Текст книги "Любовь и французы"

Автор книги: Нина Эптон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

Глава 3. Великие любовники

Галантная любовь: Франциск I

Даже на портретах, написанных в последние годы жизни короля, в его глазах заметен насмешливый огонек; у него чувственный, ироничный рот, слегка искривленный хитрой усмешкой. Эта смесь чувственности и тактичности типична для него, для Маргариты Наваррской – его сестры-писательницы, и в целом для Ренессанса. Но Франциск – читавший Ама-диса и обладавший литературными способностями – упрямо сохранял в себе остатки средневекового рыцарства. Он обожал женщин, но «скромно и с умеренностью», говоря словами его современника-хрониста. Женщины украшали его двор, но никогда не управляли им, и он заставлял своих буйных придворных относиться к ним уважительно.

Этой учтивой галантностью король был обязан не только Амадису, но и мягкому влиянию двух замечательных женщин, которые его воспитывали: матери, Луизы Савойской, и сестры, поэтессы Маргариты. Большинство мальчиков в то время оставалось на попечении матерей только до восьми лет, но Франциск был исключением. Позже его воспитатель, Франсуа де Мулен, подкреплял наставления женщин, не уставая повторять своему царственному воспитаннику, что «женщина была сотворена из ребра Адама, того, что возле сердца – но не из его ноги». Франциск этого никогда не забывал и всегда превозносил дам, которые, как он говорил, «способны, подобно нашим шпагам, придавать нам смелости». Король, воспитанный в женской среде, не мог прожить без женщин ни дня. Франциску нравилось их общество, аромат их духов, их остроумие и красота, и он никогда не проявлял назойливости в тех редких случаях, когда они отвергали его ухаживания (король не только простил, но и выдал замуж, дав ей приданое, целомудренную крошку-вышивальщицу из Амбуаза). Если верить Брантому^{78}, отъявленному придворному сплетнику,– как правило, лишь он один брался описывать самые грязные скандалы,– король часто заявлял, что вздернет на виселице любого, кто посягнет на честь его придворных дам.

Одной из наиболее знаменитых любовниц Франциска I была Франсуаза де Шатобриан, которая в возрасте одиннадцати лет вышла замуж за Жана Лаваля, а спустя год произвела на свет дитя. Десять лет спустя до ушей Франциска дошел слух об этой красавице, которая жила с мужем в замке в Бретани. Король решил пригласить обоих супругов в Блуа (двор в те годы вел кочевую жизнь). Амурные подвиги короля были слишком хорошо известны всем, и у Жана Лаваля возникли подозрения. Его супруга до того стеснительна, что не решается показаться при дворе – ответил он своему сюзерену. Но король был не из тех, кто легко отступает, и препятствия только подхлестнули его интерес к этой женщине. Вскоре Лаваль получил второе послание от его величества. Жан решил ехать в Блуа один. Это чрезвычайно раздосадовало Франциска. «Сейчас же напишите своей жене,– скомандовал он,– и попросите ее приехать в Блуа немедленно». Жан послушно написал письмо, которое показал королю, втайне потирая руки. Перед тем как покинуть свою родную Бретань, он придумал одну военную хитрость. Было изготовлено два одинаковых кольца, одно из которых Жан взял с собой, а другое оставил Франсуазе, сказав ей при этом: «Если от меня придет письмо с просьбой приехать в Блуа, но в нем не будет второго кольца, которое я беру с собой, то отвечайте, что вы больны и не можете исполнить повеление его величества, если же кольцо будет в конверте, это будет означать, что все в порядке и вы можете ко мне присоединиться».

Через несколько дней от Франсуазы пришел ответ, написанный, как и было условлено: ей очень жаль, но она нездорова. Франциск попросил Жана снова написать супруге, но Лаваль допустил колоссальную оплошность – посвятил в свой превосходный план камердинера, который, надеясь на щедрую награду, все рассказал королю. Однажды ночью, когда двор собрался на ужин, слуга выкрал из секретной шкатулки Лаваля заветное кольцо, которое затем вернул на место, после того как королевский ювелир в рекордный срок снял с него копию. Франциск злорадствовал, задержал двор допоздна, пел песни собственного сочинения и организовал конкурс галантных историй. «Ах, как бы я хотел видеть здесь, с нами, вашу прелестную жену – выбраться из скорлупы, пожить немного при дворе, это пошло бы ей на пользу. Я умоляю вас, дорогой друг, напишите ей снова... сейчас же!» – настаивал король. Бретонец отвечал: «Разумеется, сир, как вам будет угодно».– «Напишите ваше письмо сегодня вечером, а завтра утром отдайте мне. Я пошлю его со специальным срочным курьером»,– сказал король. Получив письмо и вложив в конверт кольцо, монарх смеялся, как школьник.

