Текст книги "Междуглушь"
Автор книги: Нил Шустерман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)
*** *** *** *** ***
В своей книге «Скинджекинг – что ты о нём знаешь?» Алли-Изгнанница делает следующее заключение:
«В отличие от других послесветов наша память не меркнет, и поэтому мы не меняемся – ведь мы не забываем, кто мы. Важно помнить другое: что мы всё же имеем с другими послесветами больше общих черт, чем различий; и наша обязанность сделать так, чтобы другие это тоже понимали. Мы принадлежим одновременно и Междумиру, и миру живых. И если мы хотим, чтобы нас уважали, а не боялись, нам надо стать достойными представителями обоих миров».
Глава 12
О монстрах и маллетах [17]17
Маллет – причёска: длинные волосы сзади и короткие спереди и по бокам.
[Закрыть]
В Нэшвилле они подзадержались. Да и как могло быть иначе, с такими-то возможностями для скинджекинга? Один только Майки был недоволен тем, как мало они прошли.
– Я думал, ты стремишься встретиться со своей семьёй, – упрекнул он Алли.
– Конечно, стремлюсь, но я же всё равно ждала так долго, что пара-другая дней не играет роли.
Она могла бы объяснить ему, что застряла в Междумире очень-очень надолго, так что торопиться некуда; однако Майки, конечно же, тут же забросал бы её миллионом вопросов, на которые у неё не было ответов. Например: что значит – быть привязанной к Междумиру на весь период её «естественной жизни»? Как будто Вселенная может знать, когда бы Алли умерла, если бы не попала в автокатастрофу! И как можно установить дату того, что никогда не произойдёт?
В своих странствиях по Нэшвиллу ребята наткнулись на значительное облако послесветов – они обосновались в старой фабрике, которая сгорела и перешла в вечность. Местные послесветы были настроены дружелюбно, но держались настороже, не доверяя чужакам, к тому же ещё и иностранцам, как Милос. Однако они приютили путешественников на своём обширном мёртвом пятне и были рады послушать новости из далёких мест. Для них все места были далёкими.
– Значит, вы побывали в Междуглуши? – спросил их вожак – мальчик с голубыми (кто его знает почему) волосами.
– Там, откуда я пришла, как раз наоборот – вашиместа считаются Междуглушью, – возразила Алли. Остальные ребята зашлись в смехе – отличная у неё получилась шутка!
Но один из нэшвиллских послесветов не засмеялся. Это был худющий парень с такой сутулой спиной, что все называли его Игорь [18]18
Традиционная фигура комиксов и тому подобной продукции – клише, горбун, подвизающийся у всяческих злодеев типа Дракулы, известен по целому ряду фильмов ужасов, например, Дракула, Франкенштейн, Ван Хельсинг и др.
[Закрыть].
– Здесь везде глушь, – сказал он. – Никто ничего и ни о чём не знает – кроме, само собой, Небесной Ведьмы.
И Майки, и Алли поёжились при упоминании Мэри, но промолчали. Обоим не улыбалось углубляться в тему.
– Но настоящие неведомые земли лежат на западе, – продолжал Игорь. Ребята согласно загудели. Затем Игорь прошептал: – Вы почувствовали ветер?
– Какой ещё ветер? – спросил Майки.
– В Междумире нельзя ощутить никакого ветра, – резонно возразила Алли.
– Этот ветерещё как можно ощутить, – возразил Игорь. – Если вы и правда направляетесь в Мемфис – скоро почувствуете.
Алли взглянула на Милоса, но тот лишь плечами пожал.
– Я никогда не заходил на запад так далеко, не знаю.
– Отлично, – проворчал Майки. – Ещё одна проблемка на нашу голову.
– Никакая это не проблемка, – сказала Алли. – Всего лишь ветер.
Но по выражению лиц нэшвиллских послесветов можно было заключить нечто совершенно обратное.
* * *
Пока Лосяра и Хомяк вели переговоры с местными послесветами в надежде подзаработать на скинджекерских услугах, Милос с Алли отправились на очередной урок.
