Текст книги "Переворот.ru (СИ)"

Автор книги: Олег Маркеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)

Он чокнулся с рюмкой Женьки. Медленно выпил пахучий спирт. Закусил фиником.

– Дела наши «липовые», особой цены не имеют. Но жизнь у меня одна. Хотелось бы узнать подробнее, как она оборвётся. – Максимов сжал пальцами косточку финика, выстрелив ею в окно. – Что он конкретно предлагает?

– Курс специальной подготовки и последующее задание вне Ирака. Тройной оклад на время подготовки. Деньги за задание оговариваются отдельно.

– И когда надо дать ответ?

– Утром.

Максимов рассмеялся.

– И ты, брат, решил по русской традиции нажраться так, чтобы утром не помнить, на что подписываешься?

Женька поморщился.

– Мне слово «специальная» не нравится, Макс. Ну какая, на хрен, нам ещё подготовка нужна?! Я не знаю… В космос, что ли, запускать собрались?!

– Ты, как в армии не служил. Какой же «купец» тебе заранее все скажет?

День «Д», время «Ч – 9 часов»

Странник

Сознание недолго сопротивлялось виртуальной реальности. Настолько она была… реальной. Возможно, навороченная трёхмерная картинка в стиле космических квестов[48]48
  – вид компьютерной игры, сюжет строится на путешествии по различным уровням сложности с выполнением некой миссии.


[Закрыть] вызвала бы реакцию естественного отторжения и не дала бы эффекта полного растворения, но вокруг, именно не перед глазами, а вокруг, повсюду, реально и осязаемо, вплоть до ощущения ветра, покусывающего лицо и мягко толкающего в грудь, раскинулось Замоскворечье. И он был в самом центре его.

– Вы находитесь на Большой Ордынке, – влился в уши женский голос. – Попробуйте сделать шаг вперёд. Просто представьте, что вы делаете шаг. У вас получится. Итак. Раз, два, три!

Асфальт качнулся и скользнул под ноги.

– У вас получилось! – обрадовалась механическая женщина.

…Он шёл Большой Ордынкой по направлению к Добрынинской. По солнечной стороне улице.

– Перейдите на противоположную сторону, – подсказал женский голос.

Он оглянулся. По проезжей части нёсся «форд», намного оторвавшись от других машин.

Перебежал через улицу. По тротуару прошёл мимо чахлого скверика.

Впереди у ворот особняка кучковалась небольшая очередь.

Он поднял взгляд. Над забором торчал флагшток с бело-голубым флагом…

* * *

День «Д», время «Ч – 8 часов 30 минут»

Огнепоклонник

На большом мониторе мелькали кадры боевика. Бегущая камера выхватывала силуэты людей в лабиринтах дома. Едва возникнув в поле зрения, силуэты валились, сражённые очередью. В экран полыхало огнём, то и дело изображение застил густой дым.

– Махди, посмотри сюда!

Пальцы вынырнули под свет монитора и указали на цветные змейки, бьющиеся на дисплее.

– Вижу, – ответил глухой мужской голос.

– Это невероятно, Махди!

– Именно поэтому он здесь.

Скрипнуло кресло, освободившись от тяжести тела.

– Сколько ещё осталось?

– Отрабатываем последнюю вводную. Работает вся группа. Потом реабилитация. Думаю, займёт около часа.

– Хорошо, Ибрагим. Дай мне знать, когда он придёт в себя.

– Слушаюсь, Махди!

Ибрагим хотел встать, но горячая, тяжёлая ладонь легла ему на плечо, удержав в кресле.

* * *

День «Д», время «Ч – 7 часов»

Странник

Горячие иглы воды сверлили кожу, вытапливая усталость из мышц. Первая, вялая волна расслабления прокатилась от ног к плечам. В голове стал густеть ватный туман, и тогда он резко переключил кран. Сверху обрушился ледяной ливень.

Он дал себе замёрзнуть до гусиной кожи, снова пустил кипяток. Огненные струи пробили ледяную броню, сковавшую тело.