Франсуаза прибыла в Блуа, охваченная радостным волнением, и придворные были немало удивлены, увидев, что Жан с трудом скрывает свой страшный гнев. Едва только король, в котором страсть вспыхивала, как порох, взглянул в фиалковые глаза Франсуазы, он тут же влюбился по уши. Дама оказалась не столь робкой, как о ней говорили, но была несговорчива и не собиралась так легко уступать капризу его величества. Королю понадобилось три года, чтобы убедить ее лечь с ним в постель. В наш век, когда любовь нетерпелива, это может показаться удивительным, но Франциск был верным влюбленным, который разделял мнение Гийома де Лорриса о том, что «коль хочешь получить – плати, добыча та вкусней для нас, что в руки нелегко далась». Добродетельных людей Франциск не любил, считая их лицемерами, но не в его правилах было принуждать женщину, так как, по его мнению, величайшее наслаждение любви состояло именно в том, чтобы убедить даму по доброй воле сдать свою крепость.

В конце концов Жана отослали обратно в Бретань. Его жена присоединилась к нему... после смерти монарха. Впечатление такое, что он ждал этого момента, чтобы отомстить за себя, потому что вскоре после этого Франсуаза скончалась при таинственных обстоятельствах. Ходил слух, будто она была убита шестью лакеями по приказу своего мужа и истекла кровью у его ног. Генрих II послал Монморанси^{79} установить истину, но тот доложил ему, что ничего подозрительного не обнаружил. С Жана Лаваля было снято обвинение. Однако впоследствии, когда было обнародовано завещание бретонского дворянина, оказалось, что он лишил наследства всех своих племянников и других родственников в пользу Монморанси.^{80}

Франсуаза была у Франциска I не единственной возлюбленной. Он любил и Анну, герцогиню д’Этамп – ставшую яростной соперницей Дианы де Пуатье, и Элеонору Испанскую, свою супругу. Однажды король счел, что это выше его сил – управиться сразу с тремя возлюбленными, и написал стихотворение, начинавшееся строчкой: «Любить трех разом – тяжкое ярмо». К несчастью, стены Лувра не были преградой любовным интригам, последствия которых ощущались везде и во всем. Женщины, строя козни друг другу, попутно встревали и в политическую игру. Говорили, будто герцогиня д’Этамп, разгневавшись на соперницу, Диану де Пуатье, выдала военные тайны Карлу V, в надежде, что тот заманит в ловушку любовника Дианы – юного дофина, будущего Генриха II.

Фантастическая любовь: Генрих II

Когда Франциск I освободился из испанского плена, в Испании в качестве заложников остались два его сына – Франсуа и Анри. В конце концов их освободили, когда был улажен вопрос о дипломатическом браке между Франциском I и сестрой Карла V Элеонорой, которая полюбила Франциска, когда он был в заключении в Мадриде.

Состоявшейся в Сен-Жан-де-Люзе встрече отца, невесты и сыновей суждено было повлечь за собой далеко идущие любовные последствия. Когда маленькие принцы послушно поцеловали отца, их окружили придворные дамы. Анри тогда было всего одиннадцать лет, но когда дама, выделявшаяся среди прочих своей красотой, подошла, чтобы обнять его, он испытал необычное для своего возраста потрясение. Это была супруга верховного сенешаля Нормандии, Ауи де Бреза, графа де Молеврие,– но историкам лучше известно ее очаровательное девичье имя – Диана де Пуатье. Этой восхитительной женщине был уже тридцать один год, когда она познакомилась с принцем, которому суждено было быть ее любовником на протяжении двадцати девяти лет, с постоянством, редким для того (и, несомненно, для любого другого) времени.

Год спустя, вскоре после коронации королевы Элеоноры, юные принцы приняли участие в турнире. Когда они выехали на поле, чтобы приветствовать своих избранниц, Анри – ко всеобщему изумлению – склонил свой штандарт перед Дианой, сидевшей рядом с другими придворными дамами, в числе которых была тогдашняя фаворитка, Анна де Писслэ, герцогиня д’Этамп. В конце празднеств устроили состязание, чтобы установить, кто из женщин был в тот день прекраснее всех. Половина голосов досталась Анне, другая – Диане, которая, будучи в возрасте тридцати двух лет, должна была считаться «старухой» по меркам того времени. Анна ей этого так и не простила.