– Хватит болтовни о ветре и прочих неприятностях, – сказал Милос. – Сегодня вечером мы повеселимся.
– Если мы собираемся веселиться, то надо и Майки позвать, – одёрнула его Алли.
Именно одёрнула. Милосу не стоило забывать, что их уроки – это серьёзное дело, а не забавное времяпрепровождение.
Милос пожал плечами.
– Конечно, конечно, – произнёс он несколько на манер Хомяка, – но даже если бы Майки и был скинджекером, вряд ли, я думаю, он большой поклонник музыки кантри.
Алли внимательно посмотрела на него, стараясь понять, что таится за невинно-лукавым выражением лица Милоса.
– А музыка кантри к скинджекингу каким боком?
Но Милос лишь улыбался.
Алли отправилась на поиски Майки – он должен был быть где-то среди нэшвиллских послесветов – но не нашла.
– Я видел его, он уходил ш фабрики, один, – прошамкал Лосяра, – и пошле этого я его больше не видал.
В последнее время Майки всё больше и больше времени проводил в одиночестве. Это тревожило Алли – но лишь совсем чуть-чуть. Кто-кто, а Майки МакГилл прекрасно мог постоять за себя.
* * *
Этим вечером Милос повёл Алли в Гранд Оул Опри – грандиозный концертный комплекс в Нэшвилле, где сегодня выступал Трэвис Дикс. Кое-что из кантри-музыки Алли нравилось, кое-что – совсем наоборот; но это неважно – поклонник ты кантри или нет, Трэвиса Дикса любят все. Единственное, что беспокоило Алли – их вылазка больше походила на свидание. При жизни она была чересчур занята то спортом, то школьным советом, то годовыми альбомами – ходить на свидания было некогда. К тому же, ребята, которые ей нравились, были для неё недосягаемы, а у тех, что дарили её своим вниманием, вечно не хватало чего-то существенного, как, например, извилин в голове. Или дезодоранта.
Алли всегда считала, что время, когда мальчики станут занимать в её жизни первое место, ещё впереди... Но вмешалась смерть. А, ладно, она не ходила на свидания при жизни, так нечего и сейчас начинать! У неё есть Майки – товарищ в послежизни, и этого вполне хватит.
– Ну и зачем мы здесь? – спросила Алли у Милоса, когда они, миновав главный вход, пробирались сквозь битком набитый вестибюль театра. – Надеюсь, не только для того, чтобы концерт слушать?
– Давай за мной, – отозвался Милос.
Она последовала за ним в зал, где через несколько минут начиналось шоу. Милос повёл её прямо на сцену. Хотя Алли знала, что никто её не видит, она почувствовала себя не в своей тарелке перед многотысячной аудиторией.
– Ты упражнялась в сёрфинге и достигла неплохих успехов, – сказал Милос, – но здесь, когда в одном месте собрано столько народу, – вот где можно развернуться по-настоящему!
Милос повернулся лицом к публике и поднял взгляд к самым последним рядам кресел высоко на балконе. Алли всегда называла эти места «кровь-из-носу» – так высоко надо было запрокидывать голову, чтобы взглянуть на них.
– А скажи-ка мне, – проговорил Милос, – как быстро ты смогла бы просёрфить отсюда до верхнего ряда балкона и обратно?
– Да уж побыстрее тебя! – усмехнулась Алли, хотя и понимала, что, скорее всего, это лишь похвальба.
– Ну, тогда попробуй побить меня! – Милос прищурился, вглядываясь, затем указал: – Видишь вон того капельдинера позади кресел?
Алли присмотрелась. Размытые контуры и приглушённые краски живого мира не давали чёткой картины, но девушка сумела различить в проходе посреди самых высоких рядов кресел капельдинера – человека, который провожал зрителей на их места.
– Так что, это он – наша цель?
– Да. Тот, кто первый доберётся до этого типа, похлопает его по плечу, а потом вернётся на сцену, выигрывает.
– И не мухлевать! – добавила Алли.
– Как бы это я смог смухлевать?