Максимов выключил воду. Вышел из кабинки. Бросил на пол полотенце, сел, скрестив ноги. С хрустом потянулся, выпрямляя позвоночник. Замер, вскинув подбородок. Носом протянул монотонную мелодию. Губы раскрылись. Дыхание сделалось лёгким, едва ощутимым.

В сознании медленно утихал бой. Ярко вспыхивали картинки: задымленные комнаты, тёмные силуэты людей, оранжевые всполохи огня и мгновенно распускающиеся алые астры выстрелов.

Тело ещё отвечало на кадры боя, мелькающие под плотно закрытыми веками, нервными толчками, как на удары током. Все слабее и слабее. Потом он стал смотреть на бой, как тысячи раз виденное кино, совершенно равнодушно, зная, что произойдёт дальше и чем все кончиться в финале. Сколько бы вариантов фильма не прокручивалось в его сознании, финал всегда был один и тот же – нырок в темноту. Гулкую, тугую от чёрного ветра темноту. И бесконечное парение над бездной.

Из глубин памяти всплыло лицо Жеки Белобородова.

…Жека поскрёб шрамик на скуле. Хмыкнул.

– Встречают по высшему разряду!

К вертолёту, ещё секущему воздух лопастями, по полю спешили два джипа.

Жека подхватил свой баул и первым выпрыгнул из люка на каменистую землю.

Максимов привстал со скамейки. Но тут из кабины пилотов высунулась голова, круглая и усатая, как у тюленя. Пилот что-то заорал, широко разевая рот.

Пол дрогнул и наклонился. Максимова швырнуло к иллюминатору.

В клубах пыли, поднятой лопастями, он успел разглядеть фигуру Жеки, сжавшегося под ударами ветра.

Вертолёт, завалившись на бок, по дуге стал набирать высоту.

* * *

Максимов отогнал воспоминание. Того Жеки, которого он помнил, больше не существовало. Да и сам Жека уже вряд ли себя помнил. У рядовых исполнителей, обречённых на заклание, стирали личную память полностью. Полная гарантия от провала. Фирменный стиль организации Махди.

Набросил на ещё мокрое тело халат и вышел из ванной.

В небольшой гостиной в кресле сидел, развалясь, Хартман. Небрежно листал книжку в обложке ярко-кадмиевого цвета.

Комната, в которой полчаса назад обнаружил себя Максимов, судя по непроницаемой тишине за стенами и мощной гидравлической двери, тоже помещалась на нижних ярусах подвала здания. Кондиционеры поддерживали комфортный микроклимат. Интерьер соответствовал гостиничным «четырем звёздочкам».

Размах фантазии хозяина подземного царства начинал вызывать у Максимова лёгкое раздражение.

– С лёгким паром, – приветствовал его Хартман. – Тебе ужин принесли.

Он указал на сервированный для одного стол. Верный себе, незримый хозяин бункера велел подать ужин на серебряной посуде. Из-под крышек судков поднимался аппетитный аромат. Ваза была полна фруктов. Стенки хрустального кувшина с апельсиновым соком успели запотеть.

Максимов почувствовал жуткий приступ голода. Нервное напряжение требовало срочной компенсации.

– Очень кстати. А вы?

– Уже ужинал.

– Без компании не интересно.

Максимов завязал узел на поясе. Прошёл к дивану, сбросил подушку на пол, сел, скрестив ноги по-турецки.

– Всегда сидишь на полу?

– Когда нет угрозы отморозить задницу.

Хартман улыбнулся.

– Ты мне нравишься.

– Увы, я не по этой части.

Хартман ещё шире улыбнулся. Максимов отметил, что только у арабов можно научиться так щедро и лучезарно улыбаться

– Могу прислать женщину, – предложи Хартман.

– Если только ту, с механическим голоском. У меня по отношению к ней накопилась масса негативных эмоций. Выхода требуют.

– Молодец! – Хартман захохотал. Отбросил книжку. – Почитаешь на сон грядущий. Завтра расскажешь. Вопросы есть?

– Да. Что это было за кино?

– Выработка рефлексов в условиях, максимально приближенных к реальным. Компьютерный симулятор последнего поколения. Разрабатывался для тренировок лётчиков. Мы его немного усовершенствовали и загрузили свою картинку виртуальной реальности.