Анри выказывал все больше и больше усердия в любви. Брак с маленькой невзрачной Екатериной Медичи не изменил его чувств к Диане, а возможно даже усилил их. Он продолжал носить ее цвета (черный и белый), именовать ее своей дамой и посылать ей стихи, в которых проявлялся если и не столь изысканный талант, каким обладал его отец, то юношеское воодушевление.

Говорят, что Диана после тридцати девяти лет безупречной жизни в конце концов стала его любовницей в замке Экуэн, куда ее и Анри пригласил коннетабль Анн де Монморанси. Это был хорошо известный «непристойный» замок, где на витражах были изображены столь смелые эротические сцены, что «лучи света краснели, проходя сквозь них».^{81} Королева, пока ее муж был жив, вела себя с прекрасной соперницей терпеливо и дипломатично. Однако первое, что сделала Екатерина Медичи, когда Генрих погиб,– приказала Диане вернуть отданные ей королем в числе прочих дорогих подарков коронные драгоценности. Впоследствии Екатерина на протяжении всего времени, пока на французском престоле восседали по очереди три ее сына, обнаруживавшие явные признаки вырождения – Франциск II, Карл IX и Генрих in,– была фактической правительницей страны.

В чем заключался секрет красоты Дианы де Пуатье? В эпоху, когда люди еще не перестали верить в магию, ходили слухи, будто она пользуется сильнодействующими приворотными зельями. Все находили ее очаровательной, женщины копировали ее прическу, походку и манеры. Она выступала идеалом красоты, всеобщим образцом для подражания, и слава о ней держалась более ста лет. Нам точно известно, что Диана прибегала к таким средствам поддержания красоты, на применение которых в ее время отваживались немногие женщины. Она вставала утром, когда еще не было шести часов, и принимала холодную ванну. Это делали разве что кающиеся грешники. Много рассказывалось о холодных ваннах как средстве сохранить целомудрие, но они только обеспечивали Диане ослепительный цвет лица (она никогда не пользовалась ни пудрой, ни макияжем) и делали ее на редкость энергичной... настолько, что годы спустя, когда дофин Анри уже стал королем, Екатерина Медичи, решив дознаться, какие колдовские способы любви использует соперница, просверлила несколько дырок в потолке ее комнаты во дворце.

«Она увидела,– говорит Брантом,– очень красивую, белокожую, свежую и изящную женщину, полунагую, одетую в сорочку, чрезвычайно обаятельную, которая делала восхитительные глупости, лаская любимого, а он отвечал ей тем же, пока они, по-прежнему не снимая рубашек, не соскользнули с постели на пол, чтобы спастись от жары – дело было в разгар очень теплого лета,– и не продолжили своих упражнений на ковре».

Короче, ничего особо оригинального. Я не думаю, что секрет влияния Дианы на Анри заключался в сексуальной технике. Дело было в другом – в живом воображении принца. Он был склонен к бегству от действительности, и эта склонность усилилась за годы, проведенные ребенком в мрачной испанской темнице. Он прочел несчетное число романов и напитал душу средневековыми идеалами рыцарства в еще более фантастической степени, нежели его отец. Диана была одной из первых женщин, которых увидели его большие задумчивые глаза, когда он впервые соприкоснулся с миром. Диана была красива холодной, лунной красотой недоступной женщины, красотой, которая сразу выделила ее из толпы как «далекую принцессу» – идеальную даму, по которой тайно вздыхал романтик-принц. Она была воплощением мифа и мечты, а в мире не существует уз сильнее, чем эти. Нет ничего удивительного в том, что она царила при дворе дольше, чем какая-либо другая королевская любовница. Генрих был последним коронованным трубадуром.

У короля и Дианы не было детей. Она была, должно быть, очень предусмотрительна и хорошо осведомлена для своего времени, так как мы знаем, что знаменитый врач Гийом Кретьен посвятил ей свою книгу о женских болезнях, сопроводив ее следующими словами: «Зная, что вам доставляет большое удовольствие узнавать тайны такого рода, дабы милосердно помогать тем женщинам, которые так боязливы и застенчивы, что стыдятся поверить свои страдания знающему и опытному врачу...» и т. д.