– Не разрешается прыгать прямо из партера в амфитеатр! Мы должны оба выйти в вестибюль и оттуда пробраться наверх.
– Договорились, – согласился Милос. – Готова?
– А ты?
– На старт, внимание, МАРШ!
Алли сорвалась с места. Она сделала хорошо рассчитанное движение – прыгнула в дежурного, следящего за порядком. Тот находился немного ближе к Милосу, чем к ней, поэтому она решила, что Милос, конечно же, тоже кинется к тому же парню. Так оно и случилось. Алли чувствовала, как Милос пытается внедриться в дежурного, да не тут-то было – место занято! Один – ноль в её пользу.
Она соскользнула с дежурного, перескочила на высокого старика, с него – на маленькую женщину с пышной причёской, затем впрыгнула в ребёнка на руках, а потом – в какого-то парня, который, как поняла девушка, с удовольствием сбежал бы с концерта.
И вот она в вестибюле – вскочила в какого-то мрачного мужчину, быстренько сориентировалась, где тут лестница, и перенеслась в следующего человека. Вверх по ступеням, в амфитеатр, от зрителя к зрителю, от тела к телу, пока не достигла балкона. Алли не имела понятия, где Милос; она даже не знала, кто теперь её носитель – ощущала только, что этому человеку очень надо в туалет.
Она наскоро осмотрелась перед тем, как прыгнуть в следующего носителя – где тот капельдинер? Теперь она опять находилась в зрительном зале и стояла перед круто поднимающимся проходом, ведущим к креслам чуть ли не под самой крышей театра. Капельдинер был на середине прохода, провожал зрителя к его месту. Алли выстрелилась из тушки с переполненным мочевым пузырём, пронеслась ещё через парочку человек – прямо к тому зрителю, которого вёл капельдинер...
...но не смогла попасть внутрь него, потому что Милос уже был там! Он использовал её приём против неё же самой! Алли отскочила от «занятого» носителя, словно мячик, и к тому времени как она влетела в другого человека, находящегося поблизости, тушка Милоса уже похлопала капельдинера по плечу.
– Моя взяла!
– Пока что ещё нет! – крикнула Алли, тоже хлопнув капельдинера по плечу.
Оба одновременно покинули слегка обалдевших капельдинера и двоих поклонников кантри. В одно мгновение Алли пронеслась вниз по проходу, вылетела в заднюю дверь зрительного зала и оказалась на лестнице. Как выяснилось, спускаться было сложнее, чем подниматься, потому что зрители торопились наверх – занять свои места. Всё равно что бежать вниз по эскалатору, идущему вверх. Ей пришлось просёрфить через добрый десяток человек – против общего движения, ни в ком не задерживаясь дольше, чем на миг. Наконец, она добралась до первого этажа и опять проникла в зал через главный вход.
Она двигалась в размеренном, чётком ритме, скользя через множество зрителей, пытающихся отыскать свои места, затем взлетела на сцену – и в тот же самый момент Милос оказался там же, на сцене, рядом с нею.
– Я выиграла! – воскликнула Алли.
– Нет я! – возразил Милос.
– Ну ладно, тогда ничья!
– Отлично! – захохотал Милос. – Мы оба выиграли!
Алли сама не ожидала, что ей настолько понравится эта забава. Ей захотелось повторить всё сначала, а потом ещё и ещё...
Милос, должно быть, прочитал мысли девушки по её лицу, потому что сказал:
– Вот видишь? Быть скинджекером – это очень здорово! Масса удовольствия!
Лампы в театре начали меркнуть. Публика взревела в предвкушении. Алли глянула в темнеющий зал и представила себе, что все эти люди приветствуют не кого иного, как её саму.
– Давай опять сыграем! – подзадорила она Милоса. – В прятки! Я спрячусь в тушке, а ты попробуй отыскать!
Милос сложил руки на груди.
– Ну и как ты себе это представляешь? Здесь же тысячи тушек!
Лицо Алли осветила озорная улыбка.
– Попробуй найти зрителя, который покажет нос Трэвису Диксу!