– Это я понял. Меня интересует – это наш объект?

– Да. Ты – старший группы. Рефлексы у бойцов для действия на объекте доведены до совершенства. Включая, безоговорочное подчинение командиру группы. Почти на уровне интуиции. Ты должен был это почувствовать в игре.

– Уж почувствовал, не сомневайтесь… И когда наша сборная зомби играет против команды «Сайерет Миткаль»[49]49
  – контртеррористическое подразделение армии Израиля, способное действовать за пределами страны. Состоит из трёх групп: штурмовой, обеспечения и поддержки. В состав штурмовой группы, численностью 28 чел., входят три взвода: основной, снайперский и высотный (городской и промышленный альпинизм, проникновение на объекты с использованием подземных коммуникаций). Подготовка занимает 1 год и 8 месяцев при длительности службы по призыву – 3 года. Личный состав до окончания курса подготовки в боевых действиях участия не принимает.


[Закрыть]?

Хартман хохотнул.

– Завтра.

Он прошёл к двери. Нажал кнопку звонка. Внутри двери провернулись шестерни, чпокнули вакуумные присоски. Хартман взялся за ручку двери.

– Лично я ничего против иудеев не имею, – бросил ему в след Максимов.

Хартман замер на пороге. Повернулся всем телом.

– Никто не имеет. Это воля Махди.

* * *

День «Д», время – «Ч – 6 часов 40 мин.»

Странник

Тело окончательно расслабилось. Пришло ощущение полного покоя и невесомости.

Привычно и легко он погрузил себя в состояние, когда не чувствуешь тела, когда для тебя нет ни верха, ни низа, ни сторон света, ни времени, ни пространства. Есть только ты сам. Ты – бесконечность, и ты – вечность. Нет ничего, что вне тебя. А ты есть – вселенная. Сознание растворилось во тьме забвения.

И вдруг тьму взорвал ослепительный свет. Сатори[50]50
  – здесь – состояние изменённого сознания; в дзен-буддизме сатори – внезапное озарение в результате медитации и специальных практик, в буквальном переводе «удар в глаз». К техникам немедитативного достижения сатори относятся приёмы «сшибки высшей нервной деятельности», использующие вопросы (коаны), требующие парадоксального ответа. Например, классический коан: «Как звучит хлопок одной ладони?» Ответ: «Как тишина».


[Закрыть].

Максимов медленно, словно выныривая из глубины, очнулся. Обвёл взглядом комнату. Сначала пересчитал все вертикальные поверхности, потом горизонтальные. По очереди пересчитал предметы, сначала темных цветов, потом светлых. Сосредоточился на запахах. Отделил аромат пищи от цветочной отдушки постельного белья. Запах мебели от запаха разогретого воздуха вокруг люстры. Уловил влажную струйку запаха, сочащегося из ванной. Простое упражнение позволило телу осознать себя в окружающей реальности.

И сразу же в памяти всплыло…

* * *

Ретроспектива

Ирак, январь 2003 года

Странник

Вертолёт стреножили на ночь, как коня. Лопасти притянули к земле тонкими тросиками. Экипаж возился с вертолётом, не обращая на Максимова никакого внимания.

Никаких признаков учебного лагеря поблизости не наблюдалось.

Он сориентировался на местности по угасающему закату. Тигр, вдоль которого летел вертолёт, остался за спиной. По левую руку должна была находиться Самарра. Километрах в пятидесяти, максимум.

«Почему не дотянули до города? Странно. Если бы Мустафа хотел нас с Жекой списать в расход, нафига надо было жечь казённый керосин? Мы бы прекрасно смотрелись двумя трупами где-нибудь на багдадской помойке. Ох, мутят!»

В наступающих сумерках справа, метров в ста, вспыхнул прямоугольник света. Долетела нечленораздельная брань. Прямоугольник сразу же погас. Кто-то громко захлопнул дверь за недотёпой, сорвавшим всю светомаскировку.

Максимов подхватил рюкзак, забросил на плечо и пошёл туда, где глаза уже отчётливо различали под маскировочной сеткой прямоугольные контуры кунга.

Навстречу уже шуршали камешки под бегущими ногами.