Брантом навестил Диану в ее уединении в замке Анэ за несколько месяцев до ее кончины, когда ей было шестьдесят пять лет. «Она была все еще красива,– писал он,– и не прибегала ни к какому гриму, но сказала, что каждое утро пьет напиток, в который входит раствор золота и другие странные снадобья алхимиков». Галантный Брантом восклицал: «Как жаль, что таким роскошным телам суждено гнить в земле!» Диана скоропостижно скончалась спустя шесть месяцев. Влияние ее было губительным, ее любовь к деньгам не знала границ. Она дошла до того, что претендовала на деньги, полученные в качестве налога на церковные колокола,– это дало Рабле повод заметить, что «король повесил все колокола в королевстве на шею своей кобыле».

Целомудренная любовь: Маргарита Наваррская

Были ли при дворе добродетельные дамы? Разумеется, да, одна из самых известных среди них – сестра Франциска I, чье влияние на него, как говорят, было столь облагораживающим: Маргарита Наваррская, одна из немногих писательниц той эпохи, у которой достало мужества поощрять любовь в браке,– это тем более заслуживает всяческих похвал, что на долю самой принцессы супружеского счастья не досталось!

По крайней мере, в одном случае – который в Гептамероне был описан ею весьма комично – Маргарите пришлось в самом буквальном смысле слова сражаться за свою честь. Адмирал де Бонниве^{82}, веселый малый эпохи Возрождения, один из самых близких друзей Франциска, влюбился в Маргариту – женщину остроумную и симпатичную. Так как принцесса последовательно отвергала его ухаживания, адмирал решил добиться ее любви, хотя бы для этого ему пришлось прибегнуть к хитрости. Он решил не останавливаться ни перед чем: приготовил в своем замке Ша-тельро тайник, скрыв его в стене спальни, и пригласил двор, совершавший тогда путешествие в Коньяк, остановиться у него на несколько дней.

Спальню, о которой идет речь, коварно отвели путешествующей вместе со всеми Маргарите. Однажды ночью, когда весь замок спал, Бонниве в ночном одеянии появился из тайника и скользнул к принцессе под одеяло. Проснувшись, оскорбленная женщина принялась звать на помощь и пронзительно кричать. Бонниве пытался успокоить ее, называл свое имя, но это не помогало. Чтобы защитить себя от дерзкого насильника, Маргарита храбро лягалась, кусалась и царапалась. Когда ее фрейлины вбежали в комнату с факелами, жестоко исцарапанный Бонниве поспешно и позорно бежал, отодвинув панель позади кровати. Маргарита ничего не стала говорить брату – Франциск ужасно рассердился бы, узнав о подобном скандале,– но, как прирожденный литератор, не удержалась от того, чтобы рассказать в Гептамероне об этом казусе.

Гептамерон – печатное продолжение средневековых судов любви – написан в форме дискуссий, которые ведут между собой рыцари и дамы, как будто нарочно для этого застрявшие в пиренейской долине (очаровательной Долине Аспа), отрезанной от внешнего мира паводком. В ней Маргарита устами вымышленной героини, Парламанты, самой благородной дамы из всех персонажей Гептамерона, излагает свои взгляды на любовь и рассказывает веселые анекдоты из жизни при дворе и в замках. Эти взгляды носят религиозный характер, в них чувствуется влияние как Реформации, так и теорий Платона, широко обсуждаемых в эпоху Ренессанса.

«Кого вы считаете совершенными любовниками? – спрашивает в Гептамероне одна из дам.– Не те ли это пламенные души, которые обожают своих дам издалека, не открывая помыслов?» Парламанта отвечает:

«Настоящая, совершенная любовь, по-моему, приходит тогда, когда влюбленные ищут друг в друге совершенства, будь то красота, доброта или искренность в обхождении, когда эта любовь неустанно стремится к добродетели и когда сердце их столь благородно и столь высоко, что они готовы скорее умереть, чем дать волю низменным побуждениям, несовместимым ни с совестью, ни с честью. Душа ведь создана для того, чтобы возвратиться к своему божественному началу, и, пока человек жив, она к этому непрестанно стремится. Но так как чувства, которыми она постигает мир, несовершенны и омрачены первородным грехом, они являют ей только то, что зримо и что лишь более или менее приближает к совершенству. А душа наша жаждет именно совершенства и поэтому через внешнюю красоту, совершенство чувств, доброту и благородство хочет разглядеть красоту высшую, совершенство и благость духовные. Но после того как она их напрасно ищет повсюду и не находит того, кого возлюбила, она начинает искать его в другом, как дитя, которое по малости своей играет в куклы и другие игрушки и собирает камушки, считая все это своим богатством, а потом, когда вырастет, начинает любить живых кукол и другие богатства – те, что необходимы для жизни. Умножив опыт свой и узнав, что земное все лишено совершенства и в нем нельзя найти настоящего счастья, человек хочет найти творца и источника всего».^{83}

