, рынок мне все же аукнулся», – криво усмехнулся Громов.

Девочка принесла кофе. Лысый придвинул к себе чашку. Высыпал из пакетика сахар. Помешал ложечкой.

– Давайте сразу оговорим условия нашей беседы, Владимир. На столе достаточно предметов, которые вы можете использовать в качестве оружия. И без них вы в состоянии нанести побои средней тяжести, как минимум. – Лысый поднял взгляд на Громова. – Не советую.

Громов обвёл взглядом зал.

– Да, – кивнул лысый. – Отсюда вы выйдете только по моему разрешению.

– Вот так всё круто?

– Почитайте. И поймёте, насколько все круто.

Он придвинул к Громову папку.

Громов отложил вилку и нож. Взял папку, откинувшись на спинку стула, пристроил на коленях.

Стоило бросить взгляд на первую фотографию в пачке, понял, попал.

На первом фото он собственной персоной поднимался по ступенькам гостиницы. На последующих фотографиях, низкого качества, словно нарезанных из киноплёнки, по эпизодам было снято, как некто, похожий на Громова, расправляется с тремя неустановленным личностями. Завершало экспозицию фото Громова, быстрым шагом спускающегося по ступенькам лестницы.

К фотографиям прилагались показания потерпевших и акт медицинского освидетельствования, составленный в приёмном отделении больницы имени Склифосовского.

Показания были запротоколированы чётким, разборчивым почерком. Словно специально для того, чтобы вникнуть в их смысл можно было, бегло пробежав взглядом по строчкам.

Потерпевшие в три голоса утверждали, что стали жертвами бандитского нападения. Судя по приложенной справке, по линии МВД к гражданам никаких претензий не было. Да и фамилии их не совпадали с теми, что Громов узнал от Кости. Зато по описанию нанесённых ран, Громов мог с уверенностью сказать, что это его работа.

– Достаточно круто? – спросил лысый. – Вы можете заявить, что действовали в условиях крайней необходимости, спасая мальчика. Но для этого вам придётся сдать вашего друга, раз. И доказать, что похищение имело место, два. На что родственники мальчика никогда не пойдут. Будете упорствовать в своей правоте, всплывут десять тысяч долларов плюс пять тысяч премиальных. Закладку денег в тайник мы тоже зафиксировали, изъять их с понятыми труда не составит.

Лысый сделал глоток кофе и опять спросил:

– Достаточно круто, Гром?

У Громова был опыт полного нокаута. Однажды нарвался на ринге. И сейчас он чувствовал себя точно, как после того сокрушающего удара. Сознание вышибло из тела, оно парило само по себе в вязкой пустоте, а тело медленно и плавно, как кленовый лист к асфальту, приближалось полу.

Ещё пара тягучих мгновений, а потом – взрыв темноты…

Лысый постучал ложечкой по краю блюдца.

– Ты слышишь меня, Гром?

Громов ошарашенным взглядом обвёл зал. Не без труда сфокусировал зрение на лице лысого.

– Что тебе надо? – с трудом произнёс он.

– Для начала, чтобы ты взял себя в руки.

* * *

«Д» – 1

21: 01 (в.м.)

Странник

Пассажира пришлось пасти не столько по приказу Хартмана, сколько из собственной безопасности. Парень был крепким, явно не раз бывавшим в переделках. Судя по характерной моторике, отличный рукопашник. В парне чувствовались и характер, и ум. Только сейчас всё в нем напрочь отбило. Словно контуженный, он с трудом выныривал из накатывающего отупения. В таком состоянии он инстинктивно мог взорваться агрессией. Реакция неразумная, абсолютно на животном уровне. Но именно до такого состояния его отбросила психическая атака Хартмана. До уровня зверя, рухнувшего в волчью яму.

Руки у парня были скованы специальными наручниками – за большие пальцы. Стальная цепочка, кольцом пропущенная под брючным ремнём, не позволяла поднять руки. На всякий случай Максимов приставил тупое рыло глушителя в бок парню.

Хартман сидел рядом с водителем, вполоборота к заднему сиденью.

По тонированным стёклам светящимися медузами скользили отсветы фонарей. Джип шёл плавно, мерно урча мощным мотором.