И прежде чем Милос успел ответить, она уже мчалась через публику.
На сцене появилась группа Трэвиса Дикса, публика восторженно завопила. В следующий момент певец разразился своим самым большим хитом «Сбрей мой маллет, плюнь мне в душу», и публика принялась подпевать:
Алли решила вселиться в девушку, судя по возрасту – студентку колледжа, которая стояла и приплясывала в левом амфитеатре, окружённая целой ватагой приятелей и подружек. Алли аккуратно укрепилась в девушке, взяла в свои руки контроль над её телом, но не погрузила её сознание в спячку. Так будет куда интереснее! Конечно, труднее провернуть всё дело, если ушка не отключена, но Алли нашла в сознании хозяйки «слепое пятно» и искусно спряталась в нём, так что юная любительница кантри не подозревала о постороннем присутствии. Тогда Алли переняла инициативу, тело хозяйки перестало кружиться; Алли подняла её правую руку, приставила большой палец к носу и растопырила остальные пальцы.
– Что ты делаешь? – взвизгнула одна из подружек.
Девушка, в полном сознании и по-прежнему контролирующая движения своего рта, ответила:
– Н-не... не знаю... Мой большой палец... взял и сам приставился к носу!
– Сюзи, ну ты даёшь! – воскликнула подружка. – А вдруг Трэвис увидит? Нам же тогда ни в жизнь не попасть за кулисы!
Алли захихикала про себя и принялась водить распяленной ладонью из стороны в сторону.
– Сюзи!
– Да знаю я! Я пытаюсь остановиться!
Ясное дело, бедняжка Сюзи никак не могла сообразить, почему она ведёт себя так, что это на неё нашло. И уж конечно, она так и не поняла, что на неё и в самом деле что-то «нашло».
Трэвис Дикс продолжал петь. Но к концу песни могучий блюститель порядка сошёл вниз по проходу и направил луч своего фонарика на Сюзи.
«Великолепно, – подумала Алли. – Теперь у девчонки будут из-за меня проблемы».
Но дежурный улыбнулся:
– Попалась! – проорал он, пытаясь перекричать грохочущую музыку. – Теперь моя очередь!
Это был Милос!
Алли счистилась с Сюзи; та встряхнула головой, посмотрела на свои руки, а через несколько мгновений странный инцидент был забыт, девушка вновь затанцевала в такт музыке. Милоса уже не было – он ушёл, чтобы найти кого-нибудь, в ком можно было спрятаться. Алли отсчитала до десяти и отправилась на поиски.
Оказалось, что одного сёрфинга при игре в прятки мало. Алли пришлось не просто прыгать от человека к человеку, но и время от времени задерживаться в ком-нибудь, чтобы осмотреться; ведь в Междумире чёткой картины окружающего получить было нельзя.
Она начала с самого верхнего ряда балкона и постепенно опустилась вниз. Ни малейшего признака Милоса! Алли начала уже подумывать, не принялся ли её партнёр мошенничать.
Тем временем Трэвис Дикс закончил песню, и толпа разразилась овацией.
– Привет, Нэшвилл! – сказал певец, и публика окончательно пришла в неистовство. Трэвис подождал, пока утихнут вопли восторга. – Эта песня посвящается замечательной девушке... – он сделал паузу и провозгласил: – Алли-Изгнаннице!
Алли изумлённо воззрилась на сцену. Она не верила своим глазам: Трэвис Дикс – великий Трэвис Дикс! – приставил большой палец к носу и, растопырив остальные пальцы, пошевелил ими. Но к ещё большему изумлению Алли, все зрители, как один, подхватили игру и показали нос самому артисту!
Алли громко расхохоталась раскатистым, гулким, идущим откуда-то из глубины живота смехом – как раз в этот момент она находилась во внушительных размеров мужчине, голос которого походил на рокот басового барабана. Она выпрыгнула из своего носителя и помчалась на сцену.
Когда она добралась туда, Милос уже счистился с Трэвиса. Тот теперь стоял и хлопал глазами на зрителей, показывающих ему нос. Потом певец обернулся к своей группе, пожал плечами и завёл следующую песню.