Романтическая любовь: Луиза де Ланьи

Луиза де Ланьи – изящная блондинка с голубыми глазами – была одной из самых миловидных фрейлин Маргариты Наваррской. Впоследствии она вышла замуж за дворянина по имени Ангерран, которого бросили в Бастилию, несправедливо обвинив в том, что он вероломно сдал крепость Карлу V. Вскоре после его ареста Луиза внезапно перестала появляться при дворе. Робен Леру, ее юный паж, исчез вместе с ней. Это совпадение послужило поводом для злобной сплетни. Маргарита, хорошо знавшая Луизу, не желала верить ни одному слову из того, что болтали злые языки.

Однажды Маргарите принесли письмо от Ангеррана. Несчастный умолял ее попытаться, используя значительное влияние, которое она имела на короля, убедить его величество выслушать его, так как теперь он может доказать свою невиновность. Маргарита переговорила с братом, который ей не отказывал никогда и ни в чем, и в Бастилию отправили гонца с приказом на следующий день доставить к королю узника.

Вечером, когда король обедал, ему доложили, что человек, только что прибывший с театра военных действий с известиями от главнокомандующего, просит о срочной аудиенции. Когда офицера ввели к королю, он вручил его величеству письмо, в котором командующий сообщал о блестящей победе и горячо рекомендовал его величеству подателя письма, «доблестного рыцаря, которому мы в огромной степени обязаны своим успехом». «Поднимите забрало, дайте мне взглянуть на вас»,– приказал Франциск I. Но офицер, извинившись, отказался выполнить приказ его величества, сославшись на обет не открывать своего лица до завтрашнего дня, который он дал Пречистой Деве. «Тогда,– сказал король,– приходите ко мне завтра».

На следующее утро королю доложили, что из Бастилии привезли заключенного. Войдя, узник, закутанный в широкий плащ, бросился к ногам Франциска. Когда он поднял голову, Маргарита подошла ближе, и король ахнул. Заключенный снял шляпу, и по его плечам рассыпались длинные светлые локоны. Ясные голубые глаза с тревогой вглядывались в лицо короля, а затем их молящий взор обратился на Маргариту Наваррскую. «Да ведь это Луиза!» – воскликнула она. Да, это была Луиза. Она подкупила стражу Бастилии и заняла место мужа, в то время как он отправился на войну, дабы восстановить свою честь. Таинственный офицер, явившийся к королю накануне, был не кто иной, как Ангерран. Несколько дней спустя был устроен великолепный турнир в честь рыцаря и его отважной дамы, чьи щеки побледнели за время, проведенное в тюремной камере.

По-прежнему были в ходу рыцарские поединки, и Франциск I постоянно получал от рыцарей просьбы разрешить им таким образом отомстить за поруганную честь. Однажды он получил прошение, подписанное дворянином по имени Шуазель, супругу которого Валеран де Корбье обвинил в неверности. Шуазель намеревался вызвать Валерана на поединок, но просил короля, в качестве особой милости, чтобы избежать скандальной огласки, сохранить в тайне имена противников. Король согласился – но это был последний случай, когда он уважил просьбу такого рода. Просителем оказалась оскорбленная жена, Алике де Дрё. Она решила сама сразиться с подлым Валераном. Хотя Алике была превосходной наездницей, но с Валераном, который ничего не подозревал, ей было не под силу тягаться. Однако, когда меч Валерана пронзил ее забрало, она, собрав последние силы, поднялась на глазах у изумленного рыцаря и, воспользовавшись обезоружившим его замешательством, вонзила ему в горло меч.

Отвергнутая любовь: Жанна де Пъенн

В 1557 году на улицах Парижа можно было услышать жалобную песенку – одну из многих, в которых выражалось общественное мнение.