Боец вынырнул из тени, успел разглядеть на Максимове офицерскую форму, затормозил, вытянулся в струнку и вскинул руку к зелёному берету.

Максимов ограничился кивком. Сержант, Максимов разглядел нашивки, потянулся было за рюкзаком, но Максимов отрицательно покачал головой и пошёл вперёд. Сержант, как положено, пристроился на полшага сзади.

Придержал маскировочную сетку, дав возможность пройти под неё, не нагибаясь.

Тщательно вырытый капонир скрывал машину до середины борта.

«Кто-то службу знает», – машинально отметил Максимов.

Постучал по борту, предупреждая, чтобы успели занавесить вход плащ-палаткой или приглушить свет внутри кунга. Дверь без скрипа распахнулась.

Максимов вбежал по лесенке. Шагнул через порог в тамбур. Закрыл за собой дверь, только после этого отбросил плащ-палатку.

– Ну хоть один не долбан! Вошёл, как надо, – раздалось вместо приветствия.

Из-за стола, заваленном картами, поднялся кряжистый мужик в форме полковника. Пистолет он, как все бывшие офицеры советской армии, носил на боку, а не на животе, как иракцы. Выглядел типичным советским «батей», отцом родным солдатам и головной болью для начальства. Таких терпят, скрипя зубами, потому что заменить некем. По этой же причине не дают расти в званиях.

«Батя» через стол протянул Максимову широкую, как лопата, ладонь. Рукопожатие было мощным и жёстким, как стальные тиски.

– Садись, гостем будешь.

Максимов осмотрелся, куда бы сбросить рюкзак. Пристроил его на какой-то радиотехнический блок, стоявший в углу у входа. Сел на шаткий раскладной табурет лицом к «Бате».

Половина кунга был занавешена плащ-палаткой. Максимов почувствовал, что за ней скрывается кто-то третий. Сидел бесшумно, ничем себя не выдавая.

Но, как ни таился, а проколоться успел. В пепельнице, расплющенной снарядной гильзе, лежали по-разному затушенные окурки. Кто-то из курильщиков, скорее всего «Батя» плющил их, а кто-то другой аккуратно отбивал тлеющий уголёк и тушил его, растирая окурком.

«Батя» сунул руку под стол. Достал из закрома початую бутылку арака и две стальные стопочки. Не спрашивая Максимова, плеснул рюмки в стопки, одну придвинул к Максимову.

– Ну, с приездом, значит!

Он чокнулся с Максимовым и залпом отправил в себя водку.

«В такое лицо только гранёными стаканами вливать, а не этими напёрстками», – подумал Максимов, поднося рюмку к губам.

Анисовая водка приятно обожгла горло. Жаром разлилась по телу.

– Ну что, военный, служить будем или дембель оформлять? – с неожиданным нажимом спросил «Батя».

Максимов поставил рюмку на стол.

– На этот вопрос вам ответит полковник Мустафа Кадари. Пока я нахожусь в его распоряжении.

«Батя» расплылся в ироничной усмешке.

– Сынок, по бумагам Мустафы ты уже стоишь в очередь в Сады Аллаха, будь благословенно имя его.

– Вам лучше знать.

– А то! Это же я эту идею Мустафе подкинул.

Максимов подумал, что продублённая солнцем и араком морда «Бати» никак не вяжется с тонкими интригами. Но промолчал, решив, что каждый нагоняет свой авторитет, как может. Приписывать себе чужие заслуги, если разобраться, входит в рутинную процедуру командования подчинёнными.

– Чего тебе Мустафа наобещал?

– По контракту я не вправе обсуждать что-либо касающееся службы ни с кем, кроме моего непосредственного командира. Или в его присутствии.

– Вот так прямо и написали? – сыграл удивление «Батя».

– А разве у вас в контракте что-то другое написано?

«Батя» насупился, как Ельцин на оппозицию. Попытался надавить взглядом. Быстро понял, что номер не пройдёт.

– Только не учи меня уставу, сынок, – примирительным тоном произнёс он. – Я портянки наматывал, когда тебе мамка пелёнки ссаные меняла. Ясно?