Водитель ехал по ему одному ведомому маршруту, то сворачивал в переулки, то проскальзывал через дворы, выныривал на магистраль и вновь уходил в боковые отвилки.

– Мелкий бизнес, Володя, это – вечная обречённость. Играть надо только по-крупному. Ты же, наверняка, в курсе, что серьёзный наезд с «маски-шоу» на крупную фирму стоит двести пятьдесят тысяч долларов. Сравни это с теми копейками, что ты имел от подработки. Пшик! По лезвию ножа ходил, а все ради того, чтобы компенсировать недоплаченную тебе зарплату. И долго бы ты так протянул? Рано или поздно, но сделали бы из тебя козла отпущения. Причём твои непосредственные начальники, кто, собственно говоря, и имеет процент с заказных «маски-шоу».

– А вы кого из меня сделаете?

Хартман ощупал взглядом напряжённое лицо Громова.

– Из тебя уже ничего не слепить. Надо работать с тем, что есть. Лично я вижу перед собой ратоборца с высшим юридическим образованием. В сумме качества излишние. Лет двадцать назад ты бы был полезен. А сейчас государством во главу поставлена защита интересов успешных и состоявшихся. Остальным предоставлено право тихо вымирать и драться за крохи, упавшие со стола во время дележа пирога. Вот и вся юриспруденция и правоприменительная практика. Поэтому мне твой диплом не нужен. Мне нужна твоя физическая сила, звериные рефлексы и ум ратоборца.

Громов криво усмехнулся.

– И все?

– А что ещё у тебя взять? Благородство? Оно ведёт к нищете. Любовь? Гарантия одиночества. Умеешь дружить? Готовься к предательству. Нет, Гром, я возьму у тебя только то, на чем точно не прогорю. Остальное можешь оставить себе.

Машина плавно затормозила. Хартман достал мобильный. Дождавшись соединения, коротко бросил: «Мы на месте».

Обратился к Громову:

– Ты в двух шагах от новой жизни. Сейчас сделаешь первый.

– Что я должен сделать?

– Выйти из машины. Пройти сто метров по дорожке. У крайней «ракушки» будет сидеть человек. Ты выстрелишь в него. И вернёшься в машину.

– А если…

– Если не хочешь, за тебя это сделает он. – Хартман кивнул на Максимова. – Но в таком случае я верну протоколы в ментовскую спецуру. Им как раз не хватает «оборотня в погонах» районного уровня. Срок тебе гарантирован. Который, как ты понимаешь, не досидишь. Ни родственники потерпевших, ни уголовники, ни вертухаи шансов тебе не оставят. Чем избавишь Елену от необходимости посылать передачи и ездить на свиданки. Перед свиданьем принято давать начальнику или «куму», а она на это не пойдёт. Не столько из брезгливости, сколько из чисто женского расчёта. У неё для тебя замена уже приготовлена. Осталось только найти повод для разрыва. Срок – это хороший повод. Не подкопаешься.

Громов протяжно выдохнул сквозь сжатые зубы.

– Чтобы ты не дышал, как мерин в гору, я гарантирую, что этот человек по закону, кабы у нас работал закон, давно бы получил пулю в затылок. Да ты, я уверен, его узнаешь. Итак, я хочу услышать: да или нет?

– Ты меня со всех сторон обложил. Какой тут выбор?

– Меня не интересуют аргументы и мотивы, – отрезал Хартман. – Я за тебя их десятка два выдать могу. Меня интересует: да или нет?

Максимов полностью настроился на сидевшего рядом человека. Сейчас от него черным пламенем полыхало ужасом. Первобытным, звериным ужасом.

«Как при ночном прыжке на «чужую землю». Люк распахнут, из него в десантный отсек хлещет ледяная мгла. Остаться нельзя, шагнуть вперёд – невозможно. Нужно внутренне умереть, чтобы выбросить себя в чёрную дыру люка. В недолгую жизнь или в скорую смерть. В полную, тотальную, непосильную разуму неизвестность. Давай, парень! Первый – пошёл!»

– Да! – выдохнул Громов.

Хартман обратился к Максимову:

– Сними с него наручники и дай пистолет.

* * *

Оперативная обстановка