Текст книги "Междуглушь"
Автор книги: Нил Шустерман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)
Глава 13
Прощай, прощай, мисс Американский Пирог [20]20
«Bye, bye, Miss American Pie» — популярная песня Джона Маклина, название и припев которой толкуют на разные лады. Мне больше всего нравится то толкование, которое даёт сайт сawa.ru: песня посвящена погибшему в автокатастрофе певцу Бадди Холли – в ней идёт речь о том, что «музыка умерла». Имеется в виду, что ушла эпоха рок-н-ролла. «Американский Пирог» – это вовсе не пирог, просто словом «pie» в те времена часто называли любимую, то есть сладкую, милую девушку. В песне есть также такие строчки, важные для нашей книги:
Да, я знаю, что ты влюблена в негоВедь я видел как вы танцуете в спортзалеВы оба сняли обувьДружище, я ведь врубаюсь в этот ритм-н-блюз!Я был одиноким влюбленным тинэйджером,С розовой гвоздикой и пикапом.Но я знаю, мне не повезло,В тот день, когда музыка умерла В то же время, «американский пирог», то есть, яблочный пирог – это как бы символ всего типично американского, правда, песня скорбит по его кончине.
Эта аллюзия в книге Н. Шустермана очень многогранна, как и многие аллюзии писателя, которые для русского читателя по большей части остаются непонятными. Попробуйте поразмыслить сами.
[Закрыть]
Алли не сказала бы, что общество нэшвиллских послесветов доставляло её особенную радость. Каждое облако имеет свои характерные черты; члены этой группы были настолько недружелюбными – даже когда старались проявить гостеприимство – что в их компании она чувствовала себя в лучшем случае неловко. Какое счастье оставить этих нелюдимов позади!
– Скинджекерам никто не доверяет, – промолвил Милос, как только они снова пустились в путь. – Книги Мэри Хайтауэр отнюдь не облегчают нам жизнь.
– Когда-нибудь, – сказала Алли, – я разоблачу её враньё.
– Когда-нибудь, – сказал Милос, – я буду не прочь разоблачить Мэри Хайтауэр самолично.
Майки хранил молчание на этот счёт. Алли внезапно осознала, что Майки теперь почти всё время хранит молчание. Он всегда отличался некоторой замкнутостью, но теперь так ушёл в себя, что шагать рядом с ним было истинным наказанием.
– Поговори со мной, Майки, – попросила она.
– Зачем? Мне нечего сказать.
– Ну, расскажи что-нибудь! Тогда и время пройдёт быстрей.
– Нет, не пройдёт, – возразил он, уставившись в спины идущих впереди Милоса, Лосяры и Хомяка.
Вот и весь разговор. Вновь воцарилась тишина; и хотя Алли так и подмывало нагнать остальных – принять участие в их болтовне и посмеяться – но она осталась с Майки. Ох, как это было ей не по душе!
На исходе дня они остановились на отдых, и оба – Майки и Милос – исчезли. Алли спросила Лосяру и Хомяка, куда они подевались. Лосяра, боковое зрение которого было сильно ограничено его шлемом, вообще редко когда замечал что-либо. Совсем иное дело Хомяк.
– Милос пошёл вон туда. – Он махнул рукой в сторону посёлка с одной стороны дороги. – Сказал, ему надо кое-что разведать.
– Что?
– Он не сказал, не сказал. Говорил только, что скоро вернётся.
– А Майки? Он ушёл вместе с ним?
При упоминании Майки Хомяк засуетился и стал ещё больше напоминать грызуна.
– Не, не, Майки с Милосом никуда не ходит. Я видел – он двинул в другую сторону. Я не знаю, что он там делает! Не знаю и не хочу знать!
С этими словами Хомяк бросил на Лосяру взгляд, полный такого страха, что тот пришёл в недоумение.
– Што ш тобой такое? – спросил Лосяра.
– Ничё, – пискнул Хомяк. – Почему это со мной что-то должно быть? А, а?
Странное поведение Хомяка должно было подсказать Алли, что дело нечисто, но её ум был настолько занят событиями последнего времени, что она предпочла закрыть на всё глаза – так было легче.