Из всех вариантов «я уже служил, когда ты…», услышанных Максимовым за всю жизнь, «батин» был самым оригинальным.

«Батя» сцепил пальцы. Получившимся двойным кулаком, как кувалдой, можно было запросто погнуть ствол танка.

– Короче, так, сынок. К апрелю пиндосы расчухаются и попрут буром на Багдад. Разбить их в пух и прах дядя Ху не сможет даже при помощи Пророка, а пиндосы не имеют права обосраться. Что мы будем иметь в итоге таких раскладов? Победу пиндосов по-любому. В свете такой радостной для всех нас перспективы решено устроить америкосам и их друганам весёлую жизнь после оккупации. Создаётся «Армия Махди». Урюки с автоматами, а не армия, конечно. Но партизанить должны отчаянно. Улавливаешь мою мысль?

Максимов кивнул без особого энтузиазма.

«Стоило так рисковать, чтобы возглавить сотню фанатиков в чалмах. «Армия» без настоящего «Махди» мне ни разу не оперлась».

И тут он уловил едва заметное шевеление за плащ-палаткой. Кто-то не выдержал нервного напряжения и чуть изменил позу. Совершенно бесшумно, надо сказать. Максимов обострённым чутьём почувствовал только долетевшую волну уплотнившегося воздуха. Но и этого ему хватило, чтобы в сознании вспыхнул нечёткий образ человека.

Крупного, с хорошо тренированным телом, победившим старение и накопившиеся возрастные болячки. Он ещё не привык к новой, бурлящей силе, влившейся в тело. Чувствовал себя немного стеснённым, как в новой одежде. Но ему очень нравилось быть таким – новым.

Поймав образ незнакомца, Максимов теперь отчётливо почувствовал на себе его взгляд. Особенный, расфокусированный взгляд, одновременно схватывающий все внешнее и проникающий в самые глубины.

Незнакомец явно, как и огненную силу, лишь недавно приобрёл этот особый взгляд. Выдавало неумение вовремя остановиться. Незнакомец больше смотрел, наслаждаясь недавно приобретённой способностью, чем видел.

Максимов решил не закрываться от чужого взгляда, хотя мог это сделать легко, стоило представить, что тело покрыто начищенными до зеркального блеска доспехами.

– Ну что, сынок, скажешь?

– А у меня разве есть варианты?

– Смотря у кого. У Макса Драгача, позывной «Дауд» шансов никаких нет. Нету больше Максимки Драгача! От такая пидерсия приключилась, бля! – «Батя» шлёпнул себя по ляжкам. – Был, но весь вышел. То ли погиб в рейде, то ли в битве за Багдад героически взорвал себя вместе с пиндосским «Шериданом». Или, замотавшись в халат и чалму напялив, пошёл шахидствовать вместе с урюками. Ну и сгинул, само собой. Раньше, чем его вычислила военная контрразведка америкосов.

По тому, с какой не скрываемой иронией «Батя» называет фамилию, под которой Максимов вышел на тропу из Парижа, он понял, дела хуже некуда.

Паспорт он купил у «специалиста» по наводке хозяина тира. Со слов «специалиста», сербский паспорт увели у русского парня, перебравшегося в Париж после войны на Балканах. «Пристегнуть» к паспорту подходящую «легенду» Максимову труда не составило, благо сам успел отметиться в тех же края и в то же время. Хозяин паспорта явно слегка изменил фамилию или целиком взял сербскую, доискиваться, кто он был по метрикам ЗАГСА родного российского города, никто не стал бы себя утруждать. Поэтому Максимов скомпоновал «легенду» частично из собственной биографии, частично из «модус вивенди» знакомых. Благо «модус операнди»[51]51
  – образ жизни и способ действия (лат.).


[Закрыть] у всех был одинаковый.

«Легенду» ещё никто не пытался «пробить» по-настоящему. Очевидно, считали, что наёмник – существо интенсивно, но кратко живущее. Тем более, что предложение давно превысило спрос. Все малолетки, максимум с сержантскими лычками ВДВ, как с ума посходили, и лезли в «солдаты удачи».

«Батя» переворошил бумаги на столе. Достал красную корочку паспорта. Бросил Максимову.