Нет лучшего способа узнать, что же думали люди о событиях дня, чем заглянуть в песенники старого Парижа. «Монморанси, не забывай связавшего тебя обета, помни свою Пьенн, которая ни днем ни ночью не спит...»

Жанна де Пьенн была фрейлиной Екатерины Медичи, из ее знаменитого «летучего эскадрона» дам с плюмажами, которых коварная итальянка использовала, если верить слухам, в политических целях. Екатерина знала власть красоты – она сама достаточно от этого натерпелась в те годы, когда при дворе царила Диана де Пуатье,– и превратила красоту в оружие, чтобы развратить некоторых выдающихся протестантских лидеров того времени. «Эти дамы должны были быть очень ловкими,– замечает Брантом,– чтобы уберечься от enflure du ventre[97]97
  вздутие живота (фр.)


[Закрыть]». Если им случалось забеременеть, то их увольняли с придворных должностей и по возможности выдавали замуж за дворян из провинции.

Однако Жанну де Пьенн, несмотря на ее красоту, отличала добродетельность. Она была изумительной высокой блондинкой с блестящими темными глазами. Юный Франсуа де Монморанси, сын знаменитого коннетабля, влюбился в нее, и они заключили тайный брак до тех пор, пока Франсуа не освободится от власти отца и матери. «Брак на словах» был в те времена довольно обычным явлением. Эта церемония заключалась в простом обмене кольцами и поцелуями в церкви, а в свидетели призывался Всевышний. Эти так называемые браки не имели юридической силы; они могли быть расторгнуты собором и церковью и приводили к значительным злоупотреблениям.

Внебрачная дочь Генриха II, Диана де Франс, была замужем за герцогом де Кастром. Когда Диана овдовела, Генрих задумал выдать ее замуж за Франсуа де Монморанси и обсудил этот план с коннетаблем, который был чрезвычайно польщен. (Волею судеб Генрих имел меньше внебрачных отпрысков, чем большинство других королей, когда-либо занимавших французский престол.

В этом вопросе Екатерина Медичи и Диана де Пуатье были союзницами и следили за любовником и мужем в оба. Лишь пару раз королю удалось обмануть их бдительность. (Обе женщины были в бешенстве, когда красавица фрейлина Марии Стюарт, леди Флеминг, подарила королю сына – Анри д’Ангулема.)

Коннетабль был удивлен, когда его сын отказался жениться на дочери короля, и крайне разгневан, когда Франсуа объяснил причину своего отказа. Об этом доложили королю, и был предпринят необычный шаг. Шестнадцатого октября 1557 года в зале Лувра собрался трибунал, в который вошли кардинал Лотарингский, архиепископ Вьеннский, епископ Суассонский и Орлеанский, государственный канцлер и глава парламента. Трибунал приступил к допросу юных влюбленных. Оба они признались, что дали друг другу брачный обет. Члены трибунала возражали, что сын был обязан сначала заручиться согласием родителей. Однако трибунал так и не принял никакого решения, и коннетабль обратился в Рим. Его Святейшество, который подумывал женить на Диане де Франс одного из своих племянников, не решался сказать ни «да», ни «нет»... Наконец папа объявил, что согласен объявить тайный брак недействительным, если Франсуа письменно отречется от Жанны де Пьенн. Тем временем Жанну отослали в монастырь Филь-Дье в Париже. Коннетабль и его жена продолжали препираться с сыном, пока слабохарактерный юноша не уступил их давлению. История сохранила для нас и его холодное, исполненное малодушия письмо, в котором он объявлял Жанне о разрыве их отношений, и ее полный достоинства ответ.

Франсуа послал свое письмо – написанное, вероятно, под диктовку отца – Жанне в монастырь. Она прочла письмо в присутствии того, кто его привез. «Осознавая заблуждение, в которое я бездумно впал, и полагая аморальным оскорблять таким образом Господа, государя и своих родителей, я сим отрекаюсь от данных Вам обещаний и обетов...» Когда Жанна дочитала это резкое послание, на ее глаза навернулись слезы, но она смахнула их, а затем просто произнесла: «Это не похоже на тон, в каком обычно писал мне сеньор де Монморанси». И добавила: «Господин де Монморанси сим доказал, что у него сердце слабее, чем у женщины. Больше мне нечего сказать». Три месяца спустя Жанна, разочаровавшись в любви к Франсуа, стала женой дворянина из Наварры.