Алли не смогла удержаться от смеха.
– Ты выиграл! Это было супер! Никто и никогда не посвящал мне песню!
– А сейчас будем наслаждаться концертом, – сказал Милос. – Ведь мы же можем занять любое место в переднем ряду!
И он указал на «тушек» – мол, выбирай любую. Но Алли помотала головой. Она считала себя не вправе лишать поклонников кантри-музыки целого концерта, погрузив их в спячку на всё время представления. А держать носителя в сознании чревато проблемами. Она окинула взглядом сцену и заметила за кулисами парочку парней, которые, похоже, просто стояли там и били баклуши.
– Вон, взгляни, – сказала Алли. – Они наверняка ездят вместе с группой – помогают сгружать-загружать аппаратуру, и всё такое. Им наверняка до фонаря, если они проспят всё шоу.
– Великолепно! Только нам придётся несколько раз меняться местами – нельзя оставаться в одной и той же тушке слишком долго.
Сказано – сделано. Алли с Милосом прослушали весь концерт из-за кулис, а после его окончания для завершения впечатления вселились в пару фанатов из числа публики. Это дало им возможность, пусть хоть на несколько минут, почувствовать себя в центре бушующей вокруг них стихии восторженной толпы.
У Алли зашлось дыхание, когда они вышли из тёплого театра в прохладную ночь. Разница температур, хоть и не такая уж и большая, была для послесвета весьма значительна – ведь иначе, без помощи заимствованного тела, они не чувствовали её вовсе. Лёгкий ветерок веял над автостоянкой, мягко, словно пёрышко, ласкал её кожу, покрывшуюся гусиными пупырышками. Она могла бы поклясться, что ощущает каждый из них, и это было непередаваемо прекрасно!
– Тебе понравилось, да? – спросил Милос.
Она обернулась: его носитель был совсем рядом и поднимал руку, чтобы прикоснуться к её щеке. Алли оторопела.
– Не смей! – вскрикнула она и подалась от него на шаг.
– Почему?
– Ну, во-первых, хотя бы потому, что твоя тушка – девушка!
Он передёрнул плечами.
– И что с того? Твоя-то – парень!
Алли окинула себя взглядом. Точно – руки у неё были довольно-таки волосатые. Неудивительно, что она так чётко ощутила ветерок!
– Да просто... странно это как-то всё, – сказала она и «счистилась». Живой мир тотчас же затуманился, поплыл, а ветер теперь продувал прямо сквозь неё.
Милос тоже вышел из своей тушки.
– Мне раньше и в голову не приходило поиграть в прятки, – признался он. – Видишь, вызвался тебя учить, и вот пожалуйста – ты сама меня кое-чему научила!
– А что мы будем изучать завтра? – спросила Алли.
– О! Завтра будет самый интересный урок из всех!
Они отправились в обратный путь. Милос, как обычно, предложил свою руку Алли, но та, как обычно, отвергла его предложение, хотя вынуждена была признать, что делать это ей всё труднее и труднее.
* * *
Пока Алли проводила дни в обучении у Милоса, Майки тоже не терял времени, упражняясь в собственных умениях; только он практиковался в одиночку. Каждый день он уходил в какое-нибудь укромное местечко, потайное мёртвое пятно, и с утра до вечера оттачивал своё мастерство в том, в чём ему не было равных – в трансформации. Это была единственная часть его существования, над которой он по-прежнему имел контроль. Или, по во всяком случае, обретёт контроль, когда как следует натренируется.
Алли ушла с Милосом. Ладно. С этим он ничего поделать не мог. У него не было возможности проконтролировать, чем они там занимаются или о чём разговаривают. Зато он мог, например, отрастить себе перья или покрыться чешуёй. Мог водрузить у себя на носу рог. Мог обзавестись лишней парой ног или рук. Или украсить голову ветвистыми рогами, как у оленя. И так же, как вселение в чужое тело для скинджекера, трансформация была для него невероятно притягательной вещью. Да и то сказать – кто же может идти наперекор собственной природе?