– А у этого кадра шанс есть.

Максимов развернул паспорт. С первой страницы на него смотрело его собственное лицо. В нужных графах стояли подлинные данные: Максимов Максим Владимирович, 1965, город Москва.

Номер, правда, не совпадал с номером паспорта, что он оставил в банковской ячейке в Париже. И организация, выдавшая паспорт. Подлинный был МИДовский, выправлялся по ходатайству министерства культуры. А это был выдан консульским отделом посольства России в Тегеране.

Максимов перелистнул на нужную страничку. На штемпеле стояли данные старого паспорта.

– Что же вы паспорта теряете, гражданин Максимов? – с хитрой улыбкой спросил «Батя». – Пришлось вот новый вам выправлять. Нехорошо. Паспорт это… Это, бля, тебе не бумага для подтирки, а частица Родины, которую мы берём с собой за границу! – с неожиданным пафосом изрёк «Батя».

– Вы, случаем, не по политической части в Союзе служили? – поддел его Максимов.

– По контрразведывательной, – с той же улыбочкой ответил «Батя». Тяжело вздохнул. – Что же ты, сынок, про нас так плохо подумал, а? Думаешь, мы тут дураки, да? «Пробить» никого не сумеем? Или в архив родного ведомства нам доступ перекрыли? Ох-хо-хо… Да я, если бы захотел, даже первый твой молочный зуб, что мамка хранила, да потеряла, нашёл бы!

Он подался вперёд, стол дрогнул.

– Ты зачем, дурья башка, с Мустафой в шуры-муры играть решил? Что ещё за задание в интересах Ирака, но не на его территории?

Вопросы хлестали так, что Максимов поверил, что «Батя» в прошлой жизни в контрразведки послужил. Да и в этой не далеко ушёл от прежней профессии.

Переждав психологическую атаку, Максимов непринуждённо ответил:

– Именно в шуры-муры. Что остаётся делать, когда тебе говорят, сначала типа ликвидируем, а потом дадим задание? Только соглашаться. Потому что ответить «да пошёл ты, Мустафа!» нет никакой возможности.

Взгляд «Бати» немного потеплел.

– И ты решил сдёрнуть при первой же возможности?

– Я бы уточнил, до первого выстрела в мою сторону.

– Моло-о-дца! – уважительно протянул «Батя». – А если я тебя в интересах Мустафы опрашиваю?

Максимов не дал себе дрогнуть и хоть краешком глаза посмотреть за плечо «Бати».

Сканирующий взгляд из-за плащ-палатки был такой ощутимо плотный, что Максимов счёл за благо закрыться.

Немного подумав, ответил:

– Я бы поверил, если бы не расход керосина. Дорог нынче керосин, чтобы его на фокусы тратить. И ПВО могли наш «борт» сшибить. Чисто по глупости. Нет, для беседы вполне бы хватило подвальчика в Багдаде.

«Батя» с видимым удовлетворением кивнул.

– Ладно, зачёт принят. А почему ты, Максимов, с таким послужным списком сам работу искал? В Москве, разве, не к кому было обратиться?

– А вы давно были в Москве?

– Хочешь сказать, все так запущенно?

– Ещё мягко сказано.

Судя по промелькнувшему по лицу «Бати» выражению, амплитуда его отношения к тем, что понимается под термином «Москва», как и у Жеки, колебалась от зубовного скрежета до слабо скрытого презрения.

«Так, уже понятно, через кого подводка шла, – сделал вывод Максимов. – Спасибо Жека, удружил».

– И ты, значит, частым порядком подвоёвываешь. Так сказать, приватизировал знания, которые тебе Родина дала?

Максимов понял, что теперь его «пробивают» на патриотизм. Решил особо не таиться. Выложил, что всегда носил в себе.

– Во-первых, моя Родина – Союз. За него отец воевал и погиб. Ну и я потом подключился. Плохо или хорошо, не мне судить. Но «Красную звезду», как отец, получить смог. У него их, правда, две были, не считая прочих. У меня не сложилось. В девяностом меня вышибли, за то, что в Вильнюсе вёл себе неадекватно политическому моменту. Надо было сдавать всё, как Горбатый, а я… Не умею имитировать кипучую деятельность в ожидании команды «отставить». Чем, наверное, и дискредитировал высокое звание советского офицера. Короче, своей Родине я ничего не должен. И не потому, что расплатился сполна. Просто кредитора больше нет. А отрабатывать долг нынешним – ну его нафиг! Уж им я точно ничего не должен.