Когда позже вечером Милос вернулся, он цвёл улыбками, как майская роза.
– Я обещал, что сегодня будет самый лучший урок из всех, – обратился он к Алли. – Ты готова?
Алли не представляла себе вечера лучше, чем они провели в Гранд Оул Опри, но решила довериться Милосу. Он уже научил её столь многому – и не только чистой технике скинджекинга. Он убедил её в том, что она должна воспринимать себя и свои способности как должное. Она научилась получать удовольствие от скинджекинга – к лучшему или к худшему, но ей в первую очередь необходимо было научиться именно этому.
– Веди, – сказала она и вдруг осознала, что протянула Милосу руку.
Милос одарил её невероятно широкой и самой хитрой улыбкой из всех, которые она когда-либо у него видела, и отказался принять руку Алли. Она рассмеялась, чтобы скрыть своё смущение – похоже, этот жест уже стал их маленькой игрой – игрой только для них двоих. И у Милоса в ней было теперь преимущество.
* * *
Он повёл Алли в ближайший посёлок, фешенебельный пригород Нэшвилла. Здесь, на землях, которые когда-то принадлежали фермам, посреди обширных лужаек возвышались нарядные виллы. Весь посёлок состоял сплошь из извилистых улочек и тупичков. В лунном свете Алли сразу же утратила ориентировку, но Милос, казалось, был совершенно уверен в выбранном направлении.
Он остановился около большого дома, к которому полукругом подходили заставленные машинами подъездные аллеи. Изнутри доносилась музыка и гомон толпы.
– Вечеринка?
– Да! И мы собираемся принять в ней участие, хоть нас никто и не приглашал.
– Интересненько, – сказала Алли, вскинув на своего спутника взгляд, полный сомнения. – А у нашего сегодняшнего урока есть название?
Милос немножко подумал.
– Пожалуй, я не могу подобрать для него названия. Может быть, по его окончании ты сама сможешь что-нибудь предложить?
Входная дверь была им ни к чему – они прошли внутрь прямо сквозь боковую стенку и сразу же оказались посреди толпы «тушек»-подростков, которые занимались всем тем, за что родители Алли посадили бы свою дочь под замок, будь она жива: пили, курили и танцевали, слишком тесно прижавшись друг к другу телами, одетыми в весьма откровенные наряды. Ну и, само собой, среди всего этого разгула не наблюдалось ни одного взрослого.
– Как же мы были дураки, когда были живыми, – заметила Алли.
– Ах, я бы не прочь снова побыть таким дураком! – откликнулся Милос и указал в сторону кухни. – Пойдём туда.
На кухне не было такого столпотворения, здесь нашли себе уголок только с полдюжины ребят.
– Вот они! – воскликнул Милос, указывая на юношу лет семнадцати, разговаривающего с девушкой того же возраста. Одежда юноши выгодно подчёркивала его статную, спортивную фигуру. Его лицо также было очень привлекательным.
– Красивый парень, да?
Алли заставила себя пожать плечами.
– Я что-то не заметила.
– А она... – Милос указал на девушку, с которой разговаривал красавец, – мисс Американский Пирог.
Алли засмеялась. Девушка была чересчур хороша – весьма возможно, себе самой на беду. По внешности типичная блондинка-чирлидерша, которой Алли тут же приписала с полдюжины грехов: в голове свистит ветер; на экзаменах она, конечно, мухлюет вовсю; перемывает косточки собственным друзьям за их спиной; наверняка, вусмерть пьяна; и такие выдающиеся буфера, как у неё, просто не могут быть настоящими.
– Почему бы тебе не забраться в неё? – спросил Милос.
– Чего это ради?!
– Слушай, что тебе учитель говорит, – одёрнул Милос.
Алли вздохнула.
– Ну ладно, но предупреждаю – мне это не по душе.
Однако к собственному изумлению, она обнаружила, что была неправа. Во всём. Она не усыпила девушку. Во всяком случае, не сразу. Сначала Алли спряталась в дальнем закоулке её сознания, чтобы как следует разобраться в умственном ландшафте хозяйки. Девушка оказалась совсем не такой, какой её воображала себе Алли. Она была честна и умна, в жизни не трясла помпонами, и даже полупустая кружка с пивом, стоящая на кухонном столе, принадлежала кому-то другому. Алли была раздосадована, что все её скороспелые умозаключения не соответствовали действительности.