Изменять себя становилось всё легче и легче, а вот возвращать себе нормальный вид – куда труднее. Однако так же, как и Алли, которая постепенно оттачивала свои навыки скинджекинга, Майки довёл до совершенства умение принимать исходную форму. Всего-то и надо было, чтобы стремление быть Майки МакГиллом превосходило желание оставаться одним из этих его странных, причудливых порождений. Проблема заключалась в том, что при таком многообразии собственных форм, ему становилось всё сложнее сохранять в себе желание быть Майки МакГиллом.
В тот вечер, когда Алли с Милосом развлекались в Гранд Оул Опри, Майки застукали.
Он нашёл себе уютное, довольно большое по размеру мёртвое пятно – там снесли всю улицу, чтобы построить автостраду. Ни одно из бывших строений не перешло в Междумир, но, должно быть, кто-то испытывал глубокие чувства к самой улице, потому что она осталась в вечности – вместе со всеми фонарями, окутывавшими Майки своим мягким светом. Однако он поступал очень легкомысленно, упражняясь на таком открытом, хорошо освещённом месте. Собственно, если принять во внимание характер превращения, над которым он работал, то его вообще никто не должен был бы поймать с поличным: у него в буквальном смысле слова прорезались глаза на затылке. И не только там. Он пытался выяснить, сколько глаз ему под силу вырастить. У него получилось пятьдесят три штуки; рассеянные по всему телу, словно волдыри ветрянки, большие синие глаза позволяли ему смотреть на мир под самыми разными углами.
Когда откуда-то сзади до ушей Майки донёсся изумлённый крик, все его глаза, для которых это было возможно, тотчас уставились на источник беспокойства и увидели пустившегося наутёк Хомяка.
Не теряя времени, Майки кинулся в погоню, превратив свои руки и ноги в щупальца – с их помощью он стремительно перебрасывал себя от одного фонарного столба к другому. Пролетев над головой Хомяка, он приземлился прямо перед ним и оскалил на него ряд мгновенно прорезавшихся клыков, отчего и без того крохотный умишко Хомяка усох до размеров горошины.
– Пожалуйста, пожалуйста, не надо делать мне больно! – захныкал Хомяк.
Глупость, конечно: Майки – вот досада! – никак не мог сделать ему больно, уж такова природа послесветов. Он превратил одно из своих щупалец в зазубренную зелёную клешню вроде тех, что бывают у насекомых, выбросил её вперёд и пригвоздил шею несчастной жертвы к фонарному столбу, который отозвался гулким звоном.
– Ты ничего не видел, понял? – проскрежетал Майки, с огромной радостью вслушиваясь в звуки собственного нечеловеческого голоса. – А если хоть словом обмолвишься кому-нибудь – враз откушу этой клешнёй твою бесполезную пустую голову!
Неважно, мог ли он претворить свою угрозу в жизнь; её вполне хватило, чтобы привести беднягу Хомяка к полному повиновению.
– Да, сэр, – пролепетал Хомяк. – Я ничего не видел! Ничего не видел!
Майки превратил клешню и щупальца в руки и ноги, затем втянул в себя все свои глаза, оставив только положенную по стандарту пару, с помощью которой продолжал прожигать Хомяка взглядом. Голос его тоже стал нормальным.
– А теперь возвращаемся к остальным. Делаем вид, что ничего не случилось, и тогда все будут счастливы и довольны.
Хомяк быстро-быстро закивал, отчего, кажется, было слышно, как затарахтели в его башке мозги:
– Конечно, конечно, все будут счастливы и довольны, – и побежал, спотыкаясь о собственные ноги.
Майки зашёлся в смехе и не мог остановиться. Он сделал правильный выбор – пусть лишь на одну минуту, но превратился в устрашающее чудище и запугал Хомяка так, что тот будет молчать как миленький; значит, цель достигнута. Майки не мог отрицать, что ему доставило величайшее удовольствие снова почувствовать себя монстром.