– Значит, свободной России служить не желаем? – усмехнулся «Батя».

– Пусть для начала уточнят, что я защищаю: дворец казнокрада или мусорные баки, в который дед с орденскими планками на груди с голодухи копается. Нельзя одновременно служить и деду и казнокраду.

По тому, как на секунду сделались бешеными глаза «Бати», Максимов понял, попал в самую больную точку.

– А насчёт «подвоёвываю», – продолжил Максимов. – Так не я себе приключений ищу. Жизнь так складывается. Я, что, виноват, что наша жизнь – война всех против всех? Мне этот мир уже таким достался. Спасибо Родине, хоть воевать качественно научила. Иначе давно бы схарчили.

«Батя» с сумрачным видом кивнул. Откинулся от стола.

– Завтра поутру тебя забросят к границе с Ираном. На той стороне встретят. Ты в раскопках хоть что-то понимаешь, археолог? Или так, при деде-профессоре штаны протирал и тощих искусствоведок в хранилище на ящики с раритетами заваливал?

– Кое-что понимаю.

– Вот и возвращайся к своей инженерно-сапёрной деятельности.

Он бросил через стол пластиковую папочку.

– Твой контракт с какой-то муслимской фирмой на проведение раскопок в Аль…Эль…Тьфу, блин! Короче, там написано.

Максимов повертел папку. На одной стороне текст был написан арабской вязью, на – другой по-английски. Если верить печатям и подписям, контракт был подписан… два месяца назад.

«Недурно!»

– Кому я обязан такой заботой? – спросил Максимов.

– Папе Римскому! – зло хохотнул «Батя». И сразу же сделался опасным, как поднявшийся из берлоги медведь. – Все остаётся в силе. За исключением двух моментов. Мустафа – по боку. И ты даже думать забудь про сдёрнуть. Из нашей конторы не уходят, а выносят. Слышал такое, разведка ПрибВО[52]52
  – Прибалтийский военный округ МО СССР.


[Закрыть]?

«Что за убогость, козырять знанием биографических данных? Сунул нос с личное дело – и сразу же раздулся от самомнения!» – подумал Максимов.

И лишь кивнул в ответ.

– В Иране тебя примут на контакт наши люди. Веди себя достойно, учти, я за тебя проучусь перед Махди.

– Это тот, кто муслимов на войну собирает? – как можно непринуждённо спросил Максимов.

«Батя» уставился на него тяжёлым взглядом. После долгой паузы произнёс:

– Запомни, сынок, когда услышишь приказ от имени Махди, ты рванёшь его выполнять, как в «учебке» не бегал. Я доходчиво объяснил?

– Вполне.

* * *

Когти Орла

Навигатору

По линии конспиративной организации военных специалистов из числа бывших военнослужащих ВС СССР, придерживающихся радикально-патриотических взглядов, переправлен в Иран для использования в спецоперациях по линии данной организации.

Члены организации подчиняются некоему «Махди». Является ли это самоназванием организации, или псевдонимом руководителя, на настоящий момент установить не удалось.

Очевидным является тесное оперативное взаимодействие со спецслужбами исламских государств и конспиративными группами Ближнего Востока. Так же, организация либо оперативно обеспечивается спецслужбами РФ, либо имеет в них собственные оперативные позиции.

Свободный поиск продолжаю.

Странник

* * *

«Д» время «Ч – 6 часов 30 минут»

Огнепоклонник

В призрачном свете, льющемся из мониторов рука, лежащая на пульте, казалась неестественно бледной, с синевой, как у трупа.

Дрогнули пальцы, подкрутив колёсико регулировки трансфокатора. Лицо человека, сидящего в позе «лотоса», увеличилось, заполнило собой весь экран на центральном мониторе. Оператор перевёл фокус на приоткрытые губы человека.