– Так что – ты собираешься принять предложение мемфисского университета? – спросил раскрасавец. – Потому как я думаю – тебе стоит это сделать. Тогда ты будешь поближе к дому, так ведь? К тому же... – Но внезапно он остановился, и что-то в нём неуловимо изменилось: разворот плеч, наклон головы... И глаза, хоть и остались карими, но в них вдруг словно бы проглянуло что-то голубое с белыми точками.
Вот теперь Алли осторожно погрузила свою хозяйку в сон и взяла полный контроль над её телом.
– Она тебе очень идёт, – сказал Милос.
– Спасибо... наверное?
Алли оглянулась вокруг. У девушки было отличное, ясное зрение, и всё кругом поэтому играло слишком яркими красками. Ничего, всё нормально. – Так я теперь, кажется, что-то вроде Золушки на балу?
– Как посмотреть. А я кто? Престрастный Принц?
– Прекрасный Принц, – поправила Алли и строго взглянула на своего спутника. – Думаешь, я не догадываюсь, ради чего ты всё это затеял?
Он не стал запираться.
– Окажи мне честь, – сказал он. – Всего один танец – больше я ничего не прошу.
– С какой это стати?
– В качестве благодарности за всё, чему я тебя научил.
– Как бы не так! Ты мне наврал. Ты сказал, что мы идём на урок, а не на бал!
– Это и есть урок, – настаивал Милос. – Иди-ка сюда! – Он подвёл её к зеркалу в прилегающем холле. – Взгляни на себя. До того, как мы встретились, ты не осмеливалась войти в кого-нибудь до такой степени красивого.
Девушка в зеркале, безусловно, была прелестна.
– Я никогда не чувствовала себя вправе...
– Почему? Ты такого низкого о себе мнения, что скинджекила только тех, кто менее привлекателен, чем ты? Почему не такую же красивую девушку, как ты сама?
Алли не могла отвести взора от зеркала.
– Я вовсе не красивая...
– Думаю, ты сама себя не видишь. Ты внутри такая, какая она снаружи. Впрочем, твоя наружность тоже очень даже хороша.
Наконец-то она оторвалась от отражения в зеркале и обернулась к нему.
– Мы должны вернуть этим людям их тела!
– Да, – согласился Милос, – но сначала станцуем.
Он протянул ей руку. Она долго-долго смотрела на неё, потом вложила свои пальцы в его ладонь, тем самым положив конец их маленькой игре в кошки-мышки. Сейчас начиналась новая игра.
Милос, воплотившийся в восхитительного молодого человека, повёл её в гостиную, где вся мебель была сдвинута к стенкам, чтобы освободить место для танцев. Звучала чёткая, ритмичная музыка, в середине комнаты танцевали пары, а также несколько человек без партнёров. Балерина из Алли была ещё та, но тело её хозяйки обладало столь сильной двигательной памятью, что проблема решилась сама собой. Алли вдруг затанцевала так, как никогда раньше не танцевала; и вскоре лоб её покрылся испариной. А она уже и забыла, как это чудесно, когда потеешь!
Одна мелодия перешла в другую, а они всё продолжали оживлённо двигаться – до конца этой песни, и всю следующую... Четвёртая оказалась медленным танцем, и Алли без затруднений скользнула в ритм. Руки Милоса обвились вокруг неё, притянули к себе, пространство между ними исчезло, и Алли почувствовала запах одеколона на шее Милоса... Она была вынуждена напомнить себе, что это не его шея и не его одеколон.
И только на середине песни до Алли дошло, что её носительница влюблена в этого парня. Конечно, сознание и душа девушки спали, но тело-то бодрствовало!
Внезапно в комнате стало жарко, словно в сауне. Пора на воздух!
Вырвавшись из объятий Милоса, она заторопилась вон, прокладывая себе дорогу сквозь минное поле танцующих пар, и вылетела через заднюю дверь, к обширному бассейну.
Здесь царила прохлада, но от развесёлой толпы всё равно не было никакого спасу. Стоял галдёж, подростки буйствовали и в воде, и на кромке бассейна; все шезлонги тоже были заняты; одна парочка сидела на краю джакузи и самозабвенно целовалась.
– Эй, найдите себе комнату! – выкрикнул кто-то.
Хотя Алли и отвела взгляд, но краем глаза продолжала следить за сладкой парочкой, не в силах оторваться от этого зрелища.
Она почувствовала, как вокруг её талии обвились чьи-то руки. Носитель Милоса. Она повернулась к нему, и снова расстояние между ними исчезло, и опять они стоят, прижавшись друг к другу, как во время танца. Милос провёл ладонью по её руке от плеча к кисти, отчего всё заимствованное тело Алли покрылось мурашками, а потом переплёл её пальцы со своими.
– Посмотри на меня, Алли, – тихо сказал он, и она подняла на него глаза. – Мы не нарушаем никаких правил. Эти двое уже встречаются. Они пришли на вечеринку, держась за руки.
Он коснулся лица Алли, и хотя та понимала, что самым умным в этой ситуации было бы высвободиться из его объятий, она этого не сделала.
– Некоторые вещи недоступны для нас в Междумире, – продолжал Милос. – Их можно почувствовать, только если у тебя живое тело. Ты понимаешь?
Она понимала. Она не была готова этому. При жизни Алли не довелось испытать ничего подобного, она не знала, насколько сильны, насколько ошеломительны могут быть телесные ощущения, как легко они могут заглушить голос рассудка.
– К тому же... – звучал в её ушах шёпот Милоса, – некоторые вещи в Междумире мы не в состоянии сделать... Зато здесь, в этих телах...
Он наклонился и поцеловал её. О, это было нечто совершенно иное, чем поцелуй в Междумире! Поцелуй послесветов – это знак соединения душ, в нём нет страсти, ему не хватает приземлённости, этого грубого ощущения плоти, от него не захватывает дух и два сердца не бьются во всё ускоряющемся сумасшедшем ритме...
В это мгновение Алли позабыла, кто она, где она... Она позабыла, что это вовсе не её тело. Она позволила сознанию девушки вынырнуть на поверхность, смешаться с её, Алли, мыслями, и в конце концов, она уже не в силах была понять, кто она – неизвестная девушка или вторгшаяся в её тело чужачка.
И на мгновение, лишь на одно мгновение, ей показалось, что всё правильно, всё так и должно быть. Это было прекрасно, совершенно. Да и как может быть иначе?
Их губы разомкнулись, и оба перевели дыхание.
– Мы могли бы стать друг для друга... чем захотим, – проговорил Милос.
На этот раз уже Алли приникла к нему и прижалась губами к его губам – ей хотелось, чтобы это безумное, головокружительное ощущение длилось и длилось. Её тело – то есть то тело, в котором она пребывала – трепетало от восторга.
– Эй, найдите себе комнату! – прокричал всё тот же насмешник, но его голос как будто доносился из параллельной вселенной.
Если бы в эту минуту Милос подхватил Алли и унёс в своих сильных, украденных у другого руках куда-то в тихое, уединённое место, возможно, она под влиянием страсти позволила бы ему всё...
Но мгновение миновало, рассудок вернулся, и она оттолкнула Милоса.
– Нет, Милос, нет!
Он, задыхаясь, взглянул на неё затуманенными желанием глазами:
– Почему нет?
Она не нашла что ответить, и он снова поцеловал её. Алли понимала, что если она забудется и отдастся поцелую, то не сможет совладать с собой и с радостью кинется в этот омут. «Это то, для чего мы предназначены, – говорил ей когда-то Милос. – Это то, что мы есть». Алли собрала всю свою волю в кулак и сказала:
– Урок окончен.
Она не смогла заставить себя вырваться из его объятий, поэтому она покинула тело прекрасной девушки и вернулась в Междумир.
Милос последовал её примеру секундой позже – как только понял, что Алли оставила своего носителя.
Алли стояла тут же, рядом. Хотя она понимала, что поступила правильно, но повернуться и уйти была не в силах. Оба послесвета испытали несколько неловких мгновений.
– Теперь ты скажешь, что тебе не понравилось, – смущённо проговорил Милос.
Алли покачала головой.
– Нет. Нет, не скажу.
Вот в этом-то и проблема.
Юноша и девушка рядом с ними, которые, что ни говори, уже были самой настоящей парой, вернулись к прерванному занятию – поцелуям; по всей вероятности, они решили, что их необычное, сверхъестественное приключение – всего лишь результат любовной страсти и игры гормонов. Алли наблюдала за ними, одной половиной своего существа желая быть на месте девушки, в то время как другая половина хотела, чтобы на месте юноши оказался... Майки.
Только теперь она обнаружила, что парень, выбранный Милосом, и в самом деле слегка походил на Майки. Интересно, а не по этой ли причине Милос выбрал именно его? Что он там такое сказал? «Мы могли бы стать друг для друга чем захотим»? Алли задалась вопросом, а не похожа ли девушка случаем на Оторву Джил?
– Может, в следующий раз? – спросил Милос с извиняющейся улыбкой.
– Нет, – ответила Алли и взяла его руки в свои – не из любви, а в знак симпатии. – Следующего раза не будет, Милос.
Она не сердилась на него за свершившееся. Он ведь её ни к чему не принуждал и не воспользовался моментом. Он всего лишь поступал как все парни, и, надо признать, в этом он был мастер.
– Плохо, – сказал Милос. – А я-то хотел провести тебя по красной дорожке на вручении Оскара. Мы могли бы станцевать в Белом доме...
– А сейчас кто вынашивает грандиозные планы?
Милос вздохнул.
– Теперь ты, наверно, захочешь вернуться одна? Или разрешишь мне сопровождать тебя?
– Ладно, поскольку мы оба идём в одном направлении, глупо было бы тащиться в одиночку.
Они двинулись к их привалу у дороги вдвоём, но всё же не вместе. Это была долгая и мучительно неловкая прогулка.
– Мне жаль, что всё так получилось, Милос, – сказала Алли на половине пути.
Но Милос покачал головой.
– Не надо, – сказал он. – Я задал вопрос, и твой ответ был «нет». Никогда не бойся сказать нет. Никому. Включая и меня.
В том-то и загвоздка: он всё равно был очарователен, даже потерпев поражение. Алли знала, что если бы Майки не стал уже частью её жизни, она могла бы влюбиться в Милоса, и Милос тоже это знал. Никогда раньше Алли не попадала в такое положение, когда надо было выбирать между двумя парнями. Некоторым девчонкам подобные игры даже нравились: изводить обоих – это же такое удовольствие! Алли возвращалась мыслями к тем мгновениям, когда она дразнила Майки Милосом, и осознала, что, должно быть, и сама не брезговала этой игрой. И ей ещё больше захотелось поскорее увидеться с Майки.
Единственное, чем утешалась Алли – это что её временная нечаянная потеря рассудка останется для Майки тайной. Он никогда не узнает.
Вот только...
...он знал.
Фактически, всё то время, что они целовались, он стоял рядом.
Глава 14
На странных ветрах
Когда Алли с Милосом вернулись на мёртвое пятно у федеральной автострады, они застали там Хомяка и Лосяру, но Майки нигде не было видно. Милосу, чьи ухаживания были отвергнуты, теперь не терпелось двигаться дальше. Ему совсем не улыбалось торчать здесь в ожидании Майки.
– Вот он всегда такой – вечно заставляет себя ждать, – ворчал Милос.
Алли кинулась на защиту друга.
– Да откуда тебе знать, какой он? Ты с ним едва знаком!
Милос почёл за лучшее не спорить.
Алли окинула взглядом окрестности: поля – как по ту сторону автострады, так и за своей спиной, посёлок, из которого они только что вернулись... Она пыталась разглядеть проблеск послесвечения её исчезнувшего друга, но в ярком свете луны всё окружающее, казалось, испускало мягкое сияние.
– Куда бы он ни делся, вряд ли ушёл далеко, – сказала она своим спутникам.
Но когда наступила полночь, а Майки по-прежнему не было, Алли забеспокоилась:
– А вдруг с ним что-то случилось?
Хомяк помалкивал, но Лосяра – наверно, переняв прежнее настроение Милоса – не мог сдержать раздражения:
– Да брошить его тут – пушть догоняет!
Однако Милос, досада которого уже улеглась, признал, что отсутствие Майки становится всё более подозрительным.
– Этому должно быть разумное объяснение, – рассуждал он. – Когда вернётся – устроим головомойку. А пока надо ждать.
Алли не спала всю ночь, не в силах избавиться от мыслей о том, что могло приключиться с Майки. А вдруг его похитили нэшвиллские послесветы? А что если он попал в одну из этих дурацких Мэриных ловушек? А что если... А что если... Но она знала, что просто хватается за соломинку. Нэшвиллских послесветов бояться не стоило – они сами всех боялись. Что до ловушек – не было никаких свидетельств того, что Мэри вообще когда-либо забиралась так далеко на запад.
Когда начало светать, а Майки так и не появился, Алли уже была вне себя от тревоги. Остальные ничего не предпринимали – даже Милос не представлял себе, как решить возникшую проблему. Только сейчас, этим ранним утром, Алли наконец обратила внимание на поведение Хомяка. Всю ночь парень ни словом не высказался по теме, однако был суетлив и непоседлив больше, чем обычно. Колени у него так и ходили ходуном, он постоянно переминался с ноги на ногу, избегая встречаться с Алли глазами. На этом он и погорел. Она обвинила его, осудила и вынесла приговор – всё в один миг.
– Это ты! – налетела она на беднягу, наставив на него обвиняющий палец. – Ты с ним что-то сделал!
Челюсть у Хомяка отвисла; несчастный затряс головой:
– Это не я! Не я! Я никогда бы ничего ему не сделал!
Он воззрился на Лосяру, который подался назад в надежде, что буря гнева Алли минует его, но поздно.
– Тогда вы оба! – завопила Алли. – Вижу по вашим физиономиям!
Лосяра под своим шлемом выкатил свои маленькие глазки-бусинки, словно загнанный в угол опоссум. Алли даже показалось, что он сейчас прикинется мёртвым.
– Мы ничего не делали! Милош, шкажи ей – это не мы!
Но Милос не торопился принимать чью-либо сторону.
– Вы оба врёте! – закричала Алли. – А ну выкладывайте, что вы с ним сотворили, или я вас на клочки порву голыми руками!
Она не сомневалась, что ей это удастся. Обвиняемые мгновенно уверовали в то же самое.
– Мы его пальцем не трогали! Клянусь, клянусь! – заканючил Хомяк. – Чтоб мне провалиться! Да я его так боюсь, что в жизни не решился бы к нему подступиться, честное слово!
Что он такое говорит?! Для Алли это странное высказывание послужило лишним подтверждением того, что Хомяк, конечно же, врёт.
Но тут наконец вмешался Милос:
– Боишься? Почему боишься?
Хомяк посмотрел на Милоса, потом на Лосяру и, наконец, на Алли.
– Я думаю... Я думаю, твой друг... он вроде как монстр...
Алли одарила его взглядом, полным такого отвращения и ненависти, что бедняга попятился.
– Правда-правда! У него по всему телу глаза... и ещё щупальца! Он их очень здорово прячет, но я-то знаю!
– Врёшь ты всё! – взревела Алли и налетела на него. – Забери свои слова ОБРАТНО! Врёшь! Забери ОБРАТНО! – И она принялась толкать, колотить и немилосердно трясти ошалевшего Хомяка.
Милос растащил их. И тогда Алли рухнула на землю и разрыдалась. Она плакала так, как никогда в жизни не плакала. Милос попытался утешить её, но она и его оттолкнула.
– Он врёт, – повторяла она снова и снова, и с каждым разом голос её становился всё слабее. – Он всё врёт...
– Может, Хомяк видел что-то другое, и подумал, что это Майки? – предположил Милос.
– Да, – встрял Лосяра, боднув голову Хомяка своим шлемом. – Ты ветшно видишь то, тшего нет!
– Но... но...
Милос поднял руку, призывая к молчанию, затем опустился перед плачущей Алли на колени и медленно, размеренно, словно следуя ударам метронома, проговорил:
– Я думаю... остаётся только предположить... что, может быть... Майки взял свою монету... и ушёл туда, куда уходят все.
– Не стал бы он этого делать! – возразила Алли. – Нет! Он никогда бы не ушёл, не попрощавшись!
– Может, это произошло неожиданно для него? – предположил Милос.
– Да-да – сказал Хомяк, – может, он просто вынул монету посмотреть на неё – а тут туннель и открылся, и всё, ты уже ничего не можешь поделать.
Как хотите, но Алли в это не верилось.
– Нет, тут что-то другое!
После долгой, тягостной паузы Милос сказал:
– Тогда будем ждать.
И они ждали до полудня. Они ждали до заката. Они ждали всю следующую ночь. Майки так и не вернулся, и Алли вынуждена была признать то, чего никак не хотела признавать: возможно, он не вернётся никогда.
Когда наутро солнце выглянуло из-за восточного горизонта, Милос подвёл итог:
– Пора уходить. Я сказал, что провожу тебя в Мемфис, а я своих обещаний не нарушаю.
Алли затрясла головой.
– Никуда я не пойду. Останусь здесь.
– Пусть остаётся, – вякнул Хомяк. – Какое нам дело до её проблем?
– Заткнись! – прикрикнул Милос.
Алли закрыла глаза. Всё пошло не так, как она планировала. В этом отношении Междумир ничем не отличался от мира живых.
– Оставь это, – уговаривал её Милос. – Ты должна идти дальше. Тебе надо попасть в Мемфис.
– Зачем? Почему это так важно?
Милос вздохнул.
– Потому что... Есть кое-что, о чём я тебе не рассказал.
Алли подняла на него взгляд и с едва заметным отвращением спросила:
– Что, опять уроки?
Он покачал головой и заговорил спокойным, сдержанным тоном:
– Больше никаких уроков. Просто есть вещи, которые каждый скинджекер должен узнать самостоятельно. В этом я не могу тебе помочь. Могу лишь указать правильное направление.
Алли засомневалась: а не напускает ли он на себя интересную загадочность с целью отвлечь её от мыслей о Майки? Или он всё-таки и в самом деле намекает на нечто существенное? В любом случае Милос прав – ей нужно двигаться дальше, потому что если она останется здесь, то скорее всего позволит земле поглотить себя.
– Хорошо, – тихо сказала она. – Ладно. – Она встала и постаралась собрать все свои оставшиеся силы. – Без Майки нам нет необходимости идти пешком. – Она взглянула на проносящиеся по дороге машины. – Давайте вселимся в кого-нибудь, кто и так едет в Мемфис, и через пару часов окажемся на месте.
А ещё Алли надеялась, что чем дальше она уйдёт от этого места, тем слабее будет боль.
* * *
Они добирались до Мемфиса чуть дольше, чем два часа. Сначала надо было найти на ближайшей стоянке для отдыха машину с четырьмя пассажирами и увериться, что они направляются в Мемфис – или по крайней мере едут через него.
Потом последовал спор между Лосярой и Хомяком относительно того, как это сделать – то ли полностью завладеть тушками, то ли просто спрятаться в дальних углах их сознания и – пусть нас везут!
– Прятаться – это для девчонок! – заявил Хомяк, чем вызвал праведный гнев Алли.
Проблема была решена, когда Лосяра признался:
– Да я прошто не умею прятатша. Шо мной так – либо вшё, либо ничего.
Должно быть, выучиться тонкостям скинджекинга было Лосяре не по зубам.
Наконец, они уговорились скинджекить в один присест целую семью, погрузить всех в сон и разбудить тогда, когда благополучно съедут с федеральной автотрассы на какую-нибудь придорожную стоянку. Семье придётся самой разбираться с необъяснимым явлением – каким образом из их жизни выпало несколько часов, – но они, во всяком случае, окажутся ближе к пункту своего назначения.
Милос сидел за рулём. Алли упорно избегала смотреть в зеркала – ей очень не хотелось, чтобы хоть что-нибудь напомнило ей о том, чем она сейчас занимается. Лосяра с Хомяком устроились на заднем сиденье – они забрались в пару шестилетних близнецов и очень весело проводили время за перепалками и ковырянием в носу. Очевидно, эти два обормота попали в свою стихию.
Они остановились на восточной окраине города, припарковались и разбудили приютивших их путников, счистившись с них и оставив самостоятельно соображать, куда подевалась пара часов их жизни. Алли, однако, задержалась чуть дольше – как раз на столько времени, чтобы дать женщине почувствовать своё присутствие и заверить, что всё хорошо и беспокоиться не о чем. Это было самое меньшее, что она могла для них сделать.
В ту же секунду, как наши путники оказались в Междумире, они ощутили тот самый ветер, о котором говорили нэшвиллские послесветы. Он настойчиво и ровно дул с запада. Тогда как ветры живого мира проходили прямо сквозь них практически незамеченными, с этим ветром дело обстояло иначе.
– Они говорили, что чем ближе к реке, тем сильнее дует, – сказал Хомяк.
– Што-то мне это не нравитшя, – добавил Лосяра.
Даже Милосу, казалось, стало не по себе.
– Поговаривают, будто Междумир кончается у Миссисипи, но я никогда этому не верил. А сейчас начинаю думать, что это, пожалуй, правда, и ветровая завеса не пускает нас на другой берег реки.
– Хорошо, что Мемфис лежит на этом берегу, – проронила Алли. До ветра ей не было дела. Впрочем, теперь ей по большей части всё стало безразлично. После ухода Майки она словно окаменела.
Ну, вот она и добралась. Адреса она не знала, но тут ей поможет её обычная изобретательность. Поиски родных, возможно, займут какое-то время, но в конце концов она добьётся своего. Хорошо бы не заниматься этим в одиночку, но ей бы хотелось иного помощника, чем Милос. Кажется, Милос и сам это понимал, потому что именно здесь распрощался с нею.
– Мы отправимся на север, – сообщил он. Ему приходилось говорить громко, чтобы перекрыть свист ветра. – Послесветы в Нэшвилле слышали, будто в Иллинойсе объявилась девушка-скинджекер.
– Оторва Джил?
– Будем надеяться.
Позади них переминались Хомяк и Лосяра – им не терпелось отправиться дальше, – но Милос не торопился.
– Я надеюсь, ты найдёшь своих, – сказал он Алли. – А когда это произойдёт, ты увидишь всё совершенно в другом свете.
После чего он поцеловал ей руку и повернулся, чтобы уйти.
Лосяра и Хомяк вежливо помахали ей на прощание, затем вся троица забралась в проходящих мимо «тушек», и Алли осталась одна.
* * *
Позже в этот день в одной из церквей Мемфиса Кевин Дэвид Барнс, двадцати четырёх лет, венчался с Ребеккой Линн Дэнбери, двадцати двух лет. Жених, в будничной жизни несколько небрежный в одежде, выглядел очень даже неплохо в своём фраке, а уж про невесту и говорить нечего – все сошлись на том, что так должна выглядеть идеальная во всех отношениях невеста.
Когда священник в заключение церемонии произнёс самые торжественные слова, Кевин Барнс откинул вуаль с лица молодой и подарил ей долгожданный поцелуй. Он никак не мог знать, что за смятенными, взволнованными мыслями его жены пряталась Алли. Девушка не крала у счастливой юной женщины чудесное мгновение, она переживала его вместе с ней, питая надежду испытать хотя бы кроху чужого счастья. Когда молодожёны разомкнули уста, Алли разразилась слезами. Она плакала по Майки – юноше, которого потеряла; плакала по Милосу – юноше, которого отвергла; и ещё она плакала потому, что этот волшебный миг – не её, чужой; что она никогда не вырастет и ей не исполнится двадцать два, как Ребекке Линн Дэнбери. Она никогда не пойдёт на выпускной бал, не прошествует в белом платье по проходу в церкви, не станет матерью... Она послесвет, а для послесветов всё это было за гранью возможного.
Хотя Алли изо всех сил старалась справиться с собой, её чувства передались невесте, и та тоже расплакалась. И все собравшиеся зааплодировали, умилившись при виде этих слёз радости.