Оператор сдвинул рычажок на пульте, и в комнату через динамики хлынула монотонная мелодия, вместе с дыханием срывающаяся с губ человека.

За спиной оператора под грузным телом скрипнуло кресло и раздался саркастический смешок.

– Он снял твою кодировку, Ибрагим?

Оператор, помедлив, кивнул.

– Похоже, что так, сайиди[53]53
  – уважительная форма обращения к старшему, в частности – по званию. Близко к англоязычному «сэр», но значительно превосходит его по степени подобострастия.


[Закрыть]. – Он спохватился. – Я могу все исправить. Усыпить его и повторить кодирование. Если честно, сайиди, я никогда не доверял компьютерным методам. По старинке, обычным гипнозом надёжнее.

– Не стоит, Ибрагим.

– Но, сайиди… – Оператор не решился оглянуться. – Это очень опасно. Он старший группы. И единственный у кого не будет кодировки. Он знает об операции все, но сможет выйти за её рамки, когда пожелает. Вся группа закодирована следовать сценарию операции, применяясь к обстановке и безоговорочно подчиняясь старшему. Только он, получается, свободен. Это очень, очень опасно, сайиди!

– Значит, так тому и быть.

Ибрагим едва заметно пожал плечами.

– Как скажете, Махди.

– Ты чего-то испугался, Ибрагим?

Лицо на экране пропало. Оператор быстро подкрутил трансфокатор. Камера показала комнату целиком, под крутым ракурсом. Мужчина, на ходу развязывая узел на поясе халата, прошёл к стене. Через мгновенье свет в комнате погас.

На экране сменилась картинка. Теперь она была темной, мутными светлыми контурами прорисовывалась мебель в комнате. Пепельно-серая фигура мужчины скользнула к постели. Белым облаком вспыхнула взметнувшаяся вверх простыня. Опала, чётко обрисовав контуры человеческого тела.

– Я боюсь одного, сайиди, не выполнить свою миссию.

– Иншалла[54]54
  – буквально – на всё воля Божья.


[Закрыть]. Покажи мне второго, Ибрагим.

На экране сменилась картинка. Теперь камера показывала ярко освещённую тюремную камеру. На откидной шконке, ссутулившись, сидел седой человек. Из одежды на нем были только трусы. Сцепленные кисти рук зажаты между колен. Даже на общем плане было чётко видно, что человека трясёт крупная нервная дрожь.

На бицепсе у мужчины синела овальная татуировка.

– Что он там себе изобразил?

– Гранату. «Лимонку». Показать крупнее, сайиди?

– Нет, не надо. Хочу видеть его лицо.

Ибрагим подкрутил колёсико трансфокатора, увеличив изображение лица мужчины до максимума. По щекам мужчины текли слезы. Из прикушенных губ на пучок бородки сползала ниточка слюны. Острый кадык судорожно подрагивал. Мужчина едва сдерживал рвущиеся наружу рыдания.

– Я дал частоту в семь герц[55]55
  – инфразвуковые колебания в диапазоне от 5 до 7 герц способны вызвать существенные расстройства в работе жизненно важных органов или спровоцировать психические припадки.


[Закрыть], сайиди. – пояснил Ибрагим. – Ещё минута и он не выдержит. После припадка я займусь им вплотную. Вот он мою кодировку ни за что не снимет. В этом я абсолютно уверен.

– А если он себе вены зубами вскроет?

– Исключено, сайиди. У него, конечно, есть суицидальный комплекс. Но в пассивной форме. Он предоставляет право убить себя другому. Сам никогда не решится. Главное, не входить в камеру в момент катарсиса, чтобы не дать себя использовать в качестве орудия самоубийства.

– Я слышал, у него астма…

– Да, сайиди. Но я ввёл антиспазматик. Все под контролем. Поверьте, этот человек не стоит вашего беспокойства.

Скрипнуло кресло.

– Ну, тогда я пошёл спать. Успехов тебе, Ибрагим!

– Благодарю вас, Махди.

Лишь когда закрылась дверь, Ибрагим позволил себе оглянуться.

Человек вышел, но в комнате осталась мрачная, властная аура, которую Ибрагим ощущал каждым нервом